Из письма к О. И. Сулержицкой 8 страница
Но отчего же мне не скажут прямо: бросьте, ваши хлопоты лишни, они не нужны и не ценятся. Я бы никого не мучил и жил бы в свое удовольствие. Теперь же получается дурацкая роль. Работаю для тех, которые в этом и не нуждаются.
Я очень, очень устал. Я отказался от личной жизни. Моя жизнь проходит на репетиции, на спектакле, и, как сегодня, в свободный вечер -- я лежу, как будто после огромной работы, почти больной.
Так жить тяжело.
Приносить ненужные жертвы -- глупо, и отравлять другим жизнь -- грешно. Надо предпринять что-то решительное, но что -- не знаю.
Пусть научат меня...
У меня всей моей жизнью выработан план -- ясный, определенный.
Очевидно, он не подходит. Другого у меня нет. Пусть предлагают другой. Никто не предлагает.
Слышу противоречивые, случайные, бессистемные, вялые предложения.
Пусть кто-нибудь предложит что-нибудь цельное, крепкое, ясное, определенное, но пусть не толкутся на одном месте, желая, чтоб все шло по-старому.
Все и всё запрещают, и никто ничего не предлагает, никто ничего не предпринимает, чтоб облегчить нашу тяжесть, и мы играем, играем, стареем, сгораем... И все предчувствуют катастрофу, и никто не старается ее отвратить.
Пусть я неправ... Я охотно отойду в сторону со своими планами, и пусть действуют другие...
Но только пусть действуют, а не собираются, не сердятся, не ревнуют друг друга и не заседают так долго. Я на все готов, и больше всего на то, чтоб уступить дорогу тем, кто хочет действовать. Ни на кого не сержусь и никого не хочу обижать. Только дела, дела.
|
|
|
Ваш К. Алексеев
Л. А. Сулержицкому
1911 г. 22 декабря
22 декабря 1911
Москва
Милый Лев Антонович!
Сегодня Вы не были в театре, вчера не поехали к нам...
Или Вы захворали, и тогда напишите словечко о состоянии здоровья, или Вы демонстративно протестуете и сердитесь, и тогда мне становится грустно, что работа, начатая радостно, кончается так грустно.
Когда я стою перед такими догадками, я чувствую себя глупым и ничего не понимаю. Чувствую, что мне надо что-то сделать, что-то понять, и не знаю и не понимаю, что происходит. Вы рассердились на Крэга за перемену освещения? Не верю и не понимаю. Ведь декорацию и идею создавал Крэг... Казалось бы, ему лучше знать, что ему мерещилось... 1. Как смешон Ганзен, считающий "Бранда" своим произведением2, так был бы смешон и я, принимая ширмы и идею постановки "Гамлета" за свое творение. Победителей не судят, а ведь "Мышеловка" имела вчера наибольший успех3.
Кроме того. Разве Вы не почувствовали третьего дня, когда Качалов пробовал играть в темноте, только что установленной Крэгом, что в ней-то (т. е. в темноте) и спасение всего спектакля. И действительно, вчера темнота закрыла все недоделанное. И боже, как выступили недостатки Болеславского4, когда свет осветил его всеми рефлекторами! И последняя картина сошла именно потому, что свет скрыл всю оперность костюмов.
|
|
|
Есть предположение, что Вы обиделись за афишу. Но при чем же я? 5
Крэг закапризничал, отверг все предложения. Театр требует, чтобы было имя Крэга, так как сделанный им скандал стал известен в городе. Крэг требует на афишу мою фамилию, так как боится ответственности и запасается мной, как козлом отпущения. Среди всех этих хитросплетений я должен примирить Крэга с Вами или Вас -- с Крэгом, так как не могу стоять один на афише. Я ничего не соображаю в такие минуты. Иду за советом к Вам, а Вы мне говорите о "Синей птице". И я уже тогда ничего не понимаю. Неужели этим закончится так хорошо, дружно начатая работа? Если да -- тогда надо бросать лучшее, что есть в жизни,-- искусство и бежать из его храма, где нельзя больше дышать.
Нельзя же жить, жить -- и вдруг обидеться, не объяснив причины. Что Вы обижены на Крэга -- понимаю, хоть и жалею. Но... Крэг большой художник, наш гость, и в Европе сейчас следят за тем, как мы примем его творчество. Не хочется конфузиться, а учить Крэга -- право, неохота. Не лучше ли докончить начатое, тем более что остался всего один день.
|
|
|
Смените гнев на милость и не портите хорошего начала дурным концом.
Завтра в 2 часа устанавливаем появление призрака в спальне6.
Обнимаю Вас.
К. Алексеев
Г. Н. Федотовой
8 января 1912
Глубокоуважаемая, дорогая и искренно любимая
Гликерия Николаевна!
Вечером, при официальном публичном чествовании, мы будем иметь радостный случай приветствовать Вас как одну из самых замечательных артисток нашего времени1.
Теперь же, днем, пока Вы у себя дома, хочется, потихоньку от всех, интимно, сказать Вам много теплых слов и передать самые чистые чувства благодарности, накопившиеся за много лет в наших сердцах.
В важные минуты нашей артистической жизни Вы являлись то в роли заботливой матери, то в роли мудрой советницы, то друга и товарища по искусству с молодой и увлекающейся душой.
Вы провели меня на сцену, когда я постучался в Ваш класс при императорском Театральном училище.
На развалинах Общества искусства и литературы Вы пришли без зова к небольшой, всеми брошенной группе любителей, Вы сели за режиссерский стол и сказали: "Теперь давайте работать".
|
|
|
Вы поддержали в нас веру в будущее и научили нас служить искусству.
Теперь, перенеся свою деятельность в большое дело, мы часто вспоминаем наши маленькие репетиционные квартирки, где Вы учили нас не только искусству, но и тому, как надо приносить жертвы и труд любимому делу.
Низко кланяемся Вам за то добро, которое Вы сеяли вокруг себя так, что левая рука не знала о том, что творила правая.
В ознаменование сегодняшнего важного для русского искусства, общества и нашего Художественного театра дня -- позвольте мне, при личном свидании с Вами сегодня вечером, передать Вам от себя и жены чек на тысячу рублей, которые мы просим Вас употребить на добрые дела, так как Вы, лучше чем кто-либо, сумеете употребить их для настоящего добра -- нуждающимся.
Мысленно и с любовью вспоминая милого и незабвенного Сашу2, мы еще раз шлем Вам нашу искреннюю любовь и благодарность за все добро, которое Вы сделали для нас, для Общества искусства и литературы, для Художественного театра, для русского искусства и общества 3.
Душевно и навсегда преданные и почитающие Вас
М. Лилина (Алексеева)
К. Алексеев (Станиславский)
8/I 912.
Москва
415*. M. П. Чеховой
28 января 1912
Дорогая Мария Павловна!
Мы самым искренним образом тронуты Вашим вниманием, памятью и присылкой первого тома писем милого Антона Павловича.
Великолепное издание, трогательное благоговение к памяти покойного, чудесный текст, очаровательные письма.
Спасибо, спасибо, спасибо.
У меня есть еще несколько писем Антона Павловича, которые я пришлю Вам на днях.
Сердечно преданные и любящие Вас
М. Алексеева
К. Алексеев
1912--28--I Москва
416*. В. Э. Мейерхольду
10 февраля 1912
Москва
Глубокоуважаемый Всеволод Эмильевич!
Я искренно тронут Вашим милым письмом, продиктованным хорошим чувством, и очень благодарю Вас и г-на А. Головина1.
Где работа и искания -- там и борьба. Мы боремся, но так, что я не смею жаловаться на противников. Напротив -- я их уважаю. Больше же всего приходится страдать от самого "театра".
Боже, какое это грубое учреждение и искусство! Я совершенно изверился во всем, что служит глазу и слуху на сцене. Верю только чувству, переживанию и, главное,-- самой природе. Она умнее и тоньше всех нас, но...!!?
Жму Вашу руку.
До скорого свидания.
К. Станиславский
1912 февр. 10
417*. И. К. Алексееву
15 мая 1912
Варшава
Дорогой мой мальчик, нежно любимый друг!
Ты получишь это письмо накануне экзаменов. Я уверен, что все пойдет хорошо, что твои большие труды не пропадут даром и увенчаются успехом. Тем не менее наступает один из моментов твоей жизни, когда необходимо с твоей стороны мужество. Я хочу издали помочь тебе добыть его в себе. Не словами и поучительными фразами возбуждается оно, а кое-какими мыслями. Слабый человек теряется в решительную минуту и ничего не находит лучше, как горевать или раскаиваться о прошлом, или мечтать о будущем. "Отчего я вовремя не подготовился!" "Поскорее бы проходило это испытание!" Так вздыхает слабый, как раз тогда, когда надо действовать. Сильный человек говорит себе так: "Не время рассуждать о том, чему не поможешь! Хорошо ли, дурно ли я подготовился -- сейчас не важно. Важно -- возможно лучше воспользоваться тем, что есть. Для этого надо 1) быть бодрым и свежим, насколько это возможно. Поэтому буду особенно правильно питаться, спать, гулять и не переутомляться. 2) Надо устранять все, что мешает энергии. Поэтому буду во что бы то ни стало избегать всяких пессимистических предположений, вроде: "а что будет, если я провалюсь", "а что, если я выну такой-то билет".
Это все равно что читать ругательные рецензии как раз перед выходом на сцену. Надо делать так, как делает Немирович. Затеял ли поездку он или начал сезон -- он никогда не справляется о том, кто что предсказывает или какие сборы; их он считает потом, когда подводится итог сезона, а во время кампании он только заботится, чтобы как можно лучше воспользоваться минутой и тем, чем располагают он сам и театр.
Ложась спать, старайся думать о том, что клонит к подушке, а не толкает от нее. Коли суждено выдержать, так выдержишь экзамен, не суждено -- ничего не сделаешь.
Да, неприятно провалиться, потому что -- скучно, но беды в этом нет никакой, так как это случай, и, по-моему, ты сделал все, что нужно и что должен был сделать. Итак, в решительную минуту думай о том, что близко и прямо относится к делу, и ни о чем другом. А когда экзамены пройдут, мы будем думать, что они принесут. Итак, делай, что надо, и ничего лишнего.
Кончаю на следующий день, перед самым отъездом в Киев1. Вчера, не успев докончить письма, я пошел доигрывать последний акт. Сыграл, разгримировался, акт кончился. Бегут ко мне (Немирович уже уехал). Что делать, публика скандалит. Скалой (губернатор) со всей свитой -- стоит, хлопает и ждет выхода артистов. Пока советовались, пока разгримировались, пока оделись -- прошло добрых 15 минут, а публика все скандалит. Пришлось в пиджаках, с едва стертым гримом выходить раз 10--15. Фурор был страшный. Сегодня не дают покоя польские артистки. Все хотят переходить на русскую сцену. Привезем с собой целую труппу и будем кричать в России: "Еще Польша не сгинела!"
Обнимаю крепко-крепко тебя и Кирюлю. Мысленно благословляю и от души желаю, чтобы время экзаменов для тебя и Киры прошло быстро и неутомительно. О Кириных экзаменах ничего не знаю, а спросить боюсь -- она девица строгая, но вумная и добрая, поэтому напишет, когда будет нужно.
Бабушку обнимаю, Кирюлю -- нежно целую, тебя благословляю, Володе жму руку, а всем кланяюсь.
Нежно любящий тебя
папа
418*. О. В. Гзовской
15/VII--912. Ессентуки
15 июля 1912
Дорогая Ольга Владимировна!
11 июля мы написали Вам телеграмму, но не послали ее. Вспомнилась история такой поздравительной телеграммы, посланной Чехову. Ее послал Тихомиров, наш бывший, а теперь покойный артист. Чехова разбудили, он взволновался, с него взяли рубль, а когда он увидал измокшего нарочного, который привез верхом ненужную телеграмму, Чехов от себя прибавил ему другой рубль. Распечатали -- "Приношу сердечное поздравление". Антон Павлович бросил телеграмму и заявил: "Напишите же ему, что я его роль в пьесе вычеркнул, а ему дам другую роль -- почтальона, который привозит телеграмму и сейчас же уезжает".
Я испугался такого же пассажа. Нет, в далекое имение не следует посылать телеграмм. Решил написать письмо, но с лечением, с поездкой всех наших на Бермамыд (в восторге; я не был, так как беру теплые ванны), с переездом жены из Кисловодска в Ессентуки, с именинами матери жены, с болезнью Базилевского (он стер ногу, засорил рану, и у него сделалось заражение; теперь сделали операцию и стало лучше), с приставаниями принять участие в одном спектакле и пр. и пр.-- только сегодня собрался написать, как раз в день ангела другой Вашей половины, т. е. супруга. Поздравляю же Вас с прошедшим и Владимира Александровича -- с настоящим днем ангела. Чего Вам пожелать?.. Много у меня заветных желаний припасено для Вас, но боюсь, что Вы от них будете отмахиваться,-- при свидании поговорим. Получил подробное и восторженное письмо о Вас от Шморанца1. Все собираюсь ответить ему на французском языке, но никак не соберусь. Когда отвечу, пришлю письмо его. Спасибо за Ваше письмо. Прочел с большим интересом. Сегодня жена переехала сюда, в Ессентуки, а я через три-четыре дня еду в Кисловодск (д. Ганешина). Там дети, Бравичи, Качалов, Базилевский, Эфрос, Смирнова. Погода у нас адская. Я похудел. Очень много пишу 2. Стахович пишет мне, что театр нанял помещение для студии 3. Об остальном, что делается в театре, ничего не знаю. Грибунину лучше, Муся начинает приходить в себя. Вот и все новости. Письмо очень скучное и глупое, так как я ничего не вижу и все пишу, пишу. Напишите и Вы мне еще...
Сердечно любящий Вас
К. Алексеев
Целую ручки, мужу поклон, наши кланяются.
К. Алексеев
419*. Вл. И. Немирович-Данченко
Июль 1912
Дорогой Владимир Иванович!
Я очень тронут и благодарен Вам и театру за то, что мне поверили на этот раз и помогли сделать то, без чего, по моему глубокому убеждению, наш театр должен замереть на месте и зайти в тупик. Разве кто-нибудь из нас знает, что нужно теперь делать, куда нужно теперь вести актеров, какие пьесы играть? Тяжелое и трудное время. Надо искать и искать... Чего? Не знаю, или, вернее, только предчувствую. Если же ничего из этих поисков не выйдет, значит, устарел, пора на покой, пора давать другим дорогу.
По-видимому, квартира великолепна1. Такой роскоши, по размерам, я и не ожидал. Как разместиться? Что надо, что будет происходить в этой квартире:
1) Прежде всего -- репетиции Мольера, которые сначала пойдут за столом (т. е. могут и в маленькой комнате), а уже потом перейдут на большую сцену.
2) Ежедневные упражнения с теми, кто знает теорию (актеры, ученики). То я, то Сулер.
3) Теория для актеров и учеников, которые не знают ее (вновь вступившие -- Чехов, Вырубов, ученики вновь принятые, те из старых, кто поверил и захотел познакомиться с пропущенным). То я, то Сулер.
4) Сотрудники старые и новые -- Вахтангов и, быть может, еще кто-нибудь, кто обнаружит свои знания. Это все надо выполнить и наладить в первую очередь.
5) Когда это наладится, нужно будет думать о том, чтоб тем, кто совсем понял систему и овладел ею, дать применение. На первое время в спектаклях для себя (не для публики). Тут надо принять два способа: 1-й -- отрывки или миниатюры, для проверки на деле воспринятого (т. е. под присмотром моим и Сулера). Другие отрывки или миниатюры -- самостоятельная работа.
Конечно, желательно не один раз, а несколько раз давать упражняться и показывать публике (своей) то, что сделано. Хорошо бы поэтому отрывки подбирать с известным расчетом. На это у меня есть свой план, но пока я подожду говорить о нем.
6) Надо наладить мастерскую для режиссеров, чтоб искать новых возможностей сцены, освещения, народных спектаклей бродячих трупп, петрушек, марионеток, новой архитектуры театра, спектаклей в больших залах, цирках, передвижных театрах и пр. и пр. Часто эти поиски в самых разнообразных областях нужны не для того, чтобы заниматься петрушками и народными театрами, а для того, чтоб, распустив щупальца в разные стороны, найти новые пути для нашего театра.
7) Пробы по новому способу писания пьес и по новому виду искусства...2. О других мечтаниях пока умалчиваю. Как же приспособить квартиру для этих целей?
Итак, надо: а) Комната со сценой, с освещением, где можно было бы давать спектакли. Помостьев -- не надо. Как приспособить потолок и перемещающийся занавес, я объяснил Базилевскому. В этой же комнате нужен складной стол для бесед, два покойных кресла и венские стулья. Освещение той части комнаты, где публика (т. е. пока проводка). Освещение сцены -- подвесное, передвижное (объяснил Базилевскому).
б) Нужна комната для занятий Сулера или моих -- за столом.
в) То же для занятий Вахтангова.
г) Для работ режиссеров.
д) Сборная.
е) Передняя.
ж) Курильня.
з) Стол для хозяйственного отдела,
и) Кабинеты для меня и Сулера.
Я распределяю так:
???? Здесь д.б. рисунок (в книге стр. 544)
Не видя квартиры, можно сделать ошибки. Но пока важно запастись тремя пунктами для репетиций и провести освещение. Тогда без потери времени можно будет начать работу с 1 сентября.
Что же надо для этого?
1) Сделать так, чтобы в трех комнатах можно было заниматься одновременно. Если стены тонки и пропускают звук, обить их чем-нибудь. Если двери тонки, сделать войлочные занавески с одной или с двух сторон. Из таких стен надо обратить внимание на стены А -- В -- С и Е -- FH. Что касается перегородки В -- D, то ее пока подождать делать. Боюсь, что комнаты будут малы и одна из них выйдет без окон.
Еще вопрос о том, куда девать сторожа и женщину-сторожиху, которых, вероятно, придется иметь. Последняя, быть может, приходящая, а для первого надо будет найти место (может быть, переносная койка).
Л. Я. Гуревич
3 августа 1912
Кисловодск
Дорогая и многоуважаемая
Любовь Яковлевна!
Я виноват несказанно, но Вы меня простите. У меня только 2 месяца для моей работы, без которой я не могу итти дальше в исканиях, во время сезона.
Я гоняюсь целый месяц за вновь ощупанным ощущением при творчестве и не могу ни на один день перервать эту работу, чтобы не потерять следов. Устал, а не отдохнул. Единственная поддержка: воздух и горы. Простите поэтому за эту бумагу. Только с блокнотом на коленях можно писать, сидя в горах, переходя с лавки на лавку, смотря по направлению лучей солнца.
Постараюсь ответить по пунктам. Пока в общих чертах, так как очень тороплюсь, чтобы продолжить работу и не упустить пойманных следов.
1) Не думаю, чтоб в архивах театра Вы нашли много интересного1. Там его собирают какие-то нелепые барышни, нехотя, кое-как. Самое важное я им не даю, так как знаю, что они затеряют. Во всяком случае, я всегда могу взять из архива, что Вам нужно, и передать Вам, помимо Владимира Ивановича. Важно, чтоб Немирович-Данченко дал свои данные и пояснения для общей эволюции театра 2.
2) Если будете находить автографы в папках, очень прошу их откладывать и отдельно передать мне при свидании.
3) Конечно, лучше поместить все в отдельную большую книгу. Не дай бог, когда в библиотеке заведется книжонка с биографией актера Южина, Самарина, Федотовой и т. д. Жизнь актера не нужна и не интересна. А жизнь целой полосы и этапов искусства нужна и важна. При ней нужна и биография того, кто участвовал в эволюциях искусства.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 437; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!