В. В. Королеву и Ф. Н. Щербачеву 2 страница



397*. Г. С. Бурджалову. 1911, май 28

398. В. С. Врасской. 1911, май 30

399. М. П. Лилиной. 1911, июнь

400. Из письма к М. П. Лилиной. 1911, июнь 12

401*. Из письма к М. П. Лилиной. 1911. июнь 21

402*. А. А. Стаховичу. 1911, июнь

403*. О. В. Гзовской. 1911, июль 5

404. Из письма к М. П. Лилиной. 1911, август 2

405. М. П. Лилиной. 1911, август

406. М. П. Лилиной. 1911, август 13

407*. А. А. Санину. 1911, сентябрь 14

408*. Н. Ф. Скарской. 1911, сентябрь (до 16)

409. Л. Я. Гуревич. 1911, октябрь 4

410*. В. Ф. Грибунину. 1911, ноябрь 4

411*. Я. Квапилу. 1911, ноябрь 16

412*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1911, декабрь (до 15)

413. Л. А. Сулержицкому. 1911, декабрь 22

414. Г. Н. Федотовой. 1912, январь 8

415* М. П. Чеховой. 1912, январь 28

416*. В. Э. Мейерхольду. 1912, февраль 10

417*. И. К. Алексееву. 1912, май 15

418*. О. В. Гзовской. 1912, июль 15

419*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1912, июль

420. Л. Я. Гуревич. 1912, август 3

421*. Л. А. Сулержицкому. 1912, август

422. Из письма к М. П. Лилиной. 1912, сентябрь 2

423. Л. Я. Гуревич. 1912, сентябрь 12

424*. В. В. Лужскому. 1912, сентябрь 14

425*. В. В. Лужскому. 1912, сентябрь -- октябрь

426. Л. Я. Гуревич. 1912, октябрь 20

427*. Из письма к Л. Я. Гуревич. 1912, октябрь 21

428*. А. А. Стаховичу. 1912, ноябрь 9

429*. А. Н. Бенуа. 1912, ноябрь 30

430*. А. Н. Бенуа. 1912, декабрь 9

431*. A. H. Бенуа. 1913, февраль 19

432. Л. Я. Гуревич. 1913, март 14

433*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1913, март

434. А. Н. Бенуа. 1913, апрель 6

435*. О. В. Гзовской. 1913, апрель 6 и 7

436*. М. Ф. Андреевой. 1913, апрель 9

437*. О. В. Гзовской. 1913, апрель 16

438*. О. В. Гзовской. 1913, апрель 18

439*. А. А. Блоку. 1913, апрель 19

440*. О. В. Гзовской. 1913, май 25

441*. Н. А. Попову. 1913, май (после 27)

442. Л. Я. Гуревич. 1913, июнь 13

443*. H. E. Эфросу. 1913, июнь 13

444*. А. Н. Бенуа. 1913, июнь 26

445*. О. В. Гзовской. 1913, июль 13

446*. А. Н. Бенуа. 1913, июль 19

447*. И. К. Алексееву. 1913, июль 20

448*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1913, июль 20

449*. О. В. Гзовской. 1913, июль 22

450. Из письма к М. П. Лилиной. 1913, август 27

451. Из письма к М. П. Лилиной. 1913, август 31

452*. К. К. Алексеевой. 1913, октябрь 8

453*. К. К. Алексеевой. 1913, октябрь 10

454*. В. Я. Брюсову. 1913, октябрь 17

455*. Из письма к Л. Я. Гуревич. 1913. Середина октября

456*. К. К. Алексеевой. 1913, октябрь 24--26

457*. Г. Н. Федотовой. 1913, ноябрь 7

458*. Театру Народного дома гр. Паниной в Петербурге. 1913, ноябрь 22

459*. А. Н. Бенуа. 1913, ноябрь

460*. А. Н. Бенуа. 1914, январь 10

461*. Л. Я. Гуревич. 1914, февраль (между 3 и 24)

462. М. П. Лилиной. 1914, июнь 7

463*. Л. А. Сулержицкому. 1914, июль 11

464*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1914, июль 15

465*. Из письма к Л. А. Сулержицкому. 1914, июль 15

466*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1914, август 8

467*. В. С. Алексееву. 1914, август 9

468*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1914, август 16

469. Л. Я. Гуревич. 1914, сентябрь 16

470. Л. Я. Гуревич. 1914, октябрь 2

471*. Л. А Сулержицкому. 1914, октябрь 27

472*. M. E. Пятницкому. 1914, декабрь 3

473*. К. К. Алексеевой. 1914, декабрь 12

474. Л. Я. Гуревич. 1914, декабрь 11

475*. H. Ф. Скарской. 1914, декабрь 11

476*. А. Н. Бенуа. 1914, декабрь 14

477*. Вл. И. Немировичу-Данченко, 1915, январь 9

478*. К. М. Бабанину. 1915, март 23

479. М. Г. Савиной. 1915, март 28

480. А. Н. Бенуа. 1915, апрель 1

481*. В. А. Теляковскому. 1915, апрель 7

482*. Н. В. Делен-Волконской. 1915, апрель 11

483. Из письма к М. П. Лилиной. 1915, июль 3

484. Из письма к М. П. Лилиной. 1915, июль

485. Из письма к М. П. Лилиной. 1915, июль 30

486. Из письма к М. П. Лилиной. 1915, август 2

487. А. Е. Молчанову. 1915, сентябрь 13

488. Ф. И. Шаляпину. 1915, сентябрь

489*. В. А. Теляковскому. 1915, декабрь 16

490*. А. Н. Бенуа. 1916, январь 5

491. Л. Я Гуревич. 1916, январь 5

492*. В. Я. Брюсову. 1916, январь 31

493. Л. Я. Гуревич. 1916, апрель 12

494*. Л. А. Сулержицкому. 1916, май 15

495*. И. К. Алексееву. 1916, июнь 30

496*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1916, август 11

497*. К. К. Алексеевой. 1916, август

498*. Л. А. Сулержицкому. 1916, сентябрь 18

499*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1916, сентябрь

500*. К. К. Алексеевой. 1916, сентябрь 21

501*. В. В. Лужскому. 1916, октябрь (до 21)

502*. А. Н. Бенуа. 1917, январь 5

503*. Н. А. Котляревскому. 1917, март 3

504*. Н. А. Котляревскому. 1917, март 28

505*. А. Л. Шахматову. 1917, апрель 10

506. А. Ф. Кони. 1917, апрель 11

507*. В. В. Котляревской. 1917, май 23

508*. О. В. Гзовской. 1917, май 27

509*. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1917, сентябрь 15

510*. В. В. Лужскому. 1917, сентябрь

511. Вл. И. Немировичу-Данченко. 1917, октябрь 5

512*. В. В. Лужскому. 1917, октябрь (до 11)

 

Комментарии

Указатель имен

Указатель драматических и музыкально-драматических произведений

 

 

Письма К. С. Станиславского

 

Письма Станиславского занимают особое и значительное место в его наследии. Об этом свидетельствует уже одно только их количество: в различных архивах, музеях и частных собраниях хранится около двух тысяч писем Станиславского и его автографов на книгах и портретах. Но даже и эта большая цифра, судя по многим данным так называемой встречной корреспонденции, охватывает далеко не все эпистолярное наследие Станиславского. До сих пор еще остаются, к сожалению, недоступными многие письма, хранящиеся у частных лиц как в нашей стране, так и за рубежом.

Не претендуя на полноту собрания, мы публикуем все те известные нам письма Станиславского, которые представляют наибольший интерес при изучении его жизни и творчества. Они располагаются в двух томах в хронологическом порядке; приблизительно две трети публикуемых писем впервые становятся достоянием советского читателя.

Круг адресатов Станиславского, включающий более двухсот имен, очень определенно характеризует круг его интересов, привязанностей, творческих тяготений. Среди его адресатов много людей, которым он пишет постоянно или часто, и почти совсем нет случайных фигур. Наиболее обширны серии писем к Вл. И. Немировичу-Данченко, А. П. Чехову, М. П. Лилиной, О. Л. Книппер-Чеховой, критику и другу Художественного театра Л. Я. Гуревич, артистке Александрийского театра В. В. Котляревской-Пушкаревой, считавшей себя ученицей Станиславского и проявлявшей на протяжении многих лет постоянный живейший интерес к его творчеству.

Среди писателей и поэтов, с которыми Станиславский переписывается в разные годы, -- А. А. Блок, В. Я. Брюсов, С. А. Найденов, Е. Н. Чириков; сохранились и ранние его письма к Л. Н. Толстому.

Есть основания полагать, что письма Станиславского к А. М. Горькому сохранились или, во всяком случае, дошли до нас далеко не полностью, поэтому их сравнительно немного и в нашем издании. Но образ Горького, его творчество и общественно-политическая деятельность часто получают то или иное освещение и вызывают отклик в переписке Станиславского. В числе корреспондентов Станиславского видные общественные деятели, принимавшие близкое участие в судьбе руководимых им театров,-- А. Ф. Кони, А. В. Луначарский, Н. А. Семашко; близкие ему по своему отношению к театральному искусству критики -- Л. Я. Гуревич, Н. Е. Эфрос, С. В. Флеров (Васильев), С. А. Андреевский; известные художники, с которыми его связывала совместная работа в театре,-- А. Н. Бенуа, М. В. Добужинский, А. Я. Головин. Основная же масса писем широко охватывает актеров и режиссеров разных поколений. Здесь представлены учителя, соратники и главным образом ученики Станиславского: Г. Н. Федотова, М. Н. Ермолова, М. Г. Савина, A. П. Ленский, Л. В. Собинов, А. А. Яблочкина, О. Л. Книппер-Чехова, В. И. Качалов, И. М. Москвин, М. П. Лилина, Л. М. Леонидов, В. В. Лужский, А. А. Санин, М. Ф. Андреева, B. Ф. Грибунин, Г. С. Бурджалов, Н. А. Подгорный, О. В. Гзовская, Л. А. Сулержицкий, А. А. Стахович, Н. А. Попов, Е. Б. Вахтангов, Н. А. Смирнова, А. В. Богданович, М. Л. Мельцер, О. И. Пыжова и многие другие. В советскую эпоху письма к отдельным актерам, режиссерам и театральным педагогам все чаще перемежаются обращениями к целым театральным и студийным коллективам -- в первую очередь, конечно, к Художественному театру и к Оперной студии-театру имени Станиславского.

То немногое, чем мы располагаем для настоящего издания из переписки Станиславского с деятелями западного театра, в сочетании с его письмами к родным и друзьям во время заграничных путешествий и гастролей, позволяет хотя бы отчасти представить себе диапазон его интересов и связей в самых разнообразных сферах мирового театрального искусства. В этом смысле большое значение имеют даже единичные письма Станиславского к бельгийскому драматургу-символисту М. Метерлинку, к известным режиссерам -- М. Рейнгардту, Г. Крэгу, Ж. Эберто, Ф. Жемье, к руководителю чешского Национального театра Я. Квапилу, к знаменитой танцовщице Айседоре Дункан, к театральным критикам Л. Бенару (Франция) и А. Керру (Германия).

Наконец, нельзя не выделить среди корреспондентов Станиславского его родных. В полном своем объеме письма к родным могли бы составить целую книгу. Мы выбрали из них преимущественно те, в которых общие театральные интересы семьи Алексеевых нашли наиболее яркое выражение и где отражены этапы творческой биографии Станиславского. В письмах к родителям, брату, сестре, дочери, сыну и внучке во всем своем обаянии предстает пленительный, чистейший и благороднейший облик Станиславского -- любящего, отзывчивого и в то же время непоколебимо требовательного и по отношению к самым близким ему людям.

Значение писем Станиславского неотделимо от его эпистолярного таланта. Он умел и любил писать письма, и, как бы он ни жаловался иногда на чрезмерную широту своей корреспонденции, общение с людьми искусства в письмах всю жизнь оставалось для него внутренней необходимостью. Он писал свои письма не только в редкие часы и дни отдыха, обычно вынужденного, а не добровольного, но преимущественно среди самой кипучей работы. Его письма органически сливаются со всем бурным потоком его напряженнейшей творческой жизни.

Поистине поразительно его умение буквально за полчаса, во время спектакля, в перерыве между выходами на сцену, набросать на страницах письма целую программу на долгий срок дальнейшей жизни театра, обобщить в четких формулах целые периоды своих исканий. В редкостной степени он обладал способностью выразить в письме то ту, то другую сторону своей личности и раскрыть свой внутренний творческий мир, всегда полный увлечений, поисков и открытий.

Он почти никогда не сочинял и не отделывал литературно своих писем и меньше всего был озабочен их "стилизацией" во вкусе адресата. Обычно он отправлял их, даже не перечитывая, очевидно, инстинктивно дорожа непосредственностью высказанного. Однако эта непринужденность формы не лишает большинство писем Станиславского яркого литературного своеобразия. Нельзя не оценить красочность и точность его описаний природы, событий, встреч, произведений искусства. Он все видит глазами художника с острой восприимчивостью и резкостью "приятии" и "неприятий" окружающей жизни. Он передает свои впечатления, минуя красивые шаблоны и избитые "общие места", ясно и образно, путем своего особенного художнического видения. Поэтому, что бы он ни описывал -- путешествие ли на знаменитый финский водопад Иматру или традиционный ритуал купеческой свадьбы в имении Алексеевых Любимовке, пестроту парижских театров или гастроли МХАТ в Америке,-- письма Станиславского всегда в той или иной мере выражают его неповторимые творческие черты. Он замечательно владеет искусством эпистолярной характеристики, портрета, мгновенной и исчерпывающей зарисовки. В этом искусстве ему свойствен и искренний пафос, и тонкий юмор, и безошибочный психологический акцент, позволяющий нам сразу увидеть главное в человеке, которого он описывает. Так возникают в его письмах монументальные и в то же время полные живого творческого трепета образы Ермоловой и Федотовой, звучат волшебные тембры Неждановой и Собинова, вырисовывается обаятельно простой, ласковый и мужественный облик Горького, жадно слушающего на Капри вести с родины и вместе со Станиславским мечтающего о воспитании нового актера для нового театра России.

Иногда Станиславскому достаточно для психологического портрета буквально нескольких слов. Так он описывает Элеонору Дузе, уже старую и больную, приехавшую без предупреждения на один из гастрольных спектаклей Художественного театра в Нью-Йорке и незаметно сидящую где-то в задних рядах партера. Так схватывает он как бы на лету внутреннюю сущность Качалова, описывая его на летнем отдыхе во французском городке Сен-Люнэре в кругу семьи и близких друзей, а потом в работе над "Гамлетом". В других случаях характеристика дается им подробно, развивается в ряде писем, иногда отражая его меняющееся отношение к человеку. Так, восторженный гимн Айседоре Дункан, ломающей все каноны классической хореографии ради внутренней правды свободного, одухотворенного музыкой танца сменяется иронией разочарования, когда Станиславский впоследствии описывает Дункан в шикарной обстановке ее парижской квартиры-студии, ничего общего не имеющей с высоким искусством. Другие развернутые в письмах характеристики-портреты возникают вне каких-либо контрастов; просто с течением времени они приобретают новые черты, глубже раскрывающие внутренний мир человека. Таков в эпистолярном изображении Станиславского один из его любимейших учеников, воспитатель театральной молодежи, энтузиаст и мечтатель Л. А. Сулержицкий.

Познавательное значение писем Станиславского огромно, несмотря на то что их содержание ограничивается почти исключительно театральным искусством. Когда бы и кому бы ни писал Станиславский, он писал о театре, который был всепоглощающим смыслом его жизни. Даже самые большие события эпохи отражались в его письмах не непосредственно и не умозрительно, а через призму творчества, через новые напряженные творческие искания и новые мысли об общественных задачах театра. Это не значит, что политическая и социально-философская проблематика чужда Станиславскому; она лишь предельно сконцентрирована вокруг наиболее близких ему вопросов искусства. Чтобы убедиться в этом, достаточно оценить хотя бы ту упорную, непримиримую антибуржуазную тенденцию, с которой он защищает Художественный театр от идейного снижения его творчества, стремясь сделать его общедоступным даже в самые тяжелые дореволюционные годы. А в советскую эпоху -- каким подлинным социалистическим гражданским пафосом одухотворены его письма о небывалой ответственности художника перед народом, его мысли о том, что только художник-герой достоин звания артиста в стране героического революционного созидания, его призывы к содружеству театров всех стран в интересах всеобщего мира.

В области истории Художественного театра письма Станиславского являются ценным дополнением к его книге "Моя жизнь в искусстве". Почти каждая глава этой книги получает в них внутреннее развитие или документальное подтверждение. Мемуары Станиславского, написанные в 1923 году, таким образом, сочетаются с непосредственными отзвуками и свидетельствами тех далеких прошлых дней, о которых он вспоминает в книге, а дальнейшая жизнь Художественного театра, не вошедшая в книгу, как бы продолжается на страницах писем. Продолжается в них и творческая автобиография Станиславского.

В особом аспекте предстает в письмах так называемая "система Станиславского" -- основа творческого метода Художественного театра. Она дана здесь в развитии, в процессе своего становления на протяжении многих лет. По письмам можно в известной мере проследить историю создания "системы", процесс ее постепенного обогащения и углубления. В письмах разных лет можно увидеть огромный, поистине титанический труд Станиславского в области науки о театре, представить себе все этапы его литературно-театрального творчества, начиная с первых набросков "Руководства для начинающих артистов" и кончая фундаментальной "Работой актера над собой".

Но еще важнее то, что в некоторых письмах мы находим наряду с изложением "системы" (которое, конечно, в несравненно большей полноте и последовательности дано в книгах о "работе актера") непосредственные уроки Станиславского. В этих письмах (к В. В. Котляревской, О. В. Гзовской, О. Л. Книппер-Чеховой, Л. М. Леонидову, О. И. Пыжовой и другим) "система" раскрывается в действии, вернее сказать, в прямом воздействии режиссера-педагога Станиславского на того или иного актера, работающего над ролью. Здесь его теория сливается с его творческой практикой и от этого становится непреоборимо убедительной и по-особенному доступной. И не только система работы актера над собой и над ролью, но и вся эстетическая система воззрений Станиславского на искусство театра в целом приобретает в письмах живую конкретность, переплетаясь с творческой деятельностью Станиславского -- режиссера, актера и руководителя театра.

Разумеется, даже среди избранных писем Станиславского встречаются такие, значение которых в наше время остается лишь биографическим или только историко-познавательным. Но большинство его писем как будто адресовано нам сегодня. В противовес убогому представлению об "учительствующем" Станиславском, сухом наставнике актеров, они дают радость общения со Станиславским подлинным -- страстным, увлекающимся, противоречивым, изменчивым и всегда неподкупно правдивым. В них звучит его живой голос, зовущий вперед, требовательный и ободряющий, и бьется сердце, необыкновенно чуткое ко всему истинно новому и талантливому в искусстве. В них, как в живительном источнике, можно найти ответы на многие вопросы, волнующие современный театр.

 

* * *

 

Так же как и книга "Моя жизнь в искусстве", письма Станиславского освещают предысторию, зарождение и этапы творческой деятельности Художественного театра в неразрывной связи с его личным актерским и режиссерским творчеством. В немногочисленных юношеских письмах Константина Алексеева -- будущего Станиславского -- к родным и друзьям перед нами проходит последний период работы домашнего любительского кружка Алексеевых, окончившийся постановкой оперетты Сюлливана "Микадо". Они дают представление об атмосфере дома Алексеевых, где вся семья живет театральными увлечениями и где центральные события дня -- репетиции, спевки, литературно-музыкальные вечера и спектакли.

Следующий цикл писем посвящен любительскому Обществу искусства и литературы, душою которого стал Станиславский. Здесь можно найти интересные данные об организации Общества, его репертуаре и труппе, о том, с каким увлечением Станиславский собирал для предполагаемых постановок всевозможные бытовые, этнографические и исторические материалы, с какой необычной для того времени требовательностью он относился к внешней стороне своих первых постановок, добиваясь единства и целостности всего строя спектакля.


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 363; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!