Необходимое разнообразие: детализация стратегии демографического развития в системе проектов



Http://uisrussia.msu.ru/docs/nov/leontief/2006/Klupt.html

Выпуск №4 2006
СОДЕРЖАНИЕ >> СЕКЦИОННОЕ ЗАСЕДАНИЕ «Демографический переход и социальная политика»

Разработка стратегии демографического развития как поле междисциплинарного синтеза

Клупт М.А., декан факультета РИТММ Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов

На историю российской демографической политики можно, разумеется, взглянуть предельно скептически: детские пособия приходят вслед за потоком нефтедолларов и иссякают вместе с ним; все остальное, включая столкновение взглядов, концепций и проч., соприкасается с реальной жизнью лишь по касательной. Мне, однако, ближе иной взгляд на вещи: демографические проблемы России носят долгосрочный характер, сами по себе они вряд ли «рассосутся», а, значит, решать их предстоит еще не один десяток лет. Очевидно, что при этом целесообразно руководствоваться определенной стратегией, в ходе разработке которой необходимо использовать потенциал целого ряда научных дисциплин. Ниже мы остановимся на трех междисциплинарных проблемах, возникающих при разработке стратегии демографического развития: адекватном отражении в ней страновой (или региональной) специфики; обеспечении достаточной дифференциации проектов, детализирующих стратегию; обеспечение ее гибкости, целостности и поддержки стейкхолдерами.

Необходимое своеобразие: институциональный подход к демографическим проблемам

При решении первой из этих проблем весьма полезен институциональный подход. В истории экономической мысли институциональное направление оказалось важнейшей альтернативой неоклассическому анализу, склонному игнорировать межстрановые различия. «Аргументы, приводимые неоклассической теорией, - отмечает лауреат Нобелевской премии по экономике Д.Норт, неубедительны в силу того, что хотя ее модели объясняют различия экономик на базе различий в объеме инвестиций в образование, норме сбережений и т.п., они не могут объяснить, почему проваливаются попытки предпринять необходимые меры, даже если они способны обеспечить высокую отдачу. А отдача определяется институтами.» [9, с.6]. Еще одной важнейшей чертой институционализма является стремление проследить процессы культурного наследования. «Выбор, который мы делаем сегодня или завтра, - пишет Норт, сформирован прошлым. А прошлое может быть понято нами только как процесс институционального развития»[8.с.12]. В последние годы институциональный поход стал также одним из ведущих направлений развития экономической теории и социологии в России[1]. Особо следует отметить монографию С.Г.Кирдиной, посвященную анализу глубинных причин, лежащих в основе различий западных и восточных обществ.[4]

Взаимосвязанная совокупность институтов ‑ институциональная структура общества одновременно выступает и в качестве носителя его исторической памяти и в качестве активного промежуточного звена между недемографическими (экономическими, технологическими, природными и т.д.) и демографическими процессами. Прошлое, кристаллизованное в институциональных структурах, при взаимодействии с импульсами современности приводит к специфическим феноменам в различных сферах жизни региона, в том числе, демографической.

Накопленные к настоящему времени эмпирические данные позволяют предположить, что институциональные структуры выполняют роль фильтра, или, используя другую метафору, призмы, сквозь которую преломляются воздействия внешней среды на демографическое поведение. К таким воздействиям можно отнести как общие для всех стран импульсы, идущие от природной, политической, экономической и технологической среды, так и социальную диффузию – распространение от страны к стране идентичных образцов поведения. Институциональная структура пропускает одну часть внешних воздействий, преобразует другую и блокирует третью. В результате процесс демографического развития в мире оказывается вариативным (рисунок 1).

Рис.1 Роль институциональной структуры в демографическом развитии.

Влияние одного и того же импульса I1, преломляясь через призму двух различных институциональных структур IS1 и IS2, приводит к двум различным демографическим результатам DR1 и DR2

Новейшая демографическая история изобилует примерами межстрановых различий демографического развития, обусловленных институциональными факторами. К их числу относятся, в частности, расхождение траекторий рождаемости в трех важнейших частях западного мира – странах Северной и Западной Европы, Южной Европы (Италия и Испания) и США (рис.2).

Рис.2 Суммарный коэффициент рождаемости в Северной и Западной Европе, Италии и США, 1976-2003 гг.

В США, в отличие от Западной Европы, молодежные движения 1960-х годов вызвали контрнаступление консерваторов. Как показали последующие события, оно опиралось на мощную социальную и финансовую основу. «В эпоху Рейгана, - отмечает в этой связи П.Рахшимир, консервативная идеология и практика во многом трансформировали страну. Возрос престиж традиционных идеалов предпринимательства, трудолюбия, семейных добродетелей…Конечно, США и Западная Европа, стоят на общей почве западной цивилизации, у них общие фундаментальные ценности. Тем не менее, разлад между ними, в отличие от прошлых времен, проник в заповедные ценностные пласты»[11, c.41]. Эти ценностные различия проявились не только в жестком противостоянии сторонников pro-life и pro-choice и недавних изменениях законодательства США, идущих в разрез с западноевропейскими представлениями о репродуктивных правах, но и в демографическом поведении американцев.

Необычайно сильное (до уровня 1.2-1.3 рождений в среднем на женщину) снижение рождаемости Италии, объясняется особой ролью брака и семьи в итальянском обществе, в значительной степени блокирующей внебрачную рождаемость. В странах Северной и Западной, где семейные связи не играют столь значительной роли в общественной жизни, а отношение к юридическому браку и внебрачным сожительствам почти неразличимо, рост внебрачной рождаемости в значительной мере компенсировал снижение числа детей, рожденных в браке [15]. Ввиду этого уровень рождаемости в странах Северной и Западной Европы (в среднем 1.6-1.7 ребенка на женщину) оказался заметно выше, чем в Италии.

Еще одной бифуркацией демографического развития, связанной с особенностями институциональных структур различных стран, стало повышение продолжительности жизни в одних странах, ранее входивших в СССР или советский блок, при продолжающейся ее стагнации в других. Быстрее и с меньшими потерями из кризиса ‑ как социально-экономического, так и демографического ‑ вышли страны, в которых характер социально-экономических преобразований соответствовал умонастроениям большинства населения; институты охраны правопорядка и здравоохранению легче поддавались реформированию; алкогольная субкультура оказывала меньшее влияние на экономическую, политическую и повседневную жизнь.

Сложившиеся в обществе институты выполняют также роль ограничительных рамок, за пределы которых не может выйти демографическая политика. Важнейшую роль в установлении таких рамок играют:

· глубинные интегративные структуры общества (их институциональная матрица, «геном»);

· господствующая в обществе модель социального государства (часто называемого также «государством благосостояния»);

· характер политических институтов и степень развития институтов гражданского общества;

· привычный образ мысли и действий (хабитус, в терминах П.Бурдье) администраторов среднего звена и исполнителей, реализующих демографическую политику;

· господствующие ментальности и активность сторонников тех или иных ценностей.

Яркой иллюстрацией роли «генома» общества служит сравнение демографической политики КНР и латиноамериканских государств. Хотя «вызовом» в обоих случаях являлся демографический взрыв, поглощавший социальные инвестиции, способы «ответа» оказались различными и определялись специфическими «геномами» китайского и латиноамериканских обществ.

В КНР была выстроена институциональная структура, обеспечивающая реализацию демографической политики силами государственных служащих. На микроуровне большую роль играл контроль в производственных коллективах. Весьма значительной оказалась роль административного принуждения, которое, тем не менее, не воспринималось населением как нарушение вековых традиций в отношениях правителей и управляемых.

В Латинской Америке основную роль в проведении демографической политики играли неправительственные организации, ассоциированные с Международной ассоциацией планируемого родительства, такие как бразильская BEMFAM и колумбийская PROFAMILIA. Правительства занимали по отношению к вопросам регулирования рождаемости позицию нейтралитета, впрочем, весьма благожелательного к неправительственным организациям. Огромную роль, как и во всей латиноамериканской истории, сыграл импорт инноваций, в данном случае ‑ контрацептивных технологий.[2]

Попытки выстроить демографическую политику, не соответствующую институциональной структуре общества, заканчивались крахом. Наиболее яркими иллюстрациями этого являются крах кампаний насильственной стерилизации в Индии (в середине 1970-х гг.) и в Перу (вторая половина 1990-х). В обоих случаях политики, ответственные за проведение этих кампаний, терпели поражение на выборах, после чего кампании сразу же прекращались.

Более мягким вариантом конфликта между намеченной стратегией демографического развития и институциональной структурой является подспудное извращение первой администраторами среднего звена и рядовыми исполнителями. Подобная ситуация неоднократно описывалась специалистами в области корпоративного стратегического менеджмента: намеченная топ-менеджерами стратегия сначала «корректируется» менеджерами среднего звена, а затем сталкивается со стратегией, «которая никогда не устанавливалась верховным управлением, а «возникла» из действий работников, не причастных к управлению» [14, c.87]. В результате реально осуществляемая стратегия представляет собой нечто иное, по сравнению со стратегией, намеченной в «главном штабе».

Следует упомянуть и о феномене path dependence – зависимости от пути предшествующего развития. В социальной, да и в демографической политике он играет немалую роль. Однажды предоставленные льготы трудно отменить, однажды выстроенные институты опасно разрушать, вследствие этого социальная политика изменяется постепенно, ее актуальные состояния в значительной степени определяются предыдущими, наследуют их черты.

Характерная иллюстрация – траектории рождаемости Франции и Германии в период после второй мировой войны. На протяжении всего этого периода рождаемость во Франции была выше, чем в Германии (рисунок 3). Между тем, такое положение имело место отнюдь не всегда – в начале ХХ века рождаемость во Франции, была заметно ниже чем в Германии, а в период между двумя мировыми войнами вперед выходила то одна, то другая страна.[3]

Рис 3. Суммарный коэффициент рождаемости в Германии и Франции, 1950-2003 гг.

Возможное объяснение состоит в особенностях ситуации, сложившейся после второй мировой войны. В побежденной Германии государственные меры поощрения рождаемости на долгие годы стали политически невозможными, поскольку ассоциировалась с пронаталистской политикой нацистов. Во Франции, одной из держав-победительниц, пронаталистская политика государства, напротив, казалась вполне естественной. Указанные различия, хотя и в сильно смягченной форме, прослеживаются и сейчас, шесть десятилетий спустя после окончания второй мировой войны.

Практический вывод из всего сказанного состоит в следующем. Сложившая в обществе (в том числе, и российском) институциональная структура существенно ограничивает возможности «импорта» зарубежных моделей демографической политики, понравившихся тем или иным группам разработчиков. Хотя на бумаге «импортная» демографическая политика и будет сформулирована в полном соответствии с представлениями разработчиков о должном, на деле она, в лучшем случае, останется напоминанием о некотором идеале. Разумеется, разработчики демографической политики должны четко представлять, в каком направлении они хотят двигаться. Однако необходимо осознавать и другое: двигаться придется в границах коридора, определяемого институциональной структурой общества. Демографическая политика, как и любая политика, является, таким образом, искусством возможного

Необходимое разнообразие: детализация стратегии демографического развития в системе проектов

Разнообразие управляющих воздействий должно, как известно, соответствовать разнообразию управляемого объекта. Практическая реализация этого принципа применительно к стратегии демографического развития должна находить выражение в системе проектов, детализирующих стратегию и дифференцированных по объектам и методам воздействия. Ниже мы остановимся только на двух из них – социально-стратификационном и территориальном.

Культура, здоровье, продолжительность жизни.Говоря о первом из них, следует остановиться вначале на роли культуры. Кризис продолжительности жизни в России охватил период, включающий советскую эпоху, период экономического спада 1990-х годов и подъема начала ХХI столетия. Наличие кризисных явлений, наблюдавшихся в столь разных условиях, позволяет предположить, что в их основе, наряду с факторами, непосредственно связанными с социально-политической конъюнктурой, лежит и нечто общее, не зависящее непосредственно от господствующего социально-экономического строя и политической системы. В пользу данного вывода свидетельствуют и международные сопоставления: Россию заметно обогнали по продолжительности жизни страны с более низким, чем у России среднедушевым ВВП. В число таких стран входят государства с различными политическими системами, религиями, цивилизациями – Болгария, Китай, Куба, Тунис и др. Все это, в свою очередь, требует обратить внимание на роль культуры, норм и ценностей в демографическом кризисе.

Несправедливо, да и вряд ли продуктивно обвинять в кризисе продолжительности жизни российскую культуру в целом. Более точным представляется иной подход – выделить в рамках столь многослойного и сложного феномена как культура те ее блоки, которые функционируют недостаточно эффективно, те ее элементы и связки, которые негативно влияют на продолжительность жизни.

Представив культуру в виде иерархической многоуровневой структуры, можно предположить, что основные «поломки» в культурном механизме, обусловливающие кризис продолжительности жизни, наблюдаются:

· на «верхних» уровнях культуры, ответственных за формирование смысла жизни;

· на более «приземленных» уровнях ‑ повседневной культуры и формируемой ею бытовых практик;

· в каналах прямой и обратной связи между названными уровнями.

Формирование смысла жизни является одной из главных функций культуры. По словам известного российского ученого и мыслителя В.В.Налимова, «психика человека неустойчива, легко уязвима. Она нуждается в постоянном терапевтическом воздействии, которое осуществляется путем привносимого культурой раскрытия новых аспектов реальности мира, порождающих новые смыслы, новые ценностные представления» [7, c.132]. Формируя базовые смыслы жизни (то, ради чего стоит жить), культура тем самым придает осмысленность и нормам здравоохранительного поведения (здравоохранительное поведение шире самосохранительного, ибо предполагает заботу не только о собственном здоровье, но и следованиям нормам (правовым, гигиеническим и др.), необходимым для соблюдения здоровья других людей) – если есть ради чего жить, то есть ради чего беречь здоровье, а если уж жертвовать им, то во имя каких-то (также сформированных культурой) идеалов.

В то же время, здравоохранительное поведение (или отсутствие такового) во многом определяется повседневной («бытовой») культурой, в рамках которой формируются практики, более или менее благоприятные для здоровья. Непосредственное влияние на здравоохранительное поведение оказывают именно эти бытовые практики. Они относительно независимы от верхних этажей культуры, но все же в известной степени «подчинены» им: если на верхних уровнях культуры человеческая жизнь считается высшей ценностью, то на нижних, «бытовых» этажах создается благоприятный фон для бережного отношения к своему и чужому здоровью.

Из всего сказанного вытекает, что проекты, направленные на формирование здравоохранительного поведения, могут воздействовать на него «сверху» и «снизу» (рисунок 4). «Сверху» – с помощью культурной политики, воздействия на систему ценностей, содействия всему тому в культуре, что возвышает ценность человеческой жизни и придает ей смысл. «Снизу» ‑ формируя повседневную культуру, воздействуя на бытовые практики, формируя привычку к здоровому образу жизни со всеми его «приземленными», рутинными элементами – разумным чередованием работы и отдыха, правильным питанием, занятиями физической культурой, профилактическими медицинскими осмотрами, своевременным обращением к врачу и т.д.

Рис.4 Здравоохранительное поведение: уровни детерминации, объекты

и способы воздействия

Социально-стратификационный аспект. Накопленные к настоящему времени эмпирические данные дают достаточные основания говорить о необходимости проектов, ориентированных не только на различные демографические, но и на различные социально-демографические группы. Такие данные свидетельствуют, в частности, о статистически значимой прямой корреляции между уровнем образования и ожидаемой продолжительностью жизни.[4]

Образование выступает в данном случае лишь статистически фиксируемым репрезентом латентной культурно-статусной стратификации российского общества. По данным А.Е.Ивановой и В.Г.Семеновой, «среди умерших в трудоспособных возрастах, особенно молодых, от всех основных причин смерти преобладают лица с образованием, как правило, не выше среднего и профессиями, не требующими его более высокого уровня. Лица с высшим образованием и соответствующим профессиональным статусом (адвокат, учитель, бухгалтер…) встречаются среди умерших в этих возрастах относительно редко и среди причин смерти этих лиц ни разу не встретились такие диагнозы как алкогольная кардиомиопатия, отравление алкоголем или повреждение с неопределенными намерениями». [3, c.88]

В группах населения, продвинутых в социально-статусном и материальном плане, постепенно складывается система поддержания здоровья, включающая здравоохранительную мотивацию (чтобы «держаться на плаву» надо не забывать о здоровье), пользование в необходимых объемах платными физкультурно-оздоровительными и медицинскими услугами. Здесь, похоже, уже началось движение в правильном направлении, которое, вероятно, будет продолжаться и без особых усилий со стороны государства.

Противоположная ситуация сложилась в менее продвинутых группах населения. Очевидные элементы маргинализации проявляются здесь даже в группах, которые, по материально-бытовым признакам (наличие работы, жилья) не относятся к маргиналам. В образовавшемся культурном вакууме бытовое поведение людей уже не направляют ни императивы социально успешных слоев населения (надо заботиться о здоровье, чтобы быть конкурентоспособным), ни религиозные императивы (жизнь – Божий дар, дурные привычки греховны), ни семейный долг (надо быть здоровым, чтобы вырастить детей, помочь родителям, не быть обузой для близких).

Из всего сказанного вытекает необходимость реализации проекта (системы проектов), целевым группами которых должны стать молодежь и люди трудоспособного возраста со скромными доходами. Такие проекты должны быть нацелены на:

· расширение реального доступа к получению оздоровительных услуг, занятиям физической культурой и спортом;

· расширение реального доступа к мероприятиям ранней диагностики;

· улучшение условий и охраны труда;

· расширение доступа к качественной лечебной помощи и т.д.

Проект(ы) в рассматриваемой области должны предусматривать также соответствующее информационно-пропагандистское обеспечение.

Сегодня российское общество способно предложить привлекательные и, в то же время, реально исполнимые стратегии жизненного успеха лишь относительно небольшой части жителей страны. Между тем, российские реформы можно будет считать успешно осуществленными лишь тогда, когда такие стратегии, включая их здравоохранительную составляющую, станут доступными для большинства людей и, главное, начнут реализовываться ими в повседневной жизни. Предстоящая динамика продолжительности жизни, скорее всего, будет определяться тем, насколько успешно будет решаться эта задача.

Территориальный аспект.В экономической науке получили широкое распространение такие понятия как «инвестиционный климат», «инновационный климат», и, шире, «территориальная обстановка». Применительно к инновациям говорится, например, об innovative milieu – инновационной обстановке, понимаемой как «система отношений, которая связывает местную экономическую систему, самих участников экономической деятельности и промышленную культуру, которые вместе генерируют локализованный процесс коллективного обучения» [10,c.10].

Аналогом этих категорий может выступать понятие «здравоохранительной обстановки». Разумеется, такая обстановка может характеризоваться более или менее развернутой системой статистических показателей, однако в контексте данной статьи хотелось бы подчеркнуть важность иных аспектов – «процесса коллективного обучения» в ходе взаимодействия людей и организаций, распространения поведенческих и технологических здравоохранительных инноваций.

Относительно благополучное на фоне других субъектов Российской Федерации положение Москвы по показателям продолжительности жизни (табл.1), несомненно, связано с более высоким уровнем жизни в столице. Однако, на ситуацию можно взглянуть и в несколько ином ключе. Именно в Москве наиболее многочисленны группы населения, имеющие ярко выраженную «карьерную» мотивацию заботы о собственном здоровье, легко перенимающие западные поведенческие инновации в этой области, именно в Москве сосредотачиваются новые медицинские технологии. Неизбежно происходит и «просачивание» поведенческих и технологических здравоохранительных инноваций с верхних на нижние этажи социальной пирамиды. Все это создает определенную среду, благоприятно сказывающуюся на показателях здоровья и продолжительности жизни.

Таблица 1

Ожидаемая продолжительность жизни (лет)

в России, Москве и С.-Петербурге в 2005 гг.

Продолжительность жизни, лет*

мужчины женщины
Россия – все население 58.9 72.4
Россия – городское население 59.5 72.9
Москва 66.7 (4) 76.0 (4)
Санкт.-Петербург 61.5 (16) 74.0 (25)

*В скобках курсивом указаны места занимаемые Москвой и Санкт-Петербургом по продолжительности жизни среди городского населения субъектов РФ

Предпосылки для развития ситуации по «московскому сценарию» имеются и в Санкт-Петербурге. Реализация их – предмет отдельного обсуждения. Здесь хотелось бы отметить только один аспект – социально-психологический. Образцы поведения социально продвинутых групп населения часто выступают в качестве эталонных для других слоев общества. Сегодня, как и столетие назад, в стране остро стоит проблема продвижения в «неэлитные» слои общества ценностей здорового образа жизни. Особенно важно, чтобы процесс такого продвижения происходил в молодежной среде.


Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 464; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!