Поэзия Б. Пастернака: образы, мотивы, лирический герой.
ФИЛОСОФСКОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ МИРА И ЧЕЛОВЕКА. Уже в ранней поэзии Пастернака обозначились мировоззренческие концепции его будущих поэтических книг: самоценность личности, бессмертие творчества, связь человека со всем сущим. Единство авторского я, природы, творчества стало темой стихотворения “Февраль. Достать чернил и плакать!..” (1912). Само творчество показано как непосредственное, сиюминутное ощущение мира: стихи слагаются “чем случайней, тем вернее”.
В основе лирической ситуации — знакомый по романтической поэзии мотив бегства героя из города в естественный мир, который показан в стихотворении Пастернака как источник вдохновения и жизненных сил. У лирического героя и природы (ливня, проталин, грачей, ветра) один жизненный ритм. Стремление раствориться в ней подчеркнуто особенностями синтаксиса, в предложениях отсутствует авторское я как подлежащее, Пастернак прибегает к безличной форме: “достать чернил”, “писать о феврале”, “достать пролетку”.
Тема единого мира, созвучий всего сущего раскрыта и благодаря композиции художественного пространства, “встречи” верха и низа, природного и душевного миров:
Контрасты ливня и “сухой грусти” поэта, весны и черноты, а также, с одной стороны, благодати, неудержимого темперамента природы и, с другой стороны, вещного мира (нанятой “за шесть гривен” пролетки) вовсе не выражают темы дисгармонии; наоборот, они представляют образ многомерного и гармоничного мира. В художественную систему стихотворения прозаическая деталь вошла органично. Эта особенность характерна для постсимволистского периода русской поэзии — для творчества футуристов и акмеистов.
|
|
|
Объединяющим является лейтмотив черноты, выраженный такими образами, как черная весна, чернила, чернеющие проталины, грачи, обугленные груши, дно очей. Цветовое решение аскетично, но при этом созданный в стихотворении мир динамичен и звучен, в нем ценны глаголы движения и звуковые образы (“плакать”, “навзрыд”, “ветер криками изрыт”). Буквальные значения слов сочетаются с метафорами, метафорическими сравнениями. Экспрессию стихотворению, эффект чрезмерности бытия придает и гротеск (с деревьев сорвутся “тысячи грачей”), и синонимичные образы (“плакать”, “навзрыд”), и аллитерации (например, на “р” в первой строфе), ассонансы (например, на “у” в двух последних строках третьей строфы).
В образный ряд стихотворения “Ты в ветре, веткой пробующем...” (1919) включены традиционные для произведений русской литературы ветка сирени, сад, встретившиеся и в предыдущем стихотворении ветер и обновляющий землю дождь. Эти природные образы характеризуют картину мира, в которой есть и лирический герой, и вещный мир:
|
|
|
Художественными скрепами разнородных явлений общего бытия служат в этом стихотворении метафоры (сад “слепит”, “забормотал”, “в окошко торкался”), метонимии (“Обрызганный, закапанный / Мильоном синих слез”), сравнения (“как плес”), уподобления (“Намокшая воробышком / Сиреневая ветвь”), аллитерации (в процитированной строфе — на “с”).
В целом на образ сада перенесены настроения лирического героя, сад — своеобразная метонимия состояния поэта, и для этого вывода есть авторская подсказка: сад его “тоскою вынянчен”, он “от тебя в шипах”. Через образ сада создается образ лирического героя, пережившего драму (“в шипах”), но эмоционально преображенного, обновленного (“ожил ночью нынешней”). Так проступает скрытый лирический сюжет, возможно, любовный.
Пастернак был верен своей идее о взаимосвязи, взаимопроницаемости человека и мира. Его философские воззрения на человека восходили к учениям итальянских гуманистов, к их концепции человека как пятого — наряду со стихиями воды, земли, воздуха и огня — элемента Вселенной (“Несколько положений”). Например, в сборнике “Сестра моя — жизнь” символом бессмертия представлено творчество Лермонтова. Ему и посвящена книга. Демон (“Памяти Демона”) — образ вечного творческого духа Лермонтова: он бессмертен, един с природой, потому и “клялся льдами вершин: / Спи, подруга, лавиной вернуся”. Свою внутреннюю связь с Лермонтовым поэт подчеркнул реминисценцией. Так, если в поэме Лермонтова “Демон” были строки “Поныне возле кельи я / Насквозь прожженный видел камень”, то в стихотворении Пастернака мы встречаем образ уцелевшей “за оградой грузинского храма” плиты. Демон печали и любви в интерпретации поэта во многом схож и с Демоном М. Врубеля. Во “Втором рождении” сам быт стал лирическим пространством, а концепция мира как движущегося целого выражалась в мотиве проникновения внутреннего мира человека в мир предметный (“Перегородок тонкоребрость / Пройду насквозь, пройду, как свет. / Пройду, как образ входит в образ / И как предмет сечет предмет”), а также сродства с русским языком (“Ho пусть и так, — не как бродяга, / Родным войду в родной язык”).
|
|
|
В поздний период творчества картину мира Пастернак представил в лирике 1956—1959 гг., которая была объединена им в цикл “Когда разгуляется”. Ее темы отразили те вопросы, которые он решал на протяжении всего жизненного пути: поэт и время, жизнь и бессмертие и др.
|
|
|
Природа — идеал гармоничной простоты и совершенства. Следуя традициям А.С. Пушкина (“Брожу ли я вдоль улиц шумных...”), И.С. Тургенева (“Отцы и дети”), Пастернак создал образ не природы-мастерской, хотя это соответствовало бы идеологии времени, рекордным темпам социалистического строительства, тезе о человеке, который как хозяин проходит по планете, а природы-храма. В стихотворении “Когда разгуляется” (1956) “простор земли” уподоблен храму, а жизнь поэта есть литургия, сопричастность богослужению:
Мир природы эмоционален, одухотворен (небо “празднично”, “торжества полна трава”), многомерен, полнокровен, что выражается сравнениями (“Большое озеро как блюдо”, “скопленье облаков” — “горные ледники”, “Просвечивает зелень листьев, / Как живопись в цветном стекле”), многоцветен (лес то горит, то словно накрыт копотью, из-за туч проглядывает синева, введены образы солнца и зелени).
Отношение к жизни как к непрерывности “дней солнцеворота”, к бесконечности “единственных дней”, множественности единичного и единству множества выражено в стихотворении “Единственные дни” (1959). Философия времени сводится к следующему: индивидуальное и неповторимое соединяются с чередой такого же индивидуального и неповторимого, образуя бесконечную цепь. День — образ вечности и его составляющая: “И дольше века длится день”.
Поэт пишет о ценности каждого дня. День — мера человеческой жизни. Он имеет свое образное наполнение. Например, Пастернак перечисляет образы зимнего дня: “Дороги мокнут, с крыш течет, / И солнце греется на льдине”.
Ho помимо природного у дня есть эмоциональное содержание: любящие “друг к другу тянутся поспешней”. В стихотворении раскрывается тема субъективного, личного восприятия времени. Это для влюбленных день длится дольше века, это в их восприятии объятие “не кончается” и время замедлило свой бег: “И полусонным стрелкам лень / Ворочаться на циферблате”. Первые три строки последней строфы стихотворения являются метонимией, в них через образ времени переданы ощущения влюбленных. Метонимичны и строки “и на деревьях в вышине / Потеют от тепла скворешни”, с ними также ассоциируется мотив чувств влюбленных.
ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ, НАРОД, СТРАНА. В книге “На ранних поездах” поэт выразил свое восприятие родины. Его Россия — не просто Советское государство. Стремясь постичь “неповторимые черты” России, он всматривается в жизнь народа и испытывает к нему такое же чувство родства, как и к природе:
Картина единого мира помимо поэта, предметов и прочих материальных сущностей, природы, творчества включила и народ. Пастернак создал сходный с блоковским образ России-избранницы с особой судьбой:
Отечественную войну он рассматривает как конфликт “душегубов” и “русской судьбы безбрежной”. Тема жертвенности и бессмертия души — одна из главных в вошедшем в книгу цикле “Стихи о войне”. В стихотворении “Смелость” (1941) безымянные герои, не причисленные к живым, уносили свой подвиг “в обитель громовержцев и орлов”; в стихотворении “Победитель” (1944) всему Ленинграду выпал “бессмертный жребий”.
Тема человека и страны обрела особый смысл в творческой судьбе поэта зимой 1945/46 г., когда он приступил к написанию романа “Доктор Живаго”. Герой романа, доктор Юрий Живаго, стремится в условиях классового противостояния сохранить внутреннюю свободу. Живаго умирает в страшный для народной России год раскулачивания — 1929-й. Трагичны жизни его близких, их участь — эмиграция, сталинские лагеря.
Лирика из романа “Доктор Живаго’’. Пастернак писал, что в Живаго он стремился запечатлеть и себя, и Блока, и Есенина, и Маяковского. Тема творческой личности стала одной из центральных в двадцати пяти стихотворениях Живаго, составивших заключительную главу романа. Одно из них — “Гамлет” (1946). В стихотворении решается высокая тема долга и самоотречения, ставится вопрос: возможна или нет независимость человека жестокой необходимости, от губительного для него участия в жизни человечества? В лирическом герое соединились три судьбы — Живаго, Гамлета, Христа.
Поэт представляет себя в роли Гамлета (“Гул затих.Я вышел на подмостки”). Судьба Гамлета соотнесена с судьбою Христа. У Гамлета, как и у Христа, нет права выбора, его судьба совершается помимо его воли, он знает, что выполняет “замысел упрямый” Господа. В молитве Гамлета (“Если только можно, Авва Отче, / Чашу эту мимо пронеси”) звучит евангельский мотив. В главе 14 Евангелия от Марка читаем: “Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня”. В главе 26 Евангелия от Матфея: “Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия”. В главе 22 Евангелия от Луки: “Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня!” Пастернак максимально приближает свой текст к тексту Евангелия. С этими словами Христос обратился к Богу Отцу в Гефсиманском саду, зная, что ему предстоит мучительная смерть. Гамлет, как и Христос, предчувствует, что ему не избежать испытаний. Как Христос добавил к своей просьбе: “Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет”, — так и пастернаков-ский Гамлет, он же лирический герой, осознает свою судьбу зависимой от высшей воли.
Драма личности, ее сложные отношения с эпохой выражены в мотиве фарисейства. Современность — “далекий отголосок” новозаветного времени, “другая драма”. О себе и современности Пастернак пишет: “Я один, все тонет в фарисействе”.
Тема “Гамлета” соответствует теме стихотворения “Гефсиманский сад”, которое завершает роман. Крестный путь неотвратим как залог бессмертия, и Христос, приняв чашу испытаний и пережив муки смертного, произносит: “Ко мне на суд, как баржи каравана, / Столетья поплывут из темноты”.
Развита тема “Гамлета” и в стихотворении “Рассвет” (1947). Лирический герой берет на себя бремя чужих забот: “Я чувствую за них за всех, / Как будто побывал в их шкуре”. Слияние судеб лирического героя и народа — завет свыше: “Всю ночь читал я твой завет”. Очевидно, что речь идет о Христовой любви к людям. Мотив погружения в повседневность также имеет евангельские корни. В “Докторе Живаго” была выражена мысль о том, что дух Евангелия во времена апостолов заключался в изложении истин через повседневность, что и было выражено в притчах. Соответственно Пастернак полагал, что сама повседневность, мирская суета, ежедневные людские заботы символичны, в них скрыты высшие истины. В “Рассвете” душа лирического героя отзывается на мелочи жизни: “Везде встают, огни, уют, / Пьют чай, торопятся к трамваям...”
После войны и разрухи, жизни-”обморока” поэт, вдохновленный “заветом”, вновь влюблен в жизнь, он словно заново рожден:
В стихотворении есть и литературные аллюзии. Пастернак назвал его “плохим Блоком”. Таким образом, в словах “ты”, “твой завет” — образ Блока. Во “Втором крещении” А. Блока есть строки, похожие на процитированные выше: “И в новый мир, вступая, знаю, / Что люди есть и есть дела”. Второе крещение — приобщение к жизни народа. В стихотворении Пастернака тема обновления жизни поэта также связана с темой народа: “Мне к людям хочется, в толпу, / В их внутреннее оживленье”. Так в его поэзии прозвучала блоковская “трилогия вочеловечения”, а “Второе крещение” — своеобразный “завет”.
Тема земных и небесных путей, соотнесенности человеческой жизни с горним миром раскрыта в стихотворении “Август” (1953). В нем образный ряд являет синтез быта, повседневности (“слегка увлажнена подушка”, занавеси, диван, “край стены за книжной полкой”, петушиные голоса), чувственных состояний (“размах крыла расправленный”, женщина, творчество) и евангельской истории (Преображение Христа, свет горы Фавор, открывший апостолам божественную суть Христа, “лазурь преображенная”, “золото второго Спаса”).
Солнце — и конкретный пейзажный образ, и символ жизни — контрастирует с мотивом сна. Как во сне лирического героя М. Лермонтова выразились предчувствия своей смерти (“Сон”), так и лирический герой “Августа” видит сон о собственном погребении. Пастернак рисует ситуацию, в которой соединились и бытовые детали, и мистическая образность: “В лесу казенной землемершею / Стояла смерть среди погоста, / Смотря в лицо мое умершее”. Ho сон проходит, образы солнца и Преображения (а погребение осуществляется на Преображение Господне) знаменуют возвращение героя к жизни. Сама жизнь лирического героя обрисована образами женщины, которая бросает вызов “бездне унижений”, имбирно-красного леса, знакомых (они идут на похороны поэта). Всё это ценности его жизни, противоположные эпохе “безвременщины”, в которой живет поэт.
Развита в стихотворении и тема вечности творчества. Голос поэта, названный провидческим, не тронут распадом. Понятие творчества сближается с понятием чудотворства. Продолжая пушкинскую, лермонтовскую тему силы поэтического слова, Пастернак пишет о его колоссальных возможностях: “И образ мира, в слове явленный”.
Вера в преодоление тревог, метелей внешнего мира выразилась и в любовной лирике романа. В стихотворении “Зимняя ночь” (1946) противопоставлены два мира — безбрежный (вселенская снежная мгла) и локальный (дом, место встречи его и ее). Символами происходящего в этих мирах являются образы метели и свечи. Мир дома для лирического героя, как и для доктора Живаго, — самоценное пространство, именно в нем он познает плотскую и духовную радость. Бытовой образ “и падали два башмачка / Co стуком на пол” дополняет внебытовой, эмоциональный план стихотворения, который, в свою очередь, трансформируется в сверхчувственный, неземной: “И жар соблазна / Вздымал, как ангел, два крыла / Крестообразно”. Плоть, как полагал Пастернак, не греховна. В автобиографической прозе “Охранная грамота” (1930) он писал о чистоте и святости обнажения и близости, об их защищенности от разврата. В “Зимней ночи” плоть словно получает благословение свыше. Потому и появляется в стихотворении образ свечи. Этот образ, выражающий, как правило, идею святости, чистоты, душевного покоя, сопровожден прозаической деталью, говорящей об обнажении, интимной близости: “И воск слезами с ночника / На платье капал...”
О ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ. Тема творческой интуиции, возможностей языка, сути поэзии, ее вечности рассматривалась выше в стихотворениях“Февраль. Достать чернил и плакать!..”, “Август”.
В ряде лирических произведений Пастернак выразил свое понимание предназначения поэта. Так, в стихотворении “Быть знаменитым некрасиво...” (1956) истинная поэзия была противопоставлена суете литературной жизни. Поэту, как полагал Пастернак, противопоказано быть знаменитым, заводить архивы, для его таланта губительны успех и шумиха, “быть притчей на устах у всех” — позор и самозванство. Он формулирует сентенцию: “Цель творчества — самоотдача”. В “Гамлете” лирический герой стремился предугадать, что случится на его веку, в стихотворении “Быть знаменитым некрасиво...” старается жить так, чтобы “услышать будущего зов”. Поэту следует сохранить свою индивидуальность, что равноценно жизни:
В стихотворении “Во всем мне хочется дойти...” (1956) лирический герой — максималист, он говорит о своей страсти познания сущности явлений, постижения полноты жизни (“Жить, думать, чувствовать, любить, / Свершать открытья”). Среди перечисленных Пастернаком понятий и явлений нет умозрительных, рациональных. Его лирический герой воспринимает мир просто и естественно, как это делают любимые герои Л. Толстого. Истина жизни и является, как полагает Пастернак, материалом для творчества. Природа творчества адекватна окружающему миру:
Последняя строка процитированной строфы отсылает нас к стихотворению Пушкина “Эхо”, в котором говорится о том, что поэт — эхо мира, поэзия отражает и высокое и низкое: и “грохот громов”, и “крики сельских пастухов”.
Если придававший поэзии утилитарное, социальное значение В. Маяковский сравнивал творчество с маузером, грозным оружием, рифму уподоблял бочке с динамитом, то Пастернак ассоциирует поэзию с садом (“Я б разбивал стихи, как сад”).
За счет многочисленных перечислений разнородных понятий создается психологический подтекст: перед нами экстаз творчества, переданный в метонимическом образе “натянутой тетивы / Тугого лука”. Этому способствуют и лексические и синтаксические повторы.
Понимание человека как пятого элемента Вселенной и творчества как его духовной работы соотносится Пастернаком с темой времени и вечности. Постоянное движение, устремленность к иным пределам составляют суть творческой жизни, о чем Пастернак написал в стихотворении “Ночь” (1956). Художник, артистическая натура сравнивается с летчиком в ночном небе: он, как лирический герой многих произведений Пастернака, принадлежит земному пространству, конкретному времени — и вечности; он парит над планетой, над ночными барами, казармами, вокзалами, иными словами, над тем, что измеряется временем, имеет свои временные характеристики, и “уходит в облака”. Летчик — образ, раскрывающий тему единства земли и неба. В отличие от поэтов-романтиков Пастернак не противопоставляет одно другому, его поэтическое сознание направлено на синтез миров. Потому здесь встречается распространенный в поэзии Пастернака прием уподобления “высокого” “низкому”, духовного вещному: летчик исчез в тумане, “став крестиком на ткани / И меткой на белье”, а мотиву виражей придан параллельный образ Млечного Пути:
Последние две строфы стихотворения — обращение к творческой натуре, в нем пять раз звучит призыв “не спи”; духовные усилия творца соединяют время как нечто осмысленное человеком, конкретное, в чем проявляется земное бытие и чему принадлежит сам художник, и вечность, которой опять же он принадлежит: “Ты — вечности заложник / У времени в плену”.
Литература 60-х гг. «Проза молодых». Творчество В. Аксёнова, Г. Владимова, А. Гладилина.
В начале 60-х годов в центре внимания оказались писатели нового литературного поколения: в прозе — A. Гладилин, В. Аксенов, В. Максимов, Г. Владимов, в поэзии — Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский. Они стали выразителями настроений молодого поколения, его устремлений к свободе личности, к преодолению запретов, к отказу от унылого стандарта и в жизни, и в литературе.
Молодой человек, лишь начинающий путь в самостоятельную жизнь, стал героем целого тематического и стилевого направления в прозе 60-х годов, получившего название «молодежная проза». Простой паренек, «влюбленный неудачник впервые потеснил плечом розовощеких роботов комсомольского энтузиазма», и в этом видел
B. Аксенов причину громкого успеха «первого знаменитого писателя» своего поколения А. Гладилина, опубликовавшего в 1956 году на страницах журнала «Юность» повесть «Хроника времен Виктора Подгурского». Это были герои-бунтари, протестующие против мелочной регламентации во всем, включая общепринятый образ жизни, вкусы, привычки. Формой выражения этого протеста становился эпатирующий внешний вид («стиляги»), увлечение западной музыкой, разрыв с родителями, скептическое отношение к идейным и моральным ценностям старшего поколения, доходящее до отрицания моральных ценностей вообще. Появление таких персонажей дало основание зарубежной критике, внимательно следившей за «молодежной прозой» как одним из направлений послекультовой литературы, заговорить о возрождении типа «лишнего человека» в литературе « оттепели ».
Повышенное внимание к мыслям, чувствам, надеждам молодого человека, к характерным для этого возраста проблемам определило специфику конфликтов произведений «молодежной прозы». Первые столкновения со сложными реалиями «взрослой» жизни и последовавшие за этим разочарования, попытки понять себя, обрести свое место в жизни, найти дело по душе, отношения с родными и друзьями, счастье и горечь первой любви — обо всем этом с подкупающей искренностью поведали книги молодых писателей. Исповедальность — важнейшая примета стиля «молодежной прозы» (не случайно именно это слово стало ее вторым названием). Писатели широко использовали внутренние монологи, прием потока сознания, форму повествования от первого лица, при которой нередко сливались воедино внутренний мир автора и его героя.
Для молодых писателей было характерно полемически заостренное внимание к литературной технике, к тому, как дойти до читателя, заставить его поверить и сопереживать героям. «Откровенно говоря, — признавался Василий Аксенов, — я боюсь иронической улыбки моего современника, умеющего подмечать высокопарность и ходульность литературного письма». С творческими поисками этого писателя связаны, пожалуй, наиболее значительные достижения «молодежной прозы ».
В центре романа Аксенова — судьба двух братьев. Старший, двадцативосьмилетний Виктор, имеет героическую профессию: он космический врач, и мотив тайны сопровождает повествование об этом герое. (Обратим внимание, что произведение вышло в 1961 году, когда человек только открывал дорогу в космос.) Младший брат, семнадцатилетний Димка, — типичный герой «молодежной прозы» с характерным для его возраста нигилизмом, нарочито вызывающим поведением и мечтой о романтических странствиях вместо обычной «пошлой» жизни. Оба героя оказываются в ситуации выбора. Виктор совершает первый настоящий поступок: он не просто отказывается защищать диссертацию, в основе которой лежит опровергнутая опытами идея научного руководителя, но и открыто выступает против основного направления работы целого отдела. Димка, отправившийся вместе с друзьями в путешествие, проходит через испытание любовью и настоящей мужской работой в море. Финал произведения драматичен: старший брат погибает в авиационной катастрофе «при исполнении служебных обязанностей». Тогда-то и выясняется, что «непутевый» Димка на удивление серьезен в своем отношении к брату, к родителям, к жизни, что у него есть свой ответ на заданный Виктором при последней их встрече вопрос: «Чего ты хочешь?» Ответ этот дан не в логической, а в лирической форме: «Я лежу на спине и смотрю на маленький кусочек неба, на который все время смотрел Виктор. И вдруг я замечаю, что эта продолговатая полоска неба похожа по своим пропорциям на железнодорожный билет, пробитый звездами... И кружатся, кружатся надо мной настоящие звезды, исполненные высочайшего смысла.
Перед героем открывается дорога жизни, ему еще не до конца ясно, куда приведет этот путь, но направление поисков обозначено достаточно определенно метафорой «звездный билет», соединившей в себе мотив дороги, исканий и образ звезды как символ настоящей, искренней, «исполненной высочайшего смысла жизни».
В. Аксенов использует характерный для «молодежной прозы» жанр короткого романа, позволяющего показать эволюцию героев сжато, в наиболее существенных моментах. Свободная композиция, смена повествователей, короткие, рубленые фразы, соседствующие с развернутыми лирическими монологами, молодежный сленг создают тот самый новый стиль молодого писателя, о котором столько дискутировала критика.
Сжатость, лаконизм повествования имеют и свои оборотные стороны. К примеру, недостаточно мотивировано чересчур быстрое превращение вчерашних «стиляг» в «трудяг», психологический анализ порой подменяется констатацией противоречий. Возникает вопрос и о том, был ли необходим трагический финал судьбы Виктора и нет ли в этом налета фальшивой романтизации.
Произведения «молодежной прозы» вызвали волну дискуссий. Предметом обсуждения был и открытый молодыми писателями характер, и созданный ими стиль. Особенно много рассуждала критика о традициях западной литературы, на которые опирались авторы. Отмечались манера говорить об одних и тех же событиях устами разных героев «под Фолкнера», подражание короткой фразе, упрощенным диалогам и аскетической предметности (прочь открытый психологизм!) Хемингуэя, введение в текст документов «под Дос-Пассоса». Наконец, сам тип юного героя выводился из произведений Сэлинджера. «Всепроникающий лиризм» прозы молодых объясняли тем, что многие из них «очень внимательно читали Бунина».
Вывод о чрезмерной подражательности вряд ли обоснован по отношению к «молодежной прозе» в целом. Ho нам важно отметить показательный для литературы «оттепели» факт учебы у крупнейших зарубежных и русских писателей, имена которых долго находились под запретом.
В годы «оттепели» начинался процесс восстановления разорванных литературных связей и традиций. Впервые после революции на родине вышло собрание сочинений И. Бунина с предисловием А. Твардовского. Были опубликованы завершенный в сороковые годы роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», ряд произведений А. Платонова. В новом выпуске статей и писем Горького были восстановлены имена его адресатов: Бунин, Бальмонт, Бабель, Пильняк, Зощенко, Зазубрин, Булгаков, Артем Веселый. Реабилитировались невинно пострадавшие в годы культа писатели, вновь издавались их произведения.
Это возвращение еще не было полным и окончательным, поскольку публиковались лишь отдельные книги, а не творческое наследие писателей в целом, многие имена и произведения по-прежнему оставались под запретом. Однако включение в литературный процесс книг больших художников, несомненно, оказало влияние на уровень мастерства молодых писателей. Они стали более активно обращаться к вечным темам и проблемам, к героям философского склада, к приемам условности. Целые стилевые течения (например, лирическая проза и уже упоминавшаяся проза «молодежная») развивались в русле лучших традиций предшественников.
«Оттепель», как это и следует из значения самого слова, не была явлением устойчивым и последовательным. На конкретных примерах мы уже видели, как демократизация в литературе сочеталась с периодическими «проработками» писателей. Критике подвергались и целые литературные течения: социально-аналитическая проза «Нового мира», заставившая говорить о возрождении традиций критического реализма в послевоенной литературе, «молодежная проза» «Юности», созданные молодыми писателями-фронтовиками книги, которые несли народный взгляд на войну (так называемую «окопную правду»). Ho в результате многочисленных дискуссий шестидесятых годов в противовес официальной точке зрения о едином творческом методе советской литературы исподволь формировалось представление о существовании различных эстетических школ и литературных направлений, о сложности и реальном многообразии литературного процесса.
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 7107; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!