Что вы думаете об интервенции в Корее, чем она может кончиться? 32 страница



348

и Московской парторганизаций А.А. Кузнецовым и Г.М. Поповым15.

Общедоступная информация, как всегда, скрыла и причины перемен, и конкретные обязанности новых секретарей, определенные к тому же лишь месяц спустя, 13 апреля, на четвертом по счету послевоенном протокольном заседании ПБ. В тот день коренная реконструкция аппарата ЦК, начатая еще на XVIII съезде партии, наконец завершилась упразднением последних производственно-отраслевых отделов — сельскохозяйственного и транспортного. Теперь деятельность Секретариата ограничилась теми вопросами, которые решили оставить за партией: подбором и расстановкой кадров, пропагандой и агитацией, проверкой работы местных парторганизаций, а также связями с зарубежными компартиями, а точнее — мягким воздействием на них. Новым задачам соответствовала и новая структура партаппарата. Она включала два управления — кадров, пропаганды и агитации, два отдела — оргинструкторский и внешней политики. Почти полностью их руководство было обновлено, а сами они иначе распределены между секретарями — для контроля за ними.

Маленков утратил свою особую роль, определявшуюся тем, что он, как и Сталин, совмещал высшие должности и в партийных, и в государственных структурах. Если до Пленума он являлся вторым секретарем и одновременно членом ГКО, а затем зампредом одного из ОБ СНК, то теперь Маленков не только не входил в состав БСМ, но и лишился поста главы УК. Отныне в его обязанности входили лишь «вопросы руководства работой ЦК компартий союзных республик, подготовка вопросов к Оргбюро и председательствование на заседаниях последнего».

На ключевом партийном посту оказался новичок в Москве Алексей Александрович Кузнецов (в кулуарах обычно его называли «Кузнецов ленинградский»). Именно к нему перешло «руководство Управлением

349

кадров ЦК ВКП(б)», ведение «работой в области распределения кадров в партийных, советских и хозяйственных организациях; подготовка вопросов к Секретариату ЦК ВКП(б) и председательствование на заседаниях последнего; вопросы руководства работой обкомов партии областей, входящих в РСФСР». Вместе с тем Кузнецов стал и начальником УК.

Жданову на этот раз удалось подтвердить свои позиции, которые он занял сразу после возвращения в столицу в начале 1945 г. Ему совершенно официально передали «руководство Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и работой партийных и советских организаций в области пропаганды и агитации (печать, издательства, кино, радио, ТАСС, искусство, устная пропаганда и агитация); руководство отделом внешней политики». Но в отличие от Кузнецова Жданова не назначили начальником УПиА, оставили этот пост за Г.Ф. Александровым. Скорее всего, с согласия и по желанию самого Жданова.

Единственный из четырех секретарей, Г.М. Попов, не получил никаких «определенных обязанностей по ЦК». Подобное исключение традиционно объяснялось большой занятостью «по руководству Московской партийной организацией и Моссоветом».16

Сохранившие самостоятельность отделы были поручены новым в аппарате ЦК людям, только что переведенным на работу в Москву. Отдел внешней политики вместо Георгия Димитрова, уехавшего на родину, в Болгарию, в ноябре возглавившего правительство этой страны, — М.А. Суслову, отозванному из Вильнюса. Оргинструкторский — Н.С. Патоличеву, более семи лет возглавлявшему сначала Ярославский, а затем Челябинский обком и горком.

Подобные перемены, неожиданное для всех и на редкость скоропалительное возвышение Кузнецова, не только молодого, но и мало кому известного функционера, всего год проработавшего первым секретарем Ленинградского обкома и горкома, объяснялось про-

350

сто. Сталин перестал скрывать от ближайшего окружения озабоченность надвигавшейся старостью и ухудшившимся состоянием здоровья. Вместе с тем он стремился сделать все, чтобы его курс был продолжен и без него. Сталин дал понять всем: своим преемником на посту первого секретаря видит не Маленкова и даже не верного Жданова, а Кузнецова, потому и наделяет его столь огромными полномочиями, предоставляет возможность проявить себя, подтвердить правильность выбора.

Но на том ураган, обрушившийся на вершину власти, не стих, а продолжал бушевать с той же силой, все больше и больше угрожая тем, кто совсем недавно был уверен в стабильности своего положения. В конце апреля был арестован бывший нарком авиапромышленности, поначалу пониженный до должности зампреда СМ РСФСР, А.И. Шахурин, а вместе с ним командующий ВВС А.А. Новиков и два заведующих отделами УК, занимавшихся кадровыми вопросами авиа- и моторостроения. Этот инцидент дал основание на очередном заседании узкого руководства, 4 мая, формально дискредитировать Маленкова и вывести его из Секретариата17. Но все же весьма возможное для тех лет и подобных случаев снятие Маленкова со всех остальных постов не последовало, более того, его оставили и в составе ПБ и ОБ.

В тот же день было принято еще одно важное решение, на этот раз направленное против Берия. Без каких-либо мотивов и объяснений В.Н. Меркулова, работавшего под началом Лаврентия Павловича с начала 20-х годов, сместили с должности министра госбезопасности, которую он занимал два с половиной года. Его преемником стал B.C. Абакумов18, начальник Главного управления контрразведки «СМЕРШ», с апреля 1943 г. структурной части НКО, а потому подчиненный по службе непосредственно Сталину, потерявший все былые связи с прежним начальником по НКВД. Подобная мера весьма серьезно ослабила позиции Бе-

351

рия и в то же время дала преимущества новому начальнику УК Кузнецову.

Возникшая неустойчивость в узком руководстве мгновенно привела к очередному всплеску борьбы за лидерство, принявшему форму закулисных интриг.

Опираясь на решение ПБ от 13 апреля о недостатках в идеологической работе, Жданов и его старый протеже, верный сторонник Г.Ф. Александров, попытались максимально выгодно для себя использовать ситуацию неопределенности. Они обвинили основную массу руководителей обкомов и крайкомов в вопиющем непрофессионализме, политической неграмотности, а ряд республиканских ЦК, и прежде всего Украины, даже в потворстве буржуазному национализму. Данные, свидетельствовавшие об этом, были оглашены на совещании в УПиА, а также в обстоятельных записках19, которые благодаря целенаправленной поддержке Жданова вскоре начали принимать форму важных по значению постановлений ЦК. И затрагивали они не столько идеологические, сколько кадровые вопросы.

Первым и решающим в данной серии явилось принятое 8 июля постановление «О росте партии и о мерах по усилению партийно-организационной и партийно-политической работы с вновь вступившими в ВКП(б)». Именно оно и могло в случае необходимости, послужить основанием для осуществления дальнейших кардинальных мер, и прежде всего — запланированных на ближайшее будущее экзаменов, проверки теоретических знаний у всех без исключения членов партии. Мотивировалось такое предложение тем, что 67,2 процента коммунистов, включая работников обкомов и крайкомов, не имели даже среднего образования. Вместе с тем предусматривалось и сокращение приема в партию служащих, которые на 1 января 1946 г. составили уже 47,6 процента, то есть чуть ли не половину от общей численности ВКП(б)20.

В развитие этого постановления 2 августа было принято еще одно — «О подготовке и переподготовке

352

руководящих партийных и советских работников». В нем содержалось требование обязательного обучения всех партийных функционеров, в зависимости от занимаемой должности и имевшегося образования — двух- или трехлетнего21. Для выполнения этой задачи были созданы Высшая партийная школа, Академия общественных наук, а также восстановлена Военно-политическая академия.

Такой подход к решению кадровых вопросов неизбежно должен был сделать уже УПиА, а не УК ключевым в аппарате ЦК. Вместе с тем выявленные факты, хотя и не включенные в текст постановлений, по сути, продолжали старую, начатую еще до войны линию Маленкова и ставили под сомнение компетентность А.А. Кузнецова, так и не обратившего ни малейшего внимания на столь угрожающее явление.

Одновременно Жданов и Александров сделали еще один, весьма характерный для «аппаратных игр» ход, призванный обезопасить их от возможной критики со стороны. Они подготовили весной и провели через ПБ и ОБ во второй половине 1946 г. ряд весьма острых постановлений по идеологическим вопросам: о недостатках в работе газет «Правда», «Известия», «Труд», Радиокомитета, Министерства кинематографии, Объединенного государственного издательства (ОГИЗ), в литературно-художественной критике. Но в этих документах, внешне предельно самокритичных, они сумели поставить акцент на все тот же вопрос подбора и расстановки кадров.

Такие действия резко усилили позицию Жданова. 2 августа последовало решение ПБ, согласно которому уже именно на него, а не на Кузнецова возлагалось председательствование на заседаниях ОБ и руководство работой Секретариата22. Иными словами, Жданов был признан вторым лицом в партии и вновь, как это уже было до войны, стал вместе со Сталиным подписывать совместные постановления СМ СССР и ЦК ВКП(б).

353

Тем же решением ПБ функции Маленкова по руководству ЦК компартий союзных республик, утраченные им еще 4 мая, возложили на введенного в Секретариат Н.С. Патоличева, чей отдел был повышен в статусе и преобразован в Управление по проверке партийных органов23. Сам же Маленков в тот день был возвращен из трехмесячной опалы, его утвердили заместителем председателя СМ СССР, членом БСМ, отвечающим за деятельность министерств промышленности средств связи, электропромышленности, связи24, тем самым вернув его на вершину власти, но серьезно сузив полномочия, ограничив их только сферой государственных, экономических структур управления.

И все же все эти назначения, перераспределения обязанностей так и не привели к хотя бы слабому, пусть неустойчивому, но равновесию сил в узком руководстве. Напротив, его продолжали раздирать непримиримые противоречия, порожденные ущемлением былых прав Молотова, Берия, Маленкова, но в еще большей степени — неуемными амбициями Кузнецова, не желавшего смириться со столь быстрым проигрышем позиций Жданову. Невольно внес свою лепту в неутихавшие интриги и Сталин.

Поздней весной 1946 г. Иосиф Виссарионович мог подвести некоторый итог результатов своего внешнеполитического курса, соотнести число побед и поражений.

Да, демаркирована новая западная граница. Удалось добиться от Вашингтона и Лондона окончательного признания стран Восточной Европы, включая и Польшу, сферой жизненных интересов, зоной национальной безопасности Советского Союза. На том все успехи и ограничивались. Неудач оказалось гораздо больше.

Под жесточайшим прессингом — Иран 9 января поставил перед Советом Безопасности вопрос о вмешательстве СССР в его внутренние дела, из-за реше-

354

ния третьей, лондонской сессии СМИД 2 марта, после вручения Кеннаном ноты США 6 марта — части Красной Армии из Ирана все же пришлось срочно эвакуировать к 9 мая. Причем не было ни малейшей уверенности в том, что автономные режимы Южного Азербайджана и Северного Курдистана сумеют выстоять без столь необходимой им прямой поддержки. Правда, небывало длительный, продолжавшийся с 12 февраля по 3 марта визит тегеранского премьера Кавам эс-Салтане, казалось, привел к достижению главной цели Москвы — к появлению на свет проекта договора о создании смешанного Ирано-советского общества по разведке и эксплуатации нефтяных месторождений. Однако рассматривать и утверждать его меджлис только в конце октября, лишь после того, как ни одного советского солдата на иранской территории не останется.

Столь же удручающее положение приходилось констатировать и в остальных, имеющих стратегическое значение для СССР регионах вдоль южных его границ. Турция, как и прежде, не торопилась соглашаться возбуждать вопрос о пересмотре режима навигации в Черноморских проливах, не реагировала на попытки оказать на нее моральное давление ни со стороны Москвы, ни тем более Тбилиси и Еревана. Пришлось прекратить открытую помощь Восточно-Туркестанской республике, признав верховенство власти в Синьцзяне за центральным правительством, за Чан Кайши. Оставили советские воинские части и Маньчжурию — к 3 мая, успев все же помочь двум армиям Мао Цзэдуна установить там, включая такие важные центры, как Харбин, Чанчунь, Шэньян (Мукден), свой абсолютный контроль. Но американские войска и флот тем не менее оставались в Китае, демонстрируя свою доминирующую роль во всем Северо-Тихоокеанском бассейне.

Усугубляло неудачи на международной арене еще и то, что расчеты отменить к концу 1946 г. карточную

355

систему не оправдались. Страшная, небывалая засуха, обрушившаяся на огромные районы страны, те самые, по которым во время войны дважды прошел безжалостный каток боевых действий, — на Молдавию, Украину, Северный Кавказ, Поволжье, привели не просто к неурожаю — к голоду, о котором приходилось молчать, дабы не давать повода Западу заговорить о слабости советской системы, не позволить США предложить свою экономическую помощь, оказывая тем самым своеобразное политическое давление на СССР. Из-за только что развернувшихся работ по созданию атомной бомбы — лишь в мае 1946 г. был организован отечественный центр ядерного оружия, город, вскоре названный «Арзамас-16», — потребовавших гораздо больше сил и средств, нежели поначалу предполагали, нечего было и думать о подъеме жизненного уровня населения. Словом, пришлось отказаться от всех прокламированных в феврале планов.

Пытаясь любым способом, даже явно иррациональным, компенсировать столь вопиющий провал своего курса прежде всего в глазах населения СССР, Сталин на заседании ПБ 13 апреля попытался сделать козлом отпущения все то, что называлось сферой идеологии, — печать, издательства, литературно-художественные журналы, ССП, театры, даже музеи. Он выступил с большой речью о «признании работы в области идеологии как работы, имеющей серьезные недостатки и серьезные провалы». Не ограничившись общими рассуждениями, Сталин привел конкретные примеры: отметил, что «даже сама "Правда"» не высказывается ни по одному вопросу внешней политики»; как негативное явление оценил творчество режиссера Александра Таирова, руководителя Московского камерного театра; разбирая произведения, опубликованные в «толстых» журналах, самым худшим из них назвал «Новый мир», счел ошибкой появление в «Звезде» повести Григория Ягдфельда «Дорога времени». Не забывая ни на минуту об усиливавшейся словесной

356

дуэли с Вашингтоном и Лондоном, Сталин высказал необычное предложение: «Нельзя ли иметь в Ленинграде орган "оппозиции", чтобы критиковать союзников и своих».

Но, что бы ни затрагивал Сталин в своем выступлении, почти все сводил к отсутствию настоящей критики. «Никакой критики у нас нет, — заметил он, говоря о литературе, — и те критики, которые существуют, являются критиками на попечении у тех писателей, которых они обслуживают, рептилиями по дружбе. Задача их заключается в том, чтобы хвалить кого-либо, а всех остальных ругать». Как панацею он предложил критику «объективную, независимую от писателей». А «маховиком, который должен завертеть все это дело, должно явиться Управление пропаганды». Сталин дал последнему на подготовку необходимых мероприятий три месяца25.

Точно в назначенный срок, 15 июля, УПиА утвердило на Секретариате план своей предстоящей работы. Среди прочего — подготовка для внесения «на рассмотрение ЦК» постановлений об улучшении содержания литературно-художественных журналов, о репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению, о производстве художественных кинофильмов в 1946—1947 годах, а также об организации собственного издания. Последнее оказалось сделать проще всего. Уже 26 июля ОБ утвердило документ, в соответствии с которым и начала выходить вскоре ставшая одиозной газета «Культура и жизнь» — орган УПиА, тот самый, который, по замыслу Сталина, предназначался для «критики союзников и своих». Разумеется, не в политическом, а лишь идеологическом плане26.

Затем началась работа над еще тремя постановлениями, которым, чего никто не мог и предположить, предстояло сыграть трагическую роль в судьбе Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. Готовя очередные документы, сотрудники управления, Александров и Жданов отнюдь не жаждали крови, не стремились

357

кого-либо из прозаиков, поэтов, драматургов, театральных и кинорежиссеров обречь на заклание, сделать ритуальной жертвой. Нужды в том не было никакой, да и вся вот уже шестилетняя практика Александрова, хорошо понимавшего Жданова, знавшего его стиль и методы работы, исключала подобное решение. Стремились оба к иному: доказать, что без руководства и контроля со стороны УПиА деятели литературы и искусства неизбежно будут допускать серьезнейшие просчеты, и не только идеологические, но и чисто профессиональные, художественные.

Именно таким духом и были проникнуты первые варианты проектов двух постановлений — «О неудовлетворительном состоянии журналов "Звезда" и "Ленинград"», «О состоянии репертуара драматических театров» и сопровождавшие их «записки». Строго следуя указаниям Сталина, авторы проектов внесли лишь одну поправку: худшим объявили не московский «Новый мир», а ленинградскую «Звезду». Да еще решили, что требуемое сокращение числа литературно-художественных изданий проще всего осуществить за счет ликвидации самого «тонкого» из них, распространявшегося только в городе на Неве, — «Ленинграда».

В обеих записках приводились десятки негативных примеров. Просто низкого художественного уровня — произведения Г. Гора, Г. Ягдфельда, А. Штейна, В. Кнехта, Л. Малюгина, Л. Борисова, С. Спасского, М. Слонимского, И. Сельвинского, С. Варшавского и Б. Реста, Д. Острова; «упадочности, ущербности» — стихи А. Ахматовой, И. Садофьева, М. Комиссаровой; «порочности, неразумности» — М. Зощенко (но о нем пока всего три фразы!); «пустоты, безыдейности» — пьесы В. Масса и М. Червинского, братьев Тур и Л. Шейнина, Н. Погодина, других. В проекте о репертуаре осуждались среднеазиатские и закавказские театры за чрезмерное увлечение исторической тематикой, ложное возвеличивание местных национальных героев далекого прошлого: российские — за засилье на

358

их сценах крайне слабых и к тому же являющихся «образцами буржуазной салонной драмы» пьес американских, английских, французских авторов.

Не довольствуясь таким узким подходом, «записка» о репертуаре значительно расширяла круг виновных, не ограничивая его лишь драматургами и театрами. В ней отмечалась: «По вине Комитета по делам искусств в театрах наблюдается стремление ставить сомнительные пьесы западных драматургов. Эти спектакли пришлось запретить уже после того, как театры их поставили, затратив на постановку огромные средства». И далее: «Совершенно справедливо указывают некоторые драматурги (Крон, Погодин) на то, что количество инстанций и людей, участвующих в приеме пьес и их апробации, чрезвычайно велико. В Комитете по делам искусств, реперткоме, республиканском управлении искусств, в литературных отделах театров, в военных и общественных организациях находятся в общей сложности десятки людей, имеющих право «задерживать» пьесы и вносить поправки в них. Многие из этих контролеров слишком прямо, непосредственно и упрощенно понимают роль театрального искусства в системе пропагандистской, агитационной работы и толкают драматургов на путь поверхностного отражения злободневной действительности»27.

Казалось, с утверждением всех проектов постановлений проблем не должно возникнуть, но буквально за 48 часов до начала заседания ОБ, назначенного на 9 августа, где и намечалось рассмотреть три документа УПиА, Жданов получил некое указание от «секретариата» (от кого — всех, Сталина, Кузнецова, Патоличева, Попова? или только от Сталина? но тогда почему не было ссылки прямо на него?). Его обязали срочно заменить план производства кинофильмов на зубодробительную критику только что созданной Л. Луковым второй серии картины «Большая жизнь», осудить ее так, чтобы появилось достаточно убедительное основание для запрещения выпуска фильма


Дата добавления: 2021-04-07; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!