Книга состоит из трех частей. 42 страница



Информация, имевшаяся в распоряжении Ставки, давала основания полагать: демонстрация силы может восстановить порядок. В телеграмме царь писал, что в то время, когда солдаты мерзнут в окопах и готовы отдать жизни в весеннем наступлении, нельзя терпеть беспорядки в тылу: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией»20. Хабалов впоследствии говорил, что его очень удручило царское повеление идти на вооруженное столкновение с восставшими21 — то есть толкающее как раз к тому, чего в городе пытались избежать. Покорный монаршей воле, он издал два распоряжения. Одно из них запрещало уличные собрания и предупреждало, что войскам отдан приказ вести огонь по демонстрантам. Другое предписывало бастующим рабочим вернуться на предприятия до 28 февраля, те же, кто не подчинится приказам, лишаются отсрочки от военной службы и подлежат отправке на передовую22. Приказы эти срывали, едва лишь их успевали расклеить23. В одной из трех записок мужу 25 февраля императрица советовала не стрелять по демонстрантам. Она удивлялась, что не введено нормирование продуктов и не военизированы заводы: «Этот продовольственный вопрос может свести с ума», — заключала она24.

В ночь с 25-го на 26 февраля власти утратили контроль над рабочими кварталами, в особенности на Выборгской стороне, где рабочие громили и поджигали полицейские участки.

Воскресным утром 26 февраля Петроград был занят военными частями в боевом снаряжении. Жителям было запрещено выходить из домов. Мосты через Неву были подняты. Утром все было спокойно, но к полудню тысячи рабочих, ожидая, какой оборот примут события, стали переходить реку по льду и заполнять центр города. Во второй половине дня во многих районах столицы войска открывали огонь по скоплениям людей. Самый кровавый инцидент произошел на Знаменской площади, в центре которой высилась знаменитая конная статуя Александра III работы скульптора П.П.Трубецкого, — это было излюбленное место сборищ политических агитаторов. Когда собравшиеся отказались разойтись, рота Волынского гвардейского полка открыла огонь — было убито 40 человек и столько же ранено. [Согласно Е.И.Мартынову (Царская армия в февральском перевороте. Л., 1927. С. 85), войска применяли пулеметы. Но это почти наверняка не так. Унтер-офицер, участник этих событий, заявлял, что войска вообще стреляли в воздух, а в гибели людей был повинен один пьяный офицер. См.: Былое. 1917. № 5/6 (27/28). С. 8-9].

Обращение к силе дало ожидаемый результат: к ночи в столице все было спокойно. Н.Н.Суханов, оставивший лучшее описание событий в Петрограде в 1917 году, участником которых он был, считал, что правительству удалось восстановить контроль над центром города25. В этот вечер был пышный прием у княгини Радзивилл, о котором петербургское общество говорило уже несколько недель.

Вид ее ярко освещенного дома на Фонтанке навел французского посла Мориса Палеолога на аналогию с Парижем в 1789 году26.

Чтобы устранить главный рассадник политической оппозиции, царь повелел отложить заседания Думы до апреля. Голицын сообщил об этом Родзянко поздно вечером 26 февраля.

С наступлением ночи, казалось, все стихло. Но затем произошел целый ряд событий, и по сей день поражающих своей внезапностью и размахом: мятеж Петроградского гарнизона, за сутки превративший половину войск в повстанцев, а к 1 марта охвативший всю 160-тысячную солдатскую массу.

Понять случившееся невозможно, не приняв во внимание состав и условия содержания Петроградского гарнизона. Гарнизон состоял, собственно, из новобранцев и отставников, зачисленных в пополнение ушедших на фронт запасных батальонов гвардейских полков, квартировавшихся в мирное время в Петрограде. Перед отправкой на фронт им предстояло в течение нескольких недель проходить общую военную подготовку. Численность сформированных с этой целью учебных частей превосходила всякую допустимую норму: в некоторых резервных ротах было более 1000 солдат, а встречались батальоны по 12—15 тыс. человек; в общей сложности 160 тыс. солдат были втиснуты в казармы, рассчитанные на 20 тыс.27. Резервисты, набранные из народного ополчения, многим из которых было сильно за тридцать и даже за сорок, чувствовали себя обиженными судьбой. Здесь, в Петрограде, они подверглись обычным для русских солдат унижениям: офицеры к ним обращались на «ты» и им запрещалось ездить внутри вагонов городского транспорта28. Хоть и облаченные в шинели, они по сути ничем не отличались от рабочих и крестьян, которых встречали на улицах Петрограда и в которых сейчас им было приказано стрелять. Родзянко, имевший возможность близко наблюдать их, так описывал события неделю спустя: «Вспыхнул неожиданно для всех нас такой солдатский бунт, которому подобных я еще не видел и которые, конечно, не солдаты, а просто взятые от сохи мужики и которые все свои мужицкие требования нашли полезным теперь же заявить. Только слышно было в толпе: «Земли и воли», «Долой династию», «Долой Романовых», «Долой офицеров», и началось во многих частях избиение офицеров. К этому присоединились рабочие, и анархия дошла до своего апогея»29. [П.Е.Щеголев, опубликовавший переговоры Родзянко с Рузским в сб. «Отречение Николая II» (Л., 1927. С. 242), сделал к этому отрывку такое примечание: «Угловатость фразы вызвана, по-видимому, ошибками телеграфиста».].

Февральская революция часто описывается как рабочее восстание, поэтому важно подчеркнуть, что в первую очередь это был солдатский мятеж — бунт вчерашних крестьян, которых власти из экономии содержали в переполненных казармах в самом сердце империи, что, по словам одного современника, было «равносильно раскладыванию костров вокруг порохового погреба».

Судьба царского режима всецело зависела от благонадежности армии, поскольку обычные органы охраны порядка — полиция и казаки — не обладали достаточной численностью, чтобы справиться с многотысячными толпами манифестантов. В феврале 1917 года насчитывалось всего 3,5 тыс. полицейских, вооруженных устаревшими японскими винтовками, и несколько казачьих рот, по необъяснимой причине лишенных оружия устрашения — нагаек30. Говоря в беседе с английским послом, что армия его спасет, царь тем самым признавал свою зависимость от настроений в войсках. Однако лояльность войск поколебалась, когда они получили приказ стрелять по безоружным людям. Русским солдатам всегда претило, чтоб их использовали против гражданских, но теперь такая роль им нравилась всего менее, ибо, еще «зеленые» рекруты, они по-прежнему жили гражданскими интересами и сочувствовали гражданским нуждам. Наблюдая поведение казаков и солдат в эти критические дни, Суханов почувствовал, что они ищут лишь предлога, чтобы присоединиться к демонстрантам31.

Такое же мнение высказывалось в одном из последних донесений охранки от 26 февраля, составленном незадолго до разгрома ее восставшими: «Движение вспыхнуло стихийно, без подготовки, и исключительно на почве продовольственного кризиса. Так как воинские части не препятствовали толпе, а в отдельных случаях даже принимали меры к парализованию начинаний чинов полиции, то массы получили уверенность в своей безнаказанности, и ныне, после двух дней беспрепятственного хождения по улицам, когда революционные круги выдвинули лозунги «долой войну» и «долой правительство», — народ уверился в мысли, что началась революция, что успех за массами, что власть бессильна подавить движение в силу того, что воинские части не сегодня-завтра выступят открыто на стороне революционных сил, что начавшееся движение уже не стихнет, а будет без перерыва расти до конечной победы и государственного переворота»32.

Царский генерал Е.И.Мартынов, после октябрьского переворота перешедший на службу к большевикам и прекрасно описавший роль армии в февральской революции, критически отзывается о пассивности царских властей в ситуации братания петроградского гарнизона с восставшими. Он противопоставил их поведение энергичным мерам, предпринятым французским президентом Тьером в марте 1871 года: едва лишь началось братание войск с парижской толпой, Тьер отвел их в Версаль, откуда они позднее повели наступление и захватили столицу33. Беляев и Хабалов же, наоборот, беспомощно наблюдали разрастающийся бунт.

Первые шатания дисциплины в гарнизоне начались вечером 26 февраля в ответ на столкновение на Знаменской площади. Взволнованные случившимся рабочие пришли на Марсово поле, где стоял Павловский полк. Они рассказали солдатам 4-й роты Резервного батальона, что их собратья-волынцы стреляли по безоружным. Разгневанные павловцы ворвались в арсенал, захватили тридцать винтовок и вышли на улицу. Группа в сотню человек двинулась к Невскому с твердым намерением уговорить или заставить волынцев прекратить стрельбу. По дороге они столкнулись с отрядом конной полиции, и между ними завязалась перестрелка. Лидер бунтовщиков, молодой поручик, получил тяжелое ранение. Оставшись без командира, бунтовщики растерялись. Другие гарнизонные части их не поддержали. К ночи, когда павловцы вернулись в казармы, девятнадцать зачинщиков волнений были взяты под арест34. В телеграммах, отправленных в этот вечер в Могилев, Хабалов и Беляев упомянули о беспорядках в некоторых воинских частях, но заверили царя, что волнения будут подавлены35.

Если поставить задачу определить конкретную дату начала февральской революции, то такой датой можно считать 27 февраля (12 марта) 1917 года, когда «рабочие демонстрации превратились в солдатский бунт»36 и царские власти потеряли контроль над столицей. Самый значительный из описанных в истории, военный бунт начался с Павловского полка. Всю ночь солдаты митинговали, выражая возмущение расстрелом на Знаменской площади, и в конце концов проголосовали за неподчинение приказам стрелять в демонстрантов. Были отправлены гонцы в расположенные поблизости Преображенский и Литовский гвардейские полки, которые присоединились к этому решению. На следующее утро уже три полка вышли на улицы. В Павловском полку убили офицера. Солдаты громили казармы жандармских рот. Сметая с пути верные правительству пикеты, бунтовщики продвигались на Выборгскую сторону, где к ним присоединились восставшие рабочие. Мятежные солдаты разъезжали по городу в захваченных бронемашинах, крича и размахивая оружием. Всякий, кто попадался им на пути, рисковал оказаться жертвой самосуда. Часть солдат устремилась в Петропавловскую крепость и освободила узников. Толпа разгромила министерство внутренних дел. Над Зимним дворцом вознесся красный флаг. Полицейских, на свою беду оказавшихся в форме, избивали и убивали. Вечером толпа ворвалась в охранное отделение и начала крушить и жечь архивные документы — особое рвение при этом, по наблюдениям очевидцев, проявили тайные осведомители. Взламывались оружейные склады и похищались во множестве винтовки. Повсюду грабили магазины, рестораны и даже частные квартиры.

К ночи Петроград оказался в руках крестьян в шинелях. Из 160 тыс. солдат гарнизона половина бунтовала, а другая сохраняла «нейтралитет». Хабалов мог полагаться только на тысячу—две верных частей, в основном из Измайловского полка37. Лишь с полдюжины общественных зданий оставалось в руках правительства.

Скорость, с которой бунт распространился по Петроградскому гарнизону 27 февраля, нельзя объяснить только накопившимся у солдат крайним недовольством, хотя и это тоже, конечно, имело место. Но развитие бунта говорит о том, что ничего нельзя было сделать, чтобы его остановить. Это был вовсе не армейский бунт из тех, что в период войны случались в других странах, в том числе во Франции и Германии, но типичный русский бунт с мощным анархистским оттенком. [В апреле — июне 1917 года бунты происходили во французских войсках на Западном фронте. Поводом для недовольства послужили крупные потери, понесенные в Нивельском наступлении, однако весть о русской революции, приведшая к восстанию русских частей, стоящих во Франции, также сыграла свою роль. Беспорядки охватили 54 дивизии: в мае 1917 года французская армия была неспособна вести наступательные операции. И все же бунт, который французское правительство сумело долгое время держать в тайне, был подавлен и ни в коей мере не угрожал гибелью государства — весьма показательный пример национальной и политической крепости Франции в сравнении с Россией (см.: Williams J. Mutiny 1917. Lnd., 1962; Watt R. M. Dare Call It Treason. N. Y., 1963)]. Взбунтовавшиеся были в большинстве своем рекрутами из крестьян 80-х годов рождения, и наследие трехсотлетнего рабства было у них в крови. Они оставались покорными лишь до тех пор, пока непослушание влекло за собой возмездие, но едва почувствовав безнаказанность за самые дикие свои поступки, мгновенно выходили из повиновения. Хронология бунта указывает на то, что начался он с Павловского полка, восставшего в ночь с 26-го на 27 февраля вслед за безуспешным выступлением одной из рот. Беляев предлагал участников беспорядков отдать под трибунал, признанных виновными казнить, но Хабалов своей властью распорядился только арестовать зачинщиков38. Это было фатальным слабоволием. Троцкий, сам в подобной ситуации без колебаний применявший жесткие меры, следующим образом описывал психологию русских на пороге военного бунта: «Критический час соприкосновения напирающей массы и преграждающих путь солдат имеет свою критическую минуту: это когда серая застава еще не рассыпалась, еще держится плечо к плечу, но уже колеблется, а офицер, собрав последнюю силу решимости, отдает команду «пли». Крик толпы, вопль ужаса и угрозы заглушают голос команды, но только наполовину. Ружья колышутся, толпа напирает. Тогда офицер направляет дуло револьвера на самого подозрительного из солдат. Из решающей минуты выступает ее решающая секунда. Гибель наиболее смелого солдата, на которого невольно оглядываются остальные, выстрел по толпе унтера из винтовки, выхваченной у убитого, — застава смыкается, ружья разряжаются сами, сметая толпу в переулки и дворы»39.

26 февраля рука имперской власти дрогнула: как только она поколебалась расстрелять «самых подозрительных солдат», порядок рухнул и бунт стал разгораться подобно пожару.

Государь император все еще не представлял себе тяжести положения. Понятно поэтому, как он был раздражен, когда 26-го вечером ему показали телеграмму от Родзянко, столь несоответствующую донесениям Хабалова и Беляева: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца»40.

Царь предпочел проигнорировать предостережение Родзянко, уверенный, что тот распространяет панику, чтобы вырвать политические уступки для Думы. На следующий день пришла еще одна телеграмма от председателя Думы: «Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра будет поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии»41. Николай взглянул на телеграмму и обратился к своему адъютанту барону Фредериксу со словами: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать»42.

Но уже в тот же день царское хладнокровие подверглось суровой проверке, ибо панические известия Родзянко получили подтверждение из источников, которым царь доверял несравненно больше. Пришла телеграмма от Хабалова, в которой он сообщал, что не в состоянии предотвратить запрещенные сборища, так как войска взбунтовались и отказываются стрелять в население43. Было несколько телеграмм от императрицы, в одной из которых она настойчиво убеждает: «Уступки необходимы»44. Вел. кн. Михаил советовал распустить Совет министров и заменить его кабинетом, ответственным перед Думой, под председательством князя Г.Е.Львова. Он предлагал себя в качестве регента. [Мартынов. Царская армия. С. 105; КА. 1927. №2(21). С. 11 — 12. Сообщение подписал вел. кн. Михаил, но оно явилось результатом совместного творчества его самого, премьер-министра Голицына, Родзянко, Беляева и Крыжановсгого (см.: Революция. Т. 1. С. 40)]. В два часа пополудни Голицын от имени Совета министров сообщал царю, что бушующая толпа вышла из-под контроля и что Совет собирается уйти в отставку в пользу думского министерства, предпочтительно под председательством Львова или Родзянко. Кроме того, он рекомендовал ввести военное положение и назначить ответственным за безопасность в столице популярного генерала с боевым опытом45. Николай попросил Воейкова связаться с военным министром Беляевым, чтобы получить подтверждение. Беляев подтвердил, что Петроград стал неуправляем46. Решающую роль сыграла телеграмма от обер-гофмаршала графа П.К.Бенкендорфа, который спрашивал, желает ли государь, чтобы его жена и дети выехали к нему. Дети в это время болели корью, и царь, не желая, чтобы они пускались в дорогу, принял решение вернуться в Царское Село и отдал распоряжение подготовить свой поезд к отправке этой же ночью (с 27-го на 28 февраля)47.

Николай, наконец, понял, что в столице серьезные неприятности, но все еще не осознал их глубину и силу: подобно Людовику XVI 14 июля 1789 года, он полагал, что имеет дело с восстанием, а не с революцией. Он верил, что беспорядки можно подавить силой. Об этом говорят два его решения. Отвергнув предложение председателя Совета министров о передаче правления думскому кабинету, он повелел министрам оставаться на местах48. Однако предложение того же Голицына о назначении военного диктатора, ответственного за безопасность Петрограда, он принял. На эту роль он выбрал шестидесятишестилетнего генерала Н.И.Иванова, который отличился в галицийской кампании 1914 года и имел солидный опыт службы в жандармерии. Во время обеда в Ставке в тот день царь, выглядевший бледным, печальным и взволнованным49, отозвал в сторону генерала Иванова и имел с ним долгую беседу. Иванову было приказано отправиться в Царское Село во главе лояльных армейских частей для обеспечения безопасности императорской фамилии, а затем, в качестве новоназначенного командующего Петроградским военным округом, взять на себя командование полками, направленными с фронта ему на подмогу. Все министры переходили в его подчинение50. В девять часов вечера Алексеев передал генералу Данилову, начальнику штаба Северного фронта в Пскове, распоряжение обеспечить отправку двух кавалерийских и двух пехотных полков, состоящих из «самых прочных, надежных» солдат и «смелых» офицеров, в помощь генералу Иванову51. Сходный приказ был получен и штабом Западного фронта52. Размер военного контингента — восемь боевых полков, усиленных пулеметными командами, — указывал на то, что Николай и генералы планировали провести крупную операцию по подавлению бунта.

Иванов поднял по тревоге стоявший на охране Ставки батальон георгиевских кавалеров, то есть ветеранов, получивших ранения и награжденных Георгиевским крестом за храбрость, проявленную в бою. В разговоре с друзьями Иванов казался далеко не уверенным в благонадежности своих людей и успехе своей миссии53. Отряд из 800 человек выехал поездом из Могилева около одиннадцати утра, направляясь в Царское Село самым прямым путем — через Витебск и Дно. Сам Иванов выехал два часа спустя.

Теперь, когда мы знаем, что миссия Иванова не состоялась, трудно сказать, могла бы она быть успешной, действуй царь в последующие дни решительней. Однако замысел представляется не столь безнадежным, как в это, похоже, уверовали политики и даже генералы под влиянием политиков. 27 февраля восстанием был охвачен только Петроград; за исключением нескольких стачек солидарности в Москве, повсюду в стране было спокойно. Решительные действия дисциплинированных фронтовых частей могли бы подавить восстание, которое пока еще было лишь гарнизонным бунтом. Однако на этот план махнули рукой потому, что политики убедили себя — и, как показали дальнейшие события, напрасно, — будто лишь Дума способна восстановить порядок. Они сумели убедить и генералов оказать давление на царя и вынудить его отказаться от власти. В действительности политические уступки, когда они наконец были сделаны, дали эффект, противоположный ожидаемому, превратив бунт Петроградского гарнизона в народную революцию.


Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!