БОЛЬШЕВИКИ В БОРЬБЕ ЗА ВЛАСТЬ 20 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 20 из 41Следующая ⇒

Ленин, питавший отвращение к мемуарам, не оставил воспоминаний об этом периоде свой жизни, однако кое-что записал Зиновьев⁹⁷. Они жили вдвоем, скрытно, но поддерживали связь со столицей с помощью курьеров. Ленина так раздражали нападки на него и его партию, что какое-то время он вовсе не читал газет. Он постоянно возвращался мыслью к событиям 4 июля и часто, размышляя вслух, спрашивал, была ли тогда у большевиков возможность взять власть, но каждый раз приходил к отрицательному ответу. Когда во второй половине лета их жилище стали заливать дожди, Зиновьев решил вернуться в Петроград, а Ленин направился в Хельсинки. Для пересечения финской границы у него были подложные документы, по которым он значился рабочим (на фотографии в паспорте он имеет довольно лихой вид — моложавый, гладко выбритый, в парике).

Лишенный возможности непосредственно руководить своей партией и, вероятно, смирившийся с мыслью, что больше у него не будет шанса захватить власть, Ленин сосредоточил внимание на стратегических задачах коммунистического движения. Он вернулся к работе о Марксе и концепции государства, которую в следующем году публикует под заголовком «Государство и революция». Труд этот был его завещанием будущим поколениям, проектом революционных Преобразований, которые должны последовать за свержением капиталистического строя.

«Государство и революция» — нигилистическая работа, утверждающая, что революция призвана разрушить сверху донизу все «буржуазные» институты. Цитируя Энгельса, писавшего, что государство повсюду и во все времена представляет интересы класса эксплуататоров и отражает классовые конфликты, Ленин принимает это положение без доказательств и развивает его, опираясь исключительно на труды Маркса и Энгельса, но не обращаясь к реальной истории политических институтов или политической деятельности.

Главный тезис этой работы Ленин формулирует, ссылаясь на урок, извлеченный Марксом из Парижской коммуны и изложенный в его произведении «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»: «Парламентарная республика оказалась в своей борьбе против революции вынужденной усилить, вместе с мерами репрессии, средства и централизацию правительственной власти. Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать её». [ Цитируя это место из Маркса, Ленин выделяет последнюю фразу курсивом (Поли. собр. соч. Т. 33. С. 28)].В письме к другу Маркс так перефразирует эту мысль: «Если ты заглянешь в последнюю главу моего «18-го Брюмера», ты увидишь, что следующей попыткой французской революции я объявляю: не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее»⁹⁸.

Никакое из суждений Маркса о стратегии и тактике революции не удержалось так прочно, как это, в ленинской памяти. Он часто цитировал данный отрывок, ставший для него руководством к действию после захвата власти. Разрушительная ярость, с которой он обрушивался на российское государство, общество и все его институты, находила теоретическое обоснование в этом изречении Маркса. Маркс дал здесь Ленину ключ к решению труднейшей проблемы, встающей перед современным революционером: как уберечь победоносную революцию от идущей за ней следом контрреволюционной реакции. Решение это заключалось в том, чтобы уничтожить «бюрократически-военную машину» старого режима, лишив тем самым контрреволюцию почвы, на которой она могла бы произрастать.

Что же придет на смену старому порядку? Вновь обращаясь к размышлениям Маркса о Парижской коммуне, Ленин указывает на такие институты, предполагающие участие масс, как коммуны и народная милиция, где нет места офицерам и чиновникам старого, реакционного режима. В этой связи он предсказывает полное исчезновение профессиональной бюрократии: «При социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял»⁹⁹. Впоследствии, когда коммунистическая бюрократия вырастет до неслыханных размеров, эту фразу будут бросать Ленину в лицо. Безусловно, Ленин был неприятно удивлен и озабочен появлением в советской России гигантской бюрократии: в последний год жизни это волновало его, пожалуй, больше всего. Но он никогда не питал иллюзии, что с исчезновением «капитализма» исчезнет и бюрократия. Он понимал, что «диктатура пролетариата», установленная после революции, будет еще долгое время существовать в государственных формах со всеми вытекающими отсюда последствиями: «при переходе от капитализма к коммунизму подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» еще необходимо»¹⁰⁰.

Работая над «Государством и революцией», Ленин параллельно обдумывал экономическую политику будущего коммунистического режима. К этой теме он обращается в двух очерках, написанных в сентябре, после корниловского мятежа, когда дела у большевиков неожиданно пошли в гору¹⁰¹. По главной мысли эти работы резко расходятся с его политическими тезисами. Призывая «сломать» старую военно-государственную машину, Ленин в то же время настаивает на сохранении «капиталистической» экономики, которую, по его мнению, необходимо поставить на службу революционному государству. Эту его точку зрения мы еще обсудим в главе «Военный коммунизм». Здесь же достаточно будет сказать, что свои экономические идеи Ленин извлекал из произведений современных ему немецких авторов, главным образом Рудольфа Хильфердинга, считавшего, что развитой, или «финансовый» капитализм достиг такого уровня концентрации капитала, когда социализм может быть легко введен просто путем национализации банков и синдикатов.

Таким образом, намереваясь искоренить политический и военный аппарат старого «капиталистического» режима, Ленин при этом хотел сохранить и использовать его экономический аппарат. Однако в конце концов он уничтожил и то, и другое, и третье.

Но это было делом будущего, а в тот момент на переднем плане стояли вопросы революционной тактики, и в этих вопросах Ленин резко разошелся со своими товарищами.

Несмотря на то, что входившие в Совет социалисты были готовы простить и забыть июльский путч и всячески защищали большевиков от преследований правительства, Ленин решил, что миновало время, когда надо было маскировать просоветскими лозунгами свое стремление захватить власть, и что отныне большевики должны бороться за нее открыто, вооруженным путем. В работе «Политическая ситуация», написанной 10 июля, на следующий день после прибытия в Разлив, он рассуждает так: «Всякие надежды на мирное развитие русской революции исчезли окончательно. Объективное положение: либо победа военной диктатуры до конца, либо победа вооруженного восстания рабочих… Лозунг перехода власти к Советам был лозунгом мирного развития революции, возможного в апреле, мае, июне, до 5–9 июля, т. е. до перехода фактической власти в руки военной диктатуры. Теперь этот лозунг уже неверен, ибо не считается с этим состоявшимся переходом и с полной изменой эсеров и меньшевиков революции на деле»¹⁰². В первой версии Ленин так и написал «вооруженное восстание», но позднее изменил это на «решительную борьбу рабочих»¹⁰³. Новизна тезиса заключалась не в том, что власть надо брать силой, — вооруженные рабочие, солдаты и матросы выходили в апреле и в июле под руководством большевиков на улицы Петрограда вовсе не с целью организовать народные гуляния, — но в том, что большевики должны были теперь бороться сами за себя, не делая вид, что выступают от имени Советов.

Созванный в конце июля VI съезд большевиков одобрил эту программу. В принятой на нем резолюции было сказано, что в России установилась «диктатура контрреволюционной империалистской буржуазии», в условиях которой лозунг «Вся власть Советам» более не является верным. Был выдвинут новый лозунг, призывавший к ликвидации «диктатуры» Керенского. Это было провозглашено задачей большевистской партии, которая должна повести за собой все анти-контрреволюционные силы, возглавляемые пролетариатом и поддерживаемые беднейшим крестьянством¹⁰⁴. Как показывает трезвый анализ резолюции, посылки ее были абсурдными, а заключения ложными, и тем не менее в ней был заключен очевидный практический смысл: с этого момента большевики объявляли войну и Совету, и Временному правительству.

Новая тактика и отход от просоветских лозунгов разочаровали многих большевиков. На одной из большевистских конференций, созванных в том же месяце, Сталин, пытаясь успокоить недовольных, говорил: «Мы безусловно за те Советы, где наше большинство»¹⁰⁵.

Однако прошло совсем немного времени, и большевики, отметив общий спад интереса к Советам, вновь поменяли тактику. Нараставшее в народе безразличие давало им возможность проникать в Советы и манипулировать ими в своих собственных целях. В начале сентября газета «Известия», официальный орган Советов, писала, что из более чем 1000 депутатов Петроградского Совета его заседания посещают лишь от 400 до 500 человек, причем в числе отсутствующих находятся представители тех партий, которые до сих пор составляли парламентское большинство, то есть меньшевики и эсеры¹⁰⁶. Такое же недовольство проявилось месяц спустя в передовой статье «Известий», озаглавленной «Кризис советской организации». Автор ее напоминал: когда Советы были на пике популярности, в иногороднем отделе Исполкома было зарегистрировано около 80 °Cоветов, созданных по всей стране; к октябрю многие из них уже не существовали или значились только на бумаге. В сообщениях из губерний отмечалось, что Советы теряют престиж и влияние. Автор с прискорбием констатировал неспособность Советов рабочих и солдатских депутатов сотрудничать с крестьянскими организациями, в результате чего «крестьянство остается совершенно вне» структуры Советов. Но даже и там, где Советы продолжают функционировать, например, в Петрограде и Москве, они «далеко не объединяют всей демократии», ибо многие интеллигенты и даже рабочие в них не участвуют. «Советы были прекрасной организацией для борьбы со старым режимом, но они совершенно не в состоянии взять на себя создание нового… Когда пало самодержавие и вместе с ним весь бюрократический порядок, мы построили Советы депутатов, как временные бараки, в которых могла найти приют вся демократия». Теперь же, заключал автор, на месте бараков строится «постоянное каменное здание». Например, городские собрания, избираемые на более представительной основе¹⁰⁷.

Всеобщее разочарование работой Советов и отсутствие главных соперников — меньшевиков и эсеров, переставших посещать заседания, — давали большевикам возможность завоевать здесь влияние, значительно превосходившее их популярность в национальных масштабах. И по мере того, как возрастала их роль в Советах, они вновь стали обращаться к лозунгу «Вся власть Советам».

Важной вехой на пути большевиков к завоеванию власти стало 25 сентября, когда они получили большинство в рабочей секции Петроградского Совета. (В Москве они получили такое же большинство 19 сентября). Троцкий, занявший пост председателя Петроградского Совета, сразу же начал работу по превращению его в средство контроля над городскими Советами по всей стране. Как писали «Известия», получив большинство в рабочей секции Петроградского Совета, партия большевиков немедленно «обратила его в свою партийную организацию и, опираясь на него, повела партийную борьбу за захват всей советской организации во всероссийском масштабе»¹⁰⁸. Большевики практически перестали обращать внимание на решения Исполкома, избранного Всероссийским съездом Советов и находившегося под контролем меньшевиков и эсеров, и приступили к созданию собственной параллельной псевдо-национальной организации, объединявшей лишь те Советы, где сами они были в большинстве.

Благодаря делу Корнилова и успеху в Советах политическая ситуация складывалась для большевиков неплохо, и они вновь вернулись к мысли о государственном перевороте. Однако мнения разделились. Каменев и Зиновьев, напоминая об июльском разгроме, предостерегали от возвращения к «авантюризму». Они считали, что, несмотря на возросшее влияние в Советах, большевики по-прежнему оставались партией меньшинства, и потому, даже если бы им удалось захватить власть, они бы тут же ее потеряли, не устояв перед натиском соединенных сил «буржуазной контрреволюции» и крестьянства. Противоположное мнение отстаивал Ленин — принципиальный сторонник немедленных и решительных действий. История Корнилова убедила его, что шансы для захвата власти были высокими, как никогда, и ситуация эта могла больше не повториться. 12-го и 14 сентября он написал из Финляндии два письма в Центральный Комитет, озаглавленные «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание». «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, — писал он в первом из них, — большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки». Причем, в противоположность заявлениям Каменева и Зиновьева, большевики способны не только захватить власть, но и удержать ее: предложив немедленный мир и раздав землю крестьянам, «большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет». Необходимо, однако, действовать быстро, ибо Временное правительство может сдать Петроград немцам, или закончится война. Поэтому надо «на очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства. Обдумать, как агитировать за это, не выражаясь так в печати». Если в Петрограде и Москве удастся захватить власть, дело будет решено. Рекомендации Каменева и Зиновьева подождать созыва Второго съезда Советов, где, по их предположениям, партия сможет завоевать большинство, Ленин назвал «наивными»: «ни одна революция этого не ждет»¹⁰⁹.

Во втором письме Ленин полемизирует с теми, кто называет путь вооруженного захвата власти не «марксистским», а «бланкистским», и доказывает, что всякие аналогии с июлем неправомерны, так как в сентябре «объективная» ситуация уже совсем иная. Он был уверен (возможно, располагая какой-то информацией, доставленной по его каналам из Германии), что Берлин предложит большевистскому правительству перемирие, а «получить перемирие теперь — это значит уже победить весь мир»¹¹⁰.

Центральный Комитет рассмотрел письма Ленина на заседании 15 сентября. Лаконичные (и почти наверняка подвергнутые жесткой цензуре) протоколы этого обсуждения [Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). М., 1958. С. 55–62. Это единственное на сегодняшний день доступное документальное изложение заседаний большевистского ЦК за период с 4 августа 1917-го по 24 февраля 1918 г. было впервые издано в 1929 г. Целью публикации было дискредитировать Троцкого, Каменева и Зиновьева, побежденных Сталиным в борьбе за партийное руководство. Поэтому использовать их надо с величайшей осторожностью. Как написано в предисловии ко второму изданию, «тексты протоколов печатаются полностью, без пропусков, за исключением конфликтных дел, снятых, как и в первом издании, из-за недостаточно полного освещения данных вопросов в тексте протоколов» (с. VII). Что бы ни означала сия туманная фраза, она не вселяет доверия к источнику. ] показывают, что соратники Ленина, с одной стороны, не решались формально отклонить его советы (на чем настаивал Каменев), а с другой, — не были готовы им следовать. Как пишет Троцкий, в сентябре никто не согласился с Лениным в том, что восстание надо поднимать незамедлительно¹¹¹. По предложению Сталина ленинские письма были посланы для обсуждения в основные региональные партийные организации: это был способ оправдать бездействие. На том дело и остановилось: ни на одном из последующих заседаний (с 20-го сентября по 5 октября) предложений Ленина более никто не касался. [Не исключено, конечно, что рекомендации Ленина были отвергнуты, но соответствующий текст вымаран в опубликованной версии стенограммы.].

Такая пассивность привела Ленина в ярость. Он боялся, что благоприятный для восстания момент будет упущен. 24-го или 25 сентября он перебрался из Хельсинки в Выборг (который находился тогда на финской территории), чтобы быть ближе к событиям. Отсюда 29 сентября он направил в ЦК третье письмо под заголовком «Кризис назрел». Основные практические рекомендации содержались в шестой части письма, впервые опубликованной в 1925 году. Надо честно признать, писал Ленин, что некоторые члены партии хотят подождать с захватом власти до следующего съезда Советов. Он категорически отвергает этот подход: «пропускать такой момент и «ждать» съезда Советов есть полный идиотизм или полная измена». Вот как он обосновывал свою точку зрения: «Победа восстания обеспечена теперь большевикам: 1) мы можем (если не будем «ждать» Советского съезда) ударить внезапно и из трех пунктов, из Питера, из Москвы, из Балтийского флота <…> 5) мы имеем техническую возможность взять власть в Москве (которая могла бы даже начать, чтобы поразить врага неожиданностью); 6) мы имеем тысячи вооруженных рабочих и солдат в Питере, кои могут сразу взять и Зимний дворец, и Генеральный Штаб, и станцию телефонов, и все крупные типографии <…> Если бы мы ударили сразу, внезапно, из трех пунктов, в Питере, в Москве, в Балтийском флоте, то девяносто девять сотых за то, что мы победим с меньшими жертвами, чем 3–5 июля, ибо не пойдут войска против правительства мира». [Ленин. ПСС. Т. 34. С. 281–282. Ленин здесь нечаянно проговаривается, признавая, что 3–5 июля большевики в самом деле намеревались захватить власть.]. Ссылаясь на то, что Центральный Комитет не ответил на его «призывы» и даже подверг цензуре его статьи, Ленин заявил о своем намерении уйти в отставку. Это, конечно, был блеф. Чтобы обсудить расхождение во взглядах, ЦК потребовал возвращения Ленина в Петроград¹¹². Соратники Ленина все до одного отклонили его призыв к немедленному вооруженному восстанию. Их позицию сформулировал Троцкий, который назвал предложения Ленина чересчур «импульсивными». Троцкий считал, что вооруженное восстание должно быть закамуфлировано как принятие на себя всей полноты власти Всероссийским съездом Советов. Речь, конечно, шла не о созванном по всем правилам съезде, который несомненно не стал бы этого делать, а о съезде, организованном в нарушение всех процедур самим большевиками и теми, кто их поддерживал. Это должен был быть съезд про-большевистских Советов, созванный под маркой всероссийского Пожалуй, это была разумная тактика, ибо страна вряд ли приняла бы власть, захваченную одной партией, как это предлагал Ленин. Чтобы удержать власть на сколько-нибудь длительный срок, надо было придать перевороту хотя бы видимость «советской» законности.

* * *

Одним из важных факторов, заставлявших Ленина торопить события, было опасение, что большевиков опередит Учредительное собрание. 9 августа Временное правительство наконец объявило график созыва этого органа: выборы были назначены на 12 ноября, а первое заседание — на 28 ноября. И хотя в иные моменты большевики тешили себя иллюзией, что им удастся завоевать в Учредительном собрании большинство, интуиция подсказывала им, что этого не произойдет, ибо крестьянство в основной своей массе станет голосовать за эсеров. Поскольку опорой большевиков было городское население и армия и они были фактическими хозяевами в Советах, мандат на власть в масштабах страны они могли получить, лишь действуя через систему Советов. В противном случае они теряли все. Если бы страна выразила свою волю на демократических выборах, они бы уже не смогли ни утверждать, что говорят от имени «народа», ни называть новое правительство «капиталистическим». Поэтому, намереваясь захватить власть, они должны были сделать это до выборов в Учредительное собрание. А уже контролируя ситуацию, они смогли бы нейтрализовать неблагоприятные результаты выборов. Как писал один большевистский автор, «состав Учредительного собрания будет сильно зависеть от того, кто его созывает»¹¹³. С этим соглашался Ленин: «успех» выборов в Учредительное собрание будет лучше обеспечен после переворота¹¹⁴. Как показали последующие события, это означало, что большевики собирались либо фальсифицировать результаты голосования, либо разогнать Учредительное собрание. Ситуация вынуждала Ленина торопить товарищей и даже угрожать отставкой.

Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 68; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!