Основные направления и ключевые проблемы военной антропологии



Среди основных направлений и ключевых проблем военной антропологии наметились следующие. Анализ и изучение:

1) «общего и особенного» в войнах, влияющего на психологию общества и армии;

2) ценностей, представлений, верований, традиций и обычаев

всех социальных категорий в контексте назревания войны, ее хода, завершения и последствий;

3) взаимовлияния идеологии и психологии вооруженных конфликтов, в том числе идеологического оформления войны, механизмов формирования героических символов;

4) диалектики соотношения образа войны в массовом общественном сознании и сознании ее непосредственных участников;

5) эволюции понятий «свой-чужой» и формирования образа врага в войнах и вооруженных конфликтах;

6) проявлений религиозности и атеизма в боевой обстановке, включая солдатские суеверия как форму бытовой религиозности;

7) совокупности факторов, влияющих на формирование и эволюцию

психологии комбатантов, их поведение в экстремальных ситуациях;

8) психологических явлений и феноменов на войне: психологии боя и солдатского фатализма; героического порыва и паники; психологии фронтового быта;

9) особенностей психологии рядового и командного состава армии, военнослужащих отдельных родов войск и военных профессий;

10) влияния социально-демографических параметров на психологию военнослужащих: возрастных характеристик, социального происхождения, жизненного опыта, образовательного уровня и др.;

11) особенностей гендерной психологии, включая феномен массового участия женщин в войнах XX столетия;

12) повседневных практик, психологических особенностей и последствий пребывания в плену;

13) психологической специфики деятельности в тылу противника (в партизанском движении, в подполье, в агентурной разведке, в составе диверсионно-разведывательных групп);

14) военного опыта гражданского населения в глубоком тылу, в прифронтовой полосе, на оккупированных территориях, включая особенности детской памяти о войне;

15) проявлений посттравматического синдрома, проблем выхода из войны, способов адаптации комбатантов к послевоенной мирной жизни;

16) механизмов формирования и эволюции исторической памяти общества о военном прошлом, проблем ее сохранения при смене поколений.

Разумеется, этот перечень остается открытым.

 

Анализ работ.

Сенявская Е.С. 1941-1945. Фронтовое поколение. Историко-психологическое исследование.

«Человек на войне и война в человека» - так можно определить главную идею этой книги. Тем более, что хронологические рамки исследования охватывают в основном период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., то есть период непосредственных военных действий СССР против фашистской Германии. Вместе с тем, духовный облик защитников Родины, проявившийся во всей полноте и получивший дальнейшее развитие в этот период, своими корнями уходит в предшествующие десятилетия, поэтому естественным является ретроспективное обращение к конкретно-историческому развитию духовных процессов в советском обществе в предвоенный и более отдаленный периоды, когда закладывались основы духовного облика нескольких поколений, участвовавших в Великой Отечественной войне. С другой стороны, жизнь этих поколений не кончилась вместе с войной и их роль в дальнейшем развитии общества выходит за ее рамки. Поэтому, взяв за завершающий хронологический рубеж 9 мая 1945 г., приходится делать определенные отступления, чтобы проследить влияние духовных процессов, проявившихся во время войны, на послевоенную жизнь советского общества, учитывая тот факт, что духовные процессы никогда непосредственно не совпадают с точными датами исторических событий.

Задумывая эту книгу, авторы исходили из убеждения, что при исследовании любых духовных феноменов, в том числе периода Великой Отечественной войны, необходимо сочетать приемы и методы ряда обществоведческих дисциплин. Только в таком комплексе - от анализа теоретических проблем до выявления методов изучения и использования конкретных видов источников - возможна плодотворная разработка данной тематики. Результаты методологического уровня исследования должны, в свою очередь, найти применение в решении конкретно-исторических проблем. В соответствии с этими принципами и построена структура данной монографии.

Так, глава первая посвящена методологическому и источниковедческому аспектам изучения роли психологического фактора в Великой Отечественной войне. В ней с учетом ряда фундаментальных выводов, сделанных отечественными и зарубежными исследователями, выделяются методы, на основе которых возможно комплексное историко-психологическое исследование, дается определение духовного облика как философской и исторической категорий. Предметом особого внимания является вопрос о влиянии на человека экстремальных условий военного времени, о формировании «фронтового поколения», отличающегося совокупностью особых социально-психологических качеств и способами их проявления. Используется метод психологического моделирования и реконструкции.

Источниковедческий аспект рассматривается в книге в трех направлениях: в первом из них выделяются методологические принципы источниковедения исторической психологии, в том числе вопрос о субъективности источников как положительном и значимом их качестве при изучении духовного облика социального субъекта; во втором дается классификация источников по проблеме и их подробная характеристика, поднимается вопрос об использовании фронтового фольклора как исторического источника; и, наконец, в третьем на основе конкретных примеров работы с источниками апробируются новые методы.

Другим уровнем исследования является конкретно-исторический, которому посвящена глава вторая, где в развернутом виде на основе конкретно-исторического материала развиваются основные положения, представленные в методологической части работы. Среди важнейших проблем, которые здесь решаются, следующие: выделение системы конкретно-исторических условий и факторов, определивших формирование духовного облика фронтовиков, начиная с предвоенного периода и кончая первыми послевоенными годами; определение структуры духовного облика защитников Родины по областям проявления его качеств; установление морально-психологической доминанты для каждого этапа войны, то есть своего рода периодизация духовных процессов в советском обществе в этот период.

Не менее важным представляется изучение особенностей проявления духовного облика различных представителей фронтового поколения, а именно - по социальным, национальным, половозрастным и профессиональным категориям (под профессиональными категориями в данном случае подразумеваются рода войск, для каждого из которых характерно свое психологическое восприятие войны).

Не ставя перед собой задачи всестороннего охвата проблем по столь широкой и многогранной теме, как роль психологического фактора в войне, авторы намеренно ограничились изучением духовного облика тех, кто служил в Действующей Армии и на Флоте, оставив за рамками исследования особенности психологии партизан, подпольщиков, участников Движения Сопротивления из числа советских граждан. Обстановка вражеского окружения, в которой им приходилось действовать, коренным образом отличалась от условий службы на фронте и вырабатывала особые качества личности, особый взгляд на войну, не характерный для большинства представителей фронтового поколения, которые воевали именно в армии. Авторов интересовали в первую очередь типичные черты, присущие поколению в целом, которые они и постарались рассмотреть как можно подробнее.

И, наконец, последняя группа вопросов, поднимаемых в книге, касается механизмов формирования героических символов в Великой Отечественной войне: что такое героический символ, какие социальные институты участвовали в его формировании и с какой целью, насколько данный символ отражал реальность события, имел ли значение для повторения аналогичного подвига, в чем заключалось противоречие между объективной необходимостью поддержания боевого духа армии и народа при помощи героической символики и ее ролью в укреплении мифологического сознания общества в условиях сталинизма.

В целом же цель исследования состоит не столько в том, чтобы показать фактическую сторону, характеризующую объективные деятельные формы проявления духовного облика советского воина, сколько в попытке осветить духовный облик «изнутри» - через индивидуальное мироощущение авторов дневников, писем, воспоминаний и ряда других источников.

Память о блокаде: Свидетельства очевидцев и историческое сознание общества (Под ред. М.В.Лоскутовой)

Эта книга представляет результаты работы двух исследовательских проектов, реализованных в Центре устной истории Европейского университета в Санкт-Петербурге в 2001–2003 годах. Первый проект назывался «Блокада в судьбах и памяти ленинградцев» (руководитель — к.и.н. Е. И. Кэмпбелл). Второй, его продолжение, — «Блокада Ленинграда в индивидуальной и коллективной памяти жителей города» (руководитель — к.и.н. В. В. Календарова). «Блокада в судьбах и памяти ленинградцев» — проект в рамках программы создания учебного центра подготовки специалистов в области устной истории, осуществлявшейся в Европейском университете в 2001–2002 годах. Благодаря этой программе в Центре устной истории сформировалась группа исследователей, сотрудников и аспирантов университета. В ходе двухлетней работы участниками проекта была собрана коллекция интервью с людьми, пережившими блокаду Ленинграда 1941–1944 годов, а также с представителями послевоенного поколения, чьи родители находились в городе во время блокады.

Представленные здесь статьи разных авторов объединяет и одновременно отличает их от огромного количества исследований, посвященных блокаде Ленинграда, тот факт, что в центре внимания здесь находятся не столько реальные события рассматриваемой эпохи, сколько отражение этих событий в сознании современников и их потомков. Тот образ или те образы блокады, которые оказались запечатленными в самых разных формах — в исторической литературе, официальных изданиях, на страницах ленинградской печати послевоенных десятилетий, в архитектурных памятниках, и наконец, в памяти простых ленинградцев, переживших войну и блокаду.

Представленные здесь статьи разных авторов объединяет и одновременно отличает их от огромного количества исследований, посвященных блокаде Ленинграда, тот факт, что в центре внимания здесь находятся не столько реальные события рассматриваемой эпохи, сколько отражение этих событий в сознании современников и их потомков. Тот образ или те образы блокады, которые оказались запечатленными в самых разных формах — в исторической литературе, официальных изданиях, на страницах ленинградской печати послевоенных десятилетий, в архитектурных памятниках, и наконец, в памяти простых ленинградцев, переживших войну и блокаду.

Интерес исследователей в последние несколько десятилетий вполне закономерно сместился в сторону изучения субъективной стороны воспоминаний. Внимание ученых оказалось привлечено не столько к поиску неизвестных фактов, сколько к их интерпретации представителями различных групп и слоев общества. Для нового поколения историков субъективизм устных повествований перестал олицетворять недостаток этого вида источников, став достоинством. Примерами подобных работ могут служить известные исследования А. Портелли, Л. Пассерини, Л. Нитхаммера, Г. Розенталь, посвященные проблемам самосознания и исторической памяти итальянского рабочего класса периода фашистской диктатуры и послевоенного периода, общественного сознания и исторической памяти жителей Западной и Восточной Германии, переосмысления ими всей эпохи национал-социализма и Второй мировой войны. Эти работы оказали на авторов труда стимулирующее воздействие, во многом послужив образцом для исследования взаимодействия индивидуальной и коллективной памяти о блокаде Ленинграда. Особенно притягательным для в этих исследованиях оказалось стремление их авторов внимательно отнестись к тому, как сами респонденты интерпретируют события своей жизни, жизни своего города, своего класса, своей страны. Анализ и оценка прошлого, всегда имплицитно присутствующие в рассказах интервьюируемых, не отбрасывались этими авторами как заведомо «ненаучные», малоинформативные суждения «людей с улицы», не посвященных в тайны большой политики. Напротив, именно сложный процесс постоянного осмысления и переосмысления своей судьбы в контексте истории всего общества находится в центре исследовательского внимания в названных здесь работах. Именно в таком ключе авторы труда стремились подойти к собранным ими интервью, посвященным истории блокады.

Первую часть книги составляют интервью с жителями блокадного Ленинграда, а также с теми ленинградцами, кто родился уже после войны, но чьи родители или другие ближайшие родственники пережили блокаду. Публикация полных текстов интервью, как полагают авторы, позволяет, с одной стороны, познакомиться с тем, что рассказывают и как понимают блокаду наши респонденты, вводит в оборот новый, не использованный ранее круг источников, а с другой — дает возможность самому читателю заглянуть в мастерскую исследователей, согласившись или, наоборот, оспорив их интерпретации, представленные в этой книге.

Вторая часть сборника посвящена анализу интервью. Исследователей интересовали особенности передачи памяти о ленинградской блокаде в воспоминаниях жителей города — непосредственных свидетелей блокады и следующего за ними поколения ленинградцев. Индивидуальная память, символы и риторика в рассказах о блокаде — основа этой главы. Не секрет, что для многих жителей современного Петербурга блокада связывается не столько со школьными уроками истории, сколько с историей своей семьи. Устные свидетельства, основанные на личном опыте или опыте родственников, поэтому становятся одним из наиболее значимых источников в изучении истории памяти о блокаде. Авторы не оспаривают интерпретации событий блокады информантами и не предлагают новой версии; их интересуют причины и условия возникновения того взгляда на блокадное прошлое, которое нашло отражение в анализируемых интервью.

Наконец, третью часть книги составили исследования, в которых рассматривается коллективная память советского общества о блокаде Ленинграда. Очевидно, что для подавляющего большинства обычных людей, не причастных к принятию судьбоносных для страны решений, история предстает именно в виде их собственной биографии. Поэтому, когда в их рассказах возникают темы и образы «большой истории», обобщения и оценки событий, выходящих по своему масштабу и значимости за рамки их повседневного бытия, информанты неизбежно обращаются к уже существующим в обществе моделям осмысления истории. Эти модели не просто служат объяснению смысла прошедших событий — они истолковывают прошлое с точки зрения интересов сегодняшнего дня. Воспоминания о прошлом, как наглядно показал еще М. Хальбвакс, вызываются к жизни потребностью общества в обосновании и осмыслении современности. В Советском Союзе коллективная память общества, безусловно, находилась под жестким идеологическим контролем. Было бы ошибкой, однако, полагать, что контроль и манипулирование исторической памятью — явления, свойственные лишь социалистическим или «тоталитарным» режимам. С течением лет менялось и само советское общество, Советское государство, его идеология, в жизнь вступали новые поколения, родившиеся уже в послевоенное время, соответственно изменения претерпевала и память о блокаде. В статьях этого раздела книги представлен анализ данных изменений в различных сферах, где формируется и находит выражение коллективная память общества — в периодической печати и документальном кино, в исторической литературе, в монументальных памятниках.

 


Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!