Глава II. ЭВОЛЮЦИЯ РАСТАФАРИ И МАССОВАЯ КУЛЬТУРА 4 страница
Польский исследователь Ева Новицка сравнивает растафари с такими явлениями, как панафриканизм и "Гарлемский ренессанс", усматривая прямое влияние. Сама работа основана на очень узком круге источников (Смит с коллегами и Симпсон, причем все работы - вышедшие до l962 г.), но автор выдвигает на этой основе занятную теорию возникновения подобных движений. Е. Новицка критикует проводивших полевые исследования учёных за то, что те не отметили исторический фон появления "движения", а просто говорят о "нужде и лишениях", хотя для Ямайки это дело постоянное и привычное. По мысли Е. Новицкой, подобные движения возникают не в периоды "обострения выше обычного нужды и бедствий угнетённых классов", а напротив - когда экономическая ситуация улучшается и для части низов открывается возможность пробиться в средний класс - но лишь для узкой группы, что угнетающе воздействует на остальных. У прочих же многократно обостряется ощущение обездоленности. Полностью закрытая социальная группа представляет куда меньше условий для возникновения идеологий типа растафари, чем страны, где перед глазами есть пример того, как горстка счастливцев пробьётся наверх из её среды в периоды социальных преобразований.[30]
В. Эролл Боуэн иллюстрирует примером растафари сдвиги в психологии угнетённых и роль нонконформистских групп в обществе. "Движение растафари, - считает он, - это появление творческих, преобразующих мир личностей среди авторитарной, связанной традициями массы населения".[31] Подобные растафари нонконформистские группы и религиозные субкультуры - предшественники возможных социальных перемен, выводящих систему из равновесия. Именно они создали великие цивилизации древности - островки теократии в море язычества.
|
|
|
Антрополог с говорящей фамилией Кэролл Йони на полевом материале пыталась доказать связь ритуального курения марихуаны на собраниях братии с символизмом мышления. Она убеждена, что ритуальное действо с марихуаной помогает восстановить связи между реальностью и идеальным миром гармонии, приглушить господство левого полушария мозга, создающего "колониальное мышление".[32] Судя по всему, К. Йони - последовательница Тимоти Лири.
Близкий к "теологии освобождения" монах-иезуит Джозеф Оуэнс долгое время работал в общинах растаманов. Он описывает "движение" с сочувствием, считая его разновидностью народного христианства. В книге Дж. Оуэнса "Дрэд: растафариане Ямайки"[33] основное место занимают записи бесед с братией на религиозные темы, долженствующие свидетельствовать о распространении в массах идей обновленческого богословия. В статье "Литература о растафари" Дж. Оуэнс критикует попытки "социологического", "антропологического" и т.п. наукообразного анализа "движения", считая основанные на откровении движения в принципе не поддающимися структуралистскому и позитивистскому анализу, но лишь духовному пониманию. В результате претензии на академичность, считает Oуэнс, эмпирический материал загоняется в готовые схемы. Особенно раздражает Оуэнса стремление "социологов да антропологов" видеть в духовном движении в первую очередь его организационную сторону, вычленить "систему" и "структуру": описанные исследователями группы и организации растаманов Оуэнс считает нетипичными. Показателен отзыв Оуэнса о книге Л. Барретта "Растафариане", в целом высоко им оцененной. Но, считает Дж. Оуэнс, автор книги, будучи социологом и обремененный функционалистской методологией, чувствует себя просто обязанным предпослать своей работе, а также завершить её рядом социологических моделей и теорий, как и в случае с Дж. Симпсоном, не всегда подходящих: "Прочитав о теории нативистских движений Р. Линтона, о теории ревиталистских движений А. Уоллеса , теориях социального отчуждения Керра и мессианских движений - Ла Барра, удивляешься, какое всё это имеет отношение к расте. Как это присуще всем академическим теориям, они отображают тот общественный класс, которым созданы, и по большей части неудачно описывают внутреннюю динамику движения социальных низов. Теоретизирование по поводу реакции человека на лишения и угнетение неуместно и даже опасно, если непосредственно не испытать их на собственном опыте".[34]
|
|
|
|
|
|
Близок к Дж. Оуэнсу в оценке растафари и представитель "чёрной теологии" Н.Л. Эрскайн. Он и растафари считает "самодеятельной, стихийной разновидностью "Чёрной теологии". Н. Эрскайн подчёркивает религиозные черты в учении М. Гарви (утрата идентичности - грех, ибо Бог даровал африканцу чёрный цвет кожи и "чёрную личность"). Эрскайн утверждает, что растафариане якобы считают себя единственными истинными христианами, а саму братию изображает едва ли не приверженцами "чёрной теологии, выдавая её за "живое творчество масс, идущее навстречу идеям его учителя Дж. Коуна: "Используя свою идеологию как ответ на угнетение чернокожих, растафариане являются яркими представителями того, как религиозный опыт черных выражается в богословском языке".[35]
|
|
|
Крупный ученый и деятель культуры Ямайки, основатель и ведущий танцовщик Национального хореографического театра, правительственный советник по культуре профессор Рекс Неттлфорд - соавтор М. Смита и Р.Ожье по исследованию 1950 г. Р. Неттлфорд обращается к "урокам 60-х", самый поучительный из которых видит в поиске широкими массами культурной идентичности. Рекс Неттлфорд считает социальную психологию и проблемы культуры столь же важными, как и социально-экономические проблемы. "Стало традицией, - пишет он, - считать, что то, что думают и делают простые люди, редко составляет суть их собственной истории и культурной перспективы. Как и повсюду, Ямайка страдает от недостатков научной традиции, которая представила нам удовлетворительные показатели ВНП и безработицы, но не в силах точно замерить то неосязаемое и иррациональное, что определяет чаяния и питает настроения протеста".[36] Европоцентричность господствующей культуры при её престижности - житель Карибов считает себя малообразованным, не разбираясь в Шекспире или Прокофьеве, - пишет Неттлфорд, - европеец же не ощущает как недостаток незнание стихов Дерека Уолкота или песен Боба Марли - ведёт к восприятию собственной культуры как "неподлинной", "низкой", в результате культура, которая должна задавать образцы мышления и поведения, потенциальные когнитивные и социальные модели, не может выполнять эту функцию, ибо её носители её же и стыдятся. Возникает кризис идентичности: стремление подражать несоответствующей укладу жизни, но "престижной" культуре и падение самоуважения из-за сознания своей принадлежности к "второсортной" культуре, адекватной, однако, местным условиям. Как считает Р. Неттлфорд, растафари даёт в своём культурном аспекте ощущение полноценности собственной культуры, это своеобразная третьемирская разновидность "революции в сознании". В многократно переиздававшейся книге "Карибская культурная идентичность" Неттлфорд рассматривает растафари как стремление раскрепоститься путем творчества, связывая культурное возрождение с социальными переменами. В работах Неттлфорда показана также эволюция растафари от культа к субкультуре.
Особая статья - труды последователей "панафриканского марксиста" Уолтера Родни, леворадикального теоретика, обольщавшегося насчёт превращения растафари в "боевую идеологию и революционную культуру масс". Некоторые из них стали правоверными последователями растафари (подробный обзор их отчасти забавных, отчасти наивных планов превращения растафари в "антиимпериалистическую культуру "Третьего мира" см.: Сосновский Н.А. "Культура растафари" в зарубежной литературе...", с.147-148, 156-158, 166-175).
Определённое совпадение с этими взглядами обнаруживается и в отечественной литературе, где растафари, не считая его начальных форм, упоминаемых специалистом по истории Ямайки А.Д. Дридзо, вообще-то игнорируется. Обращаясь к "прогрессивным тенденциям в английском молодёжном движении" И.Г. Лукьянова пишет: "Исполнители песен в стиле "рэггей" прямо обратились к проблемам расы, класса,[37] начали поднимать проблемы африканского наследия. Вокруг "раста-фари" <так в тексте> и "рэггей" возникает и крепнет культура, вооружённая против оскверняющих влияний, защищенная против оскорблений со стороны доминирующей идеологии".[38]
Очень благостный образ Боба Марли как высокосознательного политического борца вроде участников сочинского фестиваля политической песни "Красная гвоздика" выведен в статье маститого знатока рок-культуры и сибарита Артема Троицкого.[39] В этом случае, видимо, полное умолчание о культовой стороне растафари или поклонении марихуане, видимо, тоже дело рук редакции.
Леворадикальный подход к растафари ярко выражен преподавателем университета в Дар-эс-Саламе Хорасом Кэмпбеллом. Кэмпбелл выводит растафари напрямую из анализа производительных сил и производственных отношений, наделяя его "антикапиталистическими тенденциями" и настойчиво предлагая соединить культуру растафари с идеологией рабочего класса".[40] Кэмпбелла раздражают исследования растафари как религиозного культа, он видит в нём народное культурно-политическое движение сопротивления: "Академические исследования, поглощённые изучением культов, милленаризма и метафизики, без первоочередного и сопутствующего исследования производственных отношений, представляют в анализе растафари, как и во всём остальном, определённую идеологическую установку".[41]
§4 Растафари и социология субкультуры
В развитые страны Запада "культура растафари" была занесена вместе с модой на музыку рэггей. Тотчас же появилось множество работ, посвященных музыке рэггей, её пропаганде растафари и роли в преобразовании культа в субкультуру раста-рэггей. Множество работ посвящено и ключевой фигуре превращения растафари в субкультуру - Бобу Марли. Наиболее значительная из посвященных рэггей работ - коллективная монография Reggae International (ed. By S. Davis and P. Simon). L.: Thames & Hudson, 1993. Однако, как сокрушается видный исследователь рок-культуры Саймон Фрит, "хорошая история рэггей, так пока и не написана, существующие работы либо поверхностны, либо написаны в жанре "записок путешественника", либо являются политическими памфлетами третьемирского антиимпериализма".[42]
Параллельно возникает интерес к раста-рэггей как субкультуре, совпавший в Великобритании со вспышкой интереса левоориентированных социологов к проблематике суб- и конркультуры вообще. Особенно привлекла раста-рэггей группу леволиберальных социологов, работавших в то время в бирмингемском Центре современных культурных исследований.: Д. Хэбдиджа. Й. Чэмберса, П. Уиллиса, С. Фрита, Дж. Тэйни, Дж. Кларка и стоящего несколько в стороне сотрудника Центра С. Джонса, а также П. Жилроя и Б. Тройну. Социологи бирмингемского Центра исходили из популярного на рубеже 60-х и 70-х на Западе неомарксизма, осмыслив субкультуру в русле идей А. Грамши о культурной гегемонии: кто контролирует производство культурных символов и смыслов, тот контролирует общество и его сознание. Отсюда понимание субкультуры в терминах классовой борьбы и концепции "2-х культур" (соответственно даже самые неприглядные проявления субкультур рабочей молодёжи оправдываются как пролетарское сопротивление капиталистическому господству и культурной гегемонии буржуазии). Сопротивление культурной гегемонии господствующего класса находит в субкультуре знаковое выражение (наиболее значительная монография Центра озаглавлена "Сопротивление посредством ритуалов" - Resistance Through Rituals. Youth subcultures In Postwar Britain. L.: Hutchinson, 1976). Согласно разработанной учёными Центра "теории конфликта", молодёжные субкультуры - это системы смыслов, средств выражения, стилей жизни, создаваемые группами молодёжи, находящимися в подчинённых структурных позициях, в качестве реакции на доминирующие системы ценностей; субкультуры при этом отражают попытки разрешения противоречий, связанных с более широким социальным контекстом, "теория конфликта" противостоит функционалистскому подходу, согласно которому субкультура лишь внешне ориентирована на разрыв с обществом, на самом же деле играет роль буфера, облегчающего адаптацию молодёжи к "взрослой" жизни.
Само собою, в изучении субкультуры как попытки коллективно решить проблемы, возникающие из дефектов и противоречит социальной структуры, как нормы коллективной идентичности, социологов бирмингемского центра не могла не привлечь столь ярко выраженная "конфликтная" субкультура, как растафари. Помимо того. что многие черты субкультуры раста-рэггей демонстрирует как бы в чистом, "лабораторном" виде, интерес к ней вызван и тем, что почти все субкультуры белой молодёжи, начиная по меньшей мере с середины 60-х. строятся на положительном или отрицательном обыгрывании её символики. Высокая символическая насыщенность растафари и то, что, в отличие от стихийного возникновения символов в других субкультурах, они создаются и применяются осознанно, делает её удобным предметом исследования для семиотического анализа субкультуры. Даже Стэнли Коэн, высмеивавший "теорию конфликта" вообще и семиотический подход Дика Хэбдиджа в частности как стремление расшифровать, декодировать, концептуализировать любую мелочь вплоть до последней булавки панка, считает семиотический подход вполне оправданным в отношении растафари. Не зря именно на растафари и её отражении белыми субкультурами основывается Д. Хэбдидж. Кроме того, растафари прекрасно иллюстрирует и то свойство субкультуры, что "большинство молодёжи вроде бы не участвует непосредственно в субкультуре, но невозможно сказать, где заканчивается её влияние. Это авангард, провозглашающий то, что чувствуют и хотели бы высказать все".[43] Происходит это не всегда осознанно, субкультура - явление очень размытое, и чем слабее и опосредованнее (в основном музыкой, манерой одеваться и другими элементами стиля) её влияние, тем многочисленнее число попавших под него. По крайней мере, как работы западных социологов, так и обследование африканской молодёжи, проведённое автором, показывают, что даже те из молодых африканцев и цветной молодёжи диаспоры, кто ориентирован на вестернизацию, подспудно и неосознанно для себя усваивают некоторые элементы отвергаемой ими раста-рэггей - в основном через музыку.
Как уже отмечалось, несмотря на свою популярность в 70-е и 80-е гг., субкультура растафари в африканском городе исследована мало. Её изучение в университетских центрах, например, насколько известно автору, в Танзании и Бенине, проводится в плане превращения её в потенциале в подспорье массово-политической работе правительства, используя влияние рэггей на молодёжь. Единственная большая работа - довольно сумбурная книга председателя Ивуарийской ассоциации преподавателей философии Якуба Конате "Альфа Блонди: рэггей и общество в Чёрной Африке". Я. Конате надеется, что раста-рэггей может способствовать созданию новой африканской культуры. Вряд ли эти надежды были оправданы даже в 80-е гг., растафари - довольно маргинальное явление в культуре континента, несмотря на повальное увлечение ею среди городской молодёжи, она может служить скорее симптомом определённого духовного голода и потребности в современной африканской культуре, отражает тенденцию к возникновению местных культурных движений с подобным же пафосом. Я. Конате считает растафари отвечающим запросам Африки, несмотря на её заимствованное происхождение: "Следует навсегда отказаться от идеи афро-африканской Африки, как и от мысли о чистоте языка, музыки и культуры африканцев... Современное африканское искусство создаётся среди необразованных масс, в лабиринтах общества потребления... Всенародный энтузиазм, с которым была воспринята рэггей Альфы Блонди, может дать нам справку насчёт эстетического чувства африканцев 80-х. Восприятие произведения искусства не пропорционально его ценности, но является частью его подлинности".[44] Едва ли не треть книги занимают тексты песен Альфы Блонди (ивуарийский пропагандист растафари, звезда рэггей, поющий на диула, английском и французском) с подробным истолкованием их потаённого смысла в свете учения растафари.
В классическом труде по аккультурации М. Херсковиц писал: "Процесс диффузии, силы, определяющие культурную стабильность и нестабильность, реакции индивида на новые ситуации, развитие новых ориентаций, появление новых смыслов и жизненных ценностей, - всё это можно наблюдать там, где народ находится в длительном контакте с жизненными укладами, отличающимися от собственного". Изучение аккультурации, - продолжает Херсковиц, - на примере африканского элемента в жизни чернокожих Нового Света может внести величайший вклад в понимание природы культурных процессов в целом, ибо история создала здесь лабораторию аккультурации, где можно наблюдать процессы, важные для понимания человеческой цивилизации в целом".[45]
"Культура растафари" - уникальный пример попытки самостоятельно осознать сущность этих процессов "низами". Не случайно она привлекла многих исследователей аккультурации и явившихся реакцией на нее культурных и народно-религиозных движении. Однако исследование растафари в качестве милленаристского культа не продвинуло вперед изучение процессов культурного синтеза, так как рассматривалось обычно в ряду тысяч других подобных культов. Учёные, непосредственно изучавшие растафари культового периода, обычно использовали уже существующие концепции, в работах же, развивающих концептуальную базу науки, растафаризм исследовался лишь как одна из иллюстраций для подкрепления взглядов исследователя. Тем самым за рамками исследований осталось неповторимое своеобразие растафари в ряду подобных явлений.
Зато совершенно уникальное положение растафари в ряду молодёжных субкультур обусловило значительное место, которое изучение раста-рэггей занимает в осмыслении феномена субкультуры, особенно в разработке семиотического подхода в рамках "теории конфликта".
Глава II. ЭВОЛЮЦИЯ РАСТАФАРИ И МАССОВАЯ КУЛЬТУРА
Явление "культурного империализма" подробно изучено и многократно заклеймлено. В этой связи общественных деятелей '"Третьего мира" особенно беспокоит молодёжь. На региональной конференции по проблемам африканской молодёжи (Найроби, декабрь 1979 г.) представитель Кении заявил: "Сегодня молодёжь испытывает культурное отчуждение. Она вовлечена в мировой культурный процесс. По радио, ТВ и другим средствам массовой информации она может мгновенно воспринимать как хорошие, так и дурные культурные образцы из других регионов мира. Поэтому молодёжь стоит перед дилеммой. Ей надо сделать выбор между различными культурами".[46] Но чисто фольклорное отношение к национальной культуре не ликвидирует болезненного комплекса архаичности. Само слово "традиционное" вызывает у молодых африканцев неприятие как символ отсталости и консерватизма, а в интересе европейцев к африканской экзотике видится нечто оскорбительное. Да и не соответствует уже традиционное искусство духовному миру африканского горожанина. Оговоримся, что следует различать "традиционное" и "самобытное", т.к. первое часто употребляется вместо второго. Традиционная культура - это культура, основанная на элементарных формах мышления и социально-экономической практики, т.е. культура патриархального общества. Это понятие передает не специфику данной культуры по отношению к другим национальным культурам, а ее внутреннюю структуру и уровень развития. Самобытность не сводится к традиционному, а современное не сводится к европейскому. Европейская культура - это просто иная самобытность. Развивающиеся страны находятся сегодня в процессе формирования современной самобытной национальной культуры. В известном историческом анекдоте обоядившегося в мурмолку и кафтан славянофила простолюдины принимают за "персиянина": "Глянь-ка, каково вырядился: должно, настранец". В подобном курьёзном положении оказались и традиционалисты в Тропической Африке.
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 45; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!