Глава II. ЭВОЛЮЦИЯ РАСТАФАРИ И МАССОВАЯ КУЛЬТУРА 3 страница



Ещё одной особенностью культа был пристальный интерес к трудам теоретиков культурного национализма и работам панафриканских интеллектуалов, а также историческим исследованиям, написанным в духе "чёрного национализма".

На рубеже 60-х и 70-х рэггей, по звучанию близкая к рок-музыке, после некоторой адаптации и осовременивания (введения электромузыкальных инструментов, партии соло-гитары, замены большого барабана бас-гитарой) неожиданно стала явлением поп-культуры и была коммерциализирована и растиражирована шоу-бизнесом. Соответственно изменилось и отношение к секте ямайских властей: рэггей была официально признана главным вкладом Ямайки в мировую культуру, а гонения сменились заискиванием алчущих популярности политиков перед "носителями наследия" и "хранителями культурных корней.

Бум популярности рэггей вызвал среди молодежи диаспоры повальное увлечение символикой (звезда Давида, изображение Льва Иудейского, одежда и вязаные береты зелёно-красно-золотых - "эфиопских" - цветов, причёска "раста", или же "дрэдлокс" - длинные скрученные жгутом волосы в локонах и т.д.). Язык секты стал модным жаргоном, а риторика растафари повлияла на мировоззрение молодёжи африканской диаспоры. Так произошло превращение культа в субкультуру, а её догматов - в националистический миф, иносказание.

Джозеф Оуэнс некогда сетовал: "едва ли среди них <исследований, посвященных "движению растафари". - Н.С.> найдётся дюжина серьёзных работ. Видимо, некоторые надеются, что стоит закрыть глаза и не обращать на растафариан внимания, и они исчезнут. Другие, наверное, считают их недостойными глубокого исследования и поэтому обратились к более респектабельным учёным трудам. Но раста не исчезает, напротив - приобретает всё больший размах и с каждым годом заслуживает всё большего внимания".[19] С 1977 г., когда Оуэнс писал свой библиографический обзор, и пик повального увлечения чёрной диаспоры "движением растафари" во всех её проявлениях - народно-религиозного движения, лозунга культурной самобытности, суррогата панафриканской идеологии, политического антирасистского течения, трущобной субкультуры люмпенства, музыкального направления, модного молодёжного стиля - давно пройден, и множество "серьёзных работ" вышли из печати и продолжают публиковаться. И, тем не менее, хотя слова Оуэнса уже нельзя признать справедливыми, всем этим работам присущ общий недостаток: шаблонное использование методологии, наработанной на основе изучения других "кризисных" ("ривайвалистских", "нативистских", "милленаристских") культов, не позволяющее уловить своеобразие растафари, состоящее в использовании печатного слова теоретиков культурного национализма в "доведённом до народного ума" виде". Культ растафари уникален тем, что сакрализует националистическую историографию. Не осмысленной должным образом остаётся и другая уникальная черта растафари -осознанная ориентация на художественное творчество как экзистенциальное средство освобождения от гнёта, на воссоздание африканской культуры в своём сознании. Мало внимания уделяется и редкой теоретичности и наукообразию догматики растафари, игнорируются отчетливо выраженные связи между культом растафари и трудами панафриканской интеллигенции, вдохновлявшими его приверженцев.

Во всех работах "культура растафари" рассматривается лишь в одной из ее ипостасей, да и территориальные рамки ограничиваются либо Вест-Индией, либо Западной Европой, либо Африкой. Ни в одной работе, даже в объёмистых монографиях Л. Барретта, Х. Кэмпбелла, Э. Кэшмора, Дж. Оуэнса, С. Кларка, С. Дэйвиса и П. Саймона, Й. Конате. С. Джонса, А. Морриша, Р. Неттлфорда, Дж. Пламмера, К. Прайса, А. Уотерс, Т. Уайта. Б. Бергмана и О. Шварца, Д. Биштона, Т. Брайтвесера и Х. Мотера, П.Б. Кларка. Д. Константа, Х. Дэлримпла и Р.Кэллиндира, Д. Форсайта, Ван Дика, П. Жилроя, Д. Хэбдиджа, Х.-Й. Лота, Т.Майерса, Л.Осборн, М.Томаса и А.Бута, М. Уайтни и Д. Хасси, К. Уильямса и некоторых других, специально посвященных растафари, не прослеживается полная метаморфоз эволюция растафари от начала до конца. Между тем, цепь превращений растафари даёт возможность понять, во-первых, как в разные исторические моменты, в разной социальной и географической среде видоизменялась и адаптировалась, приспосабливалась к конкретным нравственно-психологическим запросам эта разновидность "простонародного почвенничества", а во-вторых - наоборот, понять, почему в столь несхожих условиях, как те, что существуют на Ямайке и Доминике, в Великобритании и в современном африканском городе, один и тот же комплекс представлений (по сути, сводящийся к тому, чтобы дофантазировать, примыслить себе более привлекательную историю, культуру, а заодно и религию взамен реальных) оказывается желанным, привлекательным.

С другой стороны, распространённые аналогии между растафари и внешне схожими культами в США ("Чёрные мусульмане", "Чёрные иудеи", "Мавританский храм науки", "Абиссинцы", "Чёрные копты") достаточно поверхностны, ибо в отношении афро-американцев об аккультурации и о противодействии ей путём народно-религиозных движений можно говорить лишь условно. Очевидно, подобное сходство культов, а затем и использовавших их элементы молодёжных субкультур чёрных гетто, помимо генетической связи через движение М. Гарви "Назад в Африку", имеет какую-то более глубокую причину, нежели противодействие нежелательной аккультурации, хотя последняя и стала любимой темой чёрных националистов в США начиная с 50-х гг.

Практически не вскрыта (если не считать беглых оговорок в монографиях Л. Барретта и Х. Кэмпбелла) прямая связь между теоретиками "золотого века панафриканского национализма", в первую очередь - Э. Блайденом, и "культурой растафари". Хотя неизменно указывается на роль "героя-основателя" растафари М. Гарви, но упускается из вида, что основным в деятельности Гарви была именно вульгаризация и популяризация идеологии панафриканизма и культурного национализма, её доведение до массового сознания.

Таким образом, хотя "культура растафари" достаточно подробно исследована в зарубежной науке, но исследования эти страдают фрагментарностью и игнорируют связь растафари как "стихийного" культурного национализма масс с культурным национализмом африканской и афро-американской интеллигенции.

 

§2. Источники по "культуре растафари".

Для изучения растафари в ипостаси молодёжной субкультуры ценнейшим источником являются тексты песен рэггей. Это поэтические манифесты чёрного национализма, которые английский музыкальный журнал недаром назвал "смесью революционного социализма и черного агитпроповского (agitprop) активизма".[20] Стоит оценить пафос названий альбомов, а также "панафриканские" названия студий грамзаписи, выпускающих пластинки рэггей. Автор долгое время собирал записи песен рэггей, но был потрясён, попав в магазин грампластинок наиболее крупной британской фирмы, специализирующейся на музыке рэггей - "Айленд",[21] где были выставлены более пятисот красочных альбомов с неизменными изображениями насупленных "эфиопских воинов" в зарослях марихуаны, с портретами Хайле Селассие I и Маркуса Гарви, а также ещё двух десятков героев культа растафари - от Малькольма Х до Патриса Лумумбы, с живописными изображениями Льва Иудейского и хитроумным обыгрыванием контуров Африканского континента в самой разнообразной символике, с надписями, стилизованными под "эфиопский" шрифт. Но главное, конечно - это прилагаемые к альбомам тексты, воспевающие африканскую расу, её великое прошлое и будущий триумф. Дискография рэггей собрана в работах: Moter Н. Reggae discography. - Pfungstadt: Minotaurus Project. 1983 (это наиболее полная на начало 80-х дискогр. на 283 страницах); Breitwieser Th., Moter H. Made in Kingston. JA: Babylon in der Karibik: ein Buch űber die Rastafari-Bewegung und die Reggae-Music. Darmstadt: MS Editlon. 1980; Ska to Reggae: UK label discographies. L., 197-; Bob Marley. The Illustrated Dlsco/Biography. By Observer Station. L., etc.: Omnibus Press, 1985, а также в приложении к популярной книге White Т. Catch a Fire. The Life of Bob Marley. - L.etc.: Omnibus Press, 1991. pp.393-452. Словарь самых известных групп рэггей и их пластинок составлен в приложении к книге Clarke S. Jah Music: the Evolution of Popular Jamaican Song. -L.: Heineman Books, 1980.

Ценным источником является сборник интервью с музыкантами рэггей и изложенных последними их "жизненных кредо": Gordon С.. The reggae files. L.:Hanslb. 1988.

Источником для изучения растафари выступают и многочисленные периодические издания и листки, издаваемые как группами ортодоксальных сторонников культа, так и молодыми приверженцами субкультуры раста-рэггей, а также примыкающие к последним издания, посвященные в основном музыке рэггей: Our Own, Calling Rastafari, Ithlopian Defender, Rasta Voice, Zoot, Rastafari Speaks, Reggae and African Beat (ныне просто The Beat), Reggae Quarterly, Reggae Report, Reggae Times, Jahugliman, Pressure Drop, Reggae Beat Newsletter, Reggae News, Reggae Roots, Survival, Coptic Times, Voice of Rasta, Voice of Ethiopia, Rastafari Universal Zion и множество более мелких и менее долговечных изданий. До 1998 в России несколько лет выходил ставший фактически всероссийским бюллетень Йошкар-Олинского рэггей-клуба "SE LA", издаваемый энтузиастами рэггей и просто славными людьми во главе с художником Иваном ("I-ваном") Земцовым. В 1997 в Москве выходила "независимая растафарианская газета" "The I-Times".

Велико и число "теоретических" работ, памфлетов и пропагандистских статей - oт безымянных брошюрок до публикации в академических журналах, - вышедших из-под пера "самодеятельных философов" культа растафари, а также стихов и пьес, написанных последователями растафари; среди наиболее интересных можно упомянуть: Let Us Guide OUR Destiny to Ethiopia., s.l., s.d., The Complete Rastafarian Bible (with Intr. by R. HiIl). - L. Walter Rodney Books. 1982: Ras Dizzy I. Rastafarian Society Watchman. -Kingston. 1971; Rasta: Emperor Haile Selassie and the Rastafarians. Port of Africa (i.e. Port of Spain). Trinidad: Black Starliner Inc., 1980; I am a Rastafarian. Obadiah meets Petra Gaynor. L. Watts, c.1986; Jah Bones, One Love: history, doctrine and livity. -L.: Voice of Rasta, 1985; Rasta: a modern antique. Kingston: Rastafari Movement Association. 1976; Bender W. (составитель), Rastafari - Kunst aus Jamaica. Bremen: Ed. Con., 1984; Iyawata Farika Birhan. Haile Selassie: a Collection of Theocratic Rastafari Poetry. - San Jose, California: Queen Omega Communication, 1983; White E. Lament for Rastafari and other plays. L.: Boyards, 1983; Faristzaddi M. Itations of Jamaica and I Rastafari. N.Y.: Judah Ankesa Inntahahshinahl, I Vol., 1986; Clarke A.M. Ballads of Haile Selassie and the Rastafarians and other verses. Belmont, Trinidad and Tobago, 1983.

Для настоящей работы в подобных образцах теоретического и художественного самодеятельного творчества последователей растафари интересна более всего их испещрённость ссылками на теоретиков панафриканизма и историков-националистов, пишущих в жанре "исторической мифологии".[22] Так, в небольшой - около 60 страниц - брошюре живущего в Нью-Йорке юного адепта растафари Раса-Ай-Тесфы (Ras-I-Tesfa. The Living Testament of Rasta-for-I. N.Y. 1980) приводятся цитаты и ссылки на работы Дж. Джеймса "Украденное наследие", Я. бен-Джоханнана "Чёрный человек с берегов Нила", труды М. Гарви, выходивший в США в 1930-е годы журнал "The Blackman Magazine", а также книги: Edmonds I.G. Ethiopia: Land of the Conquering Lion of Judah и Standford Ch. The Lion of Judah hath Prevailed.

Вот типичный пример изложения взглядов растафари, принадлежащий Расу Сэму Брауну, уличному философу и поэту из Кингстона, в 1961 г. выступавшему на выборах - правда, безуспешно - в правительство от созданной им растафарианской "Партии черного человека": Каждая из человеческих рас имеет собственное вероисповедание, отличающееся от присущих другим расам и племена, боги - это порождение внутреннего самосознания нации, выражающегося в обожествлении человека. Религия - это культура. Старейшины и родители наставляют потомков, которые, в свою очередь, продолжают непрерывное бытие культуры. "В отличие от других религий, культура растафари не перешла от отца к сыну, как у христиан. Мы сами, изучив тома исторических книг, узнали, что в нынешнем ХХ в., возвысится царь из рода Иессеева (отец Давида, сын которого Соломон и царица Савская почитались растаманами как родоначальники эфиопской Соломоновой династии. - Н.С.), который станет Богом Всемогущим для своего народа и освободителем всех угнетённых Земли. Мы, растафариане, - подлинные пророки этого века, вновь воплотившиеся Моисеи, Иисусы, Исайи, Иеремии, мы - боевые топоры и оружие войны (Джихада, или Священной войны), предназначенные освободить не только рассеянных по свету эфиопов, т.е. чернокожих, но всех вообще людей, животных, травы и все формы жизни. Мы - авангард 144 тысяч избранников неба, которые, в свою очередь, освободят 468 миллиардов человек и весь мир вообще".[23] Рас Тафари, - продолжает Сэм Браун, - имел 71 воплощение, нынешнее - Хайле Селассие - будет последним и вечным.

 

§3. Растафари сектантского периода в освещении этнологов.

Первым учёным, проведшим полевые исследования растафарианских сект, был специалист по социологии религии и этнографии Джордж Итон Симпсон, давший описание культа с точки зрения функционализма: как инструмент снятия фрустрации и адаптации меньшинства к доминирующей культуре путём преодоления неполноценного сознания - через отказ от недоступных социальным низам благ. В свете методологии функционализма Симпсон уделяет особое внимание организационной структуре групп растаманов. Но уже он отмечает отсутствие лидеров, многочисленность не входящих ни в одну из групп растаманов (так называли себя приверженцы культа, позже появилось и другое название "братия" (brethren). - Н.С.). Последующие исследователи критиковали Симпсона за преувеличение организационной оформленности растафаристских групп. Симпсон стремится выделить "институты", сложившиеся в общинах растафаристов, и их функции, разделяя черты культа на "функциональные" и "нефункциональные".

В 50-е гг. происходят столкновения растаманов с полицией, в них начинают видеть не просто отщепенцев, но и опасных заговорщиков, и даже - после 1959 г. - агентов Ф. Кастро. Чтобы успокоить общественное мнение и помочь правительству определиться в отношении секты, было предпринято силами трёх учёных из университета Вест-Индии "объективное исследование с целью установить истину о движении и выработать рекомендации для администрации". Результатом проведённых М.Г. Смитом, Р. Ожье и Р. Неттлфордом исследований стало первое подробное описание растафари "сектантского периода", ставшее классическим: к нему обращаются все пишущие о растафари.[24]

В работе приводится довольно подробная история культа от предтеч - М. Гарви и душевнобольного пророка Александра Бэдуорда, всполошившего Кингстон невнятными пророчествами о "мистерии трёх корон" и обещаниями привселюдно взлететь на небо - до конца 50-х гг.

Связь представлений растафари с народной культурой Ямайки показана в работах Леонарда Барретта[25] и Айвора Морриша.[26] В них вскрывается реальная (а не иллюзорная, свойственная представлениям самой братии) связь культа с африканскими корнями и вышедшей их них местной религиозной культурой: верой в духов дуппи, культами мйял и обиа, кумина. ривайвалистской сектой покомания ("Чёрные израильтяне"), сионской церковью, карнавализированными празднествами "Джон Каноэ" и др. Несмотря на резко отрицательное отношение растаманов к другим формам местной религии (растаманы видели в них "религию рабов"), Барретт показывает генетическую связь "движения" с местными верованиями, в частности, с религиозными культами ашанти (большинство рабов на Ямайке были из народности акан - на острове их называли "кароманти").

"Эфиопианизму" как идеологической иллюзии, лежащей в основе растафари, посвящена работа Кена Поста.[27] Из описания бедствий Великой депрессии на Ямайке К. Пост делает вывод: объяснение своему положению уже подготовленная к этому гарвеистами ямайская беднота стала искать в Библии, библейская риторика вошла в повседневные разговоры, "эфиопианизм возник как идеология, как общее объяснение доли черного человека по всему миру", но объяснение это растаманы искали "вовне, а не внутри собственного общества". Пост приводит слова одного из растаманов: "Мы нашли свое учение в Библии. Те из братии, кто знал грамоту, изучили Библию с помощью словаря, и мы обнаружили, что мы эфиопы".

Скептически относится к растафари работающий в CШA ямайский социолог, автор книг по истории рабства и расовых отношений, Орландо Паттерсон. Паттерсон вообще критически относится к африканскому почвенничеству, в статье "На пути к будущему, лишенному прошлого" он утверждает, что общая культура и общее прошлое африканской диаспоры - миф. Объединяет же её культура бедности и самообман. Прошлое не имеет смысла для настоящего и будущего диаспоры, судьба африканской диаспоры в том, чтобы стать, если хватит духа, первым в истории народом, отвергшим расовый и культурный национализм и ставшим воистину наиболее современным из всех народов". Идентичность чёрной диаспоры лежит не в Африке, а в том, что у неё вовсе нет прошлого. Тем самым Паттерсон продолжает традиции Чикагской школы и Г. Мюрдаля (см.: Myrdal G. American Dilemma. The Negro Problem In Modern Democracy. L.-N.Y., 1944, in two vols), критиковавшей "Негритянское историческое движение" как мифологическое сознание, отрицавших пережитки африканской культуры в быту диаспоры и объяснявших особенности афро-американцев социальными причинами. С критикой этого подхода выступил М. Херсковиц, убедительно показавший принципиальное отличие основ афро-американской культуры от западной и прочность африканских корней (см.: Herskovits М. The Myth of the Negro's Past. L.-N.Y., 1941). Мюрдаль расценил эту книгу как "пропагандистскую".

В статье "Растафари - культ отверженных" Паттерсон сравнивает растафари с "карго калт",[28] подчёркивая его иллюзорность. Мрачными красками, как деградирующих подонков, изображает он растаманов в своём романе "Дети Сизифа", награжденном премией дакарского фестиваля панафриканского искусства.

Растафари как синкретический мессианский культ изучали также Шейла Кицингер, известнейший религиовед Брайан Уилсон, У. Боуэн, Дж. и Г. Кумпер и многие другие (названия работ см. в Библиографии). Ганс Тош использовал пример растафари в исследовании по психологии социальных движений, Уэстон Ла Барр - "кризисных культов". Последний понимает аккультурацию как важнейшую проблему этнографии, что расходится с идущей от его учителя Боаса традицией относить к этнографическому материалу лишь "чистые общества". Аккультурация, по мнению Ла Барра, приводит к возникновению "кризисных культов" (в литературе подобные движения получили также названия приспособительных культов, хилиастических культов, культурных движений, культурного обновления, эсхатологических движений, мессианских культов, милленаризма, нативизма, профетизма, "религий спасения", визионерских ересей). Эмоциональная и интеллектуальная основа жизни любого народа, - считает Ла Барр, - это общепринятая модель мироустройства. Но извечный источник неприятностей человечества в том, что, поскольку символы являются тем, чем они являются, т.е. адаптивными артефактами, созданными самим человеком, в каждом конкретном случае эта модель представляет собой всего-навсего идеологию, или язык, дающий нам точки отсчёта. Покуда ближние наши верят в эту идеологию или пользуются этим языком, данная парадигма заменяет нам собою вселенную. Но во все эпохи появлялись люди с неординарным мышлением,... осознававшие произвольную природу всех и всяческих символов. А затем они придумывают свои собственные, которые, будучи ближе к запросам современности, могут распространяться в умах, как эпидемия, в то время как старые представления о мире упокаиваются в мифе. Если кто-то и может понять этот процесс, то это мы, люди сегодняшнего дня, ибо мы в течение некоторого времени переживаем именно такой эпистемологический кризис... Возможно, именно культурный шок создаёт антропологов".[29] Ярким примером подобного эпистемологического кризиса Ла Барр и считает культы, подобные расте.


Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!