Владислав Броневский (1897–1962) 10 страница



Не однажды реку вспять

Поворачивали силой,

Только это не к добру —

Даже рыбам негде было

В нужный срок метать икру,

И снуют, снуют в смятенье…

Загляни-ка в глубину —

Там мелькают рыбьи тени,

Прибиваются ко дну.

Но от дикой передряги

И на дне весь мир иной:

Где приютные коряги

С потаенной тишиной,

Темных водорослей чащи,

Золотой подводный хвощ?..

Нету зыблющихся рощ,

Нету жизни настоящей.

Рыбам слезы б источать!

Если голос обрели бы, —

На крик закричали б рыбы,

Нет, не стали бы молчать,

Завопили б, сознавая,

Что беду зовут бедой

И что их вода живая

Стала мертвою водой.

 

Сентябрь 1970

 

«Когда слагать стихи таланта нет…»

 

 

Когда слагать стихи таланта нет, —

Не чувствуя ни радости, ни боли,

Хоть рифмами побаловаться, что ли,

Хоть насвистать какой-нибудь сонет,

 

Хоть эхо разбудить… Но мне в ответ

Не откликаются ни лес, ни поле.

Расслышать не в моей, как видно, воле

Те голоса, что знала с малых лет.

 

Не медли, смерть. Не медли, погляди,

Как тяжело неслышащей, незрячей,

Пустой душе. Зову тебя — приди!

 

О счастье! От одной мольбы горячей

Вдруг что-то дрогнуло в немой груди.

Помедли, смерть, помедли, подожди!..

 

Октябрь 1971

 

Из стихотворения «Завещание»

 

 

1

 

…Не ведайте, поэты,

Ни лжи, ни клеветы.

О нет, покуда живы,

Запечатлеть должны вы

Грядущего приметы,

Минувшего черты —

Невиданной эпохи

Невиданный размах,

Ее ночные вздохи

И застарелый страх,

Приподнятые речи,

Ссутуленные плечи, —

Примеры недалече,

Живете не впотьмах, —

И громкие дерзанья,

И тайные терзанья,

И слезы на глазах.

Пускай душа забита,

А все-таки жива.

Пусть правда позабыта —

Она одна права.

Напоминать про это —

Священный долг поэта,

Священные права.

 

 

2

 

…И вы уж мне поверьте

Что жизнь у нас одна,

А слава после смерти

Лишь сильным суждена.

 

Не та пустая слава

Газетного листка,

А сладостное право

Опережать века.

 

…Не шум газетной оды,

Журнальной болтовни, —

Лишь тишина свободы

Прославит наши дни.

 

Один лишь труд безвестный —

За совесть, не за страх,

Лишь подвиг безвозмездный

Не обратится в прах…

 

70-е годы

 

«Пустыня… Замело следы…»

 

Непоправимо-белая страница…

Анна Ахматова

 

 

Пустыня… Замело следы

Кружение песка.

Предсмертный хрип: «Воды, воды…»

И — ни глотка.

В степных снегах буран завыл,

Летит со всех сторон.

Предсмертный хрип: «Не стало сил…» —

Пургою заметен.

Пустыни зной, метели свист,

И вдруг — жилье во мгле.

Но вот смертельно белый лист

На письменном столе…

 

30 ноября 1971

 

«Одно мне хочется сказать поэтам…»

 

 

Одно мне хочется сказать поэтам:

Умейте домолчаться до стихов.

Не пишется? Подумайте об этом

Без оправданий, без обиняков.

Но, дознаваясь до жестокой сути

Жестокого молчанья своего,

О прямодушии не позабудьте,

И главное — не бойтесь ничего.

 

1971

 

Рылеев

 

 

Безумье, видимо… Гляди-ка,

Как мысли повернули дико!

Сначала вспомнилось о том,

Как, в форточку влетев, синички

Сухарь клюют… Кормитесь, птички,

У вас нахальство не в привычке,

Ведь голод и мороз притом:

Кто доживет до переклички

Перед рождественским постом!

Сперва — о птицах. А потом —

Что их воротничок высокий

Белеет, закрывая щеки…

Рылеев… Господи, прости!

Сознанья темные пути

И вправду неисповедимы.

Синиц высокий воротник

Мелькнул, исчез, и вдруг возник

Тот образ, юный, невредимый,

И воротник тугой высок,

Белеющий у смуглых щек,

Как заклинанье о спасеньи

От злых предчувствий…

Сколь жесток

Тот век, тот царь. Хотя б глоток, —

Мгновенье воздуха, мгновенье!..

 

Ноябрь 1971

 

«Идешь и думаешь так громко…»

 

 

Идешь и думаешь так громко,

Что и оглянешься не раз.

И — молча: «Это не для вас,

А для далекого потомка,

Не бойтесь, это не сейчас».

 

И — молча: «Неужели слышно?»

Давно бы надо запретить,

Столь громко думая, ходить.

Живем не по доходам пышно,

Ходящих время усадить

 

Иль уложить, поя снотворным, —

Пусть в омуте утонут черном,

В глухом беспамятном бреду,

Назло их мыслям непокорным.

Но я пока еще иду.

 

1971

 

Тревога

 

 

Мне слышится — кто-то у самого края

Зовет меня. Кто-то зовет, умирая,

А кто — я не знаю, не знаю, куда

Бежать мне, но с кем-то, но где-то беда,

И надо туда, и скорее, скорее, —

Быть может, спасу, унесу, отогрею,

Быть может, успею, а ноги дрожат,

И сердце мертвеет, и ужасом сжат

Весь мир, где недвижно стою, озираясь,

И вслушиваюсь, и постигнуть стараюсь —

Чей голос?.. И, сжата тревожной тоской,

Сама призываю последний покой.

 

Ноябрь 1971

 

«На миру, на юру…»

 

И. Л.

 

 

На миру, на юру

Неприютно мне и одиноко.

Мне б забиться в нору,

Затаиться далёко-далёко.

Чтоб никто, никогда,

Ни за что, никуда, ниоткуда.

Лишь корма и вода

И созвездий полночное чудо.

Только плеск за бортом —

Равнозвучное напоминанье

Все о том да о том,

Что забрезжило в юности ранней,

А потом за бортом

Потерялось в ненастном тумане.

 

30 ноября 1971

 

«Сказать бы, слов своих не слыша…»

 

 

Сказать бы, слов своих не слыша,

Дыханья, дуновенья тише,

Беззвучно, как дымок над крышей

Иль тень его (по снегу тень

Скользит, но спящий снег не будит),

Сказать тебе, что счастье — будет,

Сказать в безмолвствующий день.

 

Декабрь 1971

 

Летень

 

 

Повеял летний ветерок;

Не дуновенье — легкий вздох,

Блаженный вздох отдохновенья.

Вздохнул и лег вдали дорог,

На травы, на древесный мох,

И вновь повеет на мгновенье.

 

Не слишком наша речь бедна,

В ней все имеет имена,

Да не одно: и «лед» и «ледень»,

А ветерок, что в летний час

Дыханьем юга нежит нас,

Когда-то назывался «летень».

 

Декабрь 1971

 

Превращения

 

 

1

 

Поутру нынешней весной,

С окна отдернув занавески,

Я ахнула: передо мной

Толпятся в двухсотлетнем блеске —

В кудрявых белых париках,

В зеленых шелковых камзолах —

Вельможи… (Заблудясь в веках,

Искали, видно, дней веселых

И не туда пришли впотьмах.)

Им что ни скажешь — все не то,

И я поэтому молчала.

Хоть не узнал бы их никто!

Роскошество их обличало —

Их пудреные парики,

Темно-зеленые камзолы,

Всему на свете вопреки,

Как возле царского престола,

Красуются перед окном,

И думать ни о чем ином

Я не могу. На миг забуду,

И снова погляжу в окно,

И снова изумляюсь чуду,

Но вот в окне уже темно.

 

 

2

 

В новолунье, в полнолунье

Правит миром ночь-колдунья.

Утром все в окне иное,

Нет чудес вчерашних там,

Но распахнут предо мною

Монастырский древний храм,

Не разбитый, не спаленный.

На стене густо-зеленой

Мутно-белых свеч ряды.

(Чье раденье? Чьи труды?)

Отступаю в тайном страхе —

За окном стоят монахи.

Видно, служба отошла:

Ни одной свечи зажженной,

Не звонят колокола,

Слышен шепот приглушенный:

«Вседержителю хвала».

 

 

3

 

И вновь превращенья свершаются ночью.

А утром прибой темно-белые клочья

Швыряет мне с моря, стоящего дыбом,

Дрожащего каждым зеленым изгибом.

Влетает в окошко тенистая пена

И вот затихает в углах постепенно

Густой пеленой тополиного пуха, —

В нем плоти, пожалуй, не больше, чем духа.

 

1972

 

Польские поэты

 

 

Лесьмян — он по вертикали, —

В глубь земли и в глубь небес,

А Тувим — в долины, в дали,

Где на горизонте — лес.

А Галчинский?.. Разве просто

Обозреть его добро:

Зелень, серебро и звезды,

Звезды, зелень, серебро.

 

3 августа 1974

 

«Мой сын, дитя мое родное…»

 

 

Мой сын, дитя мое родное, —

Чьей мы разлучены виною?

Никто, мой друг, не виноват.

Мой сын, мое дитя, мой брат,

Мое сокровище, мой враг.

Мое ничто, мой светлый мрак…

Как странно, как бесчеловечно,

Что ты в душе моей навечно.

 

 

«И ты бессилен, как бессилен каждый…»

 

В. А.

 

 

И ты бессилен, как бессилен каждый

Ей возвратить земное бытие,

Но доброе вмешательство ее

Почувствуешь, узнаешь не однажды, —

То отвратит грозящую беду,

То одарит нежданною отрадой.

То вдруг свернешь с дороги на ходу,

Поверив ей, что, значит, так и надо.

 

[1974]

 

«У меня к тебе двойственное отношение…»

 

 

«У меня к тебе двойственное отношение…»

В этих словах, что сказала мне ты, —

Мой конец, ибо в них от тебя отрешенье

И последнее чувство слепой пустоты.

Я грешна пред тобой. Если можешь — прости.

Я молюсь за тебя, чтобы стала счастливой,

Чтоб надежды сбылись… ну а след мой найти.

Не пытайся. Прощай. Разминулись пути.

Буду замертво жить. Буду жить терпеливо.

 

1974

Голицыно

 

Редактор

 

 

Такое дело: либо — либо…

Здесь ни подлогов, ни подмен…

И вряд ли скажут мне спасибо

За мой редакторский рентген.

 

Борюсь с карандашом в руке.

Пусть чья-то речь в живом движеньи

Вдруг зазвучит без искаженья

На чужеродном языке.

 

 

«Разбила речка поутрý…»

 

 

Разбила речка поутрý

Холодное зерцало.

Не верь, что это не к добру,

А верь, что замерцала

В осколках ледяных весна;

На волю вырвалась волна

И радость прорицала.

 

1975

 

«Неужели вот так до конца…»

 

 

Неужели вот так до конца

Будем жить мы, друг другу чужие?

Иль в беспамятстве наши сердца?

Все-то думается: не скажи я

Слов каких-то (не знаю каких!) —

Не постигло бы нас наважденье,

Этот холод и мрак отчужденья,

Твердый холод, объявший двоих.

 

1975

 

Весна в детстве

 

 

Вешний грач по свежей пашне

Ходит с важностью всегдашней,

Ходит чинно взад-вперед.

Нету птицы богомольней:

Звон услышав колокольный,

Не спеша поклоны бьет.

Строгий звон великопостный

Понимает грач серьезный,

Первым встретил ледоход,

Первым видел половодье,

Пост великий на исходе,

Все меняется в природе,

И всему свой черед…

 

В самый светлый день весенний,

В день Христова воскресенья,

С церкви зимнего Николы

Разольется звон веселый —

И с пяти церквей в ответ

То ли звон, то ли свет.

Старший колокол — для фона:

Звук тяжелый и густой

В день веселый, день святой

Оттеняет перезвоны

Молодых колоколов.

Солнце синий воздух плавит,

Жарким блеском праздник славит

На крестах куполов,

И щебечут в поднебесье

Малые колокола, —

Светлый день! Христос воскресе!

Всемогущему хвала! —

То в распеве всей гурьбой,

То вразброд, наперебой —

Славят первый день пасхальный,

Бестревожный, беспечальный.

 

Этот день впереди,

А пока погляди,

Как под звон великопостный

Ходит пашней грач серьезный,

Ходит чинно взад-вперед,

Не спеша поклоны бьет.

 

1975

 

О птицах

 

 

И вдруг перестанешь страдать.

Откуда эта благодать?

Ты птиц не любишь в руки брать,

Но песни, песни!..

Воистину — глагол небес:

«Найдись, очнись, ты не исчез,

Воспрянь, воскресни!»

Об этом в чаще — соловей,

А жаворонок — в поле,

В полете, не в сетях ветвей,

Один, на вольной воле.

Но он поет лишь на лету

И, вмиг теряя высоту,

Впадает где-то в немоту,

Скользнув на землю.

Не сетуй, если он затих.

Послушай песни птиц лесных,

Им чутко внемля.

Когда в сплетении ветвей

Поет как хочет соловей —

Не всем ли дышится живей,

Вольней — не всем ли?

Поет, не улетая ввысь.

У птиц лесных и ты учись,

Доверие душе своей

От них приемли.

 

1975

 

О собаках

 

 

Собака… Ну что же? Ну — пес, ну — собака.

Забот, что ли, нету иных?

Собака собакой. С чего же, однако,

Так много присловий о них?

«Промерз как собака», «устал как собака»,

«А ну тебя вовсе ко псу!»

Собак в поговорках и этак и всяко

Как шишек в еловом лесу.

(Коль жизнь обойдется со мною жестоко,

Невольно вздохну: «Я, как пес, одинока.

О, холод собачий…» Зачем я про это?

Но лучше оставить вопрос без ответа.)

Для пса человек будто солнце из мрака —

Молитва, мечта, божество,

Бесстрашно его охраняет собака,

Спасет и умрет за него.

Что ж душу собачью калечат и мучат?

Собаки смирятся, смолчат.

Внушают им злобу, свирепости учат…

Волчат обучайте, волчат!

Отбилась от темы. Вначале — присловья,

А дальше совсем не о том.

Но псам на любовь отвечайте любовью,

А про поговорки — потом.

 

1975

 

«Красотка, перед зеркалом вертясь…»

 

 

Красотка, перед зеркалом вертясь,

С гримаскою горбунье говорила:

«Нельзя сказать, что выгляжу я мило,

Ей-богу, сложена я как горилла».

И предлагает, ласкою светясь:

«Не прогуляетесь ли вы со мною?»

И эта, с перекошенной спиною,

Вздыхая, за красавицей плелась.

 

Вот тебе на! Никак, ты пишешь басни?

Да и плохие, что всего ужасней.

Ложись-ка спать, скорее свет гаси.

Уж коль беда с тобою приключилась,

Уж коль стихи писать ты разучилась,

Без тайной зависти свой крест неси.

А басни, притчи… Боже упаси!

 

1975

 

«Озираясь, в дверь пролез…»

 

 

Озираясь, в дверь пролез.

Не красавец, не урод,

Но из комнаты исчез,

Испарился кислород.

Этот гость лишен примет,

Но дышать невмоготу.

От него сойдешь на нет,

Превратишься в пустоту.

Озирается, как вор.

Он хвастун и жалкий враль.

Примиряться с ним — позор,

Расплеваться с ним не жаль.

 

1975

 

«Не знаю, бьют ли там старух…»

 

 

Не знаю, бьют ли там старух,

В домах для престарелых,

Но знаю — говорят им вслух,

Что подошел предел их,

Что помирать давно пора,

Что зажились старухи…

О нет, все это не вчера,

И нынче в том же духе.

 

 

«Когда молчанье перешло предел…»

 

 

Когда молчанье перешло предел —

Кто гибели моей не захотел?..

Подходит и трясет меня за плечи:

«Опамятуйся, пробудись, очнись,

Верни себе свой облик человечий,

Почувствуй глубину свою и высь,

Верни себе великое наследство,

Сознание твоих врожденных прав,

И безоглядное любвеобилье детства,

И юности непримиримый нрав».

 

1975

 

Бессонница

 

 

Всю ночь — страданье раскаленное,

О совесть, память, жаркий стыд!..

Чуть голубое, чуть зеленое,

Тот жар лишь небо остудит.

И ни к чему глотать снотворные,

От горькой одури слабеть…

Смирись, покуда небо черное

Не станет тихо голубеть.

 

1975

 

«Что печального в лете?..»

 

 

Что печального в лете?

Лето в полном расцвете.

Мучит малая малость —

В листьях будто усталость,

Будто скрытость недуга

В этих листьях зеленых,

И морозом и вьюгой

С первых дней опаленных.

Трудно было не сжаться,

От смертей удержаться, —

То тепло, то остуда, —

Нынче вёсны коварны…

 

На листву, как на чудо,

Я гляжу благодарно.

 

1975

 

«Не приголубили, не отогрели…»

 


Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 108; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!