Владислав Броневский (1897–1962) 9 страница



В этом зреньи хищном и подробном.

В стоге сена выглядишь иголку,

Стены размыкаешь взором злобным.

 

Ты права, во всем права, но этой

Правотой меня уж не обманешь, —

С ней глаза отвадятся от света,

С ней сама вот-вот старухой станешь.

 

Надоела. Ох, как надоела.

Колоти хоть в колокол набатный, —

Не услышу. Сердце отболело,

Не проймешь. Отчаливай обратно.

 

Тот, кто подослал тебя, старуху…

Чтоб о нем ни слова, ни полслова,

Чтоб о нем ни слуху и ни духу.

Знать не знаю. Не было такого.

 

Не было, и нету, и не будет

Ныне, и по всякий день, и присно.

Даже ненавидеть не принудит,

Даже ненавидеть ненавистно.

 

1967

 

«Пусть будет близким не в упрек…»

 

 

Пусть будет близким не в упрек

Их вечный недосуг.

Со мной мой верный огонек,

Со мной надежный друг.

 

Не надо что-то объяснять,

О чем-то говорить, —

Он сразу сможет все понять,

Лишь стоит закурить.

 

Он скажет: «Ладно, ничего» —

Свеченьем золотым,

И смута сердца моего

Рассеется как дым.

 

«Я все же искорка тепла, —

Он скажет мне без слов, —

Я за тебя сгореть дотла,

Я умереть готов.

 

Всем существом моим владей,

Доколе ты жива…»

Не часто слышим от людей

Подобные слова.

 

1967

 

«Ни ахматовской кротости…»

 

 

Ни ахматовской кротости,

Ни цветаевской ярости —

Поначалу от робости,

А позднее от старости.

 

Не напрасно ли прожито

Столько лет в этой местности?

Кто же все-таки, кто же ты?

Отзовись из безвестности!..

 

О, как сердце отравлено

Немотой многолетнею!

Что же будет оставлено

В ту минуту последнюю?

 

Лишь начало мелодии,

Лишь мотив обещания,

Лишь мученье бесплодия,

Лишь позор обнищания.

 

Лишь тростник заколышется

Тем напевом, чуть начатым…

Пусть кому-то послышится,

Как поет он, как плачет он.

 

1967

 

«Никто не поможет, никто не поможет…»

 

 

Никто не поможет, никто не поможет,

Метанья твои никого не тревожат;

В себе отыщи непонятную силу,

Как скрытую золотоносную жилу.

 

Она затаилась под грохот обвала,

Поверь, о, поверь, что она не пропала,

Найди, раскопай, обрети эту силу

Иль знай, что себе ты копаешь могилу.

Пока еще дышишь — работай, не сетуй,

Не жди, не зови — не услышишь ответа,

Кричишь ли, молчишь — никого не тревожит,

Никто не поможет, никто не поможет…

 

Жестоки, неправедны жалобы эти,

Жестоки, неправедны эти упреки, —

Все люди несчастны и все одиноки,

Как ты, одиноки все люди на свете.

 

1967–1968

 

«Немого учат говорить…»

 

 

Немого учат говорить.

Он видит чьих-то губ движенье

И хочет слово повторить

В беззвучных муках унижения.

 

Ты замолчишь — он замычит,

Пугающие звуки грубы,

Но счастлив он, что не молчит,

Когда чужие сжаты губы.

 

А что ему в мычанье том!

То заревет, то смолкнет снова.

С нечеловеческим трудом

Он хочет выговорить слово.

 

Он мучится не день, не год,

За звук живой — костьми поляжет.

Он речь не скоро обретет,

Но он свое когда-то скажет.

 

[1967–1968]

 

«О, ветром зыблемая тень…»

 

 

О, ветром зыблемая тень —

Не верьте лести.

Покуда вы — лишь дальний день,

Лишь весть о вести.

 

Вы тщитесь — как бы почудней,

В угоду моде.

Вас нет. Вы нищенки бедней.

Вы — нечто вроде.

 

Всё про себя: судьба, судьбе,

Судьбы, судьбою…

Нет, вы забудьте о себе,

Чтоб стать собою.

 

Иначе будет все не впрок

И зря и втуне.

Покуда блеск натужных строк —

Лишь блеск латуни.

 

Ваш стих — сердец не веселит,

Не жжет, не мучит.

Как серый цвет могильных плит,

Он им наскучит.

 

Вам надо все перечеркнуть,

Начать сначала.

Отправьтесь в путь, в нелегкий путь,

В путь — от причала.

 

 

«А ритмы, а рифмы невемо откуда…»

 

 

А ритмы, а рифмы невемо откуда

Мне под руку лезут, и нету отбоя.

Звенит в голове от шмелиного гуда.

Как спьяну могу говорить про любое.

О чем же? О жизни, что длилась напрасно?

Не надо. Об этом уже надоело.

Уже надоело? Ну вот и прекрасно,

Я тоже о ней говорить не хотела.

И все же, и все-таки длится дорога,

О нет, не дорога — глухая тревога,

Смятенье, прислушиванье, озиранье,

О чем-то пытаешься вспомнить заране,

Терзается память, и все же не может

Прорваться куда-то, покуда не дожит

Мой день…

 

 

«Осень сорок четвертого года…»

 

 

Осень сорок четвертого года.

День за днем убывающий зной.

Ереванская синь небосвода

Затуманена дымкой сквозной.

 

Сокровенной счастливою тайной

Для меня эта осень жива.

Не случайно, о нет, не случайно

Я с трудом поднимаю слова, —

 

Будто воду из глуби колодца,

Чтоб увидеть сквозь годы утрат

Допотопное небо Звартноца,

Обнимающее Арарат.

 

1968

 

«Есть художник неподкупный…»

 

 

Есть художник неподкупный —

Так распишет, что ой-ой.

Он любой душе преступной

Воздавать привык с лихвой.

 

Тот ваятель не согласен

Утаить хоть что-нибудь.

Лепкой брыльев и подглазин

Он расскажет злую суть.

 

По одной кривой улыбке

Он движеньями резца

Год из году без ошибки

Обличает подлеца.

 

Сеть морщинок расположит

Так, что скрыть уже нельзя:

Этот век позорно прожит —

Вниз и вниз вела стезя…

 

Тут уж верьте ли, не верьте —

Весь рисунок неспроста…

Но останется до смерти

Красотою красота.

 

1968

 

«О сердце человечье, ты все в кровоподтеках…»

 

 

О сердце человечье, ты все в кровоподтеках,

Не мучься, не терзайся, отдохни!

Ты свыкнешься с увечьем, все дело только

в сроках,

А как тепло на солнце и как легко в тени!

Не мучься, не терзайся, родное, дорогое,

Не мучься, не терзайся, отдохни!

Увечья не излечит мгновение покоя,

Но как тепло на солнце и как легко в тени!

 

1968

 

«Сверчок поет, запрятавшись во тьму…»

 

 

Сверчок поет, запрятавшись во тьму,

И песенка его не пустословье, —

Не зря сверчит, дай бог ему здоровья,

И я не зря завидую ему.

Я говорю: невидимый, прости,

Меня сковало смертной немотою,

Одно твое звучание простое

Могло б меня от гибели спасти, —

Лишь песенку твою, где нет потерь,

Где непрерывностью речитатива

И прошлое и будущее живо, —

Лишь эту песню мне передоверь!

 

Сентябрь 1969

Переделкино

 

«Легко ль понять через десятки лет…»

 

 

Легко ль понять через десятки лет —

Здесь нет меня, ну просто нет и нет.

Я не запомнила земные дни.

Растенью и тому, наверно, внятно

Теченье дней, а для меня они —

Как на луне смутнеющие пятна.

 

1969

 

«Я живу, озираясь…»

 

 

Я живу, озираясь,

Что-то вспомнить стараюсь —

И невмочь, как во сне.

Эта злая работа

До холодного пота,

Видно, впрямь не по мне.

Но пора ведь, пора ведь

Что-то разом исправить,

Распрямить, разогнуть…

Голос тихий и грозный

Отвечает мне: поздно,

Никого не вернуть.

 

Я живу, озираясь,

Я припомнить стараюсь

Мой неведомый век.

Все забыла, что было,

Может, я и любила

Только лес, только снег.

Снег — за таинство света

И за то, что безгласен

И со мною согласен

Тишиною пути,

Ну а лес — не за это:

За смятенье, за гомон

И за то, что кругом он,

Стоит в чащу войти…

 

1969

 

Молитва лесу

 

 

Средь многих земных чудес

Есть и такое —

Листья кружáт на ветру,

Преображается лес,

Нет в нем покоя.

Это не страшно, это не навсегда,

Настанет покой снежный,

А там, глядишь, и весне подойдет чреда

В срок неизбежный.

У нас похуже, но мы молчим.

Ты, лес, посочувствуй.

Весна — это юность,

а старость — не множество зим,

Минует одна — и место пусто.

Сомкнется воздух на месте том,

Где мы стоим, где мы идем.

Но и это не страшно, коль ты пособишь, —

И в нашу подземную тишь

Врастет деревцó корнями живыми.

Пожалей нас во имя

Пожизненной верности нашей

Ветвям, и листве, и хвое,

Оставь нам дыханье твое живое, —

Пусть растет деревцó

Все ветвистей, все краше!..

 

1969

 

«Я здесь любила все как есть…»

 

 

Я здесь любила все как есть,

Не рассказать, не перечесть —

Весну любила за весну,

А зимушку за белизну,

А лето за угрюмый зной,

А осень… у нее со мной

Был уговор особый,

Узнать его не пробуй.

Она ведет меня тайком,

И всякий раз впервые,

Звеня ключами и замком,

В такие кладовые,

Где впрямь захватывает дух

От багреца и злата,

А голос — и глубок и глух —

Мне говорит неспешно вслух

Все, что сказал когда-то.

 

1969

 

«Нас предрассветная заря…»

 

 

Нас предрассветная заря

Надеждой радует не зря,

И неспроста пугает нас

Тревожный сумеречный час.

Лишается земля примет,

Когда над ней исчезнет свет,

Все дело в свете, но и он

Лишь темнотой на свет рожден.

 

 

«Нет, не поеду я туда…»

 

 

Нет, не поеду я туда.

Давно уже зарок положен.

Я знала Коктебель тогда,

Когда еще в нем жил Волошин.

А что там было? Синь, полынь

Да море. Небо и пустыня.

Там и теперь все та же синь,

Но нет пустыни, нет полыни.

Стеклом блистают корпуса,

Тесня волошинскую дачу,

И первобытная краса

Исчезла. Все теперь иначе.

Туда на бархатный сезон

Литературная элита

Съезжается, держа фасон…

 

Исчез мой давний дивный сон,

Но все, что было, не забыто.

 

 

«Народ — непонятное слово…»

 

 

Народ — непонятное слово

И зря введено в оборот,—

Гляжу на того, на другого

И вижу людей, не народ.

 

Несхожие, разные люди —

И праведник тут, и злодей.

И я не по праздной причуде

Людьми называю людей.

 

1969

 

Эскиз к портрету

 

 

Ты живешь смиренницей прекрасною,

Всю себя лишь для себя храня.

Доцветаешь красотой напрасною,

Прелестью, лишенною огня.

 

Стройностью твоей, твоей походкою

Восхитится, каждый, кто ни глянь.

Красоте зеленых глаз с обводкою

Позавидовать могла бы лань,

 

Алощекая и темнобровая,

Ты и впрямь на диво хороша…

Гордая, холодная, суровая,

Самопоглощенная душа.

 

Мраморная прелесть безупречная,

Совершенства образец живой…

Самоотречение беспечное,

Безоглядное — удел не твой.

 

Есть возможное и невозможное,

Ты меж них границу провела

И живешь с оглядкой осторожною,

Ни добра не делая, ни зла.

 

 

Четверостишия

 

 

* * *

 

Душа объята сном

Иль мечется в смятеньи.

А под твоим окном

Растет стихотворенье.

 

 

* * *

 

Страшно тебе довериться, слово.

Страшно, а дóлжно.

Будь слишком старó, будь слишком ново,

Только не ложно.

 

 

* * *

 

У человечества одышка

От спешки яростной, как будто —

Последний день, а завтра — крышка

И мрак последнего уюта.

 

1969

 

* * *

 

На столе бумажный ворох

Удалось бы разгрести —

И тогда на всех просторах

Мне открыты все пути!

 

 

* * *

 

Наглядеться б на чудо!

Но усталость с утра, —

Это знак, что отсюда

Убираться пора.

 

 

* * *

 

Как были эти годы хороши,

Когда и я стихи писать умела.

Невзрачные, они росли несмело,

И все-таки — из сердца, из души.

 

1974

 

* * *

 

И лишь в редчайшие мгновенья

Вдруг заглядишься в синеву

И повторяешь в изумленьи:

Я существую, я живу.

 

 

* * *

 

Как победить, преодолеть тревогу?

Где скрыться от смятенья моего?

Бог милостив, — и больше ничего

Не скажешь. Все, как есть, вверяю Богу.

 

 

«Слова пустые лежат, не дышат…»

 

 

Слова пустые лежат, не дышат,

Слова не знают — зачем их пишут,

Слова без смысла, слова без цели,

Они озябших не отогрели,

Они голодных не накормили, —

Слова бездушия, слова бессилья!

Они робеют, они не смеют,

Они не светят, они не греют

И лишь немеют в тоске сиротства,

Не сознавая свое уродство.

 

[70-е годы]

 

«По мне лишь так: когда беда настанет…»

 

 

По мне лишь так: когда беда настанет,

Тогда и плачь, «Покуда гром не грянет,

Мужик не перекрестится». Таков

Обычай прадедов спокон веков.

Он у меня в крови. Я не умею

Терзаться впрок. Глупее иль умнее

Обычай мой, чем вечное нытье, —

Он исстари, он существо мое.

 

[70-е годы]

 

«Ты говоришь: „Я не творила зла“…»

 

 

«Ты говоришь: „Я не творила зла…“

Но разве ты кого-нибудь спасла?

А ведь кого-то за руку схватив,

Могла бы удержать, он был бы жив.

Но даже тот неискупленный грех,

И он не самый тяжкий изо всех,

Ты за него страдаешь столько лет…

Есть грех другой, ему прощенья нет, —

Ты спряталась в глухую скорлупу,

Ты замешалась в зыбкую толпу,

Вошла в нее не как рассветный луч —

Ты стала тучей в веренице туч.

Где слово, что тебе я в руки дал,

Чтоб добрый ликовал, а злой страдал?

Скажи мне — как распорядилась им,

Бесценным достоянием моим?

Не прозвучало на земле оно,

Не сказано, не произнесено.

Уйди во мрак, не ведающий дна,

Пускай тебя приимет сатана».

 

А тот вопит: «Не вем ее, не вем,

Она при жизни не была ничем,

Она моей при жизни не была,

Она и вправду не творила зла.

За что ее карать, за что казнить?

Возьмешь ее на небо, может быть?..»

 

И я услышу скорбный стон небес

И как внизу расхохотался бес,

И только в том спасение мое,

Что сгину — провалюсь в небытие.

 

 

«Взгляни — два дерева растут…»

 

Д. С.

 

 

Взгляни — два дерева растут

Из корня одного.

Судьба ль, случайность ли, но тут

И без родства — родство.

Когда зимой шумит метель,

Когда мороз суров, —

Березу охраняет ель

От гибельных ветров.

А в зной, когда трава горит

И хвое впору тлеть, —

Береза тенью одарит,

Поможет уцелеть.

Некровные растут не врозь,

Их близость — навсегда,

А у людей — все вкривь да вкось,

И горько от стыда.

 

 

Болезнь

 

 

О как хорошо, как тихо,

Как славно, что я одна.

И шум и неразбериха

Ушли, и пришла тишина.

Но в сердце виденья теснятся,

И надобно в них разобраться

Теперь, до последнего сна.

Я знаю, что не успеть.

Я знаю — напрасно стараться

Сказать обо всем даже вкратце,

Но душу мне некуда деть.

Нет сил. Я больна. Я в жару.

Как знать, может, нынче умру…

Одно мне успеть, одно бы —

Без этого как умереть? —

Об Анне… Но жар, но ознобы,

И поздно. Прости меня. Встреть.

 

1970

 

«К своей заветной цели…»

 

 

К своей заветной цели

Я так и не пришла.

О ней мне птицы пели,

О ней весна цвела.

Всей силою расцвета

О ней шумело лето,

Про это лишь, про это

Осенний ветер пел,

И снег молчал про это,

Искрился и белел.

Бесценный дар поэта

Зарыла в землю я.

Велению не внемля,

Свой дар зарыла в землю…

Для этого ль, затем ли

Я здесь была, друзья!

 

 

О рыбах

 

 


Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 141; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!