Рассказ «На пути» (1886). Главный герой Лихарев:



«Все науки, сколько их есть на свете, имеют один и тот же паспорт, без которого они считают себя немыслимыми: стремление к истине! Каждая из них, даже какая-нибудь фармакогнозия, имеет своею целью не пользу, не удобства в жизни, а истину… Я вам скажу, нет ничего увлекательнее и грандиознее, ничто так не ошеломляет и не захватывает человеческого духа, как начало какой-нибудь науки. С первых же пяти-шести лекций вас уже окрыляют самые яркие надежды, вы уже кажетесь себе хозяином истины. И я отдался наукам беззаветно, страстно, как любимой женщине. Я был их рабом и, кроме них, не хотел знать никакого другого солнца. День и ночь, не разгибая спины, я зубрил, разорялся на книги, плакал, когда на моих глазах люди эксплоатировали науку ради личных целей. Но я не долго увлекался. Штука в том, что

у каждой науки есть начало, но вовсе нет конца, всё равно, как у периодической дроби. Зоология открыла 35 000 видов насекомых, химия насчитывает 60 простых

тел. Если со временем к этим цифрам прибавится справа по десяти нолей, зоология и химия так же будут далеки от своего конца, как и теперь, а вся современная научная работа заключается именно в приращении цифр.

Сей фокус я уразумел, когда открыл 35 001-й вид и не почувствовал удовлетворения. Ну-с, разочарования я не успел пережить, так как скоро мною овладела новая вера. Я ударился в нигилизм с его прокламациями, черными переделами и всякими штуками…» (ПСС, Т. 5, с. 469-471).

 

Повесть «Степь» (1888):

«За заводами кончался город и начиналось поле. Егорушка в последний раз оглянулся на город, припал лицом к локтю Дениски и горько заплакал...

— Ну, не отревелся еще, рёва! — сказал Кузьмичов.— Опять, баловник, слюни распустил! Не хочешь ехать, так оставайся. Никто силой не тянет!

— Ничего, ничего, брат Егор, ничего...— забормотал скороговоркой о. Христофор.— Ничего, брат... Призывай Бога... Не за худом едешь, а за добром. Ученье, как говорится, свет, а неученье — тьма... Истинно так.

— Хочешь вернуться? — спросил Кузьмичов.

— Хо... хочу...— ответил Егорушка, всхлипывая...

— Ничего, ничего, брат...— продолжал о. Христофор.— Бога призывай... Ломоносов так же вот с рыбарями ехал, однако из него вышел человек на всю Европу. Умственность, воспринимаемая с верой, дает плоды, Богу угодные. Как сказано в молитве? Создателю во славу, родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу... Так-то.

— Польза разная бывает...— сказал Кузьмичов, закуривая дешевую сигару.— Иной двадцать лет обучается, а никакого толку.

— Это бывает.

— Кому наука в пользу, а у кого только ум путается (почему?). Сестра — женщина непонимающая, норовит всё по-благородному и хочет, чтоб из Егорки ученый вышел,

а того не понимает, что я и при своих занятиях мог бы Егорку на век осчастливить. Я это к тому вам объясняю, что ежели все пойдут в ученые да в благородные, тогда некому будет торговать и хлеб сеять. Все с голоду поумирают» (Т. 7, С. 15).

 

Повесть «Скучная история» (1889): интересная и увлекательная карьера главного героя ученого —  профессора медицины Николая Степановича – оборачивается «скучной историей»…

«За столом в кабинете, низко нагнувшись над книгой или препаратом, сидит мой прозектор Петр Игнатьевич, трудолюбивый, скромный, но бесталанный человек, лет 35, уже плешивый и с большим животом. Работает он от утра до ночи, читает массу, отлично помнит всё прочитанное — и в этом отношении он не человек, а золото; в остальном же прочем — это ломовой конь, или, как иначе говорят, ученый тупица. Характерные черты ломового коня, отличающие его от таланта, таковы: кругозор его тесен и резко ограничен специальностью; вне своей специальности он наивен, как ребенок…

…Другая черта: фанатическая вера в непогрешимость науки и главным образом всего того, что пишут немцы. Он уверен в самом себе, в своих препаратах, знает цель жизни и совершенно незнаком с сомнениями и разочарованиями, от которых седеют таланты. Рабское поклонение авторитетам и отсутствие потребности самостоятельно мыслить. Разубедить его в чем-нибудь трудно, спорить с ним невозможно. Извольте-ка поспорить с человеком, который глубоко убежден, что самая лучшая наука — медицина, самые лучшие люди — врачи, самые лучшие традиции — медицинские. Короче говоря, это не хозяин в науке, а работник».

 

Профессор Николай Степанович (главный герой) о себе: «К несчастию, я не философ и не богослов. Мне отлично известно, что проживу я еще не больше полугода; казалось бы, теперь меня должны бы больше всего занимать вопросы о загробных потемках и о тех видениях, которые посетят мой могильный сон. Но почему-то душа моя не хочет знать этих вопросов, хотя ум и сознает всю их важность. Как 20—30 лет назад, так и теперь, перед смертию, меня интересует одна только наука. Испуская последний вздох, я все-таки буду верить, что наука — самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека, что она всегда была и будет высшим проявлением любви и что только ею одною человек победит природу и себя. Вера эта, быть может, наивна и несправедлива в своем основании, но я не виноват, что верю так, а не иначе; победить же в себе этой веры я не могу.  (ср. Лихарев)

Но не в этом дело. Я только прошу снизойти к моей слабости и понять, что оторвать от кафедры и учеников человека, которого судьбы костного мозга интересуют больше, чем конечная цель мироздания, равносильно тому, если бы его взяли да и заколотили в гроб, не дожидаясь, пока он умрет. (Т. 7, с. 203).

От бессонницы и вследствие напряженной борьбы с возрастающею слабостью, со мной происходит нечто странное. Среди лекции к горлу вдруг подступают слезы, начинают чесаться глаза, и я чувствую страстное, истерическое желание протянуть вперед руки и громко пожаловаться. Мне хочется прокричать громким голосом, что меня, знаменитого человека, судьба приговорила к смертной казни, что через каких-нибудь полгода здесь в аудитории будет хозяйничать уже другой. Я хочу прокричать, что я отравлен; новые мысли, каких не знал я раньше, отравили последние дни моей жизни и продолжают жалить мой мозг, как москиты. И в это время мое положение представляется таким ужасным, что мне хочется, чтобы все мои слушатели ужаснулись, вскочили с мест и в паническом страхе, с отчаянным криком бросились к выходу. Не легко переживать такие минуты…»

Рассказ «Пари» (1889): «Пятнадцать лет я внимательно изучал земную жизнь... Вы обезумели и идете не по той дороге. Ложь принимаете вы за правду и безобразие за красоту. Вы удивились бы, если бы вследствие каких-нибудь обстоятельств на яблонях и апельсинных деревьях вместо плодов вдруг выросли лягушки и ящерицы или розы стали издавать запах вспотевшей лошади; так я удивляюсь вам, променявшим небо на землю. Я не хочу понимать вас. Чтоб показать вам на деле презрение к тому, чем живете вы, я отказываюсь от двух миллионов, о которых я когда-то мечтал, как о рае, и которые теперь презираю. Чтобы лишить себя права на них, я выйду отсюда за пять часов до условленного срока и таким образом нарушу договор...»
Образная аналогия автора в рассказе проста: все земные радости и наслаждения по сравнению с тем, «что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9) в Царствии Небесном - не более как «запах вспотевшей лошади» по сравнению с ароматом роз.

А. А. Блок. «Друзьям»

Молчите, проклятые струны!
А. Майков

Друг другу мы тайно враждебны,
Завистливы, глухи, чужды,

А как бы и жить и работать,
Не зная извечной вражды!

Что делать! Ведь каждый старался
Свой собственный дом отравить,

Все стены пропитаны ядом,
И негде главы приклонить!

Что? делать! Изверившись в счастье,
От смеху мы сходим с ума
И, пьяные, с улицы смотрим,
Как рушатся наши дома!

Предатели в жизни и дружбе,
Пустых расточители слов,
Что делать! Мы путь расчищаем
Для наших далеких сынов! (путь куда?)

Когда под забором в крапиве
Несчастные кости сгниют,
Какой-нибудь поздний историк
Напишет внушительный труд…

Вот только замучит, проклятый,
Ни в чем не повинных ребят
Годами рожденья и смерти
И ворохом скверных цитат…

Печальная доля — так сложно,
Так трудно и празднично жить, (кто виноват?)
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить…

Зарыться бы в свежем бурьяне,
Забыться бы сном навсегда!
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда! (24 июля 1908)

Вышеславцев Борис Петрович (1877-1955). «Достоевский о любви и бессмертии»:

«Но есть разная философия (наука) и разная мистика. Одна говорит: «ешь, пей и веселись, ибо завтра смертию умрешь»; другая говорит: «не могу есть, пить и веселиться, ибо завтра смертию умру»… Весь мировой материализм и «научный позитивизм», начиная от Эпикура до Спинозы и от Спинозы до Маркса — не выдерживает взгляда смерти, не выносит испытания трагизма.

«Мудрый ни о чем не думает меньше, как о смерти, ибо мудрость есть мудрость жизни, а не смерти» (Спиноза). Неправда, ибо «житейская мудрость», игнорирующая трагизм, кажется глупостью перед лицом смерти. Современная психология и философия думает как раз наоборот: нормальная психология второй половины жизни есть психология приготовления к смерти (Юнг). Вся философия Гейдеггера есть философия, исходящая из принципа конечности всякой жизни (Sein zum Ende). В противоположность Спинозе он мог бы сказать: только глупец не думает о смерти. В этом смысле я современная философия и современная психология возвращаются к Платону, утверждающему, что жизнь истинного философа есть приготовление к смерти (Федон).

 Инфантильная философия марксизма не додумалась до мысли о смерти. Она может сказать: «марксист ни о чем не думает меньше, как о смерти»… Один комсомолец, впрочем, догадался спросить: зачем мне все это грядущее торжество социализма, когда я умру? Что мог ему дать марксизм, кроме забавных пошлостей? «Страх смерти есть мелкобуржуазное явление, пролетариат и коллектив не умирает!» Неправда, пролетариаты и коллективы, народы и земли, планеты и светила — умирают» (О Достоевском: творчество Достоевского в русской мысли. М., 1990. – С. 398).

 

Духовный писатель епископ Варнава (Беляев) в фундаментальном труде «Основы искусства святости» (1922–1928) указывает на безсилие безбожной светской науки в постижении законов и смысла жизни: «До тех пор пока будет искать причину на поверхности — в социальных, экономических и тому подобных условиях, а не в глубине человеческого духа, …она никакой «философии» и «психологии» не постигнет. Всегда останется нерешенным вопрос: ну, а сами-то социально-экономические и другие факторы откуда берут свои направления? Это …по нынешней терминологии: земля вертится потому, что всемирное тяготение существует, а тяготение существует потому, что все светила вертятся, а вертятся они потому, что... И подумать только, все это круговерчение мозгов и хватание за мелочи, от которых еще Василий Великий просил своих слушателей отходить подальше, происходит только потому, что люди не хотят смириться перед главной Причиной — Богом и в своем грехопадении, в служении диаволу сказать единое слово: «Увы, согрешили, Господи, помилуй нас падших!» [Т. 2, с. 55-56].

 

«Несчастие для слепца не видеть света, но гораздо большее несчастие для христианина потерять расположение к молитве, лишить душу свою Божественного света: в такой душе водворяется тьма, а по исходе из тела уделом ее будет тьма вечная» «Маргарит, или Избранные душеспасительные изречения, руководящие к вечному блаженству, с присовокуплением некоторых бесед, относящихся исключительно к женским обителям». Составитель иеромонах Арсений (Минин).

 Вопросы к первому практическому занятию:

1) Есть ли принципиальное различие между житейскими науками и так называемой академической наукой?

2) К чему – на ваш взгляд – приводит и уже почти привела наука современное человечество?

3) В чем – по Аксакову (см. ниже) – заключается главная причина неразумия человеческого разума? Что необходимо для его вразумления?

Аксаков Константи́н Серге́евич (1817-1860).


Стихотворение «Разуму» (1857)

Разум, ты паришь над миром,
Всюду взор бросая свой,
И кумир вслед за кумиром
Низвергается тобой.

Уповая всё постигнуть,
Ты замыслил искони
Мир на мире вновь воздвигнуть,
Повторить творенья дни.

Ты в победу гордо веришь,
Ты проходишь глубь и высь,
Движешь землю, небо меришь, –
Но, гигант, остановись!

Как титаны в древней брани,
Кинув горы к облакам
И явивши силу длани,
Не опасную богам,

Сражены обратно павшим
Градом полетевших гор
И легли всем родом, ставшим
Нам в преданье с оных пор, –

Так и ты, из всех титанов
Горделивейший титан,
От породы великанов
Уцелевший великан!

К небесам идёшь ты смело,
С двух сторон на них всходя,
Обращая мысли.в дело,
Дело в мысль переводя.

Но напрасно: многодельность
Не дойдёт к причине дел;
Ты нашёл не беспредельность,
Но расширенный предел.

Чтоб вселенную поверить
И построить вновь её,
Гордо мыслию измерить
Ты мечтаешь бытие.

Рассекая жизнь на части
Лезвием стальным ума,
Ты мечтаешь, что во власти
У тебя и жизнь сама;

Ты её добычей числишь;
Но откинь гордыни лесть:
Умерщвляя, ты ли мыслишь
Жизни тайну приобресть?

В недоступные пучины
Жизнь ушла, остался след:
Пред тобой её пружины,
Весь состав, – а жизни нет.

И какое же решенье –
Плод гигантского труда:
Постиженье – до творенья
Не достигнет никогда.

Отрекись своей гордыни,
В битву с небом не ходи,
Перед таинством святыни,
Перед Богом в прах пади!

Вмиг получит смысл от века
Исполинский труд бойца,
Приближая человека
К познаванию Творца.

И титана след суровый –
Груды сдвинутых громад –
Благозвучно, с силой новой
Славу Бога возвестят.

 

 


 


Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 79; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!