НЕУДАЧНЫЙ ЗАГОВОР. ПРИСЯГА МЕШИКО 8 страница
Почти радостно перешли мы ручей, границу с Тлашкалой; помылись, поели, даже немного отдохнули. Затем вновь двинулись вперед, пока не прибыли в поселение Уэйотлипан[341]. Прием был средний; даже еды не хватало, и за все приходилось платить. Один день пробыли мы здесь, чтоб хоть немного дать вздохнуть раненым людям и коням.
ВЕРНОСТЬ ТЛАШКАЛЫ
Как только в Тлашкалу пришло известие о нашем приходе, сейчас же Машишкацин, Шикотенкатль "Старый", Чичимекатекутли и другие многие касики и знатные, и большинство жителей Уэшоцинко, двинулись к нам навстречу. Свидание у этого поселения [Уэшоцинко] было сердечное, трогательное, и многие из индейских вождей плакали. Машишкацин, Шикотенкатль, Чичимекатекутли и Тапанека говорили Кортесу: "Ох! Малинче, Малинче, нас глубоко печалит твое горе, смерть стольких твоих и наших братьев! Сколько раз мы советовали тебе не доверять мешикам! Ну, что же, теперь нам остается лишь лечить ваши раны и укрепить вас доброй пищей. Считайте же себя у нас, как на родине; отдохните, сколько нужно, а там обоснуйтесь в городе Тлашкале. Но из-за беды не умаляйте своего дела; вырваться из недоступного Мешико — подвиг, и если раньше мы завидовали вашей храбрости, то теперь еще в большей степени. Конечно, многие из нас, особенно женщины, оплакивают своих погибших мужей, братьев, сыновей, что были с вами, но не слишком огорчайтесь их слезами и воплями!"
|
|
|
Кортес и все мы были глубоко растроганы, горячо обнимали этих честных, преданных людей, старались одарить их, насколько это было теперь в наших силах. Много было радости и ликования, но и немало слез; шумно приветствовали спасшуюся донью Луизу, горевали о донье Эльвире и Хуане Веласкесе де Леоне, которому она была отдана.
Вскоре мы вступили в город Тлашкалу, окруженные попечениями великих касиков и прочей знати. Кортес поселился у Машишкацина, Педро де Альварадо — у Шикотенкатля. Раны наши стали подживать, но все же четверо еще умерло, а многие так и остались искалеченными на всю жизнь.
Первым делом Кортеса было выяснить положение в Вера Крусе. Ведь пока он знал лишь, что Хуан де Алькантара и двое других, посланные из Вера Круса за причитающимся им золотом, были перебиты и весь транспорт золота был захвачен.
Теперь же он послал трех тлашкальцев с письмом, извещая о главнейших событиях, но без особых указаний на величину наших потерь, а также требуя величайшей бдительности, осторожности и неослабного надзора за Нарваэсом и Сальватьеррой; кстати, велено было прислать в Тлашкалу возможно больше пороха и весь запас арбалетов. Другое письмо направлено было к адмиралу Кабальеро, чтоб он никоим образом не допускал сношений с Кубой, и прислал бы ненужных ему людей и лишние запасы оружия.
|
|
|
Посланцы быстро вернулись. Оказалось, что в Вера Крусе все благополучно, но несчастье наше уже известно в полном объеме, благодаря лазутчикам толстого касика Семпоалы. Кабальеро же прислал лишь семь человек, да и то мало годных...
Между тем, в Тлашкале случились дела немалые. Молодой Шикотенкатль, как известно, всегда был нашим недругом. Теперь, по его мнению, наступил момент разделаться с нами, и он собрал своих близких для обсуждения плана о полном нашем уничтожении, тем более, что возможно было заключить союз с Мешико на этот счет. Старый Шикотенкатль, конечно, узнал об этих интригах, страшно разгневался на сына и велел ему бросить предательские козни. Но сын не унимался, и тогда слепой старик, позвав Машишкацина, Чичимекатекутли и других сеньоров Тлашкалы, заковал сына и всячески доказывал ему преступность его действий. Но и тут молодой Шикотенкатль оставался при прежних воззрениях, несмотря на угрозы и даже побои старших; он отведен был в тюрьму, и с ним вместе посажены были его единомышленники. Кортес же, не вмешиваясь в это дело, даже делая вид, что он о нем ничего не знает, получил твердую уверенность в непоколебимой лояльности вождей Тлашкалы.
|
|
|
Двадцать два дня продолжался полный наш отдых, после чего Кортес хотел совершить экспедицию в соседнюю Тепеаку, чтоб наказать ее за убийство множества испанцев. Слух о новом походе угнетающе подействовал на людей Нарваэса: опасностей и битв, по их мнению, было более, чем достаточно, и они мечтали об уюте на Кубе, о своих энкомьендах с индейцами и о безопасной эксплуатации тамошних золотых россыпей. Они прямо заявили, что больше служить не желают, и громче всех вел себя Андрес де Дуэро, недавний сторонник Кортеса. Как ни пытался Кортес отговорить их, они составили даже формальный акт протеста с перечнем всех наших потерь и нужд и с указанием, что, не воспользовавшись теперь кораблями, мы скоро раскаемся, ибо они будут разрушены червем. Протест был предъявлен Кортесу, и тут вмешались мы, объявив, что войско никого домой не отпустит, так как дело государя и веры требует не своеволия, а железной дисциплины. Нечего делать — пришлось им подчиниться! Правда, Кортес обещал им возвращение при первой возможности, но ропот не унимался: новая, дескать, война с Мешико — безумие; Кортес, дескать, настаивает лишь для того, чтоб потешить себя неограниченной своей властью, а мы, дескать, идем за ним потому, что нам нечего терять[342]...
|
|
|
Для похода на Тепеаку Кортес потребовал от Тлашкалы 5 000 вспомогательных войск, что ему и было обещано с радостью, ибо тамошние жители часто нападали на тлашкальские пределы, разоряя поселения и уничтожая поля. Впрочем, неприятель тоже подготовился, а из Мешико прислали значительные военные силы.
Выступило нас 17 всадников, 6 арбалетчиков, 420 солдат, большинство с мечом и щитом, и 4000 тлашкальцев. Ни артиллерии, ни аркебуз у нас не было, так как пушки все погибли при отступлении из Мешико, а для оставшихся аркебуз у нас не было пороха. Провианта мы взяли тоже немного, так как путь наш лежал по богатой стране. Население бежало, все было пусто, и с большим трудом нам удалось схватить несколько мужчин и женщин. Их вскоре же отпустили, наказав отправиться в город Тепеаку с сообщением: пусть те немедленно отошлют мешикские войска и подчинятся нам, иначе их постигнет горькая доля, как бунтарей и убийц столь многих испанцев. Посланные вскоре вернулись с двумя мешикскими сановниками, державшимися необыкновенно надменно. К тому же они знали, что испанцы никогда не обижают послов, и это, как и недавние успехи, исполнило их гордостью и чванной уверенностью. Ни о каком мире они и слышать не хотели, а требовали, чтоб мы "убрались туда, откуда пришли, иначе они на нас нападут, и будет еще большее пиршество, нежели в битвах в Мешико и при Отумбе".
Кортес наскоро созвал военный совет, который решил, что провинция Тепеака, как отпавшая и возмутившаяся, должна быть примерно наказана. Битву следующего дня мы выиграли при малых потерях — всего три тлашкальца и одна лошадь убитыми; конница была выше всяких похвал, но и наши тлашкальцы бились великолепно. Пленных захватили мы большое количество.
Вскоре присланы были посольства от Тепеаки и соседних с ней поселений Куечулы, Текамачалько и других, названий которых не помню, о мире и подчинении. Кортес принял их довольно приветливо и заставил всех знатных вновь присягнуть нашему государю. Затем заложен был новый город, названный нами villa de Segura de la Frontera [("Страж Границы")], поскольку он был на пути к Вера Крусу, а потом начались розыски, где и кем убиты были испанцы. Всем виновным выжгли раскаленным железом букву " G" , что означало "война"[343], и они стали рабами.
В Мешико же за это время произошли крупные изменения: сеньор, который выставил нас из Мешико, умер от оспы[344]; ему наследовал зять Мотекусомы, которого звали Куаутемок[345], обходительный и храбрый человек, не старше 25 лет, но быстро добившийся безусловного повиновения и почитания. Умом он также не был обижен и сейчас же, после поражения при Тепеаке, понял, что мы ищем союзников, а посему разослал послов по всем провинциям и окрестным землям, обещая подарки и уменьшение дани за верность и военную помощь.
НОВЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
В это же приблизительно время прибыл гонец из Вера Круса с известием о приходе небольшого корабля с Кубы под командой Педро Барбы, который привез 13 солдат, 2 лошадей и большое количество писем на имя Нарваэса. Диего Веласкес в твердой уверенности, что Нарваэс овладел всей Новой Испанией, просил его прислать ему Кортеса, если он жив, и наиболее видных его сподвижников, чтоб он мог их переправить дальше, в Испанию, как то ему предписал дон Хуан Родригес де Фонсека — епископ Бургоса, архиепископ де Росано, президент [Королевского Совета по делам] Индий.
Когда наш адмирал, Педро Кабальеро, заметил корабль, он сейчас же сел в шлюпку, якобы приветствовать вновь прибывших, взяв с собой значительное количество людей, хорошо вооруженных. На вопрос Педро Барбы о Нарваэсе и Кортесе он ответил: "Сеньор Панфило де Нарваэс здоров и в отличном виде, он богат и всеми почитаем; а вот Кортес с шайкой из двух десятков людей шатается по всей стране". Затем он пригласил Барбу высадиться и поселиться неподалеку в прекрасных условиях. Тот с удовольствием согласился, но, как только они пристали, они были окружены, и Педро Кабальеро объявил: "Сеньор, Вы арестованы по повелению генерал-капитана Кортеса!" Прибывших разоружили, с корабля сняли паруса, руль, компас, и все это было послано в Тепеаку, где были мы с Кортесом.
Радость наша по сему поводу была немалой: прибытие свежих сил пришлось очень вовремя, ибо раны наши далеко еще не зажили, да многие захворали вновь, харкая кровью и испытывая жестокое колотье в боку, от чего за последние две недели умерло пять человек.
Кортес встретил Педро Барбу, давнишнего своего приятеля, с отменным почетом, назначил его капитаном арбалетчиков и из разговора с ним узнал, что ожидается еще другой небольшой корабль с Кубы, снаряженный Диего Веласкесом, с кассавой и другими съестными припасами. Действительно, не прошло и 8 дней, судно прибыло, капитаном его был идальго Родриго Морехон де Лобера, уроженец Медины дель Кампо; и мы обогатились не только пищей, но и 6 арбалетчиками, 8 солдатами, одной лошадью и небольшим запасом пороха.
Всякое, даже малое, усиление в то время было для нас особенно ценным, ибо пограничные гарнизоны Мешико, все более увеличиваясь в числе, становились в тягость местному населению, которое, терпя к тому же всяческое насилие, стало взывать к нам за помощью и защитой, так из Чолулы прибыли тайно 4 знатных, прося Кортеса, чтобы "прибыли teules с лошадьми и установили такой же порядок и мир, как в Тепеаке, Текамачалько и Куечуле".
И Кортес внял их мольбам: отряжен был капитан Кристобаль де Олид с 300 испанцами, почти всеми всадниками и арбалетчиками, а также большим отрядом из тлашкальцев. К сожалению, в экспедиции этой преобладали люди Нарваэса, которые и вообще-то неохотно шли, а когда узнали, что им придется иметь дело с самим Куаутемоком, совершенно струсили и потребовали вернуться. Как ни уверял Кристобаль де Олид, что обстоятельства складываются выгодно для натиска, а не для отхода, как ни настаивали мы, старые солдаты Кортеса, жалостные слова все же сделали свое дело, поколебали даже самого Кристобаля де Олида, и он отвел свой отряд к Чолуле, откуда и послал донесение Кортесу.
Конечно, Кортес сильно разгневался и написал резкое письмо, требуя восстановления авторитета, непотворствования трусам и точного исполнения приказа. Вспылил, разумеется, и Кристобаль де Олид, резко обрушился на слабых и нерешительных, виня именно их за получение выговора и заявляя, что, кто не хочет подчиниться, будет считаться дезертиром и Кортес по-своему справится с такими молодцами. Затем, не теряя ни минуты, он скомандовал наступление и, как лев, набросился на мешиков. Через час уже битва была выиграна, враг опрокинут и выбит из соседнего местечка. То же самое повторилось и в другом большом поселении Ицокане[346], где также был значительный гарнизон мешиков; и местные касики наперерыв спешили в нашу Вилью [де Сегуру] де ла Фронтеру, чтоб благодарить, выразить подчинение, принести присягу. Мир и спокойствие воцарились по всей стране, а Кристобаль де Олид клялся и божился, что никогда больше не возьмет с собой "богачей с Кубы", вечно вздыхающих о своих плантациях, а лишь "бедняков", то есть нас, старых солдат Кортеса.
Прибыло к нам и другое подкрепление. Именно: с Ямайки Франсиско де Гараем была отправлена флотилия для устройства колонии в районе Пануко. Командовал ею, как я уже рассказывал[347], [Алонсо] Альварес де Пинеда, и некоторых из его людей мы, как я тоже сообщал, в свое время перехватили. Теперь вот и пришло известие, что один корабль под командой некоего [Диего] Камарго пристал в Вера Крусе с 60 больными солдатами. Пинеде не повезло: индейцы убили его и многих его людей и сожгли корабли, кроме одного, на котором спасся Камарго, не успевший даже захватить припасов. Больных этих постепенно переправили в Вилью [де Сегуру] де ла Фронтеру, и Кортес сейчас же поручил их попечениям лекаря; вид их был ужасен — животы вспухли, а сами худые, как смерть. Многие из них, между прочим и сам Камарго, так и не оправились и умерли.
Вскоре, впрочем, прибыл и еще корабль с Ямайки. Послали его на выручку Пинеде; но так как на реке Пануко уже не было ни одного испанца, то Мигель Диас де Аус, капитан корабля, направился в Вера Крус, следуя рассказам индейцев. С ним прибыло 50 человек и 7 лошадей — великолепное подкрепление, самое лучшее за все это время! Хорош был и сам Диас, и не мало услуг оказал он потом государеву делу.
Наконец, тоже с Ямайки, и тоже для поддержки экспедиции в Пануко, вскоре пришел еще и третий корабль с 40 солдатами, 10 лошадьми и всяческими военными припасами; капитаном его был Рамирес "Старый", представляю так, поскольку в нашем лагере было два Рамиреса.
Судьба явно благоприятствовала нам, и Кортес решил продолжить расплату за убиение наших товарищей во время отступления из Мешико. Намечены были два индейских города — Шаласинго и Цаоктлан[348], и отряжен был храбрый капитан Гонсало де Сандоваль, который был и старшим альгуасилом, с 200 солдатами, 20 всадниками, 12 арбалетчиками, в основном "первого призыва", то есть исконные воины Кортеса, и множеством тлашкальцев. Экспедиция прошла очень удачно, было лишь несколько стычек. В одном из местных cues [(пирамид храмов)] мы нашли, в качестве приношений идолам, конскую сбрую, два седла, разное оружие и части испанской одежды. Сопротивление этих поселений продолжалось вообще лишь 3 дня, а потом местные касики явились с повинной и вновь выразили готовность стать добрыми подданными Его Величества. Золота они дать не могли, так как оно целиком, по их словам, отобрано было мешиками, но Сандоваль потребовал некоторое количество женщин и юношей, клеймил их знаком " G" и повел их к Кортесу, который встретил нас с большой радостью и похвалой.
Удача этой карательной экспедиции имела последствием, что ряд окрестных местностей добровольно подчинился, мир всюду укрепился и имя Кортеса прогремело по всей Новой Испании: одни звали его "Справедливым", другие "Храбрым", но все попросту боялись его, между прочим, и Куаутемок, новый повелитель Мешико. Часто являлись к Кортесу издалека с просьбой уладить тот или иной спор, особенно насчет того, кому быть касиком, ибо по всей земле неистовствовала оспа, и умерло множество касиков. И вот Кортес распоряжался землями и людьми, раздавал владения и должности, и никто не смел ему прекословить...
В это же время пришлось предпринять экспедицию против [Истакмаштитлана][349], который прозвали мы Castil Blanco [(Белая крепость)], в 6 легуа от нас, ибо мы узнали, что 9 испанцев было зарезано именно здесь. Переговоры ничего не дали; напротив, жители прямо заявили, что единственным своим владыкой признают только Куаутемока. Отправлен был поэтому Сандоваль и с обычным счастьем покорил и этих непокорных; наши верные тлашкальцы здесь, как и везде, держались выше всяких похвал.
После всеобщего замирения Кортес, в согласии с королевскими чиновниками, объяснил, что ввиду приостановки дальнейших экспедиций необходимо узаконить нашу добычу, то есть переметить рабов, выделив обычную королевскую пятину. Каждый из нас должен был привести свой полон в определенное место, чтоб его там заклеймили. Так мы и сделали и быстро согнали женщин и детей — мужчин мы в плен не забирали, так как надзор за ними хлопотлив, а в услугах их мы не нуждались, ибо все, что нужно, делали для нас тлашкальцы... Но вот, при обратном распределении получилась великая несправедливость: отобрали не только пятину короля, но и... Кортеса! К тому же выбрали самых лучших, крепких и красивых, а нам оставили старых и уродливых. Ропот поднялся не малый, и Кортес принужден был обещать, что отныне распределение будет иное, без всякой обиды. Не меньше возбуждения и пересудов возникло по поводу требования Кортеса — вернуть то золото, которое солдаты, с его же разрешения, унесли из Мешико в приснопамятную "Ночь печали". Как ни изворачивался Кортес, как ни объяснял, что дело идет лишь о временной, заимообразной отдаче — никто не пожелал расстаться со своим золотом. Итак, результата не было, а крови было испорчено немало.
К этому же времени относится заявление бывших капитанов Нарваэса и кое-кого из вновь прибывших с Ямайки — вернуться домой, ибо Кортес обещал им подобное возвращение, как только наступят более мирные времена. К великому нашему удивлению, Кортес немедленно согласился, снабдил их изобильным провиантом, дал лучший корабль и просил лишь отвезти письма к его жене, Каталине Хуарес Ла Маркайде и брату жены Хуану Хуаресу, который в ту пору жил на острове Куба. Когда же мы спросили его о причине, он ответил: "Смертельно мне надоела возня с ними; к военному делу они мало пригодны; лучше остаться одному, нежели остаться в дрянной компании..." А уехали они все, нужно сказатъ, богатыми людьми!
Другой корабль отправлен был в Испанию и вез Диего де Ордаса и Алонсо де Мендосу с неизвестными нам поручениями. Третий послан был на остров Санто Доминго; поехали Алонсо де Авила и Франсиско Альварес Чико, прекрасный делец. Поручение им было: известить находящуюся там Королевскую Аудьенсию о всех наших делах, дабы она могла за нас заступиться в деле Нарваэса; затем получить от нее одобрение насчет рабства и клеймения восставших и мятежников.
Наконец, еще корабль отправлен был на Ямайку за лошадьми... Спрашивается: откуда у Кортеса такая уйма средств? На это отвечу: конечно, в "Ночь печали" много золота погибло, но много было и спасено; например, те лошади и больше 80 индейцев-тлашкальцев, нагруженные "королевским" золотом, по приказу Кортеса переправившись по переносному мосту за авангардом, cпаслись со своим грузом.
Исправив, таким образом, дела внешние, Кортес принялся и за внутренние — за подготовку наступления на Мешико. В Вилье де Сегуре де ла Фронтере оставлен был гарнизон из 20 солдат, в основном раненые и больные, с капитаном Франсиско де Ороско, сам Кортес вместе с нами отправился в Тлашкалу, чтобы построить 13 бригантин, ибо Кортес был убежден, что, не владея озером нельзя овладеть Мешико. Надзор за заготовкой материала, а также за постройкой поручен был Мартину Лопесу, который повел дело с громадным умением и такой же энергией. Вот уж действительно настоящий воин! Заслуги его прямо неисчислимы!
В Тлашкале нас ждала печальная весть: умер, тоже от оспы, наш старый друг, Машишкацин, верный вассал Его Величества. Все мы весьма опечалились, а Кортес уверял, что он как бы потерял отца. Мы облеклись в черные плащи и всячески старались почтить усопшего и его сыновей. Когда же возник спор об его наследнике, Кортес высказался за его сына, и слово Кортеса решило дело. Впрочем, сыну своему Машишкацин на смертном одре заповедал — всегда прислушиваться к велениям Малинче и его братьев, ибо они воистину предназначены управлять данными странами.
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!