Споры о выборе курса . Земский собор



Марта 1881 года : до и после

Если царствование Александра II характеризуют достаточно противоречиво как колебания в либеральном курсе, то как движение в сторону либеральных реформ, то как отказ от них, то царствование Александра III в русской историографии достаточно справедливо имеет устойчивую характеристику консервативного правления и официального консерватизма. Вообще стоит отметить, возвращаясь к Александру II и его правлению, что означенные колебания, собственно, и представляют собой специфику курса Александра II, вполне продуманную политику без ставки на что-либо одно, попытку лавирования между разными позициями, разными лагерями, недопущение сосредоточения власти в руках любой группировки, любой идейной позиции.

Тем не менее к концу царствования Александра II ситуация окончательно выходит из-под контроля. В общем-то, теперь, в отдаленной исторической перспективе, можно сказать, что перед нами достаточно странная ситуация, на первый взгляд едва ли не необъяснимая, когда совсем небольшая группа людей, входящих в историю как «Народная воля», без особой подготовки, без особых связей, фактически без средств, внушает ужас Российской империи. Когда следует череда покушений на императора, когда следуют не просто покушения, а покушения в высшей степени значимые. Я напомню знаменитый сход поезда.

Или, из хрестоматийного, халтуринский взрыв в Зимнем дворце, или покушение на императора на Дворцовой площади, когда он вынужден, петляя, в шинели убегать от покушающегося. Во многом это история даже не про слабость империи, а скорее про неготовность к новым формам протестной активности, неготовность к террору, когда российские ведомства, то, что затем станет известно как охранка, учатся действовать в этой ситуации по ходу дела. С подобной угрозой Российская империя не сталкивалась, у нее не было опыта, не было представления. Отсюда в том числе и несоразмерность происходящего.

В этом смысле показательно, что вскоре после гибели Александра II уже охранное ведомство с новым обретенным опытом, кадрами достаточно быстро стабилизирует ситуацию и, что намного важнее, спустя несколько лет довольно трезво начнет оценивать угрозу, научится контролировать происходящее, начнет понимать, с чем оно имеет дело. Как опять же мы помним из истории, гибель Александра II происходит в тот момент, когда имперские службы фактически добились успеха.

Последнее покушение, видимо, независимо от того, окажись оно удачным, как мы знаем исторически, или окажись оно неудачным, для «Народной воли» в любом случае оказалось бы последним. Ресурсов на следующую попытку у «Народной воли» не было. Фактически аресты и выяснение сети отношений, связей, выяснение круга участников уже произошло. Но как бы то ни было, событие 1 марта оказалось эпохальным водоразделом в русской истории по нескольким основаниям.

Собственно, что важно в обстановке последних полутора-двух лет перед гибелью Александра II? Это ощущение власти, совершенно справедливое, которое приходит: это ощущение, что власть противостоит группе радикалов, группе террористов, противостоит в безвоздушной среде. Та программа, которая будет заявлена Лорис-Меликовым, то, что войдет в историю как «диктатура сердца», как сразу же и формулируется, – это попытка опереться на общественное доверие.

Это ощущение не просто отсутствия общественной поддержки, но и достаточно отчетливо сформулированное понимание, теперь, здесь и сейчас, что власть для своих действий нуждается не только в государственном аппарате, она нуждается не просто в подданных, которые лояльны существующему режиму, относясь к нему более-менее скептически, дистанцируясь от него так или иначе, а она нуждается именно в активной общественной поддержке. Она нуждается теперь уже не только в подданных, она нуждается и в гражданах. Собственно, 1 марта создает удивительную для власти ситуацию.

Потерянное время

Если характеризовать правление Александра III совсем общими штрихами в этом плане, то можно сказать, что это напрасно потраченные тринадцать лет русской истории. Более того, катастрофичность этого царствования в политическом отношении во многом связана с тем, что вот эти потерянные первоначально тринадцать лет затем превратились в потерянные двадцать три года. Потому что, как мы знаем из русской истории, и не только из русской, это совершенно типовая модель, когда преемник, новый государь, заявляет новый курс, когда он дистанцируется от своего предшественника, когда он действует иначе. В этом смысле начало нового правления – это всегда весна. Это всегда атмосфера ожиданий, которые еще не успели обмануться. И в этом смысле любое долгое правление всегда заканчивается в атмосфере разочарований. Это всегда история про несвершившиеся надежды, это всегда история про тех, кто в свое время поддерживал, но не получил желанного, или про тех, кто в глазах власти получил, но в своих собственных оказался не оцененным по заслугам, тех, кто желал, но так и не сподобился и т.д.

Так вот, новое царствование Николая Александровича начнется с того, что Николай Александрович демонстративно, причем не только на словах, но затем это можно будет увидеть и на практике, представит свое царствование, свой курс как продолжение курса предшественника. И вплоть до событий 1904-1905 гг. перед нами будет затянувшийся эпилог Александра III.

Почему речь идет о потерянных годах, о потерянном времени именно в общественно-политическом смысле, политическом курсе? Дело в том, что когда Александр III вступает на престол… Еще раз напомню, в какой атмосфере это происходит. Это происходит 1 марта 1881 г. после первого неудачного и второго, к сожалению, удачного покушения на Александра Николаевича, после того, как его, умирающего, привозят в Зимний дворец. И вот в этот момент на престол вступает Александр Александрович в совершенно новой общественной атмосфере. Это атмосфера практически единодушной поддержки. Мы можем видеть это по многочисленным дневниковым и эпистолярным свидетельствам современников.

Представители самых разных взглядов, вновь подчеркну – отнюдь не только консервативных, но и либеральных, более чем скептических по отношению к предшествующему правлению, достаточно скептически относящихся в том числе и к самой фигуре нового императора или вообще не имеющих о нем мнений, представители в том числе и целого ряда умеренно социалистических идей, так вот, люди самых разных взглядов испытывают шок от происшедшего. Парадоксальным образом последние годы правления Александра II ведут к тому, что возникает своеобразная привычка к известиям о покушениях.

Террор входит в распорядок дня. С другой стороны, именно потому, что он входит в порядок дня, он становится какой-то частью обыденности. Государь пережил достаточное количество покушений. И в этом смысле парадоксальным образом от этого ничего не ждут. И случившаяся смерть, случившаяся катастрофа приводит к поддержке, приводит почти к тотальному общественному отчуждению от радикалов. То есть новый государь вступает на престол с уникальным карт-бланшем. Причем суть этого карт-бланша заключается в том, что от него фактически почти все ждут нескольких простых и понятных мер. С одной стороны, все ждут жесткого курса.

Не все, конечно, но большая часть согласна в том, что никаких немедленных уступок быть не может. В этом согласен Борис Николаевич Чичерин с Константином Петровичем Победоносцевым – люди, которые вообще мало по каким пунктам соглашаются. Но вот тут их взгляд однороден: вначале власть должна восстановить управляемость. И что особенно важно, она должна восстановить образ сильной власти. Уступок, компромиссов, переговоров в этой ситуации быть не может. И затем этой власти, которая утвердится и упрочится, следует приступить к необходимым реформам. Ей необходимо продолжить, только более твердо, более последовательно, тот курс, которым следовал Александр II.

В этом ряду стоит и знаменитое решение, которое принимает Александр III, обсуждая проект реформы Лорис-Меликова. Я напомню, что непосредственно перед покушением Александр Николаевич готовится подписать проект Лорис-Меликова, который затем в историю войдет под условным именем «конституция Лорис-Меликова». Разумеется, ни о какой конституции речи не идет. Речь идет о приглашении выборных в Государственный совет. Но вместе с тем всем понятно, что это движение в сторону представительства.

Всем понятно, что это вступление на путь, который в конце концов, по логике вещей, ведет к представительной форме правления, потому что речь идет, разумеется, о выборных при Госсовете, первоначально приглашенных, потом расширение прав и т.д. Да, понятно, что на взгляд очень многих, в том числе либерально настроенных представителей русской общественности, речь идет о том, насколько Российская империя готова к конституции, когда она будет готова, как совместить представительное правление и имперское многообразие, каковы здесь вопросы трансформации.

Но когда после гибели Александра II встает вопрос о том, что делать с проектом Лорис-Меликова, то возникает неопределенность, возникает достаточно длительная пауза, растянувшаяся фактически на два месяца, и в конце концов 29 апреля 1881 г. выходит манифест, написанный воспитателем, учителем законоведения Александра III Константином Петровичем Победоносцевым, в этот момент обер-прокурором Святейшего Синода, назначенным на эту должность еще Александром II в 1880 г. как раз в рамках нового курса на общественное доверие, что нами зачастую забывается. Но, вообще говоря, Константин Петрович приходит как представитель во многом московских кругов, во многом как человек из общества.

Так вот, манифест о незыблемости самодержавия. И этот манифест во многом не воспринимается как прямо консервативный. Да, это жест о том, что власть не идет на уступки. Да, это жест определенности здесь. Но при этом сама последующая политика первых лет Александра III будет казаться далеко не определенной в этом отношении. Еще долго будут сохраняться иллюзии и надежды.

Собственно, вот то, что и позволяет говорить о царствовании Александра III как с общественно-политической точки зрения потерянном времени, причем потерянном безразлично для кого – для либералов или для консерваторов, все эти годы будут растратой того самого кредита общественного доверия. Власть в конце концов вернется к той самой ситуации, в которой она обнаружила себя в 1878-79 гг., когда она не имеет общественной поддержки, когда она находится в одиночестве. И в тот момент, когда ей вновь потребуется общественная поддержка, окажется, что весь тот кредит доверия, все те силы, которые были готовы действовать, которые готовы были договариваться, которые готовы были взаимодействовать – все эти силы оказываются вновь предельно отчужденными.

И когда мы говорим о классическом сюжете русской мысли, когда мы говорим об отчуждении власти и общества, когда мы говорим о противостоянии власти и образованных слоев, о взаимном недоверии, о взаимном неслышании друг друга, то этот сюжет, который очень часто преподносится как вековечный, как будто это всегда было в русской истории или, во всяком случае, относится к временам достаточно ранним, по крайней мере временам Николая Павловича, – так вот, этот вроде бы классический раскол для русской интеллектуальной истории относится именно к эпохе Александра III.

Споры о выборе курса . Земский собор

Именно здесь возникает эта борозда, которая затем уже в русской публицистике, русских осмыслениях 1890-1900-х годов, последнего десятилетия XIX – первого десятилетия XX века, начнет осмысляться как фундаментальная, непреодолимая или трудно преодолимая. Это все история фактически про одно поколение.

Вернемся к более детальному обзору консерватизма царствования Александра III. Как уже говорилось, достаточно скоро, уже к 1883 году, александровское царствование обнаружит, что оно не нуждается в независимых консерваторах.

Это история про установленный консерватизм, про консервативный курс, который требует лояльности, но который не требует сотрудничества. И вот первое время александровского царствования здесь любопытно, потому что это все-таки история про поиск другого. Примечательным является время, когда министром внутренних дел Российской империи становится граф Николай Павлович Игнатьев, фигура сама по себе в высшей степени любопытная. Авантюрист, человек скорее склада восточной политики. Некоторые из современников его называли визирем, намекая отчасти на его прошлую дипломатическую карьеру (он был многолетним послом в Константинополе) и говоря в том числе о восточной модели ведения внутренней политики.

Уже в молодые годы, в возрасте всего 28 лет, он добивается феноменального дипломатического успеха, в том числе в своей излюбленной манере, играя и рискуя. В 1860 г. он подписывает Пекинский мирный договор, по которому Российская империя получает Приморский край, он отходит к Российской империи. Граф пользуется в том числе ситуацией войны Китая с Англией и Францией, выступая в качестве посредника, причем весьма дозированно доставляя информацию как Пекину, так и своим дипломатическим коллегам, представляющим Париж и Лондон.

Соответственно, само назначение Игнатьева является действием в рамках еще сохраняющегося поиска общественного консенсуса, компромисса. Игнатьев имеет яркую репутацию как посол в Стамбуле, Игнатьев известен как панславист, Игнатьев известен как решительный противник Берлинского мирного договора 1878 г., который уже окончательно завершил русско-турецкую войну 1877-1878 гг. и мыслился как поражение русской дипломатии, Игнатьев известен как сторонник активной и рискованной политики.

И, соответственно, Игнатьев в качестве министра внутренних дел стремится обозначить новый курс. Причем стоит отметить фундаментальный недостаток Игнатьева, который станет источником его последующего, вполне закономерного поражения. Это история про авантюризм, про поиски, про то, чтобы вести в высшей степени рискованную игру. Вряд ли это качество совершенно подходящее для министра внутренних дел, в особенности в кризисный период империи. Но, как бы то ни было, Игнатьев предлагает императору, причем в обход своих коллег по министерским постам, проект созыва Земского собора.

Этот проект составляется Голохвастовым, довольно близким родственником, кстати говоря, Александра Ивановича Герцена, составляется в сотрудничестве с Иваном Аксаковым. Причем дело доходит до подготовки высочайшего манифеста. Сам манифест помечен 6 мая 1882 г. Созыв Земского собора предполагается одновременно с коронацией государя императора в Москве. И в итоге уже буквально на финишной прямой Александр III, который колеблется, советуется об этом проекте, в частности, с Константином Петровичем Победоносцевым, встречает паническую реакцию со стороны Константина Петровича Победоносцева, и в итоге, разумеется, отклоняется и сам проект созыва Земского собора, и Игнатьев в скором времени получает отставку.

Вновь подчеркну, что история с Земским собором здесь выглядит и странной, и, пожалуй, показательной для всего этого неустойчивого времени. Сам проект созыва фактически никак не продуман. Совершенно непонятно, что из себя представляет Земский собор. Как язвительно отмечал один из современников, видимо, Игнатьев и Аксаков представляли себе Земский собор в виде народных опер, когда в Успенском соборе соберутся выборные со всей русской земли, торжественно прокричат «славу» государю императору и разойдутся.

О политических последствиях этого действия, к чему это может привести, по крайней мере, на уровне проработки всеми участниками, говорить не приходится. Сам Победоносцев писал, например, государю императору 11 марта 1883 г.: «Кровь стынет в жилах у русского человека при одной мысли о том, что произошло бы от осуществления проекта графа Лориса-Меликова и друзей его. Последующая фантазия графа Игнатьева была еще нелепее, хотя под прикрытием благовидной формы Земского собора. Что сталось бы, какая вышла бы смута, когда бы собрались в Москве для обсуждения неведомого чего расписанные им представители народов и инородцев империи, объемлющей вселенную?!»

При том, что сам Константин Петрович был склонен мастерски критиковать любые проекты, к сожалению, как правило, не предлагая от себя ничего в качестве альтернативы, история про предельную неопределенность, про авантюризм, про попытку встроиться, а потом посмотреть, что получится, весьма характерна. Эпизод с Игнатьевым можно было бы счесть лишь одним из эпизодов, неудачным назначением, столкновением. Гораздо более показательной для очень быстро нарастающего отчуждения между императором и обществом становится сама коронация.


Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 69; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!