НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРОЦЕССЕ КОНРАДИ 11 страница



В ночь на 1 марта из города исчезло человек 30–40. Их увели за 5 верст от города, где и расстреляли на берегу моря. «Было установлено, что перед расстрелом жертв выстраивали неподалеку от вырытой ямы и стреляли в них залпами разрывными пулями, кололи штыками и рубили шашками. Зачастую расстреливаемый оказывался только раненым и падал, теряя сознание, но их также сваливали в одну общую яму с убитыми и, несмотря на то, что они проявляли признаки жизни, засыпали землей. Был даже случай, когда при подталкивании одного за ноги к общей яме, он вскочил и побежал, но свалился заново, саженях в 20, сраженный новой пулей».

«В Крыму воцарился большевизм в самой жестокой разбойничье‑кровожадной форме, основанный на диком произволе местных властей», – пишет Кришевский в своих воспоминаниях. «Во всех городах лилась кровь, свирепствовали банды матросов, шел повальный грабеж, словом создавалась та совершенно кошмарная обстановка потока и разграбления, когда обыватель стал объектом перманентного грабежа». Он повествует о расстрелах в Ялте (80 офицеров), Феодосии (60), Симферополе (100 офицеров и 60 граждан, убитых на дворе тюрьмы) и т. д. «В Севастополе тогда же, это было в феврале – говорит автор – произошла вторая резня офицеров, но на этот раз она была отлично организована, убивали по плану и уже не только морских, но вообще всех офицеров и целый ряд уважаемых граждан города, всего около 800 человек». Убивали также зверски – выкалывали глаза…

В Крыму сотнями гибли и представители татарского населения, противодействовавшего большевикам.

Учесть невозможно количество жертв, – говорит расследование о деятельности большевиков в Ставрополе с 1 января по 1 июня 1918 года. Людей убивали без суда и следствия, по устным распоряжениям комендантов и начальников красноармейских частей (материалы насчитывают 96 погибших известных горожан). Воспоминания о Ставропольской губ. быв. прокурора Временного Правительства В. М. Краснова, напечатанные в «Архиве революции», И. В. Гессена, подтверждают эти расследования. Он рассказывает о надругании над калмыцкими женщинами, о детях с «отрезанными ушами», об истязании изнасилованных гимназисток в гимназии с. Петровского.[187]

В материалах Деникинской комиссии перед нами проходят последовательно города: Харьков, Полтава и др. И повсюду «трупы с отрубленными руками и разможженными костями и оторванными головами», «с переломленными челюстями, с отрезанными половыми органами». И повсюду могилы дают десятки таких трупов: в Кобелях – 69, в другом уездном городе – 20, в третьем, в Харькове 18 семидесятилетних монахов. Вот труп 75‑летнего арх. Родиона, с которого в Харькове сняли скальп…

В дни гражданской войны на юге большевики приходят и уходят. Вновь приходят… и эти вторичные приходы подчас еще ужаснее первых наступлений. Разыгрывается уже не стихия, а организованная, бессмысленная месть. Возьмем описание хотя бы некоторых моментов в тех кровавых событиях, последних в Кубанской области в 1918 г., которые происходили в Армавире. Они характерны тем, что здесь месть касалась уже не русских. «В июле – говорит нам описание Деникинской комиссии – Армавир был взят дивизией генерала Боровского. Войска были встречены армянским населением хлебом и солью; похороны офицеров, убитых под Армавиром, армяне приняли на свой счет. Когда ген. Боровский по стратегическим соображениям оставил город, туда вновь возвратились большевики. Начались массовые казни. Прежде всего изрублено было более 400 армян – беженцев из Персии, Турции, ютившихся у полотна железной дороги, изрублены были тут женщины и дети. Затем казни перенеслись в город. Заколото штыками, изрублено шашками и расстреляно из ружей и пулеметов более 500 мирных армавирских жителей. Убивали на улицах, в домах, на площадях, выводя смертников партиями»… «Изрубив персидского консульского агента Ибдала Бока, красные ворвались во двор, где искали приюта и защиты 310 персидских подданных. Всех их расстреляли там из пулеметов…»

Возьмем описание таких же дней в Ростове‑на‑Дону из другого источника, из замечательной книги социал‑демократа А. Локермана «74 дня советской власти», вышедшей еще в 1918 г. в Ростове. Здесь отмечаются те же массовые расстрелы, в том числе раненых по госпиталям. «В штабе (Сиверса) арестованных раздевали; иных оставляли в сапогах и брюках, которые стаскивали уже после расстрела, других оставляли только в кальсонах. В 20‑м веке, среди белого дня, по улице большого города гнали зимой по снегу голых и босых людей, одетых только в кальсоны, и подогнав к церковной ограде, давали залпы… Многие крестились, и пули поражали их в момент молитвы. Буржуазные предрассудки, вроде завязывания глаз, приглашения духовного лица и т. п., конечно, не соблюдались».

Расстреливались все подростки 14–16 лет, записавшиеся в добровольческую армию, среди них целый ряд гимназистов и семинаристов.

«Штаб Сиверса категорически заявлял, что все участники добровольческой армии и лица, записавшиеся в нее, безразличия степени участия и возраста их (курсив автора), будут расстреляны без суда» (23).

Много случаев расстрела людей, выходивших после 9 часов вечера – патрули заводили их в глухое место и расстреливали. Расстреливали «у стены ипподрома, на глазах публики», расстреливали днем на набережной. Часто трупы расстрелянных «изуродовались до неузнаваемости» (49). Казни и расправы производились под лозунгом «Смерть буржуазии», «смерть капиталистам» (51), список же павших, ничего общего с капиталистами не имеющих, бесконечен. «В числе погибших громадный процент составляют учащиеся средних и высших учебных заведений и представители интеллигентных профессий, в первые моменты казалось, что происходит избиение интеллигенции». Но это ошибочно, «подавляющее число погибших – это случайные лица из всех слоев населения, преимущественно из простонародья» (51).

Перед уходом большевики снова совершили ряд «отвратительных жестокостей» (92).

Отступление не менее жестоко, чем наступление. В конце 1918 г. оставляется большевиками гор. Сарапуль: ввиду затруднений, какие представляла эвакуация местной тюрьмы, решили ее «очистить» путем расстрела всех заключенных.[188]

«Один из их (большевистских) вождей публично заявил, что, если им придется покинуть город, они перережут 1000 жителей» – доносит Эльстон Керзону 11 февраля 1919 г.[189]

В «Белой книге» можно найти немало материала для характеристики форм, в которые выливалась гражданская война на северо‑востоке России в 1918–1919 гг.

«Обычно жертвы расстреливались, но часто еще топились или рубились шашками. Избиения группами в 30, 40 и 60 человек имели место, например, в Перми и Кунгуре» – сообщает Элиот Керзону в марте 1919 г.

«Убийству часто предшествовали бесчеловечные пытки. Перед расстрелом рабочих в Омске их подвергли порке и избиению прикладами и железными палками с целью добиться от них показаний. Часто жертвы принуждались рыть себе сами могилу. Иногда палачи ставили их лицом к стенке и начинали сзади стрелять из револьверов мимо их ушей, убивая их значительно позже. Оставшиеся в живых свидетельствуют об этом.

В числе жертв были молодые девушки, старухи и беременные женщины…» (132).

«В Благовещенске – пишет Нокс в военное министерство – были найдены офицеры и солдаты отряда Торболова с грамофонными иглами под ногтями, с вырванными глазами, со следами от гвоздей на плечах, на местах эполет. Их тела превратились в какие‑то замерзшие статуи; их вид был ужасен. Убили их большевики в Мещановой, а потом увезли трупы в Благовещенск…»[190] (129).

Вот сообщение Эльстона Бальфуру 18‑го января 1919 г., передающее со слов теперешнего чешского министра иностранных дел по русским делам заслуживающие особого внимания факты о событиях в Киеве.

«…Даже турецкие варварства в Армении не могут сравниться с тем, что теперь делают большевики в России… Во время боев в Уссурийском районе в июле 1918 г. д‑р Т. нашел на поле сражения ужасно изуродованные трупы чешских солдат.

У них были отрезаны половые органы, вскрыты черепа, изрублены лица, вырваны глаза и вырезаны языки…

Местные представители чешского национального Совета, д‑р Гирса и его помощник, говорят, что больше года тому назад сотни офицеров были расстреляны в Киеве при взятии его большевиками…

В сильнейший холод их увезли с квартир, раздели догола, оставив им одни шапки и впихнули в повозки и автомобили. На морозе, выстроенные в ряд, они часами ждали, когда и как, по одиночке или группами, большевистским солдатам заблагорассудится их расстрелять.

Д‑р Гирса был в это время хирургом при 12‑ой городской больнице. Больница была переполнена больными, вследствие жестокостей над интеллигенцией и офицерами в Киеве. Офицеров, даже смертельно раненых, приходилось прятать в шкафы, чтобы явившиеся за ними большевики, выводя на улицу, тут же не расстреляли их.

Многих тяжело раненых вытаскивали из больницы и безжалостно убивали.

Большевики выгоняли на улицу и расстреливали людей с ранениями живота, с переломами членов и другими тяжелыми ранениями. Он помнит, как видел, что собаки на улицах ели (трупы) офицеров. Жена помощника д‑ра Гирса видела автомобиль, наполненный замороженными трупами офицеров, которые везли по улицам за город, на пустырь…

Людей выгоняли из их домов, ночью освобождали больничные койки, беспощадно убивали тяжело раненых; мужчин расстреливали без снисхождения и суда…» (80–81).[191]

Тот же Эльстон пишет Бальфуру 14‑го января 1919 г.:

«…Число зверски убитых в уральских городах неповинных граждан достигает нескольких сот.

Офицерам, захваченным тут большевиками, эполеты прибивались гвоздями к плечам; молодые девушки насиловались; штатские были найдены с выколотыми глазами, другие – без носов; двадцать пять священников были расстреляны в Перми, а епископ Андроник заживо зарыт. Мне обещали дать общий итог убитых и другие подробности, когда они будут собраны» (78).

В разных местах разные категории свидетельств таким образом рисуют нам однотонные по ужасам картины. Эстония, Латвия, Азербайджан – везде, где только шла гражданская война, не представляют в данном случае исключения. О кровавых банях в Валке, Дерпте, в Везенберге и т. д. 1918–1919 гг., говорят нам: «Das wahre Gesicht des Bolschewismus!» (Tatsachen, Berichte, Bilder aus den Baltischen Provizen. November 1918– Februar 1919). «Unterder Herrschaft des Bolschewismus» (Gesammelt von Erich Kohrer, Pressebeirat der deutschen Gesandschaft bei den Regierungen Lettlands und Estlands) и ряд аналогичных работ, вышедших на немецком языке. Много материала о Балтике заключается в донесениях, помещенных в «Белой Книге»; здесь рассказывается о сотнях с выколотыми глазами и т. д., и т. д.

Автор воспоминаний о революции в Закавказье[192] говорит о 40.000 мусульман, погибших от руки большевиков при восстании в Елисаветпопе в 1920 г. и т. д.

Чтобы понять всю совокупность явления, именуемого «красным террором», нельзя пройти мимо этих фактов, происходивших непосредственно на территории гражданской войны. И даже не в момент боя, не в момент столкновения, когда разгораются звериные страсти человеческой натуры. Нельзя ограничиться отпиской, что все это «эксцессы», причем эксцессы китайцев или интернациональных батальонов, отличавшихся исключительной жестокостью по отзыву всех решительно свидетельств. Интернациональный полк в Харькове – говорит л. ср. Вершинин – творил «такие жестокости, перед чем бледнеет многое, что принято называть ужасом».[193]

Это не «эксцессы», потому что и здесь жестокость возведена в систему, т. е. в действие планомерное. Тот же Лацис 23‑го авг. 18 г., т. е. до покушения на Ленина, в «Известиях» формулировал новые законы гражданской войны, которые должны заменить «установившиеся обычаи» войны, выраженные в разных конвенциях, по которым пленные не расстреливаются и пр. Все это только «смешно»: «Вырезать всех раненых в боях против тебя – вот закон гражданской войны».

Большевики не только разнуздывали стихию, но и направляли ее в определенное русло своей систематической демагогией. Мартовские события 1918 г. на Кубани происходят под флагом резолюции коммунистической партии в Пятигорске: «Да здравствует красный террор!» Поистине эпическую сцену рисует нам один из участников гражданской войны на юге со стороны большевиков: в одном месте казаки под стогом сена расстреливают пойманных офицеров. «Это меня обрадовало, значит не игра впустую, а война гражданская. Я подъехал к ним и поздоровался. Казаки узнали меня и прокричали „ура“. Один из станичников сказал: „Когда у нас есть красные офицеры, нам не нужны белые и вот мы, товарищ, здесь их добиваем“. – „Ладно, ребята, делайте; помните, товарищи, что, только когда их не станет, у нас будет действительная свобода“…»[194]

 

 

Классовый террор»

 

«Пролетарии, помните, что жестокость – остаток рабства потому, что она свидетельствует о присущем в нас самих варварстве»…

Жорес.

 

Цитированные нами материалы из «Белой Книги» рассказывали уже факты, относящиеся к подавлению крестьянских восстаний, которые вспыхивали на территории, куда приходила большевистская власть. Эти материалы говорят нам о таких же усмирениях рабочих волнений.

«С рабочими оказывавшими большевикам сопротивление, обходились так же, как с крестьянами» доносит Элиот Керзону 5‑го марта 1919 г.[195] «Сто рабочих было расстреляно в Мотовиловке близ Перми в декабре 1918 г. за протест против поведения большевиков».

Но не только в английских донесениях мы найдем бесконечное количество аналогичных фактов. Этих сообщений бездна и в русской печати, да и в официальных органах советской власти. И внутри самой советской России можно зарегистрировать длинный список крестьянских восстаний на почве протеста против деспотического режима большевиков, против отобрания хлеба в связи с налогом и т. д. Все они кровавым путем подавлялись.

История России, в которой крестьянские волнения занимали всегда не последнее место, никогда не видала таких усмирений, которые практиковала советская власть. Ничего подобного не было даже при крепостном праве, ибо при усовершенствованной технике против восставших пускаются в ход броневики, пулеметы и удушливые газы.

У меня лично был собран огромный материал в этой области за 1918–1919 гг., но, к сожалению, он пропал в Москве во время одного из многочисленных обысков.

Вот один красочный документ, подводящий как бы итоги того, что делалось в Тамбовской губернии. Это было до так называемого антоновского восстания, охватившего огромный район и явившегося скорее ответом на то, что делали большевики во имя «классового террора» с деревней. Документ относится к концу 1919 года. Это – записка, поданная в Совет Народных Комиссаров группой социалистов‑революционеров. Дело идет о подавлении «беспорядков» в ноябре 1919 г. Поводы для восстания были разные; мобилизация, реквизиция скота, учет церковного имущества и т. д. Вспыхнув в одной, они быстро, как зараза, распространились по другим волостям и, наконец, охватили целые уезды. «Советская власть двинула на места десятки карательных отрядов, и вот весьма краткий перечень фактов из их кровавой деятельности, перед которыми бледнеют ужасы, творимые когда‑то в тех же местах царским опричником Луженовским: В Спасском уезде, во всех волостях, где только появлялись карательные отряды, шла самая безобразная, безразборная порка крестьян. По селам много расстрелянных. На площади города Спасска публично, при обязательном присутствии граждан‑односельчан, было расстреляно десять крестьян вместе со священником, причем телеги для уборки трупов должны были предоставить граждане‑односельчане. Расстрелянных за Спасской тюрьмой 30 человек заставили перед смертью вырыть себе одну общую могилу. В Кирсановском уезде усмирители в своей безумной жестокости дошли до того, что запирали на несколько дней арестованных в один хлев с голодным экономическим хряком; подвергшиеся таким пыткам сходили с ума. Председатель Нащекинского Комитета Бедноты продолжал расстреливать самолично уже после отъезда карательного отряда. В Моршанском уезде сотни расстрелянных и тысячи пострадавших. Некоторые села, как, например, Ракша, почти уничтожены орудийными снарядами. Имущество крестьян не только разграблялось „коммунистами“ и армейцами, но и сжигалось вместе с запасами семян и хлеба. Особенно пострадал Пичаевский район, где сжигали десятый двор, причем женщины и дети выгонялись в лес. Село Перкино участия в восстании не принимало, однако там в это же время переизбрали совет. Отряд из Тамбова весь новый состав совета расстрелял. Из Островской волости в Моршанскую тюрьму доставлено 15 крестьян совершенно изувеченных усмирителями. В этой же тюрьме содержится женщина, у которой выдраны волосы на голове. Случаи насилия над женщинами надо считать десятками. На кладбище Моршанска израненые армейцами 8 крестьян (Марков, Сучков, Костяев, Кузьмин и др.) были полуживыми зарыты в могилу. Особенно отличились по Моршанскому уезду следующие усмирители: начальник отряда – Чуфирин – „коммунист“, Чумикин (бывш. уголовный), Парфенов (освобожденный из ссылки по ходатайству на Выс. имя), Соколов, бывший фельдфебель и ряд других. В Тамбовском уезде многие села почти уничтожены пожаром и орудийными снарядами. Масса расстрелянных. Особенно пострадали села: Пахотный Угол, Знаменка, Кариан, Бондари, Лаврово, Покровское‑Марфино и др. В Бондарях расстрелян весь причт за то, что по требованию крестьян отслужил молебен после свержения местного совета.[196] В Кариане вместе с другими арестованными по делу восстания был расстрелян член 1‑ой Государственной Думы С. К. Бочаров. С какой вдумчивостью и серьезностью отнеслась губернская власть к усмирению, можно видеть из того, что во главе одного отряда стоял 16‑летний мальчишка Лебский, а Председателем Районной Чрезвычайной Комиссии Тамбовского уезда состоял и до сих пор состоит А. С. Клинков, бывший крупный купец с. Токаревки, злостный банкрот, до октябрьской революции занимавшийся спекуляцией, круглый невежда, взяточник и пьяница. В его руках находились жизни арестованных и он расстреливал направо и налево. Кроме „специальных“ карательных отрядов практиковалась также посылка на боевое крещение коммунистических ячеек и эти хулиганские банды устраивали по селам настоящие оргии – пьянствовали, занимались грабежом и поджогами, претворяя таким образом великий принцип „Братства, Равенства и Свободы“ в ужас татарского нашествия. Необходимо также отметить кровавую работу латышских отрядов, оставивших после себя долгую кошмарную память. В настоящее время тюрьмы и подвалы чрезвычаек переполнены. Число арестованных по губернии нужно считать тысячами. Вследствие голода и холода среди них развиваются всякие болезни. Участь большей половины арестованных ясна – они будут расстреляны, если у власти останутся те же комиссары и чрезвычайные комиссии».

Восстания – свидетельствует записка – были также в Козловском, Усманском и Борисоглебском и остальных уездах Тамбовской губернии, причем относительно усмирения Шацкого уезда очевидцы говорят, что он буквально залит кровью.[197]

Крестьянские восстания в своем развитии легко переходили за пределы восстаний только деревенских и захватывали города. В берлинской газете «Руль» было помещено как‑то чрезвычайно красочное описание одной очевидицы восстания крестьян в г. Петропавловске. Крестьяне именуются здесь «белыми», но это было подлинное народное движение. Заимствуем из него конец:

«Со вступлением „красных“ начался „красный террор“; начались массовые аресты и расстрелы без расследований; появились на столбах объявления, гласящие: „…в случае еще одного нашествия белых банд, город будет до основания разрушен „красной“ артиллерией“».


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 77; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!