НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРОЦЕССЕ КОНРАДИ 10 страница
А 1923 г.
Вот сведения из отчета только Верховного Революционного Трибунала: с января по март расстреляно 40 чел., в мае только трибуналами расстреляно 100 чел.
Что может быть красноречивее факта, установленного специальной комиссией В.Ц.И.К. – зарегистрировано 826 самочинных расстрелов Гос. Пол. Упр.: самочинных, т. е. произведенных с нарушением установленных ныне внешних форм. Среди этих 826 политических 519. По ревизии ВЦИК отстранены 3 председателя местных отделов Г.П.У., 14 следователей и т. д. Не только корреспонденции европейских газет, но и официальные советские органы, приходящие за рубеж, сообщают достаточное количество фактов о продолжающихся расстрелах, как единичных, так и массовых. Эти сообщения попрежнему можно разбить на те же самые старые рубрики. Здесь прежде всего фигурирует „контрреволюция“: надо ли напоминать о взволновавшем весь мир убийстве прелата Буткевича? Здесь будут расстрелы за печатание нелегальной политической литературы, здесь будут дела, называемые в официальных отчетах „осколками“, это дела о прошлом, всплывшие ныне, иногда уже по истечении нескольких лет: савинковский „агент“ Свержевский (организатор несуществующего покушения на Ленина), 3 члена и затем 6 членов „Союза защиты Родины и Свободы“, член савинковской организации М. Ф. Жилинский (в Москве)[171], 3 офицера Олонецкого стрелкового дивизиона, подготовлявшие сдачу в 1919 г. дивизии англичанам в Архангельске, 33 члена николаевско‑незнамовской контр‑революционной организации, “: в Одессе 15 человек, в Петербурге 15 и 17 (из коих несколько 13 представителей какой‑то киевской к‑рев. организации. Процесс 44 в Семипалатинске (12 смертных приговоров; колчаковские офицеры Дриздов и Тимофеев (Пермь), начальник колчаковской контр‑разведки б. тов. прок. Поспелов, в свое время получивший „амнистию“ (Омск), бывш. следователь в Семипалатинске при Колчаке Правдин (Москва), комиссар Башкирской республики Ишмурзин, перешедший к Колчаку, московское дело Рещикова, Окулова и Петкевича (бывших офицеров Деникинской армии) по обвинению в шпионаже, в Москве же помощник омского коменданта Сердюков и др. Дела повстанческие: 28 екатеринославских повстанцев, 26 петлюровцев (Подольск), петлюровский же сотник Рогутский, 64 волынских (приговорено было к расстрелу 340 – остальные помилованы), 9 человек из повстанческой группы, действовавшей на Кавказе в 1920 г., аналогичная группа в 10 человек, повстанцы в Белоруссии, где всеми корреспондентами отмечается „усиление террора“, в Чите (полковник Емелин и 6 его помощников, в Ростове (5). Бесконечные дела о „бандитах женщин, не донесших властям на своих сожителей), в Москве 9, в Екатеринославе 6, в Бердичеве 5, в Архангельске 3. В одном Харькове насчитывается в общем до 78 „бандитских“ процессов, где только в некоторых случаях смертная казнь заменялась тюремным заключением „в виду пролетарского происхождения“ или „заслуг перед революцией и пролетариатом“. В Одессе, как передает корреспондент „Русской газеты“[172] приговорено было 16 бандитов за террористические акты над коммунистами. К понятию „бандитизм“ надо действительно относится с осторожностью: „Известия“, например, сообщали: в декабре в Енисейском губсуде начался процесс белобандитов‑соловьевцев». Судилось 106 человек (по позднейшему сообщению 9 приговорено к расстрелу) и т. д.; 5 человек расстреляно за подделку железнодорожных билетов, фальшивомонетчики и пр. Особо стоит группа так называемой «экономической контр‑революции»: управляющий туркестанской табачной промышленностью за бесхозяйственность, лесной трест Томской губ. (4 чел.), инженеры «Унион» (3), дело Гукона (главного конского управления – бывш. ср. Топильский), сотрудники Госторга и Главмортехозупра, в Петрограде инженер Верховский (в числе других 7 лиц), торговец на Сухаревском рынке, 4 рабочих за «саботаж», «обнаглевшие красные купцы» за денежную спекуляцию, дело какого‑то «владимирского клуба» и многие другие за подобные же провинности.
|
|
|
|
|
|
Бессмысленная, ничем не вызванная в 1923 г. месть за старое: лейтенант Ставраки, участвовавший в подавлении восстания Черноморского флота в 1905 г., 76 возвратившихся на родину врангелевских солдат; ген. Петренко, приехавший с Принцевых островов по амнистии. Преступления по должности: 11 служащих центрального жилищного отдела в Москве, порховский процесс (Псков) служащих налогового ведомства (2), дело о взятках в вятском отделе народного образования (1) и серия дел чекистов и членов трибуналов за злоупотребления (одно время была такая полоса); член Архангельского трибунала, руководитель Дубосарского (Царицынского уезда) уголовного розыска, обвиненный в самочинных расстрелах и истязаниях.
|
|
|
Сообщения об этих и многих других расстрелах за 1923 г. хранятся в моем портфеле. Но сколько расстрелов производятся вне публикации? С категоричностью утверждаю это. Где, напр., опубликован факт расстрела 19 «савинковцев» в мае 1923 г. в Петрограде. Я имею об этом расстреле достаточно авторитетные сведения, из которых видно, что 13 из них, во всяком случае, не имели отношения к тому, в чем их обвиняли. Свидетель Синовари в процессе Конради говорит о расстреле в Петербурге в январе этого же года П. И. Смирнова, арестованного по делу «савинковцев» в апреле предшествующего года…
|
|
|
И вновь Грузия – уже «коммунистическая». Неизбежно вслед идут восстания, прекращаемые по старым испытанным методам. Об этих повстанческих движениях 1922 г., подавленных красной армией, писали и большевистские газеты. О них свидетельствуют приказы жителям – далеко не новые по своему содержанию:
«Все жители обязаны немедленно сообщить властям и представителям войск имена и фамилии бандитов, их укрывателей и вообще местонахождение всех врагов советской власти», (п. 2).
За восстаниями открывается эра заговоров. В газетах списки расстрелянных – 15, 91 и т. д. Все это, конечно, «бывшие князья, генералы и дворяне» или «бандиты», а в действительности в огромном количестве социалистическая и демократическая интеллигенция, сельские учителя, кооператоры, рабочие и крестьяне.[173] Среди «бандитов» числится несколько видных грузинских социал‑демократов.
5‑го июля 1923 г. Центр. Ком. грузинских с.‑д. обратился к Ц.К. грузинской «коммунистической» партии и к местному Совету «народных комиссаров» с заявлением, в котором говорится: «С ноября‑декабря прошлого года жертвами ваших палачей пало множество социалистов‑рабочих и крестьян… Многие тысячи наших товарищей или вынуждены скрываться в лесах, или выселены из пределов Грузии, или томятся в заключении…[174] Но и этого вам оказалось мало. Теперь вы подвергаете пыткам в подвалах Чека наших арестованных товарищей… В результате беспримерных моральных и физических истязаний некоторые из них сошли с ума, другие сделались на всю жизнь калеками, третьи умерли. В настоящее время в одном лишь Тифлисе 700–800 чел. политических арестованных содержится в подвалах Чека и в Метехском замке…»
Г.
И новый год мы можем начать такими же сообщениями. Дело «шпиона Дзюбенко», рассматривавшееся в военной коллегии Верховного Суда в Москве – судили подполковника колчаковской армии и приговорили к расстрелу с конфискацией имущества. «Приговор над Дзюбенко – добавляет сообщение „Известий“[175] – приведен в исполнение в установленный законом срок». Дело «шпиона» Хрусевича, преподавателя артиллерийской школы Кронштадтской крепости – та же коллегия приговорила его к расстрелу.[176] «Расстрел за забастовки» – об этом сообщает корреспондент «Дней»:[177] в верхне‑тагильском округе выездной сессией губсуда приговорены к расстрелу 5 безработных и один рабочий, обвиняемые в руководстве январскими беспорядками и забастовками на заводах. «Приговор приведен в исполнение»… «В новой только что выпущенной и помеченной февралем брошюре Рабочей Группы приведено сообщение – пишут „Дням“[178] из Москвы – о расстреле закавказским Г.П.У. 8 русских и 3 грузинских рабочих бакинских промыслов»…
Мы стоим вновь в ожидании смертных приговоров. В Киеве инсценируется большой политический процесс в связи с раскрытой Г.П.У. контрреволюционной организацией под наименованием «Киевский областной центр действия»…
«Расстрелам нет конца» – сообщает приехавший из России «Новому Времени».[179] Но все делается скрытнее. Из Тамбова посылают расстреливать куда‑нибудь в Саратов, а из Саратова еще в иное место, чтобы замести следы. «Исчезают люди, и нигде не узнаешь, куда они девались».
Как соответствует все это, повидимому, действительности!
***
Были попытки подвести итоги. Нужно ли это делать теперь? Вероятно и в будущем никогда не раскроется вполне та темная завеса, которая скрывает от нас закулисные стороны кровавой полосы русской жизни за последние пять лет. История будет всегда стоять до некоторой степени перед закрытыми дверями в царство статистики «красного террора». Имена и число его жертв мы не узнаем. Рассказывают, что матросы ныне нередко вылавливают, при рыбной ловле, трупы соловецких монахов, связанные друг с другом у кисти рук проволокой…[180]
Один такой теоретический подсчет был сделан Ев. Комниным в «Руле».[181] Приведу его соображения – они интересны для установления этой возможной статистики человеческих казней:
«Зимой 1920 г. в состав РСФСР входило 52 губернии – с 52 чрезвычайными комиссиями, 52 особыми отделами и 52 губревтрибуналами. Кроме того: бесчисленные эртечека (район, транспорт, чрез, ком.), железнодорожн. трибуналы, трибуналы в.о.х.р. (войска внутренней охраны, ныне войска внутренней службы), выездные сессии, посылаемые для массовых расстрелов „на местах“. К этому списку застенков надо отнести особые отделы и трибуналы армии, тогда 16, и дивизии.
Всего можно насчитать до 1000 застенков – а если принять во внимание, что одно время существовали и уездные чека – то и больше.
С тех пор количество губерний РСФСР значительно возросло – завоеваны Сибирь, Крым, Дальний Восток. Увеличилось следовательно в геометрической прогрессии и количество застенков.
По советским сводкам можно было (тогда, в 1920 г. – с тех пор террор отнюдь не сократился, о нем лишь меньше сообщается) установить среднюю цифру в день для каждого застенка: кривая расстрелов подымается от 1 до 50 (последняя цифра – в крупных центрах) и до 100 в только что завоеванных красной армией полосах. Эти взрывы террора находили однако периодически и опять спадали, так что среднюю (скромную) цифру надо установить приблизительно в 5 человек в день, или помножив на 1000 (застенков) – 5000 человек и в год около 1½ миллиона.
А ведь „Голова Медузы“ вот уже скоро шесть лет высится над испепеленной страной».[182]
В некоторых чрезвычайных комиссиях, говорят, заведена была особая должность «завучтел», то есть, заведующий «учетом тел».
Не сказано ли этим все?
На гражданской войне
«Правду выпытывали из под ногтей,
В шею вставляли фугасы,
„Шили погоны“, „кроили лампасы“,
„Делали однорогих чертей“ –
Сколько понадобилось лжи
В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить и поднять на ножи
Армии, царства, народы».
М. Волошин.
Деникинская комиссия по расследованию деяний большевиков в период 1918–19 гг., в обобщающем очерке[183] о «красном терроре» насчитала 1.700.000 жертв. Из многочисленных материалов этой комиссии опубликовано сравнительно мало. Я не мог еще в достаточной мере изучить архив комиссии, находящийся в Париже. Между тем статистические итоги, конечно, в значительной степени зависят от методов, применяемых при том или ином обследовании вопроса.
Мы до сих пор говорили почти исключительно о смерти, произведенной в порядке «судебном» или административном, т. е. в той или другой степени по приговорам «революционной» власти. Но действительных жертв «красного террора» конечно, несравненно больше, как это можно было видеть попутно, когда нам приходилось затрагивать вопрос о подавлении тех или иных восстаний и пр.
Трудно в данном случае различить то, что может быть отнесено к так называемым «эксцессам» гражданской войны, к проявлению «революционного порядка», поддерживаемого отрядами озверелых матросов или «женским карательным отрядом каторжанки Маруси», как это было, напр., в Ессентуках в марте 1918 г., от того, что является уже планомерным осуществлением «красного террора», ибо за наступающими войсковыми частями, творящими зверские расправы с бессильным противником или неповинным населением, всегда идет воинствующая Че‑Ка. Под каким наименованием она действует в тот или иной момент – не все ли равно?
Этих описаний уже слишком много. И тем не менее, не жалея нервов тех, кто читает эти страницы, возьму несколько таких картин, быть может, и не самых жестоких по проявлениям чисто зоологической человеческой ненависти.
Начну с материалов «Особой Комиссии». Дело № 40 – «акт расследования о злодеяниях, учиненных большевиками в городе Таганроге за время с 20 января по 17 апреля 1918 года».
«В ночь на 18 января 1918 года в городе Таганроге началось выступление большевиков, состоявших из проникших в город частей красной армии Сиверса…
20 января юнкера заключили перемирие и сдались большевикам с условием беспрепятственного выпуска их из города, однако, это условие большевиками соблюдено не было и с этого дня началось проявление „исключительной по своей жестокости“ расправы со сдавшимися.
Офицеров, юнкеров и вообще всех, выступавших с ними и сочувствовавших им, большевики ловили по городу и или тут же на улицах расстреливали, или отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь.
Целые дни и ночи по городу производились повальные обыски, искали везде, где только могли, так называемых „контр‑революционеров“».
Не были пощажены раненые и больные. Большевики врывались в лазареты и, найдя там раненого офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую тут же расстреливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающими и трупами еще всячески глумились…
Ужасной смертью погиб штабс‑капитан, адъютант начальника школы прапорщиков: его, тяжело раненого, большевистские сестры милосердия взяли за руки и за ноги и, раскачав, ударили головой о каменную стену.
Большинство арестованных «контр‑революционеров» отвозилось на металлургический, кожевенный и, главным образом, Балтийский завод. Там они убивались, причем большевиками была проявлена такая жестокость, которая возмущала даже сочувствовавших им рабочих, заявивших им по этому поводу протест.
На металлургическом заводе красноармейцы бросили в пылающую доменную печь до 50 человек юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги и руки в полусогнутом положении. Впоследствии останки этих несчастных были найдены в шлаковых отбросах на заводе.
Около перечисленных заводов производились массовые расстрелы и убийства арестованных, причем тела некоторых из них обезображивались до неузнаваемости.
Убитых оставляли подолгу валяться на месте расстрела и не позволяли родственникам убирать тела своих близких, оставляя их на съедение собакам и свиньям, которые таскали их по степи.
По изгнании большевиков из Таганрогского округа полицией в присутствии лиц прокурорского надзора, с 10 по 22 мая 1918 г. было совершено вырытие трупов погибших, причем был произведен медико‑полицейский осмотр и освидетельствование трупов, о чем были составлены соответствующие протоколы…
Допрошенное при производстве расследования в качестве свидетеля лицо, наблюдавшее за разрытием означенных могил, показало, что ему «воочию при этом раскрытии пришлось убедиться, что жертвы большевистского террора перед смертью подвергались мучительным страданиям, а самый способ лишения жизни отличается чрезмерной, ничем не оправдываемой жестокостью, свидетельствующей о том, до чего может дойти классовая ненависть и озверение человека.
На многих трупах, кроме обычных огнестрельных ранений, имелись колотые и рубленые раны прижизненного происхождения, зачастую в большом количестве и разных частях тела; иногда эти раны свидетельствовали о сплошной рубке всего тела; головы у многих, если не большинства, были совершенно разможжены и превращены в бесформенные массы с совершенной потерей очертания лица; были трупы с отрубленными конечностями и ушами; на некоторых же имелись хирургические повязки – ясное доказательство захвата их в больнице и госпиталях».
Нет разницы в описаниях нашествия большевиков и их расправ в марте‑апреле 1918 г. в любой станице Области Войска Донского и Кубанской Области. Нет станицы, где не было бы жертв, и ст. Ладыженская, где зарублено было 74 офицера и 3 женщины, вовсе не исключение. В Екатеринодаре рубят головы; также зверски убивают 43 офицера в Новочеркасске. Расправы вызывают восстания, за которыми следуют в таких же формах подавления. «История казачьих восстаний – замечает в своих „Очерках Русской Смуты“[184] ген. Деникин – трагична и однообразна»: в июне восстало несколько станиц Лабинского отдела – кроме павших в бою казнено было 770 казаков. И действительно потрясающие сцены бесчеловечной расправы можно было бы приводить десятками…
Та же картина наблюдалась в различных городах Крыма, – в Севастополе, Ялте, Алуште, Симферополе, Феодосии. Об одной «Варфоломеевской ночи» в Евпатории говорит дело № 56. В Евпатории красные войска появились 14 января. Начались массовые аресты офицеров, лиц зажиточного класса и тех, на кого указывали, как на контр‑революционеров. За 3–4 дня было в маленьком городе арестовано свыше 800 человек.
«Казни происходили так: лиц, приговоренных к расстрелу, выводили на верхнюю палубу и там, после издевательств, пристреливали, а затем бросали за борт в воду». (Казни происходили на судне «Румыния»). «Бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и у кистей, помимо этого связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались „колосники“». «Все арестованные офицеры (всего 46) со связанными руками были выстроены на борту транспорта» – добавляет другой повествователь[185] – «один из матросов ногой сбрасывал их в море, где они утонули. Эта зверская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дети, жены… Все это плакало, кричало, молило, но матросы только смеялись. Ужаснее всех погиб шт. ротм. Новацкий, которого матросы считали душой восстания в Евпатории. Его, уже сильно раненого, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта».
Казни происходили и на транспорте «Трувор», причем, по словам очевидца, следующим образом: перед казнью, по распоряжению судебной комиссии, к открытому люку подходили матросы и по фамилии вызывали на палубу жертву. Вызванного под конвоем проводили через всю палубу мимо целого ряда вооруженных красноармейцев и вели на так называемое «лобное место» (место казни). Тут жертву окружали со всех сторон вооруженные матросы, снимали с жертвы верхнее платье, связывали веревками руки и ноги и в одном нижнем белье укладывали на палубу, а затем отрезали уши, нос, губы, половой член, а иногда и руки и в таком виде жертву бросали в воду. После этого палубу смывали водой и таким образом удаляли следы крови. Казни продолжались целую ночь и на каждую казнь уходило 15–20 минут. Во время казни с палубы в трюм доносились неистовые крики и для того, чтобы их заглушить, транспорт «Трувор» пускал в ход машины и как бы уходил от берегов Евпатории в море. За три дня 15, 16 и 17 января на транспорте «Трувор» и на гидрокрейсере «Румыния» было убито и утоплено не менее 300 человек.[186]
Матрос Куликов говорил на одном из митингов, что «собственноручно бросил в море за борт 60 человек».
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 87; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!