Перевод, составление, комментарии В. Малявина 10 страница
Глава 62
Путь для всех вместилище царское.
Добрым – сокровищница, недобрым – убежище.
Красивое слово можно продать.
Славный поступок заслужит похвалу.
Если кто‑то недобр – зачем его отвергать?
Посему, когда восходит Сын Неба или жалуют Трех Князей,
Не подносите им жезлы из яшмы, четверки коней.
Лучше, покой блюдя, вручите им этот Путь.
Древние ценили этот Путь – что же он такое?
Разве не сказано: «Кто ищет с ним, тот обрящет,
Кто провинился, тот, имея его, уцелеет»?
Вот почему его ценили в мире.
Хотя эта глава выглядит несколько невнятной, и ее текст, возможно, испорчен, некоторые важные мотивы извлечь из нее нетрудно. Лао‑цзы в очередной раз утверждает, что Путь и без долгих объяснений интимно внятен и понятен каждому, ибо он есть точка притяжения всего сущего, тайное упование всех людей. Этот путь – царский и потому способный облагодетельствовать каждого человека. Для стяжавших духовное разумение он – подлинное богатство их жизни, а безрассудным он приносит как бы чудесное спасение. А все потому, что он и есть внутренняя разумность жизни, которая никогда не оставляет даже самого злого и заблудшего человека. Поэтому его нельзя не чтить, как чтут общего предка рода, и, как общий предок, он вмещает в себя жизнь всех его членов или, точнее, дарует им эту жизнь, ибо предваряет, предвосхищает все на свете. Он любезен каждому, потому что в нем мы живем вместе, не будучи связаны правилами и обязательствами. Недаром в китайской традиции прозрение сравнивается с тем, как мы «встречаем отца на людной улице: нет нужды спрашивать других, не обознались ли мы». Поистине, даже самый отъявленный злодей имеет родителей, которые не перестанут любить его. Выраженный в слове или воплощенный в поступке, Великий Путь без уговоров и посулов привлекает к себе весь мир. Обретаемый даром, он несравненно более ценен, чем дорогостоящие регалии и церемонии, удостоверяющие власть, ибо он делает мудрого правителем всех, даже самых недостойных людей, позволяет каждому быть на своем месте и никого не отвергает.
|
|
|
Итак, наследующий истине жизни не отвернется даже от негодяя, и тот же негодяй, как бы ни упивался он своим злодейством, не сможет отойти от всеобщности Пути (в оригинале оба этих суждения блестяще высказаны одной фразой). Лао‑цзы – великий проповедник абсолютного добра: он говорит о любви, которая присутствует даже там, где царит рознь и ненависть. И поступает так Лао‑цзы не потому, что он «верит в человека» и претендует на звание великого гуманиста. Освобожденное проистечение событий само все искупляет, в нем даже все чрезмерное и ошибочное не несет наказания, а только «удерживается» в полноте своего бытия. Зато отсутствие мести гасит ненависть.
|
|
|
Глава 63
Действуй, ничего не делая.
Занимайся без занятости.
Ищи вкус в том, что вкуса не имеет.
Находи большое в маленьком и многое в малом.
На зло отвечай доблестью.
Готовься к трудностям, пока легко,
Предвидь великое в крошечном.
Все трудное в мире происходит из легкого,
Все великое в мире происходит из крошечного.
Посему премудрый человек никогда не стремится к величию –
И оттого может стать великим.
Кто легко дает клятвы, не стяжает доверия.
Кто многое считает легким, будет иметь много трудностей.
Вот почему премудрый человек все считает трудным –
И вовек не ведает трудностей.
Гений Лао‑цзы всего ярче раскрывается в тех пассажах, где его речь каскадом эффектных, дразнящих афоризмов внушает присутствие чего‑то в высшей степени обыденного, безыскусного, непритязательного. Самое простое как раз более всего баснословно. Парадоксальные суждения Лао‑цзы уводят в неприметное, недостижимо‑глубокое течение жизни, но в конце концов рассеиваются в пустоте жизненной безмятежности. Вот, поистине, глашатай великой мудрости, которая настолько полезна и важна нам каждое мгновение жизни, что ее невозможно применить в каком‑либо отдельном деле! Не беда: грубость земных дел побеждается тонкостью человеческого разумения. Претворяющий Путь, конечно, не бездельничает. Он всегда действует и трудится, не имея дел и не обременяя себя трудом. Он практикует чистую работу, не оставляющую следов. Его труд есть бодрствование духа, и поэтому он всегда начеку и даже «изготавливается прежде других», ибо видит мельчайшие семена событий, познает явления прежде, чем они обретут внешнюю форму, предвосхищает… весь мир. Его добродетель покоряет мир не силой жертвенности и тем более принуждением, а просто потому, что, слившаяся с первозданной мощью самой жизни, она предупреждает всякое насилие, рассеивает агрессивность до того, как она станет осознанной силой.
|
|
|
Люди в мире почитают все «великое» и презирают все «ничтожное». Великий парадоксалист Лао‑цзы не упускает случая посмеяться над тщетой людских притязаний на роль разного рода «деятелей» – притязаний, которые, кажется, не имеют под собой никакой почвы, кроме умственной лени. Но он предлагает не «переоценивать ценности», а превзойти их или, точнее сказать, вникнуть в них, вернуться к их истоку: тот, кто умеет видеть великое в малом, развивает в себе ту необыкновенную духовную чувствительность, то «упреждающее понимание», ту цельность сознания, без которых не может быть и «бережного», можно даже сказать, нежного отношения к бытию. Храня всеобъемлющее беспристрастие и покой сердца, а потому не имея узнаваемых свойств, своего ограниченного мнения, мудрый доходит до постижения изначальных, непостижимо малых завязей вещей и… становится ни на кого не похожим, никому не понятным господином мира. Так он обеспечивает свою безопасность в мире именно потому, что способен ответить на зло, т. е. агрессию, насилие, даже прежде, чем они проявятся. Вместо сентиментальной жертвенности перед нами, скорее, стратегический расчет, но расчет, движимый любовью и пониманием.
|
|
|
Мудрец Лао‑цзы вовсе не примитивен: его «пресное» присутствие знаменует на самом деле предчувствие, обещание всякого аромата. Гурман бежит от крепких запахов, а меломан – от громких звуков. Наибольшее удовольствие доставляют предельно‑тонкие, недоступные профану ощущения. Оберегая неизмеримое, мудрый следует безмерности любви и не высчитывает меры своего отношения к миру, не имеет критериев для оценки поступков. Внутреннее совершенство – вот его единственная, и абсолютная, этическая мера. Это мера работы, врабатывания, скрупулезного вникания в состав своего опыта. Мудрый умеет проследить генеалогию чувств и представлений. Он присутствует при рождении мира и знает, как завязывается и развертывается цепь явлений.
Наследование как прослеживание: работа удержания силы жизни, делающая существование в мире подлинно радостным. Лао‑цзы не был бы китайским патриархом, если бы не прославлял добродетель труда в его высшей форме: как внутреннего, вечно незавершенного погружения сознания в себя. А результат этой Одиссеи – опознание в каждом мгновении существования, в каждом превращении бытия единства всего сущего. Найти смысл – значит смысл потерять, забыть все различия людских понятий ради одной вездесущей исключительности.
Глава 64
Что покоится, то легко удержать.
Что еще не проявилось, то легко обойти.
Что хрупко, то легко разбить.
Что мелко, то легко рассеять.
Действуй там, где еще ничего не видно.
Наводи порядок там, где еще нет расстройства.
Дерево толщиной в обхват вырастает из крошечного ростка.
Башня в девять этажей поднимается от горсти земли.
Путь в тысячу ли начинается под ногами.
Тот, кто хочет исправить это, разрушит его.
Тот, кто держится за это, потеряет его.
Вот почему премудрый человек не исправляет и ничего не разрушает,
Ни за что не держится – и ничего не теряет.
Когда успех уже близок, люди часто теряют все.
Кто в конце так же осмотрителен, как в начале, не будет знать неудачи.
Посему премудрый человек желает нежелания и не ценит
редкие в мире товары.
Он учится не быть ученым и возвращает к тому, что люди упустили.
Он во всех вещах поспешествует тому, что таково само по себе, –
и ничего не делает.
Эта глава, как подсказывают археологические находки, складывалась в течение долгого времени и в ее традиционном виде действительно представляет собой как бы маленькую симфонию, чья внутренняя законченность создается переплетением очень разных мотивов. В ней получает новое развитие тема «упреждающего понимания», главенствующая в нескольких предыдущих главах. Всегда полезно не спешить, развивать в себе оптику внутреннего взгляда, «увидеть малое как большое» и вникнуть в исток того, что происходит в самом себе, расширившимся до размеров мира. Такова практическая, и всем понятная, сторона мудрости Лао‑цзы. Это вглядывание во «множество чудес» бытия, в саму жизненность жизни воспитывает особенную чувствительность духа, извечно бодрствующее или, точнее, непрестанно пробуждающееся сознание, каковое есть именно предельная полнота опыта, «жизнь преизобильная».
В этой внутренней просветленности сознания – секрет творческого потенциала духа. За видимым «неделанием», «незнанием», «отсутствием желаний» подвижника Пути таятся и особое действие, и особое знание, и первозданное, не испорченное субъективностью Желание (Чжуан‑цзы говорил в этой связи об «одухотворенном желании»). Речь идет об особом усилии, даже, можно сказать, сверхусилии, которое в традиции определяется как «удержание мельчайшего». Мудрый не просто стоит на пороге бытия, но смыкается с миром, неопределенно, но прочно соотносится с ним в этом вечно нарождающемся начале. Он поступает так из соображений скорее практических. Ибо правильно начать и, следовательно, направить ход событий и предвосхитить грядущее – значит обеспечить успех дела. «Хорошее начало полдела откачало». Дорога длиной в десять тысяч верст действительно начинается под ногами, но еще важнее понять, что она, по сути, там же и завершается. Один правильный шаг стоит всех странствий. Одно безупречное движение души выправляет целый мир.
Наш духовный путь состоит не в чем ином, как в возвращении к простейшему и мельчайшему: «Царство Божие внутри нас». Ошеломляющая истина Лао‑цзы заключается в том, что всякое видимое, конечное, т. е. ограниченное, действие – это всегда ошибка, промах, и долг ответственного мыслителя – вернуться к началу всех деяний, претворить в себе, даже воплотить собой архетипический жест, держаться прототипа всех движений и наследовать ему (едва ли «схватить» его). В этом прадвижении, действенном недействии мы настолько же едины с другими, насколько отличны от них. Истинно моральная позиция. И ее мудрый «накапливает бережно». Он наращивает опыт для того, чтобы прийти к «последней простоте» вещей и понять, что вся мудрость мира – это только одна мысль, одно чувство, одно движение. Нужно прожить жизнь – не физически, конечно, а именно в реально‑символическом смысле, – чтобы понять: вся вечность сходится в одном мгновении.
Наше подлинное богатство – пустота, вмещающая в себя нашу жизнь. Оттого же истинное творчество более всего чуждо торопливости и не позволяет смешивать желаемое с действительным. Все свершается «само собой», но благодаря творческому самовозрастанию духа. Вот почему «премудрый человек» Лао‑цзы оказывается порукой всего сущего и даже исправления людских заблуждений. Ни за что не держась, он ничего не теряет в этом мире. А потому им держится решительно все в мире, хотя он отсутствует в любой точке пространства и в любой момент времени. Странный, но бесспорно объективный факт совершенно в парадоксальном духе даосской мудрости: опережает, «изготавливается прежде других» как раз тот, кто торопится меньше всех. Но мудрый не просто возвращается к истоку всего происходящего в мире, но и позволяет всему спонтанно «выправиться» и «идти своим чередом».
В целом глава является прекрасной иллюстрацией идеи символической матрицы существования, предвосхищающей все сущее. Тот, кто постиг этот исток жизни – эту абсолютную «таковость» бытия, – способен жить в сообщительности со всем сущим в мире, то есть, как говорит Лао‑цзы: «Соотноситься с тем, что таково само по себе в других». Чем больше мы отличаемся друг от друга, тем больше мы друг другу подобны. Поэтому мы можем дать другим свободу, именно будучи вместе с ними, живя с ними наравне: еще одно важное определение совершенства добродетели по Лао‑цзы. Таковость как чистое событие всегда неотвратимо грядет, предвосхищается с бесспорной, оглушительной несомненностью. Но оно также есть нечто свершающееся и уже свершившееся, всегда уходящее. Событие дается нам, говоря языком даосской традиции, как собственная голова и хвост, альфа и омега. Вот почему надо быть особенно тщательным в завершении всякого дела.
Глава 65
В древности претворявшие Путь,
Не желали с его помощью просветить людей,
А применяли его так, чтобы сделать людей простодушными.
Ибо людьми трудно управлять из‑за их многознайства.
А потому, кто знанием управляет царством, тот вор царства.
А кто незнанием управляет царством, тот благодетель царства.
Кто знает эти две истины, тот для всех образец.
Всегда знать образец называется «сокровенным совершенством».
Сокровенное совершенство так глубоко! Простирается так далеко!
Милует всех движением вспять,
И так достигает Великого Пособления.
Великие умы всегда неудобны для толпы. Их безукоризненная приверженность истине пугает посредственность. Не каждый решится так твердо настаивать на том, что человечество не сможет жить счастливо до тех пор, пока не перестанет искать опору в своем инструментальном разуме и не поймет, что изощренность ума только уводит нас от истины, поскольку равнозначна забвению того, что «бытийствует в бытии». Мудрец в высшем смысле простодушен. Он позволяет сознанию вернуться к началу всякого существования, к первозданной полноте бытия и этим оказывает великую милость всему сущему. Он учит открывать нашу совместность с другими людьми как раз в том, чем не владеет никто. Разделяя с миром это «необладание», он восстанавливает в себе «чистое совершенство» (тема данной главы, согласно традиции). Чистота исцеляет: это аскетическое лекарство возвращает людям, если они решатся его принять, радость цельной жизни духа. Жизнь в Великом Пособлении не знает утрат. Она всегда приносит успех, потому что дает возможность схватить начало явлений и превзойти раздвоенность воли. В даосской гимнастике Тайцзицюань этим словом обозначается умение следовать «глубинному импульсу» поединка, предупреждать физические движения таким образом, чтобы без видимого усилия владеть стратегическим преимуществом, действовать гладко и заставлять противника все время ошибаться.
Тот, кто постиг мудрость всеобщего «пособления», безотчетно воспроизводит символическую матрицу мира, «держит великий образ». Это означает, помимо прочего, что мы на самом деле сообщаемся по своему незнанию и не можем договориться об условиях нашего общения. Общественный договор, о котором мечтал Руссо, есть не более, чем фикция. Не потому, что он плох сам по себе: просто он никому по‑настоящему не интересен. А трогает людские сердца как раз то, о чем нельзя договориться. Не надо себя обманывать: незнание для власти – что вода для рыбы. Политика – искусство не столько возможного, сколько неведомого. Но успешная политика всегда выявляет нечто интимно‑внятное. Такое незнание не имеет ничего общего с темнотой и дикостью. Бодрствующее сердце (никогда не частное, всегда родовое, всеобщее) дает Пути свершиться, как мать позволяет ребенку родиться. Жизнь в Пути – это духовная синергия, сотрудничество душ. В нем есть, конечно, рефлексивное начало, некое первозданное, доиндивидуальное сознание самой жизни. Лао‑цзы, знающий, что грань между добрым и недобрым нестираема, все же обращается к людям с проповедью, хотя и «бессловесной». Имеющий сердце да услышит.
Глава 66
Реки и моря потому могут быть господином всем горным ручьям,
Что они находятся ниже всего.
Вот так они могут властвовать над всеми ручьями.
Посему, премудрый человек, желая быть над людьми,
Должен в речах своих быть ниже них.
А, желая быть прежде людей,
Должен в поступках своих быть позади них.
Вот почему премудрый человек стоит над людьми, а людям не тяжело.
Он стоит впереди всех, а людям нет ущерба.
Вот почему весь свет восхваляет его без пресыщения.
Он ни с кем не соперничает, и потому мир
не может соперничать с ним.
Простая истина для каждого руководителя: не выказывать свое тщеславие, не демонстрировать свое превосходство над окружающими и тем более не унижать их даже безобидным с виду апломбом, ибо так неминуемо оттолкнешь людей от себя. Амбиции начальника – тяжкое бремя для его подчиненных. Мудрый руководитель ничего не навязывает, а просто устраняет преграды для естественного, а значит, радушного и творческого общения в коллективе. Но это означает также, что он должен уметь быть всегда другим и хотеть того, о чем ни толпа людей, ни каждый человек в отдельности даже не догадывается. По видимости уступая, он оказывается и выше, и впереди всех. Он во всяком случае живет не для себя, кем бы он себя ни считал. Напомним: мудрый всегда мыслит и думает «наоборот». Поскольку он реально, а не на словах живет «для человечества», он делает свое дело неприметно для других. Ведь он делает не так, как хочет (ведь он «хочет не хотеть»!), а как нужно на самом деле, как нельзя не делать, поступает не по правилам, а правильно. Такое действие даже не отличается от естественного хода вещей. Но благодаря своему духовному бодрствованию, он способен всегда опережать других и возвращаться к началу всякого события. Поэтому он всегда успевает, имеет успех. Его отказ от соперничества – не скромность или робость, тем более не поза, а состояние внутреннего бдения, равнозначное забвению всего внешнего и предметного, но вовлекающее в сообщительность человеческих сердец. Не иметь своего частного взгляда, своего корыстного «я» – значит быть безбрежным, все вмещать в себя, подобно океану. Еще один самобытный и очень удачный образ Лао‑цзы. Океан не только вбирает в себя все потоки (читай: все устремления) мира, но и, собирая в себе энергию мироздания, определяет мировую «погоду», весь ход мировых событий. Он, подобно самке в любовных отношениях, в своем величественном покое приводит к согласию жизненные силы, «устраивает отношения» и обеспечивает продолжение жизни. Уподобиться океану и значит жить в истине, т. е.: не принуждать, а бодрствовать, проницать действительность «вечносущим взглядом». Итак, мудрый дает всем жить так, как им живется, и поэтому способен сплотить людей, не навязывая им отвлеченных принципов и правил общежития.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 108; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!