Острова восточного Средиземноморья 15 страница



Я пытался объяснить ему сложность плана лабиринта, над которым ломал голову долгие годы, прежде чем приступить к его сооружению. Но он пожимал плечами: "Зачем? В природе нет лабиринта, не нужен он и человеку". Ему тогда было двенадцать лет. Но еще раньше, в восьмилетнем возрасте, он протестовал против моей медной коровы, не оценивая трудностей, какие мне пришлось преодолеть при ее отливке. Он кидал в мой шедевр камнями. Пустотелая медь гудела, как корабельный колокол во время бури, и со всех сторон сбегались перепуганные царские воины. Мне пришлось поскорее покрыть медную фигуру коровьей шкурой. Площадка для плясок, построенная мною для дочерей Миноса, вызвала у Икара пренебрежительный смешок: "Стоило три года трудиться, чтобы критские дуры могли прыгать и визжать, как резаные!"

Есть ли что‑нибудь, могущее заставить переменить его мнение о мастерстве? Я вспомнил его слова: "В природе нет лабиринта, зачем он человеку?" – и решил подражать природе. Я стал наблюдать за полетом орлов и морских ворон, проводя целые часы с задранной кверху головой. Критяне надо мной потешались, думая, что я сошел с ума. Но Икар, узнав о моих намерениях, обнял меня и поцеловал. "Наконец ты занялся делом, старик!" – сказал он. И я гордился этой похвалой. Ведь мы живем не для чужих, а для своих сыновей. И мы должны, смирив гордыню, добиваться их похвалы.

Так мы начали сооружать крылья нашей свободы. Мы оба собирали перья, объясняя критянам, что это для подушки. Вместе тайком их склеивали воском и смолой. Он работал с воодушевлением. Помогая мне, помогал и себе.

Когда крылья были готовы и мы могли уже закрепить их на руках, я, зная характер Икара, усадил его рядом с собой и показал на воск, которым были склеены перья.

"Воск и смола не выдержат жгучего взгляда Гелиоса! – сказал я ему. – Ты должен лететь рядом. Сыновнее ослушание всегда приводило к беде. Вспомни Фаэтона, выпросившего отцовскую колесницу".

"Отец! – прервал он меня. – Я давно уже знаю эту нравоучительную басню. Вместо того чтобы поучать, возьмись за дело. Нам дорого каждое мгновение".

Я закрепил крылья на его руках, а потом он помог мне надеть крылья. Мы плавно поднялись в воздух и несколько мгновений летели рядом. Когда же я оглянулся, чтобы проститься с Критом, Икар взмыл вверх. Напрасно я кричал: "Остановись, Икар!" Он меня не слушал, пренебрегая моими советами в воздухе, как он поступал на земле. Он кувыркался в небе, как ласточка, то взлетая вверх, то стремительно падая вниз. Крылья словно приросли к его рукам, как будто он родился птицей.

Обретя свободу, о которой он, сын узника, мог только мечтать, Икар поднимался все выше и выше и вскоре стал едва заметной точкой в небе. Но вдруг эта точка стала увеличиваться. Икар падал. Будь я Зевсом, а не Дедалом, я смог бы его удержать.

"Икар!" – кричал я, раздирая горло. Птицы, напуганные моим воплем, улетали прочь. А только они могли бы поддержать в воздухе моего мальчика, как дельфины поддерживают в море тонущих пловцов».

 

На Сицилии

 

Сицилия, куда опустился Дедал, была в это время заселена несколькими народами. Первыми на пути беглеца оказались сиканы, управляемые царем Кокалом. Радостно принял Кокал великого мастера, и тот в благодарность создал немало различных сооружений, возвеличивших ранее мало кому известного царя. Прежде всего он построил для него неприступную крепость Камик. В нее, расположенную на высокой горе, вел один‑единственный путь. Был он таким узким и извилистым, что его легко могли охранять два‑три воина. Кокал сделал Камик столицей и перенес туда свою казну.

И не только о безопасности давшего ему приют царя подумал Дедал. Он соорудил под землей возле горячих источников своеобразные паровые бани: находящийся в них нежился в клубах заполнявшего пещеру пара, не страдая от жары и духоты. Украсил мастер и великолепными золотыми изваяниями храм Афродиты, располагавшийся на горе Эрикс.

Минос же тем временем, не желая примириться с бегством Дедала, которого считал своей собственностью, начал его поиски. Зная, что никто из царей ни за какие деньги не расскажет о таком великом мастере, он не стал назначать награды за его выдачу, а применил хитрость. Разосланные им по всей ойкумене гонцы предлагали небывалую награду за решение сложной задачи: необходимо продеть нить через все ходы раковины. Минос понимал, что справиться с этой головоломкой под силу только такому мастеру, как Дедал.

Долго никто не приходил за наградой. Наконец, явился посланец сицилийского царя Кокала и предъявил раковину с продетой ниткой. Вручив посланцу назначенное золото, Минос спросил как бы невзначай:

– Как же удалось твоему повелителю продеть через раковину нить?

– Очень просто! – ответил сицилиец. – Он привязал к муравью нитку, и тот проволок ее по всем проходам.

Отпустив сицилийца, Минос стал готовить флот к походу на Сицилию. Высадившись близ владений Кокала, Минос отправился к нему со свитой. Предложив царю огромное вознаграждение за выдачу Дедала, он был уверен, что мастер уже в его руках. Кокал же, ценивший Дедала как строителя, подговорил дочерей убить Миноса. Поэтому, когда Минос захотел принять после дороги ванну, они вылили на него кипяток. Так могучий критский царь нашел свою кончину на Сицилии.

 

Дети Миноса

 

Было у Миноса множество возлюбленных. Так, он делил ложе с нимфой Пиреей, от связи с которой родились сыновья, поселившиеся на Самосе, где они были убиты Гераклом. Дольше других Минос преследовал дочь Латоны Бритомартис. Убегая от него, она бросилась в море, где ее тело было выловлено в рыбачьих сетях. По настоянию подруги, богини Артемиды, она была обожествлена под именем Диктина, но на острове Эгине ей поклонялись как Афайе.

Пасифая родила Миносу четырех сыновей и столько же дочерей. Самые известные из них – Андрогей и Ариадна. Остальные дети Миноса не были так знамениты, но без них представление о Крите и его обитателях будет неполным.

Сын Миноса Главк, будучи ребенком, гонялся за мышью и угодил в пифос с медом. Никто не мог понять, куда делся Главк [141]. Одни говорили, что он играл мячом и, когда мяч попал в море, бросился за ним и утонул; другие уверяли, что видели, как его унесла в когтях огромная птица. Не нашли Главка и куреты, но они сообщили, что отыскать его сможет лишь тот, кто подыщет наилучшее сравнение для бродящей среди царских стад коровы, становящейся из белой красной, из красной – черной. Созвали гадателей, и Полиид [142], правнук Мелампода, сравнил изменение окраски коровы с изменением цвета ягоды ежевики. Тогда Минос потребовал у Полиида, чтобы он отыскал Главка. Отправился Полиид на берег моря, где на его зов спустился с неба орел и поведал, что мальчик не утонул и не похищен какой‑либо птицей. Возвратившись во дворец, предсказатель взглянул на кровлю кладовой и увидел нахохлившуюся сову и вьющийся над нею рой пчел, которых она спугнула. Это навело его на мысль, что мальчика надо искать в кладовой, и он нашел его мертвым в пифосе с медом.

– А теперь оживи моего Главка, если хочешь жить сам! – приказал Минос, распорядившись, чтобы Полиида отвели в погребальный склеп.

Полииду никогда еще не приходилось заниматься оживлением мертвых, и он не знал, как это делается. Вдруг в склеп вползла змея, а когда он убил ее камнем, появилась другая и обвила неподвижного самца. Полиид заметил возле ее жала какую‑то траву и понял, что она пытается вернуть убитую змею к жизни. Вырвав из змеиной пасти зеленый пучок, Полиид разжевал растение и натер им холодное тельце ребенка. Главк вздохнул и заплакал. И тотчас страж, приставленный к склепу, распахнул двери.

Кто‑либо другой немедленно отпустил бы кудесника, одарив его по‑царски. Но не таков Минос! Он приказал Полииду обучить мальчика своему тайному знанию. И только когда Главк овладел всеми секретами нелегкого мастерства, Минос разрешил Полииду покинуть остров. Однако Полиид наказал неблагодарного царя: прощаясь с Главком, он попросил его дунуть себе в рот, и тот сразу же забыл все, чему научился. Так что не стало у критян своего предсказателя.

После смерти отца Главк отправился в Италию. Там на юге осели критяне. Они попали туда из Сицилии, где три года осаждали Камик, в котором был предательски убит их царь Минос. Не взяв неприступной крепости, построенной Дедалом, они сели на корабли, чтобы вернуться на родину. Но буря выбросила их на италийский берег. Пришлось критянам остаться на чужбине и построить город Гирию.

Другой сын Миноса, Катрей, прославился больше потомством, чем собственными деяниями. Дочерей своих Аэропу и Климену он велел мореходам утопить в открытом море или продать в рабство куда‑нибудь подальше от Крита не потому, что был жестоким отцом, а чтобы избежать предсказанной оракулом гибели от руки одного из своих детей. Но оказавшийся на корабле царь Эвбеи Навплий взял приглянувшуюся ему Климену в жены и увез к себе на остров, где она стала матерью известного героя Паламеда. Аэропа же попала в Аргос и, взятая в жены царем, родила ему не менее знаменитых сыновей – Агамемнона и Менелая.

И оказалось, зря спешил неразумный отец избавиться от дочерей: еще никому не удавалось уйти от судьбы. Напрасно и сын Катрея Алфемен, узнав о предсказании, бежал на остров Родос, чтобы не на него пал страшный жребий отцеубийства. Тосковал Алфемен в добровольном изгнании, часто поднимался на гору Атабирий, откуда среди разбросанных в море островов был виден и радовал взгляд Крит. Чтобы быть ближе к родине, он соорудил на самой вершине горы алтарь Зевсу Атабирийскому и вместе с ним оракул.

Но не помог Зевс избежать предначертанной судьбы. Когда Катрея стала угнетать старость, он решил передать власть Алфемену и отправился на Родос. Ночью корабли пристали к пустынному берегу, и пастухи, приняв пришельцев за грабителей, стали забрасывать их камнями. Напрасно Катрей пытался объяснить цель своего появления. Слова заглушались лаем сторожевых собак. Вскоре к пастухам присоединился Алфемен, метнувший дротик в того, кого принял за главаря разбойников. Утром по этому дротику он понял, что убил собственного отца.

Горе, охватившее невольного отцеубийцу, было настолько невыносимо, что он не смог оставаться среди людей. Вняли боги его мольбам, и он был поглощен землей, а основанный им оракул предписал оказывать ему почести как герою.

Более счастливой оказалась судьба Девкалиона (тезки сына Прометея), сына Миноса от Пасифаи, унаследовавшего отцовское царство. По одному из преданий, именно он примирился с Афинами и даже отдал в жены Тесею свою дочь Федру. Правда, по другой версии, отношения между героями были отнюдь не мирными: рассказывали, что Девкалион потребовал у Тесея скрывшегося в Афинах Дедала, но Тесей, быстро собрав корабли, высадился на Крите и, застигнув Девкалиона у входа в лабиринт, убил его и лишь тогда при посредничестве Ариадны заключил с критянами мир и дружественный союз.

Сыном этого Девкалиона был Идоменей, претендовавший на руку Елены, один из наиболее прославленных героев Троянской войны, по словам Гомера, «отважный», «дерзостный», «могучий, как вепрь». Он принадлежал к числу девяти героев, из которых Гектор мог выбрать себе одного как равного на поединок. В битве у кораблей Идоменей поразил многих троянцев, отличился в сражении за тело Патрокла, вместе с другими смельчаками был внесен в Трою в чреве деревянного коня и ночью участвовал в штурме троянской твердыни.

Благополучно возвратившись в Кносс, Идоменей не застает дома своей жены Меды. Она была убита своим любовником Левком, захватившим власть над десятью критскими городами. Возможно, из огорчения Идоменей покидает родину и отправляется в Италию, где на земле племени саллентинов (Калабрия) воздвигает храм Афины [143]. Одно из преданий сделало Идоменея судьей в споре между Фетидой и Медеей, кто из них красивее. Признав более красивой Фетиду, Идоменей был проклят Медеей, и с тех пор ни он, ни его потомки больше никогда не говорили правды. «Критянин» стало для греков синонимом слова «лжец».

 

Кикладские острова

 

К северу от Крита, в самом центре Эгейского моря раскинулись небольшие острова, образующие подобие круга. Отсюда их название Киклады (Круговые) [144]. В центре круга находился наименьший из островов архипелага – Делос, почитавшийся как место рождения Аполлона и Артемиды. Мифы вопреки геологии объясняли, что остров был выведен со дна морского трезубцем Посейдона и превращен в своего рода плавучее судно, пока не был укреплен на предназначенном ему месте Аполлоном.

Поминал ьное жертвоприношение

Другой из Кикладских островов, Кеос, по занимаемой площади был намного больше Делоса (20 км в длину, 10 – в ширину), но менее знаменит. Однако и у кеосцев был герой, которого они могли называть своим, хотя с не меньшим основанием на него могли претендовать жители ливийской Кирены, беотийцы и обитатели Сицилии и Сардинии. Это был Аристей, сын Аполлона и нимфы Кирены. Гея дала ему бессмертие, нимфы, кентавр Хирон, музы научили его многим необходимым человечеству навыкам и знаниям: заквашивать молоко и изготавливать сыр, сооружать ульи, облагораживать маслину.

Однажды остров Кеос поразила страшная эпидемия, грозившая не только уничтожить население острова, но и перенестись на все остальные земли, заселенные эллинами и неэллинами. Вот тогда и послал дельфийский оракул на остров сына Аполлона, бога, в силах которого было распространять, а следовательно, и останавливать моровую язву. Уже по пути на Кеос Аристей понял, что эпидемия вызвана нестерпимым светом звезды Пса [145]. Но почему ее жертвой оказались жители одного лишь острова? Оказалось, что кеосцы предоставили убежище подлым убийцам Икария.

Прибыв на Кеос, Аристей приказал казнить убийц, а на самом высоком холме воздвигнуть алтарь и принести на нем жертву Зевсу и звезде Псу. Сразу же подули пассатные ветры. Моровая язва прекратилась, и кеосцы с тех пор приносят жертвы и чтят Аристея как своего бога‑героя.

 

Лемнос и Ферл

 

На благословенном богами острове Лемнос проживал Эвфем, сын Посейдона и смертной женщины, наделенный отцовской способностью ходить по волнам не замачивая ног. Наслаждался он дарами земли, пока на остров не прибыли владыки морей тиррены. Заняв Лемнос, они стали принуждать островитян работать на себя, а также давать им в жены своих дочерей. Не выдержал Эвфем рабской доли и, сев вместе с семьей на пятидесятивесельный корабль, поплыл на поиски новой родины.

Борей надул паруса и погнал судно на юг. За три дня плавания скитальцы достигли плоского берега, покрытого странными деревьями со спускающимися вниз веерами длинных узких листьев. Сойдя на прибрежный песок, Эвфем увидел исполина, шагающего за плугом. Это был сам Посейдон, владыка пустынной Ливии, но выдал он себя за смертного, назвавшись Еврипилом.

Расспросив странника, кто он родом и откуда плывет, бог предложил ему и его спутникам поселиться в Ливии, где места хватит всем.

– Благодарю тебя за доброе слово, Еврипил! – проговорил Эвфем. – Но я родился на острове, и предки мои жили на нем всегда. И привык я к тому, чтобы со всех сторон шумело море.

Выслушал Посейдон Эвфема и, наклонившись, поднял глыбу земли. Протягивая его собеседнику, он сказал:

– Вот тебе и островок!

Эвфем принял дар и, поблагодарив незнакомца, спросил:

– Как же нам уместиться на нем?

– Брось его в открытом море, – ответил Еврипил, – и вырастет остров не хуже твоего Лемноса.

Простился Эвфем со своим доброжелателем и пошел к кораблю по волнам, не замочив ног.

Ветер, все время дувший с севера, переменился и понес судно с юга на север. Через два дня, когда был пройден Крит, Эвфем дал знак гребцам поднять весла и бросил дарованную ему Посейдоном глыбу за борт.

И тут же из глубины поднялся остров, заросший лесом, обильный ручьями, изрезанный глубокими бухтами, которые могли дать приют множеству кораблей.

– Прекраснейшая земля! – воскликнул Эвфем. – Мнится мне, что тот, кто назвал себя Еврипилом, был моим отцом, земледержцем и землеколебателем Посейдоном. Ибо кто, как не он, смог бы поднять остров из морских глубин.

Высадились скитальцы на остров, который по первому слову, произнесенному Эвфемом, стал называться Каллиста (Прекраснейшая). Именовали его и «матерью городов», ибо суждено было потомкам Эвфема основать города на многих островах, а затем семнадцать поколений спустя заселить и Ливию.

Сама же Каллиста была залита Девкалионовым потопом, причинившим много бед и другим островам. Через несколько столетий Каллисту заняли дорийцы во главе с Фером, и остров получил его имя.

 

Родос

 

Когда Зевс и другие олимпийские боги делили между собой острова и материки, среди них не было Гелиоса. Честнейший и справедливейший из богов оказался обделенным.

Поднял как‑то Зевс голову и, увидев несущуюся солнечную колесницу, вспомнил, что у Гелиоса нет собственного удела. Созвал Зевс небожителей, чтобы исправить свою оплошность и перераспределить владения. Узнав об этом, Гелиос удержал отца богов от передела, всегда вызывающего обиды и недовольство.

– Вижу я с высоты, – сказал Гелиос, – что поднимается из глубин вечношумящего моря суша. Призови, Зевс, украшенную золотом Лахесис [146], чтобы она утвердила мою власть над этой новорожденной землею.

Вскоре увидели и боги с Олимпа, что из пучины появилась земля. Была она так прекрасна, что боги единодушно назвали ее Родой (Родосом, Розой) [147].

Гелиос не воспользовался своим владением. Остров захватили тельхины, скорые на руку и дерзкие сыновья богини моря Талассы. Вместе с Кафирой [148], дочерью могучего Океана, они выкормили на острове Посейдона, которого еще младенцем передала им Рея, подобно тому, как она поручила младенца Зевса заботам куретов Крита. Вместе с тельхинами жила на Родосе их сестра Галия. Ее полюбил возмужавший Посейдон и имел от нее шестерых сыновей и дочь Роду.

В это время Афродита, покинув остров Киферу, направлялась на Кипр. На Родосе она была оскорблена сыновьями Посейдона и наслала на них безумие, вследствие чего они изнасиловали собственную мать. В отчаянии Галия бросилась в море и стала почитаться как Левкофея, отец же насильников Посейдон запрятал их подальше от собственных и людских глаз в земные глубины, и с тех пор они зовутся восточными демонами.

Тогда же и Зевс, одержавший победу над титанами, посетил восточную часть острова, заселенную гигантами. Встретив здесь нимфу Гималию, он ее полюбил, и она родила ему трех сыновей – Спартея, Крония и Кита.

За годы своего господства на острове тельхины принесли неоценимую пользу богам и людям. Они снабдили выросшего на Родосе Посейдона трезубцем, без которого он никогда не покидал подводного дворца, а его отцу Крону выковали серп. Людей, растиравших зерна между плоскими камнями, они научили пользоваться мельничными жерновами, а также добывать медь и железо. Они же стали первыми изготовлять золотые украшения и высекать из камня изображения богов. Усовершенствованные ими корабли бороздили моря, разнося славу об их мудрости по всему миру.

И поскольку до них всего этого никто не умел делать, их стали считать колдунами и магами, способными на любое преступление и будто бы губившими ядами все живое. Но остров они покинули не из‑за людской зависти и поклепов. Им, изучившим движение звезд и установившим деление времени на годы и месяцы, было ведомо и будущее. Предвидя скорый потоп, они покинули Родос и рассеялись по всему миру. На ближайшем к Родосу материке тельхин Лик стал родоначальником народа ликийцев и на берегу реки Ксанф воздвиг храм Аполлону Ликийскому. Большинство же тельхинов бесследно исчезло.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!