СПЕЦИФИКА РИМСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ НАКАНУНЕ КРИЗИСА КОНЦА II—I в. до н. э. 1 страница
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com
Все книги автора
Эта же книга в других форматах
Приятного чтения!
Н.В. Чеканова
РИМСКАЯ ДИКТАТУРА ПОСЛЕДНЕГО ВЕКА РЕСПУБЛИКИ
РЕВОЛЮЦИЯ ИЛИ РЕФОРМА?
Общеизвестно нормативное значение античной культуры. Понятие классического накрепко связано в представлении людей Нового времени с историей древней греко-римской цивилизации, с несравненными достижениями этой цивилизации в сфере человеческой культуры. Однако обычно это представление опирается на достижения древних греков и римлян прежде всего в областях художественной и духовной культуры — в архитектуре и скульптуре, в поэзии, истории и философии. Между тем исключительная интенсивность политической жизни античного общества, невероятное разнообразие форм и редкостная продуктивность экспериментов в этой области обусловили образцовость также и политического творчества античности. Античные примеры городской жизни и гражданского общества, демократии, республиканизма и империализма стали хрестоматийными.
Можно сказать, что политическое творчество греко-римского мира столь же образцово, сколь и художественное и духовное. Для историка, для любого человека с развитым историческим интересом античность предоставляет обширное поле для наблюдений и сопоставлений. Это своеобразная виртуальная лаборатория, где можно ставить один социологический опыт за другим. Изучение доставляемых античностью примеров, плодотворное не только в силу разнообразия созданных классической древностью форм, но и вследствие исключительного богатства письменной традиции, делает обращение к историческому опыту античности занятием в высшей степени увлекательным и поучительным.
|
|
|
В наш век бурных социальных и политических перемен, в век разрушительных революций, кровавых военных конфликтов и рискованных общественных экспериментов (под нашим веком мы понимаем столетие, прошедшее от первой русской революции 1905 г.) особенно интересным оказывается обращение к последнему веку Римской республики, к столетию, прошедшему от реформ братьев Гракхов до установления единодержавия Августа, иными словами, ко времени Гражданских войн (133—30 гг. до н. э.). Здесь всё — и гражданские смуты, и массовые выступления рабов, и завоевательные войны, и крушение республиканского строя, и установление военной диктатуры, режима империи, — может доставить параллель к нашему недавнему прошлому, а стало быть, возможно, пролить дополнительный свет на вполне современные, актуальные проблемы.
Вот этому моменту римской истории и посвящена предлагаемая теперь вниманию читателей книга Н. В. Чекановой. Автор — преподаватель древней истории в Ярославском университете. Там, в Ярославле, Н. В. Чеканова получила университетское образование, но завершение специальной высшей подготовки в области антиковедения было осуществлено ею в аспирантуре и докторантуре при кафедре истории древней Греции и Рима Исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Так что по своему специальному образованию и направлению научных занятий она несомненно является представителем Петербургской исторической школы.
|
|
|
Книга Н. В. Чекановой представляет собой фундаментальное научное исследование, посвященное одной из самых важных тем античной истории — переходу Рима от республики к империи. Изложение исторично в лучшем смысле слова, поскольку опирается на факты и концентрируется вокруг ключевых событий, составлявших содержание перехода Римского государства от республиканской формы правления к военной диктатуре. Но это не голая фактология; изложение проникнуто определенной идеей, содержит важный концептуальный элемент и, в частности, призвано ответить на неоднократно обсуждавшийся в литературе Нового времени вопрос: переход Рима от республики к империи был революцией или реформой?
|
|
|
Рассмотрение ключевых событий эпохи Гражданских войн, приведших Римское государство к радикальной политической метаморфозе, ведется Н. В. Чекановой на широком историческом фоне. Автор начинает с анализа римской государственной системы накануне кризиса конца II—I в. до н. э. При этом подчеркивается, что самым существенным фактором развития Римской республики были внешние завоевания, которые породили в римском гражданском обществе процессы дезинтеграции и дезорганизации. Державная, имперская политика нередко чревата страшным плодом — военной диктатурой, императорским режимом. Так произошло и в Риме, но утверждение нового режима вовсе не было само собой разумеющимся или простым. Обществу пришлось пройти через ряд испытаний, ряд более или менее радикальных преобразований, вехами которых были диктатура Суллы, затем Первый триумвират и диктатура Цезаря, наконец, Второй триумвират и единодержавие Октавиана Августа.
Замечательным аспектом осуществленной Н. В. Чекановой работы является воссоздание римской общественной жизни в эпоху Гражданских войн, мыслей и чувствований различных социальных групп, тех духовных ценностей, которые они исповедовали. Н. В. Чеканова убедительно показывает социальный и идейный раскол в римском обществе времени поздней Республики: с одной стороны, общественная верхушка, сенаторская знать и некоторая часть средних слоев, с их приверженностью к традиции, к заветам предков; с другой — младшая сенаторская знать, «новые люди» (homines novi), городской люмпен-пролетариат, жители италийских общин и провинциалы, слабо интегрированные в римское общество, которым было присуще в той или иной степени безразличие к традиционным установлениям и ценностям. Эта поляризация и была пружиной социальных раздоров, основой для столкновения главных политических группировок — рядившихся в одежды демократии популяров и убежденных консерваторов-оптиматов, равно как и их лидеров.
|
|
|
Деятельность этих лидеров, и в первую очередь, разумеется, тех, кто пролагал пути к новому императорскому режиму, к системе империи, представлена в книге Н. В. Чекановой выпукло и живо. Сулла, с его утопической попыткой соединить реставрацию старой нобильской республики с личной диктатурой, Цезарь, искусно разыгравший популярскую карту в борьбе за единоличную власть, Октавиан, преподавший (правда, не в одиночку, а вместе с партнерами по Второму триумвирату) последний кровавый урок старому обществу, — вот наиболее значимые фигуры и одновременно узловые моменты на пути от республики к империи.
Главное теоретическое положение, которое отстаивает Н. В. Чеканова, состоит в том, что переход от республики к империи был процессом сложной этнокультурной и социально-политической реформации, — не революции и не реформы, а именно реформации. Выбор слова «реформация», по-видимому, не самый удачный, поскольку так обычно обозначается вполне конкретное историческое явление — антипапское движение времени позднего Средневековья и начала Нового времени, но самая мысль понятна и заслуживает внимания. Переход от республики к империи, проходивший в Риме в рамках Гражданских войн конца II—I в. до н. э., не был, конечно, таким всеобъемлющим радикальным переворотом, влекшим за собой системную перемену, который обычно именуют революцией. Не сводился он и к частному подновлению существующей системы, чем является реформа (или даже группа реформ). Это был сложный ряд преобразований, включавший в себя элементы как революционного, так и реформаторского плана.
В самом деле, с именами Суллы, Цезаря, Октавиана Августа связан целый ряд конструктивных преобразований, носивших характер реформ: расширение состава сената, увеличение числа магистратов, оформление муниципального строя, решение аграрного вопроса (правда, в особенной форме наделения землей ветеранов) и т. д. Вообще в понятие «глубокой и всеобъемлющей социокультурной реформации» более всего укладывается административная деятельность Цезаря. Чего нельзя сказать о кровавой вакханалии сулланских проскрипций и о терроре Второго триумвирата, для членов которого террор был и способом действия, и политическим принципом. А как определить в этом плане военно-политическое соперничество Суллы и Мария, Цезаря и Помпея, Октавиана и Антония, выливавшееся в такие масштабные конфликты, которые уже современниками приравнивались к гражданским войнам?
По-видимому, не может быть однозначного ответа на вопрос о том, был ли переход в Риме от республики к империи революцией или реформой. Возможно, этот вопрос, породивший бесконечную дискуссию и необозримую научную литературу, должен быть отнесен к числу вечных. Тем более заслуживает всяческого уважения отважная попытка Н. В. Чекановой, используя все возможные средства (свидетельства античных источников, гипотезы предшественников, теоретические выкладки о том, что такое революция и что такое реформа, собственные наблюдения и размышления), разобраться в этой сложной проблеме, занять при решении ее определенную позицию и дать новое, более точное определение тем процессам, которые происходили в позднереспубликанском Риме. Прекрасная же литературная манера, в которой написана книга Н. В. Чекановой, скрупулезно выверенная в отношении античных источников и в то же время современная и выразительная по языку и стилю, делает чтение ее фундаментального труда не только весьма информативным, но и увлекательным.
Доктор исторических наук, профессор СПбГУ
Н. С. Широкова
Июнь 2005 г.
ВВЕДЕНИЕ
Настоящая книга представляет собой попытку обобщения и отчасти переосмысления уже накопленного наукой фактического и историографического материала по римской истории периода поздней Республики. Одно из центральных мест в том обширном круге проблем теоретического и методологического характера, которые ставит перед наукой история Рима второй половины II—I в. до н. э., занимает проблема перехода от республики к империи. Это не случайно: именно в событиях, определивших этот переход, заложены основные импульсы всего последующего развития римского государства и общества. Особенно оживленный характер обсуждение данной проблемы приняло в Новое время (начиная с середины XIX в.). Сегодня можно говорить о двух определяющих, совершенно противоположных подходах к ее исследованию: революционном и нереволюционном (или реформационном).
Концепция революционного характера перехода от республики к империи идет от Т. Моммзена, который считал, что начало революции в Риме было положено выступлением братьев Гракхов, и завершилась она установлением «монархии Цезаря»{1}. По сути своей это была реакция широких демократических слоев против господства сената, превратившегося к середине II в. до н. э. в замкнутую корпорацию. По движущим силам это была демократическая революция, имевшая, однако, в себе некую монархическую основу. Во главе римской революции стояли, по мнению Т. Моммзена, такие истинные демократы, как Гракхи, Марий, Сульпиций, Цинна{2}.
В целом концепция Т. Моммзена получила широкое признание в антиковедении и вызвала множество откликов, вариаций и подражаний{3}. Так, Г. Ферреро, придерживаясь общего моммзеновского взгляда на проблему характера римской революции, принципиально иначе определял ее хронологические рамки и итоги, а в качестве носителей революционно-демократических идей называл совсем других политических лидеров. Он считал, что римская революция завершилась лишь в эпоху Августа и не утверждением новой политической системы, а истинным восстановлением аристократической республики{4}.
Среди отечественных исследователей концепцию революционного перехода от республики к империи принципиально и настойчиво развивал М. И. Ростовцев. Причем он сам подчеркивал, что такой взгляд на историю поздней Римской республики был навеян лично пережитыми событиями. Этим, по-видимому, можно объяснить некоторую парадоксальность предложенного им взгляда на сущность римской революции: ее содержанием был переход «крестьянского государства, управляемого земельной аристократией, к олигархическому правлению знатных родов»; однако основной движущей силой революции был «вооруженный пролетариат» — римская армия{5}.
Особый вариант революционной концепции представлен в работе Р. Сайма, в которой дана принципиальная оценка перехода Рима от республики к империи. Эпохой революции Р. Сайм считал период второй половины I в. до н. э. и вплоть до смерти Августа; наиболее существенный фактор ее развития видел в борьбе аристократических кланов за власть, богатство и славу; истинным революционным вождем считал не Цезаря — «реалиста и оппортуниста», а Августа. Р. Сайм указывал при этом на тесную взаимосвязь трансформации состава правящей римской олигархии и трансформации государственно-политической системы Рима{6}.[1]
В западноевропейской историографии в связи с общим интересом к роли аристократической личности концепция Р. Сайма получила широкое признание. В духе этой концепции рассматривает, например, события позднереспубликанской истории Рима Дж. Норт. Он не считает возможным говорить ни о важных экономических трансформациях, ни о глубоком социальном перевороте. Главную роль в развивающейся римской революции Дж. Норт отводит аристократии: один и тот же земледельческий класс был и при республике, и при империи. Однако в отличие от Р. Сайма он иначе оценивает историческую роль Октавиана Августа, который, по его мнению, не был продолжателем социальной революции последних лет Республики; напротив, был основателем противоположного контрреволюционного движения и в этом смысле был «Наполеоном для Римской республики»{7}.
Об аристократическом характере римской революции, правда, в связи с совершенно иными событиям, иным периодом и иными задачами говорил Р. Ю. Виппер. «Аристократической революцией» он называл реакцию римской знати (120—111 гг. до н. э.) на законодательные инициативы братьев Гракхов{8}.
В целом концепция римской революции оказалась чрезвычайно популярной в историографии. Однако следует заметить, что, начиная с Т. Моммзена и до сегодняшнего дня, она не получила четкого концептуального выражения: ее сторонники не смогли выработать единых подходов к таким аспектам проблемы, как хронологические рамки, задачи, цели, основные движущие силы и результаты революции. Широкое толкование термина «революция» и часто некритичное его применение к событиям римской истории II—I вв. до н. э. делает концепцию революционного перехода от республики к империи рыхлой, а порой откровенно публицистичной. Уже в начале XX в. нашей эры она была подвергнута критике и, прежде всего, со стороны марксистской советской исторической науки{9}. В результате в рамках все той же революционной концепции возникли два новых подхода к проблеме.
Определяя существо революционных переворотов как «перерыв постепенности», некий «качественный скачок» в развитии того или иного общества и не считая возможным использовать такое толкование термина «революция» применительно к событиям римской истории, некоторые исследователи обратились к более мягкой трактовке тех изменений и социально-политических конфликтов, которые растянулись в Риме почти на 100 лет и в конечном счете привели к падению республики: не как революции, а как мощного, длительного, сложного революционного движения, являвшего собой несколько мощных революционных взрывов. Среди западноевропейских историков с подобными оценками выступил Е. Корнеманн{10}, в отечественном антиковедении — С.И. Ковалев[2]. Так, С. И. Ковалев, пересмотрев отчасти концепцию римской революции как «революции рабов», которой он первоначально придерживался[3], в целом по-прежнему опирался на марксистско-ленинское толкование и понимание термина «революция» как вооруженного захвата власти с целью замены одного способа производства другим. При этом он утверждал, что социальное движение в период восходящего развития формации, даже если оно направлено против этой формации, не может считаться революцией{11}. В истории древнего Рима подлинной революцией, по его мнению, была «революция рабов и колонов» в эпоху поздней Империи. События II—I вв. С. И. Ковалев представлял как широкое демократическое по своим движущим силам революционное движение, точнее, как «несколько крупных взрывов революционного движения», которое, однако, не могло перерасти в революцию; установление же военных диктатур I в. до н. э. и переход к системе империи был контрреволюцией{12}. Подобный взгляд упрощал проблему перехода Рима от республики к империи, лишал историческую концепцию ее основного методологического звена — социального содержания римской революции. В результате в ряде исследований, особенно в последнее время, понятие «революция» вообще приобрело метафорический характер. Так, А. Хойс считает, что римская революция не имела ни сознательно поставленной цели, ни определенных движущих сил: аграрная программа Гракхов была демократической по форме, консервативной по существу и имела своей целью реставрацию римских общинных отношений; сулланская конституция, аристократаческая по своему духу, должна была восстановить и укрепить сенатскую республику; Цезарь, стремясь к собственному возвышению{13}, остановил развитие римской революции, лишь после его смерти она должна была пойти дальше{14}.
Об отсутствии единых социально-экономических, политических и духовных установок в римском обществе, следовательно, «размытом» характере социальных выступлений, говорят Р. Смит и Ф. Кауэлл{15}.
Карл Крист, определяя события 133—30 гг. как эпоху римской революции — «Römisches Revolutionszeitalter», имеет тем не менее в виду не резкое столкновение сословно-классовых противоречий, а перманентный кризис Римской республики, развивавшийся в течение ста лет и проявлявшийся в дезинтеграции экономической, социальной и политической жизни римского общества{16}. Некоторые исследователи вообще пытаются отойти от термина «революция» и определяют переход от республики к империи как «общественный переворот»{17}.
Особый взгляд на проблему римской революции высказал С. Л. Утченко. С одной стороны, он выступил с критикой упрощенных подходов к данной проблеме; с другой — принципиально отверг идею реформационного характера перехода от республики к империи; наконец, предложил собственное определение характера и существа событий II—I вв. до н. э. как «социальной революции», осуществленной в рамках единой общественно-экономической формации. По мнению С. Л. Утченко, это была демократическая революция против Рима-полиса, против «староримской аристократии, против крупного землевладения… борьба италийского крестьянства за землю и политические права»{18}. Она развивалась условно в 146—88 гг. до н. э., ее кульминационным пунктом была Союзническая война, превратившая Рим из полиса в федеративное государство с единой территорией и единым гражданством, движущими силами — социальные элементы, несущие неполисные традиции. Все последующие события, с точки зрения С. Л. Утченко, имели контрреволюционный характер, и установление принципата Августа означало по существу реакцию нобилитета на широкое революционное антиполисное движение{19}.
Сторонники нереволюционной (реформационной) концепции перехода Рима от республики к империи принципиально иначе рассматривают события второй половины II—I вв. до н. э.{20} Состояние римского общества и государства они определяют как «кризис», «трансформацию», «процесс обновления», «симптомы адаптации», «переходность», «палингенез» и т. п. Однако так или иначе за этими различными определениями стоит сходное понимание исторической ситуации: кардинальные структурные изменения во всех сферах республиканской жизни при одновременном нарождении новых структурных элементов. Именно так оценивал характер диктатуры Цезаря и положение Помпея Эдуард Майер. Он подчеркивал различие государственно-правовых форм их власти, но видел в них два варианта развития одного процесса — становления единовластия в Риме с той лишь разницей, что диктатура Цезаря была аналогом эллинистической монархии, а сложившаяся в Риме империя в форме принципата — воплощением и развитием политических идеалов и практики Цицерона и Помпея{21}. В целом систему принципата он рассматривал как трансформированную в результате реформ форму республики.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 55; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!