Глава 3. ЗНАКОМСТВО И ПРИЗЕМЛЕНИЕ 11 страница
– Он думает, что меня перевербовали. Он думает, я такой идиот, что меня можно перекупить. В принципе, я его не виню. Почему бы и нет? Наркоман на все способен. Хочешь, проверь, нет ли на мне передатчика?
– Я знаю, что нет, – отозвался Андолини. – У меня есть одна штука в фургоне. Что‑то вроде прибора для радиолокационных помех, только ловит коротковолновые передачи. Но, что важнее, я знаю, что ты не работаешь на федералов.
– Да?
– Да. Ну что, садимся в машину и едем, или как?
– У меня есть выбор?
Нет, – произнес у него в голове Роланд.
– Нет, – сказал Андолини.
Эдди вернулся к фургону. Мальчик с баскетбольным мечом так и стоял на площадке на той стороне, тень его выросла до гигантских размеров.
– Давай отсюда, малыш, – крикнул ему Эдди. – Тебя здесь не было, ты ничего не видел. Угребывай.
Мальчишка пустился бегом.
Кол глядел на него и лыбился.
– Подвинься, дружочек, – сказал ему Эдди.
– По‑моему, тебе будет удобнее в середине, Эдди.
– Подвинься, – процедил Эдди. Кол поглядел на него, потом покосился на Андолини, но тот даже не повернулся к нему: захлопнул дверцу и уставился прямо перед собою, невозмутимый, как Будда, предоставив им разбираться самим, кто куда сядет. Кол еще раз поглядел на Эдди и решил подвинуться.
Они мчались по улицам Нью‑Йорка – и стрелок (он в изумлении глядел на высокие шпили изящных построек, на мосты, что висели над широкой рекою стальной паутиной, и на воздушные экипажи с винтами, которые зависали в небе, точно странные рукотворные насекомые) не мог знать, что они едут к Башне.
|
|
|
9
Как и Джек Андолини, Энрико Балазар не думал, что Эдди работает на федералов; как и Андолини, он это знал.
Бар был пуст. На двери висела табличка: «ЗАКРЫТО. ТОЛЬКО СЕГОДНЯ». Балазар сидел у себя в кабинете, дожидаясь Андолини и Кола Винсента с малышом Дином. Два его телохранителя, Клаудио Андолини, брат Джека, и Чими Дретто, обретались здесь же. Они сидели на мягкой софе слева от громадного письменного стола и завороженно наблюдали, как растет величественное карточное сооружение, которое Балазар возводил у себя на столе. Дверь закрывать не стали. Сразу за дверью шел небольшой коридорчик: направо – к подсобке бара и маленькой кухоньке, где готовились простенькие макаронные блюда, налево – в бухгалтерию и кладовку. В бухгалтерии еще трое из балазаровых «джентльменов» – так их называли – развлекали Генри Дина настольной игрою «Пустое занятие».
– О'кей, – сказал Джордж Бионди, – вот легкий вопрос, Генри. Генри? Генри, ты где? Прием, это Земля. Даю посадку. Прием. повторяю: даю посадку, Генр…
– Да здесь я, здесь, – откликнулся Генри. Голос его был невнятным, как у сонного мужа, который бурчит разбудившей его жене, что да, он уже проснулся, и пусть она от него отстанет хотя бы на пять минут.
|
|
|
– О'кей. Раздел «Искусство и эстрада». Вопрос… Генри? Не отключайся, когда я с тобой разговариваю, ты, жопенция!
– Да не отключаюсь я, не отключаюсь! – раздраженно выкрикнул Генри.
– О'кей. Вопрос: В каком популярном романе Уильяма Питера Блэтти, действие которого разворачивается в Вашингтоне, в районе Джорджтауна, повествуется о маленькой девочке, одержимой дьяволом?
– Джонни Кэш, – ответил Генри.
– Боже правый! – воскликнул Трикс Постино. – Ты же так отвечаешь на все вопросы! Чего ни спроси – Джонни Кэш, и хоть ты убейся! На все – Джонни Кэш.
– Джонни Кэш – это все, – выдал Генри вполне серьезно, и на мгновение зависла удивленная тишина… а потом грохнул хохот, причем смеялись не только те, кто сидел в комнате с Генри, и два «джентльмена», засевшие в кладовой.
– Хотите, я закрою дверь, мистер Балазар? – тихонько спросил Чими.
– Нет, не нужно. И так хорошо, – буркнул в ответ Балазар. Он был сицилийцем во втором поколении, но в речи его не проскальзывало никакого акцента, также и не выдавала она человека, который все свое образование получил на улице. В отличие от многих своих партнеров по бизнесу, он закончил среднюю школу. И более того: два года он посещал школу бизнеса при Нью‑Йоркском Университете. Голос его, как и методы ведения дел, был спокойным, культурным и «американским», вот почему его внешность была так же обманчива, как и внешность Джека Андолини. Люди, которые в первый раз слышали его чистое, без акцента, американское произношение, всегда изумлялись, как будто перед ними выступал искусный чревовещатель. Выглядел он как фермер, или трактирщик, или мелкий мафиози, который достиг успехов отнюдь не своими мозгами, а лишь потому, что в нужное время оказался в нужном месте. Умники предыдущего поколения назвали бы его «Усатым сейфом». Этот толстяк одевался всегда по‑крестьянски. В тот вечер на нем была простая белая хлопчатобумажная рубашка с расстегнутым воротом (под мышками расплывались пятна пота) и простые серые штаны из саржи. На босу ногу – коричневые мокасины, такие истоптанные, что они похожи скорей не на туфли, а на домашние шлепанцы. Икры его покрывало плетение багрово‑синих варикозных вен.
|
|
|
Чими и Клаудио, как завороженные, наблюдали за ним.
В прежние времена его называли Иль Роче – Скала. Кое‑кто из стариков называл его так до сих пор. В правом верхнем ящике стола, где другие бизнесмены хранят папки, ручки, скрепки и прочую канцелярию, Энрико Балазар держал три колоды карт. Однако он не играл в карты.
|
|
|
Он из них строил.
Сначала брал две первых карты, наклонял их друг к другу, и получалась фигура в форме буквы А, только без горизонтальной палочки. Рядом он ставил еще одну и клал сверху карту, делая крышу. Он ставил одно А за другим, ряд за рядом, этаж за этажом, и в конце концов на столе у него вырастал карточный домик. Если нагнуться и заглянуть в него сбоку, получится что‑то вроде пчелиного улья, но с ячейками треугольной формы. Чими уже не одну сотню раз видел, как эти домики падали (Клаудио тоже видел, но меньше, потому что был на тринадцать лет моложе Чими, который уже поговаривал о скором выходе на пенсию и собирался уехать со своей стервой‑женой на ферму, которую они приобрели в Нью‑Джерси, и там посвятить все свое время саду… и обширной программе, целью которой было пережить эту стерву, на которой он имел глупость жениться; но не тещу – он давно уже оставил надежду поесть fettucini на поминках Ла Монстры. Ла Монстра вечна. Но надежда на то, что он сумеет пережить свою стерву‑супружницу, все же была; отец его любил повторять одну фразу, если перевести ее на нормальный язык, то получится что‑то вроде: «Бог ссыт тебе на голову каждый день, но утонешь ты один раз», но Чими все‑таки верил, что Бог не такой уж и плохой парень, так что он не терял надежды пережить если не двух, то хотя бы одну) но чтобы Балазар из‑за этого психанул, он видел всего лишь раз. В большинстве случаев домики рушились случайно: кто‑то сильно хлопал дверью в соседней комнате или пьяный, споткнувшись, вписывался в ближайшую стену. Иной раз Чими видел, как сооружения мистера Балазара (которого он до сих пор называл «Папа Босс», как одного героя в комедии Честера Гаулда), возводившиеся не один час, падали оттого, что музыка в баре играла слишком громко. Иной раз эти воздушные конструкции рушились вообще безо всяких причин. А однажды – эту историю Чими пересказывал тысяч пять, наверное, раз, и всем (кроме него самого) она уже осточертела – Папа Босс взглянул на него поверх руин и изрек: «Вот видишь, Чими? Вот ответ всякой матери, проклинающей Бога за то, что ребенок ее погиб ни за что ни про что, любому отцу, которого выгнали с фабрики, лишив работы, любому ребенку, который рожден для боли и спрашивает: „За что?“ Наши жизни – как эти домики. Иногда они падают по какой‑то причине, иногда они падают безо всяких причин».
Карлочими Дретто считал, что это самое мудрое определение человеческой жизни, которое он когда‑либо слышал.
Но однажды Балазар действительно психанул, когда его домик упал. Случилось это лет двенадцать назад, а, может, и все четырнадцать. Какой‑то парень зашел к нему насчет выпивки. Парень, как говорится, без шика и без манер. Воняло от него так, как будто он мылся не чаще раза в год. Одним словом, ирландишка. И, разумеется, он пришел насчет выпивки. Для ирландцев всегда подавай чего выпить, а не чего покурить или, скажем, ширнуться. И этот ирландишка, он подумал, что сооружение на столе Папы Босса – это просто забава. «Загадай желание!» – заорал он дурным голосом после того, как Балазар терпеливо ему разъяснил, как джентльмен джентльмену, почему у них не получится вместе вести дела. И тогда этот ирландишка, один из этих парней с рыжими волосами и такой бледной мордой, как будто у них застарелый туберкулез или что‑нибудь в этом роде, один из этих, чьи имена начинаются на «О» с такой маленькой закорючкой между этим «О» и настоящим их именем, дунул на стол Папы Босса, как какой‑нибудь nino задувает свечи на пироге к дню рождения, и карты разлетелись прямо в лицо Балазару, и Балазар открыл левый верхний ящик стола, где другие бизнесмены хранят свои записные книжки и прочую канцелярию, вытащил свой 45‑ый и разрядил его в голову этому ирландишке, и при этом лицо Балазара не изменилось, а после того, как Чими и еще один парень по имени Трумен Александр, который года четыре назад умер от сердечного приступа, закопали ирландишку под каким‑то курятником где‑то под Седонвиллем, штат Коннектикут, Балазар сказал Чими:
– Человеку пристало возводить здания, дружок. А разрушать их пристало лишь Богу. Согласен?
– Да, мистер Балазар, – Чими был согласен.
Балазар удовлетворенно кивнул.
– Вы все сделали, как я сказал? Пристроили мальчика в таком месте, где на него будут гадить куры, и утки, и прочая живность?
– Да.
– Вот и славно, – невозмутимо проговорил Балазар и вынул новую колоду из правого верхнего ящика.
Для Балазара, Иль Роче, одного уровня было мало. Поверх крыши первого уровня, он строил второй, только уже чуть поуже, поверх второго – третий, поверх третьего – четвертый. И еще выше, но после четвертого ему приходилось вставать. И тебе больше не нужно было нагибаться, чтобы заглянуть внутрь, где ты видел уже не ряды треугольничков, а изумительный, хрупкий и невообразимо прекрасный чертог из алмазных граней. Если смотреть слишком долго, то голова начинала кружиться. Однажды в Кони Чими побывал в «Лабиринте Зеркал». Так ощущение было точно такое же. Больше он не ходил туда никогда.
Чими говорил (он был уверен, что никто ему не верит; да и до правды всем было как до фонаря), что однажды он видел, как Балазар выстроил уже не карточный домик, а карточную башню, которая, прежде чем рухнуть, поднялась на девять уровней. Чими и не подозревал, что всем, кому он об этом рассказывал, было в высшей степени наплевать, поскольку каждый считал своим долгом изобразить искреннее восхищение, ведь Чими был приближенным Папы Босса. Но они бы действительно восхитились, без дураков, если бы Чими нашел слова, чтобы описать эту башню, какая она была стройная и изящная, как она поднималась почти на три четверти высоты между столом и потолком – кружевная конструкция из дам и валетов, королей, и десяток, и тузов, красная с черным, сложенная из бумажных бриллиантов, стоящая как вызов миру, который вращается во вселенной, чьи законы и силы хаотичны и несообразны. Башня, которая восхищенному Чими представилась звенящим, точно хрусталь, отрицанием всех несправедливых парадоксов жизни.
Если бы только он знал, как это выразить, он бы сказал: Я видел это, и мне стало ясно, зачем зажигаются звезды.
10
Балазар знал, как все это будет.
Федералы прищучили Эдди – может быть, прежде всего, это он сам сглупил, послав Эдди. Быть может, ему изменили его инстинкты, но парень казался таким примерным, таким правильным. Его дядя, работая на которого Балазар начинал приобщаться к делу, как‑то сказал, что из всякого правила есть исключения, за исключением одного: «Никогда не доверяй наркоману». Балазар тогда промолчал – не пристало пятнадцатилетнему сопляку раскрывать рот, хотя бы только за тем, чтобы с готовностью согласиться, – но про себя подумал, что единственное верное правило, из которого нет исключений, это что существуют правила, для которых все это неверно.
Но если бы дядя Вероне сейчас был бы жив, подумал Балазар, он бы лишь рассмеялся и сказал так: послушай, Рико, я всегда знал, что ты слишком умен и иной раз – не в свою пользу. Ты знаешь правила, ты держишь рот на замке, когда старшие учат тебя уму‑разуму, но в глазах у тебя всегда такое высокомерие… Ты парень толковый и умный, и ты сам это знаешь. Слишком ты много знаешь. Но однажды твоя гордыня тебя погубит. А так и будет, помяни мое слово.
Он поставил еще две карты и накрыл их сверху.
Они взяли Эдди, промурыжили и отпустили.
Балазар забрал брата Эдди и все их общие запасы. Так что Эдди придет обязательно… и Балазар его ждал.
Он ждал Эдди к себе, потому что прошло всего два часа, а два часа – это неправильно.
Его допрашивали в аэропорту, а не на 43‑й улице, и это было неправильно тоже. Это значит, что Эдди сумел скинуть большую часть, а то и весь кокаин.
Или нет?
Он думал. Он предполагал.
Эдди вышел из аэропорта через два часа после того, как его сняли с самолета. Два часа. Слишком мало для того, чтобы выжать из него все, что нужно, и слишком долго, чтобы убедиться в том, что он чист, а экипаж поднял ложную тревогу.
Он думал. Он предполагал.
Братец Эдди – безмозглый, как зомби, но сам Эдди парень смышленый. И все еще крепкий. Он бы не раскололся за два часа… если бы только не его брат. Если бы что‑то случилось с братом.
И все же – как обошлось без 43‑й улицы? Как обошлось без таможенного фургона, который во всем как почтовый, за исключением решетки на окнах задней двери? Потому что Эдди действительно удалось что‑то сделать с товаром? Скинуть его? Заныкать?
Невозможно спрятать товар в самолете.
Невозможно избавиться от него.
Но невозможно и сбежать из некоторых тюрем, ограбить некоторые банки, отвертеться от некоторых приговоров. Но есть люди, которым это удается. Гарри Гудини выбирался из смирительных рубашек, из закрытых сундуков, из гребаных банковских сейфов. Но Эдди Дин – не Гудини.
Или нет?
Он мог бы отдать приказ, чтобы Генри убили у него в квартире или на улице, нет, все‑таки лучше – в квартире, чтобы копы решили, что два наркомана повздорили и, забыв о том, что они братья, поубивали друг друга. Но в этом случае многие вопросы остались бы без ответа.
Он получит ответы. Продумает, что ему делать в дальнейшем, или просто удовлетворит свое любопытство, в зависимости от того, какие это будут ответы, а потом прикончит обоих.
Несколько разъяснений. Двумя наркоманами меньше. Кое‑какая выгода и никаких потерь.
В соседней комнате игра продолжалась.
– О'кей, Генри, – как раз говорил Джордж Бионди. – Будь внимательнее, вопрос с подковыркой. Раздел «География». Вопрос: «Единственный континент, где водятся кенгуру.»
Пауза.
– Джонни Кэш, – сказал Генри, и снова раздался взрыв громового хохота.
Задрожали стены.
Чими напрягся, опасаясь, что карточный домик Балазара (который вырастет в башню, если того пожелает Бог или слепые силы, что правят вселенной от Его имени) сейчас рухнет.
По картам прошла легкая дрожь. Если хотя бы одна упадет, то обрушится все.
Ни одна не упала.
Балазар поднял глаза и улыбнулся Чими.
– Piasan, – сказал он по‑итальянски. – Il Dio est впоп, il Dio est malo; temps est poco‑poco; tu est une зтбоде peeparollo.[FIXME] (Дружок, Господь бывает плохим и хорошим, времени мало‑мало, а ты законченный идиот.)
Чими улыбнулся.
– Si, senor, – сказал он. – Io grande peeparollo. Йп va fanculo por tu.[FIXME] (Да, сеньор. Я законченный идиот. Я для вас расшибусь в лепешку.)
– None va fanculo, catzarro. Eddie Dean va fanculo. – Балазар улыбнулся и принялся за второй этаж своей карточной башни.
11
Когда фургончик уже парковался у заведения Балазара, Кол Винсент случайно взглянул на Эдди и увидел нечто невероятное. Он попытался что‑то выдавить из себя, но не смог. Язык прилип к небу, и как Кол ни старался, он сумел выдать только сдавленное похрюкивание.
Он увидел, как глаза Эдди меняют цвет: были карими, и вдруг стали голубыми.
12
На этот раз Роланд не принимал сознательного решения выйти вперед. Он просто бездумно рванулся вперед – независимо от воли, автоматически, точно так же, как он бы вскочил со стула и вытащил револьверы, если бы кто‑то ворвался к нему в комнату.
Башня! – в исступлении думал он.– Это же Башня! Бог мой, Башня в небе! Я ее вижу! В небе, омытая струями алого пламени! Катберт! Ален! Десмонд! Я ее вижу! Башню! Башн…
Но в этот момент он почувствовал усилие Эдди – тот не сопротивлялся ему, а отчаянно пытался что‑то ему объяснить.
Стрелок отступил и стал слушать – слушать так же отчаянно. А на морском берегу, в необозримой дали, в ином времени и пространстве, его лишенное разума тело дрожало и извивалось, как тело спящего человека, которому видится сон, в котором он поднимается до запредельных вершин наслаждения или падает в бездну ужаса.
13
Вывеска! – мысленно кричал Эдди, крик этот гремел у него в голове… и в голове другого.
Это же вывеска, простая неоновая вывеска. Не знаю я, о какой башне думаешь ты, но это обычный бар, заведение Балазара. Называется «Падающая башня», как бы в честь той, что в Пизе! Это просто рисунок, изображающий эту чертову Башню в Пизе, которая падает! Прекрати психовать! Успокойся! Иначе нас с тобой шлепнут раньше, чем мы до них доберемся!
Пиза? – с сомнением переспросил стрелок и поглядел еще раз.
Вывеска. Да, теперь он увидел: это не Башня, а вывеска у трактира. Изображена на ней башня, клонящаяся на сторону и светящаяся зубчатыми завитками. Настоящее чудо, но не более того. Теперь он разглядел, что вывеска составлена из толстых прозрачных трубок, которые как‑то умудрились наполнить красными болотными огоньками. Кое‑где огоньков было меньше: в этих местах пламя мерцало и тихонько жужжало.
Теперь под башнею он различил буквы из таких же изогнутых трубок: в большинстве своем – буквы Высокого Слога. «БАШНЯ» прочитал Роланд и, да, «ПАДАЮЩАЯ». «ПАДАЮЩАЯ БАШНЯ». Впереди еще было короткое слово из трех букв: первая Т, последняя Е, а ту букву, что в середине он первый раз видел.
Это что? – спросил он у Эдди.
THE. Артикль.
Артикль?
Ладно, не важно. Теперь ты видишь, что это вывеска? Вот что действительно важно – чтобы ты понял!
Я вижу, – ответил стрелок, но про себя он подумал, действительно ли Узник верит в то, что говорит, или просто не хочет усложнять ситуацию, к каковому усложнению могла бы сейчас привести эта башня, изображенная струями красных огней. Может быть, Эдди и вправду думает, что всякая вывеска, всякий знак – вещь пустая и незначительная?
Тогда остынь! Ты меня слышишь? Не заводись!
Будь крутым? – спросил Роланд, и оба почувствовали, как он улыбнулся легонько в сознании у Эдди.
Правильно, будь крутым. Я сам тут со всем разберусь. Предоставь это мне.
Да. Хорошо.
Пусть пока разбирается Эдди.
Но только – пока.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!