Глава 5. Работа, карьера и призвание



 

Нa следующий день мы встретились снова.

— Вчера, говоря о значении трудностей, вы отметили, что время от времени полезно бывает отойти и взглянуть на всю картину в целом, — начал я. — Мы определили основные источники неудовлетворенности работой — рутина, скука, недостаток самостоятельности, маленькая зарплата. И, как мы выяснили, удовлетворение нам приносит общение с другими людьми или преодоление трудностей. Какой фактор, по-вашему, является наиболее важным? Что является главным источником удовлетворенности?

Далай-Лама молчал. На его лице появилось выражение глубокой сосредоточенности. Видно было, что он серьезно обдумывал мой вопрос. Наконец он собрался с мыслями и ответил:

— Главная наша цель — получить удовлетворение от работы, не так ли? Поэтому самым важным источником удовлетворения является наше отношение к ней… Да, именно так… Отношение к работе важнее всего. — Он снова умолк. — Отношение к работе, а также осознание себя, понимание себя, — добавил он, — вот ключевые факторы. Разумеется, играют роль и другие обстоятельства — эмоциональное состояние, то, насколько человек склонен к ревности, жадности, злобе. Если он доволен собой, не жаден, не завистлив, работа будет доставлять ему большое удовольствие. А более амбициозный коллега решит, что такая работа недостойна и унизительна для него. Амбициозному и завистливому человеку работа удовлетворения не принесет. Так что черты характера тоже имеют значение.

***

Многочисленные научные исследования подтверждают слова Далай-Ламы. Одно из самых полных и обширных подобных исследований было проведено в 1997 году преподавателем Нью-йоркского университета доктором Эйми Вржесневски и ее коллегами. Ученые пришли к выводу, что работников можно разделить на три группы. Первая воспринимает работу исключительно как средство добывания денег. Работа сама по себе их не очень интересует, не приносит им удовольствия. Для них важнее всего деньги, и, как только появляется возможность перейти на более высокооплачиваемую должность, они уходят с прежнего места.

Люди второй группы видят в работе возможность сделать карьеру. Их главная цель — занять как можно более высокое положение. Их привлекают не деньги, а социальный статус, престиж и власть. Эти люди работают с большим энтузиазмом, но, как только карьерный рост прекращается, они теряют к прежней работе интерес и начинают искать новую.

Наконец, представители третьей категории видят в работе призвание. Они работают ради удовольствия. Работа является частью их жизни. Они любят свою работу и не бросили бы ее, даже если бы им перестали платить. В работе они видят высший смысл, высшую цель и считают, что трудятся на благо других людей, на благо всего человечества. Нетрудно предположить, что именно эта категория людей получает наибольшее удовлетворение от работы и от жизни в целом.

Подводя итоги своего исследования, ученые делают вывод: «Удовлетворение гораздо больше зависит от нашего отношения к работе, чем от уровня дохода или престижности». Чтобы убедиться в этом, не обязательно читать труды социологов и психологов или изучать биографии выпускников Гарварда, имеющих диплом по деловому администрированию. Достаточно посмотреть на себя и на своих друзей и знакомых, чтобы понять, какую важную роль играет наше отношение к работе.

Разумеется, это отношение определяется множеством внутренних и внешних факторов. Большую роль играют детские впечатления, воспитание, культура. Как и многие в нашем обществе, мой отец считал, что должен объяснить своим детям: они обретут счастье лишь в том случае, если будут добродетельны и научатся тяжко трудиться. Но реальная жизнь шла вразрез с его словами. Каждый вечер он возвращался домой усталый, неразговорчивый. Это порождало сомнение в наших юных душах — чем же он занимается на работе? Судя по его виду, можно было предположить, что он с девяти до пяти сидит в стоматологическом кабинете и пломбирует каналы пациентам.

Разумеется, это не пробуждало во мне стремлении поскорее начать собственную трудовую жизнь. И впечатления от первого рабочего дня только подтвердили мои опасения. Моим первым трудовым опытом стала работа на заводе, выпускавшем консервированный сок. Я был тогда еще подростком и стоял в конце конвейера, принимая коробки с соком и выставляя их на железную тележку. Обучение этому «интересному» делу заняло у меня примерно одиннадцать секунд. К концу первого часа мною овладели скука и утомление. Я уже ненавидел этот бесконечный поток коробок, поступающих с конвейерной ленты. Каждую коробку я воспринимал как личное оскорбление. Первые пять минут я развлекался тем, что вспоминал эпизод из фильма «Я люблю Люси», где героиня работает на конвейере и укладывает шоколадные конфеты в коробки. Но я быстро понял, что на моем заводе нет места веселым шуткам. Мой юмор ни в ком не находил отклика. Я решил, что помещение, наверное, оборудовано специальным фильтром, отсеивающим все молекулы радости. Напарник, стоявший по другую сторону конвейера, своей неожиданной репликой подтвердил мое предположение. На протяжении часа он молчал и вдруг сказал: «Да, работа еще та…» Я так и не узнал, как звали этого философа. И что самое плохое, он как будто намеренно замедлял темп работы. Он работал так медленно, что мне приходилось ворочать большую часть поступающих коробок. Это меня бесило. Но следует отдать ему должное — медленно двигался не только он, медленно здесь двигалось само время. Законы физики как будто не действовали внутри этого здания. Каждая минута казалась часом. Я беспомощно глядел на часы, думая, что не доживу до конца рабочего дня.

Но второй день преподнес мне урок, из которого я понял, как много значит наше отношение к работе. На место моего молчаливого напарника пришел Карл, мужчина постарше, энергичный и полный энтузиазма. Я мог только восхищаться его стилем работы. Он буквально наслаждался своими движениями, умело, ритмично и точно передвигая коробки. Он был похож на разминающегося атлета, и наблюдать за ним было сплошное удовольствие. Но его увлекало не только тасование коробок. Он с удовольствием перекидывался шуточками с другими рабочими. Каждого из них он знал по имени, знал, чем тот живет и дышит. Карл вовлек в общую беседу и меня, так что рабочий день пролетел для нас незаметно. Мой новый напарник был человеком, который искренне любил людей, и люди отвечали ему взаимностью. Кроме того, он всегда старался понять, какой цели служит дело, частью которого он является. Так, например, выполняя эту работу, он в какой-то момент разведал, сколько банок с соком производит завод каждый день, в какие штаты или страны поставляет продукцию. Ему нравилось представлять тех, кто будет пить этот сок, и он часто обращался к нам с шутливыми предупреждениями, вроде: «Поосторожней с этой коробкой, парень, — сок предназначен для яхты Ее Величества. Там его смешают с водкой и подадут коктейли скучающим дипломатам» или «Не урони эту коробку, сок поедет прямой дорогой в Небраску, где его будут сосать через трубочку малыши, страдающие коликами». Я вспомнил про Карла только сейчас, тридцать лет спустя, и теперь понимаю, что он — классический пример того, как можно превратить рутинную работу в призвание.

***

Продолжая разговор, Далай-Лама привел следующий пример:

— Кстати, об отношении к работе. Могу рассказать о том, что я наблюдал в нашей буддистской среде. К нам в монастырь приходят молодые монахи и начинают учиться. Поначалу они не понимают всей глубины изучаемых текстов. Им приходится рано вставать и поздно ложиться, много учиться и выполнять разную рутинную работу. И вот в какой-то момент молодой монах чувствует, что ему все надоело, теряет энтузиазм, с неохотой выполняет свои обязанности. Но выбора у него нет. Постепенно он начинает понимать и ценить тексты, которые изучает. Он начинает видеть глубинный смысл и цель своей работы и меняет отношение к ней. Теперь он не просто выполняет все, что ему поручено, но работает с энтузиазмом, не выказывая признаков скуки или усталости. И хотя он тратит на работу ровно столько же времени, что и раньше, новое отношение коренным образом все меняет. Поэтому я считаю: не важно, какой работой занимается человек, важно его отношение к ней.

— Ну что же, теперь, когда мы поняли, насколько важно для нас отношение к работе, давайте поговорим об этом подробнее, — предложил я. Далай-Лама кивнул в знак согласия.

— Напомню, что на Западе, согласно исследованиям, люди условно делятся на три категории: те, кто работает ради денег, — для них важнее всего зарплата; те, кто работает ради карьеры, — их больше всего интересует продвижение по службе, и те, кто видит в своей работе призвание, — продолжал я. — Эти люди считают, что служат высшей цели, которая придает смысл всей их деятельности, они работают на благо людей и общества. Таковы три главных типа отношения к работе. К каждой группе принадлежит примерно треть общего количества людей. Исследования показали, что люди, для которых работа — их призвание, получают большее удовлетворение, чем те, кто работает из-за денег или карьеры. Все это подтверждает ваши слова о важности отношения к работе.

— Да, в этом есть смысл, — кивнул Далай-Лама. — Я бы сказал, что у человека больше шансов остаться неудовлетворенным, когда он работает только из-за денег или ради карьеры. Конечно, все зависит от мотивации, но если человек думает исключительно о продвижении, званиях, новых назначениях, то неизбежно испытает разочарование, неприятное чувство соперничества, ревности, зависти к более удачливым коллегам и не получит удовлетворения от работы. Скорее, он просто наживет себе врагов. Если же относиться к работе как к призванию, ситуация коренным образом меняется. Работа по призванию имеет и другие преимущества. Помнишь, мы говорили о скуке? Ты спросил меня, как я борюсь со скукой. Я ответил, хотя не был уверен, что мой совет кому-нибудь пригодится. Мой следующий совет, я думаю, будет полезен многим. Работа по призванию не утомляет мозг, не вызывает скуку, придает нашей деятельности высшую цель и смысл. Мы не теряем энтузиазма и интереса к такой работе, даже если нас не повысят в должности и не прибавят жалованье.

***

Работа только ради денег редко приносит удовлетворение. Но Далай-Лама был прав, утверждая, что работа, ориентированная на карьеру, тоже приносит не счастье, а разочарование. История Дианы, которая слишком много значения придавала карьере и деньгам, служит печальным тому примером.

Диана — юрист, талантливый прокурор. Несмотря на то что она умеет хорошо говорить и убеждать судей своими блестящими речами, она не смогла ответить на вопрос, почему ее выбор пал именно на эту профессию. Может быть, ей мешала внутренняя раздвоенность: с одной стороны, она видела в ней средство достичь денег и положения в обществе. А с другой — она помнила о своей благородной цели: защитить сограждан от преступников, от тех хищников, которые отнимают у людей жизнь и подрывают устои общества. К сожалению, одна сторона ее натуры постепенно заслонила другую и личные амбиции взяли верх над стремлением служить обществу.

Она начала успешную карьеру, работая в Генеральной прокуратуре. Выигрывая одно дело за другим, она быстро поднималась по служебной лестнице. Но ближе к сорока годам Диана не смогла удержаться от соблазна больших денег, которые делали ее занимающиеся частной практикой коллеги, и перешла в адвокатуру. Тут она поняла, что в ее возрасте уже трудно начинать карьеру заново: она слишком долго занималась уголовными делами. Она занялась частной практикой, но так и не смогла заработать денег и достичь того положения, о котором мечтала.

Конечно, от этого ее страсть к деньгам и к славе не уменьшилась. Наоборот, с годами она росла все больше и больше, подогреваемая завистью к коллегам, об успехах которых она узнавала из газет и профессиональных изданий. Каждая чужая награда, каждый гонорар и повышение, полученные собратьями по профессии, были для нее ударом. В таких случаях Диана до копейки подсчитывала, сколько денег получил тот или иной удачливый адвокат. В результате в ее душе стали накапливаться горечь и разочарование, которые отрицательно сказывались на отношениях с друзьями и близкими людьми. Упрямое желание Дианы добиться денег и славы частной практикой выглядит особенно печально на фоне ее прекрасных способностей и прежних успехов в должности прокурора. Ей неоднократно предлагали вернуться в прокуратуру на достаточно высокую должность, но она такие предложения неизменно отклоняла. Снедаемая завистью к коллегам-адвокатам, Диана, решив во что бы то ни стало превзойти их, обрекла себя на горькое существование.

Комментируя поступки Дианы и ее хроническую неудовлетворенность, один из ее бывших коллег по работе заметил: «Как обидно! Ведь Диана прекрасно справлялась с обязанностями прокурора, у нее были все данные для этого. Я знаю массу юристов, которые завидуют ее талантам. Но ей всегда чего-то не хватает, она все время стремится к чему-то еще. Она настолько замечательный профессионал, что ее жалобы на неудавшуюся карьеру напоминают мне жалобы королевы красоты на единственный прыщик, в то время как рядом стоит подруга, у которой все лицо в угрях».

***

— Что вы можете посоветовать обычному человеку, который хочет изменить свое отношение к работе и увидеть в ней призвание? Другими словами, как мы можем превратить свое отношение к работе как карьере в отношение к работе как призванию? Какие способы вы могли бы предложить? — спросил я Далай-Ламу. Далай-Лама задумался.

— Не знаю, что и сказать… Но возьмем, к примеру, воображаемого фермера. Как он может, выполняя свою работу, увидеть в ней призвание? Возможно, постараться осознать высшую цель своего труда и поразмыслить над ней. Вспомнить о том, что он сохраняет природу, возрождает жизнь. Возьмем другой пример — рабочего на фабрике. Очевидно, ему следует подумать о той пользе, которую в конечном счете принесет готовое изделие. Может, кому-то непросто будет сделать это, но, по крайней мере, стоит попробовать. Я думаю, что люди некоторых профессий — социальные и медицинские работники, учителя — по определению должны считать свою работу призванием.

— Интересно, — заметил я, — значит, по-вашему, отношение к работе зависит от характера самой работы. В некоторых случаях, например, когда речь идет о неквалифицированном труде, черной работе, люди явно работают из-за денег, тогда как социальный работник, медсестра или врач видят в своей работе призвание. Но оказывается, дело обстоит не совсем так. Исследования показали, что отношение к работе не связано с характером самой работы." Так, исследователи опросили группу университетских администраторов, людей с одинаковым уровнем образования, занимавшихся примерно одним и тем же в одинаковых условиях. Тем не менее треть из них по-прежнему считала, что работает из-за денег, треть — из-за карьеры, и еще треть считала свою работу призванием. Такое же разделение наблюдается и среди медсестер, врачей и социальных работников. Среди них есть и карьеристы, и люди, работающие из-за денег. Таким образом, отношение к работе зависит скорее от характера и взглядов самого человека.

— Да, пожалуй, это правда, — согласился Далай-Лама. — Например, те, кто поступает в ученики к буддийским монахам, имеют высшую цель — освобождение. Но не все эту цель сознают. Может быть, в этом виновата окружающая среда. Может быть, рядом с ними нет никого, кто дал бы им хороший совет, помог бы взглянуть на жизнь другими глазами и увидеть перспективу. Поэтому если социальных работников правильно обучать и воспитывать у них с самого начала нужную мотивацию, они чаще будут видеть призвание в своей работе.

— Человек, занятый в социальной сфере, чаще других работает по призванию, поскольку своим трудом напрямую помогает людям и обществу. А что, если человек преследует в работе единственную цель — достичь совершенства, не заботясь о пользе, которую принесет обществу или другим людям? Человек работает просто потому, что хочет как можно лучше сделать порученное ему дело. Такие люди пытаются на рабочем месте максимально реализовать свой потенциал. Удовлетворение они получают от того, что хорошо выполняют работу. Можно ли назвать это «высшей целью» и считать, что человек работает по призванию?

— Да, я думаю, что это можно назвать призванием, — с некоторым сомнением в голосе ответил Далай-Лама. — Лично я думаю, что лучше всего, когда высшая цель работы связана с помощью другим людям. Но люди бывают разные, у них разные взгляды и точки зрения. Поэтому я не исключаю, что для некоторых людей цель состоит в стремлении к достижению совершенства, к применению в работе творческого подхода. Для них творчество и качественное выполнение работы сами по себе интересны. Таким образом, они превращают обычную работу ради денег в призвание. Однако при этом очень важна правильная мотивация — человеком не должны двигать чувство соперничества или зависти. Это главное.

Например, и раньше, и сейчас есть, я уверен, многие ученые, которые занимаются исследованиями из научного любопытства, из интереса к науке. Я думаю, что эти люди действительно видят в своей работе призвание. И в конечном счете оказывается, что такие ученые своими открытиями принесли пользу людям, хотя совсем не думали об этом.

— Да, это хороший пример, — сказал я.

— Конечно, здесь есть свои опасности, — заметил Далай-Лама. — Например, были ученые, которые занимались разработкой оружия массового уничтожения. Особенно у вас, в Америке! — Тут он засмеялся. — Наверное, они тоже считали свою работу призванием, думали, что помогают защитить родину и народ от врага. А потом некоторые лидеры вроде Гитлера использовали их открытия во вред человечеству.

— Есть ряд профессий, где легче найти себе работу по призванию, — сказал я. — Это социальная сфера, медицина, преподавание, религия и т. д. Но у миллионов людей нет возможности или желании быть учеными, учителями, врачами. Их работа не приносит видимой пользы людям, им трудно увидеть в ней призвание. Например, есть ряд профессий, представители которых занимаются главным образом деланием денег — работники банков, биржевые брокеры и т. д. — или нацелены исключительно на карьеру — менеджеры крупных корпораций, юристы и т. п.

— Да, согласен, — ответил Далай-Лама. — Но, как я уже говорил, люди очень разные, и отношение их к работе тоже весьма различается. Можно в любой работе увидеть призвание и высший смысл и получать от нее удовольствие. Человек может заниматься скучным делом ради того, чтобы содержать свою семью, детей или пожилых родителей. Тогда помощь близким с его точки зрения и будет высшей целью. Если такой человек заскучает или потеряет интерес к работе, можно посоветовать ему подумать о семье, представить наглядно каждого члена семьи и те блага, которые он приносит им своей работой. Я думаю, это должно придать кормильцу семьи новые силы. Но если, как мы уже говорили, человек смотрит на работу только с точки зрения зарабатываемых денег, я думаю, такая работа ему быстро надоест.

— Есть миллионы людей, которым не нужно заботиться о содержании семьи, — заметил я.

— Какую цель вы можете им предложить, чтобы сделать их работу осмысленной?

— Это нетрудно, — без колебаний ответил Далай-Лама. — Есть множество способов отыскать такую цель.

— Не могли бы вы привести примеры?

Далай-Лама указал на магнитофон, стоящий на столике перед нами:

— Посмотрите на это устройство. Я думаю, по крайней мере тысяча человек приложили руку к его изготовлению. А теперь с его помощью мы работаем над книгой, которая когда-нибудь принесет пользу многим людям. Точно так же тысячи людей участвуют в приготовлении пищи, которую мы едим, одежды, которую мы носим. Рабочий на поточной линии может не видеть непосредственного результата своего труда, но стоит ему немного поразмыслить, и он поймет, какую пользу принесет людям продукт, в изготовлении которого он участвует, и начнет гордиться своей работой, почувствует удовлетворение. Рабочие всего мира приносят счастье людям, хоти многие из них этого не сознают. Допустим, вы работаете на большую компанию и ваша работа на первый взгляд незначительна и не влияет непосредственно на результаты деятельности компании. Но если копнуть поглубже, то оказывается, что своей работой вы косвенно влияете на жизнь других людей, которых, быть может, так никогда и не увидите. Таким образом, вы вносите свой маленький вклад в общее дело.

Некоторые люди, выполняя указания правительства, считают, что работают на благо своей страны, и видят в этом высшую цель. Например, в 1950-х годах многие китайцы, в том числе китайские солдаты, искренне верили, что работают на благо своих соотечественников, на благо коммунистической партии, главная цель которой — забота о людях. Они знали, за что сражаются, и готовы были отдать за это жизнь. Они не заботились о личной выгоде. Точно так же среди монахов есть те, кто предпочитает жить отшельниками в горах, питаться скудной пищей и терпеть различные трудности, хотя в монастыре условия жизни гораздо более комфортны. Но поскольку они преследуют высокую цель — достичь освобождения, чтобы лучше служить людям, им необходимо преодолевать как можно больше трудностей. Я думаю, что эти люди получают от своей отшельнической жизни духовное удовлетворение.

Далай-Лама, потягивая чай, продолжал размышлять:

— Всегда можно найти для себя высшую цель. Конечно, некоторые богатые люди не нуждаются в работе ради заработка. Их состояние дает им определенную свободу и привилегии. Но и те, кому приходится зарабатывать себе на жизнь, не должны забывать, что живут в обществе. Работа делает их полноценными гражданами. Работая, они вносят свой вклад в общее благосостояние. Может быть, именно это поможет им увидеть в своей деятельности высшую цель, а не только зарабатывание денег. А может быть, они поймут, что работают по призванию. На всякий случай спросите себя: а какова моя альтернатива? Просто шататься без дела? От этого у человека развиваются дурные привычки — пристрастие к наркотикам, к алкоголю. Он может попасть в дурную компанию, стать преступником. И тогда вместо того, чтобы приносить пользу обществу, он начнет подрывать его основы. Такие простые рассуждения помогают понять, в чем высший смысл нашей деятельности.

Далай-Лама сделал паузу и снова засмеялся:

— Все, о чем я здесь говорю, рассчитано скорее на американского читателя. Захотят ли мои соотечественники-тибетцы прислушаться к моим советам — это большой вопрос. Они ведь не всегда меня слушают!

— Может быть, мы сможем найти переводчика и перевести эту книгу на тибетский язык,

— пошутил я.

***

Итак, каждый из нас получит больше удовлетворения от работы, если станет относиться к ней как к призванию. Слава Богу, для этого не нужно срочно бросать работу грузчика или брокера и присоединяться к Корпусу мира. Приложив определенные усилия, можно в любой деятельности увидеть высшую цель. Уже упоминавшаяся нами психолог Эйми Вржесневски в одной из своих работ пишет: «Недавние исследования показали, что люди, занимающиеся тяжелым физическим трудом, могут получить большее удовлетворение от своей деятельности, если изменят подход к работе и будут относиться к ней творчески». Есть много способов, с помощью которых можно изменить отношение к работе. Например, одна женщина, работающая клерком в крупной корпорации, рассказала о себе следующее: «Каждый день я выбираю среди коллег человека, который выглядит так, как будто у него сегодня «бутербродный день», и стараюсь всячески ободрить его: сказать теплое слово, спросить, чем я могу помочь, иногда просто улыбнуться и похлопать по плечу. Конечно, не всегда от этих усилий бывает польза — иногда они помогают, иногда нет. Но главное — мои попытки приятны мне самой. Они не требуют большого труда, но зато, поверьте мне, дают ощущение, что день прожит не зря, и заставляют с нетерпением ждать следующего дня». «Что значит "бутербродный день"»? — спросил я ее. «Ну, когда человек встает не с той ноги и все у него не ладится с самого утра и до обеда, когда он роняет свой бутерброд на пол маслом вниз. Это я в шутку и называю "бутербродным днем"».

Естественно, выработать новый взгляд на свою работу бывает нелегко. Конечный результат наших усилий виден не сразу. Поэтому иногда имеет смысл начать с малого, подумать, какую пользу мы приносим тем, кто рядом с нами, и вспоминать об этом в те минуты, когда нам бывает скучно, когда работа перестает приносить удовольствие. Одна моя знакомая, старший редактор в крупном издательстве, сама, без помощи психологов и специалистов вроде доктора Вржесневски, додумалась до того, как изменить отношение к работе. Она успешно пользовалась своим методом в течение многих лет. На ее примере мы видим, как можно превратить работу в призвание.

«Я часто испытывала отвращение к работе, — говорит она. — Каждое задание тяжким бременем ложилось на мою душу, вопросы казались оскорбительными, любое заседание тянулось нестерпимо долго. В такие моменты я желала быть где угодно, только не на работе. Уж лучше, думала я, застрять на восемь часов в душном метро глубоко под землей. Если я вижу в работе лишь средство сделать карьеру и заработать деньги — такое настроение будет естественным следствием моего отношения. Я пришла к выводу: хочешь быть счастливым — не полагайся на внешние стимулы, они непременно подведут. Если работа не может сделать меня счастливее, мне следует самой предпринять какие-то шаги. И вот всякий раз, когда на меня находят скука и отвращение к работе, я не пытаюсь убеждать себя: «В конечном счете я приношу пользу людям». Обычно это помогает весьма слабо. Мне нужно начать с малого, побороть раздражение, которое я испытываю, когда коллега пристает ко мне с одним и тем же вопросом. Я стараюсь не забывать, что этот человек работает вместе со мной, и то, что он делает, не менее, а может быть, и более важно, чем то, чем занимаюсь я.

И вот я получаю удовлетворение от того, что в процессе работы развеяла чьи-то сомнения, помогла коллеге. После этого я берусь за текущие дела, например, пишу для отдела маркетинга рекламную рецензию на новую книгу. Потом я представляю себе, какое впечатление эта книга произведет на людей, ее читающих, какое удовольствие они получат, как кто-то подарит ее любимому, принесет другу в больницу или пошлет в подарок отцу. Затем я начинаю представлять себе тысячи экземпляров этой книги на прилавках магазинов по всему земному шару, людей, которые заходят туда, покупают эту книгу, читают ее, получают удовольствие, дают ее почитать еще кому-нибудь и так далее. Но, как правило, моей фантазии хватает ненадолго. Приходится постоянно себя подогревать, напрягать воображение. Как только я снова начинаю чувствовать раздражительность — это знак того, что пора включать фантазию, что я и делаю снова и снова, пока в один прекрасный день фантазия не начинает работать сама и, редактируя очередную книгу, я ощущаю вдруг неизвестно откуда нахлынувшую на меня невыразимую радость».

 

Глава 6. Самопознание

 

У Далай-Ламы на этой неделе был настолько насыщенный график, что мы встретились лишь спустя несколько дней. Я с большим интересом вернулся к нашей беседе:

— В прошлый раз мы говорили о том, какую важную роль играет отношение к работе, и обсудили, как можно изменить это отношение и превратить нелюбимую работу в призвание. Но вы упомянули еще один существенный фактор — знание самого себя, правильная самооценка.

— Совершенно верно, — радостно сказал Далай-Лама.

В отличие от остальных встреч, эта беседа проходила утром. Сам я по характеру вовсе не жаворонок, но мне нравилось беседовать с Далай-Ламой именно по утрам, поскольку в эти часы он был в особенно хорошем настроении, бодр, свеж и внимателен. Так было и на этот раз: Далай-Лама не меньше моего желал продолжить разговор.

— Не могли бы вы поподробнее рассказать, как самопознание может помочь нам в нашей работе?

— Конечно. Я думаю, осознание своих способностей очень важная вещь, — начал Далай-Лама. — Например, человек имеет высокую квалификацию и плохую работу. Тогда у него есть все основания, чтобы попытаться ее сменить. Это закономерно. Если он может идти вперед, то не должен останавливаться на достигнутом. Другой случай: человек тоже недоволен работой, но его способности и квалификация не позволяют рассчитывать на лучшее. У него завышенная самооценка, он плохо знает самого себя. Вместо того чтобы изменить отношение к работе, понять, что она соответствует его способностям, он начинает обвинять других, требовать для себя другую должность, и работа из источника счастья превращается в источник постоянного недовольства.

— Интересно, что вы заговорили о правильной самооценке, — ответил я. — Дело в том, что исследователи, изучавшие вопрос, почему одни люди довольны работой, а другие — нет, пришли к выводу, что понимание своих возможностей играет очень важную роль. И не могли бы вы немного рассказать о самосознании и понимании себя. Наверное, оно не сводится к утверждениям вроде «эта работа мне по силам»? Что же это такое? Далай-Лама задумался, а потом сказал:

— Есть несколько уровней самосознания и понимания себя. Буддийская психология придает большое значение осознанию себя в окружающей реальности. Для нас это важно, поскольку мы считаем, что существует тесная связь между тем, как мы видим себя, и тем, как мы относимся к окружающим людям и к миру. Понятно, что наше восприятие влияет на то, как мы ведем себя в той или иной ситуации. На элементарном уровне у человека есть врожденное ощущение своей личности, чувство собственного «я», которое составляет нашу основу, нечто, отличающее нас от остальных людей. Но возникает вопрос: это ощущение себя, это «я», к которому мы так привязаны, действительно существует? Какова его природа и в чем его основа? Это ключевые вопросы буддийской философии, поскольку, с нашей точки зрения, верование в уникальное, плотное, неизменное «я» является основой всех духовных и эмоциональных конфликтов, тех деструктивных состояний, которые мешают нашему счастью. Пытаясь при помощи логики и анализа понять истинную природу нашего «я», мы видим, что между кажущимся и истинным бытием существует определенный разрыв — разрыв между видимостью и реальностью. Это углубление в истинную природу нашего «я», природу реальности, и является предметом теории и практики буддийской философии. Оно связано с тем, что на языке буддизма называется пустотой, или отсутствием «я». Конечно, мы говорим о другом роде самоосознания, о самопознании в традиционном смысле, а не о понимании истинной природы нашего «я».

— Представим себе, что человек хочет лучше себя узнать. С чего ему стоит начать? — спросил я.

— Если человек хочет узнать, подходит ли ему та или иная работа, — ответил Далай-Лама, — то, наверное, стоит выполнить соответствующие тесты, которые покажут, насколько он способен ее выполнять. Тогда человек сможет выяснить, какими способностями и профессиональными навыками он обладает.

Но если речь идет о более глубоком познании себя, то здесь важно уметь оценить себя, свои способности и качества с точки зрения реальности. На мгновение я задумался над его словами. Меня в очередной раз поразило, насколько взгляды Далай-Ламы близки к открытиям западной науки.

— То, о чем вы говорите, напоминает мне новейшие открытия наших психологов, исследующих состояние счастья, — заметил я. — В частности, один из них, Мартин Зелигман, пишет, что для того, чтобы лучше понять себя, нужно определить свои ключевые достоинства, которые у каждого человека разные. Мартин Зелигман и его коллеги разработали специальный тест. Ответив на его вопросы, человек сможет определить свои ключевые достоинства. Тест довольно подробный. Ученые выделили шесть основных категорий добродетели: Мудрость, Мужество, Любовь и т. д. Затем внутри категорий они выделили отдельные достоинства — всего их двадцать четыре. Например, категория Мужества включает в себя храбрость, упорство и надежность. Ученые считают, что человек может получать большее удовлетворение от работы, если определит свои ключевые достоинства и начнет сознательно применять их на практике — по возможности каждый, день. Авторы теста рекомендуют подбирать себе такую работу, которая позволит реализовать наши ключевые достоинства. Если такого занятия не нашлось, постарайтесь перестроить соответствующим образом свою нынешнюю работу.

Мы выяснили, что человек чувствует себя счастливее, если работает по призванию. Для этого необходимо изменить отношение к работе, увидеть в ней высшую цель. Зелигман считает, что есть еще один способ превратить работу в призвание — использовать наши ключевые достоинства. В каком-то смысле здесь есть сходство с идеей самопознания, о которой вы говорите. По крайней мере, на общем уровне.

Мне кажется, что вы сами — хороший пример того, как можно найти применение своим достоинствам. Когда-то мы обсуждали, насколько успешно вы справляетесь с обязанностями лидера тибетского народа. Вы говорили о том, что ваш стиль руководства не похож на стиль предыдущего, тринадцатого Далай-Ламы, который был человеком строгим и суровым. Может быть, ваш мягкий стиль лучше отвечает потребностям тибетского народа в нынешних условиях? Вы упоминали некоторые свои черты — простой стиль общения, прямоту. Вы знаете свои достоинства и умеете реализовать их на практике, хотя, помимо руководства, у вас есть множество других обязанностей. То есть, как учит Зелигман, вы знаете свои ключевые достоинства и умеете правильно их приме нить. Я прав?

— Не знаю, можно ли назвать достоинствами простоту и прямоту — скорее, это просто черты характера. Но, как я понял из твоих слов, при правильном применении черты характера превращаются в достоинства?

— Да, можно сказать и так, — согласился я.

— Для меня достоинствами являются честность правдивость, смирение и т. д. Я не уверен, правильно ли я понял твое определение. Например, у меня сильный и громкий голос. Это одно из моих качеств, — тут Далай-Лама засмеялся. — И мне приходится читать лекции. Является ли голос моим достоинством?

— Строго говоря, нет. Но когда приходится читать лекции без микрофона — разумеется, это достоинство, — пошутил я.

— Да, конечно, — согласился Далай-Лама. — Мой брат недавно поехал отдыхать и остановился в доме, где за стеной всю ночь люди говорили очень громкими голосами, — тут Далай-Ламу стал разбирать смех. — А еще у меня был водитель, который чихал так громко, что было слышно на другом конце здания. Объясни-ка мне поподробнее, что же такое достоинство?

— Если честно, я не помню все качества, которые Зелигман относил к категории достоинств. Громкий голос не обязательно является достоинством, но способность ясно и четко излагать свои мысли можно отнести к этой категории. А вот другой пример, — продолжал я, в то время как Далай-Лама все еще трясся от смеха, вспоминая громко чихающего водителя. — Я заметил, что у вас потрясающее чувство юмора и что вы успешно пользуетесь им, когда вам нужно найти общий язык с различными собеседниками. Думаю, что чувство юмора — это достоинство.

— Но это выходит у меня само собой, — отвечал Далай-Лама. — Это дано мне от природы. Я не заставляю себя острить специально. Все-таки я не очень понимаю, что значит «достоинство».

— Мы с вами говорили о самопознании. А здесь речь идет о выявлении данных нам от природы положительных качеств и применении их в работе. Определив свои положительные качества, или, иначе, достоинства, мы можем попытаться их развить. Таким образом, можно превратить работу в призвание и получать от нее большее удовлетворение. Помните, вы говорили, как тяжело дались вам выступления в Южной Индии? Думаю, что тогда вам пришлось применить многие свои достоинства и поэтому проделанная работа принесла вам больше радости.

— Теперь я понимаю, — сказал Далай-Лама. — Да, в этом отношении у меня есть одно особое свойство ума. Мне кажется, я обладаю способностью хорошо понимать буддийские тексты, извлекать из прочитанного суть и делать выводы. Наверное, мне помогает умение оценить смысл материала, связать его с событиями личной жизни, личным опытом и переживаниями. Даже читая сугубо научные и философские книги, посвященные таким отвлеченным вопросам, как пустота, я все равно стараюсь связать прочитанное с личным опытом. Я не разделяю научные изыскания и личную жизнь — я считаю, что они взаимосвязаны. Любой материал или лекция в правильном изложении могут стать живыми и интересными. Вот я и вкладываю в свои выступления много личного, нахожу примеры из своего житейского опыта. Ты это имеешь в виду?

Внезапно мне стало ясно, почему Далай-Лама никак не мог понять, о чем мы говорим. Ведь мы обсуждали, как, применяя наши достоинства, можно превратить работу в призвание и получать от нее большее удовлетворение. Но личная жизнь Далай-Ламы настолько тесно переплетена с работой, что между ними практически нет разделения. Ему нет необходимости ломать голову над тем, как добиться того, чтобы работа приносила больше радости, — в конце концов, он ведь даже заявил, что нигде не работает, не считает свою напряженную деятельность работой, — это просто его жизнь.

Когда я это понял, то ответил Далай-Ламе: — Да, то, что вы описали, — ваше достоинство. Я не видел смысла обсуждать этот вопрос дальше.

***

Тоби служит хорошим примером того, как применение личных достоинств может превратить работу в призвание, как творческий подход помогает получать удовлетворение от работы. Тоби недавно окончил университет и начал работать бухгалтером в крупной компании. Получая хорошую зарплату, он впервые после многих лет студенческой нищеты и случайных заработков почувствовал удовлетворение. Но его радость была недолгой. Через каких-то полгода он заскучал. «Я не мог сказать, в чем точно было дело, но работа перестала доставлять мне прежнюю радость, — рассказывал он. — Вроде бы обязанности не изменились, начальник все тот же, но мною овладело легкое недовольство. В целом работа мне по-прежнему нравилась, я не хотел ее менять. Я подумал, что мне не хватает какой-то деятельности помимо работы, какого-нибудь творческого занятия, поскольку работа не позволяла мне проявлять именно творческую сторону моей натуры…» «Да, — заметил я. — Творческий подход к бухгалтерии — это как раз то, на чем погорели компании Eпrоп и WorldCom».

Тоби хихикнул в ответ и продолжил свой рассказ: «Одним словом, я решил по вечерам посещать занятия компьютерной графикой и изучить программу Photoshop. Мне она почему-то нравилась. Изучив эту программу, я стал применять полученные навыки. Когда на работе мне пришлось готовить доклад, я снабдил его своими собственными цветными графиками и диаграммами. Доклад выглядел великолепно, я получил большое удовольствие, когда его делал. Одна из моих коллег увидела его и попросила сделать такие же графики для нее. Потом она показала свой доклад остальным сотрудникам, и скоро ко мне потянулся весь отдел. Наконец некоторые работы попали на глаза начальнику. Он вызвал меня к себе в кабинет. Я думал, что он будет ругать меня за то, что я вместо работы занимаюсь рисованием графиков. Но он, напротив, похвалил меня, сказал, что ему понравилась моя работа, что цветные графики помогают сделать презентацию нагляднее и что отныне изготовление цветных иллюстраций к докладам будет официально входить в мои обязанности. Моя основная работа по-прежнему связана с цифрами — и я ее люблю, но занятия компьютерной графикой сделали ее разнообразнее и интереснее. Теперь я снова с нетерпением жду очередного рабочего дня».

***

— Мы говорили о важности самопознания, о том, как лучше узнать себя через свои достоинства и положительные качества, — продолжал я наш разговор. — Но вы говорили и о другом, более глубоком самоосознании, дающем человеку точное представление о себе. Что вы имели в виду?

— Очень важно иметь истинное представление о самом себе, неискаженное представление о собственных возможностях. В первую очередь нужно определить, что этому мешает. Одна из причин, по-моему, — обыкновенная человеческая глупость и упрямство, — засмеялся он. — Я имею в виду то глупое упрямство, которое мы проявляем по отношении» к себе и окружающим.

— Какое упрямство? — не понял я.

— Упрямство, которое мы проявляем, когда настаиваем на своей правоте, считаем, что наш взгляд на жизнь — самый правильный, единственно возможный. Такая позиция, давая чувство защищенности, на самом деле мешает осознать собственные недостатки. Чрезмерная гордость, часто ведущая к преувеличенному самомнению, также мешает познать себя. Мы становимся менее восприимчивы к критике и чужому мнению. Раздутое самомнение ведет к неоправданным ожиданиям и завышенным требованиям к самому себе. Если ожидания не сбываются (а так чаще всего и бывает), они становятся источником постоянной неудовлетворенности.

— Как же бороться с преувеличенным самомнением? — спросил я Далай-Ламу.

— Во-первых, нужно, чтобы человек сам этого захотел. Он должен задуматься над тем, сколько проблем и страданий причиняет ему завышенная самооценка. Это укрепит его в желании избавиться от этого недостатка. Следующий шаг — подумать над тем, что в мире есть множество вещей, о которых мы ничего не знаем, об ограниченности нашего кругозора, о том, что рядом с нами есть люди, гораздо более эрудированные. Можно вспомнить о проблемах, с которыми сталкивается любой из нас, кем бы он ни был. Такие мысли помогают бороться с самомнением.

С другой стороны, слишком низкая самооценка — это тоже плохо. Скромность — хорошее качество, но не следует им злоупотреблять. Низкая самооценка автоматически закрывает для нас все возможности роста, поскольку любое предложение вызывает у нас реакцию: «Нет, это мне не по силам». Чтобы преодолеть неуверенность, нужно почаще вспоминать о том, что нам, как и любому человеческому существу, дан разум — чудесный инструмент, с помощью которого можно сдвинуть горы.

Еще одним препятствием к самопознанию является беспокойное состояние ума. Самопознание требует определенной концентрации, умения сосредоточиться на себе. Человек, постоянно пребывающий в беспокойстве и тревоге, не способен это сделать. — Может быть, в этом случае могут помочь какие-то расслабляющие методики, приемы аналитической медитации, о которых вы упоминали? Разумеется, при условии, что не болезнь является причиной беспокойства.

— Да, несомненно, — ответил Далай-Лама. Ведь знать самого себя означает лучше знать окружающую реальность. Противоположное качество — приписывать себе несвойственные или прямо противоположные качества. Это характерно для людей, страдающих излишней гордыней, завышенной самооценкой. Такой человек значительно преувеличивает свои возможности. Тот же, кто страдает низкой самооценкой, наоборот, недооценивает и принижает себя. Это ведет к потере веры в собственные силы. Таким образом, перекос и в ту, и в другую сторону вреден. Для того чтобы лучше узнать себя, необходимо постоянно изучать свой характер и способности. Это единственный путь к самопознанию.

Далай-Лама задумался на секунду, а потом добавил:

— Ведь все, что я говорю, — не ново, не так ли?

— Что значит «не ново»? — спросил я.

— То есть все это не противоречит здравому смыслу. Достаточно применить здравый смысл, и вы найдёте ответы на все эти вопросы.

— Да, может быть, и так, — согласился я, — но у меня такое ощущение, что сейчас в нашем обществе как раз наблюдается дефицит здравого смысла. Всегда хочется, чтобы его было побольше.

— Не уверен, — возразил Далай-Лама. — Я считаю, что здравый смысл необходим для прогресса, для больших свершений. Нельзя делать великие дела без здравого смысла. Американцы, на мой взгляд, сделали много великих дел. Поэтому у американцев должно быть много здравого смысла.

— Да, на этот счет вы правы, — ответил я. — И все равно, людям не хватает времени, чтобы остановиться и поразмышлять, еще раз вспомнить уроки здравого смысла. Если об этом вам говорит мама или дядюшка, читающий мораль, то вы проигнорируете их советы. Совсем другое дело, когда советы исходят от вас — тогда люди к ним прислушиваются.

— Потому что я — Далай-Лама? — от души рассмеялся мой собеседник. — Ты знаешь, Говард, мы только что говорили о преувеличении. Так вот, мне кажется, что ты преувеличиваешь. В любом случае, точная и реалистичная самооценка, основанная на внимательных наблюдениях, способствует более глубокому самопознанию. А самопознание, я считаю, крайне необходимо для того, чтобы работа была в радость. Кроме того, здесь есть и другие положительные стороны.

— Например? — спросил я.

— Например, ты согласен с тем, что люди порой очень болезненно реагируют на критику в свой адрес со стороны коллег? Во всяком случае, их настроение сильно зависит от похвалы и оценки окружающих. Если человек не получает должного признания, он начинает падать духом.

— Да, разумеется, — легко согласился я. Действительно, это утверждение справедливо по отношению к любому работнику. Так, например, согласно опросу, проведенному Международным исследовательским центром, для англичан важнее всего достойная оценка их труда и уважительное отношение к личности.

— Так вот, — продолжал Далай-Лама, — даже если человеку, который знает себе цену, не удается избежать критики, такой человек легче ее переносит. Правильная самооценка дает ему уверенность в себе, внутреннюю силу. Он знает, что он может, а что нет, знает свои слабые стороны. Поэтому такие люди спокойнее реагируют на критику. Если критика справедлива, они с ней соглашаются и извлекают из нее уроки. А если их обвиняют несправедливо, то они реагируют не так бурно, потому что в глубине души знают, чего стоят. Если человек уверен в своих достоинствах, навыках и знаниях, он получает удовлетворение от хорошо выполненной работы независимо от похвалы или критики окружающих. Если он пробует себя в новом деле и терпит неудачу, то относится к ней философски как к еще одной возможности глубже познать себя, свои силы и возможности. Можно сказать, она заменяет ему платное тестирование. Ну и, разумеется, знание себя снижает вероятность неудачи, поскольку человек понимает, на что он идет, и не станет браться за дело, которое ему не по силам. В общем, чем реальнее вы оцениваете свои возможности, тем меньше разочарований и обид выпадет на вашу долю. Все плохое развеется как дым.

***

Далай-Лама считает, что самосознание необходимо, чтобы получать от работы удовлетворение. Под этим он подразумевает не только знание своих способностей и талантов. По мнению Далай-Ламы, знание себя означает честную и мужественную оценку своей личности, умение взглянуть в лицо реальности без искажений и преувеличений. Выгоды такой трезвой самооценки очевидны. Согласно исследованию, проведенному в 2002 году Барри Голдманом, доктором философии и права и преподавателем менеджмента и политики Аризонского университета, люди, трезво оценивающие свои возможности, получают больше удовлетворения не только от работы, но и от жизни в целом, чувствуют себя счастливее. Голдман и его коллеги определили чувство самоидентификации как «психологическое состояние, включающее четкое понятие о личных достоинствах и способность отстоять свои взгляды перед лицом оппонентов». Поэтому углубленное самопознание означает уверенность в своих суждениях, меньшую зависимость от чужой критики, равно как и похвалы. Кроме того, ученые выяснили, что знание собственной личности, помимо удовлетворения, доставляет его обладателям и другие приятные моменты — например, такие люди меньше подвержены семейным ссорам.

Не менее очевиден и вред, который наносит нам искаженное представление о себе. Его негативные последствия сказываются на нашей жизни и жизни окружающих людей. Когда-то искаженное представление о себе весьма сильно навредило моей профессиональной карьере психотерапевта и личным отношениям с друзьями и знакомыми. Низкая самооценка, недооценка собственных способностей парализует нашу инициативу и мешает человеку попробовать что-то новое. В конечном счете она может помешать нам полностью реализовать свой потенциал и достичь чего-то главного. Раздутое самомнение не менее вредно. Его обладатель находится в постоянном разладе с окружающими, которые совсем не считают его центром вселенной, непризнанным гением, живущим среди идиотов. Преодолеть раздутое самомнение гораздо труднее, чем избавиться от низкой самооценки. Люди с низкой самооценкой прежде всего винят во всем себя. Поэтому они знают, что у них не все в порядке, что есть проблема, которая мешает им жить. Такие люди чаще обращаются за помощью к профессиональным врачам-психологам, поскольку низкой самооценке, как правило, способствуют другие расстройства — депрессии и т. д. В противоположность им люди с завышенным представлением о себе и своих достоинствах в первую очередь обвиняют в своих проблемах окружающий мир. Ведь сами они — идеальны, значит, во всем виноваты другие. Они не понимают, что их заносчивость и самомнение отталкивает окружающих, и удивляются, что у них так мало близких людей. Их личные достижения могут быть весьма скромными, и если они не получают немедленного признания (как они считают, заслуженного), то быстро оставляют начатое дело и отказываются от заветной цели.

Как же, зная деструктивную природу самонадеянности, отличить ее от здоровой уверенности в своих силах? Однажды, работая над нашей с Далай-Ламой первой книгой, я спросил его об этом.

— Настоящая уверенность в себе, — ответил Далай-Лама, — как правило, подкрепляется знанием своих способностей, тогда как самонадеянность может быть ни на чем не основана.

— Но самонадеянные люди всегда считают, что их претензии оправданны, — возразил я. Далай-Лама в недоумении пожал плечами, признав, что действительно трудно отличить самонадеянность от уверенности в себе. — Может быть, — пошутил он, — стоит обратиться в суд, и суд решит, имеем мы дело с самонадеянностью или с уверенностью в себе.

Посмеявшись над собственной шуткой, Далай-Лама принял серьезный вид и заметил, что только по прошествии времени мы можем понять, насколько наши действия были оправданны или, наоборот, самонадеянны.

Первый шаг к преодолению самонадеянности и излишнего самомнения — признать их пагубное влияние. Для этого следует проанализировать результаты наших прежних убеждений и поступков. Конечно, прошлые ошибки невозможно исправить, но их анализ поможет нам пересмотреть свои взгляды, глубже понять себя и изменить нашу жизнь в лучшую сторону.

Как пример, можно привести историю Фреда, насколько вредит человеку излишнее самомнение. Мы познакомились с ним не так давно, во время моего выступления перед группой писателей. После выступления Фред, высокий ухоженный мужчина лет сорока пяти, подошел ко мне и попросил уделить ему немного внимания. С видом некоторого профессионального превосходства он представился как друг одной моей знакомой и начал с перечисления своих научных достижений, которые действительно выглядели впечатляюще. Когда-то он, по-видимому, подавал надежды, поскольку в возрасте девятнадцати лет закончил престижный университет со средним баллом 4.0. Надежды эти он, как я понял, до сих пор не оправдал, поскольку жаловался, что в нем погибает талантливый писатель. Заявив, что хочет написать интересную книгу на материале своих университетских исследований, он тут же, не церемонясь, вынул из портфеля толстую кипу листов. «Это часть материалов для моей будущей книги», — пояснил он. Не прошло и нескольких минут, как он не только попросил меня прочесть их и высказать свои замечания, но и подыскать ему литературного агента, а еще лучше — издателя для будущей книги. Я объяснил, что поддерживаю его замыслы, но слишком занят, чтобы выполнить его просьбу. «Кроме того, — добавил я, — здесь полно литераторов и профессиональных редакторов, которые дадут вам гораздо более квалифицированный совет». Но он, не смущаясь, продолжал уговаривать меня. Не желая обижать друга своей знакомой, я скрепя сердце согласился посидеть часок вместе с ним над рукописью и оказать посильную помощь.

Мы вышли на улицу, сели на скамейку, и я прочел первые двадцать страниц. «Ну, ничего, ничего», — подумал я, но даже на мой непрофессиональный взгляд рукопись была сырая, в издательство ее нести было рано. Я подробно объяснил ему весь порядок — как писать заявку на книгу, как найти литературного агента, дал координаты нескольких агентов и порекомендовал несколько хороших руководств для желающих опубликоваться. Напоследок я сказал ему пару добрых слов, подчеркнув при этом, что ключ к успеху — в личной настойчивости. Я рассказал, что моя первая книга, «Искусство быть счастливым» отвергалась десятком агентов и издателей на протяжении нескольких лет, и объяснил, что начинающему автору очень трудно пробиться. Прошло почти два часа. Наконец я не выдержал, извинился и ушел, пожелав ему на прощанье успеха.

Но на этом дело не закончилось. Он узнал мой телефон от одного из приятелей и несколько раз звонил мне в неурочные часы, заводил долгие разговоры о своей книге. Наконец после четырех или пяти таких обсуждений я не выдержал и сказал ему, что хотя мне нравится его книга, но у меня просто нет времени ее обсуждать. Я еще раз повторил свои прежние советы и опять подробно рассказал ему о том, как писать заявку для издательства, как найти литагента и какие книги стоит прочесть. После этого он пропал. Через несколько месяцев я случайно встретил знакомую, на которую он ссылался, и спросил ее о судьбе Фреда и его книги. Знакомая извинилась за Фреда, сказав, что он часто пользуется ее именем, чтобы расширить свои связи и получить поддержку. Она предупредила, что Фред вполне мог сослаться на меня, устанавливая отношения с агентами. Недавно эта женщина видела Фреда. По-видимому, он отложил дело с книгой в долгий ящик. Он позвонил нескольким литагентам, всякий раз ссылаясь на общих знакомых, но агенты, как я и предсказывал, все равно потребовали от него прислать заявку на будущую книгу. Фред до сих пор этого не сделал.

Я с удивлением спросил почему. Ведь при нынешней конкуренции в издательском бизнесе убедить агента прочесть заявку — уже удача. Но, по ее словам, Фред хотел, чтобы агенты проявили больше интереса к его книге и на основании телефонного разговора сказали ему, подойдет она им или нет. Ведь написание заявки, не говоря уже о самой книге, требует времени и труда. Он не хотел этим заниматься, пока не будет подписан контракт и ему не выдадут аванс.

Вы уже поняли, что Фред — классический пример того, как завышенное самомнение мешает нам достичь желаемой цели. В целом и переоценка, и недооценка своих возможностей одинаково вредны. Чем лучше мы знаем самих себя, чем точнее наше представление о себе, тем удачнее сложится в дальнейшем наша жизнь.

 

Глава 7. Работа и личность

 

Мало какая неприятность может сравниться с потерей работы. Социолог Роналд Инглхарт провел самый крупный опрос на эту тему — он опросил 169 776 человек из шестнадцати стран — и выяснил, что это одна из нескольких причин, которые резко снижают удовлетворенность жизнью.

— Совершенно очевидно, что безработица прямо связана с несчастливостью, — начал я новый разговор с Далай-Ламой. — Это серьезная проблема во всем мире. Задумывались ли вы над ней?

— Впервые я столкнулся с этой проблемой, когда познакомился с жизнью западных стран. И когда я услышал о том, какое влияние оказывает безработица на жизнь людей, я очень удивился, потому что раньше даже не догадывался об этом. У нас в тибетском языке даже нет слова, означающего безработицу.

— Не может быть, — настал мой черед удивляться.

— Я имею в виду, что типичная для Запада работа в офисе, с девяти до пяти, совершенно чужда традиционному тибетскому обществу. Разумеется, я не имею в виду жителей Тибета, живущих и работающих на Западе или в больших городах. Я говорю о тех, кто ведет традиционный патриархальный образ жизни, — наших фермерах, пастухах, торговцах. Идея строго фиксированного рабочего дня им чужда. На Западе, наоборот, экономические и общественные условия таковы, что этот тип работы является очень распространенным.

Итак, для жителей Тибета ежедневная работа с девяти до пяти не является необходимостью. Тибетцы — это либо крестьяне, либо пастухи и кочевники, либо торговцы. Их работа, как правило, сезонная. Они привыкли к такому распорядку, и он кажется им естественным. Взгляните, к примеру, на обитателей соседнего поселка Маклеод Гандж. Многие из нихимеют лавки и занимаются сезонной торговлей в индийских городах. В сезон они работают очень напряженно, но, когда сезон заканчивается, возвращаются домой и бездельничают. Один раз я предложил занять их какой-нибудь работой — например, поручить им очищать шерсть или хлопок. Но поскольку безделье их не тяготило, мое предложение не поддержали.

Далай-Лама задумчиво потер подбородок.

— Конечно, в современном обществе, и особенно в индустриально развитых странах, безработица является серьезной проблемой, — вздохнул мой собеседник. — Боюсь, что простых ее решений не существует. Единственное, что можно посоветовать человеку, оставшемуся без работы, — приложить все усилия, чтобы найти новую. Другого выхода просто нет. Опять же очень важно отношение к ситуации. Мы не можем управлять ситуацией, но способны управлять нашим отношением к ней. Начнем с того, что неопределенность и изменчивость являются характерными чертами современной экономики. Это серьезная проблема, с которой приходится мириться. У работающего человека нет гарантии, что завтра он не потеряет свою работу. И если заранее к этому подготовиться, то нам легче будет смириться с этой потерей. Тогда мы не удивимся и не почувствуем себя исключением. Мы ведь понимаем, что это событие является результатом воздействия многих фактором, зависит от состояния мировой экономики. Зная это, мы не станем принимать случившееся близко к сердцу и сильно переживать, не станем искать виновных. Такое отношение уже действует благотворно — разумеется, если увольнение произошло по независящим от нас причинам — например, в результате сокращения штатов, а не потому, что мы плохо справлялись с работой.

Таким образом, можно по-разному бороться с нестабильностью и неуверенностью в завтрашнем дне. Главное — признать наличие проблемы и выработать тактику борьбы с ней. Например, если работа для вас — средство к существованию, то, потеряв ее, вы приложите все силы, чтобы снова найти источник этих средств. Тут возможны два варианта. Один человек падает духом, впадает в отчаяние, думая: «Все кончено, я потерял работу. Что же делать?» А другой в аналогичной ситуации видит возможность сменить работу, относится к случившемуся как к очередному жизненному вызову. Это более позитивный подход. Но разумеется, следовать ему нелегко.

Существуют и другие способы, помогающие философски отнестись к случившемуся и сохранить силы для поиска новой работы. Буддистам в таких случаях помогают их приемы и практики — например, вера в свою карму и ответственность за нее. Эта вера не решает проблем, зато помогает перенести психологическую травму, связанную с потерей работы. Представители других конфессий, я уверен, найдут утешение в своей религии. Должен предупредить, что неправильное понимание кармы чревато серьезными последствиями. Некоторые люди, искаженно трактуя это понятие, впадают в крайний фатализм. Они расшифровывают его так: что на роду написано, все равно случится, и поэтому бесполезно что-то менять в жизни. Однако такое фаталистическое представление о карме неверно. Оно оправдывает слова китайских коммунистов о том, что религия — инструмент угнетателей. Угнетатели вправе сказать таким людям: «Ты заслужил свои страдания. Это твоя карма».

Далай-Лама был прав, говоря об опасности неверного понимания кармы. Именно у моих соотечественников — американцев и европейцев, я наблюдал свойство, отмеченное моим собеседником, — склонность винить во всех бедах самого себя и рассматривать карму как некое предопределение, которое ассоциируется с бессилием и невозможностью что-либо изменить. Если ты потерял работу — это твоя вина. Значит, в прошлой жизни ты совершил что-то плохое. Или: «Я потерял работу, но поделать ничего не могу — такова уж моя карма».

Очень часто подобные недоразумения основаны на неправильном применении закона причины и следствия, согласно которому всему, что с нами происходит, мы обязаны нашим прошлым поступкам — в нынешней или прошлой жизни. Но люди, которые так считают, забывают об активном компоненте кармы. Корень санскритского слова «карма» означает «действие». Так же как прошлые действия могут повлиять на наше настоящее, нынешние действия могут изменить наше будущее. Кроме того, буддийская концепция кармы на самом деле намного сложнее, нем ее представляют на Западе. Нашим сегодняшним обстоятельствам мы обязаны сложному взаимодействию прошлых физических, словесных и умственных поступков. Нехорошие поступки, совершенные когда-то, делают нас несчастными сейчас и закладывают ростки будущего несчастья. Но добродетельные поступки и искренние намерения могут смягчить проявления отрицательных последствий. Предупредив о неправильном истолковании кармы, Далай-Лама снова вернулся к основной теме:

— Есть один важный момент, о котором не стоит забывать. Он связан с нашим имиджем. Некоторые люди не видят себя в отрыве от работы, от той роли, которую они играют, и не мыслят себя без тех денег, которые они получают. С потерей работы жизнь для них кончается. Деньги и положение играют в их системе ценностей большую роль, чем человеческие качества. За последние годы я имел возможность близко узнать некоторых индийских и тибетских чиновников и понаблюдать, как по-разному они реагировали на потерю работы и в особенности уход на пенсию. Для некоторых из этих чиновников представление о собственной личности было неотрывно связано с работой. Должность давала им все. Такие люди очень часто притесняли своих подчиненных, наслаждались властью и положением и ими злоупотребляли.

Другие, наоборот, больше ценили человеческие качества и достоинства, считали, что главное — быть хорошим человеком, честным и скромным, и по-доброму относились к своим подчиненным. И вот я мог наблюдать, что происходило и с теми, и с другими, когда они теряли работу. Люди первой категории часто показывали себя с худшей стороны. Те, кого они притесняли, отворачивались от них. Потеря работы в буквальном смысле слова сказывалась на их физическом состоянии — они как будто съеживались, уменьшались в размерах. Они теряли ощущение собственной личности, своей ценности. Другие чиновники — в основном те, кто входил во вторую категорию, легко пережили произошедшее. Они не потеряли уважения к себе и уверенности в собственных силах, и окружающие по-прежнему уважали их. Свой уход на пенсию они рассматривали как возможность заняться новым делом. Они с энтузиазмом отнеслись к появившемуся досугу и решили заняться тем, на что у них раньше не было времени. Как видите, разные люди ведут себя в одной и той же ситуации по-разному.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я. — Когда я занимался психотерапевтической практикой, ко мне обращались пациенты, потерявшие работу или вышедшие на пенсию и в результате впадавшие в жесточайшую депрессию. Я наблюдал директоров, потерявших работу. Те, кто видел в ней смысл жизни, буквально превратились в ходячих мертвецов. Что бы вы посоветовали таким людям? Как быть тем, кто не мыслит себя без работы?

— Я бы сказал, что они ведут себя глупо и неразумно, — засмеялся Далай-Лама. — Больше я ничего не могу им посоветовать, пока они не изменят свое отношение к работе. Дело не в том, чтобы не терять работу, а в том, чтобы научиться спокойно к этому относиться. Для этого необходимо расширить представление о себе, разглядеть в себе человека, способного к дружбе, к доброте и т. д., вспомнить, что ты еще чей-то родитель, ребенок, брат или сестра, открыть в себе новые интересы или хобби. Словом, человеку необходим более сбалансированный подход к жизни. Не нужно сосредоточиваться только на работе или на зарплате.

При выборе и поиске работы следует помнить, что человек — не машина для производства продукции. Нет! Человек рожден не для того, чтобы работать, и тем более не для того, чтобы работать на государство, как считают коммунисты. В коммунистическом государстве нет индивидуальной свободы, государство определяет все, даже отпуска. Но такая жизнь неполноценна. Для полноценной жизни человек должен иметь возможность проявлять свою индивидуальность, а для этого необходимо определенное количество свободного времени, отпуск, который мы можем посвятить семье и друзьям. Вот путь к полноценной жизни. А если кто-то думает только о деньгах, забывая о других ценностях, о человеческих качествах…

— Нет, нет и еще раз нет! — взволнованно повторил Далай-Лама. — Когда человек становится лишь придатком производства, он теряет человеческие качества — и тогда его жизнь нельзя назвать полноценной.

Словом, если у вас есть возможность — выбирайте работу творческую, такую, которая оставляет нам больше свободного времени. Даже если за такую работу меньше платят, лучше выбрать ее. Она дает больше возможностей для личной жизни, оставляет время для других занятий — чтения, культурного развития, игр и т. д. Я думаю, это наилучший выбор.

***

Как всегда, Далай-Лама закончил свою речь практическим советом. Но не всегда бывает легко применять практические советы на практике. Кто же спорит с тем, что лучше иметь работу, которая оставляет нам свободное время для других занятий? Но попробуйте такую работу найти!

Много лет назад я практиковал как частный психотерапевт, и ко мне на прием пришел человек, занимавший прежде высокое положение в медиа-индустрии. У него был классический набор симптомов: усталость, бессонница, потеря аппетита, равнодушие к жизни — словом, полная картина человека в депрессии, потерявшего интерес ко всему на свете, охваченного чувством безнадежности и бесцельности существования. Он был хорошо одет, выглядел импозантно, гораздо моложе своих семидесяти двух лет, но его небритое, помятое лицо имело нездоровый вид. Монотонным голосом он рассказал, как, начав с нуля, организовал огромную и успешную медиа-корпорацию, но недавно решил уйти из нее. За несколько лет до этого его компания была продана большому транснациональному конгломерату. Он получил от этой сделки много денег, но попросил оставить его директором. Прошло несколько лет, и его постепенно отстранили от дел. Все главные решения стали приниматься без него. Чувствуя, что положение и власть от него ускользают, он решил уйти с работы.

Диагноз этого человека был ясен, и не составляло труда определить психологический источник депрессии — потеря авторитета на работе нанесла удар по его самолюбию. Схема лечения тоже была ясна: помочь ему приспособиться к новому положению и в то же время открыть для него другие стороны жизни. «Нет ничего проще!» — подумал я, когда узнал детали его биографии. У него имелся огромный потенциал. Он был мужем, отцом, дедушкой. Он активно участвовал в работе нескольких благотворительных организаций, входил в совет одной из них, и, пока депрессия его не скрутила, вел довольно активную жизнь. Он даже немного преподавал в одном престижном университете.

Но после нескольких сеансов я понял, что вылечить его не так-то просто. На каждой встрече он продолжал жаловаться на своих бывших коллег и застой в медиа-индустрии. Он «застрял» в этой ситуации, забыв об остальных прелестях жизни. Я понял, что сильно недооценил его зависимость от работы, а также статуса и власти, которые она давала. Я пытался помочь ему расширить свой взгляд на жизнь, оценить то богатство, которое в ней заключено. Но мои попытки были по большей части безуспешны. Мое лечение за считанные недели избавило его от симптомов депрессии, вернуло ему прежнюю энергию, внимание, сон и аппетит. Но счастливое состояние и отсутствие депрессии — это не одно и то же. Не мысля себя без работы, он так и не смог найти в жизни другие источники удовлетворения — во всяком случае, за то время, пока я его наблюдал. К счастью, для многих из нас дело обстоит не так плохо, особенно если позаботиться и заранее расширить круг своих интересов, чтобы конец карьеры не застал нас врасплох. Все, что для этого нужно, — желание, внимание и немного усилий, и каждый из нас сможет открыть в себе новые грани.

***

Моя подруга Лина не так давно рассказала мне о своем методе, который избавил ее от страха потерять работу. «В моей карьере, — сказала она, — наступил этап, когда вся моя жизнь вертелась вокруг работы. Поэтому, когда дела шли хорошо, у меня было хорошее настроение, а когда плохо — все валилось из рук. По мере того как меня повышали в должности, я все больше держалась за свою работу — ведь, потеряв ее, я уже не смогла бы найти что-то равноценное. Я стала плохо спать, сделалась нервной, потому что боялась лишиться своей должности. Меня стали посещать приступы страха. Я пребывала в полной растерянности. Необходимо было что-то делать, как-то отделить свою личность от работы. И вот я каждый день стала представлять в уме, какой бы стала моя жизнь, если бы меня уволили. Я представила, как встречаюсь с начальником после увольнения, как отнесутся ко мне мои коллеги (наверное, будут шарахаться, как от чумной), останутся ли со мной мои друзья или отшатнутся от меня после того, как я потеряю свою должность.

Я стала представлять себе, как буду искать новую работу и, если карьера в этой области для меня будет закрыта, мне снова, как в былые годы, придется работать официанткой. Пофантазировав так некоторое время, я пришла к выводу, что, несмотря на потерю прежнего положения и доходов, я все же смогу прокормить себя. Это помогло мне расслабиться. Я вспомнила, что, помимо всего прочего, я еще и друг, сестра, жена, тетя, наставник молодежи и все эти обязанности тоже важны. В общем, я нашла в жизни много интересных вещей помимо работы. И знаете, это даже помогло мне подойти к ней более творчески. Поскольку я уже не боялась потерять работу, то стала откровеннее и легче шла на риск, (который потом оказывался оправдан».

Разумеется, Лина не одинока в своих трудностях. У многих из нас работа отнимает столько времени и сил, что мы забываем про все радости жизни, — и, как оказывается, совершенно напрасно. По примеру Лины, я советую таким людям постоянно вспоминать про то, что находится за пределами наших рабочих обязанностей, чтобы наша жизнь не закончилась вместе с работой в тот момент, когда мы ее вдруг потеряем.

***

Может быть, кто-то считает, что преподаватели университетов или члены Верховного суда Соединенных Штатов гарантированно защищены от потери работы, но на самом деле трудоустройство этих людей висит на волоске. А вот Далай-Лама не только знает, что будет Далай-Ламой пожизненно, — он знает, что будет им и во всех других бесчисленных жизнях. Вот это действительно прочное положение!

Но несмотря на то, что Далай-Лама является духовным лидером, вождем тибетского народа и лауреатом Нобелевской премии, из бесед с ним я осознал: прежде всего он считает себя «простым буддийским монахом». За годы общения с ним я понял, что он обладает истинным смирением и не попал в силки тщеславия под влиянием всех своих званий и наград, громкого титула Далай-Ламы. Он по-прежнему остается обычным монахом.

Поскольку никем иным он себя не мыслит, я решил спросить его, как бы он отреагировал, если бы ему пришлось оставить «должность» буддийского монаха. Конечно, это лишь теоретическое предположение — в реальности такого произойти не могло. Но поскольку мы постоянно подшучивали друг над дру гом, я позволил себе очередную шутку.

— Вы много раз говорили, что в первую очередь видите себя не Далай-Ламой, а просто монахом.

— Верно, — кивнул Далай-Лама.

— Чисто теоретически представьте себе, что вы потеряли возможность быть монахом. Вы по-прежнему совершаете ежедневные медитации и занимаетесь духовными практиками, ведете простой образ жизни, но уже не имеете права носить монашеские одежды, совершать монашеские обряды и жить в монастырской общине. Чтобы зарабатывать на жизнь, вам приходится заниматься чем-то другим. Смогли бы вы приспособиться к таким обстоятельствам? Какую работу вы хотели бы при этом выполнять? Зная нелепость такого предположения, я уже готовился к тому, что Далай-Лама назовет мой вопрос глупым и абсурдным. Но, к моему удивлению, он воспринял его совершенно серьезно. Выражение его лица было необычно сосредоточенным. Он задумчиво кивнул головой и ответил так:

— Совсем недавно я читал тибетский текст, написанный великим буддийским мыслителем начала XX века. Мыслитель давал советы своим ученикам. «Очень важно, — говорил он, — понимать истинную суть духовности». Он писал, что, поняв истинную суть буддийских практик, ученики перестанут быть в плену у внешних обрядов — чтения мантр, хождения по кругу, простирания и т. д. Конечно, это тоже часть буддийской религии, но не ее суть. Суть буддийской религии в том, чтобы духовной тренировкой ума вызвать внутренние изменения в человеке. Этим можно заниматься и не соблюдая внешних обрядов. Далее автор текста советовал наиболее способным ученикам, стремящимся к высотам духа, уединиться и жить отшельниками в глуши. Он много цитировал так называемые «Песни опыта», написанные Миларепой. Когда я прочел их, то был очень тронут некоторыми отрывками. Особенно меня потрясли слова о том, что «следует жить в труднодоступных местах, жить с одной мыслью — мыслью о медитации…» и т. д. Прочитав завещание мыслителя, я вспомнил, что в молодые годы меня привлекала жизнь отшельника, я хотел жить, по тибетскому выражению, «уйдя в глушь, как раненое животное».

— Конечно, — задумчиво продолжал Далай-Лама, — несмотря на то, что чтение этих строк вновь пробудило во мне желание уйти в глушь, я тут же вспомнил, что мне уже за шестьдесят. Прошло много времени. Звание Далай-Ламы налагает множество обязанностей. И даже если бы я все-таки решил зажить отшельником, я сомневаюсь, смог бы я приготовить сам себе еду или хотя бы заварить чай. — Тут он засмеялся. — Кроме того, мне в голову пришли разные практические соображения, в частности вопросы безопасности. Что я буду делать, если кто-то придет и станет мне угрожать? Все это делает жизнь отшельника невозможной для меня в настоящий момент.

Далай-Лама на несколько минут умолк, погруженный в размышления, быть может, вспоминая прошлое. Но вскоре он вышел из задумчивости и добавил:

— В общем, если бы я был моложе и ситуация была бы другая, я бы ушел в отшельники. Ты напомнил мне о моей давней мечте. Поэтому, отвечая на вопрос о том, чем я стал бы заниматься, если бы не был буддийским монахом, скажу: единственное, что приходит мне в голову, — это уйти в отшельничество. Кроме этого, у меня нет никаких других вариантов — я вообще никогда об этом не задумывался.

Во время нашей беседы я понял, что положение Далай-Ламы настолько уникально, что его рецепт неприменим для остальных людей. Не говоря уже о том, что Далай-Лама в мире один, немногие из нас являются буддийскими монахами и еще меньше таких, кто, потеряв работу, захотят уйти в отшельники. Но впоследствии, еще раз прокручивая в уме наш разговор, я все-таки решил, что слова Далай-Ламы не так уж неприменимы к обычным людям. Ведь главная идея заключается в том, чтобы выделить основу, суть нашей деятельности и именно в ней видеть ее смысл, не обращая внимания на внешние атрибуты. В случае с Далай-Ламой суть образа жизни буддийского монаха — духовная практика. В ее внешние атрибуты входит выполнение определенных ритуалов, чтение вслух, определенная манера одеваться и вести себя. Суть же этой деятельности заключается во внутреннем развитии. Далай-Лама совершенно определенно сказал, что, даже если ему придется пожертвовать соблюдением внешних форм, он все же будет счастлив сделаться отшельником и, по существу, продолжать заниматься своим внутренним развитием. Этот совет применим к любому из нас. На примере Лины мы видим, как можно расширить представление о собственной личности. Лина наглядно представила, что случится, если ее самые худшие опасения сбудутся, и вспомнила, кем еще она может быть в этой жизни. Тактика оказалась эффективной и помогла Лине увидеть себя с другой стороны, не зацикливаясь только на работе.

Но Далай-Лама делает гигантский шаг вперед и предлагает совершенно новый подход к проблеме. Метод Лины можно сформулировать как «расширение вовне» — попытку найти применение собственным силам вне работы: в качестве супруга или супруги, родителя, сестры или друга, занимаясь каким-нибудь хобби, спортом, благотворительной деятельностью. Метод Далай-Ламы, наоборот, является неким «расширением вовнутрь». Человек определяет суть своей деятельности и продолжает заниматься аналогичной деятельностью на новом месте. К примеру, смысл нашей деятельности как члена семьи — проявление человеческой любви и участия. Смысл таких хобби, как изучение языка или кулинария, — стремление узнать новое. Смысл таких занятий, как живопись или скульптура, — наслаждение красотой. Смысл занятий спортом — развитие физической силы и укрепление здоровья. Можно также сказать, что смысл любой работы — обеспечить средства к существованию и принести пользу близким и обществу.

***

Таким образом, если мы будем дорожить сутью, а не внешними формами нашей деятельности, потеря работы не станет для нас большим ударом. Ведь мы всегда сможем найти другое занятие или увлечение, которое, по существу, будет являться продолжением прежнего.

Чем больше я размышлял, тем более разумным казался мне такой подход. Тем не менее я не был уверен в его эффективности. Наверное, мне стоит еще поразмышлять над этим методом и попробовать применить его на практике.

 

Глава 8. Правильная Жизнь

 

Не так давно я обедал с одним моим другом, молодым актером. Как и большинство начинающих актеров, он беден, перебивается случайными заработками и ждет, когда ему предложат первую серьезную роль.

— Я действительно люблю играть, — говорил он с воодушевлением. — Конечно, денег это приносит немного, но я ни на что не променяю свою профессию — в ней смысл всей моей жизни.

Было ясно, что мой друг обрел свое призвание. Счастливец!

— Что тебе нравится в твоей профессии? — спросил я.

— Возможность самовыражения.

— Выражения чего? — настаивал я.

— Чего угодно. Например, своих эмоций. В моем ремесле мне может пригодиться все — весь мой опыт, все, что я пережил и перечувствовал. Находиться на сцене и передавать свои чувства зрителям — разве может с этим что-нибудь сравниться? Это прекрасно. Наша беседа напомнила мне мои юные годы, время, когда я мечтал стать художником. Четыре года я учился в художественной школе, дорожил каждой минутой, проведенной там. В конце концов я получил университетский диплом по изобразительному искусству. Мне очень нравились графика и искусство гравюры, но больше всего — концептуальное искусство. В качестве материала я использовал различные предметы, которые распиливал, склеивал, сшивал, сваривал таким образом, чтобы соорудить из них замысловатые конструкции — с моей точки зрения, бессмертные скульптурные шедевры. В те годы мне не чуждо было и состояние потока — я так увлекался работой, что забывал о времени, работал до поздней ночи.

В свободное от создания гравюр и скульптур время я ходил в кофейни и бары, где общался с другими художниками. Размякнув от виски, мы пели громкие дифирамбы искусству и жизни, думая, что каждым из нас создает свой неповторимый стиль самовыражения. Но ничего оригинального мы, конечно, не создали. Стиль каждого из нас возникал под влиянием других художников, на которых, в свою очередь, влияли третьи, а на тех — еще кто-то. По существу, мы жили в замкнутом мирке, наши работы были полны мелких культурных реминисценций, сатирических намеков на работы товарищей, шуток, полных глубокого, но скрытого смысла — настолько скрытого, что мы и сами его не понимали.

Я очень обрадовался, когда однажды мою работу отобрали на выставку. Гордый этим событием, я пришел в зал, чтобы услышать хвалебные отзывы посетителей о своей работе. Одна пожилая женщина в очках, выцветшем платье и туфлях на толстой подошве, с нейлоновой сумкой в руках долго стояла перед моей работой. На ее лице было написано недоумение — как будто она шла на очередной розыгрыш лотереи и по нелепой случайности оказалась в выставочном зале.

— Вы — автор? — спросила она доброжелательно.

— Да.

— Что это значит? — спросила она, кивая на мой шедевр.

— Ничего особенного. Просто образец моего творчества. Я не обманывал ее. Как и большинство моих коллег-художников, я не пытался вложить в свою работу смысл. Мы не хотели никого воспитывать и поучать. Наши работы были просто набором образов, которые так или иначе затрагивали струны нашей души. Смысл мы предоставляли отыскать зрителям. И они его находили. Это мог быть комментарий к постмодернистской критике ноющих и задавленных страхом бельгийских пылевых клещей. Или вечное взаимодействие между положительными и отрицательными участками на шелухе полярной кукурузы. Или потрясная желтая вещь на верхушке вон той пушистой оранжевой штуки.

Какая разница, что имел в виду художник? Самое большее, на что он мог надеяться, — вызвать у зрителя эмоции. Характер эмоций не имел значения — это могло быть вдохновение, радость, смех, грусть, тревога, страх, отвращение или гнев — выбирай любую, разницы в данном случае не было никакой. Но справедливости ради следует сказать, что отвращение и гнев были в мои времена наиболее популярны.

— Можно задать вам еще один вопрос? — не унималась дама.

— Да, конечно.

— Мне действительно понравилось ваше… э-э… произведение — оно интересное, и вообще…

Я весь превратился в слух.

— Так вот, поймите меня правильно, — продолжала она. — Все-таки хотелось бы знать — принесло ли ваше произведение кому-нибудь пользу? Мне это очень интересно. Ее вопрос, естественно, не вызывал у меня положительной реакции. Любой художник на моем месте занял бы оборонительную позицию. Кроме того, я никогда над этим вопросом серьезно не задумывался.

— Гм… не знаю, — беспомощно пожал я плечами. — Но я рад, что вам моя вещь понравилась.

И побежал от своей поклонницы прочь, как от чумы.

Вскоре после этого я оставил карьеру художника и занялся медициной.

***

До сих пор мы с Далай-Ламой обсуждали отношение человека к работе. Затронув вопрос, связанный с утратой и переменой работы, мы переключились на внешние обстоятельства. В связи с этим я решил попросить Далай-Ламу поподробнее рассказать о влиянии работы на нашу жизнь.

— Вчера вы рассказали о том, на что следует обращать внимание при выборе работы, — начал я. — Сегодня я хочу продолжить эту тему и поговорить об отношении к работе в зависимости от ее характера.

— На протяжении длительного периода своей истории люди имели довольно ограниченный набор занятий. В основном они шли по стопам родителей — выращивали урожай, пасли скот, занимались каким-нибудь ремеслом. Выбор профессий был невелик — как правило, ремесло передавалось по наследству. Примерно в XVI веке ситуация в Европе начала меняться. Молодые люди стали покидать родные деревни и устремлялись в города. У них появилось больше возможностей выбора, и за последние пятьсот лет эти возможности увеличились во много раз. В настоящее время на Западе выбор профессий чрезвычайно велик. Одновременно с этим на Земле есть масса уголков, где миллионы и миллиарды людей живут по старинке, занимаются в основном сельским хозяйством и не особенно избалованы разнообразием занятий. Как правило, это бедные страны. В индустриально развитых странах, особенно в городах, у человека больше возможностей применить свои таланты.

Справедливости ради должен сказать, что с годами я стал лучше понимать тот важный вклад, который деятели искусства вносят в жизнь человечества.

— Но есть еще одна тенденция, хотя за последние два десятилетия она уменьшилась: если у человека есть выбор, как правило, он выбирает ту работу, где больше платят. Это одно из основополагающих условий. Вчера вы упомянули и другие соображения. Например, помимо достойной оплаты важно, чтобы работа оставляла определенное количество свободного времени, которое можно провести с друзьями и семьей. Вот мой следующий вопрос: какие еще факторы следует принимать во внимание при выборе профессии и места работы?

Далай-Лама не спеша отхлебнул чаю и ответил:

— Если у человека есть возможность выбора, то, конечно, лучше всего выбрать ту работу, которая наиболее соответствует его наклонностям и характеру. А для этого необходимо самосознание, понимание я, о чем мы на днях говорили. Человек получит большее удовлетворение от работы, если будет иметь четкое представление о своих знаниях и возможностях в той или иной сфере и станет работать в соответствии с имеющейся квалификацией.

— Верно, — согласился я. — Существуют даже специалисты, которые помогают человеку определить его талант и выбрать занятие в соответствии со своими наклонностями. Но меня интересует, какие еще факторы, с точки зрения буддийской философии, следует учитывать при выборе работы, чтобы она приносила максимальное удовлетворение?

— О да, — тут же ответил Далай-Лама. — Существует еще одно важное обстоятельство, хотя и не ко всем людям применимое. Важно учитывать, какую пользу или вред приносит выполняемая нами работа. Это часть того, что буддисты называют правильной жизнью. Правильная жизнь, с точки зрения буддизма, подразумевает занятия, которые ни прямо, ни косвенно не принесут вреда другим людям. Неправильная жизнь подразумевает эксплуатацию других людей обманом или хитростью. При неправильном жизни человек стремится завладеть вещами, на которые он не имеет права, вещами других людей. Если же поступки человека не наносят прямо или косвенно вреда другим людям, он ведет правильную жизнь. Будда учил, что для правильной жизни следует соблюдать этические нормы: не наносить вреда людям, не обманывать и не хитрить. Будду больше волновало не то, сколько человек зарабатывает денег, а то, как он их зарабатывает.

— С одной стороны, важно, работая, не причинять вреда другим людям, — сказал я. — С другой — для того, чтобы превратить работу в призвание, вы советовали взглянуть на плоды своей деятельности с глобальной точки зрения, с точки зрения конечного результата. Так, рабочий на сборочной линии, вместо того чтобы целый день тупо нажимать кнопки, должен подумать о том, какую пользу обществу принесет изготовляемое им изделие. Это поможет ему отнестись к работе с большим интересом. Но представьте, что этот рабочий начал анализировать результаты своей деятельности и понял, что то, что он производит, в конечном счете наносит вред окружающей среде. Получается, что его деятельность не только не созидательна, но и в определенном смысле разрушительна. И в то же время у него нет возможности уйти с этой работы, поскольку ему нужно кормить семью, а военный завод — единственное предприятие в округе. Как вы прокомментируете эту ситуацию с точки зрения «правильной жизни»?

Далай-Лама некоторое время молчал, потирая спою бритую голову и, очевидно, обдумывая, что сказать в ответ.

— Ты задал трудный вопрос — ведь приходится учитывать множество обстоятельств, — наконец ответил он. — Предположим, человек работает на военном заводе и делает оружие. С одной стороны, непосредственная цель оружия — уничтожение противника, убийство. Но если взглянуть на все с глобальной точки зрения, то при сохраняющемся порядке вещей оружие необходимо государству для защиты. Особенно оно необходимо Америке, поскольку в мире есть множество тоталитарных режимов, ненавидящих американскую демократию. Пока они существуют, у американцев должна быть военная сила. Но, если президент использует военную мощь Америки для уничтожения тоталитарного режима или его лидера, у меня возникают сомнения в правильности подобных действий. Даже не знаю, что тут сказать. Это очень сложный вопрос. Сложный и для того, кто участвует в изготовлении оружия: с одной стороны, да, оружие предназначено для истребления. А с другой — для обеспечения собственной безопасности у государства должно быть оружие. Есть западные государства, которые производят оружие в основном в оборонных целях и не злоупотребляют им. Русской угрозы больше нет, но Соединенным Штатам оружие необходимо как сдерживающий фактор, пока существуют такие тоталитарные страны, как Китай. В общем, все зависит от того, насколько ответственно лидеры государств, обладающих оружием, сумеют им распорядиться.

А если у человека возникают сомнения морального плана — стоит ли своим трудом способствовать изготовлению оружия или же следует уйти с такой работы, — мне трудно дать ему совет. Иногда наши поступки не имеют сколько-нибудь серьезного значения. — Значит, вы считаете, что в данной ситуации человеку лучше не бросать работу и не лишаться средств к существованию, поскольку его уход никак не повлияет на общую ситуацию? — спросил я с некоторым удивлением. Неужели Далай-Лама оправдывает людей, занимающихся сомнительной с моральной точки зрения деятельностью? — Вопрос очень сложный, Говард. В данном случае я не могу советовать всем подряд. Очень многое зависит от конкретной личности. Есть люди с весьма строгими религиозными убеждениями. Например, буддисты дают обет не причинять людям вреда. Допустим, вы буддист. Изготовляя оружие, вы с этической точки зрения участвуете в разрушительной деятельности. Для того, кто это понял, следующим шагом должен быть уход с работы. Но если при этом вы понимаете, что ваш уход ничего не решит, а семья лишится средств к существованию, — следует все хорошо взвесить, прежде чем принимать окончательное решение.

В прошлой беседе мы разбирали случай, когда человек имеет возможность выбирать и, следовательно, выберет такую работу, которая не причинит прямо или косвенно вреда другим людям. Здесь мы имеем дело с другой ситуацией: уже имея работу, человек обнаруживает, что своей деятельностью невольно причиняет вред другим. Каждый такой случай необходимо разбирать в отдельности, принимая во внимание все составляющие, природу и характер наносимого вреда, взгляды самого человека и т. д. Вот где индивидуальные различия имеют первостепенное значение.

Мне в голову пришла мысль о культурных различиях, и я решил задать этот вопрос Далай-Ламе.

— Как вы считаете, существуют ли культурные различия в отношении к работе у разных народов? Подход к работе у восточных, азиатских народов отличается от западного? Тибетцы относятся к работе по-другому, чем американцы, европейцы и другие народы?

— Во-первых, следует избегать обобщений, — напомнил мне Далай-Лама. — И избегать выражений вроде «восточные народы» или «западные народы» — как будто все они на одно лицо. Разумеется, наряду с индивидуальными человеческими особенностями существуют различия местные, национальные, региональные, культурные. У разных народов разный подход к работе. И это может влиять на отношение к ней. Например, в Индии работать официантом в ресторане считается унизительным. Так же считают и тибетцы, живущие в Индии. Я знал тибетцев, работавших на государственной службе, которые ни за что на свете не согласились бы работать в ресторане. Но когда эти люди эмигрировали на Запад, то готовы были работать даже посудомойками в ресторанах и были при этом очень счастливы. Единственное, что их смущало, — когда в ресторан приходили их земляки-тибетцы. Тот факт, что работа в ресторане не считается зазорной в Америке, показывает, насколько культурное окружение влияет на отношение к работе.

— Не думаю, что в Америке отсутствует предубеждение по отношению к работе. Даже в Штатах некоторые профессии презираемы. Очень большую роль играет статус работы.

— В Индии ситуация гораздо хуже, — возразил Далай-Лама. — Предубеждений против различных видов деятельности намного больше. В Америке, в капиталистическом обществе, о людях судят по количеству денег, которые они зарабатывают, а не по их работе. Если бы посудомойки зарабатывали много денег, эту профессию не считали бы унизительной. Деньги являются определяющим фактором. В Индии и других странах в целом существует предубеждение против работы в сфере обслуживания. В Америке ценят свободу и равенство, и это отчасти помогает преодолеть предрассудки подобного рода при условии, что человек честно выполняет свои обязанности. Стало быть, в Америке человеческая личность важнее, чем работа. Когда я, к примеру, приехал навестить президента Джимми Картера, то обратил внимание, что у него дома один-единственный охранник, да и тот стоит снаружи. Сам президент выглядел очень просто, занимался домашней работой, сам себе готовил и т. д. Был я в гостях у чешского президента Вацлава Гавела. Он тоже живет очень скромно, сам открывает посетителям дверь и т. д. В Индии невозможно себе представить, чтобы бывший президент страны все делал сам. Он обязательно имеет прислугу. Самому себе приготовить еду или даже чашку чая считается унизительным для высокого государственного чиновника. Это наша национальная особенность.

Думаю, что даже внутри одного региона, Азии, например, между народами существует множество различий. Отношение японцев, китайцев и тибетцев к работе различно. Китайцы больше внимания уделяют деньгам, тогда как тибетцы за свои услуги берут плату не только деньгами, но и натурой: тибетским ячменным пивом чанг и т. д. Возьмем для сравнения китайского и тибетского портного. И тому, и другому приходится зарабатывать на жизнь, но китайский портной работает день и ночь, чтобы делать деньги, деньги, деньги. Для тибетцев деньги в общем не важны. Они охотно пожертвуют дополнительным заработком ради того, чтобы иметь больше свободного времени, побыть с семьей и т. д. Конечно, китаец имеет больше шансов разбогатеть, но тибетец не станет ему завидовать, поскольку никогда не променяет свободное время на деньги. Для тибетца важнее жить в свое удовольствие.

Хорошо, что ты затронул вопрос национальных особенностей, поскольку они сильно влияют на выбор работы и отношение к ней. Эти особенности коренятся глубоко в национальном характере. Например, Жители южных стран, где есть изобилие фруктов и овощей, много солнца и хорошие урожаи, ведут более ленивый и спокойный образ жизни. Они меньше работают и уделяют больше времени досугу. Жители северных стран, где условия суровее и прокормиться труднее, привыкли к упорному труду. Им всегда приходилось искать способы выживания. Поэтому они прокладывали новые морские пути, развивали промышленность, науку, новые технологии. По крайней мере, таково мое убеждение.

В любом случае, не стоит забывать, что мы обсуждаем отношение к работе в индустриальном обществе. И проблемы, которые нас волнуют, не всегда актуальны для жителей других стран — например, для патриархального Тибета.

— Несмотря на то что западное отношение к работе неприменимо для тибетцев и наоборот, я полагаю, что отдельные моменты отношения тибетцев к работе были бы интересны и полезны для жителей Запада. В частности, вы говорили о буддийской концепции «правильной жизни». Тибет всегда был истинно буддийской страной, а значит, заповеди буддизма должны были глубоко укорениться в обществе — например, стремление выбирать работу, не причиняющую никому вреда. Это главное правило, которым руководствуются тибетцы при выборе работы? — спросил я Далай-Ламу.

— В патриархальном обществе — ответил он, — большинство людей по традиции продолжают семейное дело и выбирают одно из тех занятий, о которых я говорил, — пасут скот, занимаются земледелием, торгуют и т. д. Но некоторые до сих пор занимаются деятельностью, противоречащей принципу «не причини никому вреда»: например, мясники, кузнецы-оружейники… Эти профессии тоже наследственные. Не желая расставаться со своим представлением о Тибете как о земном рае, долине Шангри-Ла, где все жители весело занимаются полезной и гуманной деятельностью, я задал следующий вопрос:

— В одной или даже двух книгах вы упоминаете про правило, существующее на Тибете: любое изобретение или новшество одобряется только при условии, если оно будет полезно или по крайней мере безвредно на протяжении жизни семи поколений…

— Я об этом никогда не слышал, — удивился Далай-Лама.

На этот раз настал мой черед удивляться:

— Неужели? Но ведь я прочел это в вашем интервью.

Далай-Лама пожал плечами и засмеялся:

— Не знаю, кто писал эту книгу. Может быть, один из так называемых специалистов по Тибету. Некоторые западные специалисты по Тибету, кажется, знают больше, чем мы, тибетцы. Тем не менее существует ряд заповедей, которым мы и наше правительство следуем. Эти заповеди основаны на буддийских принципах уважения к природе и, в особенности, к животному миру. Например, все обитатели деревень вокруг озера Ямдрок жили в прошлом исключительно за счет рыбной ловли. Раньше я думал, что им позволяли ловить рыбу в виде исключения. Совсем недавно я узнал, что в эпоху пятого Далай-Ламы было принято постановление, осуждающее занятия рыбной ловлей в определенное время года. А чтобы компенсировать рыбакам непойманную рыбу, жители других поселков складывались и отправляли им соответствующее количество зерна. Похожая ситуация сложилась и на озере Манасаровар около горы Кайлаш. В определенный сезон туда прилетает много водоплавающих птиц, которые откладывают яйца на берегу. И снова по постановлению правительства в течение этого периода специально назначенные люди следили за тем, чтобы яйца никто не трогал. Конечно, некоторые из сторожей наверняка лакомились яйцами, которые сами охраняли. Но это скорее исключение. В целом на государственном уровне проводилась политика бережного отношения к природе. Словом, несмотря на то что не все тибетцы следуют принципу «не навреди» — например, у нас есть мясники, забивающие скот, поскольку жителям нужно мясо, — сам принцип глубоко заложен в сознании нашего народа.

В целом Западу есть чему у нас поучиться. По крайней мере, наш пример заставит остальных людей задуматься над тем, какую работу они выполняют и каковы ее последствия для окружающих. Для человека, живущего в одной из индустриально развитых стран, где есть большие возможности выбора, лучше всего, я думаю, следовать буддийской заповеди и браться за ту работу, которая не причинит вреда людям и природе, не связана прямо или косвенно с эксплуатацией и обманом. Это, с моей точки зрения, наилучший вариант.

***

Итак, Далай-Лама указал на еще одно, необходимое с буддийской точки зрения условие счастья: важно знать, какое влияние оказывает наша работа на остальных людей, и стремиться не причинять им вреда.

Мы уже говорили о разном отношении к работе, о том, что люди, работающие по призванию, чувствуют себя гораздо счастливее остальных. Те, кто любит свою работу, готовы заниматься ею бесплатно (если, конечно, они могут себе это позволить). Они видят в любимой работе возможность применить свои навыки и способности, видят в ней смысл жизни и верят, что таким образом приносят пользу всему человечеству.

Тем не менее Далай-Лама считает, что одной работы по призванию недостаточно для настоящего счастья. Почему? Представьте себе компьютерного хакера за работой: он «взламывает» чужие компьютеры, чтобы снять деньги со счетов или разослать по миру миллионы компьютерных вирусов. Ему нравится его работа. Он абсолютно увлечен ею, испытывает состояние потока, не замечает, как летит время, преодолевает огромные трудности, применяет все свои знания, навыки и творческие способности. Компьютеры — его жизнь. Его работа идеально соответствует его жизненной философии — ведь он живет, подчиняясь древнему как мир правилу: «Кто сильнее, тот и прав. Пока живешь, надо брать от жизни все». И разумеется, результаты его работы сказываются на жизни всего человечества: ее следствием является повреждение миллионов компьютеров по всему миру. У этого человека, как и у всех профессиональных преступников и мошенников, есть своеобразное призвание: они получают удовольствие от незаконной деятельности и ни за что не станут заниматься честным трудом, пока их не принудят к этому насильно или пока с ними чудесным образом не случится внутреннего перерождения. Можно даже представить себе охранника в концлагере Освенцима, который верит, что работает по призванию и своими действиями способствует благу всего человечества.

Словом, тот, кто своей деятельностью вредит людям, тоже может получать определенное удовлетворение от работы. Но с точки зрения Далай-Ламы, душевные состояния, сопутствующие такой вредононой деятельности, — необузданная жадность, злоба, гнев или ненависть — просто несовместимы с понятием счастья.

Конечно, преступники и маньяки, одержимые идеей геноцида, представляют крайний случай. Как любит повторять Далай-Лама, жизнь сложна, и наша деятельность может иметь разные, порой непредсказуемые последствия. Для прочного счастья необходимо знать, какое влияние она будет оказывать на окружающих людей.

Я неоднократно слышал, как Далай-Ламу просили свести его жизненную философию к одному фундаментальному принципу. На этот трудный вопрос он, как правило, отвечал: «Если можешь, служи другим людям. Если нет — по крайней мере не вреди им». Я думаю, если мы станем следовать этому правилу в своей работе, то это уже станет серьезным шагом на пути к будущему счастью.

 

Глава 9. Счастье на работе

 

Сегодня мы в последний раз должны были беседовать с Далай-Ламой у него дома, в Дхарамсале. Целую неделю мы говорили о природе труда, о том, почему люди бывают недовольны своей работой и как сделать таких людей счастливее.

Взбираясь по грязной узкой дороге, ведущей к дому Далай-Ламы, я проходил мимо магазинов, мимо занятых своими обычными делами мелких торговцев и в очередной раз вспомнил, что в Индии, как и в моем родном городе Финиксе, штат Аризона, большинство людей посвящают работе как минимум половину времени бодрствования. И до сих пор мы не ответили на вопрос: какое место занимает работа в наших поисках счастья? Насколько она дает возможность почувствовать себя счастливым?

***

Нашу последнюю беседу я начал так:

— На этой неделе мы много говорили о работе, об отношении к ней, о факторах, которые влияют на нашу удовлетворенность своим трудом. Сегодня наша последняя встреча, и я хотел бы поговорить с вами о взаимосвязи работы и счастья. Иными словами, я хотел бы узнать, какова роль работы, созидательного труда в достижении счастливой жизни? В какой степени она помогает достичь удовлетворения? Я говорю о любой работе, о любой продуктивной деятельности, дающей возможность повлиять на окружающий мир.

— Хорошо, — кивнул Далай-Лама. — Но если мы собираемся обсуждать работу, продуктивную, или созидательную, как вы говорите, деятельность, давайте сначала определим, что имеется в виду под этим выражением, чтобы между нами не было недопонимания.

— Да, это хорошая идея, — ответил я.

— Если я правильно понял, — продолжал Далай-Лама, — под продуктивной деятельностью ты подразумеваешь некую деятельность, направленную вовне…

— В общем, да, — согласился я.

— С моей точки зрения, внутреннее, духовное развитие тоже входит в понятие продуктивной деятельности. Таким образом, мы приходим к необходимости точнее определить, что такое работа. Каково твое определение продуктивной деятельности? Вопрос Далай-Ламы застал меня врасплох: у меня не было мыслей на этот счет. Пытаясь подобрать точное определение, я ответил не сразу. Пока я думал, Далай-Лама продолжал рассуждать:

— К примеру, я — простой монах. Можно ли определить мою деятельность как продуктивную с точки зрения современного западного человека? Ведь многие мои занятия, особенно духовные практики и все, что связано с обязанностями Далай-Ламы, не создают никакого продукта. Вот мне и интересно — с точки зрения западного человека, монах или монахиня, обладающие знанием и искренне следующие своим заповедям, — занимаются ли они продуктивным трудом?

— Думаю, что, с западной точки зрения, деятельность медитирующего в уединении монаха нельзя назвать продуктивной. Если честно, я не знаю точного определения продуктивной деятельности. Но я могу попытаться выразить взгляд рядового американца.

— Тогда нам точно понадобится словарь! — смеясь, сказал Далай-Лама.

— Так вот, в представлении рядового американца продуктивная деятельность подразумевает, что человек каким-то образом влияет на окружающую действительность, что-то производит или совершает поступки. Словом, это деятельность, направленная вовне, и ее результаты поддаются измерению и оценке.

— В таком случае, — засмеялся Далай-Лама, — мои несколько часов утренней медитации явно не носят продуктивного характера. Не так ли? То же самое можно сказать о приеме пищи и посещении туалета.

— Пожалуй, что так, — засмеялся я в ответ на шутку Далай-Ламы. — Каково же ваше определение продуктивной деятельности?

— Трудный вопрос, — задумчиво сказал Далай-Лама и сразу принял серьезный вид. — Думаю, даже западному человеку непросто на него ответить. В разных странах и разных культурах продуктивную деятельность понимают по-разному. Например, у коммунистов коммунистическая пропаганда, вероятно, считается продуктивной, тогда как в некоммунистических странах ее, скорее всего, сочтут бесполезной или даже разрушительной.

Он помолчал немного, обдумывая свои слова.

— Так ты говоришь, что с точки зрения американца моя утренняя медитация и духовная практика не считается продуктивной? Это напоминает мне китайскую коммунистическую пропаганду, которая превозносит некоторые виды тяжелого труда, а созерцательную жизнь монаха считает лишенной смысла. Но если уроки медитации — основа для моей преподавательской деятельности, моих лекций, это уже считается созидательной деятельностью. Встречаться с людьми, беседовать с ними, разъяснять — это ведь продуктивная работа?

— Да, несомненно, — ответил я. — Преподавание считается на Западе профессией, и если монах медитирует, а потом учит других людей, то он явно занимается продуктивной деятельностью. Есть множество людей, которые занимаются разными редкими предметами, например исследуют жизнь каких-нибудь жучков, и тем не менее их деятельность считается продуктивной, потому что преподаванием и написанием статей они вносят свой вклад в общее знание. Поэтому если вы находите практическое применение своей утренней медитации, ее тоже можно считать продуктивной деятельностью. Медитация не будет продуктивной, если вы проведете всю жизнь отшельником, не делясь с людьми теми истинами, которые вам открылись. Но, с вашей точки зрения, и такая одинокая медитация считается продуктивной? Как вы думаете, монах-отшельник, который проводит свои дни в уединении и медитации с целью достичь свободы, занимается созиданием?

— Не обязательно, — ответил он. — Я считаю, что есть продуктивная и непродуктивная медитация.

— В чем же между ними разница? — спросил я.

— Те, кто практикует медитацию по системе дзогчен — с закрытыми, а иногда и открытыми глазами, — пытаются достичь состояния полного отсутствия мыслей, освободиться от них. Это своего рода бегство, уход от жизни. Когда эти люди окунаются в обыденную жизнь, сталкиваются с ее реальными проблемами, медитация им не помогает. Отношение к проблемам и реакция на них остаются прежними. Такая медитация, по существу, представляет собой уход от проблем, подобно увеселительной поездке или приему обезболивающего. Она проблем не решает. Человек может годами заниматься такой медитацией, но прогресс будет нулевой. Это не созидательная, не продуктивная медитация. Настоящий прогресс наступает, когда человек не только достигает более высокого уровня медитации, но и когда медитация начинает влиять на его взаимоотношения с другими людьми, на его поведение в повседневной жизни: человек становится более терпелив, менее раздражителен, начинает проявлять больше сострадания к людям. Это и есть продуктивная медитация, медитация, которая приносит пользу людям.

— Наконец общая картина начала вырисовываться. Таким образом, если я правильно понимаю, для вас продуктивная деятельность — это деятельность, преследующая позитивную цель? — не унимался я.

И снова Далай-Лама надолго замолчал, обдумывая мои слова.

— С моей точки зрения — да, — наконец ответил он. — И дело не только в наличии позитивной цели. Если деятельность человека никому не приносит пользы, не знаю, можно ли назвать ее продуктивной. Например, человек отдает много времени учению. Читает, читает и читает. Прочел огромное количество книг. Но если его чтение не приносит никому пользы, то это пустая трата времени. Конечно, я дал лишь самое общее определение продуктивности, оно варьируется в зависимости от контекста. В целом, если наша деятельность приносит пользу людям, можно назвать ее продуктивной. Коротко эту деятельность можно определить как целенаправленную, в том смысле, что она преследует определенную цель, а также полезную или по крайней мере не вредную для общества. Таким образом, когда мы говорим о продуктивной, созидательной деятельности, воображению прежде всего представляется создание чего-то материального, что можно увидеть, пощупать и использовать. Как правило, это и есть некая продукция, изделие. Кроме того, в слове «продуктивный» изначально заложен положительный оттенок — когда мы говорим, что кто-то работает непродуктивно, мы подразумеваем, что он работает плохо или недостаточно. С другой стороны, продукция может быть разной. Можно, например, производить яд — при этом продуктивность будет иметь отрицательный характер. Деструктивная деятельность тоже может быть связана с производством, созданием чего-то нового. В этом смысле ее формально можно назвать продуктивной, поскольку имеет место создание неких изделий.

Таким образом, слово «продуктивный», как и слово «работа», может иметь нейтральное значение, а может быть позитивным или негативным. В этом смысле оно сходно с понятием свободы. Сама по себе свобода не обязательно позитивна. Пользуясь свободой, человек может совершать негативные поступки, не так ли? Но, как правило, с понятием свободы у человека все-таки связаны положительные ощущения. Так и продуктивность — в принципе, понятие, которое может содержать положительный или отрицательный оттенок, но, как правило, мы воспринимаем его как нечто положительное или по крайней мере безвредное. Может быть… хотя я не знаю… не знаю. — Тут Далай-Лама засмеялся. — Опять-таки, все зависит от смысла, который мы вкладываем в то или иное слово.

— Да, все это, конечно, довольно сложно и запутанно. Серьезные вопросы связаны с производством оружия или отравляющих веществ. Люди, которые заняты в этом производстве, получают зарплату, порой даже очень высокую, но назвать их деятельность продуктивной можно лишь весьма условно. И это еще раз доказывает сложность затронутой проблемы. Например, нацисты потратили немало усилий на подготовку и проведение геноцида, но их деятельность ми в коем случае нельзя назвать продуктивной. То же самое можно сказать о деятельности преступников. Таким образом, понятие продуктивности подразумевает полезность или по крайней мере безвредность деятельности. Медитация по сравнению с действиями преступников не дает непосредственных результатов, но она безвредна, и уже поэтому ее можно назвать продуктивной. Словом, в общепринятом смысле продуктивная деятельность — это производство некоей продукции, материальной или духовной, которой могут воспользоваться для своего блага другие люди. — Далай-Лама снова рассмеялся. — Вот мы с разных сторон обсуждаем, что такое продуктивная, созидательная деятельность, даем ей разные определения. И все кажется так сложно, запутанно. Я так и не понял, пришли ли мы к каким-нибудь выводам?

— Я сам себе задаю этот вопрос, — улыбнулся я. — Никогда не думал, что придется так попотеть над простым понятием. И все равно, беседа была для меня полезной и многое прояснила. Вы спросили, считаю ли я медитацию продуктивной деятельностью. Сначала я, как типично западный человек, ответил «нет», но, слушая вас, изменил свое мнение. Думаю, что теперь читатели будут считать медитацию продуктивной, созидательной деятельностью, поскольку те, кто ее практикует, развиваются, меняются к лучшему. Происходит прогресс, люди достигают определенных целей, поэтому их деятельность несомненно продуктивна.

В любом случае, мы пришли к взаимопониманию. Хотя разные люди понимают продуктивность по-разному, мне хочется согласиться с вами: продуктивная деятельность — не обязательно создание или достижение чего-то. Это деятельность, преследующая некую позитивную цель.

Далай-Лама кивнул в знак согласия.

***

После нашей дискуссии я обратился к словарю и посмотрел там значение слова «продуктивный». Оно происходит от латинского слова producere, которое можно перевести как «продвигать вперед», «протягивать». Таким образом, мы видим связь с нынешним значением этого слова, с производством, созданием чего-то нового. Но я недаром задумался над определением. Как сказал Далай-Лама, термин изначально имеет нейтральное значение — можно производить все что угодно — и орудия пыток, и лекарства. И то и другое будет «продуктивной деятельностью». Но, с точки зрения Далай-Ламы, заниматься производством товаров или услуг недостаточно для достижения счастья. Необходимо еще одно условие — учитывать результаты труда, его воздействие на человека, на семью, на общество и мир в целом. Рассуждая о правильном образе жизни, мы пришли к выводу, что человеку необходимо знать, что его работа приносит пользу людям. С точки зрения Далай-Ламы — это самый верный способ получить от работы удовлетворение.

Те, кто решил принять эту точку зрения, могут оказаться в трудном положении. Так, например, продавец сигарет решит, что его нелегкая работа не является продуктивной. Может показаться, что новое определение продуктивности сокращает количество истинно «продуктивных» занятий. Но на самом деле, как это ни парадоксально, оно расширяет наше представление о продуктивной деятельности и открывает много новых источников удовлетворенности. Новый взгляд на проблему наводит на интересные мысли. Например, человек, продающий программное обеспечение, может счесть день без продаж непродуктивным. И тем не менее это не так. Ведь он общался с сотрудниками, с клиентами, поднимал им настроение. Таким образом, и этот день был по-своему продуктивен. Конечно, придется идти в магазин за продуктами, платить квартплату, и с этой точки зрения, «продуктивные» в традиционном понимании дни — дни, приносящие денежный доход, — необходимы. Но более широкое понимание продуктивности как умения быть полезным людям поможет нам по-другому воспринимать даже вынужденные периоды застоя в нашей карьере и извлекать из них пользу и удовольствие.

Придя наконец к единому определению продуктивной деятельности, мы приступаем к заключительному этапу — обсуждению связи продуктивной деятельности и нашего извечного стремления к счастью. Остается нерешенным вопрос: обладает ли каждый человек врожденной способностью получать удовлетворение от работы и насколько это удовлетворение способствует достижению счастья в целом. Разумеется, как и в случае с другими особенностями нашей психики, ученые-эволюционисты придумали объяснение, почему человек получает удовольствие и наслаждение от тяжелой работы:

Давным-давно, в далеком прошлом, на равнинах нашей земли жило небольшое племя первобытных людей. Среди этих охотников и собирателей были и два брата — Джим и Лемарр. Между ними было много общего. Оба любили сидеть у огня холодными ночами и есть жареное мясо антилопы. Но, как и все люди, они немного отличались друг от друга генетически, а значит, различались характерами, внешностью, умом и поведением. Лемарр любил творить, применять свои навыки, получал удовольствие, упорно изготовляя новые орудия труда и охоты. Джим не любил работать. Ему больше нравилось бездельничать, щелкать грецкие орехи и смотреть на закат. Как-то раз, когда Джим наблюдал за ползущей по листку гусеницей, его короткую жизнь оборвал саблезубый тигр, выбрав Джима в качестве фирменного блюда для своего меню. А Лемарр выжил, произвел на свет нескольких детей, от которых и пошли наши предки. Через них он передал нам свою любовь к работе.

Примерно так все выглядит с точки зрения эволюционной теории. Независимо от причин ясно одно: каждому человеку с рождения дана способность получать удовлетворение от работы. Она влияет на наше общее настроение и делает нас счастливее. Психологи и социологи впервые обратили внимание на связь между чувством удовлетворения от работы и счастливой жизнью в 1950-х годах, и с тех пор ими была накоплена масса данных, подтверждающих эту взаимосвязь. В 1989 году психологи Марианна Тейт, Маргарет Юц Паджет и Тимоти Т. Болдуин сделали обзор всех исследований, проведенных за предыдущие тридцать лет, и окончательно подтвердили этот факт. При этом не важно, мужчина вы или женщина, рабочий или служащий, работаете на Уолл-стрит или в глухом шахтерском поселке в Австралии (как выяснили ученые Родерик Иверсон и Кэтрин Магуир из Мельбурнского университета).

Но и позднее психологи, социологи и эксперты — такие, как Роберт Райе, Тимоти Джадж и Шиничи-ро Ватанабе, — продолжали исследовать зависимость между работой и счастьем, стараясь глубже проникнуть в ее природу.

Как вы, наверное, уже догадались, исследователи пришли к выводу, что общее счастливое состояние и удовлетворенность работой взаимно влияют друг на друга. Те, кто доволен работой, чувствуют себя счастливее, а те, кто счастлив, чаще довольны своей работой. Конечно, исследователи до сих пор ведут споры о том, до какой степени работа влияет на наше настроение и до какой степени наше счастливое состояние сказывается на работе. Исследуя связь работы и счастья, некоторые ученые даже пытались измерить их влияние друг на друга.

Согласно исследованию, проведенному Фондом Рассела Сейджа, удовлетворение от жизни в целом на 20 % зависит от того, насколько мы довольны своей работой. Проведя обзор соответствующей литературы, Джеймс Хартер, Франк Шмидт и Кори Кейес пишут: «У взрослого человека удовлетворение от работы составляет до 25 % от общей удовлетворенности жизнью. Эта цифра может показаться не слишком высокой, но на фоне остальных составляющих — семейного положения, здоровья и т. д. — невольно начинаешь ценить тот вклад, который работа вносит в наше счастливое самочувствие». Итак, мы установили, что человек от рождения обладает способностью испытывать удовлетворение от работы, и между этим удовлетворением и счастьем существует взаимосвязь. Хорошо, что это так — ведь мы большую часть жизни проводим на работе. Тем не менее, чтобы испытать полагающееся нам по праву чувство удовлетворения, приходится прикладывать определенные усилия, преодолевать препятствия. Далай-Лама рассказал мне, как лучше этого добиться. Но кое-что по-прежнему оставалось для меня неясно. Я замечал, что, — чем бы Далай-Лама ни занимался, он неизменно выглядел счастливым. Поэтому я в первую же встречу спросил его, как он относится к своей работе, надеясь узнать, насколько работа влияет на его настроение. Мои первые попытки разговорить Далай-Ламу окончились неудачей. Может быть, подумал я, стоит снова вернуться к нашему разговору? На этот раз мне хотелось бы получить от Далай-Ламы более подробный ответ. И тут меня осенило. Я вспомнил эпизод, который произошел год назад, во время трехнедельной поездки Далай-Ламы по Соединенным Штатам. Был конец тяжелого дня. Далай-Лама выступал перед жителями одного большого города на Среднем Западе. Как обычно, в конце он отвечал на самые разнообразные вопросы, начиная от политической ситуации в Тибете и заканчивая «Есть ли у вас подруга?». Сидя в глубине сцены на складном стуле, я уже начал было дремать, как вдруг встрепенулся, услышав необычный вопрос, который не задавали никогда прежде. Этот простой и вместе с тем глубокий вопрос как-то не пришел мне в голову за долгие годы нашего общения.

— Вы, много говорите о счастье, — спрашивал кто-то Далай-Ламу. — Вы даже утверждаете, что цель нашего существования — счастье. А каким был самый счастливый момент вашей жизни?

Далай-Лама не торопился с ответом и думал очень долго. Когда он наконец начал отвечать, у меня было ощущение, что он выступает не с трибуны перед тысячами внимательных слушателей, а мирно беседует с друзьями, попивая чай на крыльце своего дома.

— Даже не знаю, — тихо сказал он себе под нос. — В моей жизни было столько счастливых моментов! — Тут он засмеялся. — Думаю, что самым счастливым был тот, когда я сдал свой Геше-экзамен. Помню, какое облегчение я испытал, когда все закончилось. Я был так счастлив! — Веселый смех Далай-Ламы разнесся через громкоговорители по всей площади, находя отклик в сердцах слушателей.

Я помню, что Далай-Лама так просто и весело ответил на этот вопрос, как будто он сдавал свой экзамен в теплой комнате за партой, отвечая на вопросы письменного теста, а потом вручил экзаменаторам зачетку и в обмен получил при выходе диплом. Но в реальности дело обстояло иначе. Степень Геше в буддизме примерно соответствует нашей степени доктора философии и является итогом семнадцати лет напряженного труда. Его получению предшествует интенсивное изучение разных аспектов буддийской философии, логики, ораторского искусства и психологии. В программу обучения входят предметы, о которых я никогда не слышал. Например, мне пришлось по словарю узнавать значение слова «эпистемология» — оказалось, что это наука о природе знания. Устный экзамен продолжался целый день. Научные светила из разных тибетских монастырей задавали Далай-Ламе вопросы в присутствии тысяч монахов и ученых. Напряженность политической обстановки в Тибете в те времена еще больше осложняла ситуацию. Впервые за всю историю двор, где проходил экзамен, охраняли вооруженные тибетские и китайские солдаты, готовые в любой момент навести порядок. Далай-Лама, молодой тибетский лидер, хорошо знал, что его жизни угрожает опасность.

Конечно, человек, сдавший экзамен, всегда счастлив, но этому счастью предшествует столько волнений, что я никак не ожидал, что Далай-Лама назовет сдачу экзамена самым счастливым моментом своей жизни. Вероятно, определенную роль здесь сыграло облегчение, которое каждый человек испытывает, преодолевая трудности. Я еще раз вспомнил о тесной связи между выполненной работой и чувством счастья. И тогда я подумал, что именно с этого хорошо было бы начать разговор о роли работы в жизни самого Далай-Ламы.

— Когда вас спросили про самый счастливый момент вашей жизни, — напомнил я, — вы ответили, что испытали его после сдачи экзамена на степень Геше… Я знаю, что подготовка к этому экзамену потребовала долгих лет напряженного труда. Таким образом, из вашего ответа можно сделать интересный вывод. Оказывается, продуктивная и осмысленная деятельность является важным компонентом человеческого счастья — по крайней мере, так было с вами. Это полностью согласуется с выводами исследователей о том, что работа играет важную роль в достижении счастья. Некоторые из исследователей даже считают, что наш мозг генетически запрограммирован так, чтобы посредством созидательной и осмысленной деятельности человек мог стать счастливым.

Мне было крайне интересно услышать, что самый счастливый момент жизни связан для вас не с отдыхом или медитацией в одиночестве, а с завершением большой работы и достижением определенной цели.

Далай-Лама внимательно выслушал меня, а потом ответил:

— Я понимаю твою мысль. В данном случае продуктивная деятельность означает деятельность, ориентированную вовне, о которой мы уже говорили. Например, когда я был молодым и жил в Тибете, я любил ремонтировать разные вещи, разбирать на части разные механизмы вроде часов, чтобы понять, как они работают, хотя не всегда мне удавалось собрать их снова. Иногда я даже пропускал уроки ради этих занятий. — Тут он виновато хихикнул. — И все-таки, мне кажется, неправильно утверждать, что люди генетически запрограммированы получать удовольствие лишь от такой деятельности.

— Нет, нет, — стал оправдываться я, — я не то хотел сказать. В основу первой книги легла ваша мысль о том, что счастье прежде всего определяется внутренним состоянием. Наша первая книга была посвящена внутреннему развитию человека, и мы приступили к новому циклу бесед, взяв за аксиому, что именно внутреннее развитие приносит нам счастье. В этом мы уверены.

Но мы знаем, что существует и много других компонентов счастья. И эта книга посвящена одному из них — продуктивной деятельности. Я согласен с вами: человек может достичь счастья не только через продуктивную деятельность. И все-таки сейчас я хотел бы поговорить о том, какое место в нашем стремлении к счастью занимает работа. Под счастьем я подразумеваю не состояние возвышенного блаженства, а более приземленные и обыденные ощущения.

Я хочу понять, каким образом продуктивная деятельность и работа могут способствовать достижению счастья — например, как напряженная подготовка и сдача экзамена сделали вас счастливым.

— Я должен прояснить одну вещь, — ответил Далай-Лама. — Когда я сказал, что самым счастливым моментом в моей жизни было достижение степени Геше, я вовсе не имел в виду, что глубокого счастья нельзя достичь посредством внутреннего развития или медитации. Может быть, я сам не достиг нужного уровня медитативной реализации, но это не значит, что его достижение невозможно в принципе. Мне даже показалось, что я был близок к этому. Кажется, я уже рассказывал вам об этом.

— Думаю, мы оба согласимся, что у счастья есть много составляющих — здесь свою роль играет множество факторов. Когда-то мы говорили о том, как важно тренировать сознание. Вы упомянули и другие виды медитативного тренинга. Существенную роль играют наша семья, друзья и т. д. Ко всем этим темам мы еще вернемся. Пока же речь идет о работе. Мы уже обсудили разные аспекты, связанные с работой, причины неудовлетворенности ею и т. д. Поскольку это наша последняя беседа, не могли бы вы сказать, какую роль в целом играет работа в достижении счастья? — настойчиво выспрашивал я. Далай-Лама ответил не сразу.

— Очень трудно общими словами определить роль работы. Ведь помимо этого на процесс влияет множество факторов: интересы человека, его воспитание, условия жизни, социальные условия, характер работы — все это накладывает свой отпечаток. Многое зависит от психологии человека. Таким образом, получаемое от работы удовлетворение зависит от многих факторов.

Я тихо вздохнул и еще раз вспомнил наши прежние беседы. Тогда я хотел получить от Далай-Ламы четкие ответы на волнующие меня вопросы. И вот снова вместо определенных ответов я слышал все те же ссылки на сложность человеческой натуры. Разумеется, Далай-Лама был прав. Может быть, с точки зрения Дарвина мы и унаследовали от далеких предков врожденную способность получать удовольствие от продуктивной деятельности, но стадию охоты и собирательства человечество оставило далеко позади. Жизнь стала сложнее, и мы уже не получаем от сделанной работы такой непосредственной радости, как раньше.

Мы уже говорили о том, что при несомненной связи работы и счастья исследователи расходятся в оценках того, насколько работа влияет на его достижение. Несмотря на различие мнений, ученые согласны с Далай-Ламой в одном: удовлетворение, получаемое от работы и от жизни в целом, зависит от многих факторов. Как говорит сам Далай-Лама, на удовлетворенность работой влияют личность, настроение, интересы, социальное окружение и даже национальная культура и атмосфера, в которой воспитывался тот или иной человек. Это подтверждает в своей книге известный психолог, специалист в области производственных отношений Пол Спектор.

Множество компонентов лежит в основе счастливой жизни. Как напоминает Далай-Лама, удовлетворенность работой — лишь один из них. Эд Динер, преподаватель психологии Иллинойского университета и один из ведущих исследователей в области субъективного ощущения благополучия, пришел к выводу, что на наше состояние влияет огромное число факторов. Учитывая сложность человеческой натуры и множество биологических, социальных, экономических и демографических причин, влияющих на наше чувство счастливости или несчастливости, с чего же нам стоит начать? Новейшие открытия современных исследователей согласуются с мудростью Далай-Ламы и древней буддийской философией — начать следует с обращения внутрь себя, с изменения нашего отношения к жизни. Повторяя прогноз Далай-Ламы, доктор Динер заключает: «Получается, что наше восприятие мира гораздо важнее для достижения счастья, чем объективные обстоятельства. И тому есть множество доказательств».

Попытки исследователей определить степень влияния работы на качество нашей жизни показали, что влияние это сугубо индивидуально. Видя радость, с которой Далай-Лама выполняет свои ежедневные обязанности, я решил узнать, как же сам он относится к своей работе. Когда-то на мой вопрос о том, в чем заключается его работа, он ответил: «Я ничего не делаю».

Его ответ не удовлетворил меня. Я решил, что, если бы он подробнее рассказал о своей работе, другие люди смогли бы извлечь из его слов пользу для себя. И я решил сделать последнюю попытку разговорить Далай-Ламу:

— Мы говорим о различном отношении людей к работе. Мне по-прежнему интересно, как вы воспринимаете свою деятельность. Как-то раз я спросил вас: что бы вы ответили на вопрос о своей работе. Вы пошутили, сказав, что ничего не делаете, просто заботитесь о себе. Но я бы хотел от вас более подробного ответа. У вас масса обязанностей — вы и монах, и лидер тибетского народа, и государственный деятель, и учитель, и буддийский ученый, вы ездите с выступлениями по всему миру и участвуете в конференциях. Словом, ваша деятельность очень разнообразна. Что же вы считаете своей работой?

— Разумеется, в первую очередь, я — монах, буддийский монах, — ответил Далай-Лама.

— А работа монаха, его главная задача состоит в изучении и применении на практике философии буддизма. Далее я стараюсь своей духовностью и своим опытом служить другим людям. Это самое главное, не так ли? Поэтому когда я выступаю перед людьми, то стараюсь делиться с ними своим опытом и пониманием жизни. Что же касается остальной работы, то вся моя деятельность основана на принципах буддизма — сострадании и взаимосвязи всего сущего. Например, моя политика Срединного пути, мое отношение к ситуации в Тибете основаны на убеждении, что все государства зависят друг от друга. Естественно, Тибет во многом зависит от Индии и Китая. Я исповедую буддийские принципы ненасилия. Я не призываю тибетцев начинать войну с Китаем, чтобы отвоевать для себя свободу. Все мои поступки продиктованы философией буддизма. Ну, может быть, за редким исключением — например, когда я завинчиваю отверткой шуруп, то не знаю, какие буддийские принципы я здесь применяю. Я не знаю! — Здесь он рассмеялся. — А вообще, большую часть жизни я провожу как буддийский монах. Например, я просыпаюсь каждый день в половине четвертого утра и посвящаю утренние часы учению, молитвам и медитации. Конечно, мой брат посмеивается надо мной — говорит, что я встаю так рано, потому что голоден и хочу завтракать. — Далай-Лама засмеялся снова. — Может быть, он в чем-то и прав, но все-таки главная причина — это мое желание медитировать. Изучение и применение буддизма на практике, монашество — вот моя единственная профессия. Кроме этого я, в сущности, ничем не занимаюсь.

— Но ведь у вас помимо духовных практик есть масса ежедневных обязанностей. Например, вы упомянули о политической ситуации. Я знаю, что вы несете трудное бремя лидера тибетского народа. Насколько остальная ваша деятельность, в частности политическая, помогает вам достичь счастья? Играет ли она вообще какую-то роль?

— Конечно, есть связь между удовлетворением, которое дает работа, и общим ощущением счастья, — ответил Далай-Лама. — Но я не уверен, пригодится ли мой опыт другим людям. Например, сегодня я говорил с некоторыми членами секретариата. Я пытался объяснить им, что на протяжении многих веков мы, тибетцы, игнорировали важные перемены, которые происходили вокруг нас, и таким образом причинили себе и своей стране непоправимый вред. На долю моего поколения пришелся кризис, который имел трагические последствия для всей нашей культуры и народа в целом. И в то же время быть тибетцем, и особенно Далай-Ламой, в столь критический момент — это прекрасная возможность послужить своему народу и помочь ему сохранить свою культуру.

— Мне кажется, это имеет отношение к нашему разговору о трудностях. Вы согласны с тем, что чем больше трудностей мы преодолеваем, тем большее удовлетворение приносит нам наша работа? — спросил я.

— Да, несомненно. Вернемся к примеру тибетского народа. Наша нынешняя трагедия является результатом множества причин, включая и длительное невнимание тибетцев к тому, что происходит вокруг.

Учитывая серьезность ситуации, тот факт, что наш народ и его уникальная культура находятся на грани уничтожения, я понимаю, что любые мои усилия по их сохранению будут иметь важное значение. Поэтому я рассматриваю свою работу на благо тибетского народа как продолжение моей духовной практики. Ведь помогать людям — это высшая цель для того, кто занимается духовной практикой. Таким образом, моя работа и жизнь тесно связаны с ежедневной молитвой и. медитацией. Аналитическая медитация помогает мне придерживаться принципов ненасилия, сострадания, прощения, в особенности по отношению к китайским коммунистам. Как видите, между моими духовными ценностями и духовными практиками и моим отношением к жизни и работой на благо тибетского народа существует прямая связь. Моя политическая деятельность, в свою очередь, влияет на духовную практику. Все в мире на самом деле взаимосвязано. Хороший завтрак дает мне здоровье. Здоровье позволяет продолжать работу. Даже обычная улыбка может повлиять на настроение. Все в нашем мире связано, переплетено. Когда вы поймете эту взаимосвязь, вам станет ясно, как наши духовные ценности, взгляды, эмоциональное состояние влияют на удовлетворенность работой и жизнью.

***

Наконец все стало на свои места, и я понял, почему Далай-Лама утверждал, что он «ничего не делает на работе». Конечно, в его ответе была доля шутки. Но кроме этого я знал, что Далай-Лама не очень любит распространяться о своих заслугах, хвалить самого себя. Это естественным образом вытекало из его нежелания вообще обращать внимание на собственную личность. Его не волнует, что думают о нем другие, им движет искреннее желание помочь людям.

Но в его ответе читалось и другое. Далай-Лама не разделял жизнь и работу: для него они были тесно переплетены — так тесно, что он не видел различия между «личной» жизнью и работой, «духовной» и «домашней» жизнью. А поскольку он не выделял в отдельную категорию «рабочие» обязанности, у него действительно не было работы в общепринятом понимании. Я часто удивлялся цельности его личности. Он казался одним и тем же в любой обстановке. У него не было «нерабочего» облика.

Любой деятельности Далай-Лама отдается целиком. Ему не нужно подстраиваться под новую обстановку. Он остается одним и тем же — и дома, и на работе. И я подумал, что Далай-Лама действительно свободный человек.

Я вспомнил интересный эпизод, свидетелем которого стал в прошлом году. Далай-Лама прилетел в Вашингтон и был приглашен как-то вечером в Капитолий, на прием, устроенный в его честь. Прием давала сенатор Диана Фейнстейн. На нем присутствовала вся вашингтонская элита. Прием происходил в богато убранном зале, в сенатском крыле Капитолия. Послы, сенаторы, конгрессмены тихо ходили по красным плюшевым коврам под хрустальными люстрами. Стены и потолок украшала роспись. Обстановка подчеркивала важность происходящего. Я узнавал лица, которые часто видел по телевизору. Но вид этих людей причинял мне странное беспокойство. Я не знал, чем оно вызвано. И тут меня осенило — по телевизору они выглядели гораздо более живыми. Я присмотрелся к конгрессменам — их изборожденные морщинами лица были похожи на непроницаемые маски, их движения были скованными, механическими. Оживление в эту компанию вносили молодые помощники и стажеры, недавние выпускники университетов, опьяненные ароматом власти и говорившие с приглушенным волнением. «Пытаются выглядеть взрослыми», — подумал я. Мне, человеку, чуждому миру политики, происходящее казалось нереальным.

Я пришел на прием довольно рано, но гости уже толпились в зале. Те, что постарше, были преисполнены такой важности, что ни на кого не обращали внимания. Когда их кому-то представляли, они здоровались, глядя невидящим взглядом. Более молодые, занимающие менее высокое положение, при знакомстве тоже смотрели по сторонам, пытаясь определить, в какое общество попали. Другие протискивались сквозь толпу, здоровались, знакомились, и, как я позже заметил, самым частым вопросом среди таких гостей было «Чем вы занимаетесь?». У этих людей был просто какой-то нюх — за доли секунды они могли определить, насколько полезен для них тот или иной человек. И если они не видели пользы в новом знакомстве, то быстро отходили и терялись в толпе в поисках других знакомств. Кто-то пил диетическую колу, кто-то — белое вино. В середине зала стоял банкетный стол, уставленный заграничными сырами, жареными креветками, слойками и разными деликатесами. Но еда по большей части оставалась нетронутой. Люди стеснялись есть. Я посмотрел вокруг — лишь несколько человек чувствовали себя раскованно и свободно.

Наконец в зал вошел Далай-Лама. Как обычно, он был спокоен и весел. Его вид представлял разительный контраст с окружающей обстановкой. Я заметил, что он даже не удосужился надеть свои добротные кожаные ботинки, а вместо этого был в старых резиновых сандалиях. Сенатор Фейнстейн и ее муж тут же стали представлять Далай-Ламу гостям. Далай-Лама налил себе стакан воды, а сенатор Фейнстейн тем временем притащила старый дубовый стул внушительных размеров, поставила его у стены и предложила Далай-Ламе сесть. Несколько сенаторов тут же выстроились в очередь, чтобы быть представленными Далай-Ламе. Я не слышал, о чем они говорили, поскольку стоял далеко, но видел, что Далай-Лама приветствовал их дружеским рукопожатием, теплой простодушной улыбкой и искренним взглядом. Как всегда, он относился к людям по-человечески, без всяких претензий. Скоро все окружающие заулыбались, стали чувствовать себя раскованнее. Я заметил, что после знакомства с Далай-Ламой многие гости не спешили уйти. Наконец один из сенаторов поставил свой стул рядом с Далай-Ламой. Затем его примеру последовал другой. Скоро по обеим сторонам от Далай-Ламы уже сидела добрая дюжина политиков. То, как они тянулись к нему и буквально ловили каждое его слово, напомнило мне Тайную вечерю. Чем ближе тот или иной человек сидел к Далай-Ламе, тем более раскованным и раскрепощенным он выглядел. Несколько минут спустя я был поражен зрелищем еще более удивительным: Далай-Лама ласково держал за руку сидящего рядом с ним человека — известного политика, закаленного в дипломатических баталиях. Он держал его за руку, как ребенка, и политик, лицо которого еще совсем недавно выглядело суровым и непроницаемым, теперь подобрел и смягчился.

Тем временем я разговорился с начальником отдела безопасности. Он уже не первый раз охранял Далай-Ламу, поскольку тот неоднократно приезжал в Соединенные Штаты. Этот человек сказал мне, что охранять Далай-Ламу нравилось ему больше всего — и не потому, что тот, в отличие от других дипломатов, не танцевал на дискотеке до трех часов утра, а уже в девять ложился спать, а потому, что он искренне восхищался этим человеком. «Я не буддист, — сказал он, — но Далай-Лама мне очень нравится».

— Чем же? — спросил я.

— Он любит говорить с шоферами, привратниками и официантами, с обслуживающим персоналом и относится ко всем людям одинаково, без высокомерия, — ответил секьюрити.

Прием в Капитолии наглядно это продемонстрировал. Далай-Лама с одинаковым уважением обращался и к официанту, разносившему еду, и к лидеру сенатского большинства. Не важно, с кем он говорил — с горничной в гостинице, с водителем, который вез его на светский прием, или с крупным американским политиком, — его манера общения, поведение и речь оставались неизменны. В этом и заключался секрет Далай-Ламы: ему не нужно притворяться. И на публике, и на работе, и в личной жизни он всегда остается одним и тем же — самим собой. Благодаря этому казалось, что работа дается ему без усилий. Конечно, большинству из нас предстоит проделать долгий и трудный путь, прежде чем мы достигнем цельности Далай-Ламы. Но в любом случае, чем меньше станет разрыв между нашей личностью и работой, тем легче и радостнее мы будем выполнять эту работу.

 

Эпилог

 

Прислуживающий Далай-Ламе высокий обходительный монах, одетый в традиционные бордовые одежды, с неизменной улыбкой на лице тихо вошел в комнату и начал убирать чайные приборы. Я понял, что настали последние минуты общения. Зная, что мое время истекает, я взял записную книжку и стал просматривать список тем для дискуссий, одновременно обращаясь к Далай-Ламе:

— У нас осталось не так много времени, а у меня еще множество вопросов. Мы выяснили все, что касается неудовлетворенности работой, но не поговорили о вопросах этики, о тех случаях, когда наши этические принципы идут вразрез с порядками организации, в которой мы работаем, о том, этично ли доносить на коллег, о корпоративных скандалах, ну и, конечно же, хотелось бы поговорить об отношениях между коллегами, между работниками и работодателями, а также…

Тут Далай-Лама прервал меня:

— Говард, если мы начнем углубляться в детали и обсуждать все проблемы, которые могут возникнуть у человека на работе, то наша дискуссия никогда не закончится — ведь в мире шесть миллиардов людей и у каждого свои проблемы. Кроме того, ты затронул совершенно новую тему. До сих пор мы обсуждали ситуацию с точки зрения работника, говорили о том, как изменить отношение к работе, точнее оценить свои способности и т. д. Но это лишь часть общей картины. Не менее важную роль играют работодатель, начальство, организация труда. От них тоже зависит наша удовлетворенность работой. Вопросы этики в бизнесе, экономии и т. д. — это отдельная тема для обсуждения…

— На самом деле я надеялся, что мы обсудим их, только в другой раз, — ответил я.

— Да, конечно, лучше в другой раз, — сказал Далай-Лама. — Я не уверен, насколько мои советы будут полезны — ведь я не специалист по бизнесу, я в нем практически не разбираюсь.

— Да и я тоже, — признался я, — но я знаю, что вы стараетесь применять этические принципы везде, и поэтому мне было бы интересно услышать ваше мнение.

— Конечно, я всегда буду рад тебя видеть. Давай как-нибудь встретимся снова, обменяемся идеями, поговорим — авось что-нибудь да придумаем. Я расскажу тебе все, что знаю. Но и ты не должен сидеть сложа руки. Я даю тебе домашнее задание — подумать над перечисленными вопросами. Хорошо, если бы ты встретился с бизнесменами, попросил их рассказать что-нибудь из собственного опыта — как они применяют этические принципы в работе своей компании, с какими проблемами при этом сталкиваются. Тогда, может быть, из нашей встречи и выйдет толк. В общем, давай постараемся сделать все, что в наших силах.

Далай-Лама зевнул, снял очки и протер глаза. У него был долгий рабочий день. Он надел туфли и стал завязывать шнурки — верный знак того, что аудиенция окончена.

— Мы говорили о работе. Эти беседы — часть нашей работы. Спасибо за то, что ты приехал. Ведь ты проделал долгий путь из своей родной Аризоны. И я ценю твою искренность, — тихо сказал он и, завязав шнурки, выпрямился. — Еще раз большое спасибо.

Мы говорили о работе. Эти беседы — часть нашей работы… До сих пор мне не приходило в голову воспринимать наши беседы как работу. Я воспринимал ее абстрактно, как нечто, происходящее за пределами комнаты, во внешнем мире — бесчисленные и безликие массы людей, занятые ежедневной рутиной, — что угодно, только не наши беседы. Конечно, в глубине души я сознавал, что в какой-то момент мне придется потрудиться, чтобы написать на материале наших разговоров книгу. Но когда еще это будет…

Я никак не мог считать работой часы, проведенные в обществе Далай-Ламы. Я был так увлечен беседой, так благодарен ему за советы, как сделать жизнь счастливее, что готов был сам платить за возможность общаться с ним. Разве это можно назвать работой? Если да, то вслед за Далай-Ламой я мог бы повторить: «В чем моя работа? Да ни в чем. Я ничего не делаю». Разница между нами состояла лишь в том, что для меня эта работа была временной, а для Далай-Ламы — постоянной.

Я уже готовился уйти, но Далай-Лама попросил меня подождать, на секунду зашел в одну из служебных комнат и вернулся, держа в руках маленькую статуэтку Будды — подарок мне на день рождения. Я был так тронут, что на мгновение потерял дар речи и смог пробормотать лишь несколько бессвязных слов благодарности. Стоя на крыльце, Далай-Лама улыбнулся и крепко обнял меня на прощанье. Мы провели много времени в дискуссиях. Впереди была другая работа — бессонные ночи над будущей книгой. Тогда я, конечно, еще не знал, каким он будет — плод наших совместных усилий. Но в тот момент, момент простого человеческого счастья, обмена выражениями любви и теплоты с моим другом и соавтором, я понял, в чем заключалась наша работа.

 


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 37; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!