Как чувствовать себя хорошо после взрыва 19 страница
Роман двигался уже довольно быстро и энергично, как будто его последнее длительное пребывание в космосе закончилось только вчера. Этот корабль принадлежал ему, и он как хозяин относился к нему с заботой и уважением. Вскоре он уселся смотреть старые советские комедии 1960‑х гг., которые ему записали на айпод в РКК «Энергия». Том был внимательным и скромным. Он был абсолютно счастлив снова оказаться в космосе. Он двигался очень осторожно и спокойно, даже как‑то вкрадчиво. Я испытывал лень и расслабленность, словно пузырь в медленном потоке. Я снял свои часы Omega Speedmaster, чтобы поиграть с ними в невесомости. Достаточно слабого толчка, и они превращались в металлическую медузу – ремешок пульсировал в воздухе, словно живой.
Мое тело начало запоминать эффект отсутствия гравитации, который, когда к нему привыкаешь, напоминает бесконечное катание на самых крутых американских горках. Вы можете подбрасывать, ронять вещи, отправлять их в полет через весь корабль, и это никогда не надоест. Правила меняются постоянно, и это увлекает. И по мере того, как мой вестибулярный аппарат адаптировался во время дня отдыха, я мог смотреть в иллюминатор все дольше и дольше. Весь мир вращался подо мной, все те места, о которых я когда‑то читал или мечтал посетить, проплывали мимо. Я увидел Сахару, озеро Виктория, извивающийся до самого Средиземноморья Нил. Когда‑то путешественники и исследователи отдавали свои жизни, чтобы найти исток Нила, а я мог увидеть его, лишь бросив беглый взгляд, без каких‑либо усилий.
|
|
|
Ночное небо тоже было прекрасно: хитросплетенные ожерелья бесконечного числа крошечных огоньков украшали черную, как смоль, мантию, укрывавшую Землю. Взглянув в иллюминатор на второй день экспедиции, я убедился, что вдали от нас была четко различимая звезда. Она выделялась среди других, потому что остальные звезды сохраняли свои форму и размер, а эта становилась все больше по мере нашего к ней приближения. В какой‑то момент она перестала быть яркой световой точкой, а превратилась в нечто трехмерное, трансформирующееся в странную насекомоподобную штуковину со всевозможными отростками. А потом, отделившись от своего чернильного фона, стала похожа на маленький город.
В действительности это и был маленький городок, аванпост, построенный людьми вдали от Земли. Международная космическая станция, воплощение в жизнь научно‑фантастических романов, детских мечтаний: большое, просторное творение рук человеческих, вращающееся на своей орбите во Вселенной.
И казалось чудом, что вскоре мы пристыкуемся к ней и начнется следующий этап нашей экспедиции.
|
|
|
Стремиться быть никем
Однажды мой друг поднимался в переполненном лифте в одном из корпусов Космического центра Джонсона. Вошел старший астронавт и, явно раздражаясь, стал ждать, когда кто‑нибудь догадается, что ему нужно на шестой этаж, и нажмет кнопку. «Я провел столько лет в университете не для того, чтобы нажимать кнопки в лифте», – пробурчал он. Удивительно, что кто‑то на самом деле нажал за него кнопку. Этот случай произвел на моего друга такое неизгладимое впечатление, что он рассказал о нем мне и, вероятно, еще множеству людей. Для меня эта история стала предупреждением о ловушке, в которую попадаешь, когда начинаешь думать о себе как об Астронавте с большой буквы (или как о Докторе, как о Профессионале). Для остальных ты всего лишь тот самый надменный парень из лифта с чрезмерным чувством собственной важности.
С годами я понял, что в любой ситуации, не важно, в лифте или на космическом корабле, отношение к вам окружающих почти всегда можно описать одним из трех способов. Вы – «минус один»: вы тот, кто создает проблемы и от кого один только вред. Вы – «ноль»: ваше влияние нейтрально и не смещает равновесие ни в одну из сторон (от вас ни вреда, ни пользы). И наконец, «плюс один»: вы тот, кто активно делает что‑то полезное. Конечно, каждый хочет быть полезным. Но если вы, толком еще ничего не сделав, начнете декларировать свою полезность, отношение к вам будет как к «минус одному», независимо от того, какие навыки вы продемонстрируете и как хорошо вы работаете. Кажется, это очевидно, но, видимо, на самом деле нет, судя по количеству людей, допускающих эту ошибку.
|
|
|
В процессе последнего этапа отбора новобранцев в НАСА, к примеру, обязательно найдется претендент, с настойчивым упорством рекламирующий себя в качестве крайне полезного и эффективного человека, такого, которого я называю «плюс один». Действительно, все кандидаты, приглашенные на неделю в Хьюстон для участия в финальном отборочном туре, обладают впечатляющими знаниями и умениями, и все они – «плюс один», каждый в своей области. Но неизменно кто‑нибудь из них решит пойти чуть дальше и начнет вести себя как настоящий астронавт – Астронавт с большой буквы, который уже знает все, что нужно знать, – смысл каждой аббревиатуры, назначение каждого клапана на скафандре – и который готов, если его хорошо попросить, лететь на Марс хоть завтра. Иногда мотивация таких людей определяется чрезмерным рвением, а не заносчивостью и надменностью, но результат от этого не меняется.
|
|
|
Истина заключается в том, что многие претенденты на самом деле понятия не имеют, что означает быть астронавтом. Да и откуда им это знать? В кино астронавты не корпят над рабочими журналами со словарем русского языка. Там они супергерои. И даже самые уравновешенные и благоразумные из нас оказались под влиянием этого образа (я не исключение). Поэтому одной из целей недельного пребывания в Космическом центре Джонсона стало избавление от навязанных комиксами представлений о том, что такое работа в НАСА. И некоторые претенденты сбегают после того, как внимательно осмотрятся и поймут, что к чему.
У тех же, кто не испугался, все идет своим чередом. Мы даем им задания на проверку ума и сообразительности, связанные с управлением робототехническими устройствами, такими как Canadarm2, выполнение которых требует умения представлять объекты и оперировать ими в трехмерном пространстве (что само по себе достаточно сложно). Мы даже испытываем претендентов в условиях искусственной невесомости, чтобы оценить их зрительно‑моторную координацию. В других случаях, таких, например, как оценка умения ладить с коллегами, наши подходы менее формальны. Конечно, претенденты понимают, что в процессе общения с астронавтами из Центра подготовки каждого из них рассматривают как потенциального члена команды, но они наверняка даже не подозревают о том, кто еще вовлечен в этот процесс. Один старший астронавт взял себе за правило звонить в клинику, в которую претендентов отправляли на медицинское обследование, и узнавать в регистратуре, кто вел себя с персоналом клиники уважительно, а кто нет. Медсестры и персонал этой клиники за многие годы видели многих астронавтов и потому знают, что такое плохое отношение. Человек, страдающий манией величия, может невольно, прямо здесь, в приемной клиники навсегда потерять шансы отправиться в космос.
И это действительно правильно, потому что любой, кто считает себя важнее всех остальных, «маленьких людишек», слеплен не для этой работы (и скорее всего, он ее возненавидит). Ни один астронавт, каким бы смелым и замечательным он ни был, не исполняет свою партию соло. Наша квалификация – это результат обучения и тренировок, которые проводят для нас тысячи экспертов по всему миру, результат той поддержки, которую обеспечивают тысячи технических специалистов из пяти космических агентств. Наша безопасность зависит от многих десятков тысяч людей, которых мы никогда не видели, например, российских сварщиков, которые работали над сборкой «Союза», и североамериканских текстильщиков, сшивших наши скафандры. И наше трудоустройство полностью зависит от миллионов других людей, поверивших в необходимость космических исследований и пожелавших поддержать эти исследования своими налогами. Мы работаем в интересах каждого жителя нашей страны, а вовсе не для кучки избранных, поэтому и вести себя должны одинаково, встречаемся ли мы с главой государства или с учениками седьмого класса школы. Откровенно говоря, в этом есть смысл, даже если вы и не астронавт. Ведь никогда не знаешь, кто будет иметь решающее слово в вашем деле. Может, этим человеком будет глава компании. Но вполне может быть, что им окажется администратор из регистратуры.
Если вы входите в новую обстановку с намерением взорвать все преграды, то вы рискуете внести хаос и разрушения. Этот трудный урок я получил еще в аспирантуре, в лаборатории, где мы конструировали топливные насосы низкого давления. Мы отслеживали прогресс в своей работе с помощью красок разных цветов, и к концу первого дня у нас образовалась целая батарея банок с остатками краски. Я, как думал, очень благоразумно решил позаботиться об оставшейся краске, взял и опустошил все банки в дренажное отверстие в углу комнаты. Зачем беспокоить кого‑то лишними вопросами? Ведь я уже знал, что нужно сделать. Правда, оказалось, что этот дренаж был частью лабораторной установки и поэтому должен был содержаться в чистоте. Профессор, ответственный за эту лабораторию, не мог поверить, что я слил туда все краски. Теперь придется разобрать и очистить всю систему, то есть он и его коллеги будут вынуждены провести огромную дополнительную работу. Я уверен, что, если бы он сегодня сообразил, что я тот самый Хэдфилд, он бы воскликнул: «Этот парень стал астронавтом? Но ведь он идиот!»
Если у вас есть полезные навыки, но вы до конца не можете понять окружающие вас условия, то вы не сумеете стать полезным членом команды. В лучшем случае будете «нулем». Однако быть «нулем» не так уж и плохо. Вы достаточно компетентны, чтобы не создавать лишних проблем и не подкидывать лишней работы остальным. Вы должны быть компетентны и должны доказать это остальным, прежде чем сможете стать выдающимся. К сожалению, здесь нет коротких путей.
И даже потом, когда вы изучите новую среду и сможете внести свой выдающийся вклад, есть определенная мудрость в том, чтобы проявлять скромность и сдержанность. Если вы действительно «плюс один», люди это заметят – и скорее окажут вам доверие, если вы не будете пытаться тыкать их носом в свое величие. Во время второго курса по выживанию, который я проходил в National Outdoor Leadership School, мы делили палатку с Томом Маршберном, моим коллегой по команде МКС‑34/35. Том – великолепный походник: чрезвычайно опытный альпинист, он покорил вершины нескольких континентов и, кроме того, в одиночку прошел Тихоокеанской тропой (туристический маршрут) из Канады в Мексику, преодолевая ежедневно расстояние, превышающее марафонскую дистанцию. Но ни разу во время нашего курса выживания в Юте он не навязал никому свое экспертное мнение и не указывал нам, что делать. Наоборот, он был просто спокойным профессионалом, всегда готовым помочь. Если мне нужна была его помощь, то он оказывался рядом в одно мгновение, но никогда не отталкивал меня в сторону, чтобы показать свои превосходные навыки или пристыдить меня за то, что я не знаю, как что‑то сделать. Все в нашей команде знали, что Том был тем самым «плюс один». Ему не пришлось нам об этом рассказывать.
* * *
Но как же стать тем самым «плюс один», тем, кто приносит пользу? Я толком не знал, когда готовился к экспедиции STS‑74 в 1995 г., поэтому, как я уже упоминал ранее, следил за Джерри Россом, самым опытным астронавтом в нашем экипаже, чтобы брать пример с него. Со временем я заметил, что он постоянно приходит в центр подготовки на час раньше и тихо разгребает почту, пришедшую на ящик нашего командира. Джерри брал на себя все мелкие административные дела, чтобы командир мог сосредоточиться на самых важных вещах. Я уверен, что Джерри никто не просил брать на себя эту обязанность, и сам он никогда о ней не упоминал и уж тем более не ждал за ее выполнение какого‑то признания. Он добровольно нажимал кнопки в лифте для кого‑то другого, считая, что тут даже не о чем говорить и уж тем более нет повода для фанфар или негодования на то, что его дела остаются незамеченными. Это классический пример «экспедиционного поведения», когда интересы группы ставятся на первое место.
Такое поведение составляло существенную часть того, что делало его для нашей команды человеком «плюс один». Он не только принес в команду ценность опыта и знания, но еще и вел себя так, будто на нем не лежит никакой нагрузки. Он вел себя так, словно считал себя «нулем»: достаточно компетентный член экипажа, но ничем не лучше остальных.
На меня это произвело сильное впечатление. Особенно когда я оказывался в какой‑то новой ситуации и не успевал еще войти в курс дел, я думал о том, как бы вести себя так, чтобы быть «нулем» и при этом попытаться внести свой небольшой вклад, ничего не сломав. Приближаясь к МКС в декабре 2012 г., мы с экипажем обсуждали именно это. Когда мы покидали Землю, на нас смотрели как на героев‑победителей. Но когда мы открыли люк и вплыли в МКС, мы стали просто новыми парнями, которые не знают, где что лежит. Мы присоединились к экипажу из трех человек, которые работали и жили на МКС несколько месяцев; у них уже сложились свои условные жесты и знаки для общения, сформировался свой подход к делам, их собственные алгоритмы. Возможно, они были счастливы нас увидеть – новое поступление! – но при этом и немного опасались. Что если мы будем складывать мусор не в том месте или нечаянно съедим последний мешочек персиковой амброзии, которую кто‑то припас, чтобы побаловать себя?
Кроме прочего, мы могли создать проблемы и посерьезнее. Когда впервые попадаешь на станцию после нескольких дней заточения в «Союзе», то поначалу ты дезориентирован и неловок (в частности, потому, что довольно сильно озабочен тем, как бы более‑менее уединенно принять душ). Чувствуешь себя птенцом, который еще не умеет толком летать. Можно проплыть мимо чего‑то, похожего на кучу мусора возле стены, а это на самом деле идет биологический эксперимент – заденешь случайно, и результаты многолетних научных исследований (а может быть, плоды трудов всей жизни какого‑нибудь исследователя) могут быть уничтожены. Именно это случилось во время моей второй экспедиции: когда мы только прилетели на МКС, кто‑то из нашего экипажа наводил порядок рядом с экспериментальным стендом и случайно уничтожил данные, на сбор которых ушел месяц.
Когда вы вплываете в отсек и моментально извещаете всех о своем присутствии, такое прибытие нельзя назвать идеальным. Войти нужно так, чтобы «не поднимать волну». Лучший способ начать работать в новом окружении – это не пытаться доказать всем, что вы являетесь прекрасным дополнением коллектива, а постараться быть нейтральным, наблюдать и учиться у тех, кто здесь уже давно, энергично браться за рядовую работу при любой возможности.
Одно из преимуществ в стремлении быть «нулем» заключается в том, что это достижимая цель. А еще это отличный путь к статусу «плюс один». Если вы действительно наблюдательны и пытаетесь учиться, а не ищете возможность произвести впечатление, то у вас появляется реальный шанс сделать что‑то полезное. Например, еще до того, как полетел в космос, я как‑то работал на тренажере с двумя очень опытными астронавтами; мы имитировали вход шаттла в плотные слои атмосферы. Я работал в режиме «студента», держа глаза открытыми, а рот закрытым, пока нашему командиру не потребовалось что‑то включить. Так как смотрел очень внимательно, я абсолютно точно знал, что он собирается нажать не ту кнопку. Поэтому я сказал: «Подождите, это не та кнопка». Ничего страшного, мелочь. Он исправился, тренировка продолжилась, я никому не рассказывал об этом эпизоде, и никто никак его не прокомментировал. Однако несколько месяцев спустя нам случилось вместе обедать на мысе Канаверал. За едой мы разговаривали с главой Космического центра Джонсона, и вдруг, без предисловий и предупреждений, командир начал нахваливать мою наблюдательность, благодаря которой я заметил ошибку на той тренировке. И вскоре я получил свое первое назначение в экспедицию. Может быть, между этими событиями и нет связи, но одно совершенно точно: стремление быть «нулем» не понизило мои шансы.
* * *
Приближаясь к МКС, переключаешь свои мысли на технические детали сближения и стыковки. Это не то же самое, что припарковать машину. Интуиция здесь не поможет, поскольку орбитальная механика не похожа ни на что другое на Земле. Если бросить мяч или пустить его катиться со склона, то довольно точно можно предугадать его траекторию и определить, как она изменится, если бросить мяч посильнее или послабее. Но вот в космосе, чтобы добраться до более высокой орбиты, нужно лететь быстрее, а как только орбита достигнута, нужно сбавить скорость. В общем, маневрирование при стыковке с другим орбитальным кораблем требует от вас совершенно иного понимания того, как ведут себя объекты на орбите. Конечно, вы располагаете полным набором датчиков и лазерных устройств, которые помогут вам измерять расстояние и углы, но прежде всего вам нужно понимать, о чем говорят эти датчики, о чем они не говорят и как их использовать.
Мой первый космический полет в 1995 г. практически весь состоял из сближений и стыковок, так как основной нашей задачей в этой экспедиции была установка стыковочного модуля на станции «Мир», с помощью которого шаттлы могли бы совершать регулярные полеты на «Мир» и обратно. Всего несколькими годами ранее во время службы в Объединенном командовании ПВО североамериканского континента я перехватывал советские бомбардировщики, а теперь я участвовал в экспедиции, целью которой было создание более близких связей между Соединенными Штатами и Россией. Когда в 1991 г. СССР распался, его космическая программа тоже оказалась под угрозой, так как практически лишилась государственного финансирования. В США не хотели, чтобы российские военные технологии были проданы или переданы в страны с неустойчивым политическим управлением, поэтому НАСА делало все возможное, чтобы поддержать своего российского близнеца – Роскосмос. НАСА обеспечивало финансирование совместных программ, таких как регулярные полеты на станцию «Мир». Конечно, для НАСА в этом тоже была своя выгода: возможность учиться у людей, которые обладали самым большим опытом по созданию и эксплуатации космических станций, и кроме того, в процессе совместной работы формировались партнерские отношения, которые живы и сегодня. Теперь, когда шаттлы выведены из эксплуатации, мы не можем попасть на МКС без русских. В конечном итоге решение о поиске путей совместного исследования космоса принесло пользу обеим странам.
Но в ноябре 1995 г. работа по согласованию и объединению двух космических программ была в самом разгаре. Шаттл удалось состыковать со станцией «Мир» только однажды, в том же 1995 г., и для этого пришлось разобрать и снова собрать целый модуль космической станции, чтобы на скорую руку обеспечить место стыковки. Продолжать в том же духе было нецелесообразно и небезопасно. И в этот момент появились мы: наша задача состояла в том, чтобы построить постоянный стыковочный модуль. Стыковочный модуль, очень похожий на гигантский пропановый баллон, который вы подсоединяете к вашему барбекю, только оранжевого цвета, был собран на Земле и помещен в грузовой отсек шаттла Atlantis. В космосе нам нужно было надежно установить этот модуль в верхней части нашего корабля, а потом медленно приблизиться к станции «Мир» и пристыковаться. И мы очень надеялись, что у нас все получится, потому что до нас никто даже не пытался сделать что‑либо подобное. Шаттл летает достаточно неуклюже, поэтому стыковка обещала быть эдакой формой слоновьего балета.
Моя роль в этой операции заключалась в управлении Canadarm – установленном на шаттле роботизированным манипулятором, главной драгоценностью Канадского космического агентства. Я знал, что этот манипулятор – национальное достояние, но для меня это был всего лишь инструмент, как молоток или грабли. Я воспользуюсь им, чтобы осторожно вытащить стыковочный модуль из грузового отсека корабля, повернуть модуль в вертикальное положение и поместить его в десятке сантиметров от стыковочного механизма шаттла. Затем, чтобы соединить корабль и модуль, нам придется запустить все маневровые двигатели и фактически столкнуть корабль с модулем, почти как сцепить два железнодорожных вагона. Если мы все сделаем правильно, крюки войдут в замки и образуется прочное герметичное соединение. Если же нет…
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 68; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!