Учебные будни: класс и родители



Трудный класс

(повесть классного руководителя)

Трудоустройство

Годам к 28, имея немалый стаж учительства, я пришел в РОНО (районный отдел народного образования) с целью устроиться на работу в другую школу. Заведующая РОНО пышная, высокая, цветущая женщина, окинув меня взглядом весело заявила, как будто мы были давно знакомы:

– А для Вас, молодой человек, у меня есть трудный класс. Говорят, с ним никто не справляется. Вы мужчина: вон какие усы отрастили. Возьмёте?

– А чем он трудный, если о нем даже в РОНО знают?

– Новый микрорайон города. Заселялся он рабочими Газзавода. Квартиры получали и такие, которые сидели «на химии» (условно освобожденные из тюрьмы). В вашем 7б классе, пожалуй, и родители трудные, многие пьянствуют.

– Вы говорите «в Вашем», как будто я его уже взял.

– Ну, а кому его отдать, молоденькой учительнице литературы, которая будет бегать к директору со слезами?

Руководство в трудном классе я выторговал у заведующей на необыкновенных условиях: через неделю после начала учебного года мы могли отправиться всем классом в горный поход на Кавказ (!).

Сейчас даже трудно припомнить знакомство с классом. Совсем не помню, о чем мы говорили, но несколько ярких характеров выделялись сразу по глазам;выделялась также грубость, характерная шпане. Объявление о походе, да еще в горы многих озадачило. Что это за оригинал явился: действительно поход состоится, или ждёт, когда мы откажемся? Многие не верили в поход, но вызов приняли все. Подросток, особенно «трудный», весь состоит из вызовов. Несколько человек, считающихся отъявленными хулиганами, демонстрировали мне враждебность. В школе среди параллельных классов сразу ажиотаж образовался: хорошо быть трудными, их в поход с учебы забирают. Педколлектив, в который я влился, тоже неоднозначно реагировал. Кто-то из блаженных преподавателей сожалел, что мои полкласса двоечников упустят за две недели что-то важное в программе; другие представляли, как я намучаюсь с такой ордой в далекой поездке, и выражали наперед соболезнования. Учитель французского языка (впоследствии мы подружились, как коллеги), один из немногих мужчин школы формулировал не без ехидства, что класс достоин классного руководителя: номера любят выкидывать не только дети.

Как бы то ни было, мы подготовились к походу. Но за пару дней до выезда директор школы вызвав меня к себе объявила, что приказ о походе не подпишет и уже поговорила об этом в РОНО.

Я помчался в РОНО с неприготовленным выражением лица.

– Вы же обещали!? – Ворвался я в кабинет.

Зав Роно не сразу поняла в чем дело… Напомнив «трудный» класс, яей что-то пламенно говорил, вернее сказать, кричал… и вынудил все-таки подписать нам приказ.

Впоследствии, год спустя на учительской конференции, когда заведующая говорила о должном энтузиазме учителей, она ставила меня примером:

– Он сотрясал стены в моем кабинете! Он хватал меня за грудки, но своего добился!

Конференция, живо воображая сцену, рассказа давилась от смеха. Ухватиться действительно было за что. Это было то золотое время, когда учителю во имя правого дела прощались и такие выходки. Сегодня бы меня объявили террористом и тут же уволили.

Билеты на поезд для путешествияу нас куплены только в одну сторону: из Оренбурга в Минводы. Мало ли как получится с маршрутом. «Француз» с физруками в учительской хохмили, что везти класс обратно я не захочу. Молодой учительнице биологии нравился мой порыв в работе, но она заодно приглядывалась – в здравии ли я.

Поход на Кавказ

В поезде ехать двое суток. Моя молодежь хулиганит, но не очень сильно. Несколько человек курят недемонстративно, но и не особенно прячась. Порядок больше наводит Владимир Петрович, а я жду реванша в горах.

Петровича я попросил помочь с походом. Образ у него колоритный, как раз что нужно шпане: в глазах часто вспыхивает озорная улыбка, но настроение может менятьсядо свирепости. Ростом он пониже меня почти на голову, но пошире раза в полтора. Мастер спорта по гимнастике и альпинист. У него на физиономии написано: ниже, чем в «пятерки» не ходит (пятая – высшая категория сложности походов и восхождений). И ещё он боролся очень сильно. Учась на физкультурном факультете, бодался иногда с мастерами спорта по вольной борьбе.Мы с Володей дружим с 10 класса. Вместе занимались спортом в школе, правда, он борол меня тогда «одной левой». Володя ещё – мастер эффектов. Он мог пристально поглядеть в глаза и ничего не сказать, также прыгнуть с высоченной скалы в воду, не зная глубины брода. Или подойти к семикласснице и невзначай заметить: «У тебя улыбка, как у Сенчиной…», – имелась в виду актриса, красавица нашей эпохи. И семиклассница верила Владимиру Петровичу.

Город Минводы встречает туристов отовсюду. Пятигорск, Ессентуки, Кисловодск, Железноводск, Лермонтов – курортные места для людей степенного возраста нас могли только расслаблять. Остановка на одну ночь в палатках была сделана около склонов горы Змейка. Среди ровных степей Ставрополья выступают вдруг давно потухшие конусовидные вулканы: Машук, Бык, Змейка, Железная. Наиболее высокий из них – Бештау поднимается на 1400 метров. Уже с этих окрестностей в густой дымке виден главный Кавказский хребет и особенно выступающий двуглавый Эльбрус. Нам добираться дальше как раз в сторону горы-великана по Баксанскому ущелью в Терскол.

Мы поужинали борщом, сваренным на костре, и поставили палатки. Около костра в романтическом настроении пребывали в основном девочки, а мальчики буйствовали на природе: сражались палками, издавали вопли, боролись на траве. Все радовались свободе. Когда надоело беситься, на ночь глядя, ко мне подошли три богатыря Данилов Дима, Корунчиков Андрей и Буровин Антон.

– Можно мы погуляем?

– Можно, но прийти не позже 11 ночи.

Склоны холма и отсутствие луны создавали абсолютную темень. Я попросил молодцев не лезть в гору. О безопасности в горах говорилось прежде. Можно было бы не разрешать прогулки, но не разрешать ещё много чего придется,очевидно, в более сложных обстоятельствах: впереди горный поход. Это была ошибка не инструкторская, а педагогическая. Класс надо было утомить, выйдя из поезда: ужин разумнее пропустить, палатки поставить в ночи, а до захода солнца сходить радиально на любой из соседних куполов. Желание срочно совершать подвиг тогда бы у всех пропало.

Отпросившиеся вовремя не пришли. Я пошел поискать их, но куда там. Кругом лес, расщелины, уходящие по куполу неровные долины. Гора к тому же имеет крутые уступы. На мой крик отвечало только эхо. В ночи рельеф горы рисовал лермонтовские картины из «Мцыри». Через час явернулся к костру. Ребята тоже переживали за отсутствующих.

К двум часам ночи появились пропавшие. К костру они подошли с поникшими головами. Петрович зыркнул на меня с ухмылкой; ему интересно, как будет педагогически размазана ситуация.

– Почему к назначенному времени не пришли? – спросил я, стараясь выглядеть спокойнее.

– Мы чуть со скалы не сорвались… заблудились и ушли…

– Теперь всё поняли?

– Да-да, конечно...

– Давайте ложиться спать.

Длинно морализовать было неуместно: безобидная гора и без того поучила самонадеянных подростков.Подростки рвутся на подвиги, а хулиганьё – особенно: куда ж ещё себя девать от избытка сил?

Из оренбургских степей мы сразу оказались в снегах Главного Кавказского хребта. Никто ранее из школьников гор не видел. Из лета мир преобразился в зиму. Мы топали с рюкзаками ещё не по снегу, но над нами сияли седые вершины. Сзади вздымался Эльбрус, а впереди взгляд упирался в стену Донгуз-Орун, на которой почти вертикально висят ледники. Где-то по долине прячется от нас одноименный перевал. Его высота около 3200 метров, он категорийный, трудностью 1А и может бытьочень суров в непогоду. Лучшее пожелание в горах,это пожелание хорошей погоды. Погода вроде ещё держалась, но были все признаки, что она может закапризничать.

До перевала четыре часа хода и с него довольно крутой спуск – это задача завтрашнего дня. Сегодня нужно надежно устроить лагерь. Вполне возможно ночью станет холодно и пойдет дождь со снегом. Палатки-памирки укрепляем не только колышками, но и растягиваем стропами за принесенные большие камни. До ужина все идет хорошо, но насытившись, самых буйных начинает надирать: вульгарно выражаются, кривляются друг перед другом, девочки визжат. Собственно, трудный класс этим и отличается, что проводить время без дури не умеет. Я поскандалил с Корунчиковым…Осаждать постоянно эту дурь, да еще и перед перевалом, кажется мне оскорбительным. Предлагаю Петровичу бросить всех и уйти из лагеря; пусть дети сами намаются от себя. Петрович довольноусмехается:

– Дауж, этихлучшепоучить.

Мы тут же взяли свои рюкзаки и ушли искать ночевку в тиши.

Понятно, что педагоги и родители такую меру не одобрили бы и завопили об ответственности. Но, слава богу, их рядом не было. Хотя будь рядом, ониудивлялись бы: до какой степени могут ошалеть дети. Нам же с Петровичем надо было помочь распоясанным школьникам, понять, что мы все в горах нужны друг другу, что впереди маршрут и необходимо привычные припадки притормозить.

Рано утром несколько девочек встретили нас умоляюще:

– Пожалуйста, вы больше от нас не уходите!

– Мы в горах тишину любим, – философски ответил Петрович.

Утром еду не варили, завтракали сухомяткой. Вид у многих помятый и не выспавшийся. Долго собираем раскиданное барахло.

– Мам здесь нет, чтоб прибрать деткамвещи, – покрикиваю я повелительно и тороплюсь со сборами.

Барахло на поляне – есть полная характеристика его владельцев. Эта истина известна многим альпинистам и любому инструктору. Я не могу как Шерлок Холмс по следам и прочим признакам угадывать свойства и качества людей, но потому как собирает рюкзаки с утра школьная группа, могу увидеть каждого ученика до седьмого его колена. У кого дома аккуратно и дети участвуют в наведении порядка, у тех и с рюкзаками получается все ловко. Неловких в каждой группе не так уж много, и в первые походные дни по утрам на их лицах наблюдается концентрированное недовольство или даже горе. Недовольные сразу наводят тоску на всю походную группу. Но всё же остальные лучше настроены на маршрут. Приходится помогать всем неряхам и злиться на них: поджимает время и выйти на перевал с большим опозданием нельзя. Только с утра рано выходят на перевалы и вершины горовосходители – таков закон гор. Часов с 11 каждодневно солнце растапливает массы снега и увеличивается опасность лавин, камнепадов, непогоды.

Вышли несколько с опозданием. Чтобы от избытка ультрафиолета не пооблезали носы, переносицу все перевязали заготовленными марлевыми повязками, которые тут же кто-то назвал намордниками. По морене, а затем по снегу топаем не в очень подходящей обуви. Рюкзаки, в которых утрамбованы палатки, продукты на несколько дней, одежда и прочие личные вещи, давят на плечи и наш строй быстро умолкает. Тропа ведет все время в гору. Длинная колонна в 40 человек движется в тишине. Я люблю такую поступь. Это та нагрузка, которая умиротворяет подростковую разбегающуюся во все стороны натуру, и которая нужнарастущему организму не только в походе, но и в повседневной жизни. Наша группа почти организованная. Туман, временами сгущающийся, собирает всех плотнее в строй. Привалы наверху делаем короткие из-за того, что ветрено и холодно. Подходим к перевалу, но на нём, как в трубу сифонит ветер;все мерзнут, хоть и прячутся за скалой.Едим положенную «перевальную» шоколадку и осторожно начинаем крутой спуск.

Сначала спуск не только крутой, но и скользкий. Кто-то из девочек стонет от страха, Петрович им помогает. Помогают также мальчики, которые посильнее и расставлены в колонне, как более надежные. Вниз идти легче и проявляются пару болтунов, у которых развязываются языки; на них нужно рыкнуть, чтоб все молчали. Спуск чреват большими опасностями, чем подъем: можно подвернуть ногу или спустить на нижеидущих камни. На сложной тропе требуется железная дисциплина и почти все это поняли. Впереди направляющего и сзади замыкающего никто не должен выходить; те, кто в колонне обязаны быть внимательными и соображать, куда ступать, – таковы первые правила маршрута. АнтонБуровин уклоняется в сторону от всех; я кричу на него, но поздно. Он ползет вместе с камнями, начинает катиться и набирать скорость. Прыжками догоняю его, хватаю за рюкзак и не совсем вежливо осаждаю героя. Спуск с перевала ещё долго требует осторожности. Тропа постепенно выполаживается и вдруг совершенно неожиданно отступают облака и открывается небо. Нам улыбается солнце! Это очень кстати, потому что обувь у всех вымокла на тающем снегу. Победа: перевал пройден! Внизу видны первые, спускающиеся террасами домики горцев.

Автобус из деревушки Накраушёлвниз и сегодня уже не уехать к морю. Это, пожалуй, к лучшему: у Гали Фирсовой День Рождения. Значит, кроме прохождения перевала у нас еще один повод к празднику. Лагерь около села поставили образцово, приготовили торжественный ужин, а имениннице преподнесли трехлитровую банку парного молока. Вечером жгли костер и выучили несколько песен под гитару. В деревушке не мычат уже коровы и не блеют козы. Надвигается прохлада и устанавливается тишина, какая бывает только в горах. Все наслаждаются тишиной. Небосклон среди контуров вершин рассыпается звездами, каких никогда ещё не видели моисемиклассники. Наверно, они сейчас только поняли, что мы на Кавказе!

Утром знакомимся с местными жителями. Автобус в поселок поднимется после обеда, но на узкой улочке стоит грузовик ЗИЛ-130 с широкой платформой, только совсем без бортов. Нам добираться аж до Сухуми. Шофер-сван, оглядев всю компанию, согласился везти нас до ближайшего селения. От денег он напрочь отказался и обещал ехать небыстро.

– Конечно, школьники же!

Не быстро, это по его представлениям. Вниз под гору грузовик помчался так, что мы сразу сцепились руками вместе. На поворотах наша куча сползает то на один край, то на другой: мы боимся потерять на ходу не только рюкзаки, но и друг друга. Где тут больше риска на крутом перевале или на дороге из сплошных поворотов… Пропасти одна глубже другой разворачиваются на каждом серпантине. Но народ у нас озорной: на физиономиях иужас, и радость. Ужас, если смотреть вниз, а радость от того, что мчимся. Вдали открывается чаша среди хребтов: это Сванетия – красивейшая часть Грузии!Душу отпускают страхи лишь при подъезде к новому поселку. Дальшедорога легче.

Во время спуска в грузовике у двух подростков, как бы нечаянно, вырвался мат. Позже, когда мат повторился без особой надобности, я уязвил их самолюбие:

– Домой приедете, сядьте около родителей и кройте их по-матерному. Они этого заслужили, потому что плохо вас воспитали, а при мне – заткнитесь.

К этомувозрастуу меня была уже некоторая матерость в работе с трудными и способность без мата осадитьматершинников. Не считая ещё одной-двух выходок, после перевала мне больше не демонстрировали враждебность даже самые развязанные юноши:нас уже связывал поход. Мыбольше понимали и воспринимали друг друга; притом не только в направлении: учитель – класс, но и школьники между собой.

Из Сухуми путешествие продолжалось по берегу Черного моря. Какие названия: Сухуми, Гагры, Сочи, Туапсе! Эти курорты связаны автодорогами и морскими маршрутами;по воде курсируют между городками «Кометы» – чудо-транспорт на воздушной подушке. Мы плывем по морю, останавливаясь на причалах. По трапу выходят пассажиры и заходят новые. На очередномпричале высыпают к нам на палубу цыгане. Их человек пятнадцать, занимаются они привычным ремеслом – гадают. Почему-то они дружно окружают меня. Я внешне не сильно отличаюсь от них, тем более что, достаточно порос уже бородой в путешествии. Оказывается, ко мне их подослал Петрович, чтобы они к школьникам не приставали:

– Вон наш Будулай, все деньги у него.

Походные деньги действительно были у меня, но хорошо припрятаны. Погадать на судьбу особенно настаивала черноокая красавица. Я знал свою судьбу: рождён работать с непутевыми подростками. А подростки вместе с Петровичем тихо хихикали и изображали, что ничего не замечают.

– А давайте мы вам споём – отступал я от натиска. -Рита, спой! Ты же хорошо поёшь!

Без гитары, сильным голосом Рита Степченко запела по-цыгански. Не зря у нее такая фамилия и такой голос. Класс зовёт её «Степь», и нрав у нее будто выросла в вольной степи.

Наши слушатели застыли. Лица их открылись. Они забыли, что пришли гадать.

– Вы кто? – Спросил кто-то из них простодушно.

– Мы тоже цыгане и давно уже в пути, – шутит блондин Петрович.

Вскоре цыгане вышли. У городков, расположенных на море, мы почувствовали себя курортниками: волны, солнце, по-летнему тепло! На ночь нашли ровное место для палаток и устроили бивак недалеко от берега. У костра я спросил Риту, откуда она знает цыганские песни.

– А я жила у цыган, когда сбегала из дома. Они стояли табором на краю города, и это было недалеко от наших домов. Вечером онижгли костры и пели.

– Тебе бы после школы с таким голосиной надо учиться в консерватории! Правда, манеры у тебя не подходящие.

У Риты не только сильный голос, но и сильный характер. Настолько сильный, что ее побаивалась шпана в округе, где она жила, а порой она у них и верховодила. На педсовете школы даже разбирался случай, когда Рита отлупила юношу из параллельного класса, который навязывался с ухаживаниями к её подружке.

Еще в характере у неё сквозило обостренное чувство справедливости, перемешанное с грубостью блатнячки. В классе она чувствовала себя абсолютным лидером. Последнее слово всегда было за ней, потому что оно было справедливым и потому что смачно сказанным.

У костра за спокойным разговором совсем, с другой стороны, раскрывались многие характеры. За все время похода вдруг заговорила Наташа Ильинская. У неё тихий нрав и какая-то постоянная неуверенность, её не видно и не слышно; если её что-нибудь спросить, она покраснеет и отвечает еле слышно. А это повод мальчишкам надсмехаться. И вдруг она что-то радостно рассказывает. Олег Свиридов, совсем не богатырь и не лидер в классе тоже травит байки и его все внимательно слушают. Галя Василина задумчиво молчит и смотрит на огонь. На её красивом лице играют переливы костра. Ей жаль, что поход заканчивается. Она грустит, но её грусть с оттенком озарения. Такое состояние не только у неё. Это ужеподступает послепоходное настроение: ощущение полноты жизни и ожидание скорого перерыва в счастье после яркого путешествия.

Обратно домой я купил билеты на самолет из Симферополя. Последнюю ночь мы ночевали в палатках около огороженной дамбы, где, к нашему сожалению, запрещено было купаться. Вода в плотине использовалась как питьевая для города. У костра мы спели на прощание все выученные за поход песни, а возле аэропорта оборвали черешню, которая произрастала здесь в изобилии. Домой прилетели немного с опозданием, под видом того, что трудно было купить билеты на нужную дату.

 

Учебные будни: класс и родители

По правде сказать, не все учителя жалели, что мы отсутствовали. После путешествия начались учебные будни. В классе было лишь несколько человек, учившихся неплохо, но большинство совсем не тяготело к знаниям. Скучать это большинство не умело и часто срывало уроки. В учительской ко мне подходит завуч и с ней заплаканная математичка. Завуч возмущается:

– 7 Б сорвал урок математики, пойдите, разберитесь.

В коридоре вижу Сашу Шатунова, которого выгнали из класса еще до срыва урока. Шатунов не организатор, а второстепенный участник любых дурных затей. Спрашиваю у него:

– Что там опять случилось?

– А весь класс… «ништяксделал», - хихикает он.

Ништяк – это когда дружно, не открывая рта, все гудят в нос итрудно определить, кто хулиганит.

Вхожу в класс, спрашиваю:

– Кто организовал «ништяк»?

Встают из-за парт все.

– Нет, сядьте. Встаньте, кто организовал глупость, а не кто участвовал в ней. Класс сидит и тянется молчание. – Что, кишка тонка, встать и сознаться?

Первая поднимается Степченко, за ней Корунчикови Буровин. Буровин поднимается развязано, демонстративно. Его я невзлюбил сразу: нахален, хитрит,и хуже всего,любит тихо поиздеваться над теми, кто послабее.

– Вы втроем идите по домам и вечером ждите меня в гости, – распоряжаюсь я.

Остальных начинаю пилить моралью. – Нашли над кем поиздеваться, выбрали самую безобидную учительницу…

– А у неё на уроках не интересно! - паясничает ГришаИгнатов.

– А у тебя большой интерес к математике?

У Гриши двойки по всем основным предметом и класс посмеивается над его репликой.Следующие уроки проходят тише.

Первое воскресенье октября – День учителя! В субботу у всех праздничное настроение, толком никто не учится, хотя уроки идут по расписанию. Я забыл про свой праздник и меня пожилая коллега журит за то, что я не в торжественном костюме.

В учительскую вбегает с горящими глазами с огромным букетом цветов Рита Степченко и с порога кричит:

– Это Вам…Владимир Александрович… от класса!

Рита тут же убежала. Учителя мне аплодируют. Цветы от класса – трогательно даже для мужчины, можно представить, как млеют на празднике учителя-женщины.

Но труд учителя в основном неблагодарное дело и уже через два дня я снова разорялся в классе от очередной выходки питомцев.

На родительском собрании я уверял взрослых, что их дети маются от безделья, что необходимо побуждать недорослей и к учебе и обязательно к домашнему труду. Три раза на день поесть семье – это уже уйма работы: нужно еду сварить, трижды посуду помыть и все убрать на кухне. Кроме того, есть ещё уборка, стирка и прочие бытовые заботы. Это домашнее рабство несут на себе матери, а дети предполагается – должны трудиться в учебе. Но это только предполагается. Где их учебные плоды? И даже, если они есть у отдельных школьников, почему только родители должны быть обременены бытом, ведь они работают не меньше, чем дети учатся? Кроме того, заворачивал я дальше, почему бы школьникам самим не заработать деньги на следующий поход?

Найти подработку в послеурочное время трудно. Общество создаёт видимость защиты детей, а в действительности культивирует инфантильность ежедневным безрезультатным шестичасовым просиживанием на уроках. Безрезультатность в учёбе в большинстве случаев очевидна, как и запоздалое взросление вне полезной деятельности.Если взять, например, географию – сам по себе интересный и легкий для школьников предмет и проверить познания на взрослых, то выяснится печальный факт: все учились по 11 лет в школе и почти никто не может назвать на континентах хотя бы 20 основных географических ландшафтов. Для чего учились? Демагоги, конечно, будут утверждать, чторазвивалось у детей мышление… или ещё что-нибудь утверждать. Но школа между тем устроена так же глупо, как и все общественное здание, иначе откуда берутся трудные классы и неучи, просиживающие в классах годы.

Я пробовал решить сверхзадачу: найти для класса хорошую подработку, чтобы заработать на поход. Родители к этому были уже подготовлены, и работа неожиданно нашлась. После долгих расспросов через знакомых и их знакомых нам выписали официальный наряд в Зелентресте Оренбурга на вырезку сухостоя и окультуривания лесопосадки в районе монумента Гагарина. Этот документ у меня сохранился вместе с тетрадью классного руководителя. Не без изумления спустя почти три десятилетия я вновь прочитал в нем, что половину денег нам приплатили дополнительно за несовершеннолетие – таковы были преимущества для детей при социализме. Но, в общем, детей берегли от влияния жизни и в СССР и еще больше берегут сегодня при волчьем капитализме. Берегут, конечно, для того чтобы выросли недоросли. Недоросли не станут самостоятельными и с позицией, а баранами управлять легче.

Работали мы после уроков. Зимой, по колено в снегу пилили сухие сучья, валили большие деревья и сносили в кучи сухостой. Прораб Зелентреста определял нам объем работ. За месяц, работая ежедневно по 4 часа, мы заработали нужную нам сумму, чтобы отправиться в следующие каникулы снова в поход. Дело, безусловно, двигалось не всегда гладко. Кто-то находил причину увильнуть от тяжелого труда на холоде. Мы вместе учитывали, как работает каждый, и возникали конфликты с ленивыми. Привычки к настойчивым усилиям у многих не было, но ленивым не всегда вежливо намекал коллектив, что трудодни считаются поровну. Заработать самим на поход считалось всеми взрослым делом, а привычка к безделью нередко подводила. Это привычка и в школе, и на работе уводила в дурь. Дурь вылезала и на морозе на работе. Однажды я на кого-то психанул и покинул класс в лесопосадке, но дети сделали и мне снисхождение и свою вину загладили: доработали до конца дня сами и выработали в этот день больше обычного.

На классном часе похожем больше на рабочую планерку мы смеялись и ругались. И у меня снова возник конфликт. Но нелюбимый мной Буровин без всякой ирониивдруг заявил:

– Таких честных учителей в школе больше нет.

Все рассмеялись, и обстановка разрядилась. Антон, конечно, подразумевал не честность других учителей, а мою пристрастность в роли классного руководителя. Несколько человек пробовали было сослаться на невыученные уроки из-за работы в посадке, но против этого возмутились даже двоечники. Я диктовал к тому же условие, давящее на самолюбие: успеваемость должна остаться не ниже прошлой, кто скатится – тот маленький, ему мешает работа. Жалоб на уроки из-за работы больше не возникало. Когда все втягивались в работу, мы даже пели вместе. Запевала, как всегда,Рита Степченко.

Мы заработали на поход! А ещё большим итогом нашего трудового месяца нужно считать чувство гордости за взрослое дело. Про это чувство никто не говорил, но оно было даже у тех, кто немало похалтурил.

Проблема подростков – курение. Тут, кто как понимает взросление:чем слабее характер и незрелее юноша, тем больше его захватывает табачная напасть. Ломаясь с сигаретой или рисуясь запахом алкоголя, подросток мнит себя взрослым и всем крикливо это доказывает. В классе покуривали эпизодически человек семь мальчишек, ну и «косили под своих» некоторые девочки. Так, по крайней мере, они иногда выражались.«По фени»порой и я подхватывал разговор. Мне даже хотелось дать урок в таком тоне. Уж слишком бравировали наши лидеры своей приблатнённостью. Иногда учителю подхохмить полезней, чем бороться с вызовами подростков напрямую.

У меня два диплома: учителя истории и учителя физкультуры.И с начала учебного года, сразу после кавказского путешествия, в виде спортивного кружка я организовал с классом тренировки. Спорт не мог не убеждать хотя бы некоторых из ребят во вредности курения. Тренировки проходили по-разному. Среди юношей была проведена при определенных правилах борьба по круговой системе, т. е. каждый поборолся с каждым и выявлены последовательно все победители. Этот график и все результаты до сих пор сохранились в моей тетради. Записаны были ещёлегкоатлетические и другие показатели, например, бег на 100 метров, прыжок в длину с места, подтягивание на перекладине, приседание на одной ноге «пистолетиком» и т. д. Но больше тренировки проходили, как волейбольные. Также завуч школы оставила мне в классе физкультуру – два часа в неделю несмотря на то, что все остальные уроки я преподавал историю. Физкультура шла по стандартной программе, где была гимнастика, легкая атлетика, спортивные и подвижные игры и даже лыжи зимой.

Трудно, спустя много лет заявлять, что наши спортивные тренировки принципиально повлияли на количество курящих в классе. Главное влияние оказывает общее течение жизни, социальное устройство общества, его привычки и устои.Но для многих учеников нужна была поддержка против куряк. Класс – это сорок влияний, а мой класс был не из лучших. Мораль, навязываемая куряками, часто недооценивается, а общество кормится глупыми предрассудками в виде того: не хочешь – не кури. Но подростку трудно противостоять против общественного мнения своей среды. И куряки легко втягивают в свои круги совсем не склонных к курению. Так происходит не только с курением.

Курение – полная глупость в человеческом существовании. Оно не приносит удовольствия, разрушает здоровье, травит окружающих и несёт вонь. Все знают о вреде табака и массово впадают в зависимость. Трудно встретить курящего взрослого, который бы про себя не мечтал покончить с сигаретами. Любой курящий папаша станет гордиться своим некурящим выросшим сыном. Но, слаб человек… Ведь даже среди великих людей кто-нибудь курил. Правда, они не только курили, но и совершили великое. А уж художники, писатели, артисты – те, как один чадят сигаретами и непременновидят в этом признак интеллигентности. Что уж взять с подростка? Ему ведь хочется самоутвердиться, выглядеть взрослым, найти признание у тех, кто старше.А все его кумиры курят. Да, что там его кумиры… Кумиры и взрослых с сигарами: каков вон портрет Хемингуэя! Я не боюсь показаться в этом месте моралистом. Куряки всегда обкуривают некурящих, даже если они изображают воспитанность, и близкие люди всегда страдают от куряк. Явление это имеет социальные корни, но это уже другая тема. Добавлю лишь, что гораздо позже мне посчастливилось побывать во многих странах и в них заметна разная степень поражения народов табаком. Например, в Европе, США, России, Китае курят повально, а, скажем, в Индии, почти во всей Африке или Латинской Америке реакция на дурман у людей намного здоровее, и люди там статнее формами.

Кроме спортзала были еще занятия по туризму. Наш туркружокрасполагался при детском клубе, находящимся в выделенном помещении ЖКХ. Такие детские клубы были при многих промышленных предприятиях или в Жилкомхозяйствах. После перестройки недвижимость вздорожала и все помещения «прихватизировались», да и промышленные предприятия разворовались: туризм, в том числе и детский, выпроводили на улицу. Но мы его еще застали массовым, хорошо организованным, с коллективными устремлениями, а не в виде индивидуалисткой успешности и успели поучаствовать в турслетах и походах. В кружке учились главным навыкам быта (установка палатки, укладка рюкзака, раскладка продуктов для походной группы), наводили веревками навесную переправу, учили узлы и даже были проведены пару раз занятия по скалолазанию.

Главное все-таки занятие класса – учеба, которая улучшилась, но совсем не принципиально. После полугодия я выписал результаты двух четвертей и сразу про них забыл. Хотя, конечно, на классном часе объявил, кто мог бы стать чуть при больших усилиях хорошистом, а Оля Минина – даже отличницей. Месяца через два после кавказского похода один из журналистов газеты «Южный Урал» взял у меня интервью, в котором был вопрос: помог ли поход учебе? Я честно ответил, что учебе не помог, но помог ребятам лучше подружиться.

Если бы даже весь класс стал хорошистами, меня больше интересовало: какие они люди? А люди продолжали беспечно жить. ГришуИгнатова вызывают отвечать на уроке химии. Мелом на доске под какой-то формулой учительница написала«КОН».Пока она отвернулась, чтобы добиться тишины класса, Гришабез всяких формул вывел«КОНЬЯК» и дорисовал пять звезд. Тишины добиться было уже невозможно. Послали за мной. Я тоже вел свой урок, но надо срочно прерваться.

– Вы полюбуйтесь на него, – возмущается коллега.

А смех и меня разбирает. Я махнул рукой и поспешил удалиться, не опасаясь за последствия. Молодую учительницу химии класс все-таки по-своему уважал.

Через пару дней идёт в школу Володя Степанченко – высокий, худой и портфель у него такой же худой. Он забыл положить в него учебники. Что уж там говорить про выученные уроки. «Француз» - учитель иностранного языка, с которым мы стоим на пороге школы,флегматично жалуется:

– Твои студенты прохладной жизни ходят ведь на уроки без учебников. Вот, например, Степанченко, Степченко, Стоюнин, Скороходов – это только те, у кого фамилии на «С», других называть?

– Ну, спасибо, Анатольевич, хоть ты не нудный: схохмишь и довольно.

Володя проходит мимо нас, замечает моё внимание к портфелю и галантно здоровается. Я за ним следом и прошу всех в классе приготовить учебники иностранного языка. Добрая половина книги «забыла дома».

А вечером на кружке мы уже поём «Бричмулу». На кружок приходят не все, больше те, кто поживей. Признаться, гитара у насзвучала не всегда складно, но песни были неплохие. Пели Никитина, Визбора, Окуджаву… В ходу были и шуточные вещи. Особенно всем нравилась «Курочка». В песне было много повторений на разных животных, которые изображались пантомимой, но курочка, которая «по зернышку кудах-дах-дах» оставалась в каждом куплете. Иногда здесь же или у кого-нибудь дома мы отмечали коллективные Дни рождения.

Нередко приходилось безотложно идти домой к школьнику. Чаще всего учителя обращают внимание на конфликтных детей. Это вряд ли справедливо, нужно ведь уделить внимание и другим в классе. Но трудные больше о себе заявляют, они заметнее своими выходками, кривляньями, сосредоточенностью на себе, и учитель кружится больше вокруг них. А как быть с остальными? Понятно, у классного руководителя должно быть меньше часов для преподавания и больше для класса. Но на такую роскошь школа не шла даже в советское время. Сегодня учителю уготовано распоряжением свыше другая роль: «школа – это услуга», а учитель, соответственно, слуга. Он слуга для чиновников, для родителей и для школьников, у которых ненароком могут быть богатые папы и мамы. А все ли господа с тактом к учителю? Будет ли к месту бедный учитель, посетивший всуе богато обставленную квартиру. Но трудные дети и у богатых, и у бедных. Родители и не трудных детей ожидают увидеть в школе не казённого учителя.И в учительстве всегда найдутся чудаки, которые станут искать творчества в своей неблагодарной профессии. Разве не их мы чаще всего вспоминаем уже после школы, не к ним ли хотим привести своих детей?

Зимой темнеет рано, и я иду между пятиэтажками повидать «трудного» папашу. Отец – грубиян, смотрит на мое появление недовольно, а мать, забитая деспотом,стесняется меня в своём доме. Глаза у родителянавыкат, широко расставленные и наглые, губы толстые – «пахан в натуре». Сын притих и ему стыдно за отца, который во хмели.

– Учитель что ли…, жаловаться пришел… Мой плохо учится? – ворочает пьяными губами и смотрит тяжелым взглядом глава семейства, прошедший зековскую школу.

– Нет, не жаловаться пришёл, и сын учится не так уж плохо. Пришёл познакомиться с семьёй, как классный руководитель.

– Познакомиться… говорят ты не пьёшь… А то можно было б за знакомство.

– Не пью. Отец мой был пьяница, а нас в семье родилось пятеро. Жили тяжело, мать было жалко. Пьяные сцены навсегда отбили охоту от водки.

Папаша удивился моей откровенности. Он увидел упрёк для себя и уперся в меня осоловелым взглядом. Затянулось молчание… С мороза мой нос остро чувствовал вкусные запахи борща, благоухающие из кухни.

– Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь поесть, я сегодня ещё даже не обедал, – попросил я у побледневшей хозяйки.

Просьба смягчила напряжение. Папаша даже обрадовался, что я согласился, если не пить, то хотя бы поесть. «Из простых… свой в доску…», – умозаключал он, но уже разговаривал со мной на «Вы». Мать почти не участвовала в разговоре и вместе с сыном испытывала неловкость за мужа. Попрощались все-таки мы почти дружелюбно.

Идя домой по хрустящему снегу, я застревал на одной и той же мысли: вот они осязаемые условия воспитания для моего ученика. Или ему поможет школа?

Но таких экстремальных встреч было немного. Учителю чаще приходится общаться с мамами, которые берут на себя дома, кроме прочего и ответственность за воспитание. Мамы моего класса почти все работали полный рабочий день. Нельзя сказать, что свободное время некоторых неработающих мам или бабушек влияло на детей лучше. Отцы тоже работали, но многие из них вредили семье водкой. Несколько семей было неполных, т.е. без отца, хотя вряд ли можно утверждать, что дети их были сложнее, чем в полных. Материально жили не все одинаково, но, разумеется, между семьями не было сегодняшнего дикого социального расслоения. Подавляющая часть семей жила в квартирах новостроящегося района. Тесно жили единицы, если не подразумевать роскошь. Родители моего класса были отчасти трудными, как и их дети. У одних жаргонный «блатняк» и близкие к нему замашки, у других водка, третьи – не умеют отдыхать и вся их жизнь без книг. Но большинство – особенно матери, – были вполне человечными, открытыми и добродушными людьми. Всё же трудные и дома и в школе явнее делали погоду.

 


Дата добавления: 2021-01-20; просмотров: 72; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!