Рассказы, не включеные в книги 41 страница



Бланк . А при чем тут анархия? А что вам, как всей буржуазии, многого не нужно – это правда. Пролетариат вытащил вам каштаны из огня – а теперь пусть идет в старую дырку. Ну, да не на таковских напали…

Анна Арсеньевна . Опять ссоры и споры! Как эта политика надоела!

Соня . Знаешь, Анюта, я прежде сама так думала. А вот на войне увидала, что значит политика, когда из-за этой самой политики люди зря умирали.

Входит Наталья Петровна.

 

Явление десятое

 

Те же, Наталья Петровна и Евдокимовна.

Наталья Петровна . А Андрея-то все нет и нет.

Анна Арсеньевна . Как хотите, я иду. Домой надо. Что-то мои буяны делают; и вообще…

Наталья Петровна . Иосиф Иосифович, он вам ничего не говорил? Вы не знаете, что он сегодня делает?

Бланк . Решительно ничего не знаю. Я его со вчерашнего дня не видел. Мне самому его нужно видеть до зарезу.

Арсений Ильич . Мыс женой думаем Андрея за границу отправить. Что вы на это скажете, Иосиф Иосифович?

Бланк . Отлично сделаете. Уж очень он запсихопатил.

Арсений Ильич . У него есть способности. Ну, если его социальный вопрос так занимает, пусть поедет на Запад поучиться. Здесь он допрыгается до чего-нибудь. И как это вы все понять не хотите, что без науки двинуться никуда нельзя. Молодежи прежде всего учиться надо. Ведь если такое положение дел продлится еще несколько лет, Россия станет прямо варварской страной. Теперь всякий гимназист вместо экзаменов политикой занимается. Политика – дело людей взрослых…

Бланк . Так чем молодежь-то виновата, что взрослые сложа руки сидят? Ну, да не в этом дело. А насчет Андрея я с вами согласен. Он легко может зря погибнуть. Без всякой пользы для дела. В нем сидит неискоренимый декадент-романтик. Революционство старого пошиба. Чисто русская черта. Никакой выдержки. Все хотят сразу, усилием героев. Какой-то обратный аристократизм. Теперь дело не за героями, а за массами. Выдержка нужна, дисциплина, повседневная черная работа. Андрей все-таки, в конце концов, барчук и романтик.

Соня . Сложно все это. Мне трудно разобраться. А только Андрея я понимаю. Без порыва, без веры в себя ничего не сделаешь. Себя потеряешь – начнутся будни, серые будни. Андрей – человек праздничный. Да и вся Россия из будней теперь вышла.

Арсений Ильич . Нет, Бланк прав. У Андрея революционный угар, запой, когда человек не владеет собой, сам не знает, чего хочет.

Соня . Ах, папа, папа. Пускай он хочет того, чего нет на свете. Ведь в этом-то и святость человека, вся его внутренняя правда.

Бланк . Красиво, Софья Арсеньевна, только силы в этой красоте мало. Гораздо легче совершить геройский поступок, чтоб весь мир ахнул, пожертвовать собой и погибнуть, чем исподволь, изо дня в день, с горечью во рту добиваться далекой цели. Русские умирать умеют, а жить… жить еще не умеют. Вы можете действовать только в опьянении. Андрей или на баррикады пойдет, или впадет в тупое равнодушие. Середины нет.

Соня . Да не вынесет русская душа никакой середины.

Бланк . Ну вот, ну вот. Я ж это и говорю. А вся история-то, может быть, и есть середина. Равнодействующая.

Входит Андрей.

 

Явление одиннадцатое

 

Те же и Андрей.

Соня . Андрей! Смотрите, мама, вот он. Мы и звонка не слыхали.

Евдокимовна . Да это он по черному ходу. Батюшки святители! Кто им отворил-то?

Андрей . Никто не открывал. Там отперто.

Евдокимовна . Фимка-то, Фимка-то где? Господи, батюшки, в гроб с этой девкой сойти! Ну уж я ее, уж я ее со дна морского выищу!

Наталья Петровна . Постой, няня, погоди. Дай лучше Андрею Арсеньевичу поесть чего-нибудь. Ты ведь закусишь, Андрей?

Андрей (садясь за стол) . Да, я проголодался.

Анна Арсеньевна . Ну, слава Богу. Нашлось нещечко. Теперь я иду.

Андрей (Бланку) . Ты здесь. Мне тебя надо.

Бланк . И мне тебя. Зайди ко мне завтра утром.

Андрей . Да ты что, уходишь? Посиди немножко.

Бланк . Нет, пойду. А мы тут тебя ругали. Романтик ты, и больше ничего.

Андрей . Ну, знаем мы это. Старая песня. Надоело.

Бланк . Опять в психопатии?

Андрей . Нисколько не в психопатии, а только от твоей «благоразумной разумности» у меня душу воротит. Бланк. Эх ты, юнец!

Анна Арсеньевна (Бланку) . Вы к Невскому? Пойдемте вместе. Ну, прощайте, до свидания. Прощай, Евдокимовна.

Евдокимовна . Прощай, матушка. А с детками-то ты построже.

Уходят, разговаривая. Нынче пошла мода родителей ни во что не ставить…

 

Явление двенадцатое

 

Те же без Бланка, Анны Арсеньевны и Евдокимовны.

Соня (кричит ей вслед) . Анюта, я к тебе завтра зайду. (Андрею.) А я, Андрей, тоже только что вернулась. Думала и тебя где-нибудь встретить.

Андрей . Я на улицах не был.

Арсений Ильич . Не был? А вот Соня говорит, что именно улицы сегодня представляют собой необычайное зрелище. Андрей. Да? Не знаю.

Арсений Ильич . Что ж, ты не признаешь манифеста? Я только что говорил, что я лично враг всякого насилия, откуда бы оно ни исходило, но за этот день я готов простить…

Андрей . Ах, папа, бросьте эту риторику.

Наталья Петровна . Все-то ты, Андрюша, сердишься. Укроти свое сердце.

Андрей . Да не сержусь я вовсе. Только мне, право, сейчас не до папиных сентиментальностей.

Наталья Петровна (целует его) . Мальчик мой ненаглядный. Милый ты мой сыник. (Опять целует.) Мы на то и старики, чтоб быть сентиментальными.

Арсений Ильич . Не понимаю я тебя, Андрей…

Андрей . Да что я вам дался? Оставьте меня в покое.

Арсений Ильич . Ну, этот тон ты брось. С отцом разговариваешь…

Андрей . При чем тут отец? Ведь не о семейных делах говорим.

Соня . Ну, Андрей, довольно.

Андрей . Слушаюсь, Софья Арсеньевна. Так вы, значит, наслаждались необыкновенным зрелищем? Что ж? Может быть, жениха где-нибудь встретили? На коне гарцевал? Впрочем, что я говорю, ведь они сегодня в подворотню спрятались, герои порт-артурские.

Соня . Андрей! Это гадко, что ты говоришь. Гадкая злоба.

Арсений Ильич . Андрей, я тебе запрещаю говорить в таком тоне.

Соня . Ничего, папа. Пусть, пусть…

Андрей . Оскорбленная добродетель? Да я ведь ничего…

Наталья Петровна . Ты, Андрюша, отлично знаешь Бориса. Знаешь, какой он человек. К чему издеваться? Соню хоть пожалей.

Арсений Ильич . Бестактность какая.

Соня . Да оставьте. Не нужно мне его жалости. Я и без Андрея знаю все, что мне нужно знать.

Андрей . Уж будто бы? Так все отлично знаешь? А полковой дамой будешь, меня на журфикс позови. Все-таки лестно.

Арсений Ильич . Да замолчишь ты когда-нибудь?

Соня (серьезно) . Андрей, я не признаю за тобой права судить Бориса. У тебя этого права еще нет. Твою грубость я тебе прощаю, хотя ты мне больно сделал, очень… А права судить, кто в чем виноват, у тебя все-таки нет.

Андрей . Ну да, ну да, никто не виноват. Нет виноватых… Знаем мы это…

 

Явление тринадцатое

 

Те же и Евдокимовна.

Евдокимовна (торопливо вбегая) . Слышите, гул-то какой? По нашей улице так и катнуло их. Силища народу! Песни свои эти орут и прямо на Шпалерную, к тюрьме. От окон-то подальше извольте, не ровен час.

Наталья Петровна . Кто? Где? Что ты, няня?

Соня . Нет, правда. Слышите? Это, должно быть, идут на Шпалерную. Это ничего, няня, не бойся…

Арсений Ильич . Да откуда они, с Невского?

Все, кроме Андрея, встают с места, Соня идет к окнам.

Евдокимовна . Матушка, Сонюшка, да к окнам-то не подходите. Ведь запалят. Ведь бунтовщики это идут!

Соня открывает окно. В комнату врывается растущий гул, как бы далекие крики или пение и топот. Стука колес не слышно. Последующий разговор заглушён наросшим гулом. Когда он усиливается, за окнами мелькают красные огни.

Арсений Ильич . Действительно… Это очень интересно… Надо только пальто накинуть… (Выходит.)

 

Явление четырнадцатое

 

Евдокимовна . Батюшки, барин, да ведь силища прет. Да прикажите вы Софье Арсеньевне окно-то закрыть. Сами простудитесь и квартиру настудите.

Соня . Молчи ты, ради Бога. Мама, накиньте плед. (Подает.) Отлично все будет видно. Слышите? Вон уже мальчишки бегут. Андрей, что же ты сидишь? Отвори другое окно… Оттуда маме виднее.

Андрей медленно встает и отворяет второе окно, затем отходит. Гул усиливается. Входит Арсений Ильич в шубе и идет ко второму окну, где Наталья Петровна. Андрей стоит немного позади.

 

Явление пятнадцатое

 

Евдокимовна . Безобразие какое! Окна еще раскрыли. Бунт страшенный, а тут глядеть. Да ведь разве же допустят? Да ведь тут как налетят казаки, так ведь тут такое пойдет! Софья Арсеньевна!

Соня (оборачивается) . Ах, няня, иди лучше сюда. Иди сюда. (Берет ее за плечи и почти насильно тянет к окну.) Ну, гляди, никто на них не налетает, потому что вовсе они не бунтовщики. Всем свободу дали.

Евдокимовна . Это свободу-то… Эдакой толпой… по улицам… тюрьму ломать? Никогда этого не будет, пока свет стоит, чтоб свободу давали. Угомонят.

Соня . Ворчи сколько хочешь, а вот дали.

Гул усиливается.

Евдокимовна . Господи! Флаги-то, флаги, словно мачты. Черные! Страсти Господни. Черные-пречерные.

Соня . Да какие там черные, разве не видишь – красные.

Гул слегка затихает.

Андрей (задумавшись, как бы про себя) .

 

В голубые, священные дни

Распускаются красные маки…

 

Соня (оборачивается) . Что?

Андрей . Ничего.

Помолчав, продолжает.

 

…Здесь и там лепестки их – огни

Подают нам тревожные знаки.

 

Евдокимовна . Ой, и то красные! Ой страсти, страсти!

Гул затихает.

Соня . Ну что, налетели солдаты? Мама!

Оборачивается ко второму окну, но Арсений Ильич и Наталья Петровна не слышат. Андрей, стоявший поодаль, взглядывает на нее молча.

Андрюша, ты видел? Посмотри, кажется, другая толпа идет? Нет?

Андрей (отходит к столу) . Брось любоваться, это не спектакль…

Соня . Ах, Андрей… (К няне.) Няня, что с тобой? чего ты?

Евдокимовна (заливаясь слезами, махая руками, причитает) . Победили они окаянные, звери-супостаты! Кончилось житье православное. Отступил Господь, отступил – попустил, предал нас на посмеяние! Не заживать бы мне, старой, чужого века, не доживать бы до проклятого дня!

Наталья Петровна  (отходя от окна, которое закрывает Арсений Ильич). Няня, няня, что ты? Как тебе не грех, сумасшедшая ты!

Евдокимовна (не слушая) . Пропали головушки наши!

Соня . Пойдем, няня, успокойся. (Уходят.)

 

Явление шестнадцатое

 

Те же без Сони и Евдокимовны.

Арсений Ильич (снимая шубу) . Давно бы ее увести, эту дуру старую. Пойдет теперь причитать. Какая-то органическая, так сказать, черносотенка. Нет, а зрелище в самом деле грандиозное. Что может быть отраднее этого молодого энтузиазма?

Андрей . Какие ужасные вы вещи говорите, папа.

Арсений Ильич . Отчего ужасные?

Андрей . А то, что мне было стыдно за вас. Этот вовсе не зрелище для развлечения буржуа. Вы не понимаете, что это гнусность – любоваться из окна красными флагами. Ведь красны-то они от крови. Манифестанты эти, не дойдя до Шпалерной, могут быть расстреляны, и тогда не только флаги – мостовая будет красная.

Входит Соня.

 

Явление семнадцатое

 

Те же и Соня.

Наталья Петровна . Ну что старая?

Соня . Ничего, успокоилась немножко.

Арсений Ильич . Андрей, нельзя быть в постоянной истерике. Что с тобой делается? Не беспокойся, не тронут их.

Андрей . Ну, бросим, пожалуйста. Не до споров и разговоров. Вот что, я ухожу.

Наталья Петровна . Куда ты?

Андрей . Я переезжаю к одному товарищу, а там при первой возможности уеду в Москву.

Арсений Ильич . Зачем?

Андрей . По делу. Да я через несколько времени вернусь.

Соня . Андрей, зачем ты виляешь? Ты мне вчера иначе говорил.

Наталья Петровна . Что он тебе говорил?

Соня . Говорил, что он от нас хочет совсем уйти, что мы ему мешаем.

Андрей . Соня вечно преувеличивает. Если бы я знал, что она подымет крик…

Соня . Нисколько не крик, а я нахожу, что если ты мне говорил, то должен сказать и всем.

Арсений Ильич . Андрей, что такое? Не понимаю…

Андрей . Да ничего. Я действительно сказал Соне, что совместная жизнь с некоторого времени для меня лично сделалась неудобной и я, может быть, предпочту для большей свободы взаимных отношений…

Наталья Петровна . Ты хочешь отдельно поселиться, Андрюша?

Арсений Ильич . Нет, я все-таки ничего не понимаю. Потрудитесь сказать толком. Это чрезвычайно интересно. Какие же твои планы?

Андрей (с раздражением) . Интересно или нет, но больше того, что я сказал, мне говорить нечего. Это мое личное дело.

Соня . И все-таки сердиться незачем.

Арсений Ильич . Пускай, пускай. Ведь эти его дела… (Вдруг растерянно.) Нет, Андрей, да как же это? Мы ничего не подозревали… Мы думали, напротив. То есть не напротив, а… Ты скажи просто. Ну, потолкуем.

Соня . Конечно, конечно. В сущности, просто. Хочет переезжать, ну и пусть. Свобода прежде всего.

Арсений Ильич . Соня, не замазывай. Я требую, Андрей, слышишь, требую, чтобы ты сейчас сказал, для чего и куда ты переезжаешь.

Андрей . Я не могу.

Арсений Ильич . А тогда я тебя не могу пустить. Это безумие. И знай, я приму свои меры.

Андрей . Какие это меры, позвольте вас спросить?

Арсений Ильич . А это уж мое дело. Я предпочитаю, чтоб тебя заперли сейчас, чем тогда, когда будет уже поздно… Ну, да это все не то… Ты приди в себя. Выслушай, что я тебе скажу. Мы с Наташей думаем, не лучше ли тебе за границу поехать? Кончится забастовка – и поедешь. Что скажешь? А? Ведь совсем развинтился. Поезжай, куда хочешь. Я тебе даю полную свободу. Только займись чем-нибудь. Твоя жизнь впереди. Вот веришь в революцию; так ведь после революции образованные люди еще нужнее будут.

Андрей . Я, за границу? За границу теперь? Папа, да что вы говорите! Теперь, когда каждый человек так дорог, я уеду, как пай-мальчик, науками заниматься? Чтобы родительское сердце успокоить? Хорошо вы меня знаете, нечего сказать… Да, я уеду от вас, конечно уеду, только не за границу.

Арсений Ильич . Что? Что? Ты опять?

Андрей . Я уже сказал вам, и это кончено.

Арсений Ильич . Что ты делаешь, нет, что ты делаешь! (Плаксиво.) Андрей, милый, не бросай нас так. Ведь мы же тебя ни в чем не стесняли. Ну разве мы тебя стесняли?

Андрей . Не стесняли? Молчите, пожалуйста. Да вы по рукам и ногам вяжете. Волю убиваете. С вами остаться – на нет сойти. Разговоры, разговоры, легкомыслие невероятное! Растерянность, распущенность, яд какой-то подлый. Он сознание темнит, душит волю. Кисляи, сентиментальные болтуны! Трупом от вас пахнет! Я хочу на воздух, на улицу, хочу к тем, кто властно идет на смену вам, беспомощным. Я к сильным хочу – и буду с ними, хотя бы жизнь пришлось отдать. Довольно мне вашей тупой лжи! Не надо! не хочу! довольно.

Соня . Андрей, Андрей, как ты нас оскорбляешь!

Андрей . Не я оскорбляю. Вся русская история, вся история мира вас оскорбляет. Соня, а ты? Как ты можешь мириться? Как ты можешь жить в этой духоте, в этом семейном хлеву? Я думал, ты другая вернешься оттуда, а ты еще покорнее стала. Любовь к Борису тебя сгубила. Все ему прощаешь, то, чего человеку нельзя простить. О счастливом браке мечтаешь! Соня, да разве ты не чувствуешь, что, кто сюда попадается, тому крышка. Кому, чему ты приносишь себя в жертву? Брось их, Соня. Ты ведь не любишь больше Бориса, не можешь ты любить этого своего героя порт-ар-турского. И не высидеть тебе все равно за семейным чайным столом, где добрые профессора отдыхают с покорными детками после лекций в автономном университете, где только одно желание, как бы все по-хорошему да по старинке. Слышишь, Соня, слышишь?

Арсений Ильич . Соня, не слушай! Хулиганство это. И кто тебя поставил судьей нам? Как ты смеешь судить отца?

Андрей . Этого-то вы и боитесь! Ведь вы даже не на мою правду негодуете, вы дрожите от возмущения, что я, сын, говорю правду отцу! Разве я человек для вас? Я раб, я сын. Но помните! Как человек, говорю я вам человеческую правду в глаза. Как человек, я презираю вас с вашими спокойными кафедрами, с вашими хорошими словами, со всеми вашими семейными добродетелями, со всем вашим благополучным благородством…

Арсений Ильич . Молчать! Вон, вон из моего дома.

Андрей . Я и сам ухожу. (Идет к двери.)

Наталья Петровна . Андрюша!

Андрей возвращается, молча целует мать и уходит. Долгая пауза. Арсений Ильич беспомощно опускается в кресло. Соня ластится к нему.

Арсений Ильич . Наташа, ведь это ничего? Он вернется? Ну конечно, вернется. Ведь должен же он вернуться? Наташа? Ну что же ты молчишь? Вернется?

Наталья Петровна . Нет, Арсений. Он не вернется.


Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 75; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!