ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ И НАУКА. ШКОЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ. ПРОЦЕСС ОБУЧЕНИЯ И ВОСПИТАНИЯ.
ЛЕКЦИЯ
ТЕМА: КУЛЬТУРА В ГОДЫ НЭПА (6 час.)
Трагедия «философского парохода». Борьба с церковью.
Высшее образование и наука. Школьное образование. Процесс обучения и воспитания.
Внешкольное просвещение. Руководство, управление, виды и формы внешкольного просвещения.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Корнейчик Т.Д., Равкин З.И. Очерки по истории советской школы и педагогики (1921–1931). М., 1961. С. 47.
2. Луначарский А.В. О народном образовании. М., 1958. С. 234.
3. Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры. М., 1985. С. 108. 48.
4. Ходоровский И. На фронте просвещения. Статьи и речи. М.; Л., 1926. С. 3.
5. Огонек. 1923. № 15.
6. Бубнов А. Буржуазное реставраторство на втором году нэпа. Пг., 1923. С. 53.
7. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 198; Т. 45. С. 31. 52
ТРАГЕДИЯ «ФИЛОСОФСКОГО ПАРОХОДА». БОРЬБА С ЦЕРКОВЬЮ.
Коллективная репрессивная акция 1922 г., направленная против сторонников «буржуазного реставраторства», имела гораздо более широкое предназначение. Большевики так «ударили по столу», что все вокруг вздрогнули и в души оставшихся вселился страх – надолго, а для очень многих до последних дней.
Что явилось непосредственной причиной столь неординарного события? Сама «операция» (так на чекистском языке назывался массовый арест предназначенных к высылке интеллигентов) укладывается примерно в полтора месяца. Но это был финал «операции», которая вызревала в большевистских штабах все время, начиная с лета 1921 г. Игра в «кошки-мышки» со сменовеховцами и «укрощение» бунтующих профессоров вузов способствовали накоплению «критической массы», которая в конце концов привела к открытому погрому интеллигенции.
|
|
|
Созданию атмосферы напряженности на идеологическом фронте способствовали журналы и книги, многие из которых играли роль постоянного возбудителя неприязни к интеллигенции в большевистском стане. Из числа особо значимых событий, способствовавших нагнетанию страстей, следует назвать деятельность Всероссийского комитета помощи голодающим, который возник в июле 1921 г., а уже 27 августа был распущен, большинство его членов обвинено в «контрреволюционной игре».
История с комитетом оставила «зарубку» в памяти вождей большевизма,
усилив их подозрительность в отношении других общественных организа-
ций интеллигенции. К ним относились различные интеллигентские союзы и
общества – врачей, инженеров, агрономов, учителей и др. Особенно ярко
это выявилось в ходе профессиональных съездов интеллигенции, прово-
дившихся в 1922 г. Именно серии этих съездов выпала печальная участь
послужить детонатором того яростного взрыва, который привел к изгнанию
|
|
|
лучших умов России на чужбину. «Историческим» в этом смысле суждено
было стать II Всероссийскому съезду врачебных секций, проходившему в
Москве 10–14 мая 1922 г.
Идея высылки принадлежала лично Ленину. После Кронштадтского мя-
тежа (март 1921 г.) он неоднократно высказывался в пользу такого метода
воспитания инакомыслящих. Постепенно эта идея овладела массами (в дан-
ном случае руководством Коммунистической партии), тем более что соот-
ветствующий материал накапливался. Одним из важнейших документов
стало письмо Ленина Ф.Э. Дзержинскому от 19 мая 1922 г. Эта «инструк-
ция» о высылке писателей и ученых, «помогающих контрреволюции», сви-
детельствовала о том, что душевное состояние вождя «достигло точки кипения». Ленин видел в высылке не техническую операцию, а политически принципиальное мероприятие, призванное вызвать резонанс как в стране,
так и за рубежом. Обставляя задуманное большой секретностью («без подготовки мы наглупим… поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ»), Ленин предполагал ввести высылку в практику. Съезд врачей, а точнее партийная реакция на него, пришелся как раз «кместу», еще более накалив обстановку. Практически «операция» началась с записки наркома здравоохранения Н.А. Семашко. Крайне встревоженный характером съезда, Семашко протрубил тревогу. Сущность «опасных тече-
|
|
|
ний» в изложении Семашко состояла в том, что врачи восхваляли земскую
медицину в противовес советской, желали демократии, добивались большей
свободы и самостоятельности. Главное же в записке касалось «изъятия»
верхушки врачей – меньшевиков и эсеров, выступавших на съезде (фамилии их были указаны).
На сообщение Семашко Ленин реагировал незамедлительно. Последова-
ли его встречи с членами Политбюро, началась разработка плана мер. В
дальнейшем повседневной работой занимались чекисты под контролем Политбюро, создавшего для этого ряд комиссий. Опуская детали подготовки
высылки, обратим внимание на некоторые главные моменты, которые были
связаны с выработкой принципиальной позиции партийного руководства,
прежде всего Ленина. Будучи больным, он не забывал о своей идее и постоянно подхлестывал проведение «операции». Об этом, в частности, мож-
но судить по записке, посланной Сталину и носившей характер директивы.
В ней не было чего-то нового по существу. Вождя беспокоило лишь одно –
|
|
|
масштаб и решительность репрессии, а также, чтобы не забыли отдельных
лиц, которых он кратко характеризовал: «вредный», «ловкий», «хитрый»,
«неисправимый», «коварнейший» и т. п. Как рефрен Ленин повторял одно и
то же: «Решено ли "искоренить" всех этих энесов? По-моему, всех выслать…
Выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго… Всех их – вон
из России. Делать это надо сразу. Арестовать несколько сот и без объявле-
ния мотивов – выезжайте господа!» Сталин по обычаю реагировал кратко:
«Т. Дзержинскому, с возвратом». Машина прибавила обороты…
В истории подготовки массовой высылки инакомыслящих интеллигентов
немало частных, подчас красочных случаев, которые в сумме и создают
картину задуманной большевиками репрессии. Многое уже выявлено исто-
риками и опубликовано. Здесь же ограничимся отдельными деталями и эпи-
зодами. Стоит назвать фамилии. того, кого Ленин рекомендовал назначить
во главе комиссии по отбору будущих жертв. Им стал Я.С. Агранов – «чело-
век из ГПУ». Это он разработал методику отбора, классификацию интелли-
генции по видам деятельности, степени виновности и пр. Фамилия этого
чекиста называется еще и потому, что он на долгие годы занял положение
главного «опекуна» интеллигенции в органах ГПУ–НКВД. Он сумел вне-
дриться в окружение ряда писателей, деятелей искусства, о чем можно су-
дить по их воспоминаниям. Судьба Агранова оказалась типичной – он был
расстрелян в годы «Большого Террора».
Другой персонаж – представитель противоположного лагеря – Горвиц-
Власова, врач из Петрограда. На съезде врачей она выступила с яркой и
смелой речью. Защищая право врачей на свободу мнения, в т. ч. критику
некоторых действий власти, она произнесла с трибуны поистине историче-
скую фразу о том, что социальное назначение интеллигенции – быть мозгом
страны. Вот эти слова и оказались главной крамолой.
Выходило так, что не Коммунистическая партия и ее штаб – Политбюро
ЦК, а какая-то «гнилая» интеллигенция претендовала на то, чтобы считать
себя основной мыслящей субстанцией и иметь право давать советы правя-
щей элите. Это невозможно было допустить!
Сколько человек было выслано? Данные историков расходятся. По по-
следним подсчетам работников Центрального архива ФСБ России устанавли-
вается, что «кандидатами» на высылку числились 228 чел. При этом за гра-
ницу были высланы 78 чел., подвергнуты административной ссылке 57 чел.
Относительно 54 чел. сведения об окончательном решении отсутствуют. Не-
ясность в вопросе о числе репрессированных отчасти объясняется тем, что в
ходе «отбора» некоторые «кандидаты» обращались с просьбами не о мило-
сти, а о высылке в пределах России. Родину покидать они не хотели. За неко-
торых хлопотали представители различных государственных органов и учре-
ждений, поскольку в списках оказались нужные им специалисты. Встречались характеристики конкретных лиц, составленные неубедительно, на основе случайных сведений. В комиссиях некоторые документы откладывали для проверки, уточнений или, говоря чекистским языком, «дальнейшей разработки». В итоге оказалось, что кто-то в документах «затерялся».
В конечном счете вопрос о точном числе репрессированных не столь
важен. Речь шла об интеллектуальной элите, где измерению подвергается
не количество, а качество. Взять, например, список «антисоветской интел-
лигенции» Москвы. Одних профессоров вузов было около двадцати. Там же
оказались деятели издательств, кооперативных организаций, литературы.
Среди последних было особенно много звучных имен, в т. ч. Н.А. Бердяев,
С.Л. Франк, А.А. Кизеветтер, Ю.А. Айхенвальд, М.А. Осоргин. В петроград-
ской группе первым в списке значился социолог Питирим Александрович
Сорокин. За ним следовали другие известные (или ставшие всемирно из-
вестными потом) ученые и писатели: А.С. Изгоев, Б.Д. Бруцкус, Е.И. Замя-
тин, С.И. Булганов, Л.П. Карсавин, Н.О. Лосский. Истины ради заметим, что
не все из перечисленных были высланы – о причинах этого говорилось.
Более существенно то, что у власти не дрогнула рука, замахнувшаяся на
тех, в ком воплощалась честь и гордость российской культуры.
К концу августа чекисты в основном завершили свое многотрудное дело.
Еще раньше состоялась высылка украинских «антисоветчиков». Неожиданно
результат высылки оказался неудачным. Правительство Чехословакии ра-
душно приняло невольных эмигрантов. Более того, открыло «под них» Укра-
инский университет. Руководству ГПУ пришлось сделать выводы из опыта
украинских коллег, тщательнее подготовиться к главной части «операции».
Публично о ней было объявлено 31 августа в «Правде». Статья называ-
лась «Первое предостережение», что говорило само за себя. В сообщении
выражалась уверенность, что трудящиеся одобрят приговор «идеологиче-
ским врангелевцам и колчаковцам». Почти месяц ушел на переговоры с
властями Германии, куда пролегал маршрут высылки, и на решение разных
технических вопросов. 30 сентября два парохода вышли в море. Как напи-
сал об этом вскоре один из высланных, писатель Михаил Осоргин, пароходы
повезли в Германию «единственный товар, который нынешнее русское пра-
вительство поставляет Европе обильно и бесплатно: хранителей культурных
заветов России»1.
Было ли такое наказание устрашающим? В публицистике встречались
мнения, что эта мера была чуть ли не гуманной, тем более на фоне рас-
стрелов, широко практиковавшихся в годы Гражданской войны. Такие срав-
нения неправомерны. В условиях наступившего мира поступать с интелли-
генцией в традициях военного времени было невозможно. В то же время
необходимо было, чтобы она служила власти. Вот и найдено было «наи-
лучшее» решение: заставить работать на себя большинство специалистов,
избавившись от «малоценной» их части.
Исторический смысл эпизода с «философским пароходом» – таким на-
рицательным именем стало называть изгнание неугодной интеллигенции из
Советской России в 1922 г. – состоял в том, что эта акция, осуществленная
в условиях мира и перехода к нэпу, лишала интеллигенцию надежд на нор-
мальную совместимость с властью, на достойные партнерские отношения.
Да и сам нэп с самого начала раскрывался не как политика согласия, а как
политика продолжения войны – состояния, естественного для государства,
построенного на принципах классовой борьбы и диктатуры пролетариата.
БОРЬБА С ЦЕРКОВЬЮ
Большевистское руководство не могло ограничиться идеологической
«зачисткой» верхних «этажей» культуры. Оценивая потенциальную опас-
ность интеллектуальной оппозиции, власть понимала необходимость озабо-
титься и перепахиванием «почвы». Следовало вырвать росшие на ней мно-
гочисленные «ядовитые травы», отравлявшие повседневную духовную пи-
щу широких масс. Таковой, как нетрудно догадаться, была религия, посто-
янно называемая большевистскими атеистами опиумом для народа.
Краеугольным камнем взаимоотношений власти и церкви в начале 1920-х гг.,
рассмотренных в плоскости демократии и свободы, была несовместимость большевизма и его идеологии с любой другой, прежде всего религиозной. Поэтому конфликт власти и церкви был предопределен. Хотя с самого начала большевистская пропаганда подчеркивала, что власть ведет борьбу не с религией, а с контрреволюционными поползновениями служителей церкви, такое утверждение является по меньшей мере односторонним. То, что представители церкви, как и рядовые верующие, во многих случаях принимали в политическом конфликте сторону противников советской власти, не делает этот факт главной причиной систематического изживания религии из жизни общества. Эта причина была заключена в самом принципе диктатуры, исключавшем плюрализм в духовной сфере.
История первых лет взаимоотношений советской власти и Русской Православной Церкви (РПЦ), которая в России была преобладающей, изобилует многими драматическими моментами. Власть инициировала наступление на Церковь. Об этом свидетельствовали первые постановления Советского правительства. В качестве примера назовем декрет о земле, где, в частности, говорилось о национализации церковных и монастырских земель. Это означало удар по Церкви, ибо существенно подрывало материальную основу ее деятельности. В дальнейшем последовали другие постановления, направленные на ослабление влияния Церкви вплоть до основного Декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», опубликованного в «Известиях» 21 января 1918 г. Это был декрет о свободе совести, прогрессивный в своей основе. В то же время он ослаблял былое влияние православной церкви на общественную жизнь, что вызвало с ее стороны, как и со стороны религиозных организаций других исповеданий, протесты и акты сопротивления.
В действиях церковных иерархов сказывалось недовольство утерянными
благами и привилегиями, равно как и сложившейся веками связи с бывшей
господствующей элитой. Вместе с тем такая «приземленность» причин цер-
ковной оппозиции способна исказить истинную картину, глубоко оскорбить
духовенство и огромную массу рядовых верующих, считавших религию
высшей духовной ценностью. Неприятие ими деяний власти основывалось
не на сохранении благ и интересов, а на стремлении защитить высший
смысл своего земного существования, который они находили в религии. А
это означало, что конфликт между истинно верующими и безбожной вла-
стью был неискоренимым.
Время от времени представители высшей власти (например, М.И. Калинин, А.В. Луначарский) пытались ввести борьбу с религией в русло идейно-научного противостояния. Однако господствовавшая тенденция покончить с религией враз и навсегда оказывалась преобладающей. Обстановка Гражданской войны усугубила положение. Недоверие и ограничения
перерастали в прямые преследования и аресты священников под предлогом
их враждебной политической позиции.
К началу нового, мирного периода взаимное непонимание и вражда уси-
лились. Логика искоренения инакомыслия подвела к важному, решающему
рубежу. История, если так можно выразиться, подарила большевикам бла-
гоприятный случай, позволявший прикрыть давно лелеемую расправу с
церковью обоснованной по видимости аргументацией. Таковая строилась на
необходимости преодолеть всенародное бедствие – страшный голод, обру-
шившийся на страну в 1921 г.
Как отнеслась к этому Церковь? Патриарх Тихон с самого начала, т. е.
уже в середине лета 1921 г. обратился к верующим с призывом о помощи
голодающим, в т. ч. путем пожертвований денежных средств и драгоценно-
стей. В феврале 1922 г. был сделан новый шаг. Патриарх призвал духовен-
ство и верующих пожертвовать на помощь голодающим не только личные,
но и храмовые драгоценности, не имевшие важного богослужебного назна-
чения. Наметилась возможность если не союза, то компромисса между го-
сударство и Церковью во имя поистине общенародной цели.
Но не тут-то было. В высших сферах власти, прежде всего в ЦК РКП(б) и
СНК участие церкви в деле помощи голодающим было расценено как недо-
пустимое. Было очевидно, что в этом случае авторитет церкви возрастет. А
это было недопустимо. В итоге на два обращения Тихона во ВЦИК ответа не
последовало.
Ненависть к духовенству, культивировавшаяся все прошлые годы, поро-
дила не только в верхах партии, но и в ее низах мощный слой работников,
готовых в своем фанатическом догматизме переступить через миллионы
жизней безвинных людей. А именно к этому вел отказ от принятия помощи
голодающим со стороны Церкви. Открыто демонстрировать такое отноше-
ние не следовало. Поэтому и была проведена в жизнь как будто похожая,
но в корне совершенно другая идея – использовать те же церковные ценно-
сти, но не как дар самой Церкви, а как конфискованные у нее государством.
Иначе говоря, власть решила материально обескровить Церковь, а затем,
используя естественное возмущение верующих, ее же обвинить в нежела-
нии помогать голодающим. Наметилась, таким образом, перспектива раз-
грома Церкви под флагом борьбы с «церковной контрреволюцией».
Так оно и получилось. Нараставшее давление со стороны агрессивных
противников Церкви привело к роковым решениям. 26 февраля 1922 г. в «Из-
вестиях» было опубликовано постановление ВЦИК, в котором местным Советам предлагалось в месячный срок изъять драгоценные предметы из состава церковных имуществ всех религий и передать их в фонд Центральной комиссии помощи голодающим. Постановление фактически отстраняло от дела церковные комитеты, а следовательно, и Церковь в целом.
В ответных действиях Тихона агрессивности не было. Он, учитывая об-
становку, не призывал к сопротивлению. Сомневаясь в «доходности» меро-
приятия властей, даже просил бережно относиться к изъятым ценностям,
особенно имеющим художественное значение.
Между тем, обстановка накалялась, достаточно было искры, чтобы вспыхнул чреватый последствиями конфликт. Им стал т. н. Шуйский инцидент. Официальная пропаганда излагала его как результат применения насилия со стороны верующих в ходе изъятия церковных ценностей в г. Шуе.
В ответ на нападение толпы сначала на милиционеров, а затем на красноармейцев последние применили оружие. Результатом стала гибель четырех человек, десять были ранены. В сущности, имела место провокация властей, вызвавших своими силовыми действиями по изъятию ценностей возмущение верующих, которых затем и признали виновными в трагедии.
События в Шуе резко изменили соотношение сил в Политбюро ЦК РКП(б). Сторонники осторожности были смяты, верх взяли те, кто жаждал крови «церковных мракобесов». Сам вождь, который как будто ждал подобного момента, призвал к решительному наступлению на Церковь. Об этом неопровержимо свидетельствует его секретное письмо В.М. Молотову для членов Политбюро от 19 марта 1922 г. Этот важнейший документ стал известен сравнительно недавно: он настолько был откровенным по своей жестокости, что его тщательно скрывали от всех.
Ленин писал, что «инцидент» в Шуе – «не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову… позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы… по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне…» Особенно «выразительно» звучала следующая «установка» Ленина: «…Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий… Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
Едва ли здесь требуются какие-то комментарии, тем более оправдания.
Ленин всегда считал, что в политике нет морали, а есть целесообразность.
В дополнение к сказанному приведем другую часть ленинской «инструкции» комиссии ВЦИК, еще не выехавшей в Шую. В ней предлагалось произвести аресты как можно большего числа представителей местного духовенства, буржуазии и мещанства. Ленин заранее решил, что после возвращения из Шуи комиссия сделает доклад Политбюро, которое даст затем устную директиву судебным властям, чтобы процесс «против Шуйских мятежников…был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров…».
Дальнейшие события не вполне оправдали надежду на быструю расправу с Церковью, поскольку сбор ценностей происходил в большинстве случаев без сопротивления. К тому же объем изъятий в целом оказался намного ниже ожидаемого. Агрессивную пропаганду против Церкви развернула пресса, стремясь вызвать в массах недовольство «укрывателями» ценностей. Как бы то ни было, но взять Церковь штурмом не удавалось – дело ведь заключалось не только в изъятии материальных ценностей, но и в искоренении духовного влияния Церкви. Поэтому одновременно развернулась работа по ослаблению влияния официальной Церкви путем замены ее руководства новыми людьми,
настроенными лояльно к советской власти. Такую роль должно было сыграть
т. н. обновленчество – течение, возникшее в недрах РПЦ еще в начале ХХ в.,
но лишь теперь получившее реальные шансы на победу. Советская власть,
используя органы ГПУ, поддерживала лидеров обновленчества в расчете, что
им удастся справиться с Тихоном и его окружением. Многие дальнейшие события прошли при участии обновленцев, получивших для своей борьбы возможность печататься в официальной прессе.
Среди событий, призванных опорочить патриарха Тихона, выделяется
судебный процесс в Москве, проходивший в мае 1922 г. Итог процесса – 11смертных приговоров, в т. ч. десятерым священникам. Такое решение вызвало многочисленные протесты за рубежом, что привело к изменению меры наказания чести осужденным. Но пять священников были все-таки казнены. Вслед за московским последовал церковный процесс в Петрограде,
где на скамье подсудимых оказалось 96 чел. Обвинение было стандартное: сокрытие церковных ценностей, что приравнивалось к контрреволюции. И
здесь исход был страшным – 11 приговоренных к расстрелу. ВЦИК помиловал шестерых, а четверо, включая митрополита Вениамина, были казнены.
Репрессии против видных деятелей церкви сопровождались гибелью многих
рядовых ее служителей. По данным историка церкви Д.В. Поспеловского, в
период изъятия церковных ценностей произошло 1 414 кровавых инциден-
тов, в ходе которых, а также по приговору судов погибло 2 691 священник,
1 916 монахов, 3 447 монахинь и большое число мирян3. Таким образом,
власть, будучи не в состоянии победить идейно, учинила физический погром своего главного противника на духовном поприще.
Тем не менее артитихоновская кампания не привела к краху Церкви как
таковой. Партия, власть сделали ставку на церковный раскол, замену неугодных священнослужителей лояльным духовенством. При этом деятельность обновленцев находилась постоянно в поле зрения высших партийных органов. Открытые контакты осуществлялись через Комиссию по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б), а закулисно работа велась особым отделением секретного отдела ГПУ.
Дальнейшие события приняли неожиданный оборот. Тихон вновь проявил себя как умный политик и сумел выйти из-под удара. По сути дела, он спас РПЦ от окончательного разгрома, хотя, можно считать, и допустил сделку с совестью. Попросту говоря, Тихон подписал предложенный ему властями текст раскаяния, назвав свое прошлое поведение проступками против государственного строя. В результате подготовленный против него процесс не состоялся. В 1925 г. Тихон умер.
Все вышеизложенное свидетельствует, что никакого «религиозного нэпа» не было, как не было чего-либо подобного во всех других сферах культуры. И в этом состоит один из общих выводов о характере идеологической ситуации первых лет нэпа. Коммунисты плохо понимали нравственную силу религии, поэтому велик был соблазн использовать привычный и легкий способ вооруженного подавления. В лице религии большевикам противостоял основной противник. Поскольку ликвидировать его одним ударом не удалось, необходимо было найти оружие длительной нейтрализации. И оно было найдено. Им стал страх. Впоследствии этот прием – перевод идейной борьбы в политическую плоскость с навешиванием соответствующих ярлыков на оппонентов и последующей жестокой карой – использовался как
один из главных способов создания атмосферы страха, обеспечивавшей
сохранение власти.
Такое это было время в истории культуры Советской России. Время,
можно сказать, фантастическое по своей сложности и противоречивости.
Культура оказалась в клубке жестоких трудностей и противостояний, угрожавших лишить эту культуру дыхания. С одной стороны, ее сдавливал обруч финансового кризиса, под тяжестью которого трещала и рушилась пирамида культурных учреждений. В то же время на этом мрачном фоне шла
повседневная, невидная, а по сути героическая борьба той самой интеллигенции, которую третировала власть, за сохранение живых культурных островков и восстановление всего культурного архипелага. Тогда же, как будто вопреки повседневным угрозам физическому выживанию культуры, на ее поле бурлили идейно-политические конфликты, смысл которых состоял в выборе альтернативы. Решался вопрос всемирно-исторической значимости:
какая культура получит развитие – демократическая или авторитарная. Последней еще было далеко до окончательной победы. Но «господствующие высоты» в ходе коротких, но жестоких боев с инакомыслием в начале нэпа были захвачены Коммунистической партией. И в этом состоял основной смысл происходивших тогда в культуре событий, рассматриваемых в социально-политическом плане.
ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ И НАУКА. ШКОЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ. ПРОЦЕСС ОБУЧЕНИЯ И ВОСПИТАНИЯ.
Дата добавления: 2020-11-29; просмотров: 58; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!