С точки зрения функционализма, социальная стратификация есть продукт дифференциации общества и её оценки.

Дифференциация общества — объективное деление людей по самым разным признакам и критериям.

Оценка же связана с ценностно-нормативной системой; в зависимости от того, какие ценности и идеалы господствуют в данном обществе и оценивается объективная дифференциация: одним различиям между людьми придаётся большее значение (например, экономическим), другим — меньшее (например, происхождению), одни функции считаются престижными (например, воинская служба), другие — нет (например, торговля). Поскольку общества различаются между собой системами ценностей, то, естественно, они разнятся и системами стратификации. Оценки конкретизируются в виде наград, которые получают социальные группы.

Таким образом, стратификационная модель функционалистов строится при учёте трёх факторов.

Первый — культура как ценностно-нормативная система, на основе которой вырабатывается своеобразная для каждого общества шкала оценивания социальной дифференциации. Очевидно, что она играет в концепции стратификации первостепенное значение, ибо именно она «выбирает» некоторые социальные различия, придавая им значение, и игнорирует, не «замечает» другие. Неравенство и стратификация, следовательно, не существуют вне их оценки.

Второй фактор — социальная система, которая чаще всего истолковывается как система позиций, ролей, статусов. Именно она и подлежит оценке. Здесь надо подчеркнуть, что говорить о стратификации имеет смысл только применительно к организованным социальным сообществам, хаотичные и неупорядоченные категории людей одновременно и нестратифицированы — в них отсутствует сам принцип или критерий неравенства. Стратификация же выражает один из организующих и структурирующих аспектов взаимоотношений между позициями и социальными ролями, т.е. благодаря стратификации они образуют некую систему.

Третий фактор — награды, с которыми мы чаще всего связываем неравенство. В них стратификация находит своё логическое и фактическое завершение. Они многообразны и обычно сводятся к четырём категориям: материальные блага, собственность, власть, культурные ресурсы. Дж. Ленски на основе изучения многих обществ выделил три вида ценностей, которые универсально выступают в качестве наград. Это власть, престиж и привилегии.

Таким образом, структура стратификации практически сводится к взаимосвязи трёх элементов, которые должны соответствовать друг другу.

Это социальный статус, его престиж и награда.

Предполагается, что высокий по своим объективным показателям социальный статус (например, связанный с высшим образованием, высококвалифицированным трудом и т.п.) имеет высокий престиж и, соответственно, высоко оплачивается. Однако в реальной социальной практике такая гармония встречается не так уж часто. Имеет распространение явление, именуемое статусной несовместимостью. Это, например, противоречие между высоким статусом и низкой наградой, или же, напротив, низким статусом и высокой наградой. Статусную несовместимость функционалисты удовлетворительно объяснить не могут.

Рассматривая стратификацию в качестве объективной потребности любого общества, функционализм, естественно, делает акцент на её функциях, т.е. на том вкладе, который вносит стратификация в поддержание существования социального целого.

Благодаря социальной стратификации происходит ранжирование и координация различных видов деятельности, социальных статусов и ролей. Наиболее важным для существования социального целого придаётся наивысшее значение и т.д. Тем самым стратификация организует сообщество. Оно предстаёт в виде более или менее целостной системы с чёткой иерархией функций, занятий, видов деятельности и т.п. Другими словами, стратификация — целесообразный для данного общества порядок разделения труда, функций и распределения людей по родам и видам занятий.

Функционализм подчёркивает сильное влияние стратификации на мотивационную сферу индивида. Престиж социального статуса и связанные с ним награды, с одной стороны, являются мощными стимулами человеческой активности, а с другой стороны — нацеливают индивидов на социально одобряемые пути и способы получения наград. Тем самым, считают функционалисты, борьба за социальные блага упорядочивается, она способствует не разрушению, а сохранению общества. Одновременно стратификационная система позволяет и отбирать для исполнения различных функций наиболее подходящих людей, и интегрировать в общественную систему активных и амбициозных индивидов, стимулируя их наградами.

Стратификационные модели

Сторонники стратификационного подхода считают, что в истории человеческого общества существовало (и существует) по меньшей мере, четыре стратификационные системы. Первая — рабство, которое обычно относят к древности. Вторая система — кастовая. Хотя она характерна для многих стран, её классическим примером считается индийская система. Третья система — сословная, присущая, прежде всего, средневековой Европе. И, наконец, четвёртая — классовая система (капиталистическое общество), которая в рамках стратификационного подхода особым образом истолковывается.

Естественно, в разных странах и в разные эпохи эти типы стратификации приобретают своеобразные черты.

Классовая система нашла свое выражение в стратификационной модели современного, как правило, западного общества. Класс, с точки зрения сторонников стратификационного подхода, — более или менее однородная социальная категория, представители которой обладают одинаковыми или сходными социальными позициями.

При конструировании стратификационной модели используют два принципа. Во-первых, критерий выделения классов — социальный статус индивидов или социальных групп. Социальный статус представляет собой интегрированный показатель положения социальной группы или отдельных людей в системе общественных отношений, среди людей. Компонентами его являются социальные позиции, которые выделяются на основании, как правило, объективных показателей (например, пол, образование, профессия и т.п.).

Во-вторых, классы ранжируются, т.е. располагаются выше или ниже друг друга в зависимости от количественных показателей статусов. Таким образом, взаимосвязи между классами сводятся к одному типу отношений — формальному, количественному неравенству.

Стратификационная модель классовой структуры получила широкое распространение в современной социологии, однако, её конкретный вид во многом зависит от того, какие именно социальные позиции включает тот или иной исследователь в социальный статус. Посмотрим, как строит стратификационную модель известный английский социолог Э. Гидденс.

В качестве стратифицирующего признака Э. Гидденс избирает так называемый обобщенный социально-экономический статус, который определяется тремя параметрами:

î уровнем дохода;

î уровнем образования;

î профессией и её престижем.

Правда, этот критерий не всегда последовательно выдерживается в его построениях.

Стратификационная модель выглядит таким образом.

1. Высший класс. В него входят люди, владеющие собственностью на средства производства или осуществляющие непосредственный контроль над её распоряжением. Конкретно это крупные промышленники, финансовые магнаты, наиболее высокопоставленные менеджеры, люди, занимающие ведущие позиции в сфере политики, культуры и т.д. Естественно, их социальный статус отличается наивысшими показателями дохода и престижа. По данным Э. Гидденса, 1% населения Англии владеет 21% личного богатства (состояния) общества. [19, с. 57]. По данным американского социолога Н. Смелзера, 5%-ая «верхушка» американского общества в 1984 году имела 16% общего семейного дохода [70, с. 277].

2. Средний класс. Считается, что это наиболее обширная категория людей в индустриальных странах. Критерии отнесения к ней многообразны. Прежде всего, это профессии, требующие специальной подготовки и длительного обучения. Поэтому часто средний класс называют классом специалистов и профессионалов. К нему относят инженеров, менеджеров, врачей, юристов, государственных служащих и т.п. Критерием отнесения к среднему классу является и владение собственностью, и сравнительно высокий доход, поэтому в него включают бизнесменов и предпринимателей.

Пестрота состава и большой объём (до двух третей населения) среднего класса, его неизбежная вследствие этого аморфность и неопределённость заставляет социологов делить средний класс на несколько слоев.

В литературе встречаются разные способы такой дифференциации. Например, выделяют «старый» и «новый» средний класс. К «старому» относят традиционные слои владельцев малого бизнеса (мелкая буржуазия), фермеров и т.п. К «новому» — дипломированных специалистов, чей высокий статус обусловлен престижной профессией, особенно связанной с современными наукоёмкими отраслями экономики, научно-техническим прогрессом. Другая дифференциация среднего класса подразумевает его деление на высший, средний и низшие слои в зависимости от социального статуса. Так, адвоката можно отнести к высшему слою, его секретаршу — к среднему, а курьера — к низшему слою среднего класса. По данным Д. Россидера, в США к высшему слою среднего класса относятся 10-15% населения, а к низшему слою этого класса 30-35%.

3. Рабочий класс. Главным критерием отнесения к нему является физический труд. Э. Гидденс, как и многие другие социологи, разделяет его на несколько слоев. Так, высший слой включает квалифицированных рабочих, которые по сравнению с остальными «синими воротничками» имеют привилегированные условия труда, зарплату и т.п., сближающие «рабочую аристократию» со средним классом. Некоторые исследователи (в их числе, например, Э. Райт) к современному рабочему классу причисляют некоторые слои средних и мелких служащих. В таком случае общими признаками рабочего класса является исполнительский по содержанию, монотонный или рутинный по характеру труд, а также незначительность размера той собственности, которой владеют представители этого класса. В США к нему относят 40-45% населения.

4. Крестьянство. В современных индустриальных странах оно составляет, в зависимости от особенностей страны и её экономики, 3-5% населения. Фермеров часто относят именно к среднему классу.

В социологических текстах часто фигурирует и низший класс. Его составляют бедняки, полностью или частично безработные, представители социального «дна», люди, в силу увечий и психологических дефектов, а также различных социальных факторов (например, эмиграция) неспособные интегрироваться в общество. К нему относят до 20-25% населения США.

Итак, стратификационная модель старается учесть большое количество дифференцирующих факторов. Однако в ней плохо прояснены связи, объединяющие людей в определенный класс, а также взаимоотношения между классами. Потому выделенные в её рамках классы кажутся лишь теоретической конструкцией, а не реальной общностью.

Стратификация не только как объективная, но и как субъективная реальность.

FOX

Англия — культура с высокоразвитым классовым сознанием, однако в действительности те категории, которыми англичане мыслят о социальном классе — и определяют положение человека в классовой структуре, — имеют мало общего и с упрощенной трехуровневой моделью (высший класс, средний класс, рабочий класс), и с весьма абстрактными алфавитными системами (А, В, С,, С„ D, Е), базирующимися на принципе классификации по роду занятий, столь излюбленном экспертами по исследованию рынка. Школьный учитель и агент по продаже недвижимости формально оба принадлежат к «среднему классу». И у того, и у другого может быть свой домик и автомобиль «вольво», они оба могут посещать один и тот же паб и иметь примерно одинаковый годовой доход. Но мы судим о социальном классе по более сложной совокупности едва уловимых признаков: как вы организуете свой быт, как обустроен ваш дом, какая в нем мебель; марка автомобиля, на котором вы ездите, а также моете ли вы его сами по воскресеньям, пользуетесь услугами мойки или полагаетесь на английский климат и дожди; что, где, когда, каким образом и с кем вы едите и пьете; какие слова вы употребляете и как их произносите; где и как вы делаете покупки; какую одежду носите; каких домашних питомцев держите; как проводите свободное время; какие дежурные фразы используете, чтобы завязать знакомство или разговор.

Каждый англичанин (признаем мы это или нет) тонко чувствует едва уловимые различия, по которым судят о принадлежности человека к тому или иному классу. Поэтому я не стану выводить «таксономию» английских классов и свойственных им особенностей, а просто попытаюсь представить нюансы восприятия англичанами классовых различий в контексте перечисленных выше тем. Невозможно говорить о классах, не упоминая дома, сады, автомобили, одежду, домашних питомцев, еду, напитки, секс, разговоры, хобби и т. п., равно как невозможно исследовать правила любого из этих аспектов жизни английского общества, не натыкаясь постоянно на существенные классовые разграничители или не спотыкаясь о менее заметные из них. А это значит, что о классовом делении я буду говорить тогда, когда мне будут встречаться такие «разграничители».

Pardon («извините, простите») ПАДЭН

У аристократов и у представителей верхушки среднего класса это слово особенно не в чести. Джилли Купер* рассказывает, что однажды слышала, как ее сын поучал своего приятеля: «Мама говорит, слово «pardon» еще хуже, чем «fuck»».

Он был прав: по мнению представителей высшего класса и верхушки среднего класса, это явно простонародное словечко хуже бранного выражения. Некоторые даже называют пригороды, в которых обитают представители низов среднего класса, Пардонией. Есть хороший тест на определение классовой принадлежности: беседуя с англичанином, умышленно скажите что-нибудь очень тихо, так чтобы вас не расслышали. Выходец из низов или средней части среднего класса переспросит: «Pardon?» — представитель верхушки среднего класса скажет «Sorry?» («Прошу прощения?») или «Sorry—what?» («Простите, что вы сказали?»), а вот человек из высшего общества и рабочий, те оба спросят: «What?» («Что?») Последний, возможно, проглотит звук «t» — «Wha?», но это будет единственное отличие. Иногда представители верхушки рабочего класса, метящие в средний класс, возможно, употребят слово «pardon», ошибочно полагая, что это звучит «по-светски».

Правила непризнания классовости

Мы и теперь, как и прежде, очень восприимчивы к классовым различиям, но в нынешние «политически корректные» времена многие из нас все больше стыдятся своих сословных предрассудков и стараются их не выказывать либо скрывать. Представители среднего класса, прежде всего, его верхушка, в этом вопросе особенно щепетильны. Они будут лезть из кожи вон, лишь бы не употребить в отношении кого-то или чего-то выражение «рабочий класс», которое они заменяют разными изящными эвфемизмами: «группы населения с низкими доходами», «менее привилегированные», «простые люди», «менее образованные», «человек с улицы», «читатели бульварной прессы», «синие воротнички», «бесплатная школа», «муниципальный микрорайон», «народный» и т. д. Иногда в разговоре между собой они используют менее деликатные эвфемизмы, например «Шерон и Трейси», «кевины», «Эссекский человек»* и «владелец форда-мондео»».

--------------------

*Эссекский человек (Essex man) — представитель рабочего класса, который в 80-х гг. XX в. разбогател благодаря политике поддержки частного предпринимательства правительства М. Тэтчер.

Эти сверхтактичные представители верхушки среднего класса порой стараются совсем не употреблять слово «класс», заменяя его словом «background» («происхождение, среда, связи и окружение»), а я при этом всегда представляю человека, неожиданно появившегося из какого-нибудь грязного закоулка или сошедшего со светского портрета кисти Гейнсборо или Рейнолдса, в зависимости оттого, к какому классу принадлежит объект обсуждения. (Это всегда ясно из контекста: «Ну, учитывая его происхождение, неудивительно...» — значит, из грязного закоулка; «Мы предпочитаем, чтобы Саския и Фиона водились с девочками из той же среды...» —значит, с картины Гейнсборо или Рейнолдса).

Все эти дипломатичные эвфемизмы совершенно излишни, ведь англичане из рабочей среды не имеют никаких проблем со словом «класс» и охотно называют себя рабочим классом. Англичане из высшего света тоже зачастую прямо и категорично высказываются о классах. Это не значит, что у представителей верхов и низов английского общества в сравнении со средними слоями менее развито классовое сознание, — просто они не боятся называть вещи своими именами. И представление о социальной структуре общества у них тоже несколько иное, чем у среднего класса: они не склонны делить общество на промежуточные слои, ориентируясь на едва уловимые различия. Их радар социального позиционирования признает в лучшем случае три класса: рабочий, средний и высший, а иногда всего два. Рабочий класс делит мир на две части: «мы» и «свет», высший класс видит только «нас» и «плебс».

В этом отношении яркий пример — Нэнси Митфорд с ее простой бинарной моделью деления общества на высший свет и невысший, в которой не учитываются тонкие различия между низами среднего класса, его средним и верхним слоем, не говоря уже про совсем микроскопические нюансы, разделяющие, скажем верхи среднего класса на «прочную устойчивую элиту» и на «неустойчивую», балансирующую на грани между верхами и средним слоем. Эти тонкости интересуют только сам раздробленный средний класс. Да еще любопытных антропологов.

Н. Е. Тихонова выделяет в структуре современного российского общества четыре класса, включающих в себя одиннадцать страт.

1. Бедных, состоящих из:

люмпенизированных низших слоев, включающих преимущественно неквалифицированных рабочих города и села (в том числе пенсионеров, бывших до выхода на пенсию неквалифицированными рабочими), и подразделяющихся на 1-ю социальную структуру (условно названную «нищие») и 2-ю структуру (собственно бедные);

пограничной 3-й социальной структуре, балансирующей на черте бедности и условно названной «нуждающиеся», которая по уровню жизни ближе к низшим слоям, чем к медианному классу, но еще не люмпенизирована.

2. Медианный класс

включающий 4-ю социальную структуру (условно названную «малообеспеченные» и являющуюся медианной по сткрутуре российского общества в целом практически по всем показателям).

3. Средние слои, включая:

нижний средний класс — 5-6-я страты;

собственно средний класс — 7-8-я страты.

4. Богатых, состоящих из:

пограничной 9-й страты(условно названной «верхний средний класс»);

высших слоев, в том числе 10-й страты(собственно богатые) и 11-й страты(элита и субэлита).

Как видим, модель стратификации (структуры) российского общества по уровню жизни уже сформировалась и приняла устойчивые формы.

В рамках этой модели две нижние страты (1-я и 2-я) объединяют около 20% россиян. Это люди, находящиеся по их реальному уровню жизни за чертой бедности, а по показателям индекса уровня жизни их характеризуют минусовые значения, однозначно свидетельствующие о депривации. Не случайно 61% группы, оценившей свои возможности удовлетворения трех базовых потребностей (в питании, одежде и жилье) как плохие, относились именно к этим стратам, а еще четверть — к 3-й страте, которая объединяет россиян, балансирующих на грани бедности, и то сползающих за эту грань, то чуть поднимающихся над ней. Таковых сегодня 14%. К сожалению, в России сформировался новый для нее класс бедных, катящихся в андеркласс (люмпенов и маргиналов), но самое плохое, что молодежь из этого класса не имеет никаких шансов выбиться за пределы низшего класса.

Четвертая социальная структура соответствует уровню малообеспеченности. Именно этот уровень жизни является и медианным (серединным), и модальным (т. е. наиболее типичным) в сегодняшней России, что чувствуют и сами ее представители. Среди них доминирует оценка своего социального статуса как удовлетворительного (2006 г. — 73%), а остальные практически поровну разделились на тех, кто оценивает его как хороший и как плохой. Уровень жизни этого наиболее массового слоя российского общества, объединяющего четверть всех россиян, задает и тот стандарт потребления, который воспринимается россиянами как минимально приемлемый прожиточный минимум, заставляющий жить впритык. В процессе сползания основной массы россиян от малообеспеченности к бедности в ближайшие 5-10 лет медианный класс разделится на более благополучную часть, которая вольется в нижний средний класс, и менее благополучную (пенсионеров, малоквалифицированных работников), которая пополнит низший класс.

Социальные структуры же с 5-й по 8-ю — это средние слои, благосостояние которых имеет значимые различия между собой, но которые в любом случае могут рассматриваться как относительно благополучные на общероссийском фоне (35% российского общества).

9-10-я страты объединяют тех, кто с точки зрения подавляющего большинства россиян может считаться богатым. Их отличительной чертой выступает ощущение себя хозяевами собственной жизни. Таковых 5-7%.

Численно эти классы общества представлены в нем следующим образом (табл. 1):

Слово сонбун (точнее, чхульсинсонъбун) можно с некоторой натяжкой перевести на русский как «происхождение», хотя, как мы увидим дальше, совсем уж точным был бы архаический термин «сословие». Во времена Ким Ир Сена сонбун гражданина КНДР определял то, где этот человек будет жить и учиться, куда его возьмут на работу и даже, скорее всего, с кем примерно он может вступить в брак.

Сонбун в большинстве случаев основан на одном единственном обстоятельстве – на том, чем занимались предки данного человека по мужской линии в конце колониального периода и вскоре после освобождения страны, то есть, условно говоря, между 1935 и 1953 гг.

была создана формализованная система, которая делила людей на наследственные группы в зависимости от деяний их предков.

В соответствии с системой сонбун все население страны было разделено на четыре класса, которые точнее было бы именовать сословиями.

Правда, один из этих классов был очень малочисленным – настолько малочисленным, что о самом его существовании за пределами КНДР стало известно не сразу. Этот класс (он так и назывался тхыксу, то есть «специальный») включал в свой состав прямых потомков тех, кто сыграл особую роль в установлении власти семьи Кимов – в первую очередь, потомков партизан, которые в тридцатые годы воевали в отряде полевого командира Ким Ир Сена. 150 семей

Три остальных класса включали в себя как минимум 99 процентов всего населения страны. Самым привилегированным был так называемый «основной класс», в состав которого входили люди, предки которых имели заметные заслуги перед режимом. В частности, туда включались потомки тех, кто погиб в Корейской войне, равно как и потомки участников антиколониального сопротивления. К этому же классу относились потомки героев войны, партийных работников и прочих уважаемых (властью) людей. С конца 1960-х годов только члены «основного класса» имели право на проживание в Пхеньяне. За ними также было зарезервировано исключительное право поступления в вузы идеологического и политического характера (в технари принимали и с анкетой поплоше).

Во второй класс, так называемый «колеблющийся», входили представители групп, которые, с точки зрения новой власти, выглядели несколько подозрительными, однако не воспринимались как напрямую враждебные. Члены этой группы повергались определённой дискриминации. Например, они, как правило, вполне могли поступать в хорошие технические вузы (если способности, конечно, позволяли), но им был закрыт доступ в такие учебные заведения гуманитарного или социально-политического характера, как, скажем, экономический факультет университета имени Ким Ир Сена или Институт иностранных языков.

Как правило, люди этого происхождения имели проблемы с пхеньянской пропиской, хотя для особо ценных специалистов из этого правила делалось исключение.

В третий, «враждебный», класс входили потомки тех, кто в свое время совершил политически предосудительные поступки и чем-то провинился перед властью. Членами враждебного класса были, например, потомки священнослужителей всех конфессий, потомки служащих японской колониальной администрации, а также потомки тех, кто в годы Корейской войны так или иначе сотрудничал с корейскими «белыми», то есть – лисынмановцами. В большинстве случаев представители этих групп подвергались пожизненной дискриминации, не имея возможности жить в престижных городах и имея очень ограниченный доступ к образованию. Их дети наследовали их статус – и, соответственно, дискриминацию. Изменить сонбун было почти невозможно.

Дата добавления: 2020-11-27; просмотров: 127; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 12

Мы поможем в написании ваших работ!