Как «интернационал» в поход ходил
Однажды прилетели американские самолеты. Они целый день бомбили. Но не весь город, а то – в одном, то – в другом, то в третьем месте. С утра до вечера грохотало, земля гудела, солнца не было видно.
В лагере рухнули ворота: ни немцев, ни полицаев вдруг не стало. Группа узников, в том числе и Нинель, решили попытать счастья. Сестренку предупредила:
- Лариска, ты здесь оставайся. Без меня никуда не уходи.
Вспомнили: когда их давно завозили сюда, проезжали мост. Под мостом стояли открытые вагоны, груженные яблоками, картошкой, даже, как им показалось, чаем. Это было где-то близко. Помнится, они совсем немножко тогда потом проехали.
Вот тогда предстал во всем многообразии вселагерный «интернационал» малолетних узников. Лагерь был разбит по секторам. Дети разных национальностей имел особые нашивки. У русских на синих тряпочках было написано «Ост», то есть это были люди Востока. У украинцев – колосок пшеницы. В общем, у каждой национальности – свои отличительные знаки.
И вот представители этого разношерстного братства побежали. А куда? И зачем? Кругом все горело, взрывалось. Местного гражданского населения – ни души. Все попрятались, видимо.
А они бегут по чистеньким, не просто вымазанным канавам, навстречу вполне возможной гибели.
Добежали до вагонов. Но там не было ожидаемых овощей и фруктов. Сезон-то прошел. Сорвали картонные пломбы на одном. С трудом открыли двери. Силенок-то нет. В коробках – масло (оказалось, что это маргарин), рожки, макароны. Нахватали и поволокли это богатство в свой лагерь, где все они распределены по секторам. Все ноженьки истерли в деревянных колодках вмиг.
|
|
|
Прибежали: ворота не поднимали. Значит, успели. Их никто еще не искал.
А что с принесенным делать? Варить? Но где и на чем? Маргарин есть? Но хлеба-то нет. Каждый подходил и по кусочку отламывал. Макароны, рожки сосали.
Потом желудками долго мучились от добытого «изобилия».
Конец апреля 1945 года. Должны прийти американцы. В лагере начались среди лагерного «интернационала» «рассуждалки», «размышлялки». Целый диспут разгорелся.
- Если будет воздушная тревога, будут и бои, всем до одного человека необходимо спуститься в бункер. Иначе все погибнем.
- В бункер, вообще, не надо ходить. Иначе нас в нем задушат каким-нибудь газом.
- Надо всем оставаться наверху. В нескольких десятках метров – город, частный сектор. Они не будут бомбить местное население. Да и нас заметят. Началось. Первая реакция – бежать прятаться: кто за бараки, кто под шпалы. Кто где, в общем. От кого прятаться? Потом кто-то сообразил: когда идет бой, немцы нас искать не будут.
Они уже и так побросали противотанковые минометы и удрали.
|
|
|
Кто-то сказал, что американцы пойдут вот с той стороны. Рядом была стена. Так вот разношерстное многонациональное братство облепило эту стену. И стали ждать, встречать американцев.
Только через многие годы поняли, какими же они были дурачками тогда. Ведь достаточно было несколько автоматных очередей, чтобы около стены образовать месиво, груды человеческих тел. Всех бы положили.
Но на этот раз повезло. Вдруг увидели американцев. И шли они не по дороге, на которой их ждали дети. Узнали их по каскам, в которых отражалось солнце.
Блаженство от еды
В первый же день их накормили манной кашей на воде. Она была соленой. Это было какое-то чудо. Так вкусно! Потом получили по куску свинины. Такого блаженства от еды дети не испытывали, наверное, ни раньше, ни потом. И кормили их три раза в день. Иногда все три раза давали одно и то же, но это детям было на руку: блаженство от еды продолжалось. Оказывается, как хорошо быть сытыми. Какие замечательные эти американцы. Не то, что немцы. Те избивали их, постоянно издевались, унижали.
И вот однажды им привезли полную машину яств: сахар, конфеты. Где-то снаряд попал в немецкие склады. Кругом развалины. Из машины лопатой в дыру выгружают на землю. И вот девчонки хватают эти конфеты и сахар. Халаты-то жесткие и без карманов. А куда положишь? И вот они! В полы…Задницы голые задирают. А американцы смеются и фотографируют…И ведь это тоже издевательство. Чуть поизощреннее. А еще спрашивали потом: не желает ли кто поехать в Америку.
|
|
|
Когда лагерь засыпал
В душе Нинель надеялась, что их мать жива. Она не говорила никогда об этом Лариске. Но, когда лагерь засыпал, выходила на улицу и думала, мечтала. И если тучи шли с востока, то она с какой-то необъяснимой надеждой смотрела на них. Плакала и вспоминала маму. Наверное, эта туча прошла над ней, мимо Ленинграда, мимо Петергофа. Наверное, она тоже посмотрела на нее и вспомнила о своих дочерях. Передала с ней привет им.
Когда такая туча с востока шла над бараком, она старалась ее не пропустить. Но никогда никому не говорила об этих вечерних встречах. А вдруг и все будут бегать. И, конечно, нарушат ее прекрасную тайну.
Кому вы нужны?
Шло время. Май. Июнь. В их большой стране отпраздновали Победу. Они о ней и не знали. Об этом с ними не говорили. Они жили в том же немецком лагере в постоянном ожидании. Их никогда не вывозили. На работу не водили. От американцев слышали, что наводят справки, ведут переговоры. Какие справки? С кем и о чем переговоры? Потом до них дошли следующие суждения:
|
|
|
- Россия от вас отказалась, потому что вы ее предали…Вы предали свою родину. Поэтому вам придется жить в Германии. Некоторым можно будет уехать в США. Если, кончено, они пройдут отбор. Кому же они были нужны? Немцам? Некоторые из них просто добросовестно выполняли обязанности: просто лупили за малейшую провинность, ни о каком даже ближайшем будущем и не думали. Правда, остались в сознании Нинель Борисовны какие-то смутные рассуждения какого-то уж очень не конкретного немца, очень обобщенного:
- Мы не сжигаем, потому что готовим вас в рабство. Пройдут годы, война забудется. А вы будете работать на нас. Мы, немцы, двадцать лет будем отдыхать. Этот лагерь трудовой. Мы вас, русских свиней, научим работать и жить.
Отголоски этой учебы остались. Удивляла аккуратность немцев, стремление к чистоте даже в лагере. Если дети корешки от деревьев съели, или травку на газонах общипали, то немцы требовали закопать, подравнять, подрезать, чтобы не было видно никакого непорядка. Туалеты даже в лагере удивляли чистотой стерильной: все стены аккуратно подкрашены, ни единой помаринки.
Однажды около ворот лагеря остановилась машина, похожая на современный «уазик». Вышел мужчина в форме, совершенно отличный от немецкой и американской.
Нинель подошла к воротам. Что-то неуловимо теплое, светлое, позвало ее. И вдруг человек в машине стал напевать (эти слова почему-то врезались сразу и навсегда):
- Пойте, пойте в юности,
Бейте в жизнь без промаха
Все равно любимая отцветет черемухой.
Только через много лет Нинель узнала, что парень пел романс на слова Сергея Есенина. Она воскликнула:
- Дяденька, вы русский?
Ей и подошедшим девчонкам ответили:
- Мы, действительно, русские, советские.
Приехали сюда договариваться на счет вас.
- А когда нас на родину повезут?
- А вы хотите домой?
- Конечно. Мы вас ждем.
- А вот американцы говорят, что вы вовсе не хотите ехать.
- Давайте, мы сейчас оббежим всех и спросим.
- Чего уж спрашивать? Вот договорятся, тогда мы за вами приедем.
Потом вышел тот мужчина, в необычной форме, и совсем утвердительно сказал:
- Ждите. Через три дня за вами придут машины.
Что тут было?! Рассуждения..., воспоминания..., мечты…, планы…, ожидания чего-то необычного.
Слово приезжие сдержали. Пришли крытые брезентом машины. Ехали разбитым Нюрнбергом. Весь город был в руинах. Потом привезли в Берлин, посадили в «телячьи вагоны». Но там были настелены доски. Им выдали одеяла.
В Польше высадили. И снова попали в лагерь. Его назвали почему-то «фильтровочным».
Дата добавления: 2020-11-23; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!