Глава 5. Весенние хлопоты-2, и их летнее продолжение 8 страница



Конечно же, прилетевшие с других звёзд не могут и не знают НИ ОДНОГО ЗЕМНОГО ЯЗЫКА хотя бы потому, что в своём подавляющем большинстве они общаются даже между собой ТЕЛЕПАТИЧЕСКИ! И поэтому, сталкиваясь с жителями нашей Мидгард-Земли, они просто проецируют на мозг земного человека свою мыслеформу, а уже сам мозг человека переводит эту мыслеформу в привычный для данного человека словесный код! Вот и всё! Никакого невероятного и загадочного чуда нет! Прилетевшие не знают земных языков, как и языков жителей других обитаемых миров, а просто используют ТЕЛЕПАТИЮ! Мне очень многие люди говорили о том, что они только ещё подумали о том или ином вопросе, а я уже им начинаю отвечать на ещё не заданные в словесной форме вопросы. И не имело значения, знал я или нет язык человека, задающего вопрос или вопросы. Я забегу вперёд на две-три недели от описываемых мною событий, для того чтобы привести пример этому.

Периодически я просил приехать к нам Джорджа, чтобы перевести мои слова моим пациентам, особенно, если то, что я хотел сказать, выходило за рамки обычных фраз о том, что и где чувствует мой пациент. В один из дней середины марта 1992 года я работал со Стивом Ловином, владельцем небольшого завода по производству витаминов. Он очень заинтересовался моими возможностями и не только в связи с его состоянием здоровья. Поэтому Стив Ловин ( Steven Lovin ) однажды приехал на свой сеанс и передал Джорджу своё письмо, чтобы он мне потом его прочитал и перевёл. Джордж положил его письмо нераспечатанным на стол, и я приступил к своей работе со Стивом. Работая с ним, я, пользуясь присутствием Джорджа, как переводчика, начал объяснять Стиву Ловину то, что я считал важным объяснить ему.

Моё объяснение не касалось состояния его здоровья, а весьма тонких химических механизмов происходящих в живой материи. Другими словами, моё объяснение не относилось к очевидным вещам, как могут подумать некоторые скептически настроенные читатели. Я начал объяснять ему, что для органических молекул имеет значение не только химический состав, положение атомов в молекуле, но и пространственное положение тех или иных атомов по отношению друг к другу и, что пространственная структура молекулы имеет ничуть не меньшее значение, чем её химический состав! И, что основная проблема промышленного производства органических веществ, в частности, витаминов, заключается в том, что витамины в таблетках практически не усваиваются живым организмом по одной простой причине — при химическом тождестве с «живыми» витаминами, они имеют принципиально другую пространственную структуру молекул. И по этой причине очень плохо усваиваются человеческим организмом…

В своём разговоре я затронул этот и ряд других вопросов, которые весьма трудно назвать очевидными. Когда я закончил свой сеанс работы со Стивеном и своё пояснение, он был почти что в состоянии шока, как это выяснилось несколько позже, когда он стал комментировать сказанное мною. Первое, что он сказал, так это то, что он уже получил все подтверждения моих способностей, какие ему были нужны. Дело в том, что, настроившись на работу с ним, я не только провёл свой сеанс, но и ответил на его вопросы, которые он изложил в письме, которое Джордж ещё даже не распечатал! Просто подобное для меня — в порядке нормы, но для других людей это выглядит, как самое настоящее чудо, хотя в этом нет никакого чуда!

Именно этот эпизод стал отправной точкой нашего с ним сотрудничества в течение почти пяти лет, но об этом несколько позже…

А перед тем, как вернуться к трудовым будням, хотелось бы прояснить мою позицию по поводу чтения мыслей. Я считаю, что мысли каждого человека являются его частным делом, и я никогда не «лезу» в голову человека без его на то согласия. Исключением являются ситуации, когда от человека исходит угроза или мне, или окружающим. В этом случае я считаю, что мне не нужно разрешение такого человека, и то, я не лезу в его личные дела, а только просматриваю то, что относится к опасности. Во всех остальных случаях я не «лезу» в голову человека, даже если он и относится ко мне явно отрицательно. Это право человека иметь своё мнение, вне зависимости от того, правильное оно или нет. Пока мнение человека не вредит никому — это его личное дело. Так что, для того чтобы понять отношение Марши к нашему нахождению в доме (об этом я писал ранее) мне не нужно было проникать в её голову — её мысли просто выплёскивались из неё, как фонтан. Единственные, кто относился к нам со Светланой по-настоящему искренне в доме Джорджа Орбеляна, так это дети — Крейг и Вейд — братья-двойняшки…

И вот, после двух месяцев ощущения себя «не в своей тарелке» … мы СВОБОДНЫ! Свободны и независимы и главное, никому и ничего не должны, и не обязаны, так как за всё платили из своего собственного кармана! Это состояние было просто замечательным! Несмотря на то, что наши «апартаменты» были очень маленькими, мы чувствовали себя в них прекрасно. Наша первая резиденция была в здании по адресу улица Каменщиков 640 (640 Mason Street ), как я уже писал — почти в самом центре Сан-Франциско, между улицами Буш и Саттер ( between Bush and Sutter ), совсем рядом с центральной площадью Сан-Франциско.

Примечательностью нашей американской хрущёвки было то, что кровать убиралась в стену. Створки встроенного в стену шкафа раздвигались в стороны … и опускалась кровать, а утром в обратной последовательности всё убиралось во строенный в стену шкаф. Таким образом, комната получала свободное пространство и без этого, было бы вообще тесно и, что самое важное, невозможно было бы принимать пациентов. А так … пять минут, и спальня превращалась … спальня превращалась … в довольно уютный маленький офис, в любом случае, большего размера, чем в офисе мистера Ховарда Харрисона ( Howard Harrison ). В уютный маленький офис эта маленькая комнатушка превращалась только благодаря стараниям Светланы, которая создавала этот самый уют, внеся всего несколько штрихов в интерьер.

И вот через пару дней после нашего переезда на свою квартиру, всё было готово к приёму пациентов. Мой приём начинался в 9 часов утра и поэтому, как бы ни хотелось нам подрыхнуть подольше, приходилось вскакивать не позже половины девятого и подготавливать комнату к приёму, после чего каждый из нас занимал свои рабочие места. «Рабочим» местом Светланы была маленькая кухонька, на которой даже два человека не смогли бы разминуться. И вот, пока я работал с людьми в своём «офисе», Светлана вынуждена была сидеть всё это время на кухне на табуретке, ибо даже стул не мог поместиться между окном и кухонной плитой. Единственным её спасением в этой ситуации были книги, которые она читала, пока я занимался с пациентами. И при её подвижности, такое сидение на одном месте было для неё почти что пыткой, и продолжительность этой пытки увеличивалась день ото дня! Всё дело в том, что в начале у меня было немного пациентов, но с каждым днём желающих становилось всё больше и больше.

Со многими пациентами, у кого в действительности не было денег, я работал бесплатно, а таких в Америке весьма много, так как для подавляющего большинства американцев 5 тысяч долларов является огромной суммой. Единственными условиями в таких ситуациях с моей стороны, было предоставление мне медицинских документов о состоянии здоровья до начала моей работы и в ходе оной, и разрешение использовать эти данные в случае необходимости в моих публичных выступлениях или публикациях. Я считал себя не вправе использовать истории болезней своих пациентов без их на то согласия. И кроме этого, я никогда не говорил людям, что я считаю их уже здоровыми, без того чтобы не послать их на медицинские тесты. И делал это я не потому, что не знал что говорить, а потому, что моё знание нельзя было предоставить в виде результатов медицинских тестов, к которым люди привыкли, и которым люди доверяли.

И кроме того, в Америке предостаточно своих «целителей», которые, в лучшем случае, не вредили своим пациентам, и к которым люди приходили со своими проблемами. А потом эти целители убеждали их, что они вылечили у них болезнь (ни), а медицинские тесты показывали, что ничего не изменилось. И после такого «опыта» и слухов мне было просто бессмысленно говорить нечто подобное, несмотря на то, что в моём случае болезни исчезали реально. Поэтому я и посылал своих пациентов в медицинские учреждения, чтобы не я, а сами врачи, на основании медицинских тестов, делали выводы о состоянии здоровья моих пациентов.

В мою задачу входило только в нужный момент процесса своей работы сказать, когда и какие медицинские тесты было бы неплохо пройти! Таким образом, никто не мог обвинить меня в том, что я им «лгу» о том, что они уже выздоровели. Такое заключение выдавали им врачи, имена которых я даже не знал, и, которые не знали ни меня, ни того, что я делаю. И поэтому не могли быть, даже при самой большой натяжке, моими «сообщниками» в деле «обманывания» бедных, доверчивых «аборигенов», как бы этого и не хотелось моим врагам. Подобной стратегии и тактики я придерживался всегда, и это было единственно правильным решением, особенно, если учесть, что врачи не могли понять происходящего с людьми, так как они, в большинстве случаев, даже не знали о том, что их пациенты посещают мои сеансы!

Так или иначе, молва обо мне передавалась из уст в уста. За все пятнадцать лет моего пребывания в США я никогда не помещал своей рекламы в средствах массовой информации. Очень многие говорили обо мне своим близким и знакомым, хотя было много и тех, кто никогда не говорил обо мне даже своим хорошим знакомым. Причиной подобного молчания некоторых были чисто коммерческие, если можно так сказать. Дело в том, что работающий американец, вне зависимости от состояния своего здоровья, будет всем говорить, что он здоров и у него всё прекрасно, даже если он болен неизлечимой болезнью. Связан такой обман с тем, что работающие на кого-то люди просто боятся, что если остальные узнают об их болезни (нях), то это может послужить причиной того, что они могут потерять работу. А для большинства потеря работы означает потерю дома, в котором живёт их семья, возможности оплачивать медицинскую страховку, без которой им просто невозможно получить медицинскую помощь. Именно поэтому многие работающие по найму предпочитали не распространяться о состоянии своего здоровья…

 Особенно активным в моей живой рекламе в самом начале моей частной практики в США был англичанин Стив ( Steven ), который оказался очень чувствительным к моему воздействию. Он реагировал очень бурно на каждое движение моей руки, на каждое действие и очень открыто делился своим восприятием с другими. Он был в таком восторге оттого, что я делаю, что рассказывал об этом всем своим знакомым, которых у него было очень много. И очень многие, испытав на себе моё воздействие, приводили ко мне своих детей, родственников и знакомых. Так что, буквально в течение первой недели марта число моих пациентов возросло до десяти человек в день, а потом в течение другой недели — до пятнадцати-двадцати человек!

И хотя не все мне платили, но, тем не менее, более половины из моих пациентов платили мне за каждый сеанс пусть относительно небольшие деньги, но это давало возможность уже не зависеть, ни от кого финансово и не ограничивать себя практически ни в чём. Когда пациенты пошли «косяком», Светлане приходилось сидеть на своей табуретке с девяти часов утра до четырёх, а порой и дольше. Через каждые двадцать минут меня ждал новый пациент. Я старался назначать время максимально плотно и не заставлял людей ждать более пяти минут. Того же я требовал и от своих пациентов. Я уважал время своих пациентов, и требовал от них уважения моего… и мне удалось добиться того, что практически никто никогда не опаздывал. Конечно, не всё всегда зависело от самого человека, случались пробки на дорогах, ломались машины, но люди всегда звонили мне и сообщали о таких ситуациях, и я всегда старался найти для них «окошко», часто даже жертвуя на это время своего небольшого перерыва. Так что, очень быстро мне удалось организовать свою работу в оптимальном режиме, хотя этот режим со стороны и выглядел очень напряжённым.

Кто знаком с привычками американцев, тот поймёт, что это такое. Американцы никогда не славились своей пунктуальностью. И вина здесь не только в их собственной неорганизованности. Когда врач назначает человеку прийти к девяти часам утра, то, чаще всего, пациент увидит своего врача не раньше одиннадцати часов, и то, если повезёт! В Америке врачи считают, что пациент всегда должен их ждать, чтобы у них никогда не было простоя! А то, что человек вынужден ждать приёма врача по несколько часов, это практически никого из врачей не волновало. Главное для них было то, чтобы ни один час их рабочего времени не остался не оплаченным. Я никогда не любил, чтобы в ожидании меня скапливались толпы людей, так как считал это, в первую очередь, проявлением неуважения по отношению к этим людям. Но требовал и от людей уважение к моему собственному времени. За всё время моей частной практики в США только несколько раз мои пациенты пробовали проявить таким образом неуважение ко мне.

Помню один раз молодой мужчина договорился со мной по телефону о своём визите, я назначил ему день и время, когда я смогу его увидеть, и всё его устраивало. В назначенное время никто не появился, и никто даже не позвонил. Меня несколько удивило такое его поведение, но я подумал, что человек просто передумал и не посчитал нужным мне об этом сообщить. Мне было немного неприятно это, но я тут же забыл об этом человеке. Каково же было моё удивление, когда этот человек появился у меня через два дня и даже совсем в другое время, чем то, которое я ему назначил. И хотя в тот момент я не был занят, я отказался принять его. Я уточнил его имя, посмотрел в своё расписание и спросил его, помнит ли он о том, что он должен был прийти ко мне на приём два дня тому назад и совсем в другое время. Первоначально я предположил, что он всё просто перепутал, но он подтвердил мне, что он не забыл о назначенном мною дне и времени приёма, но «просто» у него не получилось, и он пришёл ко мне, когда у него это получилось.

Такой его ответ меня немного ошарашил, и я спросил у него о том, есть ли у него телефон!? Он ответил положительно, что привело к тому, что я спросил, почему же он мне не перезвонил и не перенёс время своего визита? На что он ответил мне, что не посчитал нужным это сделать. После таких ответов, и, несмотря на то, что в тот момент я не был занят, я отказал ему и сказал, что если он хочет попасть на мой приём, то он заранее должен мне позвонить и появиться в назначенное время, а не когда ему заблагорассудится.

Бывало, что люди перепутывали дни, когда они должны были прийти ко мне на приём, но таких случаев было немного, и это не было преднамеренным обманом. А в целом мои пациенты вели себя очень организованно, и у меня практически никогда не возникало накладок. Такая организованность и дисциплина позволяли мне максимально эффективно использовать своё время, да и люди не теряли своего времени, зная, что они всегда попадут на приём в точно назначенное время с точностью до минуты. Такая организация моей работы позволяла мне не только принять моих пациентов в минимальное время, но и в освобождённое благодаря этому время заниматься другими делами. Единственным недостатком такой организации было то, что мне приходилось каждые пятнадцать-двадцать минут «включаться» и «выключатся».

Немного поясню, что я понимаю под словами «включаться» и выключаться». Дело в том, что рабочее и нерабочее состояния моего организма весьма сильно отличаются друг от друга. В нерабочем состоянии все мои структуры (за исключением защитных и сканирующих) свёрнуты. Как неразумно освещать улицы городов в солнечный день, так же неразумно ходить с постоянно развёрнутыми структурами и пропускать через себя вхолостую мощные потоки материй. В таком активном состоянии любая даже случайная мысль на уровне подсознания, может реализоваться, что совершенно недопустимо. Поэтому, пока нет надобности, я хожу в свёрнутом состоянии. Конечно, не я сам сворачиваюсь во что-то, а сворачиваются созданные мною структуры мозга и сущности. Для всех окружающих, не имеющих возможности видеть происходящее на других уровнях реальности, мало что изменяется при моём сворачивании и разворачивании структур, но очень часто люди чувствуют этот переход, как если бы они попали под мощное магнитное поле. Более чувствительные люди воспринимают сворачивание и разворачивание структур, как будто их «сдувает» без ветра.

При сворачивании и разворачивании структур, на моё физическое тело подаётся большая нагрузка, давление может подскочить с нормального выше двухсот в течение нескольких секунд. И хотя я многое изменил в своём физическом теле, тем не менее, ощущения не из самых приятных. При разворачивании структур, нагрузки на физическое тело получаются очень большие. Могу предположить, что похожее состояние испытывают космонавты при взлёте и посадке космических кораблей. Так вот, для перехода в активный, рабочий режим, приходится разворачивать свои структуры. Конечно, я не разворачиваю все свои структуры, но «стержень» моих структур активизируется всё равно, потому что моя сущность и созданные мною структуры едины. И хотя мне не нужна вся моя мощность, даже при таком неполном разворачивании мне приходится сдерживать мощность, чтобы не допустить перегрузки человека. Даже при самой минимальной активизации своих структур, активная мощность гораздо больше, чем в состоянии выдержать большинство людей, и при работе мне всегда приходится сдерживать рвущуюся наружу мощность. Это, можно сказать, побочный эффект тех преобразований, что я сделал себе.

Таким образом, во время работы с моими пациентами мне приходилось каждые пятнадцать-двадцать минут «разворачивать» и «сворачивать» себя и в развёрнутом состоянии ещё и следить, чтобы мощность случайно «не выплеснулась», куда не надо! И так — пятнадцать-двадцать раз в день, что конечно приводило к некоторой усталости. Когда закрывалась дверь за последним пациентом, мне хотелось одного — «плюхнуться» и «продолжительно моргнуть» эдак минут тридцать-сорок, как минимум! Это то, чего больше всего хотелось мне после окончания приёма пациентов. Светлана, отсидев на стуле всё это время, рвалась размять свои затёкшие от долгого сиденья ноги и освободиться от вынужденного плена в кухне-малютке.

Так что, я «стряхивал» с себя усталость, и мы вдвоём отправлялись в город или, если приезжал Джордж на своей машине, мы все вместе отправлялись или в парк Сан-Франциско, или в какое-нибудь интересное место. Часто после окончания приёма мы ехали на какую-нибудь встречу с интересующимися моими возможностями людьми или с учёными. Очень часто мы вдвоём со Светланой отправлялись в какое-нибудь новое для нас место в Сан-Франциско. Выяснив у Джорджа, как добраться до того или иного места, мы в свободное время отправлялись на разведку-боем.

Конечно, это касалось мест, куда можно было добраться на общественном транспорте. Квартира, которую мы тогда снимали, была, как я уже писал, практически в самом центре Сан-Франциско и нам нужно было пройти всего три блока до подземки или мюни ( Muni ), и мы садились на ту или иную линию и отправлялись на изучение города. Во многих местах город представлял собой спальные районы, в которых ничего особенного, кроме жилых домов, не было. Одними из первых наших таких вылазок были поездки на мюни в район Западных Ворот ( West Portal ), в торговый центр « Stonestown » (Каменный город) и на набережную торгового порта Сан-Франциско. В районе Западных Ворот подземка выходит из-под земли на поверхность. Выход подземки выглядит, как огромный зев, проглатывающий и выплёвывающий поезда. Мы со Светланой тогда первый раз пытались добраться самостоятельно до торгового центра « Stonestown », но когда подземка выскочила на поверхность, то состав оказался в начале района Западных Ворот, и мы решили сойти именно там.


Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 43; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!