Приливы и отливы колхозного движения.



  В обстановке острой борьбы на селе партия большевиков и все властные структуры, связанные с работой в деревне, направляли главные усилия на форсирование темпов коллективизации, и работа эта давала заметные результаты. К примеру, в Севском уезде с 1 октября 1927 года по 1 июля 1928 года количество коллективных хозяйств разных типов выросло с 5 до 45, а число охваченных ими крестьян со 107 до 743. Однако, если учесть, что все эти коллективные хозяйства были очень невелики (в среднем менее 150 гектар сельхозугодий на одно хозяйство), а Севский уезд в это время опережал соседние уезды по привлечению крестьян к коллективному труду, то в целом показатели по Брянской губернии не были впечатляющими. К июню 1929 года в пяти восточных уездах губернии было охвачено коллективизацией около 2,5% крестьян, а в западных уездах — лишь 2% .

С ликвидацией Брянской губернии основными органами, определявшими деревенскую политику на Брянщине со второй половины 1929 г. стали Западный обком ВКП(б) и облисполком, а непосредственное руководство районами осуществляли Брянский, Клинцовский и Рославльский окружкомы (последнему подчинялись, в частности, Дубровский, Клетнянский и Рогнединский районы). Во всех округах начали работать колхозсоюзы, которые организационно возглавляли колхозное строительство, а также оказывали агротехническую помощь создаваемым колхозам.

Поскольку Западная область по темпам коллективизации отставала от основных земледельческих районов СССР, руководители ее стремились максимально ускорить этот процесс. По первичным планам, составленным осенью 1929 года, намечалось к 1 октября 1930 года охватить всеми формами коллективных хозяйств 17% крестьянских дворов. Однако в начале января 1930 года пленум Западного ОК ВКП(б) поставил задачу — завершить сплошную коллективизацию в течение трех лет (к октябрю 1930 года охватить не менее 30% крестьянских хозяйств, к октябрю 1931 года — не менее 60%, к октябрю 1932 года — 100%).

Особое внимание предлагалось уделить формированию крупных агропромышленных колхозов-комбинатов, каждый из которых должен был объединять по несколько тысяч крестьянских хозяйств и располагать обширными сельхозугодиями. К примеру, на территории Жуковского района предполагалось создать два колхоза-комбината: молочно-животноводческий, объединяющий 4600 хозяйств, на площади 32 тысячи гектар, а также коноплеводческо-семенной из 2400 хозяйств на площади 18 тысяч гектар. Руководством области был взят курс на полное обобществление средств производства, в частности — скота (особо подчеркивалась необходимость обобществления лошадей и коров). Это означало массовую "коммунизацию" деревни, что и подтверждалось установкой — к октябрю 1932 года половину всех коллективных хозяйств должны были составлять коммуны.

Подобная самодеятельность являлась следствием не только прожектерства местного руководства, но и отсутствия четких рекомендаций от центральных органов, поощрявших в то же время дух соревнования между регионами за ускоренную коллективизацию. Поэтому на местах применялись самые разнообразные агитационно-пропагандистские, экономические и административные меры воздействия. Например, в ряде селений Комаричского района торговая кооперация стала обслуживать лишь колхозников, отказывая в продаже товаров крестьянам-единоличникам.

Помочь коллективизируемой деревне должен был и рабочий класс, не только поставляя для колхозов сельхозмашины, минеральные удобрения и т.д., но и направив в деревню наиболее сознательных своих представителей — их стали называть "двадцатипятитысячниками". Из их числа на 1 февраля 1930 города в селения Брянского округа было послано 140 рабочих из Бежицы, Брянска, Дятькова; в Клинцовский округ — 63 из Бежицы и Брянска, 34 — местных рабочих и 26 из Иваново-Вознесенска.

Предпринятые меры дали свои результаты: если к 20 января 1930 года в Западной области было коллективизировано 75 тысяч крестьянских хозяйств (6,3% от их общего числа), то к 5 марта того же года к ним добавилось ещё 400 тысяч, а процент коллективизированных хозяйств достиг 40. В Брянском округе к началу марта было вовлечено в колхозы уже более половины всех крестьянских хозяйств. Клинцовский округ, напротив, отставал — здесь колхозами оказалось охвачено менее трети крестьян.

Таким образом, с осени 1929 года до начала весны 1930 года коллективизация на Брянщине прошла как бы два этапа: до середины января шло заметное, но достаточно равномерное нарастание колхозного сектора, увеличение размеров колхозов (с 16 крестьянских дворов до 31 двора — в среднем), а с последней декады января до начала марта — явное форсирование темпов коллективизации.

Однако и в это время не все шло спокойно и гладко. Так, в Комаричском районе, руководители которого к 1 февраля 1930 года рапортовали, что 51% крестьянских хозяйств и 56% пашни находится в колхозном секторе. 3—4 февраля крестьяне деревни Козловки весь колхозный скот снова развели по дворам. Иногда колхозы создавались только для видимости. Так, в Рогнединском районе в колхозах "Новая жизнь" и "Новый мир" было проведено землеустройство, но затем члены этих хозяйств разбили всю пашню на отдельные полоски, которые продолжали обрабатывать единолично.

Сами руководители Западного ОК ВКП(б) вынуждены были признать, что большая агитационная и организационная работа "сочеталась в очень многих местах с грубыми ошибками,... с погоней за процентами и "масштабом", с увлечением показной стороной дела", что "терпеливая работа по вовлечению крестьян в колхозы подменялась попытками искусственно сколачивать колхозы путем голого командования и администрирования". Признано было и ошибочное увлечение коммунами, "хозяйствами-гигантами". Впрочем, эти признания были сделаны задним числом, после появления в печати 2 марта 1930 года статьи И.В.Сталина "Головокружение от успехов", в которой резко осуждались "левацкие" перегибы и ошибки в колхозном движении, но в то же время вина за них взваливалась лишь на местных работников. В статье и в постановлении ЦК ВКП(б) "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении" подчеркивалась необходимость соблюдения принципа добровольности. В результате начался массовый отлив крестьян из колхозов. За период с 5 марта по 10 апреля 1930 года из колхозов Западной области выбыло 340 тысяч человек, то есть около 72% числившихся в них. Наибольший отсев наблюдался по Клинцовскому округу — 82%.

В последующие месяцы число колхозов продолжало сокращаться и к 1 июля 1930 года по области в них числилось лишь 78 тысяч крестьянских хозяйств (вместо 134 тысяч в апреле и 474 тысяч в начле марта), то есть 6,7% от общего их количества. ВБрянском и Клинцовском округах показатели были несколько более благоприятными, составляя соответственно 10% и 8% .

С осени 1930 года в области наметился новый приток крестьян в колхозы: к 1 марта 1931 года здесь насчитывалось около 170 тысяч хозяйств (14,6%). В ряде районов Брянщины показатели были значительно выше: Брасовский — свыше 41%, Севский, Стародубский, Трубчевский — от 32 до 35%. А вот в Почепском районе коллективизировано к этому времени было менее 10% крестьянских хозяйств.

В последующем вступление крестьян в колхозы шло ускоренными темпами: к 10 мая 1931 года — свыше 37%, к 1 января 1932 года — 51,4% (по Брянскому и Клинцовскому округам — 55,5%). Однако весной-летом 1932 года темпы коллективизации приостановились, а затем начался новый отток из колхозов. К началу осени на территории Брянщины в колхозах вновь оказалось меньше половины всех крестьян. Антиколхозные настроения подогревались не только проявлениями бесхозяйственности, перегибами в организации заготовок, низкой оплатой труда и другими негативными сторонами колхозной действительности, но и значительным ухудшением продовольственного положения в стране. Принятые организационные и экономические меры (в частности, введение продовольственного авансирования) положительно сказались на настроении крестьян. Осенью выход из колхозов прекратился. К 1 января 1933 года на территории Брянщины колхозы объединяли около 51% всех крестьянских хозяйств.

Одним из самых тяжких для нашей страны оказался 1933 год, когда голод охватил почти все основные земледельческие районы страны. На Брянщине он не принял таких страшных масштабов, как на соседней Украине, но и здесь продовольственное положение было очень трудным. Хотя официальная печать ничего не сообщала о голоде, горькая память о нем долго оставалась у переживших это время. Выступая в марте 1935 года на III съезде колхозников и ударников Западной области, первый секретарь обкома ВКП(б) И.П.Румянцев счел необходимым упомянуть "тяжелый 33-й год", отметив, что к весне 1934 года "семенной материал был низкого качества, лошади истощали, сами колхозники ...остро нуждались в продовольствии". Значительно снизилось поголовье скота. В колхозах и личных хозяйствах колхозников за вторую половину 1932 — 1933 годов численность крупного рогатого скота уменьшилась примерно на 30%, овец — более чем на 40%, свиней — на 45%. У крестьян-единоличников снижение было еще значительнее.

Бесспорная победа колхозного строя на Брянщине определилась в 1934 году. Если на 1 января 1934 года в колхозах здесь объединялось 60% крестьян, то к 1 января 1935 года — уже более 76%. По сравнению с 1933 годом заметно повысилась оплата на трудодень — с 1,9 кг зерна до 2,5-2,8 кг, хотя в разных районах она значительно отличалась: в Комаричском — почти 5 кг, в Севском — 3,7 кг, а в Красногорском — только 1,6кг.

Ликвидация кулачества.

Одновременно с развитием колхозного строительства в деревне шла активная борьба по вытеснению кулаков из всех сфер сельской жизни и, в конечном счете, по ликвидации кулачества как социальной группы, чуждой новому строю. Репрессивные меры применялись не только к тем зажиточным крестьянам, кто открыто выражал свое несогласие с политикой партии и правительства, но и против тех, кто когда-либо использовал наемный труд, отдавал в аренду сельхозмашины или занимался торгово-промышленной деятельностью, чей достаток был выше среднего.

Одним из главных рычагов экономического подавления крупных крестьянских хозяйств стала государственная налоговая политика. Обязательные зернопоставки доводились до отдельных территорий, а затем сельские власти разверстывали их по хозяйствам, самостоятельно решая, кого освободить от поставок, а на кого их взвалить в завышенном объеме. Не доверяя до конца местным властям, в районы посылали особых уполномоченных. Об их действиях можно судить на примере уполномоченного Шацкого и его помощника Литенбранда, находившихся в Погарском районе осенью 1929 года. По их мнению, власти района недостаточно "нажимали" на кулацкие хозяйства, развёрстывая на них по 100 пудов, а могли бы и по 400-500 пудов. Это они и начали делать сами: в селе Синин на девять хозяйств было развёрстано 2325 пудов, в селе Гринёво на 18 хозяйств - 3500 пудов, а одного из кулаков, жившего в Погаре и имевшего 24 десятины пашни, 3 лошади и 3 коровы, обязали поставит 1000 пудов зерна. Выполнить такой объем поставок можно было только сдав все продовольственное, фуражное и даже семенное зерно.

Широкое применение индивидуального обложения крупных крестьянских хозяйств денежными налогами (сельскохозяйственным, культсбором, самообложением) должно было окончательно подорвать эти хозяйства. Ведь при годовом доходе свыше 500 рублей сумма налогов составляла 60% от дохода, свыше 1 тысячи рублей — 84% , а если кто-то получал доход 1500 рублей, то должен был заплатить 1590 рублей налогов (106%). Невыполнение налоговых платежей в установленные сроки влекло за собой конфискацию имущества. В этих условиях у крестьян не было стимула к расширению запашки земли или увеличению поголовья скота. Напротив, большинство зажиточных крестьян, а затем и часть середняков стали сокращать свою деятельность. С осени 1929 года начался процесс "самораскулачивания" — распродажи имущества, сокращения посевов, особенно активно — забоя скота. К марту 1930 года в Брянском округе количество крупного рогатого скота сократилось на 27%, овец — почти наполовину, свиней — на 60%. В Клинцовском округе сокращение поголовья скота было немного меньшим.

Следуя общей линии ЦК партии, бюро Западного ОК ВКП(б) в феврале 1930 года приняло постановление, в котором указывалось на необходимость выселения "в отдаленные места Союза оставшихся еще на земле помещиков и наиболее богатых кулаков". Была определена разнарядка на подлежащих выселению: из Брянского округа — 1200 хозяйств, Клинцовского округа — 750 хозяйств, Рославльского округа — 600 хозяйств. В ходе реализации постановления эти цифры были перекрыты: в 1930-1931 годы из Западной области было выслано на Урал свыше 7,3 тысяч раскулаченных семей.

Впрочем, часть "кулацко-зажиточного элемента" не высылалась далеко, а использовалась на принудительных работах в пределах Брянского округа на лесоразработках, а также на Полпинском фосфоритном заводе. Весной—летом 1930 года на этом заводе работало от 20 до 40 человек от каждого из районов Брянского округа.

В число репрессированных попали не только действительные «кулаки», то есть зажиточные крепкие хозяева, частично использовавшие наемный труд (таких было около 3%), но и так называемые "подкулачники": середняки (порой и бедняки), которые поддерживали антиправительственные акции кулаков или участвовали в массовых антиколхозных выступлениях, а также крестьяне, оказавшиеся в конфликте с местными властями.

В начале 1929 года группа крестьян села Красное Выгоничской волости во главе с П.М. Лексиковым создала по собственной инициативе коммуну "Братство", жизнь которой строилась на высоких нравственных началах. Волостные власти настояли, чтобы председателем ее совета был избран член партии, председатель местного совета Никулин, но когда тот повел себя среди коммунаров не лучшим образом, то был исключен из коммуны. В возникшем конфликте П.М. Лексиков и другие члены правления объясняли правомерность своих действий ссылками на устав коммуны, но власти обвинили их в антисоветской агитации, пропаганде анархизма и в результате П.М. Лексиков и еще четверо наиболее активных коммунаров были в 1930 году осуждены на пять лет лишения свободы.

Завершающий этап коллективизации и ее итоги.

К середине 1930-х годов российские крестьяне, пережившие ломку старого уклада деревенского быта и голод 1933 года, начали привыкать к условиям новой колхозной жизни. Завершающий этап коллективизации на Брянщине проходил в более спокойной обстановке. К весне 1935 года активные противники коллективизации были или среди спецпереселенцев, или в лагерях. Колхозы объединяли уже более 80% крестьян. Оставшиеся единоличники больше не играли значительной хозяйственной или общественной роли. Многие из них уже не имели лошадей (около половины), коров (около 40%), овец (более 80%), свиней (примерно две трети).

    Большинство жило лишь за счет дополнительных заработков, устраиваясь на соседние предприятия, сторожами и подсобными рабочими в разных организациях и учреждениях, занимаясь извозом в городах и т.д. Немалую часть сельхозпродукции единоличные хозяйства были обязаны сдавать государству по низким ценам. Убедившись в бесперспективности такой жизни, многие единоличники в конечном счете также вступали в колхозы.

К лету 1939 года уже 95,5% всех крестьян Брянщины, входившей в это время в Орловскую область, было охвачено колхозами. В Карачевском, Рогнединском, Комаричском, Брянском районах работа по коллективизации была завершена (98,5-99% всех крестьянских хозяйств), в Красногорском и Суражском районах этот показатель только приближался к 90%.

Постепенно укреплялась материальная база колхозов. Все более заметную роль в частичной замене ручного труда механизированным стали играть машинно-тракторные станции (МТС), первые из которых появились на Брянщине в начале 1930-х годов. В 1939 году на территории нашего края работало уже 46 МТС (в среднем — по две на район). В них насчитывалось почти 2700 тракторов и свыше 500 комбайнов. Здесь же трудилась основная часть квалифицированных механизаторов.

Другие механизаторы работали в колхозах, обслуживая несложную сельхозтехнику (сеялки, косилки, молотилки, веялки и т.д.). Их численность составляла в среднем около 7% всех колхозников. Еще 5% составляли работники административно-управленческого аппарата (председатели колхозов, бригадиры, заведующие фермами, счетоводы, учетчики и т.д.). Основная же часть колхозников занималась ручным трудом (некоторые — на фермах, а большинство — на полевых и прочих работах по нарядам бригадиров).

Колхозы считались самоуправляющимися производственными крестьянскими кооперативами. Но реальность была другой. Хотя отдельные элементы демократии (выборность и подотчетность председателя и членов правления, функционирование ревизионных комиссий и т.п.) формально сохранялись, действительной хозяйственной, финансовой и управленческой самостоятельности колхозы не имели. Их деятельность постоянно контролировалась вышестоящими партийными, советскими, сельскохозяйственными органами; основные периоды сельхозработ были превращены в посевную, уборочную, заготовительную и прочие "кампании", для проведения которых в колхозы посылались специальные уполномоченные, не всегда разбиравшиеся в агротехнике, но имевшие право вмешиваться в решение любых вопросов.

Председатели колхозов, как правило, не выдвигались самими колхозниками, как это было раньше, а подбирались райкомами партии и потом уже предлагались колхозникам для избрания. Понимая, что "плетью обуха не перешибешь", колхозники обычно соглашались с предложенными кандидатурами.

Хозяйственная самостоятельность колхозов ограничивалась уже тем, что до них доводились не только твердые планы сдачи сельхозпродукции государству, но и планы, определявшие размеры и структуру посевов, поголовье скота, количество и виды заготавливаемых кормов и другие показатели. Всякое невыполнение планов могло быть расценено не только как недисциплинированность, но даже как вредительство.

В результате планирования структура посевов в 1930-е годы начала заметно отличаться от той, которая была в дореволюционной деревне и даже в период НЭПа. Среди зерновых культур значительно увеличились посевы пшеницы — не потому, что люди стали больше есть булочных и кондитерских изделий, а потому, что пшеница была главной экспортной культурой. Если в 1925 году в Брянской губернии яровую и озимую пшеницу сеяли в общей сложности на 4 тысячах десятин, то в 1939 году только в Почепском районе она занимала площадь свыше 9 тысяч гектар. В Карачевском уезде в 1925 году пшеницей было засеяно всего 50 десятин, а в 1939 году в значительно меньшем по площади Карачевском районе — уже 5,8 тысяч гектар. Это, в свою очередь, привело к сокращению посевов других зернобобовых культур: ржи, овса, ячменя, гороха. Посевы главной крупяной культуры — гречихи — в целом сохранились, а в отдельных районах (Стародубском, Почепском, Климовском) даже увеличились.

Значительно выросли посевы технических культур, дававших сырье для местной перерабатывающей промышленности. Основные посевы льна и конопли находились в традиционных местах выращивания этих культур (лён — Рогнединский, Дубровский, Жуковский районы; конопля — Карачевский, Трубчевский, Севский, Почепский районы). В 1939 году площади под льном только в Рогнединском районе превышали 3100 гектар, а под коноплей в Карачевском районе составляли около 4700 гектар. Если в 1925 году в Брянской губернии сахарную свеклу выращивали на 1,3 тысяч десятин, то к 1939 году ее площади выросли в 10 раз. Только в Комаричском районе они составляли почти 5 тысяч гектар. Многократно увеличились посевы табака и махорки. Во всей Брянской губернии в 1925 году ими было занято около 200 десятин, а в 1939 году — свыше 4 тысяч гектар (больше всего в Погарском районе — около 800 гектар). Значительно увеличились площади под картофелем. Это объяснялось не только повышением его роли в рационе питания, но и поступлением немалой части клубней на спиртзаводы.

Появились на полях колхозов и некоторые новые культуры. Активная пропаганда сотрудниками Новозыбковской опытной станции люпина как ценного зеленого удобрения сыграла свою роль в появлении люпина в ряде районов на многих сотнях гектаров (особенно в Новозыбковском, Климовском, Клинцовском). Другая бобовая культура аналогичного назначения — сераделла — также выращивалась в эти годы, но в дальнейшем распространения не получила. В Карачевском районе появились посевы кок-сагыза (каучуконосного одуванчика), но эксперименты с получением каучука из отечественного сырья оказались неудачными и позже были свернуты.

Что касается продуктивности колхозного производства на Брянщине, то она не слишком отличалась от предшествующего времени. По сравнению с периодом НЭПа в колхозной деревне первой половины 1930-х годов можно отметить лишь рост урожайности зерновых (ржи с 6 до 7— 7,5 центнера с гектара, овса с 6-7 до 7-8). Средняя урожайность гречихи (4,5- 5 центнера) и картофеля (90-100 центнера) оставалась на одинаковом уровне и в 1920-е, и в 1930-е годы. Количество же получаемой с гектара продукции льноводства и особенно коноплеводства заметно сократилось. Если в 1920-е годы с гектара получали в среднем 3,5 центнера волокна конопли с гектара, то в 1930-е годы — около 3 центнеров; конопляного семени соответственно 5,5-6 центнера и 4-4,5 центнера. Последнее легко объяснить. Конопля дает хорошие урожаи только на удобренных землях, поэтому крестьяне издавна выделяли под конопляники лучшие участки и вывозили на них основную часть навоза. В период массового раскулачивания, а затем в 1933 году количество скота в деревнях Брянщины резко сократилось — естественно, сократился и вывоз навоза.

Низкой оставалась продуктивность животноводства. Сказывалась слабая постановка племенного дела, недостаточная кормовая база, нехватка оборудованных животноводческих помещений. Значительно ухудшилась ситуация в пчеловодстве — ведь многие пасечники были людьми зажиточными и попали в число раскулаченных. Там же, где основная часть пасек и занимавшихся этим делом людей осталась, пчеловодство давало хорошие доходы. К примеру, в 1934 году погарские пчеловоды получили продукции на сумму более миллиона рублей.

Впрочем, свободно распоряжаться своими доходами и произведенной продукцией колхозы не имели возможности. Правовые акты тех лет установили жесткий порядок, при котором выполнением первой заповеди для колхозов были поставки зерна (в среднем — 25-30%) и других продуктов государству (по очень низким ценам), затем — расчет с МТС за выполненную механизаторами работу, затем — засыпка семян и страховых фондов и лишь в последнюю очередь — выделение зерна и других продуктов, а также небольших денежных сумм (не всегда) для оплаты труда колхозников. В среднем на трудодень приходилось по 1,5-2 килограмма зерна, хотя многое зависело и от природных условий, и от умения руководителей колхозов вести дело, и от трудовой активности самих колхозников. Даже в условиях командно-административной системы в колхозах Брянщины было немало инициативных, энергичных людей, способных вести дело, не только опираясь на земледельческие традиции отцов и дедов, но и учитывая достижения науки и передового опыта.

Во второй половине 1930-х годов отдельные звенья, бригады, а затем и целые колхозы стали добиваться урожайности зерновых до 15-20 центнеров картофеля — до 200-250 центнеров с гектара. Заметных успехов добились коноплеводы Карачевского, Трубчевского и некоторых других районов. Достижения коноплеводов Брянщины были отражены даже на открывшейся в Москве Всесоюзной сельскохозяйственной выставке.

Следовательно, социалистическое переустройство сельского хозяйства на колхозных началах доказало свою результативность, но достигнуто это было далеко не лучшими методами, в результате чего оказались сломанными многие человеческие судьбы.

Список использованных источников.
Сайты:

1. Государственный арҳив Брянсқой области- https://archive-bryansk.ru/
https://archive-bryansk.ru/docs/01.pdf
2.
1928 год. Коллективизация сельского хозяйства на Брянщине. -
http://www.puteshestvie32.ru/content/kollektivizaciya
3. ИССЛЕДОВАНИЕ “БРЯНСКОЕ СЕЛО: ИСТОРИЯ КОЛХОЗНОГО ДВИЖЕНИЯ”«Брянское село: история колхозного движения» -http://lib.zh32.ru/issledovanie-bryanskoe-selo-istoriya-kolxoznogo-dvizheniya/

 

 


Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!