По какой причине Орфей поместил любовь в лоно хаоса 14 страница



 

==386


ТАРКВИНИЯ. Я буду рада, если вам это удалось. Рассказывайте.

ПАТРИЦИ. Что касается естественной любви, то она представляется мне не чем иным, как стремлением, данным природой равно одушевленным и неодушевленным вещам, чтобы они могли обеспечить свое собственное и чужое наслаждение, как [по словам поэта] «Вакх любит холмы» и «земля любит дождь». Так лоза винограда стремится к вязу, такова и любовь дельфина [к мальчику] и гуся Лакида. Такова же любовь животных друг к другу и к своим детям.

ТАРКВИНИЯ. Начало неплохо.

ПАТРИЦИ. К этой же природной любви я свел любовь, именуемую желанием, и ту страсть, которая направлена на себя самого, в вещах, доставляющих удовольствие и наслаждение.

ТАРКВИНИЯ. Это тоже недурно изложено.

ПАТРИЦИ. Далее, к любви родственной я отнес ту любовь, которую испытывают к жене, братьям, сестрам, отцу, матери, к двоюродным братьям и сестрам и ко всем прочим родственникам, потому что, хотя она и столь близка к природной любви, что кажется неотличимой от нее, тем не менее то, что некто мне брат или сестра, или дядя, или даже отец или мать,—это уже более чем воздействие природы и происходит от жребия или тайного божественного установления, будь то провидение или рок, судьба или случай, или как еще угодно вам будет его называть. А что родственная любовь не совпадает с природной, я вижу очевидный довод в том, что природная любовь несет в себе некую необходимость и никогда не может обернуться ненавистью, но всегда тождественна себе самой, как не может случиться, чтобы виноградная лоза не любила холмы. А любовь родственная не содержит в себе необходимости, поскольку родственники могут и не любить друг друга, и люди часто даже ненавидят братьев и отцов и всякую иную родню.

ТАРКВИНИЯ. Вы куда более тонки в своих рассуждениях, чем обещали быть вчера. Но перейдем к прочим видам любви.

ПАТРИЦИ. К любви дружеской я отнес благожелательность, склонность, приязнь, дружбу и милосердие, а из желания, хотения и страстного стремления—лишь ту их часть, которая направлена на чужое благо.

ТАРКВИНИЯ. Смотрите, каков остроумец! Ну а как вы поступите с той любовью, что направлена на нас самих?

ПАТРИЦИ. Я подчиняю ее природной любви, так как то, что мы всего более любим самих себя, дано нам природой.

ТАРКВИНИЯ. И это неплохо сказано.

ПАТРИЦИ. К любви же плотской я отнес те виды любви, которые сами собой с очевидностью открывают, что они принадлежат к ее дружине, о чем и не следует пускаться в длинные рассуждения.

ТАРКВИНИЯ. Вы превосходно расположили эти виды любви, которые во множестве своем представлялись в таком смешении. Вы оказались сильнее, чем можно было предположить.

ПАТРИЦИ. Одно только засело у меня в голове, да так, что если вы, госпожа, мне этого не объясните, то перепутается и все остальное.

 

==387


ТАРКВИНИЯ. Что же это такое?

ПАТРИЦИ. Та любовь, что именуют филавтией, о которой вчера, госпожа, вы не сказали ни слова. А я не смог подвести ее ни под один из четырех родов любви, и, как кажется, она не совпадает ни с одним из вчерашних видов. А потому и умоляю вас избавить меня от сомнений.

ТАРКВИНИЯ. Охотно, хотя вопрос этот трудней многих иных.

ПАТРИЦИ. Тем больше я буду обязан вам за это.

ТАРКВИНИЯ. Филавтия—не что иное, как любовь, испытываемая к самому себе. И об этом вчера говорилось изрядно.

ПАТРИЦИ. Я помню, что любовь к самому себе вы упоминали не раз. Но в этом .слове содержится нечто большее, как бы порочное и предосудительное, от чего свободно было то, о чем говорилось вчера.

ТАРКВИНИЯ. Вы правы, в нем содержится нечто большее, и заключается оно в том, что филавтией считают, с одной стороны, излишек себялюбия, ведущего к тому, что человек хочет обладать всем наслаждением, всей пользой и всеми почестями, не делясь с другими, с кем требует делиться разум.

ПАТРИЦИ. Мне кажется, я понимаю ее как чувство, которое приводит к крайностям и даже превосходит их.

ТАРКВИНИЯ. Вы правильно поняли. А с другой стороны, филавтию понимают как первую и, так сказать, изначальную любовь, которую все люди, все животные и вообще все природные вещи с самого своего рождения испытывают к самим себе, благодаря чему они любят свое собственное бытие, и свое благое бытие, и свое приснобытие [всегдашнее, вечное бытие]. Она есть начало, источник и основание всех других видов любви и всех стремлений нашего духа, всех помыслов и деяний, всех страстей, занятий и упражнений, которые мы совершаем, каковы бы они ни были.

ПАТРИЦИ. Великие и никогда мною прежде не слыханные вещи говорите вы, о госпожа, об этой второй филавтии.

ТАРКВИНИЯ. И о первой тоже, потому что эта иная рождается от нее, как и все прочие вещи, возникающие ради нас.

ПАТРИЦИ. Поскольку все это для меня невероятно ново, нужно, чтобы вы мне все объяснили: сам я и близко не сумею подойти, не то что дойти до конца и все понять. А потому, о божественная моя госпожа, уж раз вы привели в такое смятение мой дух, я прошу вас успокоить и удовлетворить его объяснением этого нового учения, которое вы же ему преподнесли, чтобы он по крайности не остался вам неблагодарным.

ТАРКВИНИЯ. Меня радует, что дух ваш уже думает о благодарности, которой я ожидаю от него, будучи вполне готовой его удовлетворить. Так что позаботьтесь только, чтобы он со вниманием слушал меня.

ПАТРИЦИ. Только начните, о божественная, а уж он-то будет весь

внимание.

ТАРКВИНИЯ. Мы ведь говорили, что существуют два самых общих рода любви: испытываемой к нам самим или к другим.

ПАТРИЦИ. Да.

 

==388


ТАРКВИНИЯ. А из этих двух образуется одна смешанная, которую испытывают вместе к себе и к другим. Припоминаете?

ПАТРИЦИ. Припоминаю и это.

ТАРКВИНИЯ. Тогда, я полагаю, у вас нет сомнений, что этот первый род любви, испытываемой только к самим себе, и есть та самая филавтия, о которой мы сейчас говорим.

ПАТРИЦИ. Несомненно, это она и есть.

ТАРКВИНИЯ. И не только рассматриваемая вообще, но и в частных своих разновидностях, так как страсть и стремление к обладанию в такой мере обращена к нам самим, что не склоняется к другому.

ПАТРИЦИ. Истинно.

ТАРКВИНИЯ. Точно так же желание есть и пить имеет в виду нас самих.

ПАТРИЦИ. Равным образом и оно.

ТАРКВИНИЯ. Точно так же и половое влечение направлено к нашему собственному наслаждению, безотносительно к тому, испытывает ли его тот, кто дает нам наслаждение.

ПАТРИЦИ. Но не может же быть, чтобы и дающий наслаждение ничего не ощущал.

ТАРКВИНИЯ. Напротив, может быть, и во многих случаях.

ПАТРИЦИ. В каких же?

ТАРКВИНИЯ. В насилии, какое применяют к женщине, лишая ее невинности в первую брачную ночь.

ПАТРИЦИ. Это правда.

ТАРКВИНИЯ. А равным образом, когда женщина холодна, или слабого сложения, или предана духовным помыслам, она не испытывает никакого наслаждения.

ПАТРИЦИ. Случается.

ТАРКВИНИЯ. Во всех этих случаях мужчина, который осуществляет этот акт, испытывает наслаждение и поступает так, чтобы его ощутить.

ПАТРИЦИ. Это очевидно.

ТАРКВИНИЯ. И он поступает так ради себя самого, а не для того, чтобы это ощутила его жена или подружка, и не в этом его цель, а только в собственном наслаждении.

ПАТРИЦИ. Теперь я вполне понимаю, что это так.

ТАРКВИНИЯ. Так что можно без труда признать, что филавтия и эта первая любовь к самому себе тождественны и в их особом качестве и в их вышеназванных разновидностях.

ПАТРИЦИ. Без всякого труда.

ТАРКВИНИЯ. В любви же сложной или общей, как мы ее называем, та часть, что направлена на нас самих, будет находиться таким же образом, как та «первая любовь, что берет начало от себя самой». И в дружбе нам нравится друг, который приносит нам пользу или доставляет наслаждение.

ПАТРИЦИ. Вы правы.

==389


ТАРКВИНИЯ. Так же обстоит дело с желанием, вожделением, страстью и стремлением ко благу, которые направлены на нас самих.

ПАТРИЦИ. В этом не может быть никакого сомнения.

ТАРКВИНИЯ. Трудность же заключается в других видах любви, о которых я сама сказала, что они направлены на других.

ПАТРИЦИ. Конечно, в них, потому что представляется противоречием, когда говорят, что эти виды любви, направленные на других, являются вместе с тем разновидностями филавтии или любви к самому

себе.

ТАРКВИНИЯ. Но если вы хорошо вникнете в это дело, то признаете, что это именно так.

ПАТРИЦИ. Я горю желанием убедиться в этом.

ТАРКВИНИЯ. Итак, подготовьте ваш разум, и начнем с любви к богу и любви к ближнему.

ПАТРИЦИ. Начнем с любви к богу.

ТАРКВИНИЯ. Каковы же причины любви к богу?

ПАТРИЦИ. Есть множество причин.

ТАРКВИНИЯ. Может быть, бога любят потому, что, как учат ваши же платоники, он—высшая доброта и высшее благо?

ПАТРИЦИ. Он, действительно, высшее благо, но любят-то его, пожалуй, не за это.

ТАРКВИНИЯ. Взгляните же. Если бы правы были Зороастр и персидские маги, утверждающие, что существует два первых начала, одно доброе, от которого исходит всякое благо, по имени Ормузд, а другое злое, от которого порождается всякое зло, по имени Ариман, которого полюбили бы вы из этих двух? Или вы бы стали любить их обоих?

ПАТРИЦИ. Никоим образом не обоих!

ТАРКВИНИЯ. Которого же из двух?

ПАТРИЦИ. Доброго, непременно.

ТАРКВИНИЯ. А почему не злого?

ПАТРИЦИ. Потому что зло любить нельзя, напротив, его ненавидят и

избегают.

ТАРКВИНИЯ. А если бы злой бог заметил, что вы его ненавидите, и разгневался на вас, и причинил бы вам ущерб и неприятность, любили бы вы его тогда?

ПАТРИЦИ. Много меньше, раз он нанес мне ущерб.

ТАРКВИНИЯ. А если бы он, прежде чем причинять вам зло, дал вам понять, что, если вы не полюбите его, он нашлет на вас бедствия,—не полюбили бы вы его хотя бы ради того, чтобы избежать бедствий?

ПАТРИЦИ. Из страха перед бедствиями я изобразил бы, что люблю

его.

ТАРКВИНИЯ. Стало быть, вы попытались бы его обмануть, изображая любовь из страха перед бедствиями?

ПАТРИЦИ. Конечно, из страха.

ТАРКВИНИЯ. А если он, зная ваши намерения, сделал бы вид, что поверил вам, и прекратил бы несчастья, вы бы его любили?

 

К оглавлению

==390


ПАТРИЦИ. В известном смысле да, а в известном—нет.

ТАРКВИНИЯ. В каком же смысле—да, а в каком—нет?

ПАТРИЦИ. Я любил бы его, зная, что он не замечает моего обмана и поэтому не насылает на меня бед, потому что таким образом он проявил бы ко мне некоторую жалость или доброту; но, боясь, что, будучи злым, он может мне причинить зло, я бы страшился его, а сердцем бы не любил.

ТАРКВИНИЯ. Но почему же, скажите на милость?

ПАТРИЦИ. Потому что нельзя любить того, кто доставляет тебе неприятность или причиняет зло.

ТАРКВИНИЯ. А бояться можно?

ПАТРИЦИ. Бояться, конечно, можно.

ТАРКВИНИЯ. Ну а если бы человек все же мог склониться к любви к этому злому богу, он ведь любил бы его лишь в той мере, в какой тот проявил доброту, прекратив причинять ему зло.

ПАТРИЦИ. Конечно, лишь в такой мере.

ТАРКВИНИЯ. Стало быть, вы заключаете, что зло не любят, а любят добро.

ПАТРИЦИ. Разумеется.

ТАРКВИНИЯ. И если уж любят зло, то любят его под видом добра, а не за имеющееся в нем зло.

ПАТРИЦИ. Отлично сказано.

ТАРКВИНИЯ. Ну, а этот [Ариман]4—какую видимость добра может он проявить, раз сам он—высшее зло?

ПАТРИЦИ. Вы хотите сказать, что, будучи высшим злом, он ни сам не может воспринять добро, ни проявить его по отношению к другим?

ТАРКВИНИЯ. Именно это, так же как, напротив того, добрый бог, будучи высшим благом, не может ни воспринять, ни наслать на другого зло.

ПАТРИЦИ. Сказано отлично.

ТАРКВИНИЯ. А если все, что любят, любят не за зло, а за добро, то высшее благо заслуживает высшей любви.

ПАТРИЦИ. По необходимости.

ТАРКВИНИЯ. Но что такое—это высшее благо или высшая доброта?

ПАТРИЦИ. Ну, это слишком высокий вопрос, и не думаю я, что человек мог бы его достаточно ясно изложить.

ТАРКВИНИЯ. Я вот что хочу сказать. Высшее благо—потому ли оно высшее благо, что заключено в себе самом и пребывает в бездействии целую вечность, ни на кого не обращая внимания и никому не оказывая благодеяний?

ПАТРИЦИ. Такого не может быть.

ТАРКВИНИЯ. А потому и сказал, как я слышала, ваш Платон: «Создатель вещей был благ, а тот, кто благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти; будучи ей чужд, он пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому. Усмотреть в этом вслед за разумными мужами подлинное и наиглавнейшее начало рождения и космоса было бы, пожалуй, вернее всего»5.

 

==391


ПАТРИЦИ. Верно, это его слова в «Тимее».

ТАРКВИНИЯ. Так не извлечете ли вы из этого вывод, что, если бы бог завидовал чужому благу, он не создал бы мир?

ПАТРИЦИ. Это верно.

ТАРКВИНИЯ. Но поскольку зависть ему чужда, он и создал мир.

ПАТРИЦИ. Именно поэтому.

ТАРКВИНИЯ. А создать мир—это значит создать все вещи.

ПАТРИЦИ. Это и значит.

ТАРКВИНИЯ. А отсутствие зависти к чужому благу возникает не из чего иного, как из его доброты.

ПАТРИЦИ. Не из иного.

ТАРКВИНИЯ. Стало быть, его доброта была причиной, по которой он создал мир.

ПАТРИЦИ. Не иначе.

ТАРКВИНИЯ. А это все равно, что сказать, что бог благ и по блат ости своей создал мир.

ПАТРИЦИ. Именно так.

ТАРКВИНИЯ. То есть его благость не могла существовать, не производя вещей,—так что, если бы она их не произвела, показалось бы, что она все благо желает для одной себя и не хочет сообщить его другому, что свидетельствовало бы о ее зависти к вещам.

ПАТРИЦИ. Отлично сказано.

ТАРКВИНИЯ. Но поскольку ей чужда была всякая зависть, необходимо было, чтобы она произвела вещи, движимая не чем иным, как собственной благостью.

ПАТРИЦИ. Истинно так.

ТАРКВИНИЯ. Стало быть, наисвойственнейшее свойство благости в том, чтобы не пребывать заключенной в себе самой, но делать причастными себе других.

ПАТРИЦИ. Конечно же, так.

ТАРКВИНИЯ. И благость бога, не в состоянии оставаться заключенной Bifce6e самой, сообщила себя вещам, произведя их на свет.

ПАТРИЦИ. Именно этим способом.

ТАРКВИНИЯ. А произвести их—значит дать им бытие.

ПАТРИЦИ. Не иначе.

ТАРКВИНИЯ. Если бы это бытие было дурным делом, какую часть от себя дала бы она [благость] вещам?

ПАТРИЦИ. Никакой, мне кажется.

ТАРКВИНИЯ. Или же пришлось бы сказать, что бытие вещей не отвечает благости бога, хотя она и причина того, что они обладают бытием.

ПАТРИЦИ. Я не вполне понимаю вас.

ТАРКВИНИЯ. Я хочу сказать, что вещи получили бытие в соответствии с бытием бога, который и обладает бытием и благ.

ПАТРИЦИ. Это понятно.

ТАРКВИНИЯ. Поскольку он обладает бытием (обладая сам бытием),

 

==392


он не произвел вещей и не даровал им бытия. Но подвигнутый своею благостью, он сообщил вещам свое бытие, а произвела их его благость.

ПАТРИЦИ. Это тончайшее соображение, о божественная госпожа, и, насколько я помню, его не высказал ни один платоник. А между тем оно представляется мне истиннейшим.

ТАРКВИНИЯ. Оно и есть истинное, потому что бытие могло бы оказаться и хорошим и дурным делом, и ни тем ни другим, чем оно явственно отличается от блага.

ПАТРИЦИ. Это ясно, поскольку бытие означает и сущность, и субстанцию, а благо есть качество этой субстанции. Но благость бога, перенося в произведенные ею вещи бытие, отвечающее бытию бога, не оставила им никакой части от себя самой.

ТАРКВИНИЯ. Да нет же, оставила, и от себя, и от иных заключенных в боге вещей.

ПАТРИЦИ. Помилуйте, да какие же это еще части бога?

ТАРКВИНИЯ. Единство и вечность, которые благость равным образом привнесла в произведенные вещи.

ПАТРИЦИ. Теперь понятно. И я сейчас припоминаю, что все это вещи были иным, тончайшим и возвышеннейшим образом рассмотрены платоником по имени Дамасий6, только не помню точно, так как уже давно его не читал.

ТАРКВИНИЯ. При случае и я бы могла вам точнее все это изложить, но меня сейчас занимает только наш предмет—благость, собственная природа которой заключается в том, чтобы не оставаться в себе самой, но передавать и нести другим все то, что есть благо, а не то, что противоположно ему.

ПАТРИЦИ. Конечно, природа ее такова.

ТАРКВИНИЯ. И как таковая она есть предмет желания всех вещей, которые из ее рук получают все благо, какое у них есть.

ПАТРИЦИ. Это правда. Вот почему мудрые говорят, что благо это то, чего желают все.

ТАРКВИНИЯ. Отлично сказано. И это совершенное высшее благо есть не что иное, как величайший всеблагой бог.

ПАТРИЦИ. Именно так.

ТАРКВИНИЯ. Таким образом, все вещи испытывают желание к богу, от благости которого они обладают не только бытием, но в равной мере и благим бытием и приснобытием. Каковая и произвела нас, и нас сохраняет, и старается, и заботится о том, чтобы сделать нас совершенными, и разными способами обращает нас к себе, чтобы мы вернулись к нему [богу] и уподобились ему, и, наконец, воссоединились с ним.

ПАТРИЦИ. Поистине так, о божественная госпожа.

ТАРКВИНИЯ. И потому он любим нами, что он дал нам все блага, и все время дарует их нам, и даст их нам навеки, если мы сами не пренебрежем собой. А если бы было наоборот, и он был бы причиной зла, и мы ждали бы, что он дурно будет обращаться с нами, было бы невозможно любить его, и мы только бы его страшились.

==393


ПАТРИЦИ. Правильно.

ТАРКВИНИЯ. А страх, скорее чем к любви, есть путь к ненависти и как бы ее начало.

ПАТРИЦИ. Так и есть.

ТАРКВИНИЯ. Стало быть, любовь, которую мы испытываем к богу, мы испытываем к самим себе, то есть ради тех благ, которые он дал, и дает, и даст нам, а не собственно к нему. Потому что если бы он не был благ, а был бы зол и причинял нам зло, то либо исчезла бы любовь, либо родилась ненависть к нему.

ПАТРИЦИ. Это нельзя отрицать.

ТАРКВИНИЯ. Стало быть, верно то, что я сказала: что любовь к богу мы испытываем ради самих себя, то есть ради исходящего от него блага.

ПАТРИЦИ. Истинно так. Но любовь, которую бог испытывает к нам,—ее-то он испытывает не ради себя, а ради нас.

ТАРКВИНИЯ. Как раз ради себя самого.

ПАТРИЦИ. Но какое же благо может он получить от нас?

ТАРКВИНИЯ. Получить—никакого, но он может дать нам все блага.

ПАТРИЦИ. Это какой-то особенный способ любви, которого мне не понять.

ТАРКВИНИЯ. Разве он [бог], как мы уже говорили, не высшее благо?

ПАТРИЦИ. Да.

ТАРКВИНИЯ. И эта высшая его благость заставляет его производить другие вещи и делать их причастными самому себе.

ПАТРИЦИ. Так.

ТАРКВИНИЯ. И сделал он это не из любви к вещам, которые ведь еще и не были произведены, но из любви, которую он испытывал к самому себе и к своей благости, которая не могла вынести бездействия, враждебного ее природе; но в соответствии с ее природой он привел ее в действие ей приятное, чтобы она, согласно своей склонности и желанию, действовала и производила. А это удовольствие и есть любовь или порождено любовью.

ПАТРИЦИ. Теперь начинаю понимать.

ТАРКВИНИЯ. Стало быть, он произвел вещи из любви к своей благости, то есть к себе самому.

ПАТРИЦИ. Вижу, что так.

ТАРКВИНИЯ. А вещи суть части или истечения его сущности.


Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 100; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!