Памяти моего любимого дедушки, 17 страница



Я поняла, что язык мой сегодня до добра не доведёт, но, слава Богу, успела придумать отговорку.

- Конечно же нет! Я хочу, чтобы ты видел меня такой, какая я есть, хотя, если честно признаться, то этот наряд мне очень и очень по вкусу. Только вы, мужики, и представить не можете, как же в нём неудобно!

Хьюго одарил меня лёгким смешком, и, продолжая улыбаться, сказал:

- Я же знаю, внутри ты не такая чёрная, как твоё платье.

- Ничего-то ты обо мне не знаешь. Я чёрная. Только блестки во мне все-таки есть, как и на платье.

- Хе-хе, да уж, - помял шею Хьюго. Он до последнего оставался приветливым и терпимым ко всем моим выкрутасам. Другой бы уже давно плюнул на всё это, но только не Хьюго. Он…он не такой. И как только ему хватает терпения? Правда, иногда меня это выбешивает, и я стараюсь зацепить его за живое, чем я и занималась на протяжении всего дня. Только теперь уже мне этого не хочется. Последний раз я слишком сильно его довела – тогда-то он и не выдержал. Даже после, в клубе, когда я танцевала с ***, это был перебор.

- А как же твои украшения? – поинтересовался Хьюго.

- Ах, это просто цацки. Их легко можно поменять.

- Но они так красивы! Как ты, или то, что внутри тебя.

- Ох, не разводи соплей, Хьюго! Ты, конечно, меланхоличен, но тебе это совсем не идёт.

- Ты просто не хочешь признавать этого и не видишь, что именно в тебе так красиво.

- И что же?

- Сама узнаешь, рано или поздно.

- Да ну тебя, - закончила я эту тему и попробовала салат. Он оказался очень вкусным. – Хм, очень неплохо, ты молодец!

- Спасибо, но всё-таки, что с Динго?

- Я… я не знаю, - на секунду мне показалось, что я здесь лишь исключительно из-за этого. Только с этой целью Хьюго устроил всю эту показуху с ужином, хотя… он, кажется, растерян. Правда, если мои догадки верны, то он и будет растерянным в такой ситуации. От этого я аж готова была взорваться, но была ещё неуверенна в своей правоте.

- Тогда давай решим этот вопрос вместе, - нежно произнёс Хьюго и взял мою руку, лежащую на столе, в свои руки. – Ты только скажи, чем я могу тебе помочь, и я всё сделаю. 

Большие глаза моего друга блестели в тусклом зареве свечей. Они были наполнены такой искренностью и любовью, что я не могла ему не поверить. Может, мои бесчувственные выводы пока что поспешны?

- Хорошо, только… неужели для тебя это так важно?

- Мне важно, чтобы у тебя всё было хорошо. Если ты поругалась с Динго из-за меня, то я просто обязан помочь тебе.

- А рация?

- Рация – это дело наживное. Это всё потом. Просто она тоже может помочь тебе. Мы сможем узнать, что происходит там, с нашими друзьями. С твоим отцом, сестрой, *** и Газом.

- Ты так говоришь, будто бы дружишь с моим отцом.

- Просто… просто это важно не только для тебя, но и для твоей семьи.

- Хорошо, Хьюго, я что-нибудь придумаю.

На этом серьёзные разговоры и закончились. Мы просидели допоздна, болтая о том о сём, и потом, когда замученный Гарри приплёлся домой, Хьюго отправился меня провожать. Он просто сверкал от радости и полыхал, трепетал голубем, угождая мне в разговоре, комплементах и манерах. Он слишком уж переигрывал, и я не могла воспринимать это серьёзно, хотя вполне могла его понять. Да что там, я сама была такой, и внутри меня сверкала радостная искра, только я, как всегда, не показывала её, стараясь казаться для Хьюго неудовлетворённой и холодной. Он первый обидел меня, и то, что я узнала о нём потом, никак не выходило из мыслей моих, и поэтому ему придётся похлопотать, если он действительно желает вернуть всё, как и было.

Хьюго знал, что близко подходить к моему дому не стоит, особенно теперь, но он всё равно проводил меня за город. Мы дошли до старого трухлявого судна и остановились будто бы перед границей двух государств. В чёрно-голубом лунном свете наш дом был красивый, красивее, чем днём. На улице было ветрено, и по озерцу возле лодки плелись маленькие волны, отражающие огромный белёсый диск луны. Синхронно водной ряби двигался и тростник возле озера, отчего шум становился только громче.

Я вся тряслась от холода, но не показывала виду. Мы смеялись. Я так долго уже не смеялась столь искренне и безмятежно, как сейчас. Мне так хорошо было вновь оказаться рядом с Хьюго! Мои лапы устали от каблуков, и тут, на пыльной дороге к родному дому, я сняла туфли и пошла босиком. Песок радостно щемился мне между пальцев, как будто бы я снова окунулась в детство. Он был ещё теплый, и такой же нежный, как Хьюго. Мой друг, казалось, был рад моей улыбке больше, чем я сама. И вот сейчас, когда пришла пора расставаться, мы замолчали, ни сколь ни желая снова познавать эту грустную разлуку. Шумел лес и тростник, шумел ветер, и даже озёрная вода шумела, перебивая гул океана. Но внутри всё шумело куда громче и сильнее. Казалось, что кровь стала таким же большим и бездонным океаном, вздымая огромные волны, под которые я уходила с головой. Они все накатывали и накатывали, стуча в виски и уши, и Хьюго, похоже, испытывал то же самое. Наконец, мы не смогли более сдержаться и поцеловались как раньше. Нет, раньше у нас не было таких поцелуев, таких страстных не было никогда в моей жизни! Мы так долго стояли на дороге, не в силах отпустить друг друга, что, казалось, прошла целая вечность. Но пыл угасал, горячка умчалась, и мы уже молча смотрели друг на друга, пожирая счастливыми глазами блеск наших сияющих лиц. Не нужно было слов, не нужно было действий, всё и так было понятно и ясно. Мы просто пошли в разные стороны, не смея оторвать взгляд друг от друга и отпустить наши руки. Но выхода не было – пора, и мы отправились по домам, до последнего сжимая тёплые от жара ладони. Я просто бежала к дому, нет, я летела к нему, чтобы поскорее лечь спать и проснуться пораньше, чтобы вновь встретиться с Хьюго. Мы пара минут как расстались, но я уже скучала по нему, по его обаянию, нежности, отзывчивости и ласке.

Я ворвалась в дом, забыв про всё, и про то, что стоило опасаться мамы, если я действительно хотела с ней поговорить. Я захлопнула дверь, но хлопок повторился наверху. Ну всё, попалась... Однако нет, это была не мама, а Динго, который пытался издевательски смотреть на меня через тьму чёрного коридора, опёршись на перила над лестницей. Правда, издевательский вид в этот раз, как ни к стати, у него вышел отменный, хотя способности к этому у него явно нет. Динго не актёр.

- Я всё видел, - достаточно громко произнёс он, будто бы специально.

- И что же ты видел? - поинтересовалась я, оставив туфли в прихожей и направляясь к лестнице.

- Ты знаешь, что я видел, причём от начала и до конца. Ты была с ним.

- Ну да, была, и что с того? - пыталась я раздраконить брата. Я знала, что он быстро сдастся - Динго не умеет выплёскивать свой гнев на других.

- Это опущенство. У тебя нет ни капли совести.

Я была удивлена словами моего скромного и воспитанного братца. Обычно он Божий одуванчик, а тут... У него получилось защекотать мне нервы, и мало того - я даже взбесилась и посмела выложить ему всё, как есть.

- Между прочим, так мы сможем узнать о том, что происходит с Алу и с папой, - начала импровизировать я. - Да и вообще, какого хрена я перед тобой оправдываюсь!? Ты обозвал меня сегодня! И даже прощения не попросил!

- Значит, так ты хочешь узнать о них? О папе с сестрой?

- Ну? - выжидающе остановилась я, окончив яростную жестикуляцию.

- Да что там совести - у тебя души нет, - закончил Динго и, развернувшись, шагнул было в сторону своей комнаты, но я сделала шаг за ним.

- Что? - возмутилась я, догоняя брата. Моему терпению пришёл конец! В лицо ударило краской, всё внутри меня взорвалось, и я готова была закрыться там у него, пока мама не слышит, и высказать всё, что о нём думаю.

- Ты - бездушная скотина, вот что! Ты - самая низкая, бесчувственная и равнодушная тварь, что я когда либо видел! Твой эгоизм застил всё, всё вокруг тебя, - надрывался брат на весь дом. - Тебе зеркало милее родной матери! Ты посмотри на неё, вот она стоит, - кричал Динго, махая рукой мне за спину и надрываясь в истерике. По щекам у него побежали слёзы. И действительно - мама всё это время была здесь. Она молча и ошарашено стояла позади меня и выжидала, чем всё это закончится. - А тебе - всё равно. ВСЁ РАВНО! Фиолетово!... Ненавижу тебя! - процедил сквозь зубы последнюю фразу Динго и захлопнул двери.

Я вся дрожала, но так и не смогла сдержать слёзы. Трясущимися руками я аккуратно повернула ручку двери, но Динго захлопнул комнату изнутри. Я погладила дверь, я не понимаю, то ли я пыталась постучать, то ли уже понимала, что всё это бессмысленно, и я, уставившись в дверь, чуть пристукнула, но не смогла. Я... Я отстранилась... И... Мамочка... Ну почему именно сейчас... Она всё видела... Она всё слышала... Она никогда больше мне не поверит! Никогда!

И я понеслась по коридору. Я уже не смогла сдержать рыданий и плакала в голос... Мама... Ну почему же сейчас? ПОЧЕМУ?

- Доча, - послышалось робкое мамино слово позади. Но я знала - она уже не сочувствует мне. Она всё уже знает и никогда, никогда уже меня не простит!

Я вошла в свою комнату и, закрыв дверь на замок, осторожно прислонилась к ней и тихонько сползла на пол… Меня всю трясло... Я ревела в голос. Всё кругом расплывалось в глазах, они всё обильнее и обильнее заполнялись белой пеленой, затмевавшей всё вокруг. Я попробовала замолчать и остановиться, но у меня не вышло. Слёзы всё равно бежали и бежали, давили изнутри, колотили меня в грудь, заставляя содрогаться от нехватки воздуха. Я начала хрипеть и подползла к дивану, чтобы отдышаться. Упёршись локтями в мягкий плед, я опустила голову и так потихоньку пришла в себя.

Ох, Чувства, чувства… Ах, зачем эти чувства? Кто мы такие, чтобы уметь управлять ими?! У нас есть на это право, но зачем нам оно, если мы всё равно не в силах этого сделать? Инстинкты. Это всё инстинкты. Они, они и только они! Они загрязняют наше сознание чем-то ненужным, страшным и похотным, но таким до боли желанным, что мы не в силах им противостоять. Инстинкты. Неужели без них нам никак не обойтись?! Они - двигатель жизни, продолжения рода, и с этим никак не поспоришь. Но почему так? Почему это так больно, почему? Зачем отравлять нам мозг, зачем?! Инстинкты... Это всё они, они всё и всегда портят.

Я знала, что была права в своих мыслях, но... Не инстинкты виноваты, а я, Я! Это же я не могу их сдержать, это я не могу унять свою страсть, когда нахожусь рядом с Хьюго, это я не могу сдержать свою ярость, когда мне снова и снова читают морали, это я, я не могу поговорить с мамой, а не она со мной. Это всё я, Я!... Я, и никто другой... Никто другой не сможет сделать этого за меня, но… Как я смогу поговорить с мамой? Она… она не поймёт, она не поверит мне, не поверит в мою искренность, но у меня нет другого выхода. Кто ещё может поговорить с ней? Кто, если не я? Почему мои братья и сестра не могут?! Я их не понимаю. Они упрекают меня в этом, а сами и пальцем не пошевелили… Хотя… Сейчас ведь я главный раздражитель в семье, и их слова никак не помогут маме. Не помогут так, как могли бы помочь мои, но… Но что я ей скажу? Что же я могу сделать!? Мама не будет слушать меня, потому что я – стереотип в её сознании. Она не видит и не знает, какая я на самом деле, и самое страшное то, что она не хочет этого видеть. И я совсем не знаю, как заставить её поменять своё мнение. Ну почему, почему всё произошло именно сейчас? Сейчас, когда я как на лезвии ножа. Хьюго, *** с Алу, отец… Динго… Почему всё именно сейчас, сейчас, когда мне так необходимо поговорить с мамой. Сейчас, когда всё должно было разрешиться как нельзя лучше, а покатилось коту под хвост. Хотя… я понимаю… Я просто должна была сделать всё это раньше. Намного раньше, чем Алу уехала в Россию. Ещё тогда, когда начались первые наши с мамой скандалы. А я была тупой и неотесанной дурой, малолеткой, которой руководили только инстинкты. И самое страшное… Ох, мне ведь тоже тогда было всё равно. Мне было наплевать, что думают мои родные, что думает мама. А теперь маме тоже, наверное, стало всё равно. Но… но ведь я же раскаялась, и почему, почему судьба шутит со мной шутки всё злее и злее!? Я же… Я же совсем не такая, нет, теперь уже точно нет, но это теперь не важно. Теперь всем всё равно на меня, и мне некуда сбежать от этого. Слёзы давят всё сильнее и сильнее… Кажется, будто бы я сейчас захлебнусь, но я не могу, не могу перестать думать об этом, нет! Всё могло быть так замечательно, но какая-то паршивая случайность всё испортила. Теперь всё, всё, ничего нельзя сделать! Я колотила кровать кулаками, но лучше не становилось. Они только пропитывались болью всё сильнее и сильнее, от чего у меня начался очередной приступ истерики. В этом мире нет никакой справедливости… Я была так близка к своей цели, и теперь я так далеко… Дальше, чем когда либо. И теперь мне до завтра ничего не решить. И теперь мне никогда ничего не решить. Никогда. Никогда. Никогда…

4.

Пропасть. Кругом сырая и рыхлая земля, которая осыпается от каждого прикосновения к ней. Пропасть всё глубже и глубже погружает меня, засасывает, затаскивает в свою пучину. Пол будто бы превратился в зыбучий песок, и я, охваченная паникой, скатывалась всё ниже и ниже, погружаясь в землю. Жутко, жутко-жутко, мамочки! Я всё глубже и глубже, я уже по пояс стою в этой холодной и влажной земле, и кругом только полупесчаные стены и мёртвый ужас. Я взглянула наверх и увидела над собой хмурое-хмурое небо. Только маленький кусочек голубизны затаился на нём среди серых облаков. А края пропасти становились всё дальше и дальше от меня, они закрывали мой обзор, поднимались ввысь, к небу, и меня затрясло от ужаса и безысходности. Я не могла выбраться и никого, кто мог бы мне помочь, не было рядом.

- Господи… - паникующим голосом запричитала я. – Мамочки! Спасите! Кто-нибудь! А-а-а! – драла я глотку, но никто не услышал.

А края пропасти становились всё выше и выше, и вскоре они начали смыкаться над моей головой. Я по грудь стояла в земле, влажной, холодной, мокрой, сырой и вонючей. Я не устану повторять, какой она была, потому что это было страшно! Тусклого света становилось всё меньше и меньше. Казалось, что стены теперь тоже давят на меня.

- Нееет! – пыталась я выбраться, но тщетно.

Дышать становилось трудно. Земля давила мне на грудь, воздух стал тёплым и очень-очень влажным, словно перед дождём в жаркий летний день. Я задыхалась, хрипела и до последнего звала на помощь. Но никто не пришёл. Расщелина высоко над головой замкнулась и наступила тьма…

Я проснулась вся в холодном поту и сама не заметила, что к тому же ещё и плакала во сне. Я хорошенько протёрла глаза от белой пелены слёз и увидела свою комнату. Плакатов на двери не было – они были порваны и валялись или свисали ошмётками с двери. Видимо, это я их содрала спиной, пока съезжала по двери. Плед лежал посередине комнаты, платье валялось на полу под стулом, украшения были вообще чёрте где. Но зато я у себя дома. Только… только лучше ли мне от этого сейчас? Мне показалось, что я, просыпаясь, еще кричала и звала на помощь. И я не ошиблась. В мою комнату тут же постучали:

- Доча, что с тобой? Я слышу, что ты не спишь, открывай!

- Ничего, всё плохо, - громко произнесла я. – Всё очень плохо, - процедила я сама себе через уставшую утреннюю лень. Надо было как-то раскачиваться. Только вот воспоминания о вчерашнем дне никак не давали мне восстановиться.

- Доча, вставай! Открой мне двери, пожалуйста!

- Мам… не сейчас, - снова заплакала я. – Не сейчас, мам, - зашмыгала я носом. - Я сейчас не могу.

- Саба, давай мы с тобой поговорим!

- Нет! – прикрикнула я. – Я ещё не готова!

- Но я же должна знать, что случилось! Я же должна знать, как помочь тебе!

- Ничем ты мне не поможешь, Динго всё уже сказал за меня.

 - Доча, чего это он? Что случилось? О ком он говорил?

- Обо мне, мам…

- То есть…

- Да, мам. Всё это… правда, - снова заныла я, не в силах больше сдерживаться.

За дверью повисло молчание, будто бы там никого и не было. Я не знаю, поняла ли мама что-то или нет, но я знала, что она ещё стояла там.

- Иди, мам, иди. Не мучай меня и себя, иди.

За дверью послышались уходящие шаги, и я погрузилась в тишину.

5.

Тишина. Одиночество вместе с ней казалось невыносимым. Казалось многим, но не мне. Я любила тишину, пускай и не всегда. Сегодня она стала моим лучшим другом, и любой, кто пытался нарушить нашу идиллию, продолжал оставаться за дверью. Благо хоть чайник, кружка и кофе у меня были свои, а иначе бы мой желудок совершенно остановился. Я не вышла из комнаты ни на завтрак, ни на обед. Мама подходила ко мне, кажется, каждые полчаса. Она старалась поговорить со мной, хотя, на самом-то деле, просто хотела услышать мой голос. Она боялась, что я смогу наложить на себя руки, она ведь считает, что я слабохарактерная. Я очень скоро это поняла и отмахивалась фразами в роде «Нет», «Не пойду», «Не выйду», «Не хочу» и так далее. К середине дня всё это изрядно меня достало. Я хотела остаться наедине с тишиной. И никого больше. И ничего. Ведь я же… я же слабохарактерная! А она не знает, какая я на самом деле. Не знает! Хотя… вот когда на себя накладывают руки… Это оно как, от слабого характера, или всё-таки от сильного? С одной стороны, когда ты сдаёшься и идёшь на этот шаг, чтобы убежать от своих проблем, ты показываешь слабость. А с другой стороны не каждый способен пойти на это, не у каждого хватит смелости…

Подобные дурные мысли заполняли мою голову почти всё это время. Остальное время я пыталась потратить на то, чтобы понять, как мне быть дальше. Я не знала, как начать разговор с мамой и как вести его. Я не представляла возможным помириться с Динго, а тем более заставить его помочь Хьюго с рацией. Я думала, как можно выйти из этой ситуации. И я так ничего и не придумала.

В полпятого вечера в комнату ко мне постучали. Но это была не мама.

- Ох… Кто там?

- Это Коди, - почти шёпотом откликнулся брат. – Поговорить хочу.

Я помолчала в раздумьях.

- Не боись, мамы рядом нет, слово пацана даю.

Хм, со мной он всегда говорил как-то развязано, со сленгом. Да… Для брата я тоже стереотип…

- Ох… - в нерешимости ответила я. – Ладно, заходи, открыто.

Коди медленно зашёл спиной вперёд, аккуратно прикрывая дверь.

- Теперь запри – услышат – примчатся, - приказала я. - Я оставила открытой на всякий случай.

Я сидела на кровати, сложив ноги ступня к ступне и держа в руках между ними кружку кофе. Последняя. Вода в чайнике совсем закончилась. Кодиак запер дверь, повернулся и нахмурился.

- Что, всё так плохо? – не без усилия улыбнулась я уголком рта.

- Ну, взгляни сама, - сказал Коди и отворил дверь шкафа с зеркалом напротив.

- Ух… Да уж. Печально, - не без иронии улыбнулась я и уставилась в кружку с кофе. В ней плавали пузырьки из пенки, создавая причудливые узоры при повиновении моей ложки.

Мне было… стыдно, что ли? За мой внешний вид перед братом. Глазища красные, заплаканные, тени и туш со вчерашнего дня ещё сильнее размазались по всему лицу, сделав его наполовину чёрным, шерсть на голове вся взъерошилась и растрепалась. Ох, может, и зря я его впустила?

- Хватит раскисать, - присел Коди рядом и приобнял меня за плечо.

- Не стоит, ты же знаешь. Полетишь отсюда вон, у меня Ваши подбадривания уже поперёк горла стоят.

- Да, я знаю, - тихо сказал он. – Но я решил помочь тебе иначе. Ты ведь хочешь отвлечься, не правда ли?

- Я тебя расстрою – у тебя не получится.

- Может, поспорим? – улыбнулся брат. Я посмотрела на него в ожидании. – Сегодня утром мистер Смит сказал, что меня хочет видеть Хьюго.

- Это ещё зачем? – удивилась я.

- Я не знаю. Он просил передать, чтобы я подошёл часиков в шесть на работу.


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 102; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!