Восточное направление» политики Московского царства в период Смуты

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 4

В то время как судьба престола Московского царства была неопределенной, и западные регионы России находились под иностранным контролем или подверглись вторжению, на Востоке российские власти проводили политику дальнейшего продвижения. Стремление распространить свое влияние на восточные территории (сначала — на государства, являвшиеся правопреемниками Золотой Орды, а затем и далее на Восток) отразилось в позиционировании Московского царства как сюзерена многих тюрко-монгольских ханств, из которых, впрочем, далеко не все готовы были признавать себя вассалами русских царей.

Представляется целесообразным разделить тюрко-монгольских вассалов Москвы на рубеже XVI–XVII вв. на реальных и мнимых (т. е., не признававших зависимости от русских царей), причем последние, в свою очередь, могут быть разделены на тех, в отношении которых у России имелись основания считать их своими вассалами, и тех, в отношении которых таких оснований не было.

К числе реальных вассалов Москвы к началу XVII в. можно отнести, пожалуй, два государства, номинально считавшихся преемниками Золотой Орды — Касимовское ханство и Ногайскую (Большую) Орду.

В отношении этих государств Россия проводила довольно своеобразную политику: с одной стороны, московские цари способствовали повышению их статуса, с другой — ужесточали контроль за ними со своей стороны.

Так, в XV–XVI вв. в Касимове правили то ханы («цари»), то султаны («царевичи»), причем первые так титуловались только в том случае, если до Касимова они занимали какой-либо другой пост-ордынский трон (казанский, астраханский, крымский и пр.). К началу же XVII в. касимов- ские правители (в рассматриваемый период это были казахский султан Ураз-Мухаммад и сибирский султан Арслан) стали именоваться в официальной московской документации «царями», т. е. ханами, даже если до этого никакого трона не занимали. Ногайский правитель (бий) Иштерек при своем вступлении на трон с санкции царя был поднят «на епанче», что фактически приравнивало его по статусу к ханам из рода Чингисхана: только Чингизиды имели право на ханский титул и поднимались на войлоке, вступая на трон, ногайские же бии, не принадлежа к потомкам Чингисхана, не имели права ни на ханский титул, ни на подобную церемонию интронизации.

Думается, это связано с тем, что престиж царской власти в период Смутного времени существенно понизился, и для его повышения необходимо было подчеркнуть значимость тех вассальных правителей, которые признавали статус московского монарха: чем выше был их статус, тем выше был и статус их русского монарха-сюзерена.

Вместе с тем, власти вполне однозначно стали ужесточать контроль за своими вассалами, что в какой-то степени противоречило вышеприведенным примерам повышения статуса тюркских правителей, что, казалось бы, должно было увеличить и степень их самостоятельности.

Так, санкционируя воцарение Ураз-Мухаммада, царь Борис Годунов издал в связи с этим ярлык — кажется, впервые в истории отношений между Российским государством и чингизидскими ханствами русский монарх выдал ярлык монарху Чингизиду (Иван Грозный также издавал ярлыки, но он направлял их либо ногайским, либо сибирским правителям из династии Тайбугидов, т. е. монархам нечингизидского происхождения). При следущем хане — Арслане, внуке сибирского хана Кучума — практически вся полнота власти в его «ханстве» фактически находилась в руках московских воевод-наместников, номинально игравших роль царских «агентов» при ханском дворе. Ногайский же бий Иштерек, также возвышенный по воле Бориса Годунова, тоже не пользовался значительной самостоятельностью: московские власти пошли даже на беспрецедентный шаг, учредив пост «младшего бия»-соправителя в лице Джан-Арслана, двоюродного брата Иштерека, намереваясь ограничить власть

ими же возведенного правителя. Кроме того, астраханские воеводы, контролируя деятельность ногайского бия, гораздо чаще, чем его предшественников, заставляли его появляться в Астрахани и отчитываться о своих действиях.

Следующая категория вассалов может быть охарактеризована как вассалы мнимые, но в отношении которых у Москвы имелись определенные основания считать их таковыми. К ним могут быть отнесены, в частности, Сибирское ханство и только недавно появившиеся в пределах Московского государства калмыки.

Сибирское ханство, фактически уже в 1580–1590-е гг. завоеванное русскими войсками, еще в течение более половины столетия продолжало номинально существовать: многочисленные сыновья и внуки Кучума, последнего фактического сибирского хана, не желали смириться с утратой своих владений и вплоть до 1660-х годов претендовали на трон. В большинстве случаев их претензии полностью отрицались московскими властями, однако в период Смуты царевич Али (Алей) б. Кучум несколько раз был назван в московской официальной документации «царем», и ему было предложено в качестве такового стать вассалом Москвы (на что он, впрочем, не согласился). Таким образом, некоторое время московские власти номинально считали его своим вассалом. Думается, что этот шаг объяснялся теми же соображениями, что и повышение касимовских и ногайских правителей: наличие среди подданных московского самодержца еще одного «царя» должно было укрепить его пошатнувшийся авторитет.

Что же касается калмыков, то установление сюзеренитета московского царя над ними объяснялось проще — на основании того, что они кочевали в русских пределах. Поэтому начиная с 1607 г. неоднократно предпринимались попытки заставить их принести шерть на верность «белому царю». Как правило, калмыки соглашались на это, однако следует отметить, что понятие подданства понималось ими совершенно не так, как московскими властями, и они считали себя вправе отказаться от него в случае изменения политической ситуации, за что их уже в 1640-е гг. неоднократно упрекали московские дипломаты.

Наконец, вторая категория «мнимых вассалов» — это государства и народы, в отношении которых у Москвы не было оснований рассматривать их в качестве таковых, и попытки распространить на них сюзеренитет объяснялись исключительно экспансионистскими амбициями московских монархов. В качестве примеров рассмотрим отношения Москвы с Казахским ханством и бурятами.

В 1590-е гг. Москва вела довольно активную переписку с правителями Казахского ханства, энергично склоняя хана Таваккул-Мухаммада (Тевеккеля) к принятию Московского подданства. Поводом послужило пленение русскими войсками казахского царевича Ураз-Мухаммада во время завоевания Сибири и его уверение в том, что его казахские родичи с готовностью пойдут на союз с

Москвой и признание зависимости от нее. От имени царя Федора Ивановича в 1594–1595 гг. казахскому хану был направлен ряд посланий, в которых последний именовался «царем», однако послания носили характер «повелений». Впрочем, казахские правители весьма прохладно встретили инициативу Москвы, а последовавшие события Смутного времени привели к тому, что отношения между Москвой и Казахским ханством прервались на сто лет (до 1694 г.).

С бурятами, напротив, отношения начали устанавливаться лишь в период пика Смуты — в конце первого десятилетия XVII в. При этом изначально (с 1609 г.) московские воеводы предпринимали попытки обложить данью сибирские племена, находившиеся под контролем бурят, а затем, уже в 1610-е гг., — подчинить себе и собственно бурятские роды, которые яростно сопротивлялись русским войскам. Единственным поводом для такой политики были претензии Московского царства на территории и народы, подконтрольные бурятам. Однако формальное признание бурятами российского подданства началось не ранее 1640-х гг.

Таким образом, даже в такой сложный период, как Смутное время, когда само существование самостоятельного и целостного Московского царства было под вопросом, московские монархи старались продолжать восточную политику своих славных предшественников — в частности, Ивана III и Ивана IV, неуклонно расширяя свои восточные владения и множа число своих тюрко-монгольских вассалов (во многих случаях, правда, достаточно номинально).

Вместе с тем, определенная гибкость московских властей в отношении своих тюрко-монгольских вассалов имела место: в некоторых случаях они готовы были идти на компромисс, учитывая как особенности политического положения, так и статуса своих истинных и мнимых вассалов. В частности, обращает на себя внимание тот факт, что сношения с Касимовским (т. е. изначально вассальным России), Сибирским и Казахским ханствами осуществлялись через Посольский приказ — как с самостоятельными иностранными государствами; отношения же с Ногайской Ордой, калмыками и бурятами — через воевод-наместников соответствующих областей, подведомственных приказу Казанского дворца, т. е. в рамках внутренней политики России. Единственное объяснение этому — учет московскими властями более высокого статуса правителей-Чингизидов в тюрко-монгольских государствах, что проявлялось и в таком формальном показателе, как подведомственность лиц, осуществлявших контакты с ними. В эпоху Смуты, т. е. общей обстановки кризиса власти и неопределенности политического положения страны такая политика была единственно правильной, что и позволило сохранить эффективность ранее начатой «восточной политики».

Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 94; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 34

Мы поможем в написании ваших работ!