ПОСМОТРИ, ЭТА СТРАНА ДЕРЖИТ ОБОЙМУ

ПАЦАНЫ, ЗИМА, ВОЙНА

Существую только я
Пацаны, зима, война
А кусты малины режут руки
Тяжесть так длинна
Это всё — моя страна
Это божий небосвод
Это лишь мои проблемы
Мои братья — тварь и сброд
В рот вставляет пистолет
Мальчик дома на нуле
Не забудь свою свободу
В полусгнившей конуре
Но забыл о кобуре
Что ей скучно без ствола
За мгновенье одурел
Разбежалась детвора
Улицы ползут червём
Дождик пулями свистит
Никогда мы не умрём
Никому нас не свести
Как партак, так и с ума
Пацаны, зима, война
Существует только всё
Во всём этом нет меня
Во всём этом только я
Находил порой покой
Штиль баюкает моря
День идёт, за ним — другой
Жизнь идёт, за ней — не жизнь
Недочудо, перегной
Хочешь — радостей свяжи
Хочешь — в озеро ногой
Хочешь — песню мне напой
Дабы успокоить сердце
Я смеялся над толпой
Очень низеньким и детским
Я смеялся над тобой
Вырос, понял: ты — табу
Ты почти везде, любой
Ты — морщинка блядь во лбу

 

О тебе я не могу
Ни молчать, ни говорить
За тебя я лишь моргну
Чтоб слезу угомонить
Ты — для душ людских магнит
Лишь одно про нас запомни
Человек равно болит
Человек — маразма корень

Человек тебя укроет в памяти и приласкает
Человек есть от тебя, от крови и от плоти. Камер
Тут на всех не хватит. Я блюю и вовсе не морская
Мучает желудок, просто тошно от раскаяний
И глядеть в лицо судьбе, и шептать: ты, блядь такая
В зубы-то дарёному не зырят. Но читая имя
В следующий раз моё с листочка называя имя
Тебе станет стыдно, ведь ты сделал из железа мыло
Существует только ничего и без защиты тыла
Ёбаной свиньёю я шагаю гордо на убой
И гляжу за горизонт, там где-то меня манит мира
Главная загадка: почему же я прожил собой
Где-то под ногой просохшей засопела мина
Пули верещали, и к досаде все летели мимо
Моей головы. Называя твоё имя
В следующий раз я обязательно схаркну в сторонку
И проматерюсь довольно плотно той харче вдогонку
Мол, ублюдок хуев и припадочный дворовый пёс
Дура и поэт шизофазии, перережь мне глотку
Человечий домик из песочка ветерочком снёс
Слёз наших причина, убирай свой перочинный
Не смеши блядь, умоляю, найди совесть или смелость
Хоть когда-то с нами честным распрощаться, как мужчина
До свидания, любимый. Мы обводим тебя дружно мелом

 

ОТШИБЛЕННАЯ ПАМЯТЬ

Льёт косое пламя, я отшибленную память
И остатки себя спрятать захотел под старым дубом
Я хотел для всего мира быть банально лучшим другом
Но гудели трубы от заводов, высыхали реки, кругом
Встали палачи и расстреляли человека, рубль
Падал гильотиной на трухлявые людские шеи
Сели коммерсанты, облизав свои сухие губы
Оплатить кредит за шубы шмары — распродать хуйни
Братик, затяни печали, чтобы не ворчали
А внимали тупо молча, пока дождь вечерний мочит
Заливая наш костёр, я рыдаю будто дочка
Когда кается родителям о том, что не хватает мочи
Этот мир дурной понять, а главное — его принять
Я вцеплюсь в тебя пираньей пока душу оперять
Будешь чтоб с добром по жизни, чтобы к каждой травме
Снисходительнее быть. Всегда курить, лепить из глины, прыть
Поубавить с возрастом. Дрожать подвальным голосом
Под "Посев" Гражданской я сбиваю на дороге конусы
Раскладная в замогильной стороне мне будет бонусом
Подмигивает, палит косо дед с шалавьим усом
Брюсов. Это был Валера Брюсов
Я снимаю с него бусы. Боже, затвори нам шлюзы
Чтобы обеспечить одиночество и разных музык
Чтобы не плодилось. Ограничь нас. Разгорелся спич
Между недоносками. Я где-то между досками
На складе строй-материи лежу и отдыхаю
Пока дебы президента хают. Моя койка с краю
Я тобою отсекаю остальное сущее
Я — это болезнь и голод, ты — что-то получше
Хочется покушать, накупить тех порбякушек
С помощью которых лепится революция
С помощью которых вешаются на люстре
С помощью которых озвереет каждый русский
С помощью которых поют гимны револьверы
С помощью которых рифмы бога нам в сердца вопьются
Бьются. Бьются из сервиза блюдца
Все мои капризы утолятся, тромбы оторвутся
Я стою как будто безымянный возле вуза
И вглядевшись в небо представляю как Бориска узел
Себе сконструировал. Без дураков нервировал
Меня каждый встречный, я иду безрезультатно в вечер
Плечи расправляя плакал, целовал и пировал
Ладно, мира вам, идите смело, будто скинут грамм
Незатейливой хуйни, и шмона — ноль, и по стопам
Прижигать не будет мусорской волшебной палочкой
Лавочка. Царьки сидят и лузгают
Ёбаные семечки под грустную и русскую
Колыбель войны. Мамаша, мы давно уж не больны
А потеря головы нам будто за подарок, блядь

 

А я для страны как будто туповатый зять
Хочется простого — самолично его отвязать
В том ноль первом, крохотном, обнять, поцеловать, сказать
"Там по прежнему твоё, братишка, отдаётся грохотом"

АДОВО ДНО

День за днём пробивается адово дно
И что-то явно покоится ниже
Первопричина всего. Ничего
Никому не желать
И любить повсеместно
Спи, человек, не скучай и тоску
Вырежи из груди до конца своей жизни
Буй ещё держится там, на реке
Мерцание звёздочки защекочет глаз
Затворятся веки на будущий взор
Онемеет палец большой на курке
Указательный палец уйдёт с крючка
В шрамах лицо мёртвого дурачка
Для меня станет самым любимым
Вдвоём размокать картоном под ливнем
Наверно не так уж и пакостно
Гибнем, рождаемся, заново гибнем
Штопаем дыры паруса
Печальная пауза — дума о мире
Морили, копали могилы и вили
Паутины интриг. На конвоире
Убившем меня оборвётся кадр
День ото дня бьётся донышко ада
Тени меня испугали, и солнышко
Путь освещает как сводному брату
Для меня согревает русское полюшко
На котором придётся прилечь за правду
Достаточно хилую для того, чтобы выжить
Боги нас милуют, хоть и не надо
Это мы покоимся ниже
Первопричина всего. Ничего
Ни для кого не жалеть, повсеместно
Любить. Отнимается моё плечо
От бесёнка толстого, жрущего тесто

 

И тесно нам с ним на одном теле
Наелись и падаем в сон на постель
Я не толстею, а он на неделе
В весе набрать умудрился в пост
Ель, устремлённая темечком ввысь
В мысль мою аккурат, протыкая,
Врезается. Как хорошо, что сошлись
И будут вдвоём терпеть, коротая
Время до лучшего будущего

 

ИНСТРУКЦИЯ МОЕГО СУЩЕСТВА

Снимите мою дверь с петель
Уложите меня в постель
Плотно подоткните одеяло
Чтобы от меня не воняло
Из приюта моих детей
Заберите, и если метель
Накроет их в страшную ночь
Защитите и сына, и дочь
Накормите, тепло оденьте
Не подпускайте к ленте
Горячего пулемёта
Любите их даже мёртвых
А если они вдруг обо мне
Спросят, то вам обомлеть
Никак уж нельзя, а сказать
Что папа вернулся назад
Домой и тихонько храпит
А может, свиньёю забит
А может, в лучиках славы
Нежится, а может расправы
Дожидается за злодеяния
Всё там же, под одеялами
Лёжа без дверей и окон
Ненужной инструкцией скомкан
И выброшен в урну памяти
Знающий лишь имя матери
Бабушки вашей, то есть

Чтите его жизнь за доблесть

САША БЕЛЫЙ

Саша Белый положит в гробы корешам
Их стволы. В это время я буду глупым
Болтать сам с собой в одного по душам
Разбивать себя самого по группам
Запекается сукровица. Сука пятится
Пьяная в дрызг на проезжую часть
В лесу браконьеры скитаются. Задница
Хочет на хворост скорее упасть
Я уехал на фронт, а фройлен молчала
От дома ключами звенит ностальгия
Поужинал порохом мальчик курчавый
Клякса сплошная и писк вместо гимна
Что здесь описано? В танце осина
Осенью кружит в кругу сестёр
Что здесь обдристано? Я средь России
Глядящий на жрущий вечер костёр
Хитёр и плаксив этот мир в позолоте
Против всего нужно было стоять
И проверять прочность божьей плоти
Ножом аккурат под саму рукоять
Мрачен, тосклив этот демон в аорте
Чепушило и пидор Горький Максим
Какает стоя в своём огороде
На донышке за горизонтом косым
Простым задавайся вопросом, ребёнок —
Кто конкретно тебе ствол положит в гроб
Неугомонно плывёт из колонок
Переодевшийся в музыку бог
Который терпел и вроде как нам
Тоже велел, но я вижу вертеп
И куклы запрыгают по головам
И самый хороший поступок нелеп
А хлеб покрывается плесенью или
Сутью всей этой топорной возни
Казни свою песенку или помилуй
По миру пройдись и по нитке возьми

 

 

Я ГНОИЛ БЫ ВАС В ТЮРЬМЕ

ЧТО НИ ГРЕХ, ТО ЧЕЛОВЕК
МАЛО ЛЕТ И МАЛО СИЛ
ЖАРИТ НЫНЧЕ СОЛНЦЕПЁК
МОЁ ТЕЛО — НЕ ПРОСИЛ
НИ ДОЖДЯ МЕНЯ ОМЫТЬ
НИ ОТ СОЛНЫШКА СОГРЕТЬ
НИ ОТ МАМЫ ПРОКОРМИТЬ
НИ ОТ МАМЫ МНЕ НАПЕТЬ
КОЛЫБЕЛЬНУЮ ПОПАРНО
ВМЕСТЕ С СУМРАЧНОЙ ТОСКОЙ
СЛИШКОМ МАЛЕНЬКАЯ РАНА
СЛИШКОМ НЫНЧЕ Я ПРОСТОЙ
ЗАЕБАЛО ЕСТЕСТВО
ОСТОПИЗДЕЛО РОДСТВО
МНЕ ПОРЕЖЕТ ФЕЯ РЫЛО
СВОИМ ВЗГЛЯДОМ, Я ХАРЧКОМ
ОТПЛАЧУ

ПОЕДАЙ МОЮ СЛЮНУ
ТА ГУСТАЯ СЛОВНО БОГ
ЗАГОТОВЛЕННАЯ ВПРОК
ОБЪЕДАЙ

МОЁ ТЕЛО ДО КОСТЕЙ
САМОЙ ТЩАТЕЛЬНОЙ ПРОЖАРКИ
ПАДАЙ ТРУПОМ МНЕ В ПОСТЕЛЬ
ОБОЖАЙ

ОН ТОПОР ИЗ-ЗА УГЛА
ХОДИТ СМУТОЙ-КУТЕРЬМОЙ
ПОЛУПИДОР-КУТЮРЬЕ
ТЫ ПЮРЕ

ДОЕДАЙ ИЗ МОИХ ПОР
Я БЫ ВЕЧНОСТЬ ВАС ПОРОЛ
Я ГНОИЛ БЫ ВАС В ТЮРЬМЕ
ПЯТЬ ВЕКОВ, ЕБЯ ВАС В РОТ
АНЕКДОТ

 

Я БОЮСЬ ЛОЖИТЬСЯ СПАТЬ
ВЕДЬ УХОДИТ БОЕВИК
Я БОЮСЬ ПРОЗРЕНИЙ, МАМА
ТЫ МНЕ ТОЛЬКО ПРЕДЪЯВИ —
Я ВСТАЮ

ОПРОКИДЫВАЯ ВСЁ
НЕ ЕБИ МОЗГИ МНЕ, ЗЁМ
ЕЩЁ КАПЛЮ ОБОЖДЁМ
И ПОЙДЁМ

ДА В ОБЪЯТИЯ ТЕХ ЗИМ
ЧТО ВОСПИТЫВАЛИ КРЯДУ
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ, И ТОЛЬКО ИМ
Я ПОКАЗЫВАЮ КАРТУ
СВОИХ МЕЧТ

ЭТА ПАДАЛЬ РВЁТ И МЕЧЕТ
ВСЯ ЖИТУХА — ЧЁТ И НЕЧЕТ
Я ПРОГЛАТЫВАЮ НЕЧИСТЬ
И БЛЮЮ

ПОСМОТРИТЕ НА МОЮ
ТА БЕРЕМЕННА ДВА ДНЯ
А ВЕДЁТ СЕБЯ КАК БУДТО УМЕРЛА

ЗАВТРА ИЛИ БЛЯДЬ ВЧЕРА
ЭТА ВОНЬ ОТ ПОМЕЛА
МЕНЯ С ЧЕРДАКА СВЕЛА
ПРЯМО ВНИЗ

АККУРАТ НА ЭСКАПИЗМ
ПРИЗЕМЛИЛСЯ, НАЗОВИСЬ
ИДИ НАХУЙ, ХУЕВ ЧЁРТ
У МЕНЯ ЧТО-ТО ТЕЧЁТ
ИЗ УШЕЙ

ИУДЕЙ ИЗ ЭУШТЫ
ПРОЕЗЖАЛ Я ТАМ НЕДАВНО
БОГ ПОРВАЛ ЛАДОНЬ О ШТЫРЬ
НАШАТЫРЬ

 

Я НА ЗАВТРАК БЫ ГЛОТАЛ
ОХ УЖ ЭТА МИЛОТА
ОХ УЖ ЭТА НЕЖНОСТЬ-ПЫЛЬ
ЗАЛИВАЮСЬ С ВАМИ СМЕХОМ
А БЕЗ ВАС ХОТЬ ПУСТОТА
ОТЪЕБИ

ОТЪЕБИ МЕНЯ В СЕРДЦА
У МЕНЯ ИХ ШЕСТЬДЕСЯТ
НИ ОДНО НЕ БЬЁТСЯ В ТАКТ
ВМЕСТЕ С МИРОМ

ВМЕСТЕ С ГОРЬКИМ БЛЯДЬ МАКСИМОМ
Я ЗАДЕЛАЛСЯ В УБЛЮДКИ
Я ОБЛИЗЫВАЮ ПЯТКИ
ГОСУДАРСТВУ

НЕ РЫДАЙ, БРАТИШКА, ЗДРАВСТВУЙ
НАМ ПРИ ЖИЗНИ ВСЕМ ПО ЦАРСТВУ
А ПРИ СМЕРТИ ХУЙ ДА С МАСЛОМ
НЕ ГРУСТИ

НАС БЫ РАЗОМ ПРОВЕСТИ
НА ЭКСКУРСИЮ ПО АДУ
СЛЫШИШЬ, ТЫ, ПЕРЕМЕСТИ
ВОДОПОЙ

ВОДОПОЙ ЧУТОК ЛЕВЕЕ
У МЕНЯ ЛИЦО НЕМЕЕТ
Я РОЖУСЬ ВСЕХ ВАС ПЕРВЕЕ
И УЙДУ

И ПОДАЛЬШЕ БЫ ОТ ВАС
ДА ПОБЛИЖЕ БЫ К СЕБЕ
ДАВИТ ЩЕБЕНЬ ТАРАНТАС
Я ВОНЗАЮ НОЖ СУДЬБЕ
ПРЯМ ПОД СЕРДЦЕ

У НЕЁ ИХ ШЕСТЬДЕСЯТ
НИ ОДНО НЕ БЬЁТСЯ В ТАКТ
В ТАКТ С МОИМ

У МЕНЯ ОНО ОДНО
НА ЧТОБ ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ ДАНО
ВСЁ РАВНО

БОГ ПОРВАЛ ЛАДОНЬ О ШТЫРЬ
Я РАСТУ НИ ВВЫСЬ, НИ В ШИРЬ
А В СЕБЯ

ЧТО НИ ГРЕХ, ТО ПОВОДЫРЬ
НА МОИХ ПОХОРОНАХ
СКАЖУТ ЖИЛ ДА БЫЛ, ДА ДЫР
НЕ ЗАШТОПАЛ И РЫДАЛ
ДА ПРОПАЛ

И ЗАВОЕТ ТА ТОЛПА
ЧТО МЕНЯ СЧИТАЛА СЫНОМ-ССЫКУНОМ
Я КУСОЧЕК ОТКОЛОЛ

Я БЫ ВАС ВЕКА ПОРОЛ
Я ГНОИЛ БЫ ВАС В ТЮРЬМЕ
ПО СЕБЕ

ПО СЕБЕ ТОЛЬКО СУЖУ
СПЛЮ ДА ЕМ И НЕ ТУЖУ
ОБВОЖУ

ТИХО ТРУП СТИХА МЕЛОЧКОМ
И НИ СЫНА, И НИ ДОЧКИ
НЕ ХОЧУ

ЛИШЬ ДО КОМЫ ХОХОЧУ
И ПАТРОНЫ ЛИПКИМ МЁДОМ
ЗОЛОЧУ

Я В АДОК ВАС ПРИХВАЧУ
ЯРОСЛАВЛЕМ ЛИХАЧУ
ОТПЛАЧУ

ЧТОБ ДОВЁЗ МЕНЯ БЫСТРЕЕ
ЭТА ДЕВОЧКА СТАРЕЕТ
НА ГЛАЗАХ

ЭТО МОЙ ВЕДЬ ТРУПНЫЙ ЗАПАХ
ЭТО ЯГОДНОЕ СМУЗИ
ДЛЯ ТВОЕЙ КОБЫЛЫ-СУКИ
ЭТО ВЕРЕЩАНЬЕ МУЗЫК
ДЛЯ МЕНЯ

 

НАС БЫ ПРОСТО ОБМЕНЯТЬ
ДА НЕ ПРИМУТ И ПОШЛЮТ
Я СУЮ СВОЙ ПАЛЕЦ В ЛЮФТ
И ВИЗЖУ

ЧТО-ТО ПУТНОЕ СВЯЖУ И УСНУ
НУЖНО ВЫНЕСТИ КАЗНУ
НУЖНО ВСЕХ ИХ БЛЯДЬ КАЗНИТЬ
ДВЕСТИ ЛЕТ НУЖНО ПРОЖИТЬ
И ЗАБЫТЬ

И ПОПУТНО ЗАБЛЕВАТЬ
УСТАНОВКУ ПУЛЕМЁТА, ИБО НЕХУЙ ВОЕВАТЬ
НЕ ПРОСИЛ

МОРЕ ДЫШИТ МНЕ В ЗАТЫЛОК
ВИНОГРАДОМ ГИБЕЛЬ ПАХНЕТ
Я В УТРОБЕ ОТ РУБАХИ
АККУРАТНО

АККУРАТНО ИЗБАВЛЯЮСЬ
НАСТЕЛИТЕ МНЕ ПРОСТЫНОК
Я ТАКОЙ ТУПОЙ РЕБЁНОК
НО НИ В ЧЁМ НИГДЕ НЕ КАЮСЬ
И КАЮК

ЛИШЬ МОГУ ВАМ ВСЁ ОБКАКАТЬ
И УПАСТЬ ПЛАШМЯ НА ПАПЕРТЬ
И НА БАБУШКИНУ СКАТЕРТЬ
ЧУТЬ СРЫГНУТЬ

БЕСЫ ПО ПОЛЮ БЕГУТ
УЕЗЖАЙ ВАЛИТЬ В СУРГУТ
ТЕ ЛЕСА

ТАМ ГДЕ ЛЕСОПОЛОСА
ТАМ ГДЕ БОЖЕНЬКА ПЛЯСАЛ
В НЕБЕСА

ПОДТЯНИТЕ ПОЯСА
ЗАВАЛИТЕ СВОИ ЁБЛА
И СНИМАЙТЕ ОБРАЗА
НАМ ПИЗДА

 

НЕОЖИДАННО И РЕЗКО
УПАКОВЫВАЙТЕ ФРЕСКИ
И В ПЕСКИ

БУДТО СТРАУС ГОЛОВОЙ
ЭТОТ ХАОС ПОДО МНОЙ
НЕ УСНЁТ

ДА СКОРЕЕ МИР УМРЁТ
ЭТО ЧУДИЩЕ ПОЁТ
И СКУЛИТ

ГОРОД ЧТО-ТО ГОВОРИТ
Я ЕГО СОВСЕМ НЕ СЛЫШУ
И ДЫШУ

ПАРАЛЛЕЛЬНО ПОСТИГАЯ
МЫСЛЬ ВОВСЕ НЕ ТАКАЯ
ТЫ БЫЛА

В ЧАС КОГДА МЕНЯ РОДИЛИ
В ТОТ ЖЕ ЧАС ОБГОРОДИЛИ
МНЕ ОГРАДКУ

Я ХОЧУ УЙТИ К РЕБЯТАМ
Я ХОЧУ ЧАСУ ТАК В ПЯТОМ
ЛЕЧЬ ПОСПАТЬ

МНЕ НЕ ЯСЕН ТВОЙ ПОСЫЛ
ТЕБЯ МУСОР ОБОССАЛ
И ЗАБЫЛ

И УКРАСИЛ ТЫ ЗАБОР
ТЫ БЫ ВЕЧНОСТЬ НАС ПОРОЛ
И ГНОИЛ

ГДЕ-ТО У СЕБЯ В ТЮРЬМЕ
КАК БЕСПАМЯТНЫХ ДЕТЕЙ
ОТЪЕБИСЬ

ВЫТРИ РОТ СВОЙ, ПОМОЛИСЬ И ВЕРНИСЬ
К НАМ ПРИ СЛЕДУЮЩИХ МУКАХ
МЫ ПОЖМЁМ ДРУГ ДРУГУ РУКИ
И НЫРНЁМ

ЕЩЁ ГЛУБЖЕ В ОКЕАН
ДАВИТ МОЗГИ ОПИАТ
РУХНУЛ БАШЕННЫЙ МОЙ КРАН
НА ДЕТ. САД

БУДТО ДРЕБЕЗГ КАНОНАД
МЕНЯ БУДИТ НОВЫЙ ДЕНЬ
НА СТУПЕНЬ

ТЫ ПРИСЯДЬ, ДАВАЙ ОБКУРИМ
ВИДИШЬ ТЕНЬ?

ЭТО ПРОШЛОЕ, БРАТОК
ВСЮ МОКРОТУ НА ПЛАТОК
ЗА ПОРОГ И НАВСЕГДА

СУЕТА

 

А ДАЛЬШЕ — ПОЭТ

Осиротелое тело, привет
Родившись на свет абсолютно голым
Мальчик спал и страдал, а дальше — поэт
Влетевший таким же родившимся в головы
Сорваны шторы и комнату солнце
Съело, срыгнув позитивом и радостью
Мальчика этого самую малость лишь
Впечатляло данное. Сокращалось сердце
И ноги росли, не отставали и зубы
Дёсна рвав по ночам, обнажаясь
Клыками животного и дымили трубы
Тем самым затмевая всякую жалость
К миру у мальчика. Его кривило
При виде жизни и привить невозможно
Было его, он блеял овечкой
Святым иной раз даже мог показаться
Абзац за абзацем утекало времечко
Феечки, сказки, эльфы и принцы
Не прельщали больше, лишь детством пищали
Прыщами покрывался. Прыщи сходили
Рубцы оставались. На цыпочках к птице
Парень шагал, желая схватиться
И пусть повредить, но однако же с нею
Подняться наверх — оттуда яснее
И можно прилечь отдохнуть на облаке
И побыть немного чуть ближе к боженьке
С ним лишь одним он дружил постоянно
И в будущем за пыльным станком столярным
И в прошлом, сидя за книгами
И в настоящем, во время блицкрига
Умирать ещё рано, наверное, в общем
Он полощет горло солёной с озера
Чернозём, нежнеющий от связи с дождём
Обнимет когда-нибудь, а сейчас в атаку
Ватагу таких же безнадёжных врагов
Увечить, но скорее самому согнуться
От дыр в осиротевшем теле
Присели, подумали, жизнь — беда
И слабым пизда, если быть откровенным
И окровавленным если быть
То сказать точно так же, иначе ты трус
Русые русские мальчики, девочки
На лавочках и на скамеечках —
Тела одинаково схожие
Там такие же раны подкожные
А котлованы утрамбованы доверху
А домику моему ещё меня пережить
Хватит терпения. Рабочему столику
И только ему лишь труды посвятить
Туды и сюды, но мальчик вдруг понял —
Завести ребёнка как завести бога
Точно такой же слепой эгоизм
Неуёмная тревога всегда будет возле
Не разбиться бы мне на Кузнечном взвозе
И на розе ветров распластались ножи
Лежи и скучай под барабанами грома
Не покидай дома, учись у пустоты
Слушай сверчков и внимай молчанию
Проку будет, уверен, меньше
Чем от громкого мира внешнего
По крайней мере в рядах повешенных
От рук собратьев тебя не обнаружат
Ты сам себя, милый, подвесишь
С последней улыбкой собачьей
И побледнеешь ты, и померкнешь
Не разобравшись с задачей

 

МАЛЬЧИК, ВПИСАННЫЙ В ОКРУЖНОСТЬ

Одинокой, одиозный, никому ненужный
Ты слоняешься от окон к стенам и до перекура
Проживаешь в скуке. Мальчик, вписанный в окружность
В обморок упавший средь пустого переулка
Я прошу, держись и появляйся звуком
В моей комнате, такой же потускневшей, как и ты
И любая позабывшая о твоих муках сука
Будет корчиться в стыду от этой русской духоты
Где слепли кроты и учились петь цикады
Где рождалась мысль о рождении людей
Там, где ни на миг не утихала канонада
И где золото надеждой чуть сверкало на руде
В месте, где сношались бесы и тупели истины
Которые впоследствии стали перегноем
Для нашего незыблемого. В этом ты ни чистого
Ни грязного не видел, и не видел даже горя
Видел лишь обычное и явно бессознательное
Якобы банальное, что не достойно жалости
И что само себя перехоронит обязательно
Оборвав цепочку этой детской шалости
И эта в абсолюте скука разъедала диафрагму
И не находилось ни единого влечения
К какому-нибудь цирку или трауру, и вакуум
Вместо слез и смеха. Ни хорошего, ни черни
Какая-то хуйня довольно муторная в сущности
И даже усмехаться ни малейшего желания
Слюни не текут и не избавить рот от сухости
И ладно — неказистая, но к прочему — жеманная
(Как думает сама) сидит девица на крыльце общаги
Вусмерть наебуревшись с юношей-недотыкомкой
И куда-то в небо напевает атеизма шлягер
Желтая от мерзости сидит как будто тыковка
И ладно — одурманена, но, впрочем, замечательна
Фактом тем единственным, что так же одинока
Как и тот пацан, с которым все мы обязательно
Свидимся в конце куплета стоя полубоком

 

 

КОТОРЫЙ ВЕК ПОДРЯД

Мне заместо хюгге только шёпот приапизма
Светит, но мечта в один из дней настать фригидным
Всё же не покинет моей головы барака
И бардак, и беспризорное нутро до конца жизни
Не найдёт родителя, спасителя и им подобного
Громкого не требуется, только бы краюху глади
Тихоокеанского покоя и глазёнки бляди
Чтоб меня всё утро жгли, проникая в сингулярность
Сжатой до комичности тоски. И чтоб вот эту крайность
Я нашёл достаточным на весь остаток бытия
И не слышать бы нытья и собственного, и чужого
И забыть про данность горя хоть какого-либо
Силуэт последней мысли в кашу пережёван
Осталось подождать до наступления пустого мига
Имя гибели носящего. Ни черта изящного
Впредь мне наблюдать не хочется, и осторожно
Я заглядываю в щель и глазом ветерок сквозящий
Уловить пытаюсь до поры, пока слеза по коже
Моего ребячьего лица не потечёт, напоминая
Что помимо хуеты во мне осталась рана
Первого рождения, такая для меня родная
Будто бы в ковчеге звери местятся попарно
Так и я с болячкой этой уместился в угол
Схоронив ребёнка во внутрях, а быль отдав стихам
Ничего нет, кроме предвкушения столетней вьюги
Полосующей холодным ветром по моим рукам
Мне заместо хюгге только шёпот приапизма
Хер стоит на каждую из этих тщет и тупизну
Подскажи-ка, старичок, через какую призму
Мне глядеть на эту разлагающуюся пизду
Действительность которая довольно неопрятная
Где не разобрать при ком кто клоун, а кто пидорас
Где мы который век подряд то сифами, то прятками
Увлечены до боли в пятках и никто нам не указ
Где можно застрелиться пока кто-то рьяно хочет жить
На лопатках и наполовину распластавшись в гроб
Где мальчик или девочка, но всё равно смердит, блажит
И по нарастающей приходит среди сна озноб
Человек другому человеку — это тромб
Рано или поздно рвущийся, но оставляющий
Второго среди диких и туманных троп
Лежащих вдоль и поперёк межличностного кладбища

ОТ БОРТА К БОРТУ

Под вуалью глаза женщины-занозы. Пересмешники
Поют о сокровенном и мешают спать
Вуаля, конец недели превращается в смятение
То ли титьку бабы мять, то ли найти бабу вовсе
В росте накопления паскудства преуспеть. Телесеть
Плодит ублюдков напомаженных. Касторкой
Напоить кота и красота в миг обернётся в смерть
От восторга до уныния всего-то метра полтора
Монотонно-мёртвым голоском прочтёт произведение
Моногамный боженька. Лечатся метадоном
Русские классические звери, небеса сереют
Обрывается пение христианского хора
Погибший в утробе младенец поэзией
Был бы при жизни. Оземь коленями
Я теряю лицо. Нет лица. Наваждение
Втыкает иголки в подушку сердечка
Истинно чистого. Капилляры кораллов
Короли и лярвы, собаки и дети
Ливер заместо души и солдаты
С потупленным взглядом в те дни безобразные
В которые гибель харкала не в них
Умерщвлённые газами в концлагерях
И рассказы больных. Самоваром вернуться
К маме в село. Эта жизнь насмехается
Над богатым и бедным, чудит и беснуется
С улицы в дом без надежды на завтра
Я забегаю и в угол котом
Забиваюсь и звук последней утраты
В сенях раздаётся дедовских молотком
Меня поят касторкой и ливерной кормят
Это замкнутый круг без конца и начала
Мы дичали внутри этих тесных кают
И причала не видно, и душу мою
Мне же кусками скормили

От борта к борту, от брата к брату, от любви во рту
Назревают язвочки и ямочки в щеках твоих —
Кратеры от астероидов ебаных, что нашли не ту
Цель. Ты становилась ещё более красивой дрянью

 

ДЕВЯТОЕ МАЯ

Главное, чтобы без подрыва
Обошлась эта торговля памятью
Грудь прогреют наркомовские
Ветер обдувает георгиевскую
Привязанную к портфелю
Не верю ни во что святое
Когда это пытается размазать
По холсту морали мой собрат
Человек. Пойте песни, бляди
Говорят, что война — не праздник
Но боже, как мало я видел
Людей, что так говорят
Говорят, что девятое — разик
В год, когда можно в глотку визжать
О том, дескать на нас прилегло
Великое счастье и победа та
Сорокапроцентной в пластиковом
Стаканчике плещется. У вечного руки
Греть и рыдать. Года
Голодные были в прямом да и только
Сейчас это голод по благоразумию
Корка на сухой щеке блокадницы
Вопль ублюдка и военной техники
Рёв. Всё это — пульсация подлости
На нож слюнтяев. Завтра окажется
Что нахуй никому не нужна
Эта память и эти песни
И этот в глазах пожар
Тушится ветеранской пенсией
Победы не было, был эпилог
Вихря погибели и разрозненности
Никому из нас не поможет бог
Можем повторить — всхлипы потеющей гордости

 

ПЕРВЫЙ БЛИН КОМОМ, ПЕРВАЯ ЖИЗНЬ КОМОЙ

Снарядом влетает слово любимой женщины
В разнузданное ничто, называемое душой
Моя гордость слепая и злость давно скрещены
В одну глупую девочку, бегающую голышом

По проспектам молодого перспективного города
Кишащего мелюзгой, чешущегося до костей
У этой глупой девочки будет брюшина вспорота
Если хочешь насладиться, то дождись и глазей
Сколько угодно. Мы вымираем по трое
Субъект, ангел-спаситель и искушающий
Маленький чёрт. Гадят на плечи. Бодрое
Утро переворачивается в вечер тающий
Выгорают поля, болят кости, суставы
Изнывают от скуки. Страдания — лепта
В общак господу богу. Поясница шалавы
Скучает по ладони самоубийцы-поэта
Триптих закончится на улице при толпе
Спал, ненавидел, осталось закончить
Быть человеком, впредь больше не петь
Ручонки дрожат. Чья-то дочка корчит
Рожицу. Прибегает дуэт ментов
Вынимает стволы и поднимает с колен
В следующий раз буду точно готов
А пока законспектирую бесконечный плен
В тысячный раз, тем же слогом и ритмом
Не меняя рифм, тем же шаблонным
Словом. Тем же самым увядаемым мигом
Наслаждаясь, будто соловей свободой
Наслаждается, пролетая над могилой Трошина
И решает спеть, и поет. Конопатое
Умиляется солнышко, и улыбка брошена
Лучами в окно, попадая на парты
За которыми будущие самоубийцы-поэты
И шалавы, ёрзающие поясницей по спинке
Стула. Щёки весенним солнцем согреты
И другой Борис глядит в глаза своей Ирке
Первый блин комом, первая жизнь комой
Или может не первая вовсе, а даже сотая
До сих пор загибаемся внутри своих комнат
Чьи-то язвы болят от диеты рвотной

 

 

СИМОНА

Моя милая мудрая кошка
Мне мурлычет: "поесть приготовь"
Только с ней у меня не понарошку
Существа к существу любовь
Я достану столовую ложку
Сухой корм я с мокрым смешаю
Позову добрым голосом кошку
Бежит кушать, такая смешная
Порой она какает мне за диван
И раньше я как-то отчаянно
Её за это по злому ругал
Потом стал отвечать молчанием
Робко пожимал плечами и
Думал: "ты просто ещё мала
Даже когда вырастешь, кричалками
Не буду тебе жизнь марать
Какай уж где захочется
От тебя я любое стерплю
Даже самое гадкое творчество
За это я тебя и люблю
За то, что тебе безразлична
Какая-то ругань какого-то
Дурака с цветом глаз коричневым
Который напоминает робота
За то, что ты порой свысока
Рушишь на меня презрительный взгляд
И вся моя печаль и тоска
Для тебя лишь глупый парад
За то, что приходишь ко мне на грудь
Только когда самой захочется
Ещё раз повторю, прошу, не забудь
Я люблю в тебе это творчество"
Изредка можем и рядом уснуть
Ты на стуле, я на кровати
Ночь. Тишина. Сон щекочет десну
Ты нашла под кроватью фантик
И всё это так некстати
Одиночество человека и кошки
Ты мурлычешь: "покушать, братик"
Я беру столовую ложку

 

ВСЁ СКОМКАНО

Мёртвая птица с ендовы катится
Еда остыла, табуретка подпилена
Где-то ребёнок в клюве у аиста
Провозглашает: "Поэт — то, что вымерло"
Вышло из строя. Иначе никак
Если живой — не поэт
Песнями воет безумный сквозняк
Песнями русских калек
Беспокойство в районе колен
Свист тормозов от ведра ГБР
Врезается в уши. Малолетки в пассаже
Питерском думают, что дальше — лучше
Какой-то мальчик на финский насажен
Нимфетка с чопорным рылом строгает
Стержень любви молодого повесы
По моей стране кортежами бесы
Передвигаются. Ничего конкретного
Ничего личного, банально ненависть
Просто если живых называть поэтами
То не напасёшься никакими нервами
Ибо сколько кретинов строку за строкой
В плоть бытия ни для чего, вхолостую?
За Сеню Тарковского, за упокой
Я просто его, пацана, ревную
Скорее бы спать, всегда хочется спать
Мелкую смерть допустить до души
Одеялом накрыться с головы до пят
И сладко сопеть, как сопят малыши
Мёртвая птица на тротуар рухнула
Ребёнок в клюве предпочёл остаться
Корабль хранит осторожная бухта
До уха летит свист тормозов. Из рации
Доносится шорох. Всё хорошо в начале
Но траур в конце вонью носится около
Выложить имена женщин бычками
Скуренных по ним сигарет. Всё скомкано

 

 

ЛИШЬ ПУСТОШЬ ВПЕРЕДИ

Не родился пидором. Ни девочкой. Ни мальчиком
Но жизнь-безобразница спешит определить
Меня в ряды помешанных. Я — свёрнутый калачиком
Полузабытый миг. Лишь пустошь впереди
Всю суть которой разрезает горе неумытое
Желая поскорее закатиться в котлован
Гармонии и радости, и принятые плитами
Надгробными смешные надписи со злобой пополам
Всё выскажут за нас. "Чуть-чуть побыл и помер"
"Это было мерзко, всем покедова, ребят"
"Надоело виснуть в эмоциональной коме"
"Мне просто снился сон, мне песни пел банальный ад"
Мы остались обесточенными и совсем ничейными
Среди лесостепей и лент заснеженных дорог
И все наши надежды позабытыми качелями
В лагере "Костёр" скрипят. Не слышит даже бог
Желание понять хоть грамм от массы естества
Обернётся в каторгу для странствующей мысли
Под кедами будет хрустеть осенняя листва
Через секунду естество вдруг оборвётся выстрелом
Но всё же счастье колется где-то возле печени
И остеохондроз на всю оставшуюся обеспечен
И в последний вечер зажигаются признаний свечи
Мы погибнем не святыми, страшно изувеченными
И нежный голосок малыша Густава Ара
Поёт молитвы с полупьяною смертушкой в унисон
И на липком днище сели пылью в стеклотаре
Нас всех давным-давно во тьму ветрами унесло

И шанс нелепо невелик, и отщепенец нивелир
Опрокинул, я же перезаряжаю карабин
Похоронен под лавиной, потонули корабли
Наших сомнений, мы посеяли в сердцах своих нули
Я бы тоскливо мастурбировал по вечности на каждую
Тончайшую ручонку и не помня о любви
Но человеку во мне хочется утихомирить жажду
И я влюбляюсь в чудище под кодовым "глаза твои"

 

В РЯДУ ПСИХОПАТОВ И СТРАЖДУЩИХ

Нет возмездия, и я
Медленно, но в мертвеца
И фотографий того отца
Тьма, да и я сам тьма
Нет возмездия. Но мы —
Мычим или мыть полы
Война или вой на луну?
Не могу или всё же тяну?
Увядаю, имею ввиду
В ряду психопатов и страждущих
Возле предметов режущих
Человек человеку падальщик
Смех берёт женщин, жующих
Плоть мою. Непонимание
Маятник не успокоится
Лезет слоями кожица
Фура моргает фарами
Посажу ребёнка на свои плечи
Своего ребёнка на свои плечи
Нет ребёнка, зато есть плечи
Зачем мне плечи, если нет ребёнка
Зачем мне стол, а на нём клеёнка
Зачем эти листья клёна
Сряду эдак лет десять
В сборнике детских песен
Лежащие. Силовик месит
Подростка и горстка лести
Затмение, хмурый вестник
Замерший в предбаннике крестик
Оловянный. Суждения вянут
Ангелы лижут мне рану
Немного попозже встану
На порог мира, в почву земли
Плотно ногами в неё, любимую
Щепоткой щекотки нервирую
Рви меня, рви меня, рви
Слышишь — несется рык?
Это предали бога. То — воет бог

 

ТАЙГА

Двадцать неправильных лет
Только мох и червяк на руле
Только ангел мне — не амулет
А труп недоноска в траве

Труп проститутки — во мне
Зацементируй в момент
Слово моё на войне
О войне, обо всём, и в норе

Я впечатаю букву последнюю
К праотцам я за вами проследую
Я займу вагонетку соседнюю
Я от вас лишь тоску унаследую

Не казните себя, товарищи
Мы бессильны на этом поприще
Бесполезны при этой немощи
Заплетайте, красавицы, волосы

Нас в себе потеряет поросль
А недоросль приласкается
Я — сынуля осенней мороси
Жертва судороги и кариеса

Мы на встречу идём с топором
Напролом пробираемся в вечер
Будь то поездом или паром —
Смысл встречи давно изувечен

Но однажды кто-нибудь справится
Упирается в дышло сайга
В твоё дышло сайга, красавица
Хмуро воет моя тайга

 

 

АБУЛИМИЯ

Как понять, что стареешь?
Ангедония достаёт свой плед
Укрывает тело. Оно костлявее
Чем у Кощея, и усопший бред
Становится частью тебя, и муторно
Попросту жить и выходить курить
И умение дольше часа дрочить
Не почешет больше тебя удовольствием
И все прошлые радости гаснут с возрастом
С завистливой злобой смотришь на тех
Кто в понятие счастья не вводит притворства
И у кого неподдельный смех
И не будут тешить тебя больше рвения
Писать стихи или бухать бухло
Привыкнешь вскоре к тому, что растением
Обрисовался в грунте сухом
Таким наихуёвейшим цветком
Который и топтать-то лень
Которому завянуть легко
И цвести ему в канитель
И я рвоту подавить хотел
И оставить в тебе детей
Но вот я стремлюсь к ободку унитаза
И мы с глазу на глаз, я стал блевать смелее
Как понять, что стареешь?
Да хуй его знает, я не предам ребячество
Но флаг абулии беспрестанно реет
И слишком странно отдавать жизнь в прачечную
Возраст — это просто нелепый таймер
Отмеряющий время до скверной гибели
Жизнь — это лайнер, и вы бы блять видели
С какою тайною я с него спрыгнул

 

 

"Старость — это когда начинает казаться, что люди вокруг
стали умирать чаще: это значит, что у тебя появилось
собственное кладбище и дорогих тебе могил там всё больше"

Владимир Михайлович Зельдин

 

ТАКАЯ ЛЮБОВЬ БОЛЬШАЯ

Андрей Платонов, я гляжу в существо
Гляжу в человека и чаще в Бога
И всего здесь — тонны, но, слышишь, не то
Как-то всё не о том, без сути, но много
Много, ты слышишь. Множится всё
Но суть не множится, так только, тальк
Пыль, порошок. Ветерок из сёл
На город идёт будто вражеский танк
Как это всё пересилить при жизни
Что же ты смотришь мне в душу, сука
Что же ты там ковыряешься? Ближе
Ко мне подойди, протяни мне руку
Среди нашего бреда слоняют коты
Шаболд склоняют к грехопадению
Нам бы заполнить собою Катынь
И не встречать дни рождения
Бухла не бухать, ни любить, ни дрыхнуть
Я бью целомудрию чётко под дых
Ебаное тело непрочное, рыхлое
Одну пятую века я в нём продрых
Порыв этих чувств Самого смущает
Краснеет, девчонка. Жмётся, шкет
И от испуга кости смещает
Мне в знак наказания. Столько лет
Сколько лет? Ебанись, придурок
Придурок равняется при дураках
Я без дураков и без всяких дудок
Как дух Бори Рыжего вас на руках
Держал и любил. Терпел и любил
И вы, надеюсь, любили
Курил и писал, врал и юлил
Курили, врали, юлили
Писал куриными лапками, пыли
Столпы глотая ноздрями
Ничего больше не ощущая
Такая любовь большая

 

 

ОТ ПРИНЦИПА, ВЕРЫ И СЛОВА

Батальон как бульон подкисает в степях
Хряк вновь талдычит о вере и принципах
Выстоять бы во всех этих смертях
Только при боге с приставкою вице
Жить и трудиться под колокольней
Кто сердобольный, тот будет повержен
Всех ждёт сюрприз на скотобойне
Крюком заржавевшим, а мысли всё те же
На просторах давно хворающей родины
На федеральных, в агитках, рекламах
Выблядки издавна виляют мордами
Прихвостни смрад от нетленного хлама
Выдадут за благовония. Чести
Мне не хватает взяться за талию
Гранаты осколочной. Дохните, черти
Сказку себе сочините летальную
А малыша уж во мне не тревожьте
Ибо сурово то, что лишь молчит
И изредка спит, пока мелкий дождик
Капризно в сколотый шифер стучит
Ухают совы в такт с вашим бредом
Болезнь заползает в кору головного
Мозга. Я вырасту, но не уеду
Мне не спастись от анала тройного
От принципа, веры и слова

 

КАРТАВЫЙ

Обыденная тоска
На обеденной перемене
Плесень цветёт в мозгах
Мешает мне откровенно
Подай кинжал, королева
Я вызубрю всё детально
Где мне повернуть налево
А где обнаружить тайну
Когда приобнять мне маму
Чтобы простила пьянство
Как быть если я устану
Как заиметься царством
Ну и так далее. Глазом
Одним лишь меня окинешь
Скажешь: "ты вырос мразью
Тебе светит грустный финиш"
Я уж и сам просёк, девочка ты тупая
Я подпилю ножку
Старого твоего рояля
Боженька тощий, картавя
Жалуется мне на ухо
"Мне кажется, меня отравят
Тело моё скормят мухам!"
Ну что ты, ведь это глупо
Гляди, вон, вопит орава
Их главный слюнявит рупор
"Картавого сжечь в подвале"
Так что не боись, не отравят
Пиши свой последний стих
За тобою и я в канаве
Прахом лягу
Картавый, прости

 

ДАВАЙ НЕ БУДЕМ ОТНЫНЕ КРИКЛИВЫМИ

I
Маленькие люди тонут ёблами в газетах
Моя страна — цветок, который сгинул под газелью
Ненависть и смех — это всё, что во мне есть
И ничего толковее впредь не родится здесь

То есть за диафрагмой, за решёткой черепной
Реют смиренно флаги, каплет рассудок. Под горой
Приляжет аккуратно моё детство пеленой
Обвал произойдёт внезапно и схоронит всё живьём

Вот так мы и живём в надежде на эвтаназию
А жизнь по-прежнему является шматком маразма
И невиновных нет, то есть виновны все и разом
Всех в комнате закрыть, заполнив комнатёнку газом

Шанс на спасение в агонии тикающим глазом
Пастью хватая что-то от оставшегося воздуха
Погаснет навсегда. Мы так надеялись на фразы
На крики о любви и о подобном лозунги

II
И как ребёнок нос воротит мой старый брат
Находясь при том среди людей, не на болоте
Если бы и мог, то плакал, но слёзы запрещает ад
И он прищепку нацепляет при выходе и входе

В автобус, из автобуса, в шарагу и в автобус
А также из автобуса, ибо на остановке
Гроздьями висят все эти выкидыши логоса
И крышу покидает снег, и прямо на головку

И будто бы к ногтям раскалённую иголку
Подносит что-то страшное под кличкой "пустота"
Я что-то пропищу последний раз, да и умолкну
И ставни затворят мою берлогу рта

III
И пишет письмо богу посиневшая тварь
Спаси и сохрани, я умоляю, пацан
Тот в ответ сыплет песок в гортань
И отправитель теряет силуэт лица

А я пытался его призреть как отца
И тоже пару строк накатал со скуки
Стоя на перекуре у своего крыльца
Читал в небо бред, заламывая руки

"Чего ты, дружище? От слёз утрись
Дальше будет ещё тоскливее
Но постараюсь с тобой всю жизнь
Стоять рядом под снегами и ливнями

Или будем сидеть под ивами
Потягивая пиво и наблюдая ад
Я лыс и худ, а ты — во всём виноват
Давай не будем отныне крикливыми"

 

МЕНЯ ОБМОТАЮТ КАТАНКОЙ

Тихо шепчет что-то господь
И людям становится явно
Что нужно друг друга пороть
А после сбрасывать в яму
Меня обмотают катанкой
И в спину толкнут под танки
Самая любимая женщина
Костью обрисуется в горле
Мне бы только глядеть на море
Взглядом хмельным и косым
Мне бы только снова босым
По песку бежать с другом вровень
Самая любимая женщина
Чулок натянула на голень
Я взираю на ад исподлобья
Мне ни капельки неинтересно
Самая любимая в кресле тает
Красный лак на пальцах ног
Вечером повешусь в сарае
Чтоб в глаза не пялился бог
Русское поле непонятно чего
Смесь полусмерти и судорог
В океане скуки потоплен челнок
Бытия, а счастье — кубарем
С горы бесполезного опыта
Который назвался жизненным
Ледяная корка горы исколота
Шанс не пораниться — мизерный
Иметь с кем-то единую призму
Предлагая часть себя и ласку?
Да лучше облизывать клизму
Или апокалипсис в пасху

 

СУЩЕЕ — МЕЛЬКОМ

На что тут смотреть, когда сын в гробу?
Наташа Водянова выносит кубок
Впредь не унять говорливых гурьбу
Когда-нибудь всех поцелует в губы
Отличница-смерть. Я хочу подтереть
Из своей памяти самое светлое
Что было вообще. Ржавый стилет
Входит аккуратно в грудную клетку

И я обсмеялся бы с пят до макушки
Если б хоть что-нибудь имело смысл
Как в детстве уткнувшись в мамы ночнушку
Я утыкаюсь в маразм, и слышал
Мол, то же практикует добрая половина
Полумёртвого мира. Запеклась на перилах
Кровь человека. Воротясь с проводин
Пожалей нас ещё раз и обозначь мерила
Дорогой князь Мышкин. По шее мурашки
Взбухают кочками от запаха прошлого
Горячее молоко с пеною в чашке
С голубой хризантемой и ничего взрослого
Только сон. час, прогулки и пряники
Со вкусом вишни с тем же горячим
Пить потихоньку. Об этом паяльником
Память навечно к душе присобачить
Я постепенно становлюсь человеком
Лишь об этом скорблю и силюсь прервать
На что тут смотреть, если сущее — мельком?
И на грядущее, в общем, плевать

 

НОЛЬ ВОСЕМЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТНАДЦАТЬ

«На красноярских столбах
Почти что на божьих руках
Я вгляделся в плоть мироздания
Как в проститутку монах»

Это наше лето, наши пьянки, пиво и бардак
Из колонок тонны рэпа, кпз и кавардак
Божьи горы, песни, пьесы
И похмелье на кадык
Давит сутки напролет
Нам добраться б до воды
Нам добраться бы до сути
Нам бы глянуть кто здесь судьи
Положить бы в рот им муди
И забыться, выходных

Вообще не наблюдая
Мы чуть позже добухаем
Всё, что не вбухали раньше
Тут у каждого срыв башни
Аккуратненько под корень
Я ведь пацанам покорен
Мы закурим и обсудим
Русский рэп не узаконен
Мы останемся узором
И под авторством февральским
В минус сорок на оконном
Туловище так по братски
Уважительно приляжем
Жить или не жить — не важно
Одинаковая лажа

Я передаю привет всем нашим

 

КАЖДЫЙ ЖИВ ДЛЯ КАЖДОГО

Монахиня под солью мне расскажет, что теряет веру
Крест на поясницу и быть таковым на этом поле
Пудренных и сглаженных сражений. Мы не знаем меру
Нашему притворству. Чей-то труп расположился подле
Только что рождённого. Смерть устоит на двух столпах
Первый — это боязнь оной, а второй — наперекор
Стороннику цикличности втирать, что прилечь в гробах —
Якобы последнее нам дело, что таков уж мор
Что якобы прикол о том, что мы ещё вернёмся в эту
Мельницу не стоит ничего, что нужно мыслить здраво
Как-то слабо верится, и это — лишь мечта поэту
Не единожды здесь быть мы не имеем права
Плавал и тонул, и ускользал, и погибал стократно
Глупый человек. Не бейся, сердце (продолжает биться)
Плавал и тонул, стрелял в виски, но каждый раз обратно
Проживать всё те же дни, смотреть на те же горе-лица
Плавать и рыдать, и по ухабам катит колесница
Вечностью сменяет вечность, день оборощает тенью
Стягивает мерзкой болью где-то в пояснице
Кружится без остановки старой каруселью
Монахиня под солью стонет, да и я не верю
(Но не верю в то лишь, что господь — это добрейший парень)

Переживший солнцепёк, агонию и гонорею
Этот аутсайдер комой замер в резной раме
В эпоху проституток разноплановых, капитализма
Быть асексуалом и копить протест, в ладони сжатый
Стимулируй человека на улыбку. Мир пронизан
Духом декадентства. Это веский повод пролежать
В постели до финальной. Бухнут почки и запело солнце
И на миг покажется, что кто-то нас однако любит
И даже такое кажется, будто бы сил бороться
Вагончик и тележка. Начинают сохнуть губы
Хмурится небесный свод и никнут головы берёз
Всё могло быть лучше, если бы это исчезло вовсе
Некому поверить, липнет пыль на влажные от слёз
Щёки. Ветер воет, развевая юной девы косы
Финальной и не будет. В люльке мотоцикла спит ребёнок
А эпоха вовсе не такая, как сказалось выше
Каждый жив для каждого, от гибели и до пелёнок
Смотри с любовью в глазки бледной девочке-кассирше

 

САМЫЙ ХОЛОДНЫЙ ДЕНЬ

Такой мороз, что и курить постыдно
Выходить на крыльцо, глаз яблоки
Тут же стекленеют, разбиваются внутрь
Ужас сравним с тем, как в детском садике
Саша Брюзгин примерно в подобную
Стужу решил опробовать со столбом
Французский поцелуй, я глядел на то
Как кипяток обволакивает эту их любовь
Из-за тумана не видать и десяти шагов
Вперёд, ни зданий, ни людей, пелена
По бокам и сзади, и внутри остатком
Оседает как память о самом холодном
Периоде в городе Томске и на душе
Может быть тоже самым холодным
Станет именно этот девятнадцатый февраль
В котором шанс на потепление просто оборван
Жизнью Толмацкого или чем-то подобным
Как сорванная завязка и покупка табака
Позже окажется, я с морозом кровным
Родством был завязан и играл в дурака
Всю свою прожитую, и оставшуюся буду
С беспокойным видом судорожно проходя
Не разбирая по крупицам целомудрия груду
Каждый раз ожидая оконцовия гнидодня
Думать о том, сколько чаёв я выглотал
Нормальной еды так редко кушав
Малодушничать, думая, какая выгода
От печали, если та не увечит душу
Для кого и зачем становиться мужем
Сколько существует скорби во мне
Для какой цели я был когда-то разбужен
По осени, находясь ровным счётом в нигде

 

КАКАЯ СУБСТАНЦИЯ МОЙ СТИХ ПЕРЕКУЁТ?

Мальчик, который всё проспал — это я
Мальчик, который всё продал — это бог
Позаботьтесь о том, мои сыновья
Чтобы с этим коммерсом ваш диалог
Не состоялся ни в один из дней
Каким бы хорошим он или пакостным
Ни был. Всех ваших девчат и парней
О том же держите. Под тем же ракурсом
Потому что чуть слово — сразу умат
Пленяющий омут и другая тюрьма
Вам оно надо? Чуть слово — травмат
К тупой голове его. Жизнь ведь нема
Так к каким законам беседовать с ним
Если он не помнит ни одной из клятв
Мы со своими сейчас проясним
А ваше дело — изо рта его кляп
И завтра не вынимать. Старался
Я и другие пацаны-девчонки
Мы завтра умрём, а этот остался
Сегодня почти, а он из-под юбчонки
Глядит в озорстве малолеткой и в курсе
Что наше молчание всё иллюзорно
И лишено смысла. Душеньку грузит
Дума о том, что война позорна
Ветер сдувает пепел с погона
Потупившего взор иуды-мента
Наша задача бескрайне огромна
Но, к сожаленью, совсем не та
Покурит, скинет хабарик, надеть
Выберет что на другой карнавал
Зарыдает о том, что попиздеть
Не с кем и кругом идёт голова

Кружева его мысли пышным размахом
Окутают мир, и мир содрогнётся
И уместившись в обручальные кольца
Он будет жить там и питаться страхом
Наших ребячьих сердец

— Какая субстанция мой прах переживёт?
— Какая коронация? Нас бог пережуёт!

 

Я, ЧЕЛОВЕК И ПЕРВАЯ

I
Час раздора, гарнизона не увидят зенки
Раненый солдатик остаётся при параде смерти
На кровати пара тел поймёт — любовь на веки
Опускается тяжёлой ночью
Утро будет слишком липким

Дрожь в коленях унимается ударом в дышло
Крыша попрощается с носителем всего святого
И очередной любовный вздор в припадке пыжится
Пытается казаться больше, чем простое слово
Мы посолим сало, похороним лица в балаклаву
По телеканалу объявили что мирок погибнет
Я же объявляю — из-за нас господь в тоске поникнет
Воспитатель долбоёбов — звание его по праву

Всё хорошее, что якобы когда-то в нас томилось
Растворилось под надзором силовых и дьявола
Мы лишь кусок от пустоты ебаной, в боге вмятина
Мы злоба неопрятная, и что ни жизнь, то мимо
Совсем забыв о том, что завещал старик Камина
Мы с особой вежливостью головы в тазы
Сложили аккуратненько и дальше что ни день — могила
Ветер через щели в наших черепах сквозил

 

II
Падаю на поролон, во сне напролом
Через груды умерщвлённых полоумных идиотов
Я бежал всегда лишь к девочке, которая ножом
Отсекала нити жизни тех, кто был как и я оптом

Подъезд мной харкается в мёртвую улицу
Бесстыжее Сегодня обещает быть ещё тоскливей
Остатки того, что называлось мною
Прогнозируют приблизительную дату гибели

Человека и меня как единого целого
Но никакого единого быть не может
Мы разрозненны — я, человек и первая
Молитва о нас. Не упаси нас, боже

 

ВЫЕБАВШИЙ САМ СЕБЯ

Пока Лёва в припадке был — пемзой вы пятки
Мне тщательно тёрли, лизали нутро
Нюхали мамы моей прокладки
Выкупали, что смерть — немного не то
От чего стоит ссаться, но боялись, бляди
Взора господнего и его вздохов
Я всех вас любил, но чего ради
Вам отсыпать свой собственный порох

Войска в Афганистан и до краёв стакан
Гранёный наполняется водой сорокаградусной
Родители ровесников погибших по кустам
Обсаженные в слюни до беспамятства валяются
Мне всё это нравится и предвещая горе
Вглядываюсь сам в себя и капаю на мозг
Концентратом ненависти. Иди нахуй, гомик
Среди ночи курево мне выплюнет киоск
И рука с рубцами заберёт сто моих русских
Ободранные кошки распугают голубей
Береги уж, боженька, всех этих драных, куцых
И ножки не стесняйся свесить с наших тонких шей

Тёплая моча твоя стекает каждому на грудь
И грусть приумножается от бытовых насилий
Человек вот перетерпит и в итоге всё нагнуть
Раком ведь сумеет, хоть его и не просили
А тебе останется глядеть на пепел наших душ
В то время, пока новое стремится пересилить
Старое. Ты сам себе жена, а заодно и муж
Выебавший сам себя, хотя и не просили
ГИБЕЛЬ — НЕ ВСЕГДА

После антраша выстрел в воздух из макарова
В пространство нагишом и больше никакого вымысла
О человеческой любви. Туман застелет краски зарева
Тоска во мне росла цветком и ныне к нёбу выросла
Цветочек будут орошать паскудные дни и недели
И что-то наподобие огрызка от былого счастья
С постели поднимаюсь лишь затем, чтобы опять в постели
После идиотского театра оказаться
Эта милейшая планета кружится, множится лужица
Моих нелепых дум, стремясь скорее в океан прийти
Эта планета-труженица для чего-то тужится
Старается, сутулится, но всё равно в утиль
Всю нашу жизнь и трафареты, взятые за правила
Все эти скотские улыбки и мешки с аттракцией
Всю нашу уебанов ненависть, сидящую за травмами
Полученными между скованными злобой танцами
Мы эту пресловутую войну во всех местах обмацали
И наша суть — харкаться вверх, чтобы поймал другой
Наши слепые души шастают среди локаций
Сплошного мрака под комичный конвоира вой
Ждать пока застрелят. Пробудившись, читать Рыжего
Моих мыслей бунт закончится ретирадой
После меня хоть потоп, хоть топот — выживут
И комочки радости, и трусость, и призраки ада
И малохольные девицы в обтягивающих джинсах
Вместе со мной в автобусе, по каштачной горе
Карабкаемся вместе, глядим на крест, он жизни
Невинно убиенных зачем-то в памяти согрел

А между тем каждый из нас невинно убиенный
Ведь гибель — не всегда лежать смиренно в земле
Коли тело не сожгут — лицом вниз, надменно
Хочу даже в гробу себя вести, ведь везде
Карнавалы и ярмарки, чересчур надоевшие
И жирное солнце, которое жгло бы зенки
Мы друг друга терзали, потрошили и вешали
И убирали в шкаф до следующей сценки

 

ХИРЕЕТ

Осиротеет наша хилая планета
Мир осиротеет, потеряв человека
Осиротеет на поле, на море, на реку
Будет пустым каждый будущий век
Руки на череп, давно полысевший
Ноги на табурет, чуть-чуть повисеть
Ад охраняет ту самую женщину
Божию матерь, родившую смерть
Ведь не бывает чего-то единого
Смысл-то не один, а рой миллионный
Смысл-то есть — не прожить блядиною
Слушая дальнобоев радиоволны

Но таракан разбудит каждого усами
Мы уссались со смеху, безродны и слепы
И он утопил в волосах наших сальных
Пальцы свои, робко так растопырив
Вытер со щёк наших девичьих пыль
Не одолжив плотных почв для стопы
Мы для него будто вина для пира
Мы для себя лишь дворняги, рабы

И после банкетов потеряна лира
Как девственность мира, которую забыл
Взять и банально сохранить
Дурак-человек
Зато горе сахарил
И был как бы не при чём
Подпирал безрассудство плечом
Царапал тело берёзы ключом
Напивался соком её хилых вен
А сейчас сидит под сильным дождём
Оставаясь прозрачным. Глуп и глух, и нем
Но не хотел становиться хитрее
Людей-сыновей-дочерей. На чермет
Душу когда-то загнал и хиреет
Всё это — бог, а не человек
Всё это просто момент

 

А ОН ЗАМЕСТО СЕРДЦА ПОКАЗАЛ СВОИ ГЛАЗА

Не пойму, с чего меня пидорасит как щенка
Вроде и щека слезинок-то не чувствует
Но по каким-то обстоятельствам сменяется тоска
На беспричинный страх и ощущение отсутствия
На ощущение того, что, может быть, вот-вот
Всё окружающее, как и я, лопнет в одночасье
И страшным воплем захлебнётся мой ублюдский рот
Который давеча кричал, что, мол, любить — несчастье
От этой паранойи чувство, будто без одежды
Стою как беспризорник, покидающий детдом
Ясно ощущая, что наш смутный век мятежный —
Клоунского ада раскалённое ядро
А может, вся необъяснимая и странная тревога
Приходит в наказание за то, что я как егоза
Хотел от любопытства посмотреть на сердце бога
А он заместо сердца показал свои глаза
В которых пелена с оттенками гудрона
Дала мне знать о том, что жизнь — это вокзал
Но без билетных касс и вовсе без перрона
И не вокзал ведь вовсе, а танцевальный зал
И вдруг посреди зала рухнет трупом мальчик
Утанцевавшись до смерти и захлебнувшись кровью
Не сдав той паранойе ни копейки сдачи
Когда я буду в норме? Надеемся, что скоро

 

СОПЕЛЬКИ

Мусора на объекте воротят доходягам души
Моя мечта хуже объедков, да и к тому же в луже
Размокла и простужена, оружие и клетка
В которой запереть бы чувства и начать террор
Бесполезный разговор двух бикс, моих соседок
Бесконечный коридор моих страданий в долг
Бесхребетный друг с двух револьверов напоследок
Оформит себе пропуск в ад, где спит картавый бог
И вся эта война без пуль меня в бараний рог
Закрутит как когда-то и Вселенную скрутили
Поэты и певцы. А жизнь по-прежнему шматок
Маразма и уёбства. Боря помер — мы простили

Ментальное уродство. Вова помер, мы косыми
Глазками туда-сюда, а толку меньше нолика
Мы хуже всех микробиков, мы хуже даже пыли
И нам бы не в могиле не лежать в красивых гробиках
Но нас за что-то по нелепости целует в лобики
То радость, то тоска. И так попеременно
Мусора на объекте парковали бобики
А далее в сизо тебе отвёрткою в колено
Далее в награду иль киста или гангрена
И вот стою я весь голодненький и мокренький
Не понимаю ничего и не пойму наверно
Но в этом вся и прелесть
Я выпускаю сопельки

 

ПОД ТОМСКОЙ ОБЛАСТЬЮ

Женя Миронов, передай патронов
Нужно перестрелять всех этих творцов
Нам не счесть рубцов на души нашей кронах
И трещин на рёбрах, и падает лицо
Невыносимо, прегрустно иной раз бывает
От дуновения ветра вдруг понимать
Что в тот момент, когда кого-то рожают
Кому-то необходимо за это погибать
И сколько погибло, когда я родился
И за скольких людей погибнуть нужно мне
Не спасёт ни гибкое счастье в мыслях
Ни любимая женщина в кружевном белье
И туман от курева на лестничной площадке
И смиренная кошка в кровати сопит
Всему живому — гибель, никакой пощады
Вместо смерти по венам потечёт лафит
Меж тем истина в том, что мы — недоглисты
Щекочущие кишечник нашей планеты
Отказались принимать, что все наши мечты
Расшатались колесом у кареты
Истина в том, что засвистит цистит
Нам не останется ничего, кроме как
На каком-нибудь холмике мхом зацвести
В страхе терять сознание и нюхать аммиак

 

И по скользким рельсам несётся товарняк
Гружёный нашими поступками и совестью
Выехал из ниоткуда и едет просто так
Конкретно мой сойдёт с путей под Томской областью

 

ОГРАНИЧЕНО ОГРАНИЧЕНЫ

Я бы век не вылезал из своей конуры
Но жизнь очень хочет меня воспитать
Править сознание мне, ещё юному
Умное что-то привить через силу
Мило довольно, что пыжится мир
И всех нас гонит к свершению чуда
Чужда мне эта история, братцы
Пальцы немеют, когда я гляжу на них

Я бы век не вылезал из своей головы
Но мне необходимо себя испытать
Править мышление тупым топором
Привить толерантность к любому другому
Такому же мёрзнущему, как и я
Под худыми ногами танцует земля

Глазеющее настоящее пускает слезу
Смердящее прошлое повернулось спиной
Я ещё кое-как всё вот это держу
Пытаясь скрестить, образовав "завтра"
Чтобы нырнуть в омерзение, ибо
Там будет уютнее конкретно мне
Конкретно вам только любить, умирать
И нюхать сирень, выйдя летним утром
Во двор частного дома. Упивайся дрёмой
Мой последний друг, пока есть возможность
Опустеют ножны, пронесётся рёв
Битых зверей и людей полуголых
С лицом окровавленным, грудью пустой
Застой в голове не значит плохое
Наоборот — добровольная гибель
Стагнируй в то время, пока пасть прогресса
Уплетает всё на пути

 

Отпусти и забудь свою прошлую горькую
Местами, однако, приятную
Случайную жизнь, лижи и скули
Сука тупая, дальше — плотнее
Прижмётся к тебе бытие

Шипит, о чём-то ноет эта бесконечность
Шелестит среди ночи пакетом вся моя тревога
Бога нет и полубога нет, а значит — человека
И того бывать не может. Ветер утром гонит Волга
На Россию впопыхах. Сидеть впотьмах пока не смолкнет
Росой на меня капает любовь и я кричу как будто
Только что родился. Не убий и не пытайся
Что-то делать, стой на трассе, век за веком человека жди
С протянутой рукой пока оный не остановится
Спасёт тебя, шалаву-пацана, и увезёт в закат
Смотреть мультфильмы, ногти грызть и не бояться жизни
Выжмет нас однажды всех. В структуру мироздания
Зачем-то я вгляделся и покрылся весь гусиной кожей
Кто же это, блядь, такой — чудовище с названием
Трёхбуквенным иль семибуквенным? Какое дело
До моих скитаний и терзаний, если всё нарушено
И нарочно, вычурно и приторно. Упасть, начать молиться
Об одном — чтобы шумела в одиночестве природа эта
Это лето, эти колющие зимы, эти вёсны, осень
Порознь мы будем или вместе — нам покоя нету
И как заебёт служить этой планете — я беретте
Оконцовие доверю
Падальщик, однако же служил

 

И каждая претензия к миру — исключительно моя проблема
Это я не смог порешать и поставить его на колени
Не сумел разобраться в деталях и свыкнуться, параллельно
Претерпевая какую-то горечь. Неприятно рукам после крема
Клеймить и ставить диагнозы — низость. Я засыпаю навечно
На речку сходите и будьте уж счастливы
Ведь ограничено время

 

СРЕДИ НАШИХ КОНСТРУКТОРОВ

Родился раньше, чем квакнуло солнце
Плюнув в планету рентгеном с любовью
В детских садах недостаточно порций
Было для того, чтоб заполнить объемы
Моей пустоты, взявшей путь с желудка
Тихонько прикрывая ротик ладонью
Глотая рвоту, не пуская наружу
Я терпел, заполняя. Обождите минутку
И несите добавки, пока я в сознании
Научившийся определять обморок в года
Четыре, обморок ненастоящий
А придуманный мною, но вполне ощутимый
У мальчика милого трескались щёки
И пальчики пухли от намертво взятых
Ложек и вилок. Ладошек, улыбок
Мне не хотелось и тесность в пророке
Ютилась. И божия милость носилась
Среди наших конструкторов, мягких игрушек
Кто-то обсикался, кому-то приснилось
Что добрая тётя наготовила плюшек
И проснулся в досаде, в том самом дет. саде
Под моим годом девяносто девять
Дежурная смерть круглосуточно сзади
Наших кроваток стояла. Измерить
Было нельзя её подлости или
Трусости нашей. Взгляд воспитателя
Дал мне понять, дескать, мудрость в силе —
Силу иметь, чтоб простить своей матери
Своё рождение. Стремление катится
Конкретно моё в одинокий кювет
Трассы Томск-Красноярск. Мироздание плавится
(Стремление жить под надзором комет)

 

ВСЁ РУССКОМУ СМЕРТЬ

Что русскому смерть? Да всё русскому смерть
Что русскому бог? Да эта же смерть
Что русскому боль? Её не измерить
Что русскому глаз? На себя посмотреть
Что русскому жизнь? Улыбаясь, седеть
Что русскому злоба? Он вечно сердит
Что русскому страх? Он в окопе сидит
С начала, с кромешных и адовых дел
Господа бога, который-де смерть
Мы растворяемся, жалуясь, средь
Оливковых рек и сизых небес
Ласковых дум и губительных мест
И ничего не имело бы вес
Для нас, не неси оно главную весть —
Смертно любое заветное, милое
Мы оставляли ступни на минах
Сизое небо бывало и мирное
Было — рука чья-то прячется в спинах
У нас. Но мы не марионетки
Редкий на слово, он всё же сказал
Вернее, понять дал — его за монетки
Толкнули (от глупости, а не со зла)
Свыкнуться с нашей природой не в силах
Ангелы с бесами. Скорей бы на свадьбе
Всего человечества, как в детстве носила
Мать на руках, носить меня рад был
Такой же мой брат, как и каждый друг другу
Держи мою руку, мужчина аль баба
Боги, скопившись с утра, нашу ругань
С трудом переносят. Старые грабли
Летят в новый день с новым треском об лоб
Оплот человека сегодня есть гроб
По нынешним правилам главная мера —
Вовсе не совесть. Начнётся по новой
Всё безобразие (розами принято)
Я не привит от российского страха
С кожей сползает счастливца рубаха
Паяльником чувство на лбу моём выбито
Родины чувство, тоски и смерти

Чувство хорошее, верьте-не верьте

 

СЕСТРИЦА

Расскажи мне, сестрица душа
У самой-то как делишки?
До сих пор мои мысли смешат
И считаешь всё это лишним?

По-прежнему каждый мой шаг
В пустоту перед Всевышним
Оправдываешь, мол, он ещё маловат
И совсем не читает книжек
До сих пор чуть-чуть косоват
И размокает в бредовой жиже
Но всё же ему сулят
Лишь тоска, и то, что пониже
То есть всесущий ад
С поэтами и проститутками
У мальчика кости болят
И идеи кажутся муками

Расскажи мне, сестрица душа
Для чего словами гулкими
Мои братья друг друга крушат
В перерывах между прогулками
И зачем всё это мешать
В общем чане лжи и паскудства
И печали, и всё, что далее
Образует маразма здание
Близ которого бесы пасутся

И эта идиотская пьеса
Началась после смерти детства
Она ни грамма не имеет веса
Притворяясь лишь грудой бедствий
И мы вытерпим только если
Закопать револьверы в землю
Но без этого слишком тесно
Среди нас. Закопать под елью

Записать в блокнотик, что верю
Без причины в невозможное чудо
За идею спасибо Сергею
(Венидиктову. Если будут
Когда-нибудь распаковывать
Коробку со стихами-коростами
Будь добр, не хочу, чтобы в голову
Кому-нибудь дротиком острым
Был впечатан и что-то значил
Путь початый до нашей дачи
На которой колдырил, панчил
Этот путь как и я одурачен

Я делюсь состраданием, сдачи
От мира ни капли не требую
При матери блюю от чачи
В невозможное чудо веруя)
Расскажи мне, сестрица душа
Без стеснения и ужимок
Почему человек — это вша
А мечты — пересохшие жилы

 

ТЕТЕРЕВ

Дух престарелого лиса
Упал на колени, молился
Молился о том, чтоб из леса
Ушел человек, чтобы небо
Дарило дождя чуть почаще
Чтоб лил этот дождик похлеще
Чтоб солнышко не забывало
Опленять собой как одеялом
Луга и опушки, берлоги и избушки
Чтоб волчьи хвосты и заячьи ушки
Не мёрзли и были в спокойствии
Чтоб не трещали беличьи кости
Чтобы извилистый косогор
Вливался собою в скопище горл
Бесов, лица которых в пространстве
Сквозь адовы дыры торчат и из пасти
У них еле слышное бесово пение
Вздулись над лесом, уткнувшись на ели
Хотят что-то, требуют и негодуют
Им или эту подай, иль другую
Душеньку. Распотрошат, изведут
Наводят на фауну мрак и беду
А я, глупый тетерев, будто в бреду
Куда-то смиренно и молча иду
И так наплевать и на бесов, и на
Ангелов. Это моя сторона
Мой огород и моё отчуждение
Я всё стерплю, но неужели
Настолько ослаб, что неважен и ад
И все эти козни болезных чертят?
Вечереет уже. Наступает в наряд
Тишина. (Отступит, чуть только заря
Предвкушая восход, балдой конопатой
Покажет свой лобик на небосводе)
Дух престарелого лиса разводит
Руками и в миг исчезает с материи
На него ёжик и дятлы смотрели
А дождик трудился на пару с солнцем
Чуть позже все жизни леса сгорели
А прах поделили бесы по порциям
Так вот и носятся силушки света
Силушки тьмы стараясь прервать
Я обожал стрекотание ветра
И в одного в тишине пировать
Но оборвался мир, кончился мир
И затихло всё сущее снова на век
Разрастайся, милая смерть, только вширь
Чтоб не рождался вообще человек

Чтоб не рождался никакой человек

 

ИМЕНЕМ РФ

Именем Российской Федерации обрекли терзаться
Мыслями о том что моя родина — прокрастинация
Воняет в комнате, и мне с битым стеклом во рту
Не так уж просто крикнуть
Заминируйте мою квартиру
Заберите мою пачку курева и пулями
Прошейте моё тело с ног до головы
И стульями, поднятыми в столовой, встало одиночество навек
В одноэтажном домике погибнет скоро человек
И вряд ли это плохо. Что за дело до этих калек?
Если здесь калека каждый
Проберись мне в череп дважды
Или трижды, но от жажды по тоске уж не избавит никакая сука
Будет зиждиться на перегное
Ёбаное завтра, называемое будущем
А тонущем ребёнке меньше гибели, чем в Господе
Это ужасно, и манжеты в масле у посла войны
Пир или чума — всё немота обратной стороны луны
Выбежать на площадь в полдень, сжав в руке осколочную
Скорченную истину зашить в себе
Я просыпаюсь с горечью о том, что зря вышел из комы
Меня блядь ни изломы не заботят на судьбе
Ни то, что вечно или миг всё это будет длиться
Разливным забыться и завыть, и то — концерт в больнице
Буйного малого с пеной на углах немого ротика
Я ставлю всё на чёрное, перерождаясь в стоика

(В полупидора с замызганным и жидким мозгом
И встанет вопросом восприятие меня как целого
Наши отцы и мамы замерли пчелиным воском
В сотах, а мы замерли ублюдками в лице его)

 

СПЛОШНОЕ НИКОГДА

Раскрываются сечки столетние
В тамбуре поезда в никуда
Патроны в руке будто семечки
Вагоны поют словно девочки
Пятки в лицо и воняют толчки
И вся эта жизнь — ерунда

Началась как анекдот и паранойя
Я схвачу тебя за самое больное
Я всё ближе к сути . Ни вода
Ни камень, ни железо. Перегноем

Остаюсь здесь на сплошное никогда

 

НЕ ЗАБУДЬ

Пролетает хохотом над сибирским городом
Его отчуждение, а солнце сжигает
Меня младенца. Каждый день погибая
Не забудь однажды умереть в последний
Что-то кому-то и с кем-то о чём-то —
Полнейший провал, но прежде — потеха
Мы бежим на войну, надрывая животик
Мечтая в последний раз вырваться смехом
Из пастей друг друга, опасаясь выжить
Нужно выжать из душ последние соки
Лезем под пули и в этом пыжимся
Разгоняя тоску в кровотоке
На следующем повороте
Обнаружится труп малолетнего принца
В осенних листьях и рвоте
Вроде как с около птицей
Поющей совсем не о том, что надо
Напевать, отпевая умершего
Мотив напоминает колыбельную ада
Под которую нас бытие подвешивало
Как поросят на крюки в скотобойне
Дожди моросят не желая заткнуться
Но и не надо, так гораздо спокойней
Полощите меня, пока мысли гнутся
В чёрт знает что и терзают скворечник
Найти в себе силы, чтобы пропасть
Навсегда безвозвратно. Пепел в подсвечник
И никаких человеческих счасть

 

КАК СБОРНИК ЗАБОЛОЦКОГО

Пуританка обрыгается и растечётся соками
Шумными морями заполняется душонка-сволочь
Осень атакует голову листьями мокрыми
От запаха тоски на стенках глотки оседает горечь
Что ж ты, человечек, братьев заживо хоронишь
Род вроде один, несчастье общее, одна
Смерть на каждого из нас. Давай потише, кореш
Скоро ад затеет танцы, закипит война
Страшнее той, которую дённо и нощно я и ты
Варили внутри черепов своих, кормили ближних
Видится, будто грядёт эпоха крайней немоты
И смешная память о прошедшей недожизни
Пуританка плавится в поэтовой сарказма жиже
Сон как добровольное согласие на гибель
Заменяет остальное. Тлеют дни, слабее вижу
(Но однако вижу - нам пиздец на этой глыбе)
И хозяйственное мыло отдает дерьмом. Как будто
Жизнь чего-то стоит. Прекратите, я вас умоляю
Захромает по постели ночь, перетекая в утро
Мы в плеяде недоносков и кретинов, я вас уверяю
Предвкушение недели, в коей день насущный
В который я расправлюсь с этой грудой недочётов
Схлопнется Вселенная как сборник Заболоцкого
Плотская любовь станет единственным оплотом
НЕБО АКРИЛОМ

Судороги, белиберда, костыли
Покрышки вперемешку с трупами
Солнышко сочится где-то вдали
Подальше от этой войны между глупыми
И не совсем. Пуповину на кулак
Наматывая, забываю снять бахилы
Смеётся ад, смеётся луна
Рисуется небо акрилом
Станет маловата и гибель, когда
Осознаешь, что выбрал бы не рождаться
Если б какая-нибудь балда
Обезумев и покинув карцер
Предложила тебе выбирать
Умирать лишь однажды и точка
Или снова и снова захаживать в ад
Жизни, отбивая жопу на кочках

Баррикады, смежные мечты, усталость
Общая, а также одна на двоих
Ненависть с богом ко всему, что осталось
Для нас, слеповатых и тяжко больных
И общий туман завоет над нами
Каждому из нас закисляя дых
Невозможно вздохнуть, невозможно лаять
И бешенство не даёт глотнуть воды

Не придётся поскальзываться на соплях детей
И глазеть ошалелыми косыми на маскарад
Не придётся вязать своим мечтам петель
И беспричинно по ерунде тосковать
Я почти со всем смирился и протест тонковат
Новая короста вместо какой-то любви
Терроризирует нос. Пока любовники спят
Думаю о том, чем заклеймить их лбы

По щелчку пальцев идиота мир сократится
Икроножной мышцей. Но вскоре, увы
Тщательно разотрут. Даже ехать в больницу
Не придётся. И общий туман завыл
И в гудроновом прошлом всё ещё рыгают
В акриловое небо у остывшей золы
Смеются, мычат и даже не знают
Что это наш прах, там сидели мы

ПОСМОТРИ, ЭТА СТРАНА ДЕРЖИТ ОБОЙМУ

Посмотри, эта луна бритоголовая
До сих пор безыдейным взглядом
Лупит нам вслед, сирота голодная
Удочерить или просто быть рядом
Идиотия СОБРа. Наедайся вдоволь
Или кусочничай. Какое же благо
Бывает на свете — родиться и кушать
Ворчать или спать, и не думать, что рёбра
Сломаны всякой хуйнёй. Ляпота
Я лопату беру и копаю чутьё
Меня не подводит, но жизнь-маета —
Не арт-объект, а ад и объедок
Самоубийца-поэт напоследок
Чиркнет, мол, без дураков и всегда
И всех любил. Такое вот горе

А нас на горе стоит трое и ждёт
Известий о гибели путников
Видим сквозь пыль, что гонец идёт
И новость будто бы прутиком
Со свистом ложится на переносицу
Умерло всё, в чём тайна была
У меня вытекает слюна. Попросится
Вытечь и мозг. Система плыла
Неизвестно куда. Вытекай к чертям
Толку с тебя как по пизде ладошкой
Ты портил мне жизнь, на хую вертя
Все мои смыслы. Сядь на дорожку
На героин, на мои хребты
Которые держат остов всего
Ебучего мира. Жухнут мечты
Хочется лишь на простор в село

Пусть даже смерть, но не бить челом
К ногам пидорасов, путан и ворья

 

 

ОДА ПЕРУ И ПРОТЕСТУ

Ещё повисим на столбах, ребята
Жизнь вдруг присядет, за секунду потухнет
От колыбели до попоек с азартом
На старой замызганной кухне
И щёки рвёт пирожок на антракте
Ещё повисим на счастье, люди
Мне бы вместо очков катаракту
И ждать, и ждать, пока рухнет
Мне бы поселиться там, где множество
Хитросплетений людского бреда
Легко заменяет тьма ничтожная
Одобряющая факт того, что я предал
Попытку стать человеком и жить
В общем как все, тихо и мирно
Быть любовником или по морю плыть
Или солдатом быть, которому мина
Вместе с ногой отрывает мечты
Стать конькобежцем или хоккеистом
Или наличие в голове кисты
Отбивает желание снова влюбиться
Костя Бальмонт со словами кинжальными
В общем-то высказал мою позицию
Мне остопиздело любоваться лицами
И искать внутри души пожарного
Который потушит этой едкой ненависти
Чёрное пламя, рвущее плоть
Людским отношениям добавит верности
Бомбардировка или хлюпенький плот
Который не развалится только если
Любить друг друга и цементом держаться
Если умирать, то с песнями
Если грустно — раз пятьсот отжаться
Если устал, то с двух револьверов
Шмальнуть в виски как расписывал Бунин
Ещё повисим, верёвками нервов
На столбах подвешены под облаком хмурым

 

 

НО ВИНОВНЫ-ТО ВСЕ

Но виновны-то все, значит, надо бы в сеть
С подвешенным грузом на дно реки
попарно топить. Горбатому — смерть
Ни ногой пошевелить, ни поднять руки
Вдоль извратились, поперёк изоврались
Скорбь мировая за края ржавой бочки
Пока пули свистели — мы целовались
Моя третья жена. Редактируй мой почерк
Лезь мне под веки пальцами грязными
Тарабань по мозгам мыслью из ППШ
Смутным утром буди исключительно лязгами
Я тебя ненавижу, ибо ты хороша
В этом деле муторном — приходить ко мне
Когда хочешь вообще, начинать потихоньку
Вырывать всё добро, не оставляя корней
Запуская газ в мою уютную норку

Но виновны-то все, значит, не закосеть
Не получится вовсе. Идёт запах с болота
День за днём с табаком увядает кисет
Пока я буду спать, где-то погибнет рота
Пока я погибать буду, кто-то за ручку
Возьмёт в первый раз свою худую любовь
Виновны-то все. По этому случаю
Со дна реки будем пугать рыбаков

 

ГИДРАДЕНИТ

Тьмою умоюсь, превращусь в морось
Горечью прополоскав своё горло
Вечность воняет подгнивающим овощем
Представ перед нами худощавой и голой
Гидраденит никакого покоя
Мне не даёт и терзает подмышку
Вся моя суть — это сгусток гноя
С каждым днём я всё слабее вижу
Приходится делать из руки костыль
Чтоб особо не тёрло, нормально спалось
Но вот просыпаюсь и боли хвосты
Хлещут, щекочут остротой волос

Уснул я нормально, но в процессе сна
Перевернулся на сторону вымя
Тонкий как веточка урка с нар
Спрыгнул, не помня своего имени
Гимн, относящийся к нашему племени
Полон шаблонных цитат о печали
Наши подушки набиты перьями
Которые мокнут от слёз ночами
Глупее и придумать было нельзя
Запереть идиотов на одной планете
Изо всех щелей ветерочки сквозят
Дуновение не менее глупой смерти
В припадке целуются люди-однодневки
На будущую гибель порождая похоть
Этот каламбур травмирует веки
Разрядом проникает в колючий локоть

 

ДЕТСТВО

Мои друзья — это расстрельный список
Или может мартиролог вовсе
И прыгать с друзьями с пирса
Я бы никогда не бросил
Никто не хотел быть взрослым
И окутаться туманом дел
Но безжалостные времени вёсла
Всё гребут и гребут по воде

Детство закончилось, боже мой
Как мы с пацанами тоскуем
Увлечённые этой игрой
Мозговым безжалостным штурмом
А как же хотелось бы, боже мой
Грохнуться в лужу ничком
Выстроить дом снеговой
Понять, что заботы — ничто
И всё это не важно всуе
Но проклинать не устану
Себя за то, что пасую
Не возвращаясь обратно

 

Теперь уже по канату
Обратно никак не пойти
Для детства мы — ренегаты
Обернувшиеся на полпути
Други, мы вряд ли вытерпим стрелы
Которыми харкают арбалеты мук
Когда-то бывшие прочными стены
Нашей веры в хорошее скоро падут
Нас уже не примет батут
И колесо обозрения
Для нас теперь только грунт
И смесь тоски с омерзением
Нас теперь на части рвут
Безобразные наваждения
Дальше только сложнее. Умрут
И теперешние приключения

Дальше лишь на тюрьму
Личностных переживаний
Я может попозже пойму
Как жить, а сейчас не желаю
Наверное, позже пойму
Как забыть и дальше идти
А сейчас я устрою пальбу
По себе самому, взаперти
Находясь у себя под сердцем
Я у смерти прошу одного
Пусть загробная будет детством
Пусть там будет лишь дух Самого

 

РАЗГЛЯДЫВАЯ В ТЕОДОЛИТ

Думал, что были звёзды, а это — простая рябь
Обманывала глаза, расползаясь по небосводу
Чёрного дёгтя. Мы, порою ныряя в хлябь
Всё ещё были детьми. Ты всё ещё разводил соду
В стакане с холодной водой, ибо блевал от изжоги
Подрываясь посреди сна. Иногда выходило с кровью
У меня и моих друзей с миром, так получилось, дороги
Разные совершенно, тем не менее, пледом укрою

 

Память об этом мире. Мальчики вековых рек
Доживают последнюю жизнь, глядя на Томь с Енисеем
Годы падают замертво и оставляют смех
Тоску и какой-то стыд за то, что мы жить не умеем
Млеем вместо рывка, игнорируем, если рука
Чья-нибудь вдруг потянется поднять с холодного пола
Тонна тугих обещаний, полёт моего плевка
Избавления нет ни в чём, разглядывай каждую пору
В ожидании гневного моря, которое на дне приютит
Род человеческий и пару-тройку худосочных богов
Я растворяюсь в жару, разглядывая в теодолит
Задницы одноклассниц, изгибы российских бугров

Думал, что были люди, а это — простая сыпь
Выступающая на коже родины нашей пропащей
Рыло трещит утрами по швам, отчуждение и недосып
Недосын, нелюбовь, неумение повоевать с настоящим
И здесь своя рубашонка однозначно плотнее к телу
Которое каким-то образом характеризует Россию
Думал, что были смыслы, но смысл — антоним к делу
Жестокому и безрассудному, мелкому и крысиному

 

НЕ ЖИЗНЬ, А РАБЫНЯ, НЕ ЧЕЛОВЕК, А

Леденящий февраль. Автобусы тащатся, чахлые
Снега уж не рыхлые — скованы минусом едким
Плестить к остановке будущим трупом, ночами
Отмирая всем телом, каждой ёбаной клеткой
Где же ты есть, глубокоуважаемый бог?
Скрывающий рыло своё, стремящийся сбить табуретку
Вставленный спицей в уретру
Дурак или спичечный коробок

Занемог и прилёг в сеновал с бутылкой и блядью
В простонародье с моралью сырой и вонючей
Обмотав свою шею её засаленной прядью
Промычал что-то типа: "fuсk fuсking future"

Но никакого будущего нет и не было
С такими-то раскладами и ситуацией
Леденящий февраль. Даже от снега белого
Всерьёз не принимаю никаких нотаций

Леденящий февраль, трупом лечь и валяться
До скончания этих тупых веков
Отгрызая ногти с кривоватых пальцев
Выходить курить в минус сорок в трико
Не понимать насколько же далеко
Мерцают мнимые проблески смысла
Не искать ничего. Только матери молоко
Являло собою твердейшую истину
Не любить никого, потирая лысину
Холодно так, что и время уж стынет
На улице сердце зачем-то высунул
Из грудины. И понял, что внутри пустыня

Не жизнь, а рабыня, не человек, а
Что-то такое, чем и быть постыдно
Мечта худощава, плаксива и блекла
А больше ничего и не видно

 

РУССКОСТЬ

Русскость стекает потом со лба
Застолье. Удоды клюют моё темя
На улице темень. Надо собрать
Метлою в совок подгнившее время
Которое я и не жил, оставив
Напротив окна в ноющий солнцепёк
Повода жить не найдётся. Суставом
Вылетит правда — мне невдомёк
Об этом вот всём и о каждом. Как знать
Может сокрытое — мать интереса
К людям-удавкам. Уснуть на рельсах
Перепутав их и родную кровать

Я — уёбок, обрубок. Ты — обычное чудо
Интересное равно как и всё остальное
То есть — ни капли. Он теряет рассудок
Меряя кружевное, кушая на второе
Слёзы девчонки своих же глаз
Память собаки своей головы
Минута — ссытся, портя палас
Абзац. Перерыв посреди войны

Больны безмятежностью и стопроцентной
Ленью, закупорившей последнее
Пространство любви и надежды. Концерты
Попойки раз в месяц, оставлять наследие
Сидя в квартире по полугодиям
Не распыляясь на чушь и люд
Для будущего ритма и рифмы гробить
Порыв к общению и бархат минут
Проведённых рядом с каким-то близким
Человеком одного с тобой цвета кожи
Обменявшись с бесёнком последним визгом
На мочь сочинять, повторяясь, боже

И русскость стекает кровью со рта
В колени впивается дроблёный щебень
Один среди мира, будто бы сирота
Не ожидая никаких извещений
Последнюю весточку всё же прочту
И заною бабой, оглянувшись вокруг
"У тебя не русскость — человечность во рту
Со вкусом железа сочится, друг"

 

СТЕНОГРАФИСТКА

Стенографистка, недовольная поэмой
Продолжает тыкать пальцами. Ребенок на коленях
Тупой матери вопит. Девчонка любит спать и фистинг
Мальчик в карцере влезет в петлю
А после громко свистнет
На голгофе в солнцепеке растворяется надежда
Тянет гольфы на уроке разложившаяся нежить
Мы больны одним и тем же с тем, кого зовете богом
Это страх быть позабытым и остаться на пороге
Вечности, в которой я провел в достатке
В настоящем оставаясь уморительным упадком
От которого ни толку, ни любви, одна улыбка
Это просто брешь в абсурде, несуразнейшая дырка
Это просто эхо крика, раздающегося вне
Этой ебаной войны, напоминающей кисель
Это просто тело мальчика, стоящее в окне
Это просто глупый карцер, где кому-нибудь висеть
Обязательно придется. Это запах из колодца

Маленькая записная книжка, иглы на дороге
Глазки сироты и обнаглевшие характеры
Квадратик кислоты, разом попадали все в ноги
Обливаясь слогом матерным, нашли себя иголкой в стоге
Либо оставайся стойким, либо замуруйся в хате
Либо ищи пистолет, либо женщину в халате
До конвульсий доводи одним холодным взглядом
Она падает на пол будто немая падаль
Это все нас не отпустит, потому что мы сухие
Изможденные от грусти, ищем счастье по пустыням
Наши шансы кто-то стырил и гуськом отнес в ламбард
Мы когда-нибудь уснем и позабудем этот ад
Но пока что нас за волосы и еблами к стене
Прижимают клоуны-силовики. В этой стране
Либо выходи, готовый умереть за зря
Либо в рот воды и потихоньку отходи назад
Либо женщину в халате поспеши лобзать
Потому что гибель — это явно отвратительно
Она придет быстрее, чем хоть что-либо понять
Успеет воспаленный мозг
Уж лучше подавиться титьками

Лоботомию человеческому роду
Пантомима в сортире и общее счастье
Мимика женщины, испортившей воздух
Качели в лагере до сих пор качаются
Концовка будет для всех одинаковой
От дисканта уши изольются бурой
И тот, кто урвал кусочек лакомый
Будет выблевывать его, изогнувшись над урной

 

СТО ПЛАКАТОВ В НЕБЕ ОГОЛЁННОМ

Я покидаю дремлющий подъезд
Пластом ныряя в улицу, которая
Меня сырого и резинового съест
Такая то холодная, то мокрая
Я смотрю на весь этот протест
На сто плакатов в небе оголённом
Шепчу себе под нос: "это конец"
Ещё мгновенье и останусь обескровлен

Меня отправят за сто первый километр
Осторожно, двери закрываются
Электричка заобщается с ветром
Она на рельсах запинаясь, заикается
"Надейся на лучшее, ожидай мрака" —
Строчки из трактата трагедии
Лучше пулю в висок и не плакать
Чем обдумывать свои же смерти
Лучше, укутавшись в телогрейку
Повспоминать стихи умерщвлённых
Поэзия обойдётся в копейку
Как и жизни всех этих лощёных

Я покидаю дремлющий подъезд
В надежде, что сегодня с крыши
Максим Пассар в один присест
Будет отстреливать хвосты всем крысам
Пухлым чинишкам, президентам лысым
И накрахмаленным адептам демократии
Я смотрю на всю эту байду и слышу
Как хрипло дышат будущие кратеры

УРОНИ МЕНЯ В ЛИСТВУ, РОССИЯ

Постигая свою родину, я превращусь в неё
Пропитаюсь той же дерзостью, которой и она
Питалась век за веком. Мы друг другу закуём
Способность не прощать и не бежать, коли война
Порубит нам лицо, одно общее на всех
Способность не бояться и показывать клыки
Мы — сотканная шушера из страсти и помех
Откормленная пытками и шквалистым с реки

Мне любы те холодные и ржавые крюки
К которым меня вешают вместе с моим народом
Заводами развалятся, порвутся на куски
Попытки корректировать, и всякая порода
И скам, и мракобесы с ретроградами, и снобы
И дети, коих вырастили в золотом подгузнике
И та интеллигенция, которая на скобы
Себе крепила намертво любовь к какой-то музыке

Не стоящей и капли слёз из глаза одноглазого
Ветшающего дедушки. Я мёртвого ребёнка
Закинул на плечо, понимая, что мы разные
Только до рождения и скоро под щебёнку
Будем похоронены как ренегаты-падальщики
Падающим замертво я выразил почтение
Черни слишком много в нас. Коснуться до щеки
Момента, перетёкшего в повешенья вечерние
И силовик мне корку не предъявит. Я немое нечто
Отпусти если поймаешь, не люби если отпустишь
Ты грызёшь мою страну и так походу до конечной
Ты утихнешь, мой любимый, в сырой яме только лишь

Маршируем, пацаны, и спасаем наши жопы
Клоп воняет по России, прыгает на плечи с дуба
Мы чего-то рвём себя на части, изрыгая злобы
А необходимо бы спина к спине и друг за друга
Да, это отстойная порука, но так повелось
Вначале было слово, до него — менталитет
Приболел вместе с подругой и рукою до её волос
Тянусь как будто в жилах ещё пульсом пиетет
Что-то там вещает. Обещаешь, что будет нормально
Ничего плохого и хорошего, простой покой
Урони меня в листву, Россия
Принимай наряд, дневальный
Накорми мои карманы, мусор, вашей наркотой

Постигая свою родину я превращусь в начало
И стану уж совсем наверно в мысли никакой
Странно так, ведь я всегда любил, а ты лишь рычала
Позывной давно не помня мой, махая головой
По нравам и по тишине скучая постоянно
Стояла и стонала день за днём
Гори оно огнём и не найди спасения

 

ОТКЛЮЧИТЕ МНЕ ОТОПЛЕНИЕ

ПОТЕЧЁТ МОЧА ПО КОЛЕНКАМ
КАЖДОМУ ДАТЬ ПО КОЛОНКЕ
СКРИМО КОНЦА ДЕВЯНОСТЫХ ИТАЛИИ
ДРАНЫЕ СНЫ И ТУГАЯ ЗАРУБА
ДРУГА ИЩИ СРЕДЬ МОГИЛЬНЫХ ПРОСТРАНСТВ
НИКАКИХ СВАТОТАТСТВ, НАКАЗАНИЕ — ЖИЗНЬ
МУЛЯЖИ ЗА МЕНЯ РАЗРЫВАЮТСЯ В ТАНЦЕ
РУСАЛКИ КУПАЮТСЯ В СУДНУЮ НОЧЬ
НА ТОМИ, НАЗОВИ ДЕНЬ И ЧАС, НЕ ТОМИ
МОН АМИ, ПРОНИКАЯ МНЕ В ГРУДЬ
ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ В ЛОБ И ЛИЦО РАЗОРВИ
ЛЮБЕЗНО ПРЕДЛОЖИ ОТОЙТИ КУРНУТЬ
В ЭТОМ БУРЛЯЩЕМ ЁБНУТОМ ВИХРЕ
ВЫВИХ ДУШИ — МЕНЬШЕЕ ИЗ ЗОЛ
ЭТО НЕ ЛЮДИ, БРАТОК, ЭТО БЛИКИ
ЗАДУШИ-КА, БРАТОЧЕК, МЕНЯ ЛОЗОЙ

ПАССИЯ ЗНАЕТ КАК ПАХНЕТ ДЕД
И ЕГО КУПЮРЫ. ПАДАЯ НА ПЕРИНУ
ОББИТУЮ ЗАМШЕЙ... Я САМ-ТО ГДЕ?
ПАССИЯ ДУМАЕТ, МОЛ, БОГ — МЕРИЛО
НАШИМ ДЕЛАМ. ОХУЕТЬ, НЕ ВСТАВАТЬ
СУКИН ТЫ СЫН, МОЙ ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ
ТРОЮРОДНЫЙ ВНУК И РОДНАЯ СЕСТРА
КАК ЖЕ Я БЛЯДЬ ПЛЕМЯННИКУ РАД
ПОД ГРАДОМ ВИДЕН БРИЛЛИАНТ В КАРАТ
ЗА РУКОЯТЬ И ПО КУРАНТАМ
ВЫСОСИ ХУЙ, АНДРЮША КУРПАТОВ
ТЫ КУРОПАТКА, А Я КОЛОРАД
БЬЮСЬ ОБ ЗАКЛАД — ВИНТОВКИ ПРИКЛАД
МЕНЯ УБАЮКАЕТ НЕ ХУЖЕ ПУЛИ
ПНУЛИ КУДА-ТО ОБРАТНО ВО МРАК
ЖИЗНЬ ЭТО СМЕХ, ТАК ГОВОРЯТ
А АНГЕЛЫ ФЕДИ ПО СЕЙ ДЕНЬ ПАРЯТ
НАД НАШИМ СПЛОШНЫМ ОТУПЕНИЕМ
ТАНГО КАЗНЁННЫХ УТЯТ
ОТКЛЮЧИТЕ МНЕ ОТОПЛЕНИЕ

 

МИР ВЫСЫХАЕТ НА ГЛАЗАХ И МНОЖИТСЯ АНКЕТАМИ

Реабилитирован посмертно. Бесконечность валиком
Раскатывать по площади революции. Скоро мои ноги
Потихоньку отниматься будут. Будто котёнок маленький
Господь пищит во тьму. Патологоанатом в морге
Прочтёт на брюхе надпись: "Убедиться, что не встану
А после в печь". Ни песни петь, а наслаждаться голодом
Честь быть пристанищем последним башенному крану
А дальше помутнение сознания без повода

Товарищ Сталин, мы размылись и дефектом стали
Таял многолетний снег, падал прошлогодний пепел
Я плакал под Ивана Александровича "Грабли"
Толком и не зная, из чего этот мирочек слеплен
Поздно поебусь, лет в сто двадцать, то есть через сотку
Убийца жившего во мне добра отплясывает в зеркале
Два года как погиб сын отчима от остановки
Чахлого моторчика. Но есть второй будто бы пыль под веками
Воспитаны казармами, казалось, что любовь — это
Артподготовка как знамение о ближущейся гибели
Мир высыхает на глазах и множится анкетами
Какой длины твой хуй? Какой из револьверов? Выбери
Какой в надрыве смысл если цена воплей — нолик
Любуйся, падаль, на бензина пятна и надейся
Что в этой жизни ты заведомо прохавал боли
Что в следующей только штиль будет покоить крейсер
Два года как погиб Егор, но остался Арсений
Как моё наказание или наоборот спасение
Я был всего лишь телом с пометкой "осенний"
В очередь за приторным счастьем предпоследний
Вот так и жизнь эта течёт нелепо и по сей день
Падал прошлогодний снег, рылом расширялся Ульрих
Клятва о службе родине веткой да по воде
(Вскоре над той самой родиной засвистели пули)
"Пройдите мимо и простите нам наше спокойствие"
Братской сырой могилы честная глухая надпись
Дождь размывает землю. Вот уже видны и кости
Мы почему-то один хуй среди вас всех остались
Люда Савельева подмигивает мне с советской драмы
Рассудок за дорма. Обнять тебя, да так, чтоб рёбра
Запели хрустом. Ты являешься мне в виде кармы
Мне слишком пусто жить. Будущее — полночь, роба

 

ЭФЕМЕРНОМУ ПАРНЮ

В порядке живой очереди идём на расстрел
В порядке мёртвой очереди ложимся в гробы
Ни к чему, неожиданно, но повзрослел
Полысел и понял — не помогут мольбы
Эфемерному парню. Одиночный пикет
Топить за здравие и кончать в кулак
Разбодяжить тоску в своей жизни и лет
Ещё сорок подряд не глядеть никуда
Шоколадка dove стоит дороже, чем удавка
На поправку не пойдёт мой верный друже-человече
Увечит и скоблит защитный слой моя собака
Что сидит внутрях с рождения, грызёт кишечник
Кошмар лёг кашемиром на плечи моей любимой
Ливнем будет смыта наша спесь и всё такое
Самое родное, что вообще у нас всех было
Я развею от тебя амбре своей рукой худою

И оборвусь посередине спектакля
Тресну линзой монокля
Пиздец прозаично, не так ли?
Давно уже рифмы промокли
Вот и встретились два одиночества
Коли встретились, так уж открой мне
Грудь канцелярским. Было пророчество
Моё будущее — покойник
Надеюсь, халаты других уже стираны
Блюда готовы, накрыты столы
Заключительный пир. Собираются с силами
Запряжены великаны-слоны
Пункт назначения — что-то другое
Но точно не смерть (звучит как-то вульгарно)
Дружно за руки и в ногу ногою
Вместе туда, где сопят вулканы
Как на земле, где пикируют птицы
И всё точно такое же, кроме способности
Любить и грезить, конвертировать пошлости
В околотворчество. С забвенными лицами
Проживать бесконечное вялое снова
Ни о чём не помнить, поливать гортензии
Не думать о том, что смысл в нас сломан
Были бы живы — уже бы за лезвием
Тянули руку, умывая мятое
Синее рыло в шесть сорок утра
Дальше лишь сумрак треклятый

И дни воспалённых утрат

 

ВЫ СЛИШКОМ БОЛЕЕТЕ НЫНЧЕ, БРАТЬЯ

Кони тонут, пройти им никак здесь
Кости мне ломит жуткий дубак
Крест об клетку грудную удар за ударом
Нужен не лом, а доброе слово
Нужно родиться до полвторого
Нужно товаром не стать при жизни
Размотается что-то там искреннее
Забрызжет искрами, становясь визгами
Вы слишком болеете нынче, братья
Каждому в долг по лопате — копайте
Будущее себе, моё человечество

Лет ещё сто протянем, запомните
Ноете, стонете, однако протянем
Живя среди копоти, ебясь на капоте
Смердеть на работе и смерть это, вроде
Брать и стрелять, если нужно, в затылки
Своим родным. Обнимать родных
Обнимать скотов и целовать врагов
Прочность наших лбов поражает бога
Дикость наших глаз испугает бога
Эхо нашего смеха обидит бога
Эхо нашей войны похоронит бога
И кони тонут — размыта дорога
Увязнуть, прозябать три эпохи подряд
Парят канарейки, падают якоря
Никаких телодвижений
Металлом пахнут планеты моря
И особых соображений
Не обнаружено среди человека
И это тщеславие со вкусом щавеля
Сводит скулы, а после с ума
Впредь будешь грезить о кукольной талии
Девочки, которая зачем-то нема
Скупа на эмпатию и смотрит пристально
В страшное будущее глазами больными
Твоя туша дрожит, ты глотаешь имя
На отпуск в Рим. Пошёл на хуй, Арби

 

ЛЮБОВЬ СЛЕПОГО МАЛЬЧИКА С КИФОЗОМ

Ментовская сирена вместо будильника
Кремлёвский улей, гиены-насильники
Моих и ваших мечт достаточно хиленьких
Останутся в бодром положении духа
На моей родине сидит жирная муха
А родина сама — сплошная патология
Чекист опять мокрую клятву втюхал
Но за ветриной обещаний не закончится оргия
Сырая рожа мента меня подкосит с ног
Я упаду, закрыв в испуге голову руками
И на душе, и над страною виснет чёрный смог
Рукопожатная толпа стрекочет на экране

Всю эту шоблу бы к стене и по обойме
В затылок каждому уёбищу отправить
К злобе святой пишу письмо: "напой мне!"
Но вместо песни только трещины в оправе
И революцию заглушат на канале
Недопротест озвучат лишь потом
И бляди завизжат о том, что крайних
Желательно бы в сумасшедший дом

Моя страна — планеты рана, и на том
Характеристика уж точно не окончена
Это бордель, бардак, бедлам, притон
И потому любовь моя к стране заточена
Как самый острый из бывавших нож
Любовь слепого мальчика с кифозом
Зачем ты в сердце мне, страна, суёшь
Обмакнутые кончиками в яд занозы?

 

КОГДА-НИБУДЬ, ГДЕ-НИБУДЬ И КОЕ-КАК

Гуляет десант, параллельно дискант
Кромсает на акциях неугомонных
Дети — гарант того, что будет больно
Когда-нибудь, где-нибудь и кое-как
И мне вспоминаются горы Кавказа
В ноль девятом году за рулём жигулей
Быть всех мертвей. Съедает проказа
Кожу души. Я сжимаю в кулак
Последнюю радость, обращая в труху
На моём потолке нежеланные люди
Свили гнездо, сварили уху
Ошпарив меня кипятком среди ночи
Судьи-то кто? Покажите лицо
Я его срежу и скомкаю, в угол
Бросив до лучших времён и цок-цок
Кто-то крадётся вскрыть моё горло
На каблуках. Плюхнулась с потолка
Проблядь дурная, старушечье прошлое
Был бы я пушечным — была бы легка
Эта задача. Был бы я вошью —

Ложью одной бы и жил, не терзаясь
Как там и что. Мировое проклятье
Слишком красива ты нынче, заинька
Я хороню себя в любимом платье
Твоём. За рулём жигулей, всех мертвей
Я точно догадывался про нехорошее
Был бы я вошью — внешнее прошлое
Было бы смежным с внутренним. Дней
Отмерено хоть обожрись и рыгай
Играю в тюрьме у себя ежечасно
В поганые игры поэзии. Край
Неминуем и ясен. Мне неподвластно
Ничего из того, что существует
Но счастье моё явно бессмертно
Маленький мальчик мелками рисует
Жизнь скоротечную, полную тщеты

 

МЫ ОДНА БОЛЬШАЯ ПАКОСТЬ

С глаз долой, из сердца вон
Гнойная ангина, войны
Клетки, шторы, насекомым
Лучше быть, чем человека
Мутный образ примеряя
Спотыкаться на абсурде
Мы одна большая пакость
Пятна жира на посуде
Всё одно да потому же
Вещий морок, скукотища

Семенят так неуклюже
Где-то боги. Ветер свищет
Где-то кто-то что-то слышит
Где-то разум подгнивает
Где-то кошка душит мышку
Я захлёбываюсь лаем
Коридоры тунеядцев
В очереди предпоследний
Слишком утомился клясться
Парню, что иголкой в сене
Затерялся, но вонзится
В шею девочки-тупицы
Что решила склеить лица
С тем, кому по пояснице
Пальцами плясала танцы
мне бы только посмеяться
И забыться до конечной
Впредь очей не разрывая
Пахнет тряпка половая
А мне кажется, что жизнь
И рядами гаражи
И та серость русская
И припадочный мужик
И детишки в трусиках
Солнечное лето, слёзы
Вопли счастья, пыль на щёчках
В электричке долго ёрзал
В Яшкино — купаться в бочке
Собирать жуков, крыжовник
И другое вкусное
Пирожок убрать на полдник
В окнах серость русская

 

ЧТО Я, В ОБЩЕМ

I

Что я, в общем, такое?
Так только, бытия пыль
Ножки да ручки, костыль
Которые обнимают
Что со мной, в общем, такое?
Так, немного простыл
И хочу счастья костры
Взять и засыпать золою
Что я, в общем, понял?
Что боль увеличится втрое
И на каком-нибудь русском поле
Я себе глотку вскрою

II

Что я такое, знаете?
Мерцающая в повседневности
Лампа ненужной зависти
Завидую темнице крепости
Что я такое, знаете?
Старухи в стакане челюсти
Улыбаюсь тому, что вы лаете
Вдруг подавившись нежностью
Что я, в общем, чувствую?
Только лишь людскую вонь
Нелепо болтаюсь люстрою
Над этой скорбью земной

III

Ракеты прорезают небо
Тысяча войн прошла
Чтобы я слепнул
Имея багаж знаний
И котомку сверху
Был идиотом
Ковыряющим мозоль

Меня бы на ружьё или к стене
Поставить без намёка на прощение
Оставить мою голову на пне
Переломить мне сапогами шейные

Что я, в общем, такое?
То, что себе сердце колет
Сердце своё сырое
Колет иглой-тоскою

 

В ПОСЁЛКЕ ЯШКИНО

Туманы над домами в посёлке Яшкино
Мечтаю задохнуться под твоими ляжками
Впредь не объясняя никому
Весомые причины своих блядских мук

Добро должно быть с клыками, и поэтому
Я вырываю плоскогубцами себе ненужный зуб
Лес рук голосовал за то, чтобы монетами
Был покупаем смысл жизни, если чего вдруг
Добро должно быть изувеченным, поэтому
Я прыгаю с балкона наземь словно в воду, бульк
Собакою ползу и кровью кашляю, и звук
Казни ублюдка у меня внутри, здесь плаха -- это грунт
И голова моя у ног прохожих тут как тут
Добра быть не должно вообще, и мне противно
Думать о том, что мою голову кладут
Как что-то ценное за важности витрину

Туманы над домами, и я сгину
Не под любовью и иными ласками
А в понимании того, что мне приют -- суглинок
И я прошу меня оттуда не вытаскивать
О блядских муках объяснение готово
Там не на сборник. Всего лишь пару слов:
"Тоска, решившая мне наступить на горло
Не просекла, что я к войне готов
А я, решивший, что способен
Хоть каплю оказать сопротивления
И тыльной стороной ладони дать особе
Ошибся капитально блядь в своих суждениях
Вот так и вышло, что кадык мой вдавлен
Рука отсохла ещё на замахе
Я попрошу, оставьте это втайне
Я не хочу, чтоб от меня позором пахло"

Туманы над домами, и я чахлый
В кровати отмираю по ночам
Я не хочу больше класть голову на плаху
Тем самым соблазняя палача

 

В ЧАСТНОСТИ

Это была просто судорога, в частности, даже сумятица
Я забивал табак и выходил курить на балкон
Не понимая толком куда эта бочка катится
Вылупившись на то, как гниёт под окном

Посёлок Яшкино. Смерть — это сон. час для русских
Так много пустых глазниц, но все они об одном
Пели песню про жизнь, снявшую свою блузку
Ставшую в дальнейшем спичечным коробком

Так много забытых лиц морщатся будто кротом
В автобусах и аптеках лишь перегар и смех
С лишним семь миллиардов покинули зря роддом
Попав в мясорубку абсурда, жрущую этих и тех
С лишним семь миллиардов — ныне те, кто потом
Чувствовать будет вибрацию, давно разложившись в земле
Вибрацию ног дурака, который пересохшим ртом
Даже спустя столько лет будет ворчать о тебе

Мне ветер обкусает руки, но наплевать на это
Пока торчу между адом в иссушенном теле-склепе
Бог схоронен в волосах той девчушки с портрета
Станцевавшей на костях тощего полупоэта

И не людьми мы стали, и не на цепи псами
А распластались комично так в заброшенном кинозале
На кушетках коричневых, в электричке или трамвае
Припомни свою вселенную, говорящую голосами
Близких тебе людей, человек человеку — смерть
В обойме уже половина, а может, намного меньше
Может и вовсе от жизни песком просыпалась треть
Губитель внутри есть я, он же является внешним

Если свои же руки припрятаны глухо в карманах
То всё не так уж и плохо на сегодняшний гнидодень
Мне вовсе не нужно того, кто зализывать будет рану
И пытаться себя поставить в противоположность тьме
Пары глаз мне достаточно, дополнительные — излишек
Своими гляжу лишь в зеркало, редко стараясь в людей
Редко стараюсь в тебя, но ты почему-то злишься
Я либо еду в автобусе, либо нахожусь в нигде

 

---

Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 87; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!