Музыкально-вокальная катастрофа 2 страница
— Мерси! — диким голосом сказал Мохриков…
6. КОНЕЦ ИСТОРИИ
Озабоченный и очень вежливый человек сидел за письменным столом в учреждении. Дверь открылась, и курьер впустил Мохрикова. Мохриков имел такой вид: на ногах у него были лакированные ботинки, в руках портфель, на голове пух, а под глазами — зеленоватые гнилые тени, вследствие чего курносый нос Мохрикова был похож на нос покойника. Черные косяки мелькали перед глазами у Мохрикова и изредка прерывались черными полосками, похожими на змей; когда же он взвел глаза на потолок, ему показалось, что тот, как звездами, усеян бубновыми тузами.
— Я вас слушаю, — сказал человек за столом.
— Случилось чрезвычайно важное происшествие, — низким басом сказал Мохриков, — такое происшествие, прямо неописуемое.
Голос его дрогнул и вдруг превратился в тонкий фальцет.
— Слушаю вас, — сказал человек.
— Вот портфель, — сказал Мохриков, — извольте видеть — дыра, — доложил Мохриков и показал.
Действительно, в портфеле была узкая дыра.
— Да, дыра, — сказал человек.
Помолчали.
— В трамвай сел, — сказал Мохриков, — вылезаю, и вот (он вторично указал на дыру) — ножиком взрезали!
— А что было в портфеле? — спросил человек равнодушно.
— Девять тысяч, — ответил Мохриков детским голосом.
— Ваши?
— Казенные, — беззвучно ответил Мохриков.
— В каком трамвае вырезали? — спросил человек, и в глазах у него появилось участливое любопытство.
|
|
|
— Э… э… в этом, как его, в двадцать седьмом…
— Когда?
— Только что, вот сейчас. В банке получил, сел в трамвай и… прямо форменный ужас…
— Так. Фамилия ваша как?
— Мохриков. Инкассатор из Ростова-на-Дону.
— Происхождение?
— Отец от станка, мать кооперативная, — сказал жалобным голосом Мохриков. — Прямо погибаю, что мне теперича делать, ума не приложу.
— Сегодня банк заперт, — сказал человек, — в воскресенье. Вы, наверное, перепутали, гражданин. Вчера вы деньги получили?
«Я погиб», — подумал Мохриков, и опять тузы замелькали у него в глазах, как ласточки, потом он хриплым голосом добавил:
— Да это я вчера, которые эти… д… деньги получил.
— А где были вечером вчера? — спросил человек.
— Э… э… Ну, натурально в номере. В общежитии, где остановился…
— В казино не заезжали?
Мохриков бледно усмехнулся:
— Что вы! Что вы! Я даже это… не это… не, не был, да…
— Да вы лучше скажите, — участливо сказал человек, — а то ведь каждый приходит и говорит — трамвай, трамвай, даже скучно стало. Дело ваше такое, что все равно лучше прямо говорить, а то, знаете, у вас пух на голове, например, и вообще. И в трамвае вы ни в каком не ездили…
— Был, — вдруг сказал Мохриков и всхлипнул.
|
|
|
— Ну, вот и гораздо проще, — оживился человек за столом. — И мне удобнее, и вам.
И, позвонивши, сказал в открывшуюся дверь:
— Товарищ Вахромеев, вот гражданина нужно будет проводить…
И Мохрикова повел Вахромеев.
МИХАИЛ
«Гудок», 8 июля 1926 г.
Пьяный паровоз
Станция… пьет всем коллективом, начиная от стрелочника до ДСП включительно, за малым исключением…
Из газеты «Гудок»
Скорый поезд подходил с грозным свистом. При самом входе на стрелку мощный паровоз вдруг вздрогнул, затем подпрыгнул, потом стал качаться, как бы раздумывая, на какую сторону ему свалиться. Машинист в ужасе взвизгнул и дал тормоз так, что в первом вагоне в уборной лопнуло стекло, а в ресторане пять пассажиров обварились горячим чаем. Поезд стал. И машинист с искаженным лицом высунулся в окошко.
На балкончике стрелочного здания стоял растерзанный человек в одном белье, с багровым лицом. В левой руке у него был зеленый грязный флаг, а в правой бутерброд с копченой колбасой.
— Ты что ж, сдурел?! — завопил машинист, размахивая руками.
Из всех окон высунулись бледные пассажиры.
Человек на балкончике икнул и улыбнулся благодушно.
— Прошибся маленько, — ответил он и продолжал: — Поставил стрелку, а… потом, гляжу… тебя нечистая сила в тупик несет! Я и стал передвигать. Натыкали этих стрелок, шут их знает зачем! Запутаишьсси. Главное, что ежели б я спец был…
|
|
|
— Ты пьян, каналья, — сказал машинист, вздрагивая от пережитого страха, — пьян на посту?! Ты ж народ мог погубить!!!
— Нич…чего мудреного, — согласился человек с колбасой, — главное, что если б я стрелочник был со специальным образованием… А то ведь я портной…
— Что ты несешь?! — спросил машинист.
— Ничего я не несу, — сказал человек, — кум я стрелочников. На свадьбе был. Сам-то стрелочник негоден стал к употреблению, лежит. А мне супруга ихняя говорит: иди, говорит, Пафнутьич, переставь стрелку скорому поезду…
— Это ужасно!!! Кош-мар! Под суд их!! — кричали пассажиры.
— Ну уж и под суд, — вяло сказал человек с колбасой, — главное, если бы вы свалились, ну, тогда так… А то ведь пронесло благополучно. Ну, и слава Богу!
— Ну, дай только мне до платформы доехать, — сквозь зубы сказал машинист, — там мы тебе такой протокол составим…
— Доезжай, доезжай, — хихикнул человек с колбасой, — там, брат, такое происходит… не до протоколу таперича. У нас помощник начальника серебряную свадьбу справляет!
|
|
|
Машинист засвистел, тронул рычаг и, осторожно выглядывая в окошко, пополз к платформе. Вагоны дрогнули и остановились. Из всех окон глядели пораженные пассажиры.
Главный кондуктор засвистел и вылез.
Фигура в красной фуражке, в расстегнутом кителе, багровая и радостная, растопырила руки и закричала:
— Ба! Неожиданная встреча! К-каво я вижу? Если меня не обманывает зрение… ик… Это Сусков, главный кондуктор, с которым я так дружил на станции Ржев-пассажирский?! Братцы, радость, Сусков приехал со скорым поездом!
В ответ на крик багровые физиономии высунулись из окон станции и закричали:
— Ура! Сусков, давай его к нам!
Заиграла гармоника.
— Да, Сусков… — ответил ошеломленный обер, задыхаясь от спиртового запаху, — будьте добры нам протокол и потом жезл. Мы спешим…
— Ну вот… Пять лет с человеком не виделся, и вот до тебе! Он спешит! Может быть, тебе скипетр еще дать? Свинья ты, Сусков, а не обер-кондуктор!.. Пойми, у меня радостный день. И не пущу… И не проси! Семафор на запор, и никаких! Раздавим по банке, вспомним старину… Проведемте, друзья, эту ночь веселей!
— Товарищ десепе… что вы?.. Вы, извините, пьяны. Нам в Москву надо!
— Чудак, что ты там забыл, в Москве? Плюнь: жарища, пыль… Завтра приедешь… Мы рады живому человеку. Живем здесь в глуши. Рады свежему человеку…
— Да помилуйте, у меня пассажиры, что вы говорите?
— Плюнь ты на них, делать им нечего, вот они и шляются по железным дорогам. Намедни приходит скорый… спрашиваю: куда вы? В Крым, отвечают… На тебе! Все люди как люди, а они в Крым!.. Пьянствовать, наверно, едут.
— Это кошмар! — кричали в окна вагонов.
— Мы будем жаловаться в Совнарком!
— Ах… так? — сказала фигура и рассердилась. — Ябедничать? Кто сказал — жаловаться? Вы?
— Я сказал, — взвизгнула фигура в окне международного вагона, — вы у меня со службы полетите!
— Вы дурак из международного вагона, — круто отрезала фигура.
— Протокол! — кричали в жестком вагоне.
— Ах, протокол? Л-ладно. Ну так будет же вам шиш вместо жезла, посмотрю, как вы уедете отсюда жаловаться. Пойдем, Вася! — прибавила фигура, обращаясь к подошедшему и совершенно пьяному весовщику в черной блузе, — пойдем, Васятка! Плюнь на них! Обижают нас московские столичные гости! Ну, так пусть они здесь посидят, простынут.
Фигура плюнула на платформу и растерла ногой, после чего платформа опустела.
В вагонах стоял вой.
— Эй, эй! — кричал обер и свистел, — кто тут есть трезвый на станции, покажись!
Маленькая босая фигурка вылезла откуда-то из-под колес и сказала:
— Я, дяденька, трезвый.
— Ты кто будешь?
— Я, дяденька, черешнями торгую на станции.
— Вот что, малый…ты, кажется, смышленый мальчуган, мы тебе двугривенный дадим. Сбегани-ка вперед, посмотри, свободные там пути? Нам бы только выбраться.
— Да там, дяденька, как раз на вашем пути паровоз стоит совершенно пьяный.
— То есть как?
Фигурка хихикнула и сказала.
— Да они, когда выпили, шутки ради в него вместо воды водки налили. Он стоит и свистит…
Обер и пассажиры окаменели и так остались на платформе, И неизвестно, удалось ли им уехать с этой станции.
МИХАИЛ
«Гудок», 12 июня 1926 г.
Громкий рай
20-го апреля ночью женщина-работница М., уборщица вагонов депо Москва-Ряз. Ур., по обязанностям службы находилась в служебном вагоне № 1922.
Вдруг видит — тащится в вагон пьяная компания. Сам ТРВ Каратаев, с ним два хахаля и какая-то гражданка.
Тотчас Каратаев направляется к уборщице М. и делает ей предложение:
— Так и так, не согласитесь ли объединиться со мной в одном купе?
Словом, предлагает устроить тихий рай. Ну, конечно, получил отказ и вернулся к своей компании.
Только у них там получился совсем не тихий рай, а напротив того — очень громкий.
Поздно ночью слышно было, как неизвестная гражданка снаружи кричала так, что стекла в вагоне звенели.
— Похабники, знакомой даже пяти рублей не заплатили за весь вечер! А еще с кокардами!.. По-видимому, интеллигенты!
И другое, что полагается в таких случаях.
А наутро ТРВ уборщицу М. погнал к вчерашнему хахалю с запиской за этими самыми пятью рублями.
Теперь дальше. Конечно, М. подала заявление в ячейку РКП, а Каратаев с тех пор начал к ней придираться.
Случай совершенно явной придирки произошел 9 июня.
Придя на работу, М. забыла повесить марку на место, но и начальство, и все товарки видели, что она с утра на работе. И вдруг объявляют ей, что полдня не будет записано.
Тут все женщины подняли шум, что это — явная месть со стороны Каратаева, и тогда только начальство отступило.
М. боится, что ее скоро за какой-нибудь пустяк выкинут с позором со службы, и хочет, чтобы ее заявлению был дан ход.
М.
«Гудок», 30 июня 1926 г.
Развратник
(Разговорчик)
Стрелочник кашлянул и вошел к начальству в комнату. Начальство помещалось за письменным столом.
— Здравствуйте, Адольф Ферапонтович, — сказал стрелочник вежливо.
— Чего тебе? — спросило начальство не менее вежливо.
— Я… видите ли, в фактическом браке состою, — вымолвил стрелочник и почему-то стыдливо улыбнулся.
Начальство брезгливо поглядело на стрелочника.
— Ты всегда производил на меня впечатление развратника, — заметило оно, — у тебя и рот чувственный.
Стрелочник окостенел. Помолчали.
— Я тебя не задерживаю, — продолжало начальство, — ты чего стоишь возле стола? Ежели ты пришел делиться грязными тайнами своей жизни, то они мне не интересны!
— Я? Извольте видеть… Я за билетиком, пришел…
— За каким билетиком?
— Жене моей бесплатный билетик.
— Жене? Ты разве женат?
— Я ж докладываю… в фактическом браке.
— Хи-хи… Ты весельчак, как я на тебя погляжу. В каком же ты храме венчался?
— Да я в храме не венчался…
— Где регистрировались, уважаемый железнодорожник? — подчеркнуто сухо осведомилось начальство.
— Да я ж… Я не регистри… Я ж докладаю: в факти…
— Ну, видишь ли, друг, у тебя тогда не жена, а содержанка.
— То есть как…
— Очень просто. Подцепил, плутишка, какую-нибудь балерину, а теперь носится во все стороны. Дай ей, мол, бесплатный билет! Ловкач! Сегодня она бесплатный билет, а завтра она может автомобиль потребовать или моторную лодку. Или международный вагон! Она тебе в свинушнике ездить не станет все равно. Потом шляпку! А за шляпкой — чулки фильдеперсовые. Пропадаешь ты, стрелочник, как собака под забором. Целковых триста она тебе в месяц обойдется. Да это еще на хороший конец, при режиме экономии, а то и все четыреста!
— Помилуйте! — воскликнул стрелочник с легким подвыванием в голосе. — Я сорок целковых получаю!
— Тем хуже. В долги влезешь, векселя начнешь писать. Ахнет она тебе счет от портнихи за платье целковых на сто восемьдесят. У тебя глаза пупом вылезут. Повертишься, повертишься и подмахнешь векселек. Срок придет, платить нечем, ты, конечно, в казино. Проиграешь сперва свои денежки, затем казенных тысяч пять, затем ключ французский гаечный, затем рожок, затем флаги зеленый и красный, затем фонарь, а в заключение — штаны. И сядешь ты на рельсы со своей плясуньей в чем мать родила. Ну, а потом, конечно, как полагается, тебя будут с треском судить. И закатают тебя, принимая во внимание, со строгой изоляцией. Так что годиков в пять не уберешь. Нет, стрелочник, брось. Она что, француженка, кокотка-то твоя?
— Какая же она француженка?! — закричал стрелочник, у которого все перевернулось вверх дном в голове. — Что вы смеетесь? Марья она. Шляпку?.. Что вы такое говорите — шляпку! Она не знает, на какое место эту шляпку надевать. Она щи мне готовит!
— Щи и я тебе могу приготовить, но это не значит, что я тебе жена.
— Помилуйте, да ведь она в одной комнате со мной живет.
— Я с тобой тоже в одной комнате могу жить, но это не доказательство.
— Помилуйте, вы мужчина…
— Это мне и без тебя известно, — сказало начальство.
У стрелочника позеленело в глазах. Он полез в карман и вынул газету.
— Вот извольте видеть «Гудок», — сказал он.
— Какой гудок? — спросило начальство.
— Газетка.
— Мне, друг, некогда сейчас газетки читать. Я их вечером обычно читаю, — сказало начальство, — ты говори короче, чего тебе надо, юный красавец?
— Вот написано в «Гудке»… разъяснение, что фактическим, мол, женам, которые проживают вместе с мужем и на его иждивении, выдаются бесплатные билеты… которые… наравне.
— Дружок, — мягко перебило начальство, — ты находишься в заблуждении. Ты, может быть, думаешь, что «Гудок» для меня закон. Голубчик, «Гудок» — не закон, это — газета для чтения, больше ничего. А в законе ничего насчет балерин не говорится.
— Так, стало быть, мне не будет билета? — спросил стрелочник.
— Не будет, голубчик, — ответило начальство.
Помолчали.
— До свидания, — сказал стрелочник.
— Прощай и раскайся в своем поведении! — крикнуло ему начальство вслед.
*
А «Гудок»-то все-таки закон, и стрелочник билет все-таки получит.
«Гудок», 14 июля 1926 г.
Колесо судьбы
Два друга жили на станции. И до того дружили, что вошли в пословицу.
Про них говорили:
— Посмотрите, как живут Мервухин с Птолемеевым! Прямо как Полкан с Барбосом. Слезы льются, когда глядишь на их мозолистые лица.
Оба были помощниками начальника станции. И вот в один прекрасный день является Мервухин и объявляет Барбосу… то бишь Птолемееву, весть:
— Дорогой друг, поздравь! Меня прикрепили!
Когда друзья отрыдались, выяснились подробности. Мервухина выбрали председателем месткома, а Птолемеева — секретарем.
— Оценили Мервухина! — рыдал Мервухин счастливыми слезами. — И 12 целковых положили жалованья.
— А мне? — спросил новоиспеченный секретарь Птоломеев, переставая рыдать.
— А тебе, Жан, ничего, — пояснил предместкома, — па зэн копек[6], как говорят французы, тебе только почет.
— Довольно странно, — отозвался новоиспеченный секретарь, и тень легла на его профсоюзное лицо.
Друзья завертели месткомовскую машинку.
И вот однажды секретарь заявил председателю:
— Вот что, Ерофей. Ты, позволь тебе сказать по-дружески, — ты хоть и предместкома, а свинья.
— То есть?
— Очень просто. Я ведь тоже работаю.
— Ну и что?
— А то, что ты должен уделить мне некоторую часть из 12 целковых.
— Ты находишь? — суховато спросил Мервухин предместкома. — Ну, ладно, я тебе буду давать 4 рубля или, еще лучше, 3.
— А почему не 5?
— Ну, ты спроси, почему не десять?!
— Ну, черт с тобой, жада-помада. Согласен.
Настал момент получения. Мервухин упрятал в бумажник 12 целковых и спросил Птоломеева:
— Ты чего стоишь возле меня?
— Три рубля, Ероша, хочу получить.
— Какие три? Ах, да, да, да… Видишь ли, друг, я тебе их как-нибудь потом дам — 15 числа или же в пятницу… А то, видишь ли, мне сейчас… самому нужно…
— Вот как? — сказал, ошеломленно улыбаясь, Птолемеев. — Так-то вы держите ваше слово, сэр?
— Я попрошу вас не учить меня.
— Бога ты боишься?
— Нет, не боюсь, его нету, — ответил Мервухин.
— Ну, это свинство с твоей стороны!
— Попрошу не оскорблять!
— Я не оскорбляю, а просто говорю, что так поступают только сволочи.
— Вот тебе святой крест, — сказал Мервухин, — я общему собранию пожалуюсь, что ты меня при исполнении служебных обязанностей…
— Какие же это служебные обязанности? Зажал у товарища три целковых…
— Попрошу оставить меня в покое, господин Птолемеев.
— Господа все в Париже, господин Мервухин.
— Ну, и ты туда поезжай!
— А ты, знаешь, куда поезжай?!
— Вот только скажи. Я на тебя протокол составлю, что ты в присутственном месте выражаешься…
— Ну, ладно же, — сказал багровый Птоломеев. — Я тебе это попомню!
— Попомни.
*
Был солнечный день, когда повернулось колесо судьбы. Вошел Птолемеев, и фуражка его горела, как пламя.
— Здравствуйте, дорогой товарищ Мервухин, — сказал зловещим голосом Птоломеев.
— Здравствуйте, — иронически сказал Мервухин.
— Привстать нужно, гражданин Мервухин, при входе начальника, — сказал Птоломеев.
— Хи-хи. Угорел? Какой ты мне начальник?
— А вот какой: приказом от сего числа назначен временно исполняющим обязанности начальника станции.
— Поздравляю… — растерянно сказал Мервухин и добавил: — Да, кстати, Жанчик, я тебе три рубля хотел отдать, да вот все забываю.
— Нет, мерси, зачем вам беспокоиться, — отозвался Птоломеев. — Кстати, о трех рублях. Потрудитесь сдать ваше дежурство и очистить станцию от своего присутствия. Я снимаю вас с должности.
— Ты шутишь?
— По инструкции шутить не полагается при исполнении служебных обязанностей. Плохо знаете службу, товарищ Мервухин. Попрошу вас встать!!
— Крест-то на тебе есть?
— Нет. Я в Союзе безбожников, — ответил Птоломеев.
— Ну, знаешь, видал я подлецов, но таких…
— Это вы мне?
— Тебе.
— Начальнику станции? Го-го! Ты видишь, я в красной фуражке?
— В данном случае ты — гнида в красной фуражке.
— А если я вам за такие слова дам по морде?
— Сдачи получите! — сказал хрипло Мервухин.
— С какой дачи?
— А вот с какой!..
И тут Мервухин, не выдержав наглого взора Птоломеева, ударил его станционным фонарем по затылку.
Странным зрелищем любовались обитатели станции через две минуты. Прикрепленный председатель месткома сидел верхом на временно исполняющем должность начальника, станции и клочья разорванной его красной фуражки засовывал ему в рот со словами:
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 61; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!