При исполнении святых обязанностей



 

Бумага, адресованная ВЧ-Д5 со ст. Алатырь Казанской дор., фельдшерицы Поденко.

Довожу до вашего сведения, что в мое дежурство 15 июня с.г. в 7 час. вечера в больницу явился в нетрезвом виде представитель учстрахкассы А.К. Сергиевский, без моего ведома вломился в родильное отделение, а оттуда прошел в гинекологическую палату, где начал осматривать белье у женщин, говоря, что оно грязное, кричал, перепугал больных, назвал дежурную фельдшерицу свиньей, а одну из больных проходимкой.

Подпись фельдшерицы.

Подпись сиделки.

Подпись больных.

Подпись рабкора № 994.

 

Хорошо и тихо было в железнодорожной больнице. Вечер. Поправляющиеся больные занимались чтением газет и разных полезных книг. Около тяжелобольных суетились сиделки и фельдшерицы.

Из родильного отделения доносились временами стоны.

Там — рожали.

Словом, все как полагается, в приличном месте.

И вот… раздались громкие шаги, затем негромкое иканье, и в больнице появился гражданин. Сильнейший запах пива появился вслед за гражданином и смешался с запахом йода и хлороформа.

— Позвольте… э… узнать… где у вас тут… э… родильное отделение?.. — спросил гражданин, загадочно улыбаясь.

— А вам зачем? — удивленно осведомилась фельдшерица.

— Я родить желаю, — пояснил гражданин.

— Как — родить? Вы мужчина, — ответила фельдшерица, не веря своим ушам.

— А п-почем вы знаете? Хи-хи! Впрочем, я пошутил. Я… пошутил, м-моя цыпочка, — молвил гражданин и сделал попытку взять фельдшерицу за подбородок, но промахнулся.

— Я вам не цыпочка, — неуверенно ответила фельдшерица, пораженная уверенными действиями посетителя, — а кто вы такой?

— Я, м-моя м-милая, представитель учстрахкассы, — объяснил дорогой гость.

— Что же вам угодно?

— А вот сейчас узнаете, — зловеще молвил гость.

Тут он очень ловко открыл дверь в родильное отделение и появился там во всей своей красоте. Пораженные ею родильницы встретили посетителя легким визгом…

— Я в-вам помешал?.. — обиженно спросил гость.

— Гражданин, уйдите, что вы! — в ужасе сказала фельдшерица.

— Довольно странно, гм… как же это я уйду? Только что пришел и сейчас же уйду? Нет-с, я сейчас белье буду рассматривать… — С этими словами посетитель сделал пять косых шагов к крайней койке.

В родильном завыли.

Несколько ошеломленный посетитель покачался, как маятник, и заметил:

— Ну, л-ладно. Если вы такие… Я… Зайду па-па-зн-е-е.

И вышел и вошел в гинекологическое и направился к крайней койке и взялся за одеяло.

Фельдшерица набралась храбрости.

— Прошу прекратить этот осмотр, вы беспокоите больных.

— Что-о?! — спросил посетитель, и ярость начала выступать на его малиновом лице, — как ты сказала? Я беспокою? Я?! Я?! Я?! (головы сиделок появились в дверях). Я?!!! Член учстрахкассы, беспокою больных? Да ты знаешь, кто ты такая после всех твоих замечаний?

— Кто? — спросила, бледнея, фельдшерица.

— Свинья ты, вот ты кто!

Фельдшерица вынула носовой платок и заплакала в него.

— Вон! — гаркнул вдруг посетитель на сиделок таким голосом, что они мгновенно провалились сквозь землю. Уничтожив таким образом низший персонал, алкогольный ревизор обратился к среднему персоналу, именно к той же фельдшерице.

— Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? Ты у меня в 24 минуты вылетишь на улицу… и на этой улице сгниешь под забором… Ты у меня пятки будешь лизать и просить прощения. Н-но… я т-тебя не прощу! Пойми, несознательная личность, что это моя святая обязанность осмотр больных и выявление их нужд. Может быть, они на что-нибудь жалуются?

— Гражданин, — взмолился женский голос из-под одеяла, — уйдите вы отсюда.

— Под каким одеялом это сказали? — грозно осведомился гость. — Под этим, с полосками?! Молчи, проходимка!!

Под одеялом с полосками заплакали. Потом заплакали под другим одеялом.

Ревизор покачался на месте и сказал:

— Хорошо-с, очень хорошо вы меня приняли. Так и запишем. Будете вы помнить, как оскорблять представителя страхкассы при исполнении им своих обязанностей. Я вам покажу… кузькину мать…

И с этими словами «высокий» посетитель под дружный женский плач отбыл из больницы…

 

 

***

 

…Куда — мне неизвестно. Но, во всяком случае, да послужит ему мой фельетон на дальнейшем его пути фонарем.

МИХАИЛ

 

 

«Гудок», 15 июля 1925 г.

 

 

Человек с градусником

 

У нас на станции рабочий в летучке заболел, врач к нему приехал, поставил градусник и забыл про него, уехал на дрезине, а больной так с градусником и остался.

Рабкор 1212

 

1

 

Врач завинтился совершенно. Приехал на станцию, осмотрел пять человек с катаром желудка. Одному выписал соду три раза в день по чайной ложке, другому соду три раза в день по пол чайной ложки, третьему — один раз в день по 1/4 чайной ложки, четвертому и пятому, для разнообразия, через день по ложке; шестой — ногу сломал, двое страдали ревматизмом, один — запором; жена стрелочника жаловалась, что видит во сне покойников, двум не выдали пособия по болезни, дорожная мастерша неожиданно родила…

Одним словом, когда нужно было садиться в дрезину, в голове у врача было только одно: «Ко щам пора, дьявольски устал…»

И тут прибежали и сказали, что в летучке один заболел. Врач только тихо крякнул и полетел к больному.

— Тэк-с, язык покажите, голубчик. Паршивый язык! Когда заболел? 13-го?.. 15-го?..Ах, 16-го?.. Хорошо, то бишь плохо… Сколько тебе лет? То есть я хотел спросить: живот болит? Ах, не болит? Болит? Тут болит?

— Ой-о…

— Постой, постой, не кричи. А тут?

— Ого-го!..

— Постой, не кричи.

— Дрезина готова, — послышалось за дверью.

— Сейчас, одну минуту… Голова болит?.. Когда заболела? То есть я хотел спросить — поясницу ломит? Ага! А коленки?.. Покажи коленку. Сапог-то стащи!

— У меня в прошлом году…

— А в этом?.. Так. А в будущем? Фу, черт, я хотел спросить, в позапрошлом? Селедки не ешь! Расстегни рубашку. Вот те градусник. Да не раздави, смотри. Казенный.

— Дрезина дожидается!

— Счас, счас, счас!.. Рецепт напишу только. У тебя инфлуенция, дядя. Отпуск тебе напишу на три дня. Как твоя фамилия? То есть я хотел спросить, ты женатый? Холостой? Какого ты полу?.. Фу, черт, то есть я хотел спросить, ты застрахованный?

— Дрезина ждет!

— Счас! Вот тебе рецепт. Порошки будешь принимать. По одному порошку. Селедки не ешь! Ну, до свидания.

— Покорнейше вас благодарю!

— Дрезина…

— Да, да, да… Еду, еду, еду…

 

 

2

 

Через три дня в квартире доктора.

— Маня, ты не видела, куда я градусник дел?

— На письменном столе.

— Это мой. А где же казенный, с черной шапочкой? Черт его знает, очевидно, потерял. Потерял, а шут его знает где. Придется покупать.

 

 

3

 

Через пять дней на станции сидел человек в куртке с бугром под левой мышкой и рассказывал:

— Замечательный врач! Прямо скажу: выдающийся врач! Ну, до чего быстрый, как молния. Порх-порх… Сейчас, говорит, язык покажи, пальцем в живот ткнул. Я свету не взвидел… Все выспросил, когда да как… Из кассы 4 с полтиной выписал.

— Ну, что ж, вылечил? Капли, наверное, давал. У него капли есть замечательные.

— Да, понимаешь, не каплями. Градусником. Вот тебе, грит, градусник, носи на здоровье, только не раздави — казенный.

— Даром?

— Ни копейки не взял за градусник. Страхкассовый градусник.

— У нас хорошо. Зуб Петюкову вставили фарфоровый, тоже даром.

— И помогает градусник?

— Говорю тебе, как рукой сняло. Спины не мог разогнуть. А на другой день после градусника полегчало. Опять же голова две недели болела: как вечер, так и сверлит темя, сверлит… а теперь, с градусником — хоть бы что!

— До чего наука доходит!

— Только неудобно чрезвычайно при работе. Да я уж приловчился. Бинтом его привязал под мышку, он и сидит там, сукин сын.

— Дай мне поносить.

— Ишь ты хитрый!

МИХАИЛ

 

 

«Гудок», 16 июля 1925 г.

 

 

По поводу битья жен

 

Лежит передо мной замечательное письмо. Вот выдержки из него: «Я — семьянин, а потому знаю, что большая часть семейных сцен разыгрывается на почве материальной необеспеченности. Жена пищит: «Вот-де, посмотри на таких-то знакомых, как они живут!..» Подобного рода аргументация доводит до белого каления. Беда, если глава семьи слаб на руку и заедет в затылок!..

Вот в этом случае, по моему мнению, до некоторой степени полезно обратиться в местком, но не с жалобой, а за советом, и не с тем, чтобы проучить драчуна, а с тем, чтобы устранить причину, вызывающую семейную ссору… Местком — не судья, но, как союзный орган, на обязанности которого лежит, между прочим, забота о благосостоянии членов, может изыскать средства, помочь угнетаемой возбуждением, например, ходатайства о предоставлении угнетателю службы, более обеспечивающей его существование…»

 

 

*

 

Дорогой товарищ семьянин! Позвольте вам нарисовать картину в месткоме после проведения в жизнь вашего проекта:

Является некий семьянин в местком:

— Вам что?

— Жену сегодня изувечил.

— Тэк-с, чем же вы ее?

— Тарелкой фабрики бывшего Попова.

— Э, чудак! Кто ж тарелками дерется? Посуда денег стоит. Взяли бы кочергу. Ведь, чай, расхлопали тарелку?

— Понятное дело. Голову тоже.

— Ну, голова дело десятое. Голова и заживет, в крайнем случае. Ведь вы, надеюсь, не насмерть уходили вашу супругу?

— Ништо ей!

— Ну, вот, а тарелочка не заживет. Бесхозяйственная вы личность. По какому же поводу у вас с супругой дискуссия вышла? На какую тему вы ее били?

— Да… кха… Жалованье нам вчера выдали. Ну, понятное дело, зашли мы с кумом…

— В пивную?

— Конечно. Ну, попросили парочку… Затем еще парочку. Потом еще парочку…

— Вы дюжинами считайте, скорее будет.

— М-да… выпили мы, стало быть… Пошли опять…

— Домой?

— То-то, что к Сидорову… Мадеру у него пили…

— Тэк-с… Дальше…

— Дальше я где-то был, только, хоть убейте, не помню где. Утром сегодня являюсь, а эта змея пристает…

— Виноват, это кто же змея?

— Жена моя, понятно. Где, говорит, жалованье, пьяница? Слово за слово… Ну не стерпел я…

— Да… Что ж с вами делать? По какому вы разряду?

— По 9-му.

— Ну, ладно, получайте 10-й!

— Покорнейше благодарю!..

 

 

*

 

Из десятого, после того как он своей змее руку сломал, — в 12-й. Тогда он ей ухо откусил — в 16-й. Тогда он ей глаз выбил сапогом — в 24-й разряд тарифной сетки. Но в сетке выше разряда нету. Спрашивается, ежели он ей кишки выпустит, куда ж его дальше?

— Персональную ставку давать?

— Ну нет, это слишком жирно будет!

 

 

*

 

Был человек начальником станции, сломал три ребра жене, его сделали ревизором движения! Тогда он ее и вовсе насмерть ухлопал. Ан все высшие должности заняты. Спрашивается, как его наградить? Придется деньгами выдать.

 

 

*

 

Нет, семьянин! Ваш проект плохой. Бьют жен вовсе не от необеспеченности. Бьют от темноты, от дикости и от алкоголизма, и никакие другие разряды тут не помогут. Хоть начальником тяги сделай драчуна, все равно он будет работать кулаками.

Иные средства нужны для лечения семейных неурядиц!

МИХАИЛ

 

 

«Гудок» 18 июля 1925 г.

 

 

Негритянское происшествие

 

ПИСЬМО РАБКОРА ЛАГА

 

Когда читаешь в разных газетах про избиение негров в Америке, то не особенно бываешь поражен, потому что в цивилизованных странах это — явление жизни.

Но когда происходит происшествие в нашей стране, то бываешь поражен до мозга костей! В социалистическом государстве по морде лупить никого нельзя, хотя бы это было лицо Кириллыча.

Итак, 19 июля с.г. был день величайшего торжества, а равно величайшей горести всех жен и детей. Именно: произошла получка, и буфет на станции Ряжск-1 наполнился нашими ответственными работниками до отказу. В числе их удостоил буфет своим визитом ответственный наш кооперативный работник некто В. Раз!

Засим член месткома, он же член упрофбюро, он же известный скандалист, он же алкоголик, чрезвычайно знаменитая личность, фамилия которого на букву Ха. Два!

Три — бывший член союза Корелин. Ничего особенного, довольно симпатичная личность, не прославившая себя выдающимися подвигами в республике, преимущественно монтер.

И, в-четвертых, разные другие личности.

В общем, сели они за столики и напились до предельной нагрузки, по 420 пудов на ось, а засим и выше, отчего у них началось горение шеек и букс.

Первым сошел с рельсов именно наш кооперативный деятель и громогласно заявил:

— Братцы! Мне начинает казаться, что мы не на станции Ряжск, а в Америке, в городе Чикаго!

Почему ему померещилось Чикаго, кто его знает.

Остальные заревели, как дети, брошенные матерью:

— Пропали мы теперь! Не достать нам, видно, больше русской горькой!

— Вы ошибаетесь, как рыба об лед! — объявил им наш кооператор и рявкнул:

— Псст! Эй, негр!

И появился официант Кириллыч. Никакой он не негр, а обыкновенный белый человек.

— Что угодно?

— Дай нам бутылочку русской горькой.

— Сию минуту!

И через некоторое время подает бутылку русской горькой и при этом заявляет:

— Пожалуйте деньги…

Тут вся компания возмутилась до самого дна.

— Как, ты нам не доверяешь?

— Да ты знаешь ли, кто такие мы?

А Кириллыч возьми да ответь:

— Очень хорошо знаю (как ему не знать!).

Он-де оттого и деньги спросил.

Тут поднялся наш разъяренный кооператор В. и крикнул:

— Ах, так?

И при этом урезал своим кооперативно-ответственным кулаком Кириллыча по уху так, что у всей публики в 1-м классе из глаз посыпались искры.

После чего произошел скандал.

Как вы смотрите на такие происшествия, товарищ?

 

Рабкор Лаг

 

 

Мы смотрим на такие происшествия крайне отрицательно, поэтому и печатаем ваше письмо.

МИХАИЛ

 

 

«Гудок», 25 июля 1925 г.

 

 

Дрожжи и записки

 

Вся эта история целиком помещается в корзине для ненужных бумаг Муромского Ражпо и состоит из трех записок.

 

 

Записка первая

 

Георгий Никифорович!

Знаю скверное положение Б.Н. Петрова, просил бы тебя при случае устроить хотя бы куда-нибудь. Он человек старательный.

Н. Лихонин

 

 

Записка вторая

 

Товарищ Кузнецов!

Еще я тебя прошу, если можно, то устрой парня, очень старательный, и если можно, то прошу не отказать.

Кириллов

 

 

Записка третья

 

Резолюция Г.Н. Кузнецова:

В местком служащих на согласование, 21/V.

Кузнецов

 

Ну, что ж тут особенного! Что-то с парнем случилось — попал он в скверное положение и пришлось ему прибегнуть к протекции.

Каковую он и получил. Просил за него у Георгия Никифоровича и Лихонин (помощник ТМ мастерских), и Кириллов (из ЖК-15), и Кузнецов резолюцию поставил.

Вот и все.

Впрочем, нет, не все.

 

 

Записка четвертая

 

В газету «Гудок» рабкора № 68.

Дорогие товарищи!

Обнаружил я записки Лихонина, Кириллова и выше упомянутую резолюцию. Пишут они, что он старательный.

Действительно, старательный.

Ха-ха-ха!

Поступив по запискам на службу в кооператив, Петров прослужил полтора месяца и до того достарался, что получил 12 июля сего года от администрации 80 рублей для покупки дрожжей. Каковые 80 (восемьдесят) рублей пропил до последней копейки, вследствие чего пекарня осталась без опары.

Ха-ха-ха!

Поздравляю наших протекционистов.

Подпись

 

 

Записка пятая

 

И я тоже поздравляю. Так вам и надо. Не развивайте протекционную систему на транспорте, не строчите записок кому попало. Не ходите черным ходом.

МИХАИЛ

 

 

«Гудок», 30 июля 1925 г.

 

 


Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!