ТАК ГДЕ ЖЕ ВСЕ-ТАКИ РАКИ ЗИМУЮТ?

Где еще можно пережить такие волнующие минуты,
увидеть такие удивительные зрелища, испытать такое
глубокое интеллектуальное удовлетворение, как под землей!
Норбер Кастере, французский спелеолог

Теперь на этот вопрос в Челябинском клубе спелеологов «Плутон» категорически отвечают: в новой, недавно открытой пещере Эссюмской. Она расположена в восьми километрах к северо-западу от старинной уральской деревни Серпиевки. Рядом с новой карстовой полостью Эссюмской находится широко известная Игнатиевская пещера. Эссюмская была впервые пройдена спелеологами Челябинска в июле 1975 года, хотя предположения о ее существовании высказывались людьми очень давно. В различных литературных источниках и описаниях природы Южного Урала, в том числе и дореволюционных, рассказывается о горной реке Сим, которая в своем верхнем течении полностью теряется в скальном обнажении, уходит под землю. Вот так, например, описывается это уникальное природное явление в книге «Путеводитель по Уралу», изданной в 1899 году:
«...Река Сим в 30 верстах от своего истока с ужасным шумом ударяется об утес горы Эссюм, состоящей из известняка. Здесь, вымыв глубокую бездну, река скрывается под гору и продолжает свое подземное течение на протяжении более полуверсты; из горы Сим снова появляется четырьмя ключами, отстоящими друг от друга за несколько сажен...»
Естественно, что в результате длительного размыва горных пород водами реки Сим в глубине горы Эссюм должны возникнуть большие карстовые пустоты-тоннели и гроты, проникнуть в которые было бы чрезвычайно интересно. Любопытство исследователей подземного мира подогревало еще и то обстоятельство, что из родников горы Эссюм воды выходило в два раза больше, чем ее уходило в месте поглощения.
Различными исследователями, туристами и спелеологами неоднократно предпринимались попытки проникнуть в подземное русло Сима как в месте его исчезновения под скалой, так и в районе выхода на дневную поверхность. Но в месте исчезновения видимого хода не было. Вода просто проваливалась сквозь нагромождение камней и валунов у подножия совершенно отвесной 100-метровой скалы. А в месте выхода Сима из горы шансы также были минимальные. Три рукава-родника изливались прямо из узких, не проходимых для человека щелей. Четвертый, самый мощный из всех, вытекал из-под скального обнажения, основание которого было загромождено глыбами известняка.
И каждый раз узкие щели и закрытые водяные сифоны успешно отбивали все атаки исследователей проникнуть в тайны горы Эссюм. Но однажды многочисленные запоры и двери в недра горы Эссюм оказались немного приоткрытыми. А «виновницей» тому стала... обыкновенная засуха.
Лето 1975 года выдалось необычайно сухим и жарким на Южном Урале. Сильно обмелели реки, катастрофически высыхали болота, уровень многих озер значительно понизился. Из-за необычайной сухости загорались леса. Очень сильно сказалась засуха и на водном режиме подземных рек и сифонов. Многие карстовые родники перестали действовать и пересохли.
Конечно, нам, спелеологам, упустить представляемую самой природой идеальную возможность было, по крайней мере, неразумно. Поэтому в июле 1975 года небольшая группа челябинских спелеологов выехала в Катав-Иванов-ский район с тем, чтобы попытаться проникнуть в подземное русло реки Сим и пройти неведомым путем, который многие тысячелетия назад проложила под землей вода. Поехали трое: Алексей Алексеевских, Евгений Сабуренков и автор данных строк.
Осмотр русла реки начинаем от большой поляны напротив огромного входа Игнатиевской пещеры. Здесь традиционное место стоянок всех приходящих в этот район. Идем прямо по руслу реки — благо оно здесь совершенно сухое. Огромные, гладко окатанные водой валуны сейчас скрыты сплошным покрывалом лопухоподобных растений, кувшинок. Ничто сейчас не напоминает того весеннего Сима, который мне несколько раз доводилось видеть раньше. Тогда это была настоящая горная река с необузданным нравом. Белая пена на гребнях волн, полный ярости и неукротимой силы поток нес тогда на себе обломки досок, ветви деревьев, а порою и целые стволы. Они судорожно цеплялись своими распластанными корнями за прибрежные кусты, стараясь остановиться. Но сильное течение все уносило прочь. И вряд ли кто мог в тот момент допустить мысль, что спустя два-три месяца можно вот так, запросто, бродить прямо по руслу реки.
Сделав три крупных, под прямым углом поворота, русло реки приводит нас к подножию совершенно отвесной 100-метровой скалы. Она полукругом высится здесь над долиной реки и скалистым основанием утесов принимает всю мощь сильного течения Сима. Но, как говорят в народе, вода камень точит. Да вот и оно само, реальное подтверждение народной мудрости.
Мы еще продолжаем идти по сухому руслу, а навстречу нам мчится река. Видны тугие струи, волны и рябь на поверхности. Кажется, еще миг — и мы окажемся во власти стихии, что она подхватит нас, собьет с ног и унесет вниз по течению. Но река как будто спотыкается о невидимую преграду, бег воды замедляется, она останавливается на одном месте и вдруг... исчезает. Мы подходим к самому концу потока и видим у основания правого берега, под скалой, поглощающий воду понор. Здесь вся масса речной воды, кружа из последних сил зловещие водовороты, словно через решето, проваливается вниз. Из узких трещин и расщелин берегового утеса слышен глухой и далекий подземный гул падающей в бездну воды.
Уйдя в недра известнякового массива, Сим выбирает себе путь по сложной системе многочисленных тектонических трещин, пронизывающих гору Эссюм в различных направлениях. То широко разливаясь на песчаных берегах, никогда не видящих солнца, то яростно ревя в теснинах подземного коридора и сотрясая звуками своды, несет река свои воды в холодном и темном царстве. Примерно через километр подземных блужданий она вновь выныривает на дневную поверхность четырьмя родниками.
Вместе с Евгением и Алексеем начинаем разбирать камни, делаем попытки расширить видимые щели и отверстия в русле реки и в основании скалы. Проходит не менее получаса, пока мы не убеждаемся в бесплодности наших «вскрышных работ».
— Здесь как минимум нужен шагающий экскаватор, — невесело шутит Евгений Сабуренков.— Пойдемте лучше и посмотрим другие поноры. Они должны быть ниже по течению.
В 400 метрах вниз по сухому руслу от места исчезновения Сима под землей — новая серия поноров. Все они расположились на левом берегу реки в основании восточного склона горы Эссюм. От реки поноры замаскированы густыми купами черемухи и кустами лесной смородины. Но и они, заиленные, забитые ветками и полусгнившими стволами деревьев, оказываются непроходимыми. В эти поноры вода поступает только весной, когда основной из них в русле реки уже не в состоянии принять в себя всю огромную массу весеннего паводка. К сожалению, и через них проникнуть в подземное русло Сима нам не представилось возможным — слишком мощными и прочными оказались пробки. Для их разбора потребовалась бы уйма времени и сил.
Теперь у нас остается последняя надежда, и мы решаем осмотреть место выхода Сима из-под горы. Обойдя вокруг нее и буквально продравшись сквозь густые прибрежные заросли, выходим к месту разгрузки поглощенных выше по течению вод реки. Из-под хаотического навала огромных глыб у самого основания известняковой скалы выбегает веселый говорливый поток. Через несколько десятков метров воды этого потока соединяются с остальными родниками и снова, образовав реку Сим, возвращаются в свое бывшее русло. Таким образом вода прошла под горой по прямой кратчайшим путем, около 650 метров, а на поверхности оставила после себя чуть больше двух километров совершенно сухого русла.
Начинаем осмотр глыбового завала. Стараемся внимательно разглядеть все его части, не пропустить ничего интересного. И вот сразу первая неожиданность! Там, где глыбовый завал смыкается с вертикальной стеной утеса, обнаруживаем узкую щель. Немного усилий — и из нее удалены лишние камни. После этого щель становится вполне проходимой и для человека. Миг, и на головах у нас уже каски с фонарями, надеты комбинезоны, в карманах аварийный запас свечей и спичек. Сначала Евгений исчезает в темном отверстии открывшегося лаза, а потом, по его зову, и мы с Алексеем успешно преодолеваем «на выдохе» щель.
Постепенно тускнеет дневной свет. Ход довольно круто набирает глубину, но затем выполаживается и через несколько метров приводит в грот средних размеров. Слева от нас липкая наносная глина откосом поднимается к самому потолку грота — здесь хода нет. Справа, по направлению к выходу, теряясь в темноте грота, кружит у стены мелкие водовороты подземная река. Уйдя в глыбовый завал, она уже через 20—30 метров вынырнет на дневной свет. Прямо перед нами, широко разлившись по всему гроту, река образовала большое подземное озеро. Так вот он, исчезнувший там, на поверхности, Сим!
У меня самый мощный электрический фонарь, и я пытаюсь им высветить поверхность и берега подземного озера. Везде стены грота уходят в воду. И в дальней части озера, в самой глубине грота видно выхваченное из темноты фонарем понижение свода. Поверхность воды явно смыкается с потолком. Неужели это все? Неужели опять на нашем пути встретился извечный враг спелеологов — сифон?
— Я пойду и сам внимательно осмотрю все озеро. Ведь не можем же мы просто так уйти отсюда, не убедившись окончательно, что дальше хода нет,— решает за всех Евгений, заранее предупреждая этим возможные разговоры о целесообразности купания в холодном подземном озере. Он тут же снимает с себя всю верхнюю одежду, оставляя на ногах только кеды. Такая предусмотрительность Евгения нам с Алексеем не кажется лишней. В воде видны полузатопленные глыбы известняка, об их острые кромки можно поранить ноги.
По глинистому откосу Женя соскальзывает в воду. Медленно продвигается вперед, осторожно нащупывая путь и с трудом вытаскивая ноги из илистого дна озера. Пять, десять, пятнадцать метров... Вода уже доходит ему до пояса. Луч его фонаря скользит по потолку и стенам грота, выискивая все малейшие намеки на продолжение пещеры. Но везде видно, что своды круто опускаются прямо в воду. Правда, в одном месте выступ скалы образует как бы небольшой закуток, нишу в стене. Что в ней — нам отсюда не видно. Ориентируем Женю на эту нишу, пусть осмотрит. Может быть, здесь есть что-нибудь интересное?
Теперь и нам стала видна освещаемая фонарем Евгения скальная ниша. В ее дальней части заметен узкий просвет между поверхностью воды и потолком грота.
— Кажется, это полузакрытый сифон, просвет между сводом и водой около 25 сантиметров. Так, дальше, минуточку, сейчас посмотрю. Дальше, мужики, я вижу ход! По нему можно пройти вперед,— слышим мы взволнованный голос Жени. У нас с Алексеем появляется робкая надежда. Сердце начинает учащенно биться в радостном предчувствии.
— Комментируй свои действия, не уходи слишком далеко и держись в пределах голосовой связи,— единственное, чем мы можем помочь ему в эту минуту.
— Прошел полусифон, потолок стал резко повышаться. Здесь везде вода. Иду дальше, впереди галерея — три метра шириной, да и высотой такая же. Конца ее пока не вижу...— глухо доносится голос из-за полусифона.
Быстро раздевшись, устремляемся вслед за Евгением. Вода подземной реки обжигает холодом. В конце озера, в нише, вообще приходится почти с головой погружаться в воду, чтобы преодолеть полусифон. Над поверхностью воды торчат только наши носы и глаза, верх каски со скрежетом скользит по потолку. Иногда волны от нашего движения захлестывают лицо, и мы отфыркиваемся ка'к моржи, в редкие мгновения ловя ртом воздух. К счастью, полусифон не очень длинный, всего около двух метров, и наше полуподводное плавание быстро заканчивается.
Потолок резко взмывает вверх, стены расходятся в стороны. Тут уже можно подняться во весь рост и оглядеться. Впереди видна огромная галерея, ее перспектива теряется далеко в угольной черноте. Увидев все это, напрочь забываем, что мы раздеты, что от вынужденного купания зубы стали разом выбивать всю азбуку Морзе. А вот и сам Евгений. Он уже освоился здесь и лучом своего фонаря показывает нам путь.
Совершенно прямой, аркообразной формы тоннель новой пещеры уходит в недра горы. По полу медленно струится подземная река, течения почти не видно. Держимся посередине галереи. В воде то и дело попадаются большие обломки известняковых глыб, об их наличии предупреждаем друг друга. Глубина подземной реки различная и колеблется от половины до одного метра.
Появляются и первые натечные образования. Они пышными и торжественными складками-каскадами свисают с потолка галереи. И цвет, в основном, от нежно-кремового до совершенно-белого. В лучах налобных фонарей искрятся гроздья белоснежных кристаллов, в беззвучном рычании оскалились зубья сталактитов. Сколько же интересно лет потребовалось природе, чтобы изваять эту сказку из камня. Тысячу? Десять тысяч? А может, целый миллион.
Ничтожными долями миллиметра откладывала вода известковый осадок на стенах и потолке. Причем рост натечных образований происходил в основном в «мокрые» годы. Когда же на землю приходили засушливые периоды, вот как сейчас этот, рост сталактитов сильно замедлялся, а то и совсем прекращался. Ведь влага с поверхности Земли через трещины не поступала, не растворяла известковую породу и не переоткладывала затем кальцит на стенах и сводах пещеры. Наверху же проносились целые исторические эпохи, прежде чем пещера успевала «одеть» себя в более или менее приличный кальцитовый наряд.
И как, оказывается, ничтожно мало нужно времени, чтобы одним движением руки или ударом молотка совершить варварство, уничтожить эту красоту и нанести пещере глубокие раны, для заживления которых потребуются десятки тысяч лет. Но зачастую для пещер такие раны оказываются вообще смертельными. Просто у пещер, как и у людей, есть свои периоды жизни: рождение, юность, взросление, смерть. Так что вернуться к периоду интенсивного роста натечного убранства старая пещера уже не может. Часто с болью вспоминаю печальную историю пещеры Соломенной. Кстати, она расположена совсем близко, всего в 10 километрах отсюда, на юго-восточной окраине деревни Серпиевки. Случайно открытая в 1968 году при разработке щебеночного карьера, эта лабиринтовая пещера даже искушенных спелеологов поразила своей красотой и уникальными кальцитовыми образованиями. Каменные цветы в виде друз кристаллов, соломинки из кальцита двухметровой длины пустотелые, диаметром три-четыре миллиметра, геликтиты-эксцентрики... Среди всего этого великолепия отдельно выделялись сталактиты и сталагмиты, полупрозрачные на свет, кроваво-красного цвета. Первые посетители новой пещеры были в восторге от увиденного.
Но разработка карьера продолжалась. Через несколько месяцев, в результате расширения фронта работ, часть полости была взорвана. Вследствие этого непродуманного шага погибли очень редкие образования и почти все соломинки. Весь пол был усеян осколками былого великолепия. Остальное, в течение двух-трех лет, довершили «дикие» туристы — любители сувениров. Для этих современных варваров нет ничего святого, они «освободили» Соломенную от всего того, что пощадил взрыв.
Вот так и погибла, не успев одарить людей своей уникальной красотой, пещера Соломенная. Только название теперь хранит память об этом уязвимом чуде природы. Подобная участь выпала на долю еще нескольких полостей в нашей области. Их беда — в беззащитности и легкодоступности для всех людей. И лишь только вот в таких, еще неизвестных или труднодоступных пещерах остались нетронутые островки красот подземного мира.
Все дальше и дальше в глубь горы уходит галерея. Пока ее направление не меняется, никаких поворотов и изгибов. На стенах аккуратные, блюдцеобразные углубления — следы размывающего воздействия водного потока на карстовую породу. Вдоль правой стены появляется намытый рекой берег из песка и глины.
Вдруг, совершенно неожиданно для себя, обнаруживаем, что в пещере мы не одни. Растревоженные плеском воды, громкими голосами и ярким светом фонарей, из-под наших ног в разные стороны разбегаются... раки. Останавливаемся на месте от неожиданности. Самым смелым и ловким среди нас оказывается Алексеевских. Секунда — и в руке у него отчаянно замахал клешнями обыкновенный речной рак.
Он ничем не отличается от тысяч своих собратьев, живущих на поверхности в реках и озерах: длинные усы-антенны, жесткий хитиновый панцирь и горящие рубиновыми капельками в свете фонаря глаза. Разве только несколько крупнее своих наземных братьев. Конечно, здесь, под землей, достаточно пищи — ее приносит с поверхности река. Главное, тут нет врагов, а значит, никто не мешает расти и можно в таких условиях дожить до почтенной старости. Наш пленник удивленно таращит глаза-бусинки на незваных пришельцев, норовит ущипнуть за палец.
После этого мы смогли найти объяснение тому большому количеству отверстий в берегах подземной реки, которые постоянно встречались нам по пути. Когда-то эти раки были случайно занесены сюда сильным течением, здесь же они и остались, поселившись на берегах подземной реки. Алексей отпускает пойманного усача в воду. Он черной стрелой метнулся в глубину и исчез. Ну что же, теперь мы будем иметь достаточно точный ответ на вопрос: где же зимуют раки.
На целых двести метров протянулась в недрах горы Эссюм галерея пещеры, так ни разу и не изменив направление. Только в самом конце она несколько расширяется и образует еще один грот. Он также полностью залит водой, глубина озера довольно значительная. В этом месте галерея наконец-то делает первый крутой поворот и опять заканчивается сифоном. Свод пещеры полностью смыкается с поверхностью воды, не оставляя никаких намеков на воздушный просвет.
Нам хорошо видно, как снизу, из-под стены, вырывается мощный поток. Евгений несколько раз ныряет, но каждый раз безуспешно. Глубина в сифоне большая, край свода далеко уходит под воду. А сильное течение выталкивает наружу, прижимает к острым, как бритва, известняковым гребням-каррам. Нет, тут без аквалангов не обойтись. Вновь останавливаем исследовательский порыв Евгения и просим его зря не рисковать. И так ясно, что здесь нам не пройти. А вот влево от нас, за высоким глинистым откосом, оказывается продолжение галереи. Снова пещера будоражит наши чувства первопроходцев, снова дает шанс на открытие. Мокрым, нам с большим трудом удается взобраться на крутой склон глиняной горы. С противоположной стороны ее начинается узкая горизонтальная щель в мощном наносе вязкой глины. По заглаженным водой характерным выступам определяем, что когда-то поток воды шел и тут. Потом вода выбрала себе новый путь, она, кстати, всегда и всюду так делает, а старый рукав оставила заполняться карстовой глиной.
Ну что же, вполне возможно, что это естественный обход сифона, который можно обойти без аквалангов, лишь расширив щель. Оттуда потягивает ветерок — типичный признак сквозного хода и большой полости впереди. Это много раз было доказано в других пещерах.
Теперь исследовательский азарт захватывает и меня. Ввинчиваюсь в щель. Руками впереди себя разгребаю сырую липкую глину, проползаю около 15 метров, но ход по-прежнему узок, а глину с пути отгребать некуда. С большим сожалением выбираюсь назад. На сегодня с нас хватит. Пора возвращаться на поверхность.
Еще засветло выбираемся, смываем с себя в ручье всю пещерную глину. Потом долго сидим на прогретых за день камнях. Несколько раз, но уже мысленно, переживаем сладостные минуты нашего сегодняшнего открытия. Сидим молча, отдыхаем от массы впечатлений.
Сейчас нас здесь только трое из большой и дружной семьи клуба спелеологов «Плутон». Совершенно разные по характеру и темпераменту, привычкам и профессиям, в одном мы схожи и, я бы сказал, даже одержимы — это в любви к пещерам. Готовы каждую субботу с воскресеньем тратить на поездки. С великим нетерпением дожидаемся очередного отпуска и проводим его... опять же в пещерах
Крыма, Кавказа, Средней Азии. При этом без малейших колебаний идем в этих путешествиях на всевозможные лишения. Зачастую отказывая себе во многих удовольствиях и удобствах нашей цивилизованной жизни. Все это делаем для того, чтобы еще и еще раз вернуться в этот, ни с чем не сравнимый, а потому удивительный и прекрасный подземный мир. Периодически каждый из нас как бы чувствовал зов бездны, она тянула к себе, звала, а потом позволяла заглянуть в еще не прочитанные никем страницы великой книги о Природе. Раскрывая щедро свои тайны и загадки, радовала редкими, но необыкновенно счастливыми минутами открытий.

 

ИКОНА СТАРЦА ИГНАТИЯ.

День за днем в окрестные поселки,
Кручами прижатые к реке,
Поползли поземкой разнотолки
О пещерном странном старике.
То плелись с дотошностью былинной,
То с мужицкой мудрой простотой:
То ли это каторжник безвинный,
Грешник ли, юродивый, святой,
То ль наследник царского престола,
Что исчез, отрекшись от венца...
Н. Г. Кондратковская

 

Разбитая в пыль тракторами и машинами проселочная дорога мягко стелется под ноги. То круто спускаясь в глубокие распадки, то натруженно взбираясь на крутые бока холмов, ведет она нас, группу из Челябинского клуба спелеологов «Плутон», к знаменитой пещере Игнатиевской. Туда, где на самом горизонте синеют хребты, в их беспорядочной толчее, выписывая замысловатые петли, течет горная река Сим.
Повинуясь направлению, указанному стрелкой-указателем с лаконичной надписью «К пещере», сворачиваем с дороги влево. Чуть заметная среди высокой травы тропинка сразу же ныряет в густой ельник. Пробираемся сквозь него, отмахиваясь от растревоженных колючих ветвей, и выходим к отвесному высокому обрыву. С него далеко окрест открывается панорама долины реки Сим. Миллионы лет трудилась она, не останавливаясь ни на минуту, чтобы вот так, словно гигантским ножом, разрезать более чем стометровый пласт белого известняка. Бурная, кипучая в половодье, а сейчас в межень, чуть слышно журчащая, робко пробирается в россыпях круглых валунов, невинно поблескивая далеко внизу отраженными солнечными лучами. Но стоит только хлынуть ливню — взъярится река, распустит по волнам белую гриву пены и всей своей мощью ударит в крутые лбы валунов и утесов. Тогда ей становится слишком тесно в узком скальном коридоре. Грызет вода в бессильной злобе известняковые обнажения, выискивает мельчайшие трещины в горном монолите. Очень медленно, понемногу, но все-таки поддается скала натиску воды, и наконец река находит лазейку, скрывается под утесом, спрямляя свой путь. А на поверхности остается ее бывшее русло, которое периодически весной или во время сильных дождей заполняется водой. Через километр подземных блужданий в вечном мраке земных недр вырывается река на поверхность мощными родниками и затем как ни в чем не бывало вновь продолжает свой путь среди горных хребтов.
Вдоволь налюбовавшись редким по красоте ландшафтом, открывающимся нам с высоты птичьего полета, берем направление к пещере и крутым распадком спускаемся вниз на поляну. Там огромным черным зевом в береговом утесе темнеет вход в пещеру.
Свое название она получила от имени некоего старца Игнатия, жившего в ней более ста лет назад и захороненного здесь. Бытует мнение, что именно он высек на одной из стен грота икону-барельеф. Этот исторический факт привлек наше внимание.
Сотни, если не тысячи людей ежегодно посещают Игнатиевскую пещеру. Среди них подавляющее большинство — школьники и студенты. Заходят в пещеру охотники и рыболовы, которые ищут свое счастье в окрестных лесах и реках. Среди посетителей много спелеологов и туристов из разных концов нашей страны, специально прокладывающих нити своих маршрутов с заходом в знаменитую пещеру.
На противоположном берегу реки — большая ровная поляна. Здесь обычно останавливаются все путешественники, и мы, чтобы не нарушать эту традицию, разбиваем свой лагерь на ней. Для обустройства нам не нужно много времени. У нас нет с собой палатки. Нести ее за 25 километров на два дня, да еще и летом — непозволительная роскошь. Мы ограничились спальными мешками, а на случай дождя еще и большим куском полиэтиленового тента. На старом кострище разложили жаркий костер, и вот уже оба мои попутчика колдуют над продуктами, готовят непритязательный походный обед.
Алексеевских Алексей. Слесарь-сборщик одного из цехов Челябинского радиозавода. Скромный, тихий парень. Надежен в работе, обязателен в делах и поступках. А еще он «генератор» всевозможных идей, в основном по разработке и улучшению спелеологического снаряжения. Причем, самое главное, он сам же и воплощает их в металле.
В клуб спелеологов к нам его привел друг, сосед по дому, который прозанимался у нас не более трех лет. Алексей же остался верен клубу на долгие годы.
Сабуренков Евгений. Токарь с Челябинского радиозавода. Характером чем-то похож на Алексеевских — такой же спокойный, уравновешенный и рассудительный. Вполне возможно, что именно поэтому он так крепко сдружился с Алексеем. В клуб спелеологов пришел сам, прознав, что в Челябинске существует коллектив энтузиастов-общественников, занимающихся исследованием пещер. Евгений тоже увлечен разработкой и изготовлением образцов снаряжения и оборудования для походного быта. Но больше всего в спелеологии Женю привлекает редкая ныне возможность участия в поиске новых карстовых районов, а также открытие и изучение пещер. А еще у него есть одно достоинство, о котором мало кто знает,— он пишет стихи и рассказы о спелеологах и их подземных путешествиях.
После обеда начинаем подготовку к выходу. Из рюкзаков извлекаем комбинезоны, каски и налобные фонари. С особой осторожностью упаковываю брезентовую сумку с аппаратурой для подземной фотосъемки. Это несколько фотокамер для пленок узкого и широкого формата, импульсные лампы-вспышки для освещения, металлический штатив, коробка со всякой фотомелочью и ремонтным набором. Хотя каждый из нас занят своим делом, успеваем, однако, в руках Леши Алексеевских заметить платяную щетку и коробку со стиральным порошком. К чему бы это? Недоуменно переглядываемся с Евгением и уже готовы расхохотаться над удачной шуткой Лешиного брата, оставшегося в Челябинске. Но Алексеевских серьезен и без тени смущения опережает нас: мол, взял сам, специально для пещеры. Но все-таки зачем?
Спрятав оставшиеся вещи и рюкзаки в кустах на краю поляны, перебираемся через реку по камням на противоположный берег. По крутой тропинке взбираемся к входу. Огромная арка пещеры правильной формы и высотой около 10 метров ориентирована на юг. Получается так, что большую часть дня входной грот открыт дневному свету, успевает хорошо прогреться солнечными лучами. Из литературы мы уже знаем, что это немаловажное обстоятельство всегда учитывалось первобытными людьми при выборе жилища.
Стены грота, выступы скал и даже потолок пестрят несметным количеством надписей самых разнообразных размеров, расцветок и содержаний. Практически ни одного свободного места не осталось на стенах первого грота.
— Наскальная живопись середины и конца двадцатого столетия. Следы современных варваров,— гулко разносится под сводами грота голос Сабуренкова.
— Это надо же ведь так! Ехать из Москвы, Уфы или Челябинска за сотни и тысячи верст, тащиться с рюкзаком пешком 25 километров от станции, да еще не забыть взять с собой банку с краской! И ведь краску-то берут сознательно, заранее и специально для того, чтобы кистью полуметровыми буквами увековечить факт своего посещения пещеры. Ну прямо дикость какая-то или же просто затмение на людей находит. А они, судя по «визитным карточкам», вроде бы должны быть культурными.
— Смотрите, ребята, вот здесь,— продолжает свой монолог Алексеевских и подзывает нас к себе,— учителя из Кропачево, студенты из МГУ, школьники из Уфы...
— А пещера Игнатиевская, к вашему сведению, в 1961 году решением Челябинского облисполкома была объявлена памятником природы и подлежит всемерной охране,— замечаю ребятам.
Эта пещера известна людям с незапамятных времен. О ней упоминается в литературных источниках, уже начиная со второй половины XVIII столетия. В 1770 году в Игнатиевской пещере (по-башкирски Ямазы-Таш) во главе академической экспедиции побывал известный естествоиспытатель академик Петр Симон Паллас. Он, вероятно, и сделал ее первое описание. Кстати, он же обнаружил в пещере кости диких зверей и человека.
В XIX веке о пещере вновь заговорили, но уже в связи с неким старцем Игнатием. Он долгое время жил в ее дальнем гроте. Именно с его именем связан ореол таинственности и религиозного мистицизма. Старец Игнатий для местных жителей был чем-то вроде святого. Еще в начале нашего века к пещере верующими организовывались крестные ходы с иконами и хоругвями. Так что с этой пещерой было связано немало легенд и преданий. Некоторые из них и до сих пор имеют хождение среди стариков окрестных сел и деревень.
И если сама пещера сейчас как географический объект достаточно хорошо изучена и много раз обмерена, то ее история еще до конца не ясна и скрывает много интересного. Вот как, например, говорится об Игнатиевской пещере в книге «Путеводитель по Уралу», изданной в 1899 году:
«В нескольких верстах от Усть-Катавского завода, близ деревни Серпиевки, в горах находятся замечательные пещеры. Представьте себе несколько гигантских гротов, соединенных между собой такими узкими отверстиями, что в некоторые из них можно пролезть только ползком. Гроты эти настолько значительны, что в каждом из них свободно поместится человек двести.
В одной из таких пещер, называемой Игнатьевской, погребен человек, слывущий в народе за подвижника. Игнатова пещера — одна из самых обширных и известных на Южном Урале. Перед могилой висит медный образ и горит лампада. В девятую пятницу после пасхи в пещеру стекается масса народа из соседних заводов, сел и деревень. Рассказывают, что в пещерах этих и ныне живут сподвижники, причем в одной из них вырублена даже изба с подземной веревочной лестницей наверх».
Примерно такие же сведения приводятся и в пятом томе «Урал и Приуралье» известной монографии «Россия». Это полное географическое описание нашего отечества в 15 томах под общей редакцией выдающегося русского географа и путешественника П. П. Семенова-Тянь-Шанского. Пятый том этой серии вышел в Петербурге в 1914 году.
Еще в одной книге, путеводителе для туристов «Урал северный, средний и южный», изданной в 1917 году также в Петербурге, пещера описывается более подробно:
«...а в 21 версте от станции Кропачево и в четырех верстах от села Серпиевки — Игнатьевская пещера. Вход в нее имеет вид грандиозной арки, поддерживаемой колоннами. Широкий наружный вход скоро, однако, суживается, идти приходится по тесному коридору, пока не откроется громаднейшая палата, с выступами и причудливыми колоннами по бокам, с нависшими украшениями, с ровным каменным полом и потолком, таким высоким, что его трудно различить. Отверстие в потолке открывает вход в новый грот, в который лазят по шестам. В этом гроте находится могила старца Игнатия. Здесь стоит деревянный крест, что придает каменному склепу особенно мрачный вид. По рассказам одних, это действительно был подвижник, а по рассказам других — просто преступник, скрывающийся здесь от полиции. Достоверно лишь то, что он умер в пещере, а так как она известковая, то труп Игнатия найден неразложившимся.
В конце первой галереи есть отверстие, обставленное с боков вычурными скалистыми выступами. Через узкий и низкий проход оно ведет в новую галерею. Последняя значительно меньше и ниже первой, но зато красивее и фантастичнее. Здесь во множестве свешиваются с потолка люстры и канделябры, там и сям возвышаются колонны с карнизами и закругленными постаментами. В одной из передних арок пещеры есть узкое отверстие, ведущее в новый высокий и громадный грот. Всюду здесь возвышаются колонны, балконы, хоры, всюду лепные украшения. При освещении магнием картина получается изумительная по красоте. Этот грот ведет в следующий, уровень пола которого на сажень ниже предыдущего. Грот высокий и необыкновенно красивый, наполненный колоннами, роскошными постаментами и вычурными памятниками. Из этого грота можно проникнуть дальше, в следующие гроты, так как пещера тянется на несколько верст...»
А местный краевед, ныне покойный И. М. Киселев из города Усть-Катава приводил сведения из «Оренбургских епархиальных ведомостей» за 1908 год (№ 4751), в частности из статьи «К истории о таинственных старцах». Она имеет совсем другую трактовку событий и личности пещерного жильца.
«...По распространившимся слухам в Игнатовой пещере скончалась царственная особа — великий князь Константин Павлович (брат царей Александра I и Николая I), сменивший славу мира сего на тяжкий крест странничества. По существующим сказаниям, великий князь после мнимой своей смерти, когда вместо него был погребен кто-то другой, якобы скрывался в пределах Уфимской губернии и скончался лет 25 назад (около 1883 года) в пещере близ деревни Серпиевка Уфимского уезда.
Что это был за старец, точных сведений нигде нет, и его личность является пока еще полной загадкой. Несомненно только то, что у значительной части населения северных пределов Оренбургской губернии с нынешней Уфимской существовала, да, кажется, и теперь существует уверенность в том, что великий князь Константин Павлович жил в этих местах».
Конечно, от всех этих старинных описаний, легенд и преданий порою веет мистикой, а часто они кажутся нам немного наивными. Так, к примеру, не выдерживает никакой критики версия о «неразложившемся трупе Игнатия». В дальнем гроте пещеры, именуемом всеми Кельей старца Игнатия, где якобы похоронен сам Игнатий, круглый год держатся положительная до 6° температура и очень высокая влажность. В этих условиях ни о какой мумификации тела не может быть и речи. Вызывают также сомнения и высказывания о том, что «пещера тянется на несколько верст». Вообще, людям, впервые побывавшим в пещере и малосведущим в спелеологии, не проводившим исследований подземных полостей при помощи соответствующих приборов, всегда свойственно преувеличивать истинные размеры пещер. Особенно это касается протяженности их ходов, глубины подземной полости и ее конфигурации.
Нам, спелеологам, при поиске новых пещер или исследовании уже известных, очень часто приходится обращаться за помощью к охотникам, лесорубам и местным жителям. Они охотно делятся с нами информацией, описывают места в окрестностях своей деревни, где в изобилии находятся пропадающие ручьи, карстовые воронки и провалы. А вот когда речь заходит об известной пещере, они все, словно сговорившись, приводят совершенно фантастические цифры ее протяженности. Главным доводом в их рассказах всегда фигурирует обыкновенная собака. Именно она, запущенная хозяином в пещеру (или брошенная им там, или потерявшаяся сама), целыми днями и неделями путешествовала под землей, а затем, голодная и ободранная, появлялась за много километров в соседней деревне. Расстояние между деревнями бралось за длину подземных лабиринтов. Кстати, в различных районах области эту легенду почти дословно повторяли. Правда, иногда вместо собаки в рассказах фигурировали свиньи, козы и даже человек. Но никому из спелеологов до сих пор так и не удалось увидеть ни самих «первопроходцев», ни очевидцев их «подвига». На молодых, еще не очень опытных спелеологов подобные легенды все-таки производят впечатление. Они заставляют их с удвоенной энергией браться за исследование пещеры в поисках якобы заваленных проходов, взорванных ходов и т. д.
А вот сведения о красоте пещеры, о ее вычурности и всяких там разных «канделябрах», приводимые в этой литературе, для нас, нынешнего поколения, представляют несомненный интерес. К сожалению, этот интерес омрачается при последующем сравнении описаний из старинных книг и современным состоянием Игнатиевской пещеры. А если честно сказать, то этих красот сегодня просто... не существует. Все замечательные кальцитовые образования за эти годы были закопчены факелами, уничтожены и расхищены многочисленными посетителями. Вот оно, предупреждение для нас о хрупкости и невосполнимости подземных ландшафтов!
При осмотре входной части пещеры видим ровный, чуть покатый к выходу пол грота, сухой и пыльный. При ближайшем рассмотрении становится ясным, что это слой пепла от бесчисленного множества костров. И это действительно подтверждается раскопками археологов. Они-то и открыли во входном гроте Игнатиевской пещеры стоянку древнего человека. У правой стены большой раскоп археологов. Здесь, в начале шестидесятых годов, работал известный советский археолог О. Н. Бадер. Из мощного культурного слоя были извлечены на дневной свет костяные иглы, наконечники стрел, глиняные черепки...
Закончив осмотр, направляемся дальше, в глубь пещеры. Проходим в самый конец входного грота. Здесь его свод понижается, дневной свет постепенно меркнет, и нам приходится включить свои фонари. Вправо от нас уходит узкий лабиринт. В конце пещеры, в районе грота «Столб», он вновь соединится с основной галереей пещеры. Это своеобразный «черный вход» в дальнюю часть пещеры. О нем мало кто знает, им обычно не пользуются, так как он труден в прохождении — слишком узкий и запутанный.
Пригнувшись, преодолеваем несколько метров и попадаем в широкую и прямую галерею — тоннель. Его длина 130 метров. К нему примыкают или, правильней сказать, он как бы нанизывает на себя все остальные ходы и гроты. Левая, юго-восточная часть галереи труднодоступна и менее посещаемая. Она лежит в стороне от основного маршрута посетителей пещеры, потому и сохранила несколько небольших озер в виде луж и жалких остатков красивых натечных кальцитовых образований. Сейчас нам остается только предполагать, как здесь все выглядело раньше.
Нам же нужно идти вправо, по длинной и совершенно прямой, как коридор, галерее. От нее влево и вправо отходят небольшие, по три-пять метров, узкие лазы-тупики. Через несколько десятков метров галерея приводит в большой грот. Лучи налобных фонарей дробят на части вечный . мрак пещеры, отраженным светом играют на влажных стенах, бриллиантовыми точками вспыхивают на сконденсировавшихся на потолке капельках воды. На полу в хаотическом беспорядке, полузанесенные глиной, валяются огромные глыбы известняка. Видно, что они обрушились когда-то со свода грота. Своей причудливой формой глыбы напоминают то изготовившегося к прыжку зверя, то руины средневекового замка, то просто выглядят как первобытный хаос.
Мы остановились в самом большом гроте «Столб». Он интересен прежде всего тем, что в его центре находится колоссальная каменная колонна — останец грибовидной формы. На ней надежно покоится высокий сводчатый потолок. Размеры этой колонны очень внушительны: 6х14 метров при высоте около пяти. Неискушенных туристов или новичков-спелеологов проводник шутя может несколько раз провести вокруг этого огромного столба. Лишь на третий или четвертый раз они вдруг обнаруживают, что запинаются об один и тот же камень, а значит, здесь уже были. Из грота «Столб» влево на юг уходит еще одна галерея. Она вскоре резко уменьшается и заканчивается узким, непроходимым тупиком. Но в правой стене галереи есть два хода. Оба ведут в так называемую «Келью старца Игнатия». Правый, верхний, более опасен, он находится в трех метрах от пола. Чтобы подняться к нему, необходимо вскарабкаться по прислоненной к стене жерди и, балансируя на высоте, втиснуться в овальное отверстие — окно. Левый же более удобен и безопасен, хотя преодолевать его приходится ползком на животе, по измазанным жидкой глиной камням. Мы выбираем безопасный путь через нижний ход.
Передавая друг другу брезентовый мешок с надписью «Осторожно, оптика!», извиваясь, ползком попадаем в Келью. Не очень большой, около 10 метров в диаметре, грот с плоским потолком. У дальней стены конус осыпи из мелких пополам с глиной камней. Стены, пол и потолок сильно закопчены, все выступы покрыты налетом черной жирной сажи от факелов. Этим варварским средством освещения, дающим очень мало света, но зато много копоти и дыма, еще пользуются в пещерах некоторые «экскурсанты».
Из-под осыпи видны края полностью сгнивших, превратившихся в рыжую труху не то досок, не то бревен. Что это? Подтверждение легенды о старце Игнатии? Остатки избы или гроба с его телом? Нам ничего здесь трогать нельзя. Любые раскопки на поверхности и под землей — удел квалифицированных специалистов-археологов. Дилетанты здесь могут «наломать дров», нанеся непоправимый урон, возможно, уникальному археологическому памятнику. И мы ограничиваемся лишь поверхностным осмотром грота.
В тишине, нарушаемой только нашим дыханием да случайным стуком касок о выступы потолка и стен, слышен мерный перезвон падающих со свода капель воды. От темных стен Кельи веет чем-то скорбным и таинственным. Тихое мрачное место для своего последнего пристанища выбрал старец. Этот грот теперь — самое интересное место в пещере. Здесь на одной из стен природного склепа должна находиться искусно выдолбленная в камне икона-барельеф...
— Вот она, здесь,— слышим тихий голос Алексёевских. Он уже нашел икону на правой, от нижнего входа в грот, стене, на высоте одного метра от пола. Искусно вырезанная в красноватого цвета кальцитовом натеке на сером фоне стены, она не сразу бросается в глаза. Нужно быть очень наблюдательным, чтобы суметь выделить скульптурное изображение среди других выступов стены. Подсвечивая фонарями с разных сторон, мы видим рельефное изображение женщины со сложенными на груди руками. Ниже иконы на выступе стены — небольшое естественное углубление— место для лампадки или свечки. Сам барельеф и все стены вокруг покрыты толстым слоем копоти. Леша Алексёевских достает из транспортного мешка щетку, стиральный порошок и... остальное нам с Евгением становится понятным без всяких объяснений. Пока Алексей с Евгением усердно драят стену, отмывая слой за слоем копившуюся десятилетиями сажу, распаковываю мешок с фотоаппаратурой.
Дело у ребят продвигается быстро. Вот из-под щетки появляется серый известняк стены, потом нежно-кремовый рельеф самой иконы. Еще немного, и она вся засияла перед нами в первозданной чистоте. Фотоаппараты уже укреплены на штативе. Готовы и вспышки. Выбираю наиболее удачный ракурс для съемки. Яркими голубыми всполохами озаряются стены и своды Кельи, а на фотопленке остаются удивительные тайны и красоты подземного мира...
После съемки, пока я упаковываю фотоаппараты в мешок, ребята начали спор о старце. О том, что можно ли вот здесь, в вечном мраке и в полнейшей тишине, в сырости и холоде, выжить в течение многих лет. И какой выдержкой, силой воли и фанатической верой должен был обладать человек, чтобы противостоять силам стихии. Ну это понятно, когда спелеологи, увлеченные поиском всего нового, неизведанного, а также с целью проведения различных научных экспериментов рискуют жизнью. А ради чего добровольно обрек себя на все лишения неведомый нам старец? Вряд ли кто теперь ответит на этот вопрос.
Упаковав аппаратуру в мешок, в последний раз осматриваю грот. Хотя Келья находится в самом конце пещеры и большинство посетителей не рискуют заниматься акробатикой на шесте, «следы варваров» видны и здесь. На стене, чуть выше иконы, большими размашистыми буквами белой масляной краской выведены две фамилии. Авторы не постеснялись представиться лично. Зато потеки краски легли и на выступ с иконой. На полу тоже можно обнаружить следы «земной цивилизации»: валяются обгорелые палки от факелов с остатками ветоши и бересты, куски проволоки, несколько консервных банок. Есть и необычной формы обломок красного кирпича, неведомо когда попавший в пещеру. Кто и зачем его сюда принес? Уж не этим ли кирпичом кто-то умудрился и на потолке Кельи начертать свои автографы. Вон сколько непонятных полос, пятен и кругов видно на своде. Потолок в гроте влажный, вот потому-то и расплылись следы кирпича в бесформенные пятна. Из-за обилия современной «росписи» по всей длине пещеры, начиная от входа и кончая Кельей старца Игнатия, мы не обратили особого внимания на эти начертания. Как потом оказалось, стояли мы тогда на пороге сенсационного открытия. Этим же росписям на потолке Кельи спустя несколько лет была уготована удивительная судьба (см. «Второе рождение Игнатиевской пещеры».— Прим. ред.).
После Кельи мы продолжили осмотр остальной части пещеры, заглянули и в лабиринты. Поздно вечером, закончив исследование и фотосъемку пещеры, направились к выходу. Уже во входном гроте нас встретили мощные раскаты грома и яркие вспышки молний. Ночная гроза! Под проливным дождем спасаем свои спрятанные в кустах вещи и укрываемся под входной аркой пещеры. Через полчаса, собрав сухие дрова, в изобилии валяющиеся на полу входного грота, сушимся у жаркого костра. Нам уже не страшна гроза, над головой у нас надежная каменная крыша, и ночевать мы решили здесь же на расстеленном на полу куске полиэтилена. Спать не хочется. Крепкий, по Сабуренкову, чай напрочь прогнал сон, но потянул на философские мысли и разговоры.
Наверное, точно так же, много тысяч лет назад, жившие здесь первобытные люди спасались в пещере от непогоды. Конечно, тогда у них не было ни спальных мешков, ни надувных матрацев. Лишь кусок грубой звериной шкуры защищал от холода. А время-то было суровое и безжалостное. Древний человек был практически беззащитен перед дикими силами природы. С севера, распространяя смертельную стужу, надвигались ледники. Повсюду бродили огромные свирепые хищники, и человек на открытых пространствах легко становился их добычей. Именно в этот трагический и сложный для первобытного общества момент природа как бы сжалилась над нашим пращуром и указала на пещеры. Они сулили человеку стены и крышу над головой, надежный и теплый приют. Но в пещерах уже были свои жильцы: пещерные львы и медведи, саблезубые тигры. И уязвимому человеку, не наделенному природой ни острыми когтями и клыками, ни звериной шкурой, вооруженному лишь жалким оружием из камня, пришлось вступить в борьбу и отстоять свое «жилищное право». Теперь пещеры не только спасали человека и его племя от нападений диких зверей и холода ледников, они дали ему уверенность в своих силах, а также постепенно изменяли его образ жизни, привязывали к одному месту. Во входных гротах и под скальными навесами беспрерывно, в течение многих лет, горели костры, даря людям тепло, спасение, жизнь и веру в завтрашний день. А в те пещеры, в которых по недосмотру или какой иной причине угасал животворный огонь, снова приходило горе, животный страх и безысходность. Ведь племя теряло главное свое преимущество перед диким животным миром — умение использовать огонь.
Невольно на минуту закрываю глаза, и фантазия уносит меня через немыслимо длинную вереницу веков в далекое прошлое, воображение рисует картинку из жизни наших предков, обитавших в окрестностях Игнатиевской пещеры. Стены грота как бы сужаются, вместе с темнотой надвигаются близко к костру. Его пламя то внезапно озаряет высокие своды грота, отгоняя подкравшуюся темноту в самые дальние уголки, то, ослабевая совсем, красными отблесками играет на напряженных лицах людей, тесным кольцом обступивших костер и одетых в звериные шкуры. Огонь для этих людей и источник тепла, столь необходимого им в холодные зимние дни, и оружие в борьбе со свирепыми зверями, рев которых изредка доносят до входа в пещеру сильные порывы ледяного ветра...
Долго еще не гаснет наш костер. Говорим обо всем: о загадочном мире пещер и об открытиях, часто выпадающих на долю спелеологов, об удивительных природных музеях-пещерах и о необходимости сберечь их.

 

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ ИГНАТЬЕВСКОЙ ПЕЩЕРЫ.

От пучка лучей отпрянул сумрак.
Это что?
Подземною рекой
Нанесен таинственный рисунок?
Или человеческой рукой?
На останце, в полукруглой нише,
Охрой прорисована змея.
Справа — бык рогатый, а повыше
Плотных линий сомкнуты края...
Н. Г. Кондратковская

Челябинские спелеологи еще много раз бывали в окрестностях знаменитой Игнатиевской пещеры. Здесь в 1976 году проходили областные сборы школы предлагерной подготовки. Затем дважды поляна у пещеры расцвечивалась яркими цветными палатками: исследователи подземного мира собирались сюда со всех городов области на свои областные слеты. На скальных обнажениях реки Сим они состязались в силе, ловкости и умении. Совместными усилиями челябинцев, златоустовцев и коркинцев в долине реки было открыто 15 новых пещер и шахт значительной длины и глубины. Наибольшие среди них — это пещеры Эссюмская, «Данко», «Аленушка», «Путаная» и шахта Косолапкина.
И в последующие годы мы не забывали этот район, проводили поисковые экспедиции.
А пещера Игнатиевская продолжала жить своей жизнью. Все так же часто заходили под ее своды люди и осматривали подземные чертоги. Все так же медленно в гротах отсчитывали время капли воды — вечные часы недр. И все так же стремительно каждую весну проносил перед входом в полость бурные воды вечно спешащий куда-то Сим. Пещера же все ждала и ждала своего «звездного часа».
Как известно, первобытные люди заселяли Южный Урал десятки тысяч лет назад. Это подтверждается археологическими открытиями, сделанными учеными на территории современной Челябинской области. Так, например, вблизи Магнитогорска в отвесной скальной расщелине 70 тысяч лет назад была стоянка первобытных людей — самая древняя на территории нашей области. Здесь же обнаружили грубые каменные орудия — рубила овальной формы с заостренными краями. Ими древний человек добывал себе из земли съедобные коренья, разделывал туши убитых животных, выделывал звериные шкуры. По форме и характеру обработки каменных орудий можно предположить, что территорию области в те далекие времена заселяли древние племена, пришедшие на Урал из Средней Азии и Индии, то есть представители древнейших культур в истории человечества.
В то очень далекое для нас время пещеры служили первобытному человеку естественным убежищем-укрытием. Вначале он спасался в них от холода и диких зверей, потом стал использовать их как место совершения обрядов, связанных с охотой, а затем и плодородием. В ряде районов Челябинской области были обнаружены и описаны пещеры со следами стоянок первобытных людей. Среди них несколько пещер по реке Юрюзань вблизи города Усть-Катава (пещеры Усть-Катавская, Ключевая, Бурановская) и на реке Сим (пещера Игнатиевская). Во всех этих пещерах в культурных слоях найдены раздробленные и обгорелые кости 'животных, простые, грубо обработанные каменные орудия.
И в других районах Челябинской области известно немало стоянок древних людей не только эпохи палеолита, но и более поздних эпох. Среди них выделяются стоянки на озере Зюраткуль, на реке Малый Кизил около Магнитогорска, на реке Багаряк на севере области и т. д. Но, к сожалению, ни в одной из этих пещер не было открыто наскальных рисунков — материальных свидетельств высокой духовной культуры древних людей, населявших наш край. А это означало лишь одно: люди, жившие здесь в то время, могли сильно отставать в своем духовном развитии и культуре от племен, обитавших на территории современной Западной Европы, где к тому времени во многих пещерах уже были созданы целые картинные галереи палеолитической живописи, которые и теперь восхищают своим совершенством.
Вообще история открытия первых пещерных росписей эпохи палеолита похожа на остросюжетный приключенческий роман. А начинается он в позднем палеолите, отстоящем от нас на несколько десятков тысяч лет назад. В раннем — у живших в то время неандертальцев — искусства еще не было. Самые первые предметы искусства в виде фигурок из костей и камней, а также росписи на них стали делать кроманьонцы — древнейшие люди практически современного с нами антропологического типа. Искусство вошло в мир первобытного человека не сразу, не откуда-то извне, оно явилось закономерным следствием постоянно продолжавшегося развития трудовой деятельности и совершенствования техники изготовления орудий труда и развивалось вместе с человеком, вместе с осмыслением им окружающего мира, помогая понимать его и обогащаться открытиями. Оно как бы сопровождало первобытного человека в его жизни.
Вначале искусство проявлялось в нанесении различных изображений на камне и кости. Это были пещерные медведи, мамонты, бизоны, дикие лошади, а также разнообразные геометрические фигуры. Потом наступила очередь скульптурных изображений. При этом древние мастера отдавали предпочтение обнаженным женским фигуркам, которые теперь называют палеолитическими Венерами. Эти статуэтки находят сейчас практически на всей территории Евроазиатского континента: от Франции, Италии, Австрии, Чехии, на Дону вплоть до окрестностей города Иркутска в Сибири. Но все-таки высшей формой первобытного искусства являлась наскальная пещерная живопись.
Первые письменные упоминания о находке палеолитических росписей в пещерах Испании относятся к XV веку. В то время священники запрещали мирянам посещать пещеры с загадочными рисунками — «мерзостями язычников». Тогда господствовало христианское учение о божественном сотворении мира, согласно которому и Земля, и люди со зверями, и растения были созданы богом всего за шесть дней и сразу же в том законченном виде, в коем пребывают и сейчас. Тот же, кто пытался оспорить данное утверждение и доказать, что человек — это плоть от плоти представитель животного мира и что его развитие длилось отнюдь не божественную неделю, рисковал попасть на костер.
На рубеже XVIII—XIX веков формируется новая самостоятельная наука, изучающая и реконструирующая по ископаемым останкам облик давно вымерших животных. Изучая историю органического животного мира, палеонтология дала возможность по-новому взглянуть и на историю самого человека. Только что отпочковавшаяся от нее археология, основываясь на многочисленных находках орудий труда, твердо заявила, что человечество гораздо старше, чем это считалось ранее. Итак, к середине XIX века такие науки, как геология, палеонтология и зоология, неопровержимыми фактами доказали, что возраст Земли довольно почтенен и насчитывает многие миллионы лет.
Теперь перед археологической наукой встала интереснейшая задача. По уже обнаруженным многочисленным следам-вещам древних людей предстояло реконструировать и изучить первоначальную жизнь человека, проследить все перипетии его развития. Кроме того, археологами был начат широкий поиск новых материальных свидетельств этих давно ушедших эпох. И небезуспешно.
Первое палеолитическое изображение, спасенное от забвения и ставшее достоянием науки, было найдено в 40—50 годах XIX столетия во Франции в гроте Шаффо сельским нотариусом Андре Бруйе. На небольшом фрагменте ископаемой кости методом гравировки были вырезаны фигурки ланей. Затем находки костей и каменных пластинок с различными изображениями на них посыпались на археологов как из рога изобилия. Это была художественная резьба, изображающая пещерных медведей, северного оленя, диких лошадей и бизонов, а также мамонтов, что безусловно свидетельствовало о почтенном возрасте находок и наводило на мысль об их связи с первобытным человеком. Эти смелые утверждения вызывали целую бурю критических высказываний. Выходит, что изображения наносили древние люди — современники мамонтов? Тогда предположения такого рода казались невероятными, почти фантастическими. Многие, в том числе и известные ученые того времени, считали, что дикари палеолита не могли сделать эти искусные «картинки».
Конец долгим и горячим спорам был положен в 1864 году, когда Эдуард Лартэ — юрист по образованию, палеонтолог и археолог по призванию, во время раскопок стоянки Ля Мадлен нашел фрагменты бивня с явственным изображением слона с очень длинной шерстью. Это был мамонт — животное, уже давно исчезнувшее с лица Земли. Изображение мамонта на мамонтовом же бивне явилось убедительнейшим доказательством причастности первобытного человека к творчеству. Значит, художник жил именно вместе с этими давно вымершими волосатыми гигантами, населявшими территорию нашего континента в далекую ледниковую эпоху.
Затем наступила очередь росписей на стенах и сводах пещер. Как ни странно, но рисунки на скалах были известны людям давно. В Средней Азии о них знал еще в XI веке Бируни; англичане изучали пещеры с росписями в Австралии; французы были осведомлены о наскальных фресках в Сахаре... Но еще никто из наших современников не пытался, а может просто боялся, отдать авторство нашему далекому пращуру - палеолитическому человеку. Долгое время никто из археологов не видел очевидной связи между искусно обработанными костями и камнями с росписями стен и потолков в пещерах. Их вводило в заблуждение все то же совершенство рисунков.
Но однажды и этот психологический барьер был преодолен. И помог тому его величество случай, а также два живых существа: собака и ребенок. Целой цепочке случайностей нужно было выстроиться в удачной последовательности так, чтобы в конечном итоге она привела к величайшему открытию в археологии.
Это случилось на севере Испании осенью 1868 года в местечке Альтамира, недалеко от города Сантандер, что расположен на берегу Бискайского залива. У одного из местных охотников пропала собака. Во время ее поисков охотник обнаружил узкую расщелину в земле, из которой доносился жалобный вой потерявшейся собаки. Чтобы проникнуть под землю и вызволить из западни своего друга, охотнику пришлось изрядно поработать, расширить вход и разобрать большие камни. Об этой истории он рассказал владельцу Альтамирского холма — местному жителю, адвокату дону Марселино де Саутуола. А Саутуола оказался большим любителем археологии — молодой, только что зародившейся науки. Он не замедлил воспользоваться случаем и спустился под землю, где и обнаружил грубые каменные и костяные топоры, молотки и ножи. Их древность не вызвала у Саутуолы сомнений — ведь на некоторых были видны изображения мамонтов, бизонов и диких лошадей. Он явился в Париж, на проходивший там съезд археологов. Но привезенные им кости и камни с изображениями животных не заинтересовали людей науки.
Эта первая неудача не смутила адвоката, и в последующие годы он упорно продолжал вести раскопки в недрах Альтамирского холма. Однажды — это было в 1879 году — его шестилетняя дочь Мария упросила взять ее в пещеру. Пока отец занимался раскопками в большом гроте, Мария со свечой в руке прошла в дальний конец зала. Свод здесь нависал над головой так низко, что взрослому человеку сюда можно было добраться только ползком на четвереньках. Девочке же легко удалось пройти в глубь пещеры, и она увидела то, что раньше не удавалось увидеть никому из взрослых. С потолка грота на нее, в своей неукротимой звериной ярости, смотрели бизоны. Испуганная девочка тут же бросилась к отцу с громкими криками: «Торос! Торос!»— «Быки! Быки!»
Привлеченный криками дочери, Саутуола внимательно осмотрел дальнюю часть зала пещеры и его взору открылась удивительная картина. На потолке, среди каменных бугров и выступов, виднелось множество великолепных изображений быков, дикой лошади, оленей и кабанов. Прорисованные краской из нескольких цветов, рисунки практически сплошным живописным полотном покрывали низко нависший потолок пещеры, весь ее свод, а также и коридоры, ведущие далее в глубь пещеры. Отдельные виды животных, чье изображение обнаружил Саутуола на сводах пещеры, уже давно исчезли с территории Испании.
Но кто же тогда нарисовал все это? Ответ вроде бы очень прост и однозначен, он даже напрашивался сам собой. Пещеру мог разрисовать только тот, кто выбрал ее в качестве жилища много тысяч лет назад, тот, чьи орудия труда Саутуола поднял с пола в привходовой части. Для людей, живших здесь в глубокой древности, пещера была домом, крепостью и мастерской. Да и сами сюжеты рисунков говорили археологу-любителю о том, что перед ним находятся образы далекого, давно исчезнувшего мира.
Саутуола был потрясен открытием, но в то же время и охвачен сомнениями. Прежде всего казалось невероятным то, что эти изображения оказались в таком неподходящем месте, вдали от дневного света, в темной и сырой глубине подземелья. Никто из людей еще не видел ничего подобного! А еще более удивительным, еще более невероятным было их художественное совершенство. Одни животные на потолке готовились к нападению, напрягая бугры мышц под кожей, другие спокойно лежали и пережевывали жвачку, третьи мчались вдаль с вонзенными в тело копьями охотников. Многокрасочные фигуры животных, полные динамики жизни, смотрели на изумленного Саутуолу словно живые. И ничего в них не напоминало о якобы примитивной культуре древних людей, о жалких «дикарях» древнекаменного века. Перед ним во всем великолепии предстала «Сикстинская капелла первобытной живописи» — так впоследствии ученые всего мира назовут росписи пещеры Альтамира.
Открытие это, как ни странно, стало трагедией в жизни самого Марселино де Саутуола. О найденных росписях он в 1880 году написал книгу и представил ее на Международный конгресс археологов в Лиссабоне. Книгу никто из ученых не принял, больше того, ее встретили в штыки. А сообщение, с которым он выступил на конгрессе, было воспринято археологами-специалистами с большим недоверием и вызвало яростную критику в его адрес. Не помогло и то, что утверждения безвестного археолога-любителя поддерживал весьма авторитетный тогда профессор геологии Вилланова из Мадрида. Беда Саутуолы заключалась в том, что к тому времени было собрано еще слишком мало фактического материала о культуре и искусстве первобытного общества. Таким образом, официальная наука отказалась признать это выдающееся открытие.
«Мы все знакомы с большим числом египетских и вавилонских произведений искусства. Египет — вот колыбель изобразительного искусства. Перед ним нет никакого другого!»— так безапелляционно и надменно заявил Саутуоле председательствующий на заседании конгресса.
Рукописи пещеры Альтамира были объявлены мистификацией, злой шуткой и преданы забвению. А сам же Саутуола перед ученым миром был назван фальсификатором и мошенником. И никто из специалистов-археологов даже не захотел сам взглянуть на эти рисунки. Несчастный Саутуола до последнего своего часа верил в то, что открыл древнейшую на Земле живопись. Имя безвестного испанского археолога и открытые им рисунки были забыты на целых 20 лет.
Спустя 16 лет, в 1895 году, французский археолог и медик Э. Ривьер в пещере Ла Мут (юго-запад Франции) вновь обнаруживает рисунки. И снова встречает, как и его предшественник, яростные нападки. В том же 1895 году археолог Э. Дало открывает рисунки в пещере Пэр-но-Пэр, еще через два года книготорговец и археолог Ф. Рейно — в пещере Марсула. Причем рисунки в пещере Пэр-но-Пэр были частично перекрыты культурным слоем, палеолитический возраст которого не вызывал никакого сомнения.
Но окончательный удар противникам Саутуолы нанесло открытие трех французов — подвижников археологии: доктора медицины Люсьена Капитана, сельского учителя Дени Пейрони и аббата Анри Брейля. В 1901 году они производили обследование ряда гротов на самом юге Франции. В гроте Фон-де-Гом их взору открылись разноцветные изображения зверей. Археологи обратили внимание на то, что часть наскальных фресок скрыта под кальцитовыми натеками. А это являлось самым убедительным, неопровержимым свидетельством в пользу глубокой древности рисунков. Когда же они доложили о своем открытии на очередном Антропологическом конгрессе, то вновь, как в свое время и Саутуолу, их встретили градом насмешек и полным недоверием. Тогда всем сомневающимся было тут же предложено посетить грот и на месте установить истину, убедиться в очевидном.
После осмотра наскальных фресок грота Фон-де-Гом мнение специалистов, ранее полностью отрицавших причастность людей палеолита к рисункам в пещерах, диаметрально переменилось. Истина восторжествовала, и 1902 год стал официально годом признания художественного таланта древних жителей пещер. Бывшие оппоненты принесли дочери Саутуолы, ставшей уже взрослой, свои извинения и поздравили с величайшим открытием, которое совершил ее отец.
В последующие годы на юге Франции и севере Испании происходит целый ряд новых открытий. К 1908 году в этом районе было уже известно более 20 пещер с палеолитическими росписями. А открытия все продолжались и продолжались... В 1940 году на юге Франции обнаружена пещера Ласко. Она явила миру великолепные композиции рисунков, сделанных различными методами: росписи по стенам, рисунки, выполненные гравировкой, резьба, а затем раскраска цветной охрой. По выражению аббата А. Брейля, пещера Ласко — это жемчужина четвертичного искусства.
Но район открытия пещер и гротов с палеолитической живописью был ограниченным по площади — крайний запад Европы и в основном Франция, Испания. Единичные находки рисунков древнего человека встречаются и в горах Португалии и Италии. Нигде больше к тому времени рисунков не обнаружили, хотя поселения древних людей — официально признанные палеолитические стоянки — простирались далеко на Восток до Иркутска.
Все это давало повод некоторым западным археологам и антропологам выступать с явным расистским уклоном. Они стали утверждать, основываясь на многочисленных фактах и материалах, что только здесь, в Западной Европе, в далекую ледниковую эпоху одна-единственная одаренная раса кроманьонцев зажгла во тьме тысячелетий яркий огонь искусства. Таким образом, родилась теория единого центра зарождения искусства, с последующим его распространением на восток. К сожалению, обратных доказательств этому не имелось. Ни в Средней Европе — Чехословакии, Венгрии, Австрии, где уже обследовано большое количество пещер, ни на Европейской части СССР в то время не было обнаружено следов палеолитической живописи. Та манера, в какой были разрисованы пещеры Запада в мадленскую стадию — заключительную в палеолите, не находила себе аналогов на территории Русской равнины и Сибири.
Подобные разговоры об исключительности палеолитической живописи Запада начались в начале нашего века и продолжались до середины столетия, до тех пор, пока не дала о себе знать дотоле никому не известная пещера Шульган-Таш, или Капова, на Южном Урале. А все началось с экспедиции, в составе которой был сотрудник Башкирского государственного заповедника, кандидат биологических наук А. В. Рюмин.
Во время изучения подземного животного мира он совершенно случайно обнаружил на стенах грота неясные фигуры зверей, выполненные красной охрой. Появившиеся после этого в печати сообщения были похожи на сенсацию: гроты Каповой пещеры разрисованы древним человеком в манере, мало чем отличающейся от росписей полостей Испании и Франции. А. В. Рюмин не был археологом, поэтому его сообщение о рисунках вызвало у специалистов известную долю недоверия. Ведь Капова пещера известна людям очень давно. Еще 200 лет назад ее изучали экспедиции крупных русских ученых и путешественников П. И. Рычкова, И. И. Лепехина, П. С. Палласа и других исследователей. Кроме того, она находится на оживленной водной магистрали— реке Белой, и ее ежегодно посещали тысячи туристов. Невероятным казалось то, что все они могли не заметить эти рисунки.
Сразу же, после первых сообщений, в Капову пещеру была организована экспедиция из института археологии Академии наук СССР под руководством известного советского археолога, доктора исторических наук Отто Николаевича Бадера. Во время полевых сезонов 1960—1962 и 1964—1965 годов он провел тщательное исследование обнаруженных А. В. Рюминым рисунков, сделал заключение об их подлинности и определил возраст. Он оказался равным 15—16 тысячам лет. Рисунки располагались в 300 метрах от входа на двух этажах пещеры. На изображениях — фигуры мамонтов, диких лошадей, носорогов и бизонов. Как и в пещерах Западной Европы, это либо давно исчезнувшие с лица Земли животные, либо обитающие совсем в других ее уголках. Среди рисунков оказалось немало геометрических символов.
Манера письма древних художников реалистична, и при первом взгляде на рисунки очень легко можно определить вид животных и их половое различие.
Размеры отдельных изображений сравнительно невелики: от 40 до 120 сантиметров, и они большей частью не связаны между собой композиционно. Значительная часть рисунков сохранилась хорошо и легко читается. Некоторые росписи нижнего этажа из-за большой влажности расплылись в бесформенные пятна.
Обнаружение палеолитических росписей в Каповой пещере на Южном Урале стало большим событием в научном мире. Оно перевернуло многие понятия и взгляды в археологической науке на искусство палеолита. А самое главное, это открытие выбило почву из-под ног у авторов теорий «единого центра зарождения искусства» и «божественной одаренности» первобытных художников, обитавших на Западе Европы. Росписи Каповой пещеры, по словам О. Н. Бадера, явились первым фактическим, а значит, и неоспоримым подтверждением того, «что на востоке в силу общих закономерностей развития первобытного общества существовали' самостоятельные центры возникновения палеолитической живописи, принципиально ничем не отличающиеся от западных».
Однако после сенсационного открытия в Каповой пещере ни на Южном Урале, ни в других районах страны новых находок, подтверждающих слова Бадера, не последовало.
Шли годы, и многим уже стало казаться, что росписи башкирской пещеры — это что-то исключительное, из ряда вон выходящее. Между тем пещеры и гроты своим существованием по берегам наших южноуральских рек — Сима и Юрюзани — словно сигнализировали о нераскрытых тайнах. Но этим сигналам из прошлого, к сожалению, не внимали.
Так, в 1770 году во время академической экспедиции П. С. Паллас обследует пещеру в горе Ямазы-Таш на реке Сим и обнаруживает в ней кости зверей и человека. Через сто с лишним лет ее, уже под именем Игнатиевой пещеры, вторично опишет в трудах Геологического Комитета академик Ф. Н. Чернышев.
В 1913 году С. И. Руденко детально исследует пещеру Игнатиевскую. Им сделано подробное описание полости и снят ее топографический план. Во входном гроте пещеры Руденко сделал археологический раскоп и вскрыл культурный слой. На свет были извлечены железный наконечник, стрелы и ромбовидная костяная пирамидка, а также обломки разнообразной керамики. До коренной породы раскоп доведен не был. В ближайших от входа гротах обнаружены кости двух взрослых человеческих индивидов и одного ребенка (10—11 лет). С. И. Руденко высказывает предположение, что при дальнейшем изучении пещеры можно будет рассчитывать на более интересный материал, который даст больше данных для суждения о культуре древних обитателей Игнатиевской пещеры.
В 1936 году во время разработки карьера на щебень в 100 метрах от железнодорожной станции Усть-Катав открывается вход в новую пещеру. Заглянувший в отверстие входа рабочий увидел груды костей больших размеров. В Усть-Катав приезжают археологи и устанавливают исключительную ценность новой пещеры в палеонтологическом отношении. Под землей было обнаружено огромное количество костей доисторических животных: мамонта, шерстистого носорога, дикой лошади, быка, хорошо сохранившиеся рога исполинского оленя и т. д. Археологи высказали предположение о том, что пещера была обитаема людьми палеолита, которые и занесли под землю кости хищных зверей. В 1938—1939 годах в окрестностях Усть-Катава действительно были открыты стоянки людей древнекаменного века. В 1948 году в книге «Древнейшее население Челябинской области» К. В. Сальников описывает Ключевую пещеру на реке Юрюзань в нескольких километрах от города Усть-Катава. В небольшой по длине пещере на глубине 130 сантиметров в толще наносной глины найдены следы обитания первобытного человека — большое количество раздробленных костей, несколько удлиненных кремневых пластинок, обработанных доисторическим человеком, а также кости со следами грубой обработки с насечками и нарезами.
В двух километрах от Ключевой пещеры расположена Бурановская. В ней также на глубине 180 сантиметров был обнаружен культурный слой со множеством угольков, расколотых и обожженных костей животных, кремневые отщепы, а также остатки очага. В этой же пещере, вблизи входа, на стене было найдено изображение животного, похожего на лося, а под ним рисунок гарпуна (яркий сигнал из прошлого!). Но самой интересной находкой в Бурановской пещере явилось оригинальное женское погребение не встречавшегося ранее на Урале типа. Эти находки отнесены археологами к эпохе палеолита, т. е. 30 тысяч лет назад.
В 1950 году С. Н. Бибиков в сборнике «Советская археология» публикует результаты исследования Бурановской пещеры и ее рисунков-петроглифов. Но им не придали должного внимания. Как оказалось впоследствии, эти рисунки всего на одну тысячу лет моложе росписей Каповой пещеры.
В 1961 году профессор О. Н. Бадер проводит исследование и раскопки в Игнатиевской пещере. Часть обнаруженных человеческих костей соотносит с эпохами, следующими за палеолитом. А один из фрагментов черепа, взятый из раскопа Бадером, по заключению специалистов является, скорее всего, черепом человека из верхнего палеолита.
В 1966 году В. Л. Максимов — местный краевед и учитель Кропачевской школы — в брошюре «Симский карст» сообщает о встреченном им в Серпиевской пещере изображении головы льва. Рисунок находится в 14 метрах от входа на правой стене коридора пещеры. Изображение нанесено резцом, возможно какого-то доисторического художника, и выполнено необычным для уральских пещер методом гравировки. Сам рисунок изображает профиль львиной головы с ясно выраженным очертанием морды, закрытой пасти, лба и гривы. Происхождение этого изображения и время его появления на стене пещеры требуют уточнения специалистов...
Кажется, что все было подготовлено для открытия. В одном небольшом районе в долине Сима и Юрюзани — круге радиусом в 30—35 километров — для будущих исследователей была рассыпана из мелких осколков цветная мозаика — бери и собирай в единую картину разрозненные факты. Но проходят десятки лет от начала первых «звонков» из наших пещер, а за серьезный и планомерный поиск так никто и не берется. В 1959 году в нашей стране резонансом разнеслась весть об открытии палеолитических росписей в Каповой пещере. А ведь она, кстати, находится всего в 200 километрах к югу от симских и юрюзанских пещер. И опять сигналы из южноуральских пещер остаются «в тени». Проходят еще 20 лет, и, наконец, экспедиция археологов обнаружила рисунки первобытных людей из древнекаменного века. Случилось событие, которое уже давно назревало, оно «витало в воздухе», его ждали ученые-археологи. И их уверенность основывалась не на песке, а на серьезном фактическом материале. Тем не менее факт этого открытия произвел настоящую сенсацию. Игнатиевская пещера стала второй карстовой полостью нашей страны, после Каповой в Башкирии, в которой теперь тоже имеется палеолитическая живопись. Это открытие, «принципиально важное для отечественной археологии», по словам известного археолога, академика А. П. Окладникова, сделала группа Валерия Трофимовича Петрина — научного сотрудника отдела археологии и этнографии Института истории, филологии и философии Сибирского отделения АН СССР. В экспедиции, кроме него, участвовали: художник кабинета археологии Уральского госуниверситета В. Н. Широков и инженер-программист одного из свердловских заводов С. Е. Чаиркин. Уже не первый год они вместе работали в экспедициях. Сам Петрин, как археолог-профессионал, специализирующийся на каменном веке, был уже давно увлечен поисками следов палеолитической живописи на Урале. Причем увлечение его постепенно переросло в мечту, а затем и уверенность, что на Урале обязательно должны существовать другие, кроме Каповой, пещеры с росписями.
Вот поэтому в 1980 году небольшая группа, возглавляемая Петриным, отправилась в Челябинскую область на реку Сим исследовать палеолит Игнатиевской пещеры. Знакомство с ней было начато, как и обычно, с входного грота. После этого исследователи прошли в глубь подземной полости и очутились в самом большом зале пещеры — гроте «Столб». Здесь, как и у входа в пещеру, оказалось множество «автографов» недавних посетителей. На выступах стен толстым слоем лежала черная сажа от факелов. Трудно было поверить, а тем более рассчитывать на то, что в этой дикой невообразимой вакханалии современного бескультурья можно вести успешный поиск следов древней культуры.
Но все-таки в одном месте наметанный глаз художника В. Широкова выделил на карстовом останце в небольшом скальном углублении-нише первые слабые следы красной охры... Именно ею и рисовали древние люди. Внимательно осмотрев эту часть стены и мысленно «дорисовав» недостающие детали, исследователи получили изображение змеи с семью характерными изгибами тела. Рядом, на другой стороне этой ниши, была выявлена группа из семи достаточно ярких точек и линий. Следует сразу заметить, что цифра семь часто переплетается со следами древних людей, и, как выяснили ученые, семерка была для них своеобразным магическим числом.
Здесь же, на карстовом останце, но с другой стороны, группа В. Петрина обнаружила реалистическое изображение. Оно состояло из нескольких частей, объединенных единой композиционной связью. На серой скальной стене легко просматривается лошадь. Чуть вправо и ниже ее рукой древнего художника нанесено около полутора десятков слегка наклоненных к центру композиции вертикальных линий. Над лошадью виден короткий, стремительный мазок охрой — или копье, или бумеранг. В целом вся композиция читается как сценка охоты на дикую лошадь и, вероятно, служила для обрядов. А может быть, это первое документальное свидетельство попытки приручения и одомашнивания дикой лошади?
Взволнованные открытием, исследователи продолжали увлеченно осматривать остальные уголки пещеры. Наступила очередь Кельи старца Игнатия. И здесь их тоже ждала удача. На потолке грота, среди копоти и современных надписей, опытные глаза исследователей выделили рисунки. Бесформенные вначале пятна и полосы на потолке Кельи вырастают в фигуры крупного зверя, напоминающего носорога или быка. Мощный, приземистый, на коротких ногах корпус зверя как бы дышит яростью и дикой силой. От головы отходят два длинных рога. Размеры этого рисунка самые значительные из всех обнаруженных в пещере. Рядом — на расстоянии около 2,5 метра — проступает фигура женщины. Оба эти изображения — животного и женщины — объединены прерывистой линией, состоящей из отдельных красных точек, и представляют собой единую композицию. Валерий Трофимович определяет ее как культовую сценку древних людей, связанную с магией рождения или плодородия.
Кроме этого рисунка, группа Петрина обнаружила в Келье на выступах стен и потолка характерные сколы — следы добычи палеолитическим человеком заготовок окремненного известняка для последующей обработки и возможного использования в качестве орудий труда.
Предварительные исследования пещеры дали богатейший материал. Но самое главное — было получено убедительное доказательство того, что на Южном Урале, кроме Каповой, существуют и другие пещеры с росписями. А значит, здесь тоже обитали племена, которым искусство не было чуждо в их тяжелой и опасной жизни. Оно, так же, как и на Западе, развивалось вместе с самим первобытным человеком. Был произведен научный анализ обнаруженных росписей. С помощью радиоуглеродного метода определили возраст изображений. Их нанесли 14 тысяч лет назад.
В последующие годы В. Т. Петрин не один раз возвращался к своему открытию. Работы оказалось очень много: нужно было заниматься расчисткой новых участков с изображениями на стенах и закладывать пробные шурфы в культурном слое пещеры. С каждым разом находок было все больше и больше. Если при первом посещении пещеры выявили 12 групп рисунков, то в последующие годы их число перевалило за 30, а месторасположение уже не ограничивалось лишь одним гротом.
Исследования 1984—1985 годов принесли новые открытия. Впервые в Игнатиевской пещере обнаружили изображения мамонтов — этих могучих символов ледниковой эпохи. На стене одного из участков пещеры в свете ярких и мощных галогеновых ламп проявились силуэты двух мамонтов и летящие в них копья. Мамонты эти очень похожи на аналогичные изображения их во Франции и Испании.
Каждая выявленная из тьмы веков группа рисунков несет свою определенную смысловую нагрузку, имеет свое назначение, которое еще предстоит расшифровать исследователям. Но на некоторые загадочные вопросы ответы уже получены. Так, рисунки на стенах и потолке говорят о том, что пещера Игнатиевская являлась своеобразным святилищем-храмом для обитавших в этом районе древних людей. Вскрытый в нескольких местах пещеры раскопками культурный слой свидетельствует о назначении пещеры как жилища или укрытия. Выявленные археологами участки стен с явными следами произведенных сколов породы наводят на мысль о том, что в пещере было нечто вроде «рудника». Здесь древние люди заготавливали «сырье» для последующей выделки каменных орудий труда и охоты. По определению Петрина, эти три вместе взятые назначения Игнатиевской пещеры: святилище, жилище и рудник-мастерская — ставят ее в разряд совершенно уникальных исторических памятников отечественной археологии.
Исследовательские работы в Игнатиевской пещере не ограничиваются теперь только поиском и изучением рисунков. Вот уже несколько лет здесь работает комплексная экспедиция. Биологи, археологи, палеонтологи, геологи и искусствоведы — все они находят здесь много полезного и интересного. На основе полученных данных ученые пытаются реконструировать растительный и животный мир этой местности в то далекое время, климатические условия, в которых жил древний человек.
Сам же Петрин осматривает еще несколько ближайших пещер в этом районе. И что же? Следует новый успех! В 10 километрах от Игнатиевской вверх по течению реки Сим, на южной окраине деревни Серпиевки, в пещере Колокольной, он снова находит следы красной охры... Всего лишь несколько цветных пятен на стенах гротов и коридоров пещеры. Одно из них легко распознается как изображение остроги, другие же требуют последующей расшифровки.
Затем и от спелеологов стали поступать новые сведения о встреченных под землей рисунках со следами охры. Так, в 1984 году они сообщили об еще неизвестных археологам росписях в Колокольной пещере, а в 1985 году — о следах охры в пещере «Аленушка». Одна из них находится в 10 километрах от Игнатиевской пещеры, другая — в непосредственной близости. Что это? Цепная реакция случайностей или цепь закономерных открытий, важность которых трудно переоценить? По крайней мере, словам профессора О. Н. Бадера о «самостоятельных центрах развития пещерного палеолитического искусства», произнесенным им более 20 лет назад, суждено было стать пророческими. На Урале в эпоху палеолита существовал свой центр развития первобытного искусства.
Таким образом, Игнатиевская пещера в наши дни как бы заново родилась, родилась во второй раз, и представила человечеству еще одну возможность заглянуть в прошлое, еще раз оглянуться на свою длинную, трудную, но интересную историю. По-новому оценить все то, чего мы достигли в результате этого длительного пути развития. Наш далекий пращур через немыслимо длинную (в 150 веков) вереницу лет послал свою весточку. И было бы непростительным, даже преступным равнодушие к его судьбе. Древние фрески Игнатиевской пещеры по-прежнему уязвимы и в любую минуту могут пострадать от сегодняшних Геростратов, а то и просто людей, даже и не подозревающих о том, что на стенах пещеры 14 тысяч лет тому назад древним человеком было оставлено завещание потомкам. Наш священный гражданский долг спасти, защитить и сохранить для будущего этот уникальный, невосполнимый памятник природы, истории и культуры нашей страны.

 

НА ДНЕ БЕЗДОННОЙ ПРОПАСТИ.

Оттуда выйдя, мы Вновь узрели звезды.
Данте. Ад. Песнь XXXIV

Длинная вереница спелеологов, нагруженных огромными тяжелыми рюкзаками, медленно втягивается из букового леса на крутые склоны Чатыр-Дага. Но гора встречает нас уж очень неприветливо. Совсем низко, переваливаясь через хребет, с равнин Крымского полуострова несутся темные, свинцового цвета облака. Ураганной силы ветер на открытых безлесных участках подъема буквально валит нас на землю. Порою кажется, что еще чуть-чуть и он просто сдует людей со склона. Преодолев очередной крутой взлет, окунаемся в густую пелену облаков. Видимость сразу же ограничивается несколькими метрами, звуки голосов вязнут, словно в вате. Лишь еле заметная в каменных россыпях тропа, да изредка возникающие из густого тумана, словно призраки, каменные туры вдоль нее, помогают нам держать правильный ориентир на триангуляционную вышку. Она стоит на самом краю нижнего плато Чатыр-Дага.
Направляющие группы предельно внимательны. Если они вдруг собьются с тропы, то в таком тумане неминуемо выведут группу на обрывы, что слева и справа от тропы обрываются на сотни метров вниз вертикальными отвесами. Очень сложно передвигаться по массиву в тумане. Кругом однообразные, как близнецы, похожие друг на друга карстовые воронки, нет никаких других особо приметных ориентиров. Только метровые пирамидки каменных туров с укрепленными в центре палками и висящими на них тряпками служат путеводной нитью. Потеряв ее, можно часами бродить по плато среди огромных воронок. Попытки же отыскать свою тропу только усложнят положение. В конце концов, люди, постепенно теряя силы, убеждаются в том, что они окончательно заблудились. Поэтому передвижение групп во время тумана в таких районах допустимо, если ведет их хорошо знающий местность проводник. Но лучше все-таки подождать, когда туман рассеется.
Но нам ждать некогда. Да и среди нас есть несколько человек, которые уже бывали здесь, ходили по этой тропе. Мельчайшие капельки воды из облаков оседают на лицах, волосах, пропитывают стылой влагой штормовки и рюкзаки. На коротком привале один из молодых участников спелео-лагеря, поплотнее закутываясь в штормовку и пытаясь спрятаться от пронизывающего ветра за обломком скалы, мрачно вопрошает: «А где обещанное тепло и солнце? И вот это вы называете солнечным Крымом?» Но его слова ветер тут же подхватывает и уносит вместе с рваными клочьями облаков вниз к морю.
Небольшая передышка кончилась, мы снова карабкаемся вверх. До наступления темноты нам необходимо обязательно забросить наверх все снаряжение и продукты Для этого группа из наиболее сильных ребят еще несколько раз спускается вниз и челночным способом транспортирует оставшийся груз.
А на следующий день все стало на свои места. Утром стих ветер, очистился от облаков небосвод, и горы вокруг залило яркое южное солнце. В нескольких километрах от нас, к югу, высится трапециевидный Чатыр-Даг — удивительно похожий на огромную палатку. Это подтверждается и тюркским названием горы, которое в переводе на русский язык звучит как Палат-гора. Этот горный массив представляет собой плоскогорье, имеющее два четко выраженных уровня — плато: нижнее, высотой от 900 до 1100 метров, и верхнее, которое достигает отметок более 1300. Высшая точка массива — Эклизи-Бурун (1525 м). Восточный, южный и западный склоны круты и обрывисты. Северный же достаточно полого снижается к долине крупнейшей реки Крыма — Салгиру. В нескольких десятках километров сквозь сиреневую дымку белеют дома — это Симферополь.
Длина самого массива с севера на юг— 10 километров, ширина же вполовину меньше — около четырех. Плоскогорье сложено верхнеюрскими известняками, мощность которых достигает 1000 метров. Здесь очень активно развиваются карстовые процессы, приведшие к образованию большого числа пещер и вертикальных шахт. Практически все 45 квадратных километров площади верхнего и нижнего плато покрыты большим количеством различных карстовых форм. Среди них огромные конусообразные воронки, слепые долины, водопоглощающие поноры и карровые поля. На днище многих воронок зияют темные отверстия вертикальных колодцев и шахт. Их глубина колеблется от 10 до нескольких десятков метров. В двух шахтах нижнего плато дно достигнуто более чем на двухсотметровой отметке. По количеству карстовых форм на одном квадратном километре Чатыр-Даг занимает главенствующее место среди всех остальных горных массивов Крыма.
Если подняться на верхнее плато Чатыр-Дага и взглянуть вниз, то перед глазами предстанет картина первобытного хаоса. Гряды полос белого известняка удивительно напоминают волны бушующего моря. Но здесь они словно застыли в своем безостановочном беге. Редкая зелень травы в воронках и купы отдельно стоящих деревьев оживляют эту безрадостную картину. Полная аналогия с безжизненным лунным ландшафтом. Ни лужицы воды, ни звонкого ручейка — вся выпадающая на поверхность яйлы (от тюркского джайляу — пастбище) влага тут же уходит в глубь массива. Проникая в мельчайшие трещины горных пород, она постепенно растворяет и размывает их. Благодаря этому в недрах Чатыр-Дага образовались многочисленные пустоты. На сегодняшний день здесь открыто и- исследовано около 150 пещер и шахт. Но еще больше пока скрыто от человека задернованными воронками, узкими непроходимыми расщелинами в скальных обнажениях.
Барсучья поляна — небольшая пологая ложбина в юго-западной части нижнего плато — окружена столетними буками. Они прекрасно защищают поляну от постоянно дующих здесь ветров. Место для стоянки очень удобное. Отсюда рукой подать до нужных нам пещер, рядом же и родник, где можно набрать столь редкую здесь воду.
Территория базового лагеря в одночасье расцветилась яркими палатками. Деловито снуют ребята из дежурного отделения, за ветрозащитной стенкой, сложенной из камней, уже весело гудят бензиновые примусы. В который раз удивляюсь умению спелеологов удивительно быстро обживаться на новом месте. Ровной линейкой встают жилые палатки, чуть в стороне от них — две хозяйственные. Здесь отдельно будут храниться продукты и снаряжение для спуска в пещеры. В небольшой воронке комендант лагеря организовывает кухню, рядом из камней выкладывается территория столовой. А ведь еще нужно не забыть про место для лекционных занятий и камеральных работ.
Самое большое и раскидистое дерево выбирается под так называемый «банан» — центр деловой жизни лагеря. «Под бананом» намечено проводить заседания инструкторского совета, здесь же учебные отделения будут подводить итоги рабочего дня. На доске объявлений вывешивается его распорядок, а также график учебных выходов в пещеры, списки слушателей по отделениям и программа лекционных занятий.
И лишь когда окончательно завершены все работы по обустройству, комендант с облегчением докладывает руководству спелеолагеря о готовности к открытию. На торжественную линейку выстраивается весь личный состав учебных отделений во главе с инструкторами. Начальник лагеря зачитывает приказ об открытии. На импровизированном флагштоке комендант поднимает государственный флаг нашей страны. Под ним — черно-голубой вымпел клуба спелеологов с изображением летучей мыши — символом исследователей пещер. Спелеолагерь открыт!
За 15 коротких дней здесь должен быть прочитан курс лекций по карстовым явлениям и условиям образования пещер, о минералах и вторичных образованиях под землей. Слушатели изучат устройство и методы работы с метеоприборами на поверхности и в пещерах. Кроме того, в их задачу входит доскональное изучение техники и тактики штурма вертикальных полостей. Им придется отработать приемы безопасной работы на скальном рельефе и в пещерах, научиться делать топографическую съемку местности и пещер.
После теоретических занятий слушатели в составе учебных отделений отработают все эти темы во время практических занятий на поверхности, на скалах и в пещерах. Только после такого обучения спелеолог сможет в составе групп квалифицированно, качественно и безаварийно исследовать новые подземные полости.
И потекли для слушателей нашего спелеолагеря дни, до предела насыщенные лекциями и скальными занятиями, учебными тревогами по спасательным работам, штурмами шахт и кропотливым вычерчиванием планов пройденных пещер.
В один из таких дней наше отделение вышло на штурм самой глубокой шахты Чатыр-Дага. У нее довольно необычное для пещеры название - «Ход конем». Впрочем, объясняется оно очень просто, но зато имеет свою историю. На коротких привалах рассказываю ребятам об этой шахте, ее истории и сложностях прохождения. Ведь мне уже приходилось бывать на Чатыр-Даге раньше и спускаться в пещеру.
Первые исследователи ее хотели через ходы проникнуть в нижние горизонты массива, достичь тоннелей гипотетической подземной реки. В соседней шахте, именуемой местными жителями Тапсюс-Хасар (Бездонный колодец), эта попытка не увенчалась успехом. Все возможные продолжения были перекрыты мощными наносами карстовой глины. Вот и вознамерилась группа молодых симферопольских спелеологов сделать своеобразный «ход конем», схитрить и обойти эту преграду в соседней шахте. Они спустились на две сотни метров в недра горы, но реки не встретили, в ходы Бездонного колодца не попали. Энтузиастов остановила уже -совсем непроходимая для человека щель. Ну, а название так и закрепилось за этой шахтой.
Характеристика ее такова: 213 метров глубины, серии узких вертикальных колодцев, разделенных лишь небольшими уступами, входной 80-метровый колодец... Но основная сложность этой шахты в ее «шкуродерах» — так фамильярно спелеологи именуют между собой узкие участки пещер. Чтобы преодолеть их, приходится снимать с себя всю лишнюю одежду и, выдохнув из легких воздух, буквально ввинчиваться в узость. Тело холодят мокрые стены, в грудь и спину впиваются острые выступы камней. Сантиметр за сантиметром, с огромным напряжением преодолеваются под землей подобные препятствия. Не все люди способны на такие испытания. Необходима прежде всего большая психологическая выдержка. Спелеологу со слабыми нервами смертельно опасно очутиться в подобной ситуации. Ему вдруг кажется, что он намертво заклинился в этой щели, из которой уже не выбраться. Стены хода как будто сходятся между собой, все сильнее и сильнее сжимая тело как в тисках. Уже. не хватает воздуха в легких, он судорожно пытается вдохнуть его, но грудь стиснута холодным монолитом камня. Вот уже потеряно самообладание, последние судорожные попытки вырваться из объятий мертвого камня, еще миг - и... Но помочь ему в этом уже никто не сможет, надеяться молено лишь только на себя. Первый враг для спелеолога в узостях - паника. Она в считанные секунды превращает человека в беспомощное существо, игрушку в руках природы и стихии.
И как обидно бывает тем, чьи габариты тела не вписываются в размеры «шкуродеров». Узости безжалостно калибруют спелеологов, пропуская худых и стройных дальше и оставляя более упитанных и могучих дожидаться возвращения товарищей. Изюминка «Ход конем» расположена на 156-м метре и называется «Черная молния»! Это вертикальный «шкуродер» в виде щели, ширина которой не превышает 25 сантиметров. Она вызывает уважение и дрожь даже у самых стройных спелеологов.
Цель нашего путешествия достигнута. Издали видно стоящее на пригорке небольшое дерево. Оно напоминает вытянутый по ветру флаг. Это потому, что все его ветви растут только в одну сторону, к югу. Дерево-флаг — главный и единственный ориентир среди каменного единообразия. В нескольких метрах от него вход в шахту «Ход конем».
Перевалив небольшой пригорок, начинаем спуск в воронку. На ее пологом дне и склонах в живописном беспорядке разложены мокрые, перепачканные красной пещерной глиной комбинезоны, брезентовые рукавицы, одежда. Рядом мотки капроновых веревок и бухты тросовых лестниц. Хозяева этих вещей спят вповалку на траве. Это спортивная группа спелеологов Светланы Файзуллиной — инженера Челябинского радиозавода. Поздно ночью они закончили спортивное прохождение шахты и, чтобы не плутать в темноте по плато, устроились на ночлег тут же, подле пещеры. Услышав наши голоса, поднимают головы, встают и протягивают для приветствия руки, покрытые ссадинами и засохшей глиной.
Пока слушатели отделения готовятся к штурму освободившейся шахты, я обмениваюсь информацией со Светланой. Особенно интересует меня нынешнее состояние пещеры: есть ли вода на уступах, как пробрасывается страховка в колодцах, прошли ли они все узости? Света делится со мной радостью: ее группа обследовала всю пещеру, а сама она сумела дойти до самого дна. Правда, в «Черной молнии» пришлось здорово помучиться. На дне шахты, в консервной банке, оставлена записка для следующих покорителей земных глубин. Штурм длился 18 часов — 18 часов до предела были напряжены силы и нервы. Ведь в таких пещерах нельзя позволить себе расслабиться. Все должно быть подчинено единой цели, а вся группа должна работать как единый надежный механизм. Только на поверхности ребята вновь становятся такими же, как и до штурма,
со своими склонностями, привычками и причудами. Хлопочет у груды мокрого, перепачканного глиной снаряжения коркинец Саша Зимовец. О чем-то весело тараторит с подругой Галя Давыдова, а Галя Бричко украдкой пытается поймать объективом фотоаппарата интересный кадр.
Через час, когда группа Файзуллиной уйдет в лагерь, мы начнем работу в пещере.
В задачи отделения входит отработка приемов навески снаряжения и проведение спуска в шахту. Слушателям предстоит сделать топосъемку до отметки «-156 метров» и составить описание полости. Обязанности при штурме между ними уже распределены, и они полностью экипировались для спуска. В скальное обнажение входа забиты крючья, на них веревки для спуска и страховки. Первый участник встегивает в специальное спусковое устройство веревку, к грудной обвязке прикреплена карабином страховка. Обычные при спуске команды: «Страховка готова?» — «Готова!» — «Страховка мягче, пошел!» Штурм «Ход конем» начался.
Уже несколько часов длится работа отделения под землей. Веревки и лестницы — по всей глубине шахты. Вниз уходит группа топосъемки. После них — все остальные для выноса снаряжения. Она начнет свою работу со дна шахты, поочередно снимая навеску с каждого колодца. Пока все идет ровно, по графику, без накладок и заминок. Тщательно разработанная накануне в лагере тактика штурма помогает слушателям действовать в пещере слаженно и быстро.
Спустившаяся на дно входного колодца топосъемочная двойка вдруг стала подавать снизу сигналы голосом. А колодец этот очень плохо «прокрикивается». Слова дробятся, многократно отражаясь от стен узкого колодца, и доходят к нам в виде набора бессмысленных звуков. С трудом разбираем несколько слов и догадываемся, что им что-то требуется. Но что? После пяти минут бесплодных уточнений и переговоров, снизу (подергиванием веревки) подают сигнал подъема. Начинаем выбирать страховку и удивляемся легкости, с которой она идет наверх. Значит, она пошла пустая, без человека. На конце веревки обнаруживаем брезентовую рукавицу. Ослабив крепко затянутый узел, извлекаем из рукавицы размокшую записку. Призвав на помощь свои криминалистические способности, расшифровываем коряво написанные слова: «Спустите вниз нож!»
Вкладываем в рукавицу нож, затягиваем узел и сбрасываем веревку вниз. Она несколько раз ложится на уступы, до дна не доходит. Лишь с пятой или шестой попытки удается пробросить ее до дна колодца. А затем стали гадать: для чего им нож? Кто-то заклинился в «шкуродере»? Или запутался в веревках при спуске в очередной колодец? Сердце сжимается в самых тяжелых предчувствиях. Снизу же никакой информации больше не поступает.
В томительном ожидании проходит несколько часов. Наконец со дна колодца подергиванием веревки дают сигнал о подъеме человека. Звенят о стены дюралевые ступеньки лестницы, все ближе и ближе слышно тяжелое дыхание поднимающегося наверх. Ровными кольцами ложится у ног страхующего мокрая веревка. И вот во входном отверстии появляется лицо Леши Алексеевского. Он щурится от резкого перехода на яркий свет. Помогаем ему преодолеть последнюю узость на выходе, подтягиваем за лямки страховочного пояса и отводим его от края колодца. Минуту, другую Алексей восстанавливает сбившееся дыхание, недоуменно разглядывает наши скорбно вытянувшиеся и вопрошающие лица. После нескольких вопросов ситуация начинает понемногу проясняться.
Евгений Сабуренков должен был провести топосъемку нижней части шахты. На дне первого колодца обнаружил, что при спуске сломался грифель. Починить карандаш нечем, нож в спешке забыт на поверхности. Без карандаша топосъемку не сделаешь. Не делать топосъемку совсем — тоже нельзя: сорвется работа всего отделения. Сорвав голос при переговорах с поверхностью, он принимает решение. Кое-как обнажив кончик грифеля зубами, пишет записку наверх, просит нож. «Почему вы не смеетесь?» — в широкой улыбке расплылось лицо Алексеевского, ему весело. А на наших же лицах написана целая гамма чувств и эмоций. Они там, внизу, даже и не подозревали, какой переполох вызвали наверху. Разбор работы отделения в шахте «Ход конем», проведенный на следующий день «под бананом», был активным, шумным и привлек внимание всего лагеря.
Но особое впечатление у всех нас оставило посещение самой известной на Чатыр-Даге пещеры-пропасти «Бездонный колодец». Снискавшая себе мрачную славу и овеянная легендами, она отпугивает огромными размерами. Двухсотметрового диаметра воронка на глубине 30 метров переходит в ствол шахты 20-метрового диаметра. С южной стороны отвес начинается сразу же с поверхности плато. Отсюда до дна—-145 метров чистого отвеса! С северной стороны относительно пологий спуск приводит сначала к 17-метровому отвесу, затем небольшая полка-уступ и снова 100 метров чистого отвеса! Брошенный вниз камень несколько секунд летит со свистом, потом несколько ударов о стены и уступы, снова свист, и затем снизу доносится далекий гул его падения на дно. Обычно по второму пути спелеологи и проводят спуск в шахту.
Среди местных жителей-старожилов до сих пор живут легенды, переданные им еще отцами. В них рассказывается о турецких янычарах, опустивших в «Бездонный колодец» на связанных кушаках сундуки с несметными сокровищами, о смельчаках, пытавшихся достичь дна, и о якобы текущей внизу подземной реке.
Первая, официально зарегистрированная, попытка раскрыть тайну «Бездонного колодца» была предпринята в 1927 году. В это время на массиве работала гидрогеологическая экспедиция П. М. Василевского и П. И. Желтова. Ее главной целью было определение возможности надежного снабжения карстовой водой расположенного рядом города Симферополя. Участник этой экспедиции, тогда студент-практикант, а впоследствии академик АН УССР О. С. Вялов рискнул с помощью товарищей осуществить спуск на дно «Бездонного колодца». Вот как описывал он потом свои перипетии:
«...Спускался по веревочной лестнице, и, кроме того, меня поддерживали веревкой, привязанной к пожарному поясу. Скоро уже за выступами стало никого не видно, лишь кусочек неба над головой, темные, поросшие мхом скалы известняка с зияющими трещинами, а внизу — черная, манящая бездна. Лестница раскачивается, закручивается, а я, совсем маленький-маленький человечек, болтаюсь в разные стороны над еще бездонной дырой, ноги дрожат от усталости, сводит пальцы, руки совсем обессилели. Делаю привал в воздухе: просовываю голову под верхнюю ступеньку лестницы и, держась на шее, отпускаю руки.
Долез до нижнего уступа: лестница кончилась, каната тоже больше нет, и силы все вышли. Придерживаемый веревкой, лежу на покатом уступе и стараюсь ослабить все мускулы, чтобы набраться сил для подъема. Спустился на 45 сажен (около 90 метров). Бросаю камень: он летит куда-то в сторону и, прыгая по уступам, катится вниз. Значит, еще далеко настоящее дно. Да все равно — ни лестницы, ни канатов больше нет...»
Легенды всегда остаются легендами, редко когда они соответствуют действительности, но тем не менее во все времена привлекают к себе внимание людей. А что же все-таки ждет нас внизу самих?
Учебное отделение челябинцев готовится к спуску. Спелеологи облачаются в комбинезоны, на головах прочные каски с фонарями. Особо тщательно проверяем снаряжение, приборы, фотоаппаратуру. В последний раз уточняем детали предстоящего спуска: кто за кем идет, кто навешивает перильную веревку на полке, кто будет вести хронометраж штурма. Участники заметно волнуются, и это мне вполне понятно. Ведь сейчас им предстоит начать зачетный штурм пещеры — самостоятельный экзамен на спелеотуристскую зрелость. Десять дней слушали они лекции, ходили на скальные занятия и в пещеры, вместе дежурили по лагерю и просиживали над планами пещер до глубокой ночи. Большинство собрались из разных городов Челябинской области, многие впервые познакомились друг с другом только здесь. Но общая работа подружила их, превратила в крепкий и надежный коллектив.
Сегодня они должны доказать это. Один из наиболее подготовленных слушателей назначен руководителем. Под его контролем отделению предстоит самостоятельно организовать и провести весь штурм, сделать навеску снаряжения, правильно построить тактическую схему спуска и подъема и, главное, уложиться в жесткий регламент времени.
Моя же работа будет ограничиваться только функцией инструктора-наблюдателя. Я должен следить за всем ходом штурма, за правильностью выполнения различных приемов работы со снаряжением, соблюдением правил техники безопасности и оценивать действия руководителя. И только при грубейших просчетах участников и руководителя, могущих привести к возникновению аварийной ситуации, я имею право вмешиваться в действия группы. Здесь очень важно выбрать нужное место для наблюдений, чтобы видеть весь ход работы, всех участников. И в то же время нужно постараться ничем не помешать ребятам, не сковывать их инициативу своим присутствием. Сложная задача! Руководитель докладывает о готовности отделения. Даю ему разрешение к началу и желаю успешной работы. Наконец-то звучит короткая, как выстрел, команда: «Штурм!»
По каменистой осыпи, придерживаясь за веревку, группа навески идет вниз к одиночному дереву на краю обрыва. Крепко вцепившись корнями в трещины склона, оно раскинуло свою крону над бездной. Уже здесь чувствуется, как из глубины шахты веет сыростью и холодом. К веревочной петле, закрепленной за ствол дерева, пристегивается карабином лестница. Толчок ногой — и ее туго свернутая бухта, разматываясь вдоль стены, летит вниз.
Двадцатиметровый спуск приводит на узкую скальную полочку около полуметра шириной, прилепившуюся над жерлом основного 100-метрового ствола шахты. Его размеры огромны, они подавляют своей грандиозностью. Потревоженные голосами спелеологов и звоном забиваемых скальных крючьев, из расщелин вылетают дикие голуби. Они с удивлением разглядывают невесть откуда взявшихся людей...
Здесь, на скальной полке, можно безопасно передвигаться только на самостраховке — коротком конце капронового шнура, скользящего по горизонтально закрепленной перильной веревке. За надежный и монолитный каменный столб-останец закреплена и сброшена вниз стометровая связка тросовых лестниц. По ним проходит обратный подъ ем на поверхность. Вслед за ней, разматываясь со свистом, летит стометровая капроновая веревка для скоростного спуска на специальном приспособлении — «рогатке». На страховку становятся сразу двое: Женя Сабуренков и Виктор Белеменко — студент из ЧПИ. На их лицах и в движениях максимум внимания и собранности. Такие огромные колодцы им еще не приходилось штурмовать.
Первый участник исчезает за краем уступа. Проходит несколько минут напряженного ожидания, нарушаемого лишь шуршанием убегающей вниз страховочной веревки, и далеко снизу доносится еле слышное: «Дошел!» Теперь один за другим вниз спускаются остальные.
Настала и моя очередь. Вщелкиваю в карабин грудной обвязки конец страховочной веревки. В спусковую «рогатку» на нижней беседке заправлена другая веревка. На руках брезентовые рукавицы, при спуске они оберегают руки от ожогов. За спиной — мешок с фотоаппаратами и лампой-вспышкой — хрупкий и дорогой груз. Прошу страховать пожестче и делаю первый шаг в бездну.
Пройдя наклонный желоб, обнаруживаю, что скала вдруг уходит из-под ног, образуя нависающий карниз. Вот тут-то и началось! Капроновая веревка имеет свойство под нагрузкой растягиваться, и при резких торможениях происходят трех-четырехметровые раскачивания вверх-вниз, т. е. что-то похожее на резиновую нить с грузиком на конце. А ведь подо мною еще 80 метров глубины! Сначала это здорово мешало, но потом приноравливаюсь и произвожу спуск плавнее, без рывков. Хуже другое — лед, который свисает с уступов длинными языками. Сейчас весна, он весь пропитан водой, изъеден теплым дыханием воздуха. Словом, держится на честном слове. Где возможно, стараюсь обойти эти «сюрпризы». Но от громких криков команд и рывков веревки часть льда иногда все-таки срывается с уступов. Разной величины куски с угрожающим свистом проносятся мимо. Каждый раз они заставляют меня сжиматься в комок, уменьшать свою площадь живой мишени.
Когда до дна остается метров 30, стены колодца резко расходятся в стороны, образуя потолок огромного зала. Трудно описать это словами! Луч моего фонаря на каске вдруг как бы пропал, увяз в густой темноте подземелья. Он уже не в состоянии достичь ни потолка, ни стен гигантской пустоты. Такое ощущение, будто висишь над страшной черной бездной, которая готова поглотить тебя бесследно. Лишь только внизу, далеким мерцающим ориентиром, заметен кружок света возле горящей в нише свечи, да тонкие лучики налобных фонарей спустившихся ранее ребят скользят по дну.
Наконец вот оно, дно «Бездонного колодца». Конечно же, здесь нет сундуков с сокровищами. Вместо них — большой снежно-ледовый конус, усыпанный камнями. Именно он и определяет низкую температуру в пропасти. Многолетний слой льда скрыл все тайны пещеры. Но иногда все-таки ей приходится с ними расставаться.
Четыре года назад, в мое первое посещение этой пещеры, здесь был найден ручной пулемет. Около 30 лет пролежал он на дне, ржавчина уже густо покрыла некогда вороненый ствол. Но затвор и спусковой механизм еще работали. Здесь на плато и в окрестных лесах Крыма базировались партизанские соединения.
Внизу, в гротах и галереях пещеры, уже вовсю идет обычная для спелеологов работа: топосъемка горизонтальной части, осмотр тупиковых ходов, описание подземной полости. Необходимо все самым тщательным образом описать и зарисовать, «привязать» к пикетным точкам плана. Ведь это и будет служить подтверждением прохождения пещеры. В самом дальнем конце главной галереи на массивной кальцитовой «тумбе» — своеобразном почтовом ящике, находим баночку с запиской группы Файзуллиной. Оставляем взамен свою. То и дело вспыхивает «блиц»: нужно успеть запечатлеть на цветной пленке все красоты подземного мира. Вот здесь причудливо ветвятся геликтиты, свисает со свода ажурная бахрома сталактитов, а там целые гнезда кораллитов, в окружении миниатюрных озер основательно расположились сталагмиты... Десятки навечно застывших на пленке фрагментов подземных пейзажей из Крымских пещер увезем мы с собой на Урал. Эти фотографии и слайды будут потом показаны всем членам секции на традиционном разборе итогов работы спелеолагеря. Будут они использованы при чтении лекций в школе начинающего спелеолога и во время проведения различных бесед о пещерах перед самой широкой аудиторией.
Незаметно пролетает время, отведенное для работы, и уже пора подниматься на поверхность. Отделение выполнило все поставленные перед ним задачи. Журналы топосъемки и метеонаблюдений заполнены до конца. Упакована фотоаппаратура, метеорологические приборы, которые затем с великими предосторожностями будут подняты наверх. По традиции оставляем на камне зажженную свечу, ее слабый трепещущий огонек проводит последнего из нас на поверхность.
А далеко вверху, через жерло колодца, уже сияют звезды, необыкновенно крупные и яркие. Некоторые утверждают, что со дна «Бездонки» звезды на небосводе можно видеть даже в солнечный день. Что это, еще одна загадка пещеры?

 

КАВКАЗСКИЕ ПЛЕННИКИ.

 

...Опасность всегда угрожает тем, кто ее боится.
Бернард Шоу

 

К подземному базовому лагерю, установленному спелеологами в шахте Осенней на глубине 320 метров от поверхности, наша группа подошла около 10 часов вечера, хотя спуск в земные глубины начала еще в яркий солнечный полдень. Мы доставили с поверхности продукты и бензин для примусов — все это запросили спелеологи, жившие под землей уже пятый день.
Небольшой уютный грот со сводчатым потолком и ровным полом был скупо освещен единственной свечой. На выступах стен и растянутых веревках в живописном беспорядке висели мокрые комбинезоны и ярко-оранжевые гидрокостюмы. В углу большой бесформенной кучей лежали капроновые веревки, мокрые брезентовые транспортные мешки и штурмовые лестницы. Рядом, на куске полиэтилена, изолировав себя от сырости и холода пола надувными матрацами, в спальных мешках отдыхала ночная смена подземного лагеря. А в дальнем конце грота на импровизированной кухне уже хлопотал дежурный по смене. На мерно гудящих бензиновых примусах он готовил кофе с шоколадом и суп из пакетов.
Шум от нашей группы, а возможно и дразнящие кухонные запахи разбудили спящих ребят. Они, не вылезая из спальных мешков и щурясь от яркого света фонарей, с интересом разглядывали нас. Подземники приятно удивлены нашим приходом и наперебой расспрашивают о новостях на поверхности. А мы, в свою очередь, спешим узнать обстановку под землей и каковы же успехи у штурмовиков. Ведь их группы уже третьи сутки, непрерывно сменяя друг друга, упорно штурмуют огромный (не менее 50 метров) камин— идущий вертикально вверх колодец. Ребята рассказывают нам о своей работе под землей. С их слов узнаем, что к настоящему времени пройдено два-три десятка метров вверх. Это стенное восхождение под землей исключительно сложное, требует от участников большого напряжения сил, опыта работы в связках, смелости. Сверху, из камина, спелеологов непрерывно поливает обильный холодный душ. О трудностях восхождения говорит хотя бы то, что большинство участков стенного маршрута имеет отрицательный уклон, т. е. они нависают над головой, образуя карнизы. Вдобавок известняк, слагающий стены восходящего колодца, очень плотный, трещин практически нет и вбивать скальные крючья некуда. Вот и приходится для прохождения использовать шлямбурную технику. А для этого в стене необходимо пробить твердосплавным пробойником отверстие, вставить в него алюминиевую пробку со стальной проушиной для карабина и затем дюбелем расклинить ее в пробитом отверстии. Такие крючья необходимо вбивать очень часто, через каждые 0,5—0,8 метра. Узнаем мы от ребят и о том, что буквально в 30 метрах от подземного лагеря в гроте «Гномов» симферополец Олег Чурин совершенно случайно обнаружил начало нового хода. До конца его так и не исследовали — времени у штурмовых групп очень мало.
Наши разговоры прерываются возгласом дежурного по кухне: «Кушать подано!» С завидным аппетитом едим суп из пакетов, обильно сдобренный тушёнкой, яростно грызем сухари. Никому из нашей группы еще не приходилось ужинать на глубине 320 метров. Вдруг со стороны дна пещеры до нас донесся шум, отдельные голоса, фразы и глухие удары перебрасываемых с уступа на уступ мешков со снаряжением. Это от места своей работы поднимается в лагерь первая, дневная смена. Через несколько минут люди появляются в гроте. Среди них мои старые знакомые, можно даже сказать земляки, из Свердловска: Александр Рыжков — начальник наших инструкторских сборов, Юрий Мамаев, Анатолий Кабалин и Андрей Мерзляков. Вместе с ними и наш челябинец Владимир Курышов.
От мокрой одежды спелеологов идет пар. Бледные, осунувшиеся лица и запавшие глаза говорят об огромной физической и нервной нагрузке. Помогаем ребятам снять с себя комбинезоны и гидрокостюмы и уступаем свои места на кухне. Обжигаясь горячим кофе, они рассказывают нам о сложной и опасной работе в камине. К сожалению, час назад Юрий Мамаев сломал на стене шлямбурный пробойник — последний из всех взятых под землю. А без них дальнейшее прохождение вверх совершенно невозможно. Камин оказался крепким орешком, на сей раз придется отступить.
По предположениям спелеологов, этот камин может вывести снизу в ходы шахты Величественной. Гигантский вход в нее расположен в соседней балке в нескольких сотнях метров от спуска в шахту Назаровскую. Наши рассуждения подкрепляются и общей схемой данного района со всеми нанесенными на нее планами известных пещер. На схеме прекрасно видно, что конечный перекрытый сифоном ствол шахты Величественной развивается к пещерной системе «Осенняя — Назаровская — Примусная». Величественную от этой системы отделяют буквально несколько десятков метров по длине и глубине.
Конечно же, нам было бы очень заманчиво решить еще одну из загадок пещер этого района. Но, как видно, на сей раз не судьба. Но и того, что пройдено и открыто в шахте Осенней, вполне достаточно, чтобы продолжить работу подземного лагеря. Поэтому А. Рыжков, как руководитель сборов, ставит перед нами задачу: спуститься и побывать на дне системы, затем сделать топосъемку новых открытых в районе грота «Гномов» ходов. После этого свернуть подземный лагерь и вместе со всем развешанным по многочисленным колодцам шахты снаряжением вынести на поверхность. На все приготовления нам отводится два-три дня. Эту задачу будет выполнять часть моей группы. Другая же, завершив спуск на дно системы, сразу начнет подъем на поверхность.
После ужина, получив всю необходимую информацию и распоряжения, наша группа начинает свою подземную жизнь. Часть ребят, проводив группу Рыжкова, уляжется отдыхать в освободившиеся спальники. Остальные, в том числе и я, начинаем спуск из базового лагеря на самое дно системы. По пути вниз мы на нескольких оставшихся вертикальных уступах и колодцах развешиваем веревки и лестницы. Вначале путь лежит по ходам и колодцам шахты Осенней. Через две-три сотни метров ее галерея как бы из-под потолка «вываливается» в магистраль мощной подземной системы. Рядом, в нескольких десятках метров от «стыковки» шахты Осенней с ходами подземной системы, в нее вливаются ходы шахты Назаровской. Она самая глубокая и известная пещера этого района.
История открытия и исследования данной шахты чрезвычайно интересна и в какой-то мере даже эпохальна. Вместе с другими пещерами района Назаровская стала своеобразным пещерным полигоном, на котором прошли боевую выучку несколько поколений советских спелеологов. Сама шахта находится на Западном Кавказе в Краснодарском крае на карстовом массиве хребта Алек, что вблизи приморского курорта Хоста. Обилие осадков, наличие мощных толщ карстующегося известняка и их сильная трещиноватость, а также сложный расчлененный рельеф создали здесь все необходимые условия для образования и роста больших и глубоких подземных пустот. А пещер на склонах хребта Алек оказалось множество. На сегодня здесь известно 10 шахт, где глубина существенно превышает 200 метров. Они преимущественно вертикальные, их стволы и галереи уходят в недра горного массива на глубину 300, 400, 500 метров и более.
Но в 1965 году, когда в этом районе впервые появились спелеологи, ни они сами, ни тем более кто-то другой не подозревали, что на хребте Алек ждут новые открытия. Поэтому сообщение об огромной дыре в земле, полученное от местных жителей-лесников Д.Т. и Т.Ф.Назаровых, спелеологи тут же проверили. Проверили... и установили новый рекорд глубины для пещер нашей страны на отметке минус 320 метров. Несколько последующих экспедиций безуспешно пытаются преодолеть водяной сифон, остановивший первых исследователей шахты на этой глубине. И лишь в 1969 году красноярские спелеологи, воспользовавшись необычайно низким уровнем воды в сифоне, преодолевают эту злополучную преграду и «углубляют» шахту до отметки 500 метров! Их снова останавливает сифон. Но на сей раз очень узкий, длинный и непроходимый для человека.
В тот же памятный (1969) год рядом с Назаровской спелеологи в густых зарослях папоротника, в полуметре от тропы, открывают ничем не приметную дырку в земле. Шахта, которую назвали Осенней, вначале вела себя многообещающе: 40- и 20-метровыми колодцами она стала резко набирать глубину. Многие тогда считали,, что новый рекорд страны состоится именно здесь, в шахте Осенней. Но, как говорится, спелеологи предполагают, а пещеры располагают. Эта простая истина и на сей раз оправдала себя. На глубине 330 метров ходы шахты Осенней, к всеобщему удивлению, соединились с ходами Назаровской. А так как вход в Осеннюю ниже, чем в Назаровскую, приращения общей глубины за счет разности входов не произошло. Добавились лишь новые сотни метров длины.
В 1971 году во время инструкторских сборов группа спелеологов снова обнаруживает вблизи Назаровской вход в неизвестную пещеру. И на этот раз новая шахта с прозаическим названием Примусная не оправдала радужных надежд спелеологов. На глубине 200 метров она опять влилась в уже знакомые галереи шахты Назаровской. Таким образом, из трех пещер образовалась мощная карстовая система «Назаровская — Осенняя — Примусная» общей глубиной 500 метров и длиной ходов более 6500 метров. Кстати, в составе группы первопроходцев шахты Примусной был и наш челябинский спелеолог Геннадий Бармасов.
Таким образом, в этой пещерной системе испробовали на прочность свои комбинезоны спелеологи многих секций из различных городов нашей страны. Год за годом они уходили все глубже и глубже в недра хребта Алек, с каждым разом отвоевывали новые десятки и сотни метров подземных лабиринтов. А пещера, в свою очередь, защищалась всеми доступными ей способами: огромными колодцами, узкими лазами-«шкуродерами», сифонами и бурными реками. Но в конце концов люди достигли дна и этой пропасти...
Через несколько часов после выхода из подземного базового лагеря новой желанной и магической для всех нас отметки достигает наша группа. Галерея, по которой мы движемся вниз, расширяется и образует большой, вытянутый в длину грот. Его стены покрыты темным налетом из глины и растительных остатков. Ровный пол устлан мелким песком и галькой. По нему тихо струится небольшой подземный ручей. В дальнем конце грота, у водяного сифона, самая низкая точка всей карстовой системы — минус 500 метров, достичь которую я мечтал целых четыре года.
Всю нашу группу охватывает какое-то безудержное веселье и восторг. Севастополец Володя Якимович смело шагает прямо в сифон — трех-четырехметрового диаметра небольшое озеро у стены грота. Вода ему по пояс в этой купели, а он заразительно и бесшабашно смеется, приглашая нас к себе на символическое крещение в сифоне: «Вот видите здесь уже 501 метр, а не 500, как у вас!» Все наперебой поздравляют друг друга: все-таки мы стоим на дне самой глубокой пещеры нашей страны. Я тоже чувствую себя необыкновенно счастливым. Сейчас тут, глубоко под землей, с благодарностью вспоминаю своих первых учителей в спелеологии, друзей, с которыми уже успел проложить немало подземных троп, наш клуб «Плутон», открывший передо мной подземные горизонты.
Рядом с сифоном вся стена увешана всевозможными сувенирами. За неполные три года с момента установления рекорда глубины здесь успело побывать большое количество спелеологов. Чего тут только нет! Вымпелы, эмблемы, различные баночки и пеналы с записками... Среди всего этого разнообразия в глаза бросается резиновый бегемот — детская надувная игрушка. На ней видны какие-то надписи. Оказывается, этот сувенир оставлен под землей нашими польскими друзьями из города Вроцлава, которые вместе с красноярцами и новосибирцами спускались сюда два года назад. На свободном от сувениров участке стены ребята вешают эмблему Всесоюзных инструкторских сборов 1972 года «ВИС-72». А я укрепляю над сифоном у самой глубокой точки шахты эмблему нашего Челябинского клуба спелеологов «Плутон». Отныне и мы, челябинцы, сумели «дорасти» до рекордной отметки.
Пробыв на дне Назаровской около получаса и взяв с собой на память в качестве сувениров по горсти невзрачных галек, в изобилии валявшихся на полу, начинаем подъем к подземному лагерю. Снаряжение, которое мы повесили перед этим на колодцах, оставляем на месте — сюда еще будут спускаться люди.
В течение последующих суток произошла пересмена, и нас теперь под землей оказалось девять человек. Делимся на две группы и приступаем к работам. Мне и еще трем ребятам — Борису Гаврилову и Виктору Маркову из Свердловска, Косте Гавриленко из Севастополя — предстоит провести топосъемку новой галереи в зале «Гномов» шахты Осенней. Остальные должны заняться съемкой новых ходов и камина в шахте Назаровской.
Съемку нивой галереи начинаем вести от дна 30-метрового колодца, что приводит с поверхности в зал «Гномов». Затем следует подъем на пять-шесть метров по отвесной стене в малозаметное отверстие — и вот оно, начало ходов. Здесь очень тихо, не слышно, как в основных галереях, журчания ручьев. Стены и потолки украшены натечными образованиями, на сырой глине нет ни единого следа — сюда еще не ступала нога человека. В общей сложности мы отсняли и нанесли па карту пещеры около 400 метров новых ходов. Саму же галерею называем Уральской — в нашей группе большинство с Урала.
Запланированный объем работы выполнен, и мы возвращаемся в лагерь раньше срока. Вторая смена еще спит. До их подъема остается три-четыре часа. Что делать? Коротать это время в лагере без спальников во влажной одежде и замерзать от холода и сырости или же сходить на дно Назаровской? Все трое моих товарищей там еще не были, а по программе сбора побывать там должны. Посоветовавшись, принимаем решение о спуске на дно. Мне же второй раз идти туда не хочется. За те три часа, что они потратят на свою экскурсию ко дну системы, я успею немного отдохнуть, а затем приготовить горячую пищу.
Стихли за поворотом галереи шаги и голоса ребят. В лагерь снова вернулась тишина, которая нарушается теперь только размеренным дыханием спящих спелеологов, да еще слабым, еле слышным бормотанием небольшого подземного ручейка в соседнем гроте. Прикинув, что у меня еще есть полтора-два часа в запасе и я даже могу немного вздремнуть, снимаю с себя промокший комбинезон и гидрокостюм. Наручные часы, которые для безопасности я повесил на шею под одежду, отсырели. Все стекло изнутри покрылось капельками сконденсировавшейся влаги. Но сквозь бисер влаги все-таки видно, что уже половина четвертого утра. До того, как наша группа на вполне законных основаниях займет свое место в теплых спальниках, еще больше двух часов.
Вдруг пещера будто бы вздохнула. По нашему гроту пронесся легкий порыв ветра, а потом откуда-то извне к обычным пещерным шумам стал примешиваться иной, посторонний звук. Он походил скорее всего на далекий шум приближающегося поезда — стремительно и неудержимо нарастал, заполняя все подземное пространство своим гулом. Кто-то из спящих зашевелился и поднял голову из спальника. Вижу, что это А. Нагерняк — руководитель нашего подземного лагеря. Он тоже недоуменно вертит головой, прислушивается и затем спрашивает: «Что такое?» Выходит, что мне звуки не померещились.
Беру фонарь и направляюсь в грот «Гномов» — именно оттуда к нам доносится этот непонятный шум. Спускаюсь с небольшого песчаного холма, сгибаясь, вхожу в низкий короткий коридор. Из него можно попасть в большой грот «Гномов». В этот зал каскадным колодцем 55-метровой глубины впадает основная галерея шахты Осенней. Уже в самом коридоре, еще не доходя до грота, вдруг обнаруживаю, что под ногами вода. Занимая всю ширину хода, по полу
мчится поток мутной, с грязной пеной воды. Здесь же, в этом коридоре, он с клокотанием исчезает в сифоне под левой стеной.
Мысли в голове завертелись с огромной скоростью. Ливень на поверхности? Стрелой мчусь назад, к лагерю. «В шахте наводнение!» — единым духом выпаливаю я, и этих слов достаточно, чтобы словно пружиной выбросило из спальных мешков ребят. В считанные мгновения они вскочили на ноги. В первые минуты в лагере возникло смятение, но потом спокойный голос нашего руководителя прекратил панику и поставил все и всех на свои места.
Нагерняк четко отдает приказания забивать в стены как можно выше крючья, подвешивать на них в мешках продукты, теплые и сухие вещи, спички и свечи... Мы тут же принимаем экстренные меры по спасению. Под самым потолком грота на крючьях вешаются лестницы — если вода угрожающе поднимется, то от нее на лестницах будут спасаться люди. Организуем постоянное наблюдение за уровнем воды в сифоне. Для нас это жизненно важно — будет ли она продолжать повышаться. Проходит еще некоторое время, и нервное напряжение в лагере начинает спадать.
Мы уже ведем себя намного спокойней и работаем без суматохи. Судя по уровню воды в сифоне, ее подъем пока не угрожает нашему лагерю. Место для него было выбрано очень удачное, а сам лагерь, предусмотрительно устроенный группой А. Рыжкова на естественном возвышении, находится сейчас в относительной безопасности. Сифон успевает пропустить через себя всю огромную массу воды, поступающую с поверхности.
Тревожит все сильнее и сильнее судьба ребят, ушедших на дно Назаровской. Где они и что с ними? Если вода застала их на колодцах или каскадах, это очень опасно: там негде спрятаться от бешеного потока. Последствия могут оказаться самыми худшими. Если же это случилось на горизонтальных участках пещеры, то шансы у ребят немного выше, так как тогда от воды можно спастись, поднявшись в распорах вверх, под самый потолок галереи. Но медлить в любом случае нельзя. Вниз на помощь ребятам, спешно одев гидрокостюмы, уходят трое: Виталий Гуменюк, Ефим Юрошанский и Саша Нагерняк.
Не успел за поворотом галереи скрыться свет их фонарей, как вдруг за нашим лагерем, в районе «кухни» из-под потолка грота ударил мощный фонтан воды. Разбушевавшаяся стихия опасно осложнила наше положение. Путь на поверхность отрезан мощными водопадами, ревущими в колодцах шахты Осенней. Внизу, возможно в тяжелом положении, находится первая тройка, а сейчас вот усложнилась и дорога за ушедшими в Назаровскую спасателями.
Теперь наш лагерь превратился в маленький скалистый островок, со всех сторон окруженный разъяренной водой. И напрасно Миша Яшке пытается связаться по телефону с поверхностью, монотонно повторяя в трубку: «Земля, земля! Я минус 320! Как слышите? Прием!» Телефонная трубка глушит его мертвой тишиной. Это означает лишь одно — где-то на колодцах водный поток порвал телефонный провод. В противном случае дежурные на поверхности обязательно заранее предупредили бы нас о надвигающейся опасности. Вот и выходит, что мы отрезаны со всех сторон и вдобавок ко всем нашим бедам лишены телефонной связи с поверхностью. Но опасность и трагизм нашего положения еще более сближают всех нас, обостряют чувство локтя, заставляют держаться друг друга. Для ушедших вниз собрали последнюю сухую одежду, начали готовить горячую пищу. Потянулись тягостные минуты ожидания.
Через полчаса снизу, во тьме галереи, замелькали тусклые точки фонарей. Но почему-то их только три. А что же с остальными? Сгибаясь под мощными струями воды, наши спасатели проскакивают водопад и поднимаются к лагерю. С трудом выговаривая слова посиневшими от холода губами, объясняют, что в 100 метрах ниже лагеря вода преградила им путь. Идти глубже нельзя: поток, зажатый каменными теснинами, сметает все на своем пути. Попытаться прорваться сейчас через это место — самоубийство, нужно ждать спада воды. Только тогда могут появиться шансы на прорыв вниз, к нуждающимся в помощи ребятам.
И снова томительное ожидание. Каждые полчаса наблюдаем за уровнем воды в сифоне. Но ожидаемого спада пока не наблюдается. Медленно и тягостно текут часы нашего вынужденного безделия. Все разговоры в лагере вертятся вокруг одной и той же темы.
Перебраны и обсуждены все варианты спасения. Но самое страшное для нас сейчас — это неизвестность. Она угнетает, давит на психику и заставляет думать о худшем. Вполне вероятно, что в беду под землей попали не мы одни. Вычисляем, что по графику работы сбора в это же время другие учебные отделения должны работать в шахтах Октябрьской и Величественной. Из них наиболее опасна при наводнении Величественная. Я уже бывал в ней раньше и хорошо помню, что укрыться там от воды практически негде. А если и там оказались в беде наши товарищи? Или, заранее предупрежденные по телефону, успели выбраться на поверхность до начала паводка? Вот в таких тяжелых и невеселых думах проходит еще несколько часов. Есть совсем не хочется, и мы только время от времени подкрепляемся горячим кофе или чаем.
В какой-то из моментов дежурный обрадованно сообщает нам, что он отметил небольшой спад воды. Значит, ливень на поверхности прекратился, а вот надолго ли? Но выжидать больше нет сил, и к выходу готовится новая группа. На этот раз пришлось пойти и мне — из всего состава подземного лагеря только я доходил до дна Назаровской и знаю всю дорогу вниз. Облачаемся в гидрокостюмы, мои спутники меняют в фонарях истощенные батарейки на свежие и, помахав всем, уходим по галерее вниз.
Миновав фонтанирующий рядом с лагерем поток, сравнительно легко добираемся до «стыковки» Осенней с Назаровской. Помогаем друг другу преодолеть небольшой вертикальный спуск и оказываемся уже в ходах шахты Назаровской. Воды здесь в несколько раз больше, чем в Осенней. Она полностью заполнила всю ширину галереи и стремительно несется вниз, грохоча на колодцах и каскадах.
Все дальше и глубже уводит нас галерея. Пройдены отметки 350, 400, 450 метров. Глубокие места подземной реки преодолеваем по стенам. Намокшие комбинезоны стали тяжелыми, постоянно стесняют движение, руки окоченели в холодной воде, и нам приходится с большим трудом карабкаться по стенам, ежесекундно рискуя свалиться в поток. А в колодцах и того хуже. Вода, падая с высоты 15—20 метров, свинцовой тяжестью бьет по телу, норовит сорвать с лестницы и закружить в смертельном водовороте.
Уже несколько часов мы пробиваемся вниз. Скоро будет дно шахты, а ребят так и не видно. Неужели они все-таки оплошали и вовремя не среагировали на опасность? Стараемся не думать о худшем, с трудом гоним от себя мрачные мысли. Но сердце все же сжимается в предчувствии непоправимого. Неужели они попали под первый, самый мощный и опасный вал паводка? Уцелеть после него — слишком мало шансов.
Наконец наша группа подходит к последнему колодцу шахты. После него она серией каскадов набирает еще несколько десятков метров глубины, а затем галерея постепенно выравнивается и приводит в последний грот с сифоном. Там находится конец шахты Назаровской и далее никакого хода уже нет. А. Нагерняк оставляет меня перед колодцем для организации верхней страховки при спуске и подъеме людей, а сам с Ефимом Юрошанским уходит дальше. Некоторое время еще видны отблески их фонарей под колодцем, а потом все вокруг снова заполняет темнота и неумолкающий шум воды.
Теперь я совершенно один стою на небольшом скальном островке перед жерлом колодца. Огибая мою площадку, водный поток обрушивается в колодец, заполняя все вокруг неумолкающим грохотом. Дикая и фантастическая картина открывается перед глазами. Может ли человек устоять против такой стихии? Разве только силой духа и сплоченностью коллектива, в одиночку противостоять всему этому очень трудно, порою просто невозможно.
Собираясь в спешке на эту спасательную акцию, я совершил непростительную для будущего инструктора спелеотуризма оплошность: у меня нет с собой запасного фонаря и запасных лампочек к налобному светильнику. Что будет, если вдруг перегорит лампочка или преждевременно разрядится аккумулятор? Какое легкомыслие! Немедленно выключаю фонарь с целью поберечь лампочку и заряд в аккумуляторе. Так в темноте и стою над бездной колодца, пристегнувшись коротким концом самостраховочной веревки к шлямбурному крюку навески.
Позади меня — с уступа, а спереди — в колодце продолжают реветь водопады. Временами мне кажется, что шум воды начинает усиливаться. «Снова прибывает!» - пульсирует в голове мысль. Включаю свет, осматриваю струи водопадов — нет, все нормально, ничего не изменилось. Значит, у меня уже начинаются звуковые галлюцинации. Снова выключаю свет и продолжаю балансировать на своем скальном островке-постаменте. Через некоторое время меня начинают донимать световые галлюцинации. Широко раскрытые в абсолютной темноте глаза явственно видят, что сзади и с боков мерцает свет, появляются и исчезают яркие вспышки. Резко верчу головой, еще более напрягаю зрение, силюсь разглядеть источники света, но ничего не вижу. Сейчас мне кажется, что нет ничего страшнее, чем оказаться одному в такой ситуации, глубоко под землей, далеко от людей. Для того, чтобы с честью выдержать все эти испытания, необходимы крепкие нервы и огромная жажда жизни. Иначе недалеко и до нервного срыва, а после — до большой беды.
Наручные часы остались в подземном лагере, и поэтому мне очень трудно судить о течении времени. Когда ушли отсюда вниз ребята: 10 минут назад или уже прошел целый час? Кажется, что время здесь совсем остановилось или, по крайней мере, сильно замедлилось. Теперь вокруг меня, в адском шуме воды и полной темноте, нет никаких временных ориентиров, поэтому и приходится надеяться только на внешние изменения обстановки.
После галлюцинаций начинается новое испытание, на сей раз холодом. Без движения, в отсыревшей под гидрокостюмом одежде, начинаю понемногу замерзать. Вот это и есть самое опасное под землей. Человек постепенно теряет свое- тепло, оно безвозвратно уходит из тела через мокрую одежду, ничем не восполняясь. Коченеют руки, ноги, спина. Крупная дрожь начинает сотрясать тело, из последних сил борющегося с наступающим переохлаждением. Организм, предчувствуя катастрофу, бросает на ликвидацию дефицита тепла последние килокалории жизненной энергии, обычно сохраняемой им про запас. Но это не может продолжаться слишком долго. И если нет восполнения энергии, то в конце концов наступает такой момент, когда запас полностью расходуется, в организме происходят необратимые процессы и человек начинает терять координацию движений, затем холод подавляет разум и волю к жизни. Как ни странно, но в больших и глубоких пещерах, где в общем-то всегда бывает положительная температура (от +1 до +6° С), человек может погибнуть от сильного переохлаждения. И такие случаи уже имели место во время исследований подземного мира.
Обо всем этом мне приходилось читать в литературе и слышать от опытных спелеологов. Поэтому я пытаюсь согреться. Размахиваю руками, несколько раз энергично приседаю. А в голову навязчиво лезет одна и та же мысль: «Брось все, иди один наверх, к лагерю. Там сейчас тепло, там люди, много горячего чая, а здесь тебе одному долго не выдержать!»
Ребят почему-то нет. Может, с ними что-то случилось, так зачем же мне здесь торчать одному? А может, действительно бросить все да идти на поверхность сообщать о нашей трагедии и вызывать на помощь спасателей? Тяжело оставаться одному, наедине с такими мыслями, очень тяжело. Ну, а что будет с ребятами, если я уйду со страховки? Вдруг через пять минут они начнут подниматься, а надежной верхней страховки веревкой у них не будет. Ведь мои товарищи и так измотаны. Нет, этот колодец с водопадом без страховки им не пройти, вода запросто может сорвать людей с лестницы. Конечно же, мне обязательно нужно быть здесь до конца.
Гоню прочь мысли и стараюсь переключить свое сознание на что-то иное. Заставляю думать себя о доме, о матери, о друзьях, оставшихся в Челябинске, о работе. Сразу становится немного легче. Пытаюсь даже мысленно представить себе, как будет выглядеть моя статья в газете «Вечерний Челябинск», которую напишу сразу же после окончания инструкторских сборов. И это почему-то начинает меня веселить.
Вот так потихоньку и проходит время. Даже сейчас, по истечении времени, затрудняюсь сказать, сколько же часов мне пришлось коротать над устьем 20-метрового колодца — час, два, пять, а может, и того больше? В какой-то момент снизу блеснул слабый лучик фонаря. Первая же реакция на него — опять галлюцинация. Но нет уж, на сей раз это по-настоящему. В луче фонаря поднимающегося снизу человека отраженным светом сверкает металл ступеней лестницы. Снизу возвращаются люди! Вот и веревка задергалась, значит, кто-то пристегивается к ней и подает сигнал к началу подъема. Выбираю слабину у веревки, и по тому, как она тяжело пошла вверх, делаю вывод, что подниматься очень трудно. Стараюсь изо всех сил помочь и страховочной веревкой подтягиваю идущего вверх.
Все ближе и ближе поднимается ко мне человек. Кто же он? Спасатель это или спасенный? На последних метрах подъема я буквально вытягиваю его страховкой к себе на уступ. Это Виктор Марков из моей группы. Жив, чертяка! А как там остальные? Марков тяжело дышит и с трудом выдавливает из себя: «Все нормально, все здесь и поднимаются к колодцу».
От разом нахлынувшей радости кричу в темноту пещеры какую-то бессмыслицу, а потом начинаю пританцовывать на уступе. Мое безудержное веселье прерывают новые сигналы снизу, миганием фонаря просят сбросить в колодец страховочную веревку. К подъему готовится следующий участник. Так, один за другим на верх колодца поднимаются остальные спелеологи, и мы снимаем с навески все снаряжение. Наверх, как можно скорее наверх, в подземный лагерь. Там нас давно ждут, волнуются, там горячая пища и чай. Там мы уже в полной безопасности.
К лагерю добираемся довольно быстро, и первым нас встречает Миша Яшке. Видно, как он пересчитывает нас глазами, а потом обрадованно кричит: «Идут все!» Вот и наш лагерь. Вокруг уже безо всякой экономии горят свечи, басовито гудят оба примуса. Для нас постоянно держали горячим чай. Наконец-то спадает нервное напряжение и можно просто так расслабиться, уже ни о чем не беспокоясь. Дежурные заботятся о спасенных: помогают им переодеться в сухую одежду, часть которой сняли прямо с себя, отпаивают горячим чаем и только после этого укладывают их в спальные мешки.
Ну, кажется, теперь можно начинать расспросы, ведь нам всем не терпится узнать подробности подземной одиссеи, длившейся около суток.
— Вода догнала нас почти у самого дна шахты,— рассказывают Виктор Марков и Костя Гавриленко.— И нас, словно ветром, сразу подняло под потолок галереи. Самым страшным был, конечно, первый вал. Он словно зверь прыжками несся по каскадам. Потом мимо нас вода пронесла не то моток веревки, не то репшнур. Именно в этот момент мы здорово испугались.
— Да за вас, черти, испугались,— вступает в разговор Костя Гавриленко.— Если честно, то с той минуты мы больше всего боялись, что взбесившаяся вода пронесет мимо нас не только веревку, но и весь подземный лагерь вместе с вами...
Ребята продолжают говорить о том, как они держались на стене все эти долгие 17 часов. С улыбкой вспоминают, как делили между собой НЗ — размякшую в воде шоколадку и пускали по кругу последнюю сигарету. А Борис Гаврилов все время пытается выяснить у меня, где находится тот кран, который я открыл сразу же после их ухода на дно шахты.
На стенах грота от пламени горящих свечей пляшут неверные тени. Опять мы сидим все вместе, тесным кружком вокруг нашего традиционного пещерного костра — бензинового примуса «Шмель». Сейчас здесь тепло и безопасно. Смотрю на этих троих ребят и нисколько не удивляюсь, что они, которые сами каким-то чудом 17 часов продержались на небольшом скальном выступе стены над бушующим потоком, все это время думали не о себе. Только благодаря такой сплоченности, чувству товарищества и взаимовыручке, наша группа смогла с честью выдержать испытание.

 

В ГРУППЕ ТОЛЬКО ДЕВУШКИ.

Все, что один способен вообразить, другие могут осуществить.
Жюль Верн

 

Летом 1976 года Челябинская областная комиссия спелеотуризма успешно штурмовала пропасти карстового массива хребта Алек на Западном Кавказе. Группа спелеологов под руководством Г. Бармасова и Э. Гецфрида спустилась в шахту Географическая и достигла ее дна на глубине 310 метров. В. Лукович возглавил штурм в шахте Осенняя. Но главной нашей целью было сквозное прохождение пещерной системы «Осенняя — Назаровская — Примусная» глубиной 500 метров. Команда из наиболее опытных челябинских спелеологов, спустившись по шахте Осенней с продергиванием веревок до ее стыковки с шахтой Назаровской, по ходам поднялась на поверхность. Таким образом был осуществлен подземный траверс двух сложнейших природных шахт пещерной системы «Осенняя — Назаровская — Примусная».
Параллельно с нами работала группа челябинских девушек-спелеологов, которые впервые в истории отечественного и зарубежного спелеотуризма совершили самостоятельный штурм женским составом сложной вертикальной полости. Они спустились в шахту Назаровскую на глубину 320 метров, установив своеобразный рекорд погружения в земные недра для подобных групп. Девушки оказали нам существенную помощь в организации подземного траверса, провесив снаряжение в шахте Назаровской...
За день до начала штурма в базовом лагере спелеологов на Буковой поляне наступило заметное оживление. На первый взгляд, для непосвященных это можно было расценить как суету или спешку. Но на самом деле каждая из участниц предстоящего женского штурма была занята только своим, порученным ей делом.
Вот у продуктовой палатки колдует Галя Суворова — технолог Челябинского радиозавода. Внушительную груду продуктов и консервных банок необходимо тщательно упаковать и уложить в транспортные мешки довольно скромных размеров. Да не просто уложить, а обеспечить их сохранность при транспортировке под землей по вертикальным колодцам и узким горизонтальным ходам, порою наполовину заполненным водой.
Галя Давыдова — инженер-технолог радиозавода и Таня Романова — техник-связист Аргаяшской АТС в последний раз проверяют катушку с телефонным кабелем и новые, самостоятельно изготовленные портативные телефонные аппараты. Они прекрасно знают, что от надежной телефонной связи под землей прямо зависит успех штурма, а зачастую, и безопасность его участников.
С особой тщательностью подбираются и укомплектовываются различными медикаментами штурмовые аптечки. Все может случиться на глубине несколько сотен метров, а помощи с поверхности ждать некогда, порою просто невозможно доставить вниз к пострадавшему врача. И вот поэтому, с полной серьезностью и ответственностью, в который раз Лия Яцкевич — методист облоно проверяет наличие ампул, жгутов, бинтов и таблеток...
А руководитель предстоящего штурма Татьяна Окунева — монтажница радиозавода, Люда Виноградова — ее коллега по работе и Люба Гладких — чертежница облколхозпроекта заняты самым важным делом. Они подбирают и раскладывают по транспортным мешкам снаряжение: капроновые веревки, тросовые лестницы, карабины, молотки, скальные и шлямбурные крючья... На каждом мешке краской ставится метка-надпись: «Навеска на 1-, 2-, 3-й колодцы», «Навеска на 7-, 8-й колодцы», «Кухня», «Продукты». Возле девушек уже скопилась довольно внушительная гора мешков, и даже не верится, что все это они смогут пронести по пещере. Но Татьяна уверяет нас: «Донесем!»
Так незаметно в заботах и решении множества проблем проходят часы. Лишь внезапно наступившая темнота, как это обычно бывает в горах, прерывает работу. Ночь плотным черным покрывалом укутала горы, буковый лес, поляну. Палатки спрятались в черном бархате ночи, и только редкие, но яркие всплески пламени костра высвечивают контуры брезентовых шатров да густую листву буков и каштанов, тесно обступивших нашу поляну. За импровизированный стол, сработанный участниками многочисленных предыдущих экспедиций из поваленного бурей огромного бука, собирается почти весь состав нашей группы. Все разговоры вертятся вокруг одной и той же темы — предстоящего завтра выхода в шахту женской группы. А меня же воспоминания переносят на три года назад.
Да, именно в 1973 году у нас в Челябинском клубе спелеологов «Плутон» впервые родилась эта, по тем временам, очень смелая идея попытаться совершить штурм-нисхождение в одну из сложных пещер силами группы, в составе которой были бы только одни девушки. В те годы мы все находились под впечатлением выдающегося достижения советских женщин-альпинисток под руководством челябинки Галины Рожальской. Четыре женщины самостоятельно покорили пик Евгении Корженевской — одну из высочайших вершин Советского Союза. Казалось, все возможные преграды выставила гора на пути к вершине: 7105 метров крутых и заледенелых скал, сыпучий снег и разреженный воздух, шквальный ветер и неистово жгучее горное солнце. Но они выстояли. Преодолели и гору, и себя, еще раз доказав силу человеческого духа и физические возможности организма. Нечто подобное, но только в направлении к центру Земли, решили осуществить и мы. Едва успев родиться, идея стала обрастать плотью. Возможные кандидатки на штурм совместно тренировались по специальному плану. Изучали имеющуюся литературу, знакомились с планами и описаниями наиболее сложных крымских и кавказских пещер.
Уже в 1974 году под руководством Светланы Файзуллиной — одной из самых опытных наших спелеологов — был осуществлен тренировочный штурм грота Юношеского. Расположен он в Челябинской области, почти в самом центре 100-метровой скалы берегового обрыва реки Аи. Подобраться к входному отверстию грота одинаково трудно как снизу, так и сверху. Поэтому его успешный штурм является своеобразным мерилом смелости и технической подготовленности. У нас в клубе существует мнение, что если спелеолог сумел сделать шаг за край скалы, прошел по узкой скальной полке, балансируя над бездной, внутрь грота, то ему уже не страшны глубины в пещерах. Во многом девушкам помогала и работа в качестве тренеров в школе начинающего спелеолога, а в спелеолагерях — стажеров и инструкторов учебных отделений.
И вот, наконец, наступило время, когда были конкретно названы сроки, район и объект штурма, его руководитель. Для Татьяны Окуневой началась порою незаметная, но отнимающая уйму времени работа.
Как всегда, находились люди, которые не верили в успех идеи, в благополучный исход задуманного. Ведь раньше девушки спускались в сложные шахты Крыма и Кавказа, но вместе с мужчинами, которые и брали на себя всю сложную и тяжелую работу. Сейчас же, в предстоящем штурме шахты Назаровской, им придется все делать самим. И вот завтра наступает день, который должен дать на все ответ...
— У нас все готово, давайте еще раз уточним наши планы,— голос Татьяны выводит меня из размышлений. За столом уже сидят все участницы завтрашнего штурма, собрались также и ребята из группы обеспечения. Разворачиваю большой лист синьки — вертикальный разрез пещерной системы «Осенняя — Примусная — Назаровская». Изображение на ней уменьшило действительность в одну тысячу раз, но грандиозность системы, ее залов, колодцев и ходов видна и на столь мелкомасштабном плане. Как руководитель всей экспедиции еще раз объясняю основные детали совместной работы:
— Главная задача вашей группы — пройти с навеской снаряжения до отметки «минус 320 метров», так называемое «старое дно» Назаровской. Ваш путь на плане обозначен вот этой красной штриховой линией.— И участницы штурма склоняются над планом, стараясь запомнить все подробности предстоящего пути.
— Кроме того, вы должны проложить телефонный кабель для связи на максимально возможную длину, на катушке его около 500 метров. Ваш финиш вот здесь,— конец карандаша уткнулся в первый водяной сифон,— но если у вас останутся силы и время, то сходите, девчата, по его обходу до второго сифона. Хотелось бы узнать его нынешнее состояние: открыт или закрыт он после весеннего паводка. Это очень важно для основной группы штурма, которая пойдет по Назаровской снизу из Осенней. Вот, собственно, и все. Постарайтесь чаще выходить на связь, разумно оценивайте обстановку. Будьте также особенно внимательны при навеске снаряжения и знайте, что на поверхности мы вас ждем живыми и невредимыми. А теперь постарайтесь хорошенько отдохнуть и выспаться, завтра ранний подъем.
Медленно расходятся по своим палаткам участники экспедиции. И еще долго будет слышен приглушенный говор —девчата говорят о завтрашнем дне. Гаснут последние языки пламени костра, и только раскаленные уголья светятся в ночной тьме рубиновыми камешками. Легкий порыв ветра задувает оплывшую свечку на столе.
Складываю потрепанную на сгибах синьку и сажусь к угасающему костру. Все ли сделано как нужно? Сумеют ли девчата сами справиться со столь сложной шахтой? Как лучше организовать им помощь в аварийной ситуации? Нужен ли, в конце концов, этот риск и сколь велика необходимость и целесообразность работы чисто женской группы? Может, мы просто оказались в плену честолюбивых устремлений в погоне за модными в последнее время подвигами женских групп? Ведь эту же самую работу могут значительно быстрее и качественней сделать молодые парни, оставшиеся в экспедиции после спелеолагеря. Эти вопросы заставляют искать однозначные ответы и еще много раз обращаться к завтрашнему дню. Только ночная прохлада, потянувшая с гор, вынуждает прервать размышления и залезть в палатку.
Утро будит лагерь привычным звоном чашек, криком дежурного по кухне.
— Вставайте быстрей, а то проспите исторический день в спелеологии,— зычным голосом возвещает он на всю поляну, и мы невольно заражаемся его настроением. Традиционная зарядка и ледяная вода горного ручья изгоняют из тела последние остатки сна. Сегодня необычный, по-праздничному разнообразный завтрак, кажется, что завхоз решил одним разом прикончить все продуктовые запасы экспедиции.
Девушки тоже слегка возбуждены, много шутят, не противятся просьбам и с удовольствием позируют фотографам, даря фотообъективам сверкающие улыбки. Но за всей этой веселой возней и шумихой, конечно же, скрывается волнение.
Весь состав экспедиции после завтрака помогает группе экипироваться, упаковать в рюкзаки мешки со снаряжением, телефонной связью и продуктами. Вместе с девушками к входу в Назаровскую выйдет и группа обеспечения. Она поможет им донести до пещеры снаряжение и останется у входа дежурить на весь период штурма, обеспечивая безопасную работу под землей. В задачи этой группы входит также организация связи между пещерой, входом и базовым лагерем экспедиции на Буковой поляне. Звучит команда, и вереница тяжело нагруженных спелеологов втягивается по тропе в балку «Заблудших» — она приведет их к входу в шахту. Оставшиеся в лагере дружно кричат вслед: «Успешного вам штурма! Хорошей погоды!»
Из рассказа Лии Яцкевич, участницы штурмовой группы:
— Шахта встречает нас туманной пылью, медленно поднимающейся из каменного зева входа. А солнце провожает нас, дразня и разливаясь по скалам, преображает скучный серый известняк, заставляет его излучать мягкую палитру красок. Скальное обнажение у входа в шахту покрыто замшелым изумрудом дикого плюща. Солнечные лучи, преломляясь цветами радуги в капельках тумана, уходят в огромное отверстие входа.
Назаровская — старая наша знакомая, но каждая встреча с ней обязательно раскрывает что-то новое. Она не восхищает красотой кальцитового кружева, в ней нет белоснежных сталактитов и торжественных колонн-сталагнатов. Она всегда поражает нас масштабностью своих размеров и динамизмом.
Нас здесь семеро — семь разных характеров, семь судеб и одна общая цель: семь против пропасти. Последние напутствия от ребят из группы обеспечения, которая остается у входа до конца нашего подземного путешествия,— и, захватив мешки со снаряжением, уходим вниз, в бездну.
В штурмовой группе нас трое: Таня Окунева, Люба Гладких и я. Идем первыми и навешиваем на колодцах только веревки для спуска и страховки. Лестницы для подъема навесят Галя Суворова и Люда Виноградова. Вслед за ними с небольшим разрывом по времени двигаются связистки Галя Давыдова и Таня Романова. Тонким мелодичным звоном поет скальный крюк, в проушину про-стегнут карабин, извивающейся змеей исчезает в очередном колодце конец веревки. Действуем спокойно и уверенно. Вот где сказывается опыт совместных тренировок в карьерах города.
— Если так и дальше пойдет дело, то часов за десять должны управиться,— объявляет нам Татьяна. Уверенность руководителя передается и нам. После спуска в третий колодец началась серия каскадов-уступов по три-четыре метра глубиной. Приятно ощущать легкость движения, упруго отталкиваться от стен хода, передвигаться в распорах. По дну галереи струится небольшой ручеек. Его звенящие звуки да удары наших касок о стены и потолок, грохот перебрасываемых с уступа на уступ мешков со снаряжением нарушают заповедную тишину пещеры.
Уже несколько часов длится штурм. Наша тройка прошла пятый колодец, и, по подсчетам, мы находимся где-то на двухсотметровой глубине. Опять начинается серия каскадов. Помогая друг другу и подстраховываясь на отвесах, проходим их в быстром темпе. Таня первой преодолевает восьмиметровый уступ, Люба ждет своей очереди, чтобы спуститься вслед за ней. Откуда-то сзади, издалека, к нам начинают доноситься нехарактерные для пещеры звуки. Вначале мне показалось, что нашу тройку догоняет вторая штурмовая группа. Внимательно прислушиваюсь, силясь распознать происхождение звуков, но они, быстро усиливаясь, стремительно приближаются к нам, превращаясь в громоподобный гул. Инстинктивно я почувствовала, что это пошла вода, начался паводок, хотя никогда раньше мне не приходилось быть свидетелем наводнения в пещере. И только я успела осознать это и крикнуть вниз: «Вода!» (сама еще до конца не уверенная, что это действительно она), как позади меня с уступа обрушилось что-то темное, холодное и тяжелое, толкнуло в спину упругой волной воздуха, пены и брызг...
Первое движение — в сторону от потока. На узкой полочке можно стоять, но от брызг мощного потока не спрячешься. Разбившись на уступе, где стоим мы, мутный поток обрушился вниз, в колодец, куда только что спустилась Татьяна. И все это произошло в считанные секунды! Мы с Любой спасаемся от ревущего водяного чудовища, поднявшись по стене хода немного выше.
Но что там с Таней?
В распоре прохожу к устью колодца и через струи водопада пытаюсь разглядеть, как там, внизу. Чуть в стороне от места падения воды вижу светящийся луч Таниного налобного фонаря. По его спокойному скольжению по стенам колодца догадываюсь, что с ней все в порядке. От радости пытаюсь ей что-то крикнуть, но слова тонут в реве водопада, я не слышу даже собственного голоса...
Из рассказа Сергея Киселева — участника группы обеспечения на поверхности:
— По заранее составленному графику телефонной связи мы должны были провести первый сеанс после того, как конец телефонного кабеля протянется до дна третьего колодца. Но уже через два часа после выхода девушек вниз погода вдруг резко стала меняться. Такая неожиданная перемена — обычное явление для этого района. Снизу, от моря, тяжело переваливаясь через хребет, поползли свинцовые тучи, тая в себе опасность сильного ливня. Скрылось солнце, стало темно, и, как по команде, тучи стали вдруг освобождаться от переполнившей их влаги. Глинистая земля не успевала впитывать мощные струи ливня, и они, соединяясь в ручьи, ринулись во вход Назаровской.
Мы сразу же попытались связаться с девчатами по телефону, раз за разом посылая вниз сигналы вызова. Но зуммер обратного вызова аппарата молчал. Обрыв в кабеле? Отказ телефона или еще какая-то другая причина? Вероятнее всего, они еще прокладывали кабель на серии колодцев и транспортировали телефонный аппарат отдельно от катушки. Так что вовремя предупредить их о надвигающейся опасности паводка мы не имели возможности.
С тоской и в полном бессилии глядели мы из палатки на разгулявшуюся стихию. Стена отвесно падающих струй ливня в отдельные моменты скрывает от нас даже рядом стоящие деревья. Крупные капли дождя гулко и часто барабанят по скатам палатки, надежно укрытой полиэтиленом. Мы практически не испытываем неудобства, а как там в Назаровской? Не нужно обладать большой фантазией, чтобы представить всю сложность положения и угрожающую ситуацию для находящихся сейчас там людей. Телефон все время включен, уже и палец устал нажимать кнопку вызова. Ответа снизу все нет и нет...
Из рассказа Гали Давыдовой — участницы штурма:
— Прокладка телефонного кабеля под землей оказалась не таким уж простым делом, как нам казалось на поверхности. Стандартная катушка с кабелем от военного полевого телефона весит более десяти килограммов, а сам кабель имеет уникальное свойство постоянно запутываться. Его же необходимо прокладывать так, чтобы не повредить на колодцах, исключить возможность его запутывания с висящими рядом веревками и лестницей. Все это требует значительного времени, и потому наша двойка связистов продвигалась медленно, что привело к некоторому разрыву между нами и штурмовыми группами. Но мы имели свою, четко определенную задачу и могли выполнять ее независимо от скорости движения передовых групп.
Обработав входную часть шахты, мы начали спуск в третий — 24-метровый колодец. В это время со стороны входа донеслись странные звуки, похожие на шум приближающегося поезда. Выяснить по телефону о их происхождении мы не могли, так как Таня Романова еще заканчивала свой спуск в колодец с катушкой кабеля. А шум все усиливался, нарастал... И только она успела спуститься на дно колодца, как сверху хлынула вода. Белопенное чудовище несло с собой большие ветви деревьев, камни. Быстро помогаю Тане отстегнуться от веревки и за какие-то мгновения бросаемся в сторону.
На наше счастье, дно третьего колодца представляет собой большую, полого поднимающуюся от входа площадку. Взбираемся на ее верхнюю часть и с некоторым комфортом размещаемся. Еще на поверхности при разработке тактико-технического плана штурма Назаровской вспоминаем: этому месту отводилась роль пункта отсидки. И как удачно мы оказались именно здесь.
Из нашей «голубятни», так окрестили мы свое пристанище, вся картина паводка как на ладони. Вначале было страшно и жутко — ведь такого нам в жизни еще не приходилось видеть и испытывать. Над всем этим несмолкающий рев и гул падающей с 24-метровой высоты воды. Порою казалось, что она поднимается до нашей «голубятни» и снесет нас как пылинки вниз, в черную и мрачную бездну. Но опасения были напрасными. Постепенно мы привыкли к паводку, иногда даже ловили себя на мысли, что он по-своему красив. Но ни на минуту не забывали и о том, в каком положении находятся наши девушки внизу. Как и где их настиг поток?
Еще в первые минуты наводнения мы присоединились к телефонному кабелю и, связавшись с поверхностью, узнали, что ливень кончился, хотя шел он всего полчаса. Наверху снова выглянуло солнце, стало тепло, установилась хорошая погода. Мы доложили обстановку внутри шахты, попросили указаний на последующие действия и... решили ждать спада воды. Так в томительном ожидании прошло семь часов. Было очень холодно, страшно и тоскливо. Ребята на поверхности прекрасно понимали наше состояние и как могли помогали нам продержаться в эти часы. Киселев, кажется, рассказал по телефону все смешные случаи из своей жизни. Он много шутил и, по его словам, даже немного завидовал нам. А потом, когда вода заметно спала, мы пошли вниз к девчатам с тем, чтобы сообщить, что руководство экспедицией разрешает нам продолжать штурм...
В это же время в базовом лагере экспедиции на Буковой поляне была не менее сложная и тревожная обстановка. Прошедший ливень мог создать в шахте аварийную ситуацию, значительно усложнить группе выполнение поставленных задач. Мы находились в очень тяжелом положении. Прекратить штурм и вернуть девушек назад — значит перечеркнуть все то, к чему готовились последние три года. Это значит поставить под угрозу срыва завтрашний штурм Осенней — Назаровской. Ведь без успешного прохождения женской группой Назаровской и организации навески снаряжения до «старого дна» не будет осуществлен подземный траверс всей системы. А разрешить им продолжать работу после паводка в пещере, не зная, в каком состоянии (физическом и моральном) находятся участницы,— значит взять на себя ответственность за здоровье и жизнь людей.
В таких мучительных раздумьях и обменах мнениями проходит несколько часов. В лагерь возвращаются посланные к входу в Назаровскую связные. С их слов узнаем, что состояние и настроение у девушек нормальное. Они и не помышляют о возвращении на поверхность, полны решимости продолжить спуск дальше вниз. Приняв это во внимание и оценив общую обстановку, единодушно решаем дать «добро» группе на выполнение поставленных перед ней задач.
Рассказывает Татьяна Окунева — руководитель штурма:
— После того как прошли первые минуты нашего общего смятения, вызванного неожиданным появлением воды, пытаюсь установить звуковую и световую связь с оставшимися на верху уступа девчонками. С первым способом ничего не получается. Шум и грохот от воды стоит невообразимый. Подаю сигналы лучом налобного фонаря. Через некоторое время мне сверху отвечают миганием фонаря и в стороне от струй падающей воды летит веревка. С помощью Любы и Лии карабкаюсь по отвесной скале наверх. Холодная вода затекает под манжеты гидрокостюма, ледяными струйками проникает через рукава к телу. Еще несколько усилий — и я наверху.
В нескольких метрах от колодца, в боковом ходу, мы обнаруживаем небольшой грот — прекрасное место отсидки на время паводка. Передвигаться сейчас по пещере вверх или вниз не имело смысла, да и было бы небезопасно. А отсиживаться, судя по неумолкающему шуму воды, видимо, придется долго. Первые мысли, пришедшие в голову после всеобщей сумятицы: а как там остальные? Была, конечно, надежда, что вода застала их в горизонтальной части, а не колодцах. И это значило: они в безопасности, возможно, даже сухие.
Удобно устроившись в гроте, стали думать, чем же нам заняться. Поле деятельности, к сожалению, ограничено несколькими метрами. Да и положение у нас не совсем завидное, хотя и необычное. Без движения сразу стали мерзнуть. Сняли мокрые комбинезоны и гидрокостюмы, но низкая температура и водяная пыль от ревущего рядом водопада дают о себе знать.
Очень скоро у меня от холода начали неметь ноги, и Лия, видя мое плачевное состояние, принялась без слов растирать их снятым с себя свитером. Но это пока мало помогает, и она — о боже, как это, наверное, холодно! — пытается согреть мои ледышки у себя на теле. Обязательно двигаться, иначе постепенно замерзнем! Постараться забыть о холоде, времени, отвлечься от всяких мрачных мыслей...
Время под землей, когда ничем не занят, тянется удивительно медленно. Чтобы как-то занять его, пробуем петь и поем... несколько часов подряд. Поем и думаем о девчонках, которые остались там, наверху, и о ребятах, которые на поверхности переживают за нас. Им, возможно, даже хуже, чем нам. Находятся в полном неведении о нашем состоянии, а может, уже снаряжают спасательную группу и выходят к нам, вниз, на помощь.
В нашем гроте вдруг стал явственно чувствоваться запах разогретой тушёнки. Переглядываемся и начинаем гадать: откуда бы ему здесь взяться. Может, у нас начались галлюцинации? Но примешавшийся к тушёнке запах бензина поворачивает наши мысли в нужном направлении. Конечно же, это группа Гали Суворовой. У них должен быть мешок с кухней и продуктами, и они начали готовить себе горячий перекус. Значит, они где-то рядом, в нескольких десятках метров от нас, а вот перебраться к ним сейчас нет никакой возможности. Правда, уровень воды больше не повышается, он стал постоянным, но поток еще обладает достаточной силой. И разделяет-то нас совсем небольшое расстояние, вот досада! Из своих индивидуальных пайков съедаем две плитки шоколада, одну оставляем про запас, на крайний случай.
Действовать сейчас мы не можем. Вкрались сожаление и горькая обида: ведь до конца нашего подземного маршрута — «старого дна» Назаровской осталось так немного, всего лишь каких-то 60—80 метров по глубине. И что же, все срывается?! Эта мысль не дает покоя. Конечно же, я прекрасно понимала как руководитель, что после длительной отсидки в таких условиях трудно будет заставить девушек идти дальше вниз. Но если мы не сделаем навеску последнего 50-метрового колодца перед «старым дном», то ее пойдут делать за нас другие. Об этом вообще даже и не хотелось думать...
Кроме шума воды, откуда-то сверху послышались незнакомые звуки, которые потом превратились в человеческие голоса. Вот видны и отблески налобных фонарей. К нам шли люди, но кто они? Спасательный отряд? Нет, к нашей всеобщей радости, это оказались девушки из групп, шедших вслед за нами,— все четверо. Их приход сразу же поднял настроение. Они остановились на уступе выше нас. В переговоры с ними вступила Люба Гладких: ее звонкий голос как нельзя кстати подходил для этой цели. Вода все еще гремела по уступам шумными водопадами. Девушки принесли с собой телефонный кабель и известие о том, что руководство экспедицией доверяет нам выбор действий с учетом нашего состояния и обстановки внутри пещеры. А это значит, что мы пойдем вниз! Штурм продолжается!
Впервые после начала штурма мы собрались вместе. Распаковываем продуктовый мешок и «уничтожаем» тушёнку, сгущенное молоко, шоколад... Чай, приготовленный на примусе, обжигает руки и губы. Мы жадно поглощаем его кружка за кружкой, и приятное тепло разливается по всему телу, изгоняя остатки первобытного холода. Теперь нам ничто не грозит, мы все вместе, у нас продукты и боевой настрой. Да и вода к этому времени уже идет спокойней, ее уровень заметно спал. Упаковав снаряжение в мешки, мы спускаемся вниз...
Оставшуюся часть шахты девушки прошли довольно быстро. Поток воды уже потерял всю свою былую силу и мощь, только на вертикальных отвесах и колодцах «освежал» ледяным душем. Они провесили снаряжение на всех оставшихся вертикалях и вышли к 50-метровому каскадному колодцу. За ним полукилометровая горизонтальная галерея с двумя полусифонами. После них шахта каскадами и колодцами набирает 500-метровую глубину. В колодец спустилась Лия Яцкевич и достигла финиша столь долгого и сложного пути — «старого дна» шахты Назаровской.
С дна колодца стоящие на страховке девушки услышали далекий крик: «Дошла! Я на старом дне!»
Это была победа. Они все-таки достигли намеченного, выполнили важное для всей экспедиции задание. И, что особенно важно, достигли цели в сложной обстановке, не растерялись, не поддались панике. Хорошая физическая и техническая подготовка, коллективизм и взаимовыручка смогли сделать то, что до них никому не удавалось. Впервые в истории исследования вертикальных пропастей женская группа осуществила самостоятельный спуск на такую глубину.
А затем последовал долгий и изнуряющий подъем на поверхность. Колодцам и уступам, казалось, не будет конца, свинцовой тяжестью наваливалась усталость. Давно превратились в лохмотья комбинезоны. От долгого пребывания в ледяной воде опухли и потеряли чувствительность руки. Но они шли и шли наверх — к солнцу, теплу, друзьям... Лишь в четыре часа утра следующего дня стали слышны их голоса. Вся группа вышла из шахты на земную поверхность— смертельно усталые, но безмерно счастливые одержанной победой.

 

---

Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 299; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!