Идеалы и преодоление травматического опыта



Идеалы и процесс познания

Но не все склонны придавать вере значение, как в отношении жизнедеятельности человека, вообще, так в и отношении преодоления травматического опыта, в частности. Так, например, основатель гештальт-терапии Фредерика Перзл (на данный момент не обсуждаются сами идеи гештальта и оставляется за скобками вопрос о терапевтической эффективности гештальт-терапии; луч фокусируется на вопросе об идеалах, который можно соотнести с открывшимся в статье разговором о вере) считал, что идеалы являются выдуманными целями, оторванными от биологической реальности. Идеалы, с его точки зрения, «висят в воздухе, ни на что не опираясь, и любая попытка осознать их заставляет человека почувствовать свою приниженность, бессилие и даже отчаяние». Он считает, что борьба человека во имя идеалов с биологическими целями в качестве результата влечет за собой «нервные срывы и импульсивные вспышки эмоций». Он считает, что борьба человека во имя идеалов с биологическими целями влечет за собой «нервные срывы и импульсивные вспышки эмоций». Он называет идеал миражем, который неспособен «предоставить реального верблюда и реальную воду для реального перехода через реальную пустыню».

По мнению Перзла, «носитель высоких идеалов» ошибается, когда утверждает, что его стремление к совершенству проистекает из любви к совершенству. Подлинные мотивы такого человека Перлз видит в том, что «носитель высоких идеалов» «хочет «очутиться в списке праведников», либо же насытить свое тщеславие, выставляя себя в виде совершенства»[1].

Эти слова можно сопоставить с высказыванием Перлза о себе самом. Рассматривая свое продвижение от безвестного мальчика к имиджу создателя нового психотерапевтического метода, он ставит вопрос: означает ли это продвижение, что он – альтруист и хочет что-то сделать для человечества? «Тот факт, – пишет он, – что я ставлю этот вопрос, показывает мои сомнения. Я верю, что то, что я делаю, я делаю для себя, моей заинтересованности в решении трудных задач и в еще большей степени для собственного тщеславия»[2].

На этом примере удобно показать, в чем состоит смысл эффекта интерполяции, который был описан одним из основателей нейрофизиологии академиком Ухтомским. Суть этого эффекта по творениям Ухтомского представлена в статье «О развитии монашества, о теории «созависимости» и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем», в главе «Нейрофизилогия и любовь». Здесь к сказанному в статье будут сделаны некоторые дополнения.

В течении жизни, читая книги и размышляя, как над собственной жизнью, так и над событиями окружающего мира, человек приходит к определенным взглядам. Если человеку знакомы такие добродетели, как любовь и смирение, он не забывает перепроверять свои взгляды. Его система развивается, в нее вносятся коррективы, так как у человека есть уши, чтобы слышать и глаза, чтобы видеть. Если же он привык смотреть на все, исходя лишь из собственной персоны, то со временем его взгляды начинают казаться ему единственно верным мерилом. Если такой человек несет в своей душе какие-либо пороки, то он начинает предполагать наличие таких же склонностей и во всех остальных людях. Проверить свои домыслы он не удосуживается, так как другие ему особо не интересны, а к своими точкам зрения он относится как к истине в последней инстанции.

Встречая других людей и схватывая некоторые черты их поведения, такой человек достраивает образ своих собеседников, исходя из того материала, который заготовил ранее. И оттого встречные люди могут рисоваться, например, лживыми и циничными, что к лжи и цинизму приобщен сам человек. Его представления отгораживают его от реального мира словно стеной. Пробиться сквозь нее возможно тогда, когда человек тянется понять, чем в действительности в своей жизни руководствуются другие люди. То есть речь идет о расширении опыта, о попытке понять других, исходя не из собственных концепции, а из тех суждений, которые сами о себе произносят другие люди.

Чтобы возможность к познанию такого рода не была утрачена человеком, в нем должна сохраняться способность к идеализации. Речь идет не о том, чтобы смотреть на мир «сквозь розовые очки». Речь идет о том, чтобы при контакте с другим человеком помнить о том, что его личность может содержать гораздо больше смысла, чем тебе может показаться на первый взгляд. Имеется в виду, что при контакте с другим человеком помнить о том, что его личность может содержать гораздо больше смысла, чем тебе может показаться на первый взгляд.

«Мы многого не замечаем из действительности, – пишет Ухтомский, – именно оттого, что привыкли ее интерполировать от себя». К подлинному пониманию действительности приближает идеализация, она «есть тот единственный орган, которым мы постигаем впервые реальность как гармоническое целое». Если в восприятии человека нарушилось ощущение гармонии, то – потому, что в самом себе он носит «приземистость и пороки, бессилие и слабость», они и не дают ему дотянуться до подлинного смысла, сокрытого в увиденном.

Человек утративший этот орган познания говорит встречному ближнему: «Ты ничем не лучше меня – такое же порочное и маленькое существо, как и я». Человек же сохранивший секрет идеализации говорит встречному ближнему: «Ты прекрасен, и добр, и свят, а я хочу быть достойным тебя, и вот я буду забывать все мое прошлое ради тебя, буду усиливаться дотянуться до тебя, чтобы стать “равным тебе в твоем добре”!»

В первом случае человек «стаскивает» ближнего и принижает до самого себя. Во втором случае – стремится подняться из своего «низа» к тому высшему, что видит в другом.

В первом случае речь идет о мертвом самоутверждении человека в своей неподвижности. Во втором случае речь идет о возрастании в высшее. В этом случае человек становится лучше, деятельнее, добрее и талантливее, чем он есть.

Утрата идеализации подобна тому, как если человек перестает видеть вечную святыню Иерусалима, акцентируя внимание на сточных канавах города. «Прекрасная невеста прекрасного ради нее жениха стала затрапезною женою отупевшего мужа!»

Судить с задворков о реальности проще и успокоительнее вследствие того, что такой взгляд на реальность является тайным оправданием своих задворков. Идеализация же обязывает к труду и самокритике.

С этими двумя подходами к реальности Ухтомский соотносит теории, имеющиеся в науке. Одни теории облегчают человеку проникновение в реальность. Другие теории только заслоняют от человека действительность, как если бы человек перестал видеть лес, акцентируя внимание на ближайших кустах и сорных травинках. Теории второго типа являются шорами, которые не дают человеку воспринимать то, что есть перед ним. «Так нередко – тем самым, как мы толкуем и «понимаем» для себя встречного человека, – мы лишь заслоняем его от себя и не можем уже рассмотреть, что он есть и чем может быть в действительности!»[3]

(О реализации данных идей на практике см. в заметке одного человека, приводимой в первой части статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты» в конце раздела « Вводное слово – Духовная культура и преодоление травматического опыта »).

Иными словами, речь идет о критичном отношении к собственным мыслям, о перепроверке собственных мыслей на основании тех данных, которые представляет вновь притекающая действительность. Об этом принципе стоит помнить при оценке тех или иных психологических концепций. Некоторые положения психологических концепций имеют вид только кажущейся логичности, и эта кажущая логичность проистекает из отсутствия опыта взгляда на реальность с иных точек зрения.

Идеалы и преодоление травматического опыта

С позиции этого принципа можно посмотреть на слова Перзла о идеалах, которые, по его мнению, не могут предоставить людям «реального верблюда и реальную воду для реального перехода через реальную пустыню». Анализ этих слов с позиции сведений, почерпнутых из пластов реальности, не относящейся к области психологической литературы, позволяет утверждать обратное.

В качестве примеров можно взять жизнь людей, прошедших через экстремальные условия. Исходя из автобиографических заметок, можно увидеть, что обстоятельства, имеющие потенциал деформировать личность, не привели к образованию травматического опыта.

Многочисленные примеры по данному вопросу приводятся в цикле лекций «Остаться человеком (часть 3 – выживание): Офисы, мегаполисы, концлагеря». Здесь мы обсудим лишь несколько.

Упомянутое можно рассмотреть с позиций А.В. Брушилинского, в свое время директора института психологии РАН. В своей книге «Психология субъекта» Брушилинский рассматривал в качестве субъекта человека, находящегося на высшем уровне деятельности и целостности, обладающего свободой выбора и принимающего решения в отношении поступков на основе нравственного сознания. Субъектом человек не рождается, а становится в процессе своего становления. Брушилинский показывает, что гуманистичность психологии неразрывно связана с духовностью.

Брушилинский на основании большого объема данных психологического и нейрофизиологического характера показывает, что «внешние причины всегда действуют только через внутренние условия». Эта мысль является одной из главных идей книги. Автор считает, что обратная точка зрения, представляющая человека в качестве продукта окружающей среды, характера для тоталитаризма.

Речь идет о том, что в результате развития человека как субъекта формируется высший уровень саморегуляции. Благодаря наличию этого уровня человек может перерабатывать сигналы, поступающие из внешней среды. Подобные сигналы не автоматически регулируются активностью человека. А человек, ставший субъектом, «спомощью своего мышления, совести и т. д. раскрывает вначале отнюдь не очевидное значение сенсорно-перцептивных данных и понятийных конструкций, сознательно стремится получить все новые данные и обосновать, доказать истинность все более сложных умозаключений».

[То есть речь о том, что, наблюдая за внешней реальность, человек может, например, увидеть какие-либо угрожающие явления. Но не факт, что вид угрожающих явлений должен вызвать у человека, ставшего субъектом, страх. Пропустив эти сигнала сквозь свое мышление и совесть, он может прийти к выводу не бежать, а остаться и помочь другим преодолеть тяжелые обстоятельства].

«По мере того как человек поднимается на все более высокие уровни своего бытия», происходит формирование более сложных критериев для оценки поступков, действий, мыслей и чувств. «Решающая роль принадлежит здесь его мировоззрению», его моральному облику[4]. Автор отмечает также, что «анатомо-физиологические предпосылки, в частности, наследственные и врожденные задатки, существенно» воздействуют на сознание человека «не фатально».

То есть, человек может на основании выработанного мировоззрения по-новому взглянуть на те свои особенности, наличие которых ранее угнетало его. Таким образом, вопрос о травматическом опыте, рождающемся вследствие взаимодействия с окружающей реальностью, приводит к вопросу о ресурсах, на основании которых человек мог был преодолеть его.


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 81; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!