III. Системный кризис науки об обществе как прямое
следствие отказа от материализма, что, в свою очередь, обусловлено игнорированием «материалистического понимания истории» Марксом.
«Науки» не как социального института (тут все, более-менее в порядке), а как высшей формы познания. Как такого познания, которое в поиске объективной истины способно по аналогии с науками о природе, естествознанием, добывать точное, постоянно уточняемое и при существующих условиях познания предельно «точное» знание. То знание, которое имеет практическое значение и может служить целенаправленной деятельности людей по преобразованию окружающего их мира, по адаптации человека к природе и созданию справедливого и гармоничного общества без классовой борьбы, гражданских и иных войн.
Свидетельствами существования такого кризиса является оценка состояния науки «образованным сообществом», как теми, кто вне науки, так и внутри ее. В первую очередь, признания самих крупных, авторитетных и потому позволяющих себе говорить открыто и прямо, представителей основных отраслей науки об обществе.
ИСТОРИЯ.
19 век:
СЕН-СИМОН: «Историю у нас называют требником королей. По тому, как короли управляют, видно, что этот требник никуда не годится. История действительно в научном отношении не вышла из детских пеленок»
Признав по-младенчески ненаучный характер существующих воззрений на историю людей, Сен-Симон следующим образом аргументировал свою мысль: «Эта важная отрасль нашего знания пока представляет собой лишь собрание фактов, более или менее точно установленных. Но эти факты не объединены никакой теорией, они еще не увязаны в порядке последовательности. Таким образом, история – еще весьма неудовлетворительный руководитель как для королей, так и для подданных: она не дает ни тем, ни другим средств для заключения о том, что п р о и з о й д е т и з т о г о,
|
|
|
ч т о у ж е п р о и з о ш л о. Пока существуют только истории отдельных наций, причем авторы этих историй ставят себе главной задачей высоко ценить качества соотечественников и умалять их у своих соперников. Ни один историк еще не стал на общую точку зрения; никто не написал еще истории всего человеческого рода, никто, наконец, еще не сказал королям: вот что будет следствием происшедших событий, вот порядок вещей, к которому приведет просвещение, вот цель, к которой вы должны направить огромную власть, находящуюся в ваших руках»
РОССИЯ: «…У нас есть три Истории России: одна для гостиной, другая для гостиницы, третья для гостиного двора», - некогда удачно заметил А. С. Пушкин. И эта шутка отражала реальную ситуацию, сложившуюся в результате публикации в те годы заметно различавшихся «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, «Истории российской» С. Н. Глинки и «Истории русского народа» Н. Полевого.
|
|
|
20 век:
ФРАНЦИЯ:
Люсьен Февр (1878-1956). Его «Бои за историю» (1942)
Марк Блок (1886-1944, расстрелян нацистами). Его «Апология истории» (издана посмертно Л. Февром в 1949)
М. Блок: «Ибо история – не только наука, находящаяся в развитии. Это наука, переживающая детство, как все науки, чьим предметом является человеческий дух, этот запоздалый гость в области рационального познания. Или, лучше сказать, состарившаяся, прозябавшая в эмбриональной форме повествования, долго перегруженная вымыслами, еще дольше прикованная к событиям, наиболее непосредственно доступным, как серьезное аналитическое занятие история еще совсем молода» (Апология истории. М.: Наука, 1986. С. 11).
21 век: ПОСТСОВЕТСКАЯ РОССИЯ («История для Президента»)
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ НАУКА
«Отныне, - писал автор «Капитала», - дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна... Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой».
|
|
|
В «Послесловии» ко второму изданию «Капитала» Маркс писал: «С 1848 года капиталистическое производство быстро развилось в Германии и в настоящее время уже переживает горячку своего спекулятивного расцвета. Но к нашим профессиональным ученым судьба остается по-прежнему немилостивой. Пока у них была возможность заниматься политической экономией беспристрастно, в германской действительности отсутствовали современные экономические отношения. Когда же эти отношения появились, то налицо были уже такие обстоятельства, которые больше не допускали возможности беспристрастного изучения этих отношений в рамках буржуазного кругозора. Поскольку политическая экономия является буржуазной, т.е. поскольку она рассматривает капиталистический строй не как исторически преходящую ступень развития, а, наоборот, как абсолютную, конечную форму общественного производства, она может оставаться научной лишь до тех пор, пока классовая борьба находится в скрытом состоянии или обнаруживается лишь в единичных проявлениях».
Вывод Э. Дюркгейма – социолога, который начал с изучения п/э и защиты докторской диссертации на тему «О разделении общественного труда», в отношении экономической теории был таким: «Итак, в политической экономии, как и в этике, доля научного исследования очень ограниченна, доля же искусства преобладает»
|
|
|
М. Блауг. Методология экономической науки, или как экономисты объясняют (М., 2004)
Блауг: «Сейчас никто не ратует за Адама Смита или Риккардо, но по-прежнему поднимается кровяное давление, как только Маркс становится предметом исследования».
В параграфе «Кризис современной экономической науки» последней главы («Выводы»), подводя итог проделанной работе, Блауг писал: «1960-е годы были десятилетием, когда общественный авторитет экономической науки и профессиональная эйфория экономистов достигли абсолютного пика. С другой стороны, в 1970-е годы в полный голос заговорили о «кризисе», «революции» и «контрреволюции», и это иногда превращалось в настоящую оргию самокритики со стороны некоторых ведущих представителей экономической профессии»
В качестве примера «оргии самокритики» Блауг сослался на В. Леонтьева, который в статье «Теоретические допущения и ненаблюдаемые факты» (“American Economic Review”, 1971) говорил, что научное сообщество озабочено «скорее воображаемой, гипотетической, чем наблюдаемой реальностью». Другим примером подобной самокритики для Блауга стала позиция Генри Фелпса Брауна, который в статье «Отсталость экономической теории» (“Economic Journal”, 1972) «пошел еще дальше, утверждая, что основной проблемой современной экономической теории является то, что ее предпосылки о человеческом поведении всецело произвольны, буквально «взяты с потолка».
Здесь же Блауг указал и на Дэвида Уорсвика, писавшего в статье «Возможен ли прогресс экономической науки?» (“Economic Journal”, 1972) о том, что «существуют целые направления абстрактной экономической теории, не имеющие связи с конкретными фактами и почти не отличимые от чистой математики».
Здесь важно, что все три экономиста-теоретика фактически сошлись в своих претензиях к экономической теории. Это проявилось в том, что, указав на оторванность последней от конкретной реальности и излишней, отчасти связанной с ее математизацией, абстрактности, они связали этот изъян с игнорированием экономистами «наблюдаемой реальности», с принятием ими нереальных (воображаемых и потому «всецело произвольных»), предпосылок теоретического анализа. (Уточним, что критике со стороны В. Леонтьева, Г. Ф. Брауна и Д. Уорсвика подвергалась неоклассическая теория, ставшая после II Мировой войны основным течением (main stream) современной экономической науки, и что именно методологические трудности «мэйнстрима» породили в последние десятилетия XX века возникновение новых, ему альтернативных, теорий).
Блауг: «…Методологией, которая лучше всего поддерживает стремление экономистов к реальному знанию экономических взаимосвязей, является философия науки, связанная с именами Карла Поппера и Имре Лакатоша»
Вместе с тем, Блауг умалчивает, что, имея в виду хаотическое и потребностями самого познания не обусловленное, появление разных частных отраслей «знания», П. Фейерабенд писал: «Незаконнорожденные дисциплины, подобно философии науки, которые никогда не сделали ни одного открытия, извлекают пользу из научного бума». В чем-чем, а в этой оценке «философии науки» Фейерабенду, чье имя стоит в одном ряду с именами Куна и Лакотоша, можно верить – когда-то он сам преподавал эту «дисциплину».
Вторая часть упомянутой книги Блауга озаглавлена «История экономической методологии». В ней «вехами» этой истории названы работы У.Н. Сениора (1827, 1836), Дж. Ст. Милля (1836, 1844, 1848), Э. Кернса (1875) и Дж. Н. Кейнса. Но там НЕТ Маркса.
Блауг, который сам признавал: «Маркс подвергался переоценке, пересматривался, опровергался, его хоронили тысячекратно, …но его идеи стали составной частью того мира представлений, в рамках которого мы мыслим». Блауг, который никогда не отказывался от следующих своих слов: «Что бы ни думали о конечной обоснованности (validity) марксизма, надо иметь довольно слабые умственные способности, чтобы не увлечься героической попыткой Маркса дать обобщенное и систематизированное толкование «законов движения» капитализма»
И, тем не менее, среди методологов экономического знания XIX в. места Марксу он почему-то не нашел.
«ПОЧЕМУ»?
Для российских экономистов это не менее актуально, чем для других, поскольку в силу нерешенных методологических проблем собственной отрасли знания у них появилась и в виде целого направления оформилась своя «философия», представленная, прежде всего, издаваемым с 1999 года на экономическом факультете МГУ журнале «Философия хозяйства». Главный редактор этого журнала, Ю.М. Осипов, «открывая» студентам глаза на мир, со страниц этого издания объявляет: «История человека (человечества) – это история сознания, история ноосферы, а потом уже предметная и событийная история». Латентная форма идеализма современной науки о человеке и обществе здесь становится явной. Как отнестись к этому историку, тем более археологу или естествоиспытателю? А как быть экономисту с тем, что экономист-Осипов, взяв себе за образец «философию хозяйства» религиозного философа С.Н. Булгакова, сознание человека объявляет «источником хозяйства», а само хозяйство рассматривает как «реализацию сознания».
В 2008 г. в журнале «Свободная мысль» (№ 10, 11) была опубликована статья проф. Г. Ханина из Новосибирска «Почему в России мало хороших экономистов?», который напомнил, что единственный отечественный лауреат Нобелевской премии по экономике Лев Канторович был …математиком. Он же признался в том, что даже в зарубежных работах по экономической истории России часто преобладают ссылки на иностранных исследователей и что, например, расчеты по объему и динамике экономического развития России за три века до 1900 года принадлежат исключительно западным авторам.
Г. Ханин: «Деградация российской экономической науки после 1991 года оказалась намного более болезненной для российского общества, чем для советского. Прежде всего, в прежние времена она затрагивала преимущественно политическую экономию и макроэкономическую статистику. В российском же обществе ею поражены все экономические дисциплины»
СОЦИОЛОГИЯ
После Сен-Симона, который поиски того, что он называл «теорией общественной организации», закончил написанием книги «Новое христианство», его бывший секретарь О. Конт (1798-1857) в труде «Система позитивной политики, или Социологический трактат об основах религии человечества» в противовес преобладавшей тогда «метафизике» развил и предложил свою теорию изучения общества, названную им социологией. Претендуя на то, чтобы изначально быть на «общей точке зрения», преодолевающей теоретическую ограниченность национальных историй, Конт полагал свою социологию «наукой о человечестве». Тем не менее, поиски этой, обозначавшейся Сен-Симоном и им в противовес философской метафизике как «позитивной», теории общественного развития Конт закончил, подобно великому социалисту-утописту, смешением разума с верой, рациональности с иррациональностью. В 1851 г. в одном из своих писем он напишет: «Я убежден, что еще до 1860 г. буду проповедовать позитивизм в соборе Парижской богоматери как единственную и совершенную религию».
Американский социолог И. Валлерстайн в «Предисловии» к книге «Конец знакомого мира. Социология XXI века» (М., 2003), составленный на основе его докладов и выступлений на международных социологических форумах, обращаясь к своим коллегам по социологии, пишет: «Мне кажется, что мы бродим по темному лесу и не вполне понимаем, в каком направлении следует идти. Думаю, что нам необходимо как можно скорее обсудить это всем вместе, и подобная дискуссия должна стать поистине всемирной… Мы вовлечены в необычный и трудный спор. Однако мы не сможем решить проблемы, которых будем пытаться не замечать»
Он же: «Я считаю, что нам, обществоведам, необходимо полностью обновиться, чтобы остаться востребованными в обществе и не оказаться на задворках научного мира, тратя время на бессмысленные ритуалы, как это делают последние служители всеми забытого божества»
Одну из причин того, что обществоведы бродят в «темном лесу», Валлерстайн видел в том, что «ультраспециализация, которой подверглась социология, а в действительности и все остальные общественные науки, была как неизбежной, так и саморазрушительной», в силу чего необходимо «продолжать борьбу с ней, надеясь найти какой-то разумный баланс между глубиной и широтой знания, между фрагментарным и синтетическим видением». У нас же этой проблемой, без разрешения которой нельзя рассчитывать на какое-либо продвижение вперед в теории общественного развития, никто не озабочен.
В постсоветской РОССИИ:
В статье «Утраты и обретения социологии», написанной им еще в 1998 году, проф. СПбГУ В. Козловский с редкой для нашей обществоведческой среды и только уже поэтому достойной всяческой похвалы откровенностью писал о том, что «…социология в качестве самостоятельного социального института стала местом кормления, профессионального и социального продвижения ученых, апеллирующих к необходимости изучения каких-либо важных вопросов ради стабилизации или реформирования общества, или выработки рекомендаций для структур власти». Общий вывод автора этой статьи был таким: «Нельзя сказать, что социология превратилась в служанку, но совершенно очевидно ее утилитарное применение в корыстных групповых интересах»
Г.В. Осипов: «То, что сегодня называют «социологией», в лучшем случае продолжает топтаться на месте, в худшем – деградирует, сводя социологические исследования к различным рейтингам или же выдавая за них опросы населения на улице. Положение тяжелое и нужны срочные меры для того, чтобы не пришлось зачислять социологию в разряд лженаук»
ПОЛИТОЛОГИЯ
Макс Вебер. Политика как призвание и профессия (1918): «...политикой не должен заниматься в аудитории и преподаватель. И прежде всего в том случае, если он исследует сферу политики как ученый. Ибо практически- политическая установка и научный анализ политических образований и партийной позиции – это разные вещи».
Он же (и там же): от преподавателя в аудитории перед студентами требуется «интеллектуальная честность».
Й. Хейзинга. В тени завтрашнего дня (1935): «Самое досадное – это заметная повсюду indifference a la verite (безразличие в истине), достигающая своей кульминации в открытом и публичном восхвалении политического обмана».
Д. Песков о «политологических посиделках»
Ххххххххххх
Мухачев Вадим Владимирович – главный научный сотрудник Института социально-политических исследования (ИСПИ) РАН, доктор философских наук, профессор.
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 131; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!