Статья первая (предварительные замечания)

Соловьёв начинает с последовательного опровержения того взгляда, что задачей любви между мужчиной и женщиной является размножение, что она лишь средство продолжения рода. В действительности, говорит автор, смысл её коренится не в родовой, а в индивидуальной жизни. В чём же он состоит?

Статья вторая

При первом подходе к ответу на этот вопрос Соловьев обозначает половую любовь как силу, реально преодолевающую человеческий эгоизм, причём в этом она имеет преимущество перед остальными видами любви - мистической, материнской, дружеской, любовью к искусствам и наукам, любовью к Отечеству или даже всему человечеству. Примечательно рассуждение философа о сущности эгоизма:

«Основная ложь и зло эгоизма не в этом абсолютном самосознании и самооценке субъекта, а в том, что, приписывая себе по справедливости безусловное значение, он несправедливо отказывает другим в этом значении; признавая себя центром жизни, каков он и есть в самом деле, он других относит к окружности своего бытия, оставляет за ними только внешнюю и относительную ценность... Эгоизм никак не есть самосознание и самоутверждение индивидуальности, а напротив - самоотрицание и гибель. (2, III)

Статья третья

Соловьёв теперь высказывает оригинальнейшую идею: полное осуществление любви между мужчиной и женщиной ещё не имело место в истории. Дело её никогда не было завершено до конца. Но такое положение вовсе не является доказательством того, что любовь вовсе неосуществима или иллюзорна сама по себе. Первым шагом к её успеху должно стать выяснение её подлинной цели. Какова же она?

Задача любви состоит в том, чтобы оправдать на деле тот смысл любви, который сначала дан только в чувстве; требуется такое сочетание двух данных ограниченных существ, которое создало бы из них одну абсолютную идеальную личность... Но истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих. Осуществить это единство, или создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою существенную рознь и распадение, - это и есть собственная ближайшая задача любви. (3, I)

А «создание истинного человека», в свою очередь, есть не что иное, как восстановления в человеке и человечестве образа Божия; тема любви между мужчиной и женщиной оказывается наполненной религиозным содержанием. И тут Соловьев высказывает ещё одну из важнейших идей трактата:

Духовно-физический процесс восстановления образа Божия в материальном человечестве никак не может совершиться сам собой, помимо нас... Если неизбежно и невольно присущая любви идеализация показывает нам сквозь эмпирическую видимость далекий идеальный образ любимого предмета, то, конечно, не затем, чтобы мы им только любовались, а затем, чтобы мы силой истинной веры, действующего воображения и реального творчества преобразовали по этому истинному образцу не соответствующую ему действительность, воплотили его в реальном явлении... (3, III) Но абсолютная индивидуальность не может быть преходящей, и она не может быть пустой. Неизбежность смерти и пустота нашей жизни совершенно несовместимы с тем повышенным утверждением индивидуальности своей и другой, которое заключается в чувстве любви. (3, IV)

Философ переходит к теме победы над смертью.

Статья четвёртая

Само по себе ясно, что, пока человек размножается, как животное, он и умирает, как животное. Но столь же ясно, с другой стороны, и то, что простое воздержание от родового акта нисколько не избавляет от смерти: лица, сохранившие девство, умирают, умирают и скопцы; ни те, ни другие не пользуются даже особенною долговечностью. Это и понятно. Смерть вообще есть дезинтеграция существа, распадение составляющих его факторов. Но разделение полов, не устраняемое их внешним и преходящим соединением в родовом акте, - это разделение между мужским и женским элементом человеческого существа есть уже само по себе состояние дезинтеграции и начало смерти. Пребывать в половой раздельности - значит пребывать на пути смерти, а кто не хочет или не может сойти с этого пути, должен по естественной необходимости пройти его до конца. Кто поддерживает корень смерти, тот неизбежно вкусит и плода её. Бессмертным может быть только целый человек, и если физиологическое соединение не может действительно восстановить цельность человеческого существа, то, значит, это ложное соединение должно быть заменено истинным соединением, а никак не воздержанием от всякого соединения, т. е. никак не стремлением удержать in Statu quo разделённую, распавшуюся и, следовательно, смертную человеческую природу. (4, I)

Такое соединение есть акт истинной духовности, силу же для него Бог сообщит человеку по благодати:

Ложная духовность есть отрицание плоти, истинная духовность есть её перерождение, спасение, воскресение. (4, IV)

Человек может зиждительно восстановлять образ Божий в живом предмете своей любви только так, чтобы вместе с тем восстановить этот образ и в самом себе; а для этого он у самого себя силы не имеет, ибо если б имел, то не нуждался бы и в восстановлении; не имея же у себя, должен получить от Бога. (4, V)

Конец четвёртой и пятая статья посвящены развитию идей, проходящих через всё творчество Владимира Соловьёва - учениям о всеединстве и Вечной Женственности.

Дело истинной любви прежде всего основывается на вере... Признавать безусловное значение за данным лицом или верить в него (без чего невозможна истинная любовь) я могу, только утверждая его в Боге, следовательно, веря в самого Бога и в себя как имеющего в Боге средоточие и корень своего бытия...

Так как для Бога, вечного и нераздельного, все есть вместе и зараз, все в одном, то утверждать какое-нибудь индивидуальное существо в Боге - значит утверждать его не в его отдельности, а во всем или, точнее, в единстве всего...
Там, т. е. в истине, индивидуальное лицо есть только луч, живой и действительный, но нераздельный луч одного идеального светила - всеединой сущности. Это идеальное лицо, или олицетворенная идея, есть только индивидуализация всеединства, которое неделимо присутствует в каждой из этих своих индивидуализаций. Итак, когда мы воображаем идеальную форму любимого предмета, то под этою формой нам сообщается сама всеединая сущность. Как же мы должны её мыслить? (4, VI)

То идеальное единство, к которому стремится наш мир и которое составляет цель космического и исторического процесса... истинно есть как вечный предмет любви Божией, как Его вечное другое.

Этот живой идеал Божьей любви, предшествуя нашей любви, содержит в себе тайну её идеализации. Здесь идеализация низшего существа есть вместе с тем начинающая реализация высшего, и в этом истина любовного пафоса. Полная же реализация, превращение индивидуального женского существа в неотделимый от своего лучезарного источника луч вечной Божественной женственности, будет действительным, не субъективным только, а и объективным воссоединением индивидуального человека с Богом, восстановлением в нем живого и бессмертного образа Божия.

Для Бога Его другое (т. е. вселенная) имеет от века образ совершенной Женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединяться. К такой же реализации и воплощению стремится и сама вечная Женственность, которая не есть только бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее всею полнотою сил и действий. Весь мировой и исторический процесс есть процесс её реализации и воплощения в великом многообразии форм и степеней. (4, VII)

Статья пятая

Наше перерождение неразрывно связано с перерождением вселенной, с преобразованием её форм пространства и времени. Истинная жизнь индивидуальности в её полном и безусловном значении осуществляется и увековечивается только в соответствующем развитии всемирной жизни, в котором мы можем и должны деятельно участвовать, но которое не нами создается. Наше личное дело, поскольку оно истинно, есть общее дело всего мира - реализация и индивидуализация всеединой идеи и одухотворение материи. Оно подготовляется космическим процессом в природном мире, продолжается и совершается историческим процессом в человечестве. (5, II)

Одним из условий такого осуществления является изменение отношения человека к природе, об остальных же приходится лишь догадываться:

Установление истинного любовного, или сизигического, отношения человека не только к его социальной, но и к его природной и всемирной среде - эта цель сама по себе ясна. Нельзя сказать того же о путях её достижения для отдельного человека. Не вдаваясь в преждевременные, а потому сомнительные и неудобные подробности, можно, основываясь на твёрдых аналогиях космического и исторического опыта, с уверенностью утверждать, что всякая сознательная действительность человеческая, определяемая идеею всемирной сизигии и имеющая целью воплотить всеединый идеал в той или другой сфере, тем самым действительно производит или освобождает реальные духовно-телесные токи, которые постепенно овладевают материальною средою, одухотворяют её и воплощают в ней те или другие образы всеединства - живые и вечные подобия абсолютной человечности. (5, V)

 

В работе Вл. Соловьева "Судьба Пушкина" (1897) можно выделить, во-первых, общие соображения по поводу личности и ее судьбы, во-вторых, рассмотрение в контексте этих соображений трагической судьбы русского поэта А.С. Пушкина. Рассмотрим сначала соображения.

"Есть нечто, называемое судьбой, - пишет Соловьев, - предмет хотя и не материальный, но тем не менее вполне действительный. Я разумею пока под судьбой тот факт, что ход и исход нашей жизни зависит от чего-то кроме нас самих, от какой-то превозмогающей необходимости, которой мы волей-неволей должны подчиниться" [1; с. 28].

"Но вместе с тем, - продолжает Соловьев, - легко усмотреть, что власть судьбы над человеком при всей своей несокрушимой извне силе обусловлена, однако, изнутри деятельным и личным соучастием самого человека. Так как мы обладаем внутренними задерживающими деятелями, разумом и волей, то определяющая наше существование сила, которую мы называем судьбою, хотя и независима от нас по существу, однако может действовать в нашей жизни только через нас, только под условием того или иного отношения к ней со стороны нашего сознания и воли" [Там же].

Итак, есть, с одной стороны, в судьбе превозмогающая нас самих необходимость, которой мы подчиняемся в любом случае; но, с другой стороны, действие этой необходимости обусловлено отношением к ней нашего сознания и нашей воли.

Ниже Соловьев повторяет эту мысль: "В составе той необходимости, которою управляются наши жизненные происшествия, необходимо заключается и наше собственной личное отношение к этой необходимости; а это отношение, в свою очередь, необходимо связано с тем, как мы понимаем господствующую в нашей жизни силу, так что понятие наше о судьбе есть также одно из условий ее действия чрез нас" [Там же].

Если мы присмотримся к этим положениям, то обнаружим, что Соловьев воспроизводит в несколько измененном виде собственные идеи о том, как соотносится моральный долг индивида или нации и их свобода, высказанные в более ранней работе "Русская идея" (1888). Эти идеи суть следующие. Моральный долг личности или нации состоит в том, чтобы подчинить свою сущность органическому целому, составной частью которого является данная личность или нация. Свобода же морального существа проявляется в том, что оно может подчинить либо не подчинить свою сущность интересам органического целого. Под органическим целым понимается должное общественное состояние, в котором безусловно господствуют христианские ценности.

Именно в этом смысле Соловьев использует часто цитируемое им в работах о России евангельское изречение "Положить душу свою, чтобы спасти ее". Согласно той интерпретации, которую дает этому изречению Соловьев, моральное существо в акте нравственного подвига может положить душу свою, т.е. собственную сущность, на службу целому - христианскому всечеловечеству, и посредством такой потери души на самом деле реализует, т.е. спасает, свое призвание или ту идею, которую мысль Бога полагает относительно этого существа. И тогда вступает в действие закон жизни, и существо несет божественную идею "в сердце своем и в судьбах своих как благословение" [2; с. 221].

Но моральное существо в своей свободе может уклониться от осуществления нравственного подвига и сохранить, т. е. сберечь, собственную сущность в эгоистическом состоянии "в себе, чрез себя и для себя". Тогда вступает в действие закон смерти, и существо несет божественную идею в сердце своем "как проклятие" [Там же]. Это и будет означать, если проводить до конца параллель с евангельским изречением, действительную потерю души моральным существом [См.: 3].

Аналогичное место о двух способах осуществления личностью своего морального долга, или призвания, законе жизни и законе смерти мы находим в работе "Судьба Пушкина". Приведем его: "Все многообразные пути, которыми люди, призванные к духовному возрождению, действительно приходят к нему, в сущности сводятся к двум: или путь внутреннего перелома, внутреннего решения лучшей воли, побеждающей низшие влечения и приводящей человека к истинному самообладанию; или путь жизненной катастрофы, освобождающей дух от непосильного ему бремени одолевших его страстей" [2; с. 52].

Дальнейшим шагом должно последовать определение объективной сущности разбираемой личности, а затем объявление, что смысл ее существования состоит в подчинении этой сущности если не христианскому всечеловечеству, то жизни хотя бы того общества, членом которого эта личность является. А после выстраивания дилеммы "закона жизни либо закона смерти" применительно к данной личности, должно быть прослежено как личность или находит в себе силы преодолеть состояние "в себе, чрез себя и для себя", сознательно подчинив свою сущность интересам жизни общества, или, наоборот, не найдя в себе силы преодолеть это состояние, терпит жизненную катастрофу.

Поразительно, насколько податливым материалом оказывается жизнь Александра Сергеевича Пушкина для схемы Соловьева. Несомненный поэтический гений Пушкина бесконечно упростил задачу определения его объективной сущности как конкретной личности, а следовательно, и определение смысла существования, или, если выражаться формулировками "Русской идеи", - той присущей данной личности истинной идеи, которая предвечно установлена в плане Бога.

Соловьев отмечает, что уже в возрасте около тридцати лет Пушкин начинает тяготиться самоцельным существованием в качестве поэта. "Он понял, - пишет Соловьев, - что "служенье муз не терпит суеты", что "прекрасное должно быть величаво", т.е. что красота, прежде чем быть приятною, должна быть достойною, что красота есть только ощутительная форма добра и истины" [1; с. 37].

В средние века Пушкин мог бы пойти в монастырь, рассуждает Соловьев, "чтобы связать свое художническое призвание с прямым культом того, что абсолютно достойно". Но в XIX веке "ему удобнее и безопаснее было избрать другой род аскетизма: он женился и стал отцом семейства. С этим благополучно прошел для него период необузданных чувственных увлечений, которые могли бы задавить неокрепший творческий дар, вместо того, чтобы питать его".

"Но, становясь отцом семейства, Пушкин по необходимости теснее прежнего связывал себя с жизнью социальною, с тою общественной средою, к которой он принадлежал, и тут его ждало новое, более тонкое и опасное искушение".

Соловьев указывает, в чем должен был состоять при данных условиях смысл существования Пушкина. "Достигши зрелого возраста, Пушкин ясно сознал, что задача его жизни есть то служение, "которое не терпит суеты", служение тому прекрасному, которое "должно быть величавым". Так как он оставался в обществе, то его служение красоте неизбежно принимало характер общественного служения, и ему нужно было установить свое должное отношение к обществу" [Там же].

Из этих слов Соловьева следует, что смысл существования Пушкина как личности можно однозначно определить как подчинение общественному служению своей поэтической сущности. Подчеркнем, что выяснение смысла существования такой конкретной личности как Пушкин, оказалось, можно выстроить в виде чисто формального умозаключения, совершенно не принимая в расчет то, что думает о себе сама конкретная личность.

Умозаключение следующее. Большая посылка: смысл существования любой личности состоит в том, чтобы, преодолев состояние "в себе, чрез себя и для себя", сознательно подчинить свою сущность интересам жизни общества. Меньшая посылка: сущность данной личности состоит в поэтическом даре, т.е. в особо развитой способности воспринимать красоту. Заключение: смысл существования данной конкретной личности состоит в том, чтобы именно служение красоте приняло характер общественного служения.

Подчеркнем, что при таком способе рассуждения все другое, в том числе то, что сама личность могла бы избрать в качестве своего верховного долга помимо подчинения своей собственной сущности (в данном случае поэтического дара) общественному служению, - избрать, следовательно, независимо от своей собственной сущности, т.е. действительно свободно, - автоматически подпадает, если следовать рассуждениям Соловьева, под простое уклонение от реализации своего подлинного смысла существования. И поэтому должно быть приравнено всего лишь к упорствованию в эгоистическом сохранении состояния "в себе, чрез себя и для себя", что соответствует, между прочим, действию закона смерти. Сейчас мы увидим, как следование чисто формальной схеме предопределило весьма своеобразное понимание Соловьевым причин трагической гибели поэта.

Очертив задачу жизни Пушкина, приписав при этом собственное понимание этой задачи самому поэту ("Пушкин ясно сознал"), Соловьев пишет: "Но тут Пушкин, вообще слишком даже разделявший поэзию с житейскими отношениями, не захотел отделить законное сознание о своем высшем поэтическом призвании и о том внутреннем преимуществе перед другими, которое давал ему его гений, - не захотел он отделить это законное чувство своего достоинства, как великого поэта, от личной мелкой страсти самолюбия и самомнения. Если своим гением Пушкин стоял выше других и был прав, сознавая эту высоту, то в своем самолюбивом раздражении на других он падал с своей высоты, становился против других, то есть на одну доску с ними, а чрез это терял и всякое оправдание для своего раздражения, - оно оказывалось уже только дурною страстью вражды и злобы" [Там же; с. 38].

 

Общий смысл искусства — эстетическая работа Владимира Соловьева. Впервые опубликована в журнале Вопросы философии и психологии №5 за 1890 год.

Соловьев критикует взгляд, будто искусство ("художество") лишь сгущает разлитую в природе красоту. По его мнению сонаты Бетховена отнюдь не дублируют естественную красоту, но продолжают начатое природой "художественное дело". Соловьев замечает, что отвлеченная истина не самодостаточна, а "красота нужна для исполнения добра". Связь добра и красоты доказывается через их общую антитезу "безобразие", где нарушена "взаимная солидарность и равновесие частей" или "положительное всеединство". "Специфическое отличие красоты" заключается в том, что она согласовывает не отвлеченные представления, но бытие духовное с вещественным, отвлеченный идеал с реальностью.

Признавая объективный характер "красоты в природе" ("красивые животные"), Соловьев тем не менее отмечает ее несовершенство. В природе помимо эстетических моментов присутствует и "безобразие": "смерть и разложение". Поэтому искусство должно одухотворить и увековечить заложенную в природе красоту. Соловьев возражает против трактовок искусства как "пустой забавы", обращая внимание на важность как "осуществления абсолютного идеала", так и "идеализации действительности". Даже комедия, по его мнению, есть "отрицательное предварение красоты".

 

Отношение Соловьёва к евреям было последовательным выражением его христианского универсализма, этических принципов, предписывающих любить все народы как свой собственный. Отвержение евреями Иисуса представлялось Соловьёву величайшей трагедией, предопределившей всю будущую историю еврейского народа, однако философ возлагал вину за упорное неприятие евреями христианства не на евреев, а на самих христиан.

«Взаимные отношения иудейства и христианства в течение многих веков их совместной жизни представляют одно замечательное обстоятельство. Иудеи всегда и везде смотрели на христианство и поступали относительно его согласно предписаниям своей религии, по своей вере и по своему закону. Иудеи всегда относились к нам по-иудейски; мы же, христиане, напротив, доселе не научились относиться к иудейству по-христиански. Они никогда не нарушали относительно нас своего религиозного закона, мы же постоянно нарушали и нарушаем относительно них заповеди христианской религии. Если иудейский закон дурен, то их упорная верность этому дурному закону есть конечно явление печальное. Но если худо быть верным дурному закону, то ещё гораздо хуже быть неверным закону хорошему, заповеди безусловно совершенной.» — «Еврейство и христианский вопрос»

В 1890 году цензура не пропустила в печать декларацию против антисемитизма, написанную Соловьёвым и подписанную рядом писателей и ученых. Она была напечатана за границей.

Соловьёв выступал против преследований евреев в России. В письмах Ф. Гецу Соловьёв обличал погромы и заверял, что его перо всегда готово к защите бедствующего Израиля. В то же время Соловьёв не только не был филосемитом, но и сам не был свободен от антисемитизма:

Народ иудейский, показывающий самые худшие стороны человеческой природы, «народ жестоковыйный» и с каменным сердцем, этот же самый народ есть народ святых и пророков Божиих.

Решением «еврейского вопроса» философ считал экуменизм — объединение иудаизма с православием и католичеством на общей религиозной основе. На смертном одре Соловьёв молился за еврейский народ и читал псалом на иврите. После смерти Соловьёва в синагогах читались молитвы за упокой его души.

 

Великий русский философ Владимир Соловьев в начале эссе «Жизненная драма Платона» задается вопросом о последовательности перевода и издания Платоновых диалогов, и вскоре приходит к выводу о необходимости поиска «внутреннего начала единства, обнимающего совокупность Платоновых творений». Уже существовали такого рода попытки, но ни одна из них не увенчалась успехом, по мнению философа. Мыслитель рассмотрел теории Шлейермахера и Мунка. Так, согласно Шлейермахеру, Платон сам устанавливает порядок своих произведений и все его диалоги — стройная система философских идей, метафорически представленных в виде дерева. Мунк же считает необходимым осуществлять поиск единства Платоновых творений в его желании показать «жизнь идеального мудреца в лице Сократа».

А Соловьев приходит к выводу, что творения Платона представляют собой некое единое целое, поскольку и сам Платон — цельный живой человек, а также рассуждает о самой жизни мыслителя, которая, по его мнению, является драмой. Но в чем же эта драма?
Первые философы античности «отвергли традиционные устои жизни и утверждали открываемые разумом первоосновы жизни всемирной, космической». И для поиска истины необходимо обладать особым даром «умозрения и синтеза». Таким даром обладал Сократ — учитель Платона.

В греческом обществе шла борьба «между теми, кто стоял за неприкосновенность традиционных верований и жизненных норм, и теми, кто, как софисты, были отрицателями по преимуществу...».

Сократ же занимал нейтральную позицию. Главное преимущество первых мыслитель видел в их желании поддерживать сложившиеся нормы, господствующие в гражданском общежитии, их благочестие. Он обвинял их в неумении охранять эти нормы из-за невежества и глупости.

Софистов же Сократ восхвалял за их занятие рассуждениями и критическое мышление. И к тому же порицал за то, что они не видели основных целей и приемов критики.

Сократ, таким образом, считал своих противников умственно несостоятельными. И мыслитель был виновен в том, что спорил против охранителей и разрушителей, а также в своей точке зрения, которая обнажила идеи обоих. Официально же Сократа обвинили в том, что «богов, почитаемых городом, не почитает, а вводит другие, новые божества», и еще в том, что «развращает юношество». И Соловьев указывает нам на этот «трагический удар в самом начале жизненной драмы Платона» и сравнивает его с трагедией, пережитой шекспировским Гамлетом. Гамлет мстит за своего отца. Платон переживает смерть Сократа. «Убит отец, но не кровный, а духовный, воспитатель мудрости, отец лучшей души. Это еще личное, хотя и высокое отношение. Но вот уже сверхличное:убит праведник». Столкнулись зло и правда в сознании Платона. По мнению Соловьева для Платона встал вопрос: «быть или не быть правде на земле». Сократ у Соловьева похож на смиренного христианского мученника. И в сократовском выражении «Я знаю только, что ничего не знаю» Соловьев видит «удивительное предварение первой евангельской заповеди» о блаженстве нищих духом. И не случайно, ведь он — религиозный христианский мыслитель.

Соловьев пишет, что «есть повод догадываться, что и Платону являлась мысль о самоубийстве» и рассматривает психологические причины, по которым он не сделал этого шага. «Платон был человек иного рода, он был предан высшим интересам духа... Любовь к умершему требовала положительного творческого выхода...» И этим творческим выходом стал, по мнению Соловьева, платонический идеализм. Платон почувствовал «этическую противоположность между должным и действительным, между истинным нравственным порядком и строем данного общежития». В такой ситуации «Платон должен был по убеждению бежать от мира» и предварить идеал восточного монашества. С чем связаны его многочисленные путешествия в разные страны в течении пяти лет. Соловьев пишет, что в этот период и позже Платон имел крайне «пессимистический взгляд на общество и публичную деятельность». Однако позже у Платона были стремления к социально-политическим преобразованиям. В этой перемене Соловьев увидел противоречие, «непроходимую пропасть».

Далее в своем эссе Соловьев на примере диалогов «Федр» и «Пир» исследует отношение Платона к любви и указывает через метафору, что всякая плотская любовь Платоном отвергалась и считалась «за что-то вульгарное и низменное, недостойное истинного человеческого признания». Но как из навоза вырастают прекрасные цветы, так и из плотской любви образуется любовь духовная, по мнению Соловьева. «Из эротического ила, который, по-видимому, в роковую пору втянул, но не мог затянуть душу Платона, он вырастил если и не плоды живые духовного перерождения, то по крайней мере блестящий и чистый цветок своей эротической теории». И именно эта теория связана с жизненной драмой Платона. Ему был присущ дуалистический идеализм, согласно которому противопоставляется действительное должному. Сущность мудрого человека - «ум созерцающий, обращенный к запредельному свету». Такой человек «живет лишь в космосе идей, а на земле его призрачная жизнь, общая с другими людьми, есть для него только умирание».

Соловьев, являясь религиозным человеком, сравнивает последнюю беседу Сократа с учениками из диалога «Федон» с проповедью Христа, однако говорит о том, что Платон изобразил Сократа бессердечным и неделикатным. Он пишет, что «в одном месте беседы умирающий мудрец дает ясно понять, а в другом — прямо говорит своим плачущим ученикам, что разлука с ними нисколько его не огорчает, так как в загробном мире он рассчитывает встретиться и беседовать с людьми гораздо более интересными, чем они. Я думаю, что если бы болезнь не помешала Платону находиться самому в числе этих плачущих учеников, то он уже из одного самолюбия остерегся бы вложить в уста Сократа столь бесцеремонное утешение. Но хотя в этом особом случае дуалистический идеализм мог бы быть выражен более тонким и изящным образом...»

Мне представляется, что здесь имеет место знаменитая ирония Сократа. Умирающий мудрец пытается смеяться над собственной смертью, он шутит со своими учениками, пытается их взбодрить и не принимать близко к сердцу свою кончину. Вполне возможно, что Сократ мог сказать такие слова и Платон поведал нам правду. В этом есть величие Сократа, такими словами он снизил драматизм ситуации из любви к своим ученикам и призвал их к самосовершенствованию. Платон показал нам Сократа очень тонким психологом, ведь не всегда возможно утешить «тонким и изящным образом». Это был последний урок Сократа своим ученикам. После такой «бесцеремонности» ученики стали бы стремиться туда, где «беседует их учитель с более интересными людьми, чем они». Дуалистический идеализм здесь выражен не тонким, а действенным образом.

Мне вспоминается диалог «Кратил». Рассуждая об этимологиях, Платон устами Сократа говорит, что «можно строго исследовать имена этих богов, а можно и для забавы. Так вот о строгом способе спроси кого-нибудь другого, а познакомиться с забавным нам ничто не мешает: ведь забавы милы и богам». Это тонкая ирония мудрости автора, скрывающая под своей оболочкой глубинные слои смыслов, которые весьма непросто вскрыть. В нескольких местах в этом диалоге проявляется тонкий юмор Платона.

Сократ говорит: «А поскольку теперь я уже облачился в шкуру льва, мне не следует бояться, а нужно рассмотреть, видимо, «разумение», «сметливость», «понимание», «познание» и остальные, как ты говоришь, славные имена».

Данное выражение представляет собой поговорку, связанную с басней Эзопа об осле, который надел львиную шкуру и выдавал себя за льва.
Диалог часто сопровождается ироническими замечаниями Сократа в свой собственный адрес.

 

Соловьев, рассуждая об Эроте, увлекся этимологией слова Рим. Так, «Roma (соотв. греческому Rwma-сила). А если это слово прочитать наоборот, то получается Amor-«любовь». А любовь, то есть Эрот, представляет собой «посредника», «делателя моста между небом и землей».

Далее Соловьев говорит о действии, оказываемом Эротом на влюбленного - преображении, которое заключается в следующем: «влюбленный ощущает в себе новую силу бесконечности». Мыслитель считает при этом необходимой борьбу «высшей и низшей сторон души». Наверное, Соловьев здесь намекает нам о существовании любви земной и возвышенной, и между ними происходит борьба. Эрот дает высшей разумной душе «бесконечную творческую рождающую силу». А место, где соприкасаются два мира, называется красотой.

Соловьев называет платоновскую теорию любви (рождение в красоте) глубокой и смелой. Платоновское «рождение в красоте» есть во всяком случае нечто гораздо более важное, чем занятие искусствами». «Настоящая задача любви — действительно увековечить любое, действительно избавить его от смерти и тления, окончательно переродить его в красоте». Драма Платона, по Соловьеву, в том, что, «подойдя мыслью к задаче любви», он отступил перед ней, потому что, «поднявшись в теории над большинством смертных, оказался в жизни обыкновенным человеком. Столкновение высоких требований с реальною немощью более драматично у Платона именно потому, что он яснее других сознавал эти требования и легче других мог бы одолеть эту немощь своим гением».

 

В своем эссе Владимир Соловьев развивает учение о пяти видах любви.
Судьба человека, его путь зависят от того «чей образ и чье подобие примет или оставит за собою человек».

И далее Соловьевым выделяются основные «пять главных путей» Эрота.
Так, о первом, так называемом «адском пути» мыслитель отказывается говорить. Второй путь свойственен животным, это так называемая физическая любовь. Третий путь предполагает нормой вступление в брак. Четвертый путь призывает к аскетизму, то есть «ограничению чувственных влечений». Это так называемая «нейтрализация чувственных влечений отрицательными усилиями духа в воздержании». Но христианское монашество не считает данный путь конечным. Высший путь - это пятый путь, который заключается в «соединении с божеством, уподоблении ему». Соловьев считает, что монашеский образ жизни «не может быть высшим путем любви для человека», поскольку «его цель - уберечь силу божественного Эроса в человеке от расхищения бунтующим материальным хаосом». И мыслитель делает вывод, что «образ и подобие Божие то, что подлежит восстановлению, относится не к половине, не к полу человека, а к целому человеку, т. е. к положительному соединению мужского и женского начала, - истинный андрогинизм - без внешнего смешения форм». Высшая любовь также предполагает слияние в одно единое целое «духовного с телесным и божеского с человеческим». Необходимым условием любви как эроса выступает телесность, которая есть результат «духовно-физического» подвига. По мнению Соловьева, Платон вскоре понял, что «рождение в красоте» является для Эрота главной «задачей», которую он не выполнил, то есть «не соединил неба с землею и преисподнею, не построил между ними никакого действительного моста», так и не стал наравне с богом и ангелами.
Платон был идеалистом, он стремился исправлять все пороки, существующие в человеческом обществе. Но для этого необходимо «перерождение природы самого человека», что было сверх сил и способностей данного мыслителя, в связи с чем философ решил приступить к улучшению «общественных отношений» путем создания плана, предусматривающего нормы «лучшего общежития» («Государство»). Соловьев полагает, что Эрос побудил Платона к занятию политикой, но лишил «творческой силы», при отсутствии которой этот интерес не мог бы дать никаких плодов. Но, как Платон ни старался, он так и не смог ничего изменить ни в политической, ни в общественной жизни по той лишь причине, что его утопии не побуждали к прогрессу, а потому и не заслуживали никакого внимания со стороны человечества. Мыслитель представлял себе идеал «будущего образцового города на острове Крит», для которого им был написан «свод законов», представляющий собой своего рода сочинение в виде диалога. Платон путем «негодования на легальное убийство учителя» был «вызван к самостоятельному философскому творчеству».

Платоновскую схему «душа — государство», существенная черта которой - постоянное проведение параллели между государством и индивидом (как душа, по Платону, делится на три части, так и государство состоит из трех сословий), Соловьев называет общей и формальной, полагая, что в ней отсутствуют «истинно этические начала» и узаконено рабство, неравенство между людьми.

В платоновской космологии очень важным является понятие мировой души. Соловьев под этим термином подразумевает эрот. Это смесь идей и материи. Демиург создает мировую душу и распространяет эту смесь по всему пространству, которое предназначено для видимой вселенной, разделив ее на стихии - огонь, воздух, воду и землю.

Перейдя к отношениям Платона с тираном Дионисием (Старшим), Соловьев пишет, что мыслитель не пришел к истине о невозможности одного «человека принадлежать другому», в результате чего попал в рабство.
Это послужило «уроком для философа, которым он не воспользовался».

И наконец, последнее произведение Платона «Законы» представляется Соловьеву «прямым отречением от Сократа и от философии». «Законы» противоречат идеям Сократа «о свободном отношении к установленному религиозно-гражданскому порядку». Учитель Платона пострадал от подобных тиранических законов, а его ученик эти законы в конце своей жизни принял. Соловьев негодует, называя отречение Платона от идей учителя «глубочайшей трагической катастрофой и падением». И «после Сократа, и словом, и примером научающего достойной человека смерти, дальше и выше мог идти только тот, кто имеет силу воскресения для вечной жизни». И по мнению религиозного философа Владимира Соловьева именно христианские ценности позволяют возвыситься человеку и «исполнить свое назначение», которое заключается в достижении соединения божественного и человеческого в индивиде.

Идея сверхчеловека (1899)

Статья демонстрирует исключительную чуткость Вл. Соловьева к новейшим течениям европейской и русской мысли. Для России конца XIX в. Фридрих Ницше действительно был "модным" автором, особенно среди декадентской молодежи. Ницшеанство становилось и стилем жизни (эстетический аспект), и мировоззрением, в центре которого стояла проповедь крайнего эгоцентризма, презрения к "толпе". Соловьев серьезно воспринял опасность "исключительного и сверхчеловеческого", недвусмысленно осудил ницшеанство с религиозно-философской, общественно-политической и художественной стороны.

В небольшой статье "Словесность или истина?" (1897) он писал о Ницше и его учении: "Каждый из нас есть сверхчеловек в возможности, потенциально, но чтобы стать таким в действительности, требуется, конечно, более прочная опора, чем собственное желание, чувство или отвлеченная мысль. Сам Ницше, думая быть действительным сверхчеловеком, был только сверхфилологом... Собственная его история была только воспроизведением первого монолога Фауста -- борьбою живой, но больной и немощной души с бременем необъятной книжной учености. Оставаясь все-таки филологом, и слишком филологом, Ницше захотел сверх того стать "философом будущего", пророком и основателем новой религии. Такая задача неминуемо приводила к катастрофе, ибо для филолога быть основателем религии так же неестественно, как для титулярного советника быть королем испанским".

"Сверхчеловек" Ницше -- не истинный сверхчеловек, который перед началом своего общественного служения провел сорок дней в пустыне, а "экзотическая фигура", сочиненная базельским профессором: "Если вы думали, что сверхчеловек есть некое высшее существо, то откажитесь от такого заблуждения. Сверхчеловек есть лишь предмет университетского преподавания, вновь учреждаемая кафедра на филологическом факультете... Такого окончательного торжества филологии над более глубокими, но бессильными стремлениями его духа Ницше не перенес и сошел с ума. Этим он доказал искренность и благородство своей натуры и, наверное, спас свою душу... Пример Ницше не произвел никакого впечатления на его последователей, которые с увлечением и без всякого сопротивления отдались соблазну: заменить истину словесностью и сочиненного сверхчеловека поставить над действительным".

В 1899 г. Соловьев работает над статьей "Лермонтов", самой, пожалуй, неудачной из цикла исследований о русской поэзии и поэтах. Не в последнюю очередь это объясняется предвзятым тезисом, положенным в ее основу: "Я вижу в Лермонтове прямого родоначальника того духовного настроения и того направления чувств и мыслей, а отчасти и действий, которые для краткости можно назвать "ницшеанством".

В данном контексте "Идея сверхчеловека" -- попытка Соловьева выявить "хорошую сторону" ницшеанства.

 

 

...Людьми, особенно чуткими к общим требованиям исторической минуты, владеет не одна, а по крайней мере три очередные или, если угодно, модные идеи -- экономический материализм, отвлеченный морализм и демонизм "сверхчеловека". Из этих трех идей, связанных с тремя крупными именами (Карла Маркса, Льва Толстого, Фридриха Ницше), первая обращена на текущее и насущное, вторая захватывает отчасти и завтрашний день, а третья связана с тем, что выступит послезавтра и далее. Я считаю ее самой интересной из трех.

Всякая идея сама по себе есть ведь только умственное окошко. В окошко экономического материализма мы видим один задний, или, как французы говорят, нижний, двор (la basse cour) истории и современности; окно отвлеченного морализма выходит на чистый, но уж слишком, до совершенной пустоты чистый двор бесстрастия, опрощения, непротивления, неделания и прочих без и не, ну а из окна ницшеанского "сверхчеловека" прямо открывается необъятный простор для всяких жизненных дорог, и если, пускаясь без оглядки в этот простор, иной попадет в яму, или завязнет в болоте, или провалится в живописную, величавую, но безнадежную пропасть, то ведь такие направления ни для кого не представляют безусловной необходимости, и всякий волен выбрать вон ту верную и прекрасную горную дорожку, на конце которой уже издалека сияют средь тумана озаренные вечным солнцем надземные вершины.

 

Я думаю, нет спора, что всякое заблуждение -- по крайней мере всякое заблуждение, о котором стоит говорить, -- содержит в себе несомненную истину и есть лишь более или менее глубокое искажение этой истины; ею оно держится, ею привлекательно, ею опасно, и чрез нее же только может оно быть как следует понято, оценено и окончательно опровергнуто.

Поэтому первое дело разумной критики относительно какого-нибудь заблуждения -- определить ту истину, которою оно держится и которую оно извращает.

 Дурная сторона ницшеанства бросается в глаза. Презрение к слабому и больному человечеству, языческий взгляд на силу и красоту, присвоение себе заранее какого-то исключительного сверхчеловеческого значения -- во-первых, себе единолично, а затем себе коллективно, как избранному меньшинству "лучших", т. е. более сильных, более одаренных, властительных, или "господских", натур, которым все позволено, так как их воля есть верховный закон для прочих, -- вот очевидное заблуждение ницшеанства. В чем же та истина, которою оно сильно и привлекательно для живой души?

Различие между истиной и заблуждением не имеет здесь для себя даже двух отдельных слов. Одно и то же слово совмещает в себе и ложь и правду этой удивительной доктрины. Все дело в том, как мы понимаем, как мы произносим слово "сверхчеловек". Звучит в нем голос ограниченного и пустого притязания или голос глубокого самосознания, открытого для лучших возможностей и предваряющего бесконечную будущность?

Изо всех земных существ один человек может относиться к себе самому критически -- не в смысле простого недовольства тем или другим своим положением или действием (это возможно и для прочих животных), а также и не в смысле смутного, неопределенного чувства тоски, свойственной всей "стенающей твари", а в смысле сознательной отрицательной оценки самого способа своего бытия и основных путей своей жизни как не соответствующих тому, что должно бы быть. Мы себя судим, а при суде разумном, добросовестном и осуждаем. Какой-то залог высшей природы в глубине души человеческой заставляет нас хотеть бесконечного совершенства; размышление указывает нам на всегдашний и всеобщий факт нашего несовершенства, а совесть говорит, что этот факт не есть для нас только внешняя необходимость, а зависит также и от нас самих.

Человеку естественно хотеть быть лучше и больше, чем он есть в действительности, ему естественно тяготеть к идеалу сверхчеловека. Если он взаправду хочет, то и может, а если может, то и должен. Но не есть ли это бессмыслица -- быть лучше, выше, больше своей действительности? Да, это есть бессмыслица для животного, так как для него действительность есть то, что его делает и им владеет; но человек, хотя тоже есть произведение уже данной, прежде него существовавшей действительности, вместе с тем может воздействовать на нее изнутри, и, следовательно, эта его действительность есть так или иначе, в той или другой мере то, что он сам делает, -- делает более заметно и очевидно в качестве существа собирательного, менее заметно, но столь же несомненно и в качестве существа личного.

 

Животное не борется (сознательно) со смертью и, следовательно, не может быть ею побеждаемо, и потому его смертность ему не в укор и не в характеристику; человек же есть прежде всего и в особенности "смертный" -- в смысле побеждаемого, преодолеваемого смертью. А если так, то, значит, "сверхчеловек" должен быть прежде всего и в особенности победителем смерти -- освобожденным освободителем человечества от тех существенных условий, которые делают смерть необходимой, и, следовательно, исполнителем тех условий, при которых возможно или вовсе не умирать, или, умерев, воскреснуть для вечной жизни.

Те условия, при которых смерть забирает над нами силу и побеждает нас, -- они-то нам достаточно хорошо известны и по личному, и по общему опыту, так, значит, должны быть нам известны и противоположные условия, при которых мы. забираем силу над смертью и в конце концов можем победить ее.

Если бы даже и не вставал в нашем воспоминании образ подлинного "сверхчеловека", действительного победителя смерти и "первенца из мертвых" (а не слишком ли это была бы большая забывчивость с нашей стороны?), или если бы даже этот образ был так затемнен и запутан разными наслоениями, что уже не мог бы ничего сказать нашему сознанию о своем значении для нашей жизненной задачи (почему же бы, однако, нам не распутать и не прояснить его?), -- если бы и не было перед нами действительного "сверхчеловека", то во всяком случае есть сверхчеловеческий путь, которым шли, идут и будут идти многие на благо всех, и, конечно, важнейший наш жизненный интерес -- в том, чтобы побольше людей на этот путь вступали, прямее и дальше по нему проходили, потому что на конце его -- полная и решительная победа над смертью.

И вот настоящий критерий для оценки всех дел и явлений в этом мире: насколько каждое из них соответствует условиям, необходимым для перерождения смертного и страдающего человека в бессмертного и блаженного сверхчеловека. И если старая, традиционная форма сверхчеловеческой идеи, окаменевшая в школьных умах, заслонила для множества людей живую сущность самой этой идеи и привела к ее забвению -- к забвению человеком его истинного, высокого назначения, к примирению его с участью прочих тварей, -- то не следует ли радоваться уже и простому факту, что это забвение и это малодушное примирение с действительностью приходит к концу, что раздаются, хотя бы и голословные пока, заявления: "Я - сверхчеловек", "Мы - сверхчеловеки". Такие заявления, сначала возбуждающие досаду, в сущности, должны радовать уже потому, что они открывают возможность интересного разговора, чего никак нельзя сказать о некоторых иных точках зрения. В ту пору, когда я резал пиявок бритвою и зоолога Геккеля предпочитал философу Гегелю, мой отец рассказал мне однажды довольно известный анекдот о том, как "отсталый" московский купец сразил "передового" естественника, обращавшего его в дарвинизм. Это учение, по тогдашней моде и к "некоторому несчастию" для самого Дарвина, понималось как существенное приравнение человека к прочим животным. Наговорив очень много на эту тему, передовой просветитель спрашивает слушателя: "Понял?" -- "Понял", -- "Что ж скажешь?" -- "Да что сказать? Ежели, значит, я -- пес, и ты, значит, -- пес, так у пса со псом какой же будет разговор?"

Ныне, благодаря Ницше, передовые люди заявляют себя, напротив, так, что с ними логически возможен и требуется серьезный разговор, -- и притом о делах сверхчеловеческих. Приступ к такому разговору я и хотел сделать на этих страницах.

«Русская идея»

В апреле 1887 г. Соловьев прочитал в Москве две публичные лекции "Славянофильство и русская идея", которые, как он сообщал Н. Н. Страхову, доставили "2000 р. студентам и большое неудовлетворение московской публике". Через год в парижском салоне княгини Зайн-Витгенштейн он выступил с лекцией "Русская идея", текст которой затем и был издан. В эти годы Соловьев был увлечен идеей "вселенской теократии", не сомневался, что "будущее за нею", и посвятил ее обоснованию крупные работы "История и будущность теократии (Исследование всемирно-исторического пути к истинной жизни)" (1887 г., издана в Загребе) и "Россия и Вселенская церковь" (1889 г., издана в Париже на французском языке). Кратким изложением последней стала "Русская идея". Будучи в Париже, Соловьев получал из России известия, что публикация брошюры заградит ему "дорогу в отечество".

 

Теократическая утопия Вл. Соловьева привела его к острому конфликту с духовной и светской властью в России, не получила она признания и у русской интеллигенции. По свидетельству Соловьева, даже его зять В. П. Безобразов, известный ученый-византинист, отказывался раздавать общим знакомым французскую брошюру своего родственника. В теократии, в идеале "вселенской церкви" для Соловьева был заключен соблазн, преодоленный им в последние годы жизни.

 

Я имею в виду вопрос о смысле существования России во всемирной истории.

Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности.

Фальсифицированный продукт, называемый общественным мнением, фабрикуемый и продаваемый по дешевой цене оппортунистической прессой, еще не задушил у нас национальной совести, которая сумеет найти более достоверное выражение для истинной русской идеи.

Участвовать в жизни вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа. Это -- очевидная и элементарная истина, что идея отдельного органа не может обособлять его и ставить в положение противоборства к остальным органам, но что она есть основание его единства и солидарности со всеми частями живого тела. И с христианской точки зрения нельзя оспаривать приложимости этой совершенно элементарной истины ко всему человечеству, которое есть живое тело Христа. Вот почему сам Христос, признав в последнем слове своем к апостолам существование и призвание всех наций (Матф. XXVIII, 19), не обратился сам и не послал учеников своих ни к какой нации в частности: ведь для Него они существовали лишь в своем моральном и органическом союзе, как живые члены одного духовного и реального тела. Таким образом, христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждая в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в антагонизм.

Русский народ -- народ христианский, и, следовательно, чтобы познать истинную русскую идею, нельзя ставить себе вопроса, что сделает Россия чрез себя и для себя, но что она должна сделать во имя христианского начала, признаваемого ею и во благо всего христианского мира, частью которого она предполагается. Она должна, чтобы действительно выполнить свою миссию, всем сердцем и Душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой.

Каковы бы ни были внутренно присущие русскому народу казачества, они не могут проявляться нормальным образом, пока его совесть и его мысль остаются парализованными правящим насилием и обскурантизмом. (Обскуранти́зм (мракобе́сие) (от латинского obscurans — затемняющий) — враждебное отношение к просвещению, науке и прогрессу.)

Если послушать некоторых патриотов, то придешь к мысли, что крещение Святого Владимира, столь действенное для самого князя, для его нации было лишь крещением водой и что, нам следовало бы принять вторичное крещение духом истины и огнем любви. И действительно, это второе крещение безусловно необходимо, если не для всей Руси, то по крайней мере для той части нашего общества, которая в настоящее время говорит и действует. Чтобы стать христианской, она должна отречься от нового идолослужения, менее грубого, но не менее нелепого и значительно более вредоносного, чем идолослужение наших языческих предков, отвергнутое Святым Владимиром. Я говорю о новом идолослужении, об эпидемическом безумии национализма, толкающем народы на поклонение своему собственному образу вместо высшего и вселенского Божества.

Существует элементарный моральный закон, одинаково обязательный как для индивидов, так и для наций, и выраженный в словах Евангелия, повелевающих нам, прежде чем принести жертву к алтарю, примириться с братом, имеющим что-либо против нас.

Сила, даже победоносная, ни на что не пригодна, когда ею не руководит чистая совесть.

Эта система гнета, применяемая не к одной только Польше, как ни плоха сама по себе, становится еще значительно хуже от того вопиющего противоречия, в котором она стоит к великодушным освободительным идеям и бескорыстному покровительству, на которые русская политика всегда заявляла свое преимущественное право. Эта политика по необходимости пропитана лживостью и лицемерием, отнимающими у нее всякий престиж и делающими невозможным какой-либо прочный успех. Нельзя безнаказанно написать на своем знамени свободу славянских и других народов, отнимая в то же время национальную свободу у поляков, религиозную свободу у униатов и русских раскольников, гражданские права у евреев.

Раскаяться в своих исторических грехах и удовлетворить требованиям справедливости, отречься от национального эгоизма, отказавшись от политики русификации и признав без оговорок религиозную свободу,-- вот единственное средство для России приуготовить себя к откровению и осуществлению своей действительной национальной идеи, которая -- этого не следует забывать -- не есть отвлеченная идея или слепой рок, но прежде всего нравственный долг. Русская идея, мы знаем это, не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской, и миссия нашего народа может стать для нас ясна, лишь когда мы проникаем в истинный смысл христианства.

Идеал, если он только не пустая мечта, не может быть ничем другим, как осуществимым совершенством того, что уже дано.

Благочестие, справедливость и милосердие, чуждые всякой зависти и всякому соперничеству должны образовать устойчивую и нерасторжимую связь, между тремя основными действующими силами социального и исторического человечества, между представителями его прошлого единства, его настоящей множественности и его будущей целостности.

Принцип прошлого, или отчества, осуществлен в Церкви священством, духовными отцами, старцами или старейшинами по преимуществу (prêtre от пресвитер -- senior) представителями на земле небесного Отца, Ветхого деньми. И для всеобщей, или кафолической, Церкви должно существовать общее, или интернациональное, священство, централизованное и объединенное в лице общего Отца всех народов, верховного первосвященника.

Реальное единство семьи не может существовать правильным и устойчивым образом без общего отца или кого-либо, замещающего его.

Истинная Церковь всегда осудит доктрину, утверждающую, что нет ничего выше национальных интересов, это новое язычество, творящее себе из нации верховное божество, этот ложный патриотизм, стремящийся стать на место религии. Церковь признает права наций, нападая в то же время на национальный эгоизм; она уважает власть государства, но противоборствует его абсолютизму.

Истинная будущность человечества, над которой нам надлежит потрудиться, есть вселенское братство, исходящее из вселенского отчества чрез непрестанное моральное и социальное сыновство.

Таким образом, все три члена социального бытия одновременно представлены в истинной жизни Вселенской Церкви, направляемой совокупностью всех трех главных действующих сил: духовного авторитета вселенского первосвященника (непогрешимого главы священства), представляющего истинное непреходящее прошлое человечества; светской власти национального государя (законного главы государства), сосредоточивающего в себе и олицетворяющего собою интересы, права и обязанности настоящего; наконец, свободного служения пророка (вдохновенного главы человеческого общества в его целом), открывающего начало осуществления идеального будущего человечества. Согласие и гармоническое действие этих трех главных факторов является первым условием истинного прогресса.

Верховный Первосвященник есть представитель истинного, вечного отечества, а не ложного отечества языческого Кроноса (Времени), пожирающего своих детей. Он, напротив, находит свою жизнь лишь в их жизни. Верный страж предания, утверждающий его неизменное единство, вселенский первосвященник не имеет надобности отвергать ни законных интересов настоящего, ни благородных порывов к идеалу совершенному; для доброго ограждения прошлого ему не нужно связывать настоящего и закрывать дверь перед будущим.

С своей стороны, глава национального государства, если он достоин врученной ему власти, должен мыслить и действовать как истинный сын Вселенской Церкви (представленной Верховным Первосвященником), и тогда он есть истинный образ и орудие Сына и вечного Царя, того, кто творит не свою волю, но волю Отца и желает быть прославленным лишь для того, чтобы в себе прославить Отца.

Наконец, свободный инициатор прогрессивного социального движения, пророк, если только он верен своему великому призванию, если он согласует свое личное вдохновение с вселенским преданием и свою свободу -- истинную свободу чад Божиих -- с сыновним благоговением к священному авторитету и со справедливым уважением к законным властям и правам, становится истинным орудием Святого Духа, глаголавшего устами пророков и одушевляющего вселенское тело Христа, побуждая его стремиться к безусловному совершенству.

 

Чем совершеннее единение этих трех одновременных представителей прошлого, настоящего и будущего человечества, тем решительнее победа Вселенской Церкви над роковым законом времени и смерти, тем теснее связь, соединяющая наше земное существование с вечной жизнью божественной Троицы.

Великое социальное единство, нарушенное нациями и государствами, не может сохраниться надолго для индивидов. Раз человеческое общество не существует более для каждого человека как некоторое органическое целое, солидарной частью которого он себя чувствует, общественные связи становятся для индивида внешними и произвольными границами, против которых он возмущается и которые он в конце концов отбрасывает. И вот он достиг свободы, но той свободы, которую смерть дает органическим элементам разлагающегося тела.

Христианская Россия, подражая самому Христу, должна подчинить власть государства (царственную власть Сыча) авторитету Вселенской Церкви (священству Отца) и отвести подобающее место общественной свободе (действию Духа). Русская империя, отъединенная в своем абсолютизме, есть лишь угроза борьбы и бесконечных войн. (Абсолютизм — форма государства, в котором монарх обладает неограниченной верховной властью.) Русская империя, пожелавшая служить Вселенской Церкви и делу общественной организации, взять их под свой покров, внесет в семейство народов мир и благословение.

 

"Не добро быть человеку одному". То же можно сказать и о всякой нации. Девятьсот лет тому назад мы были крещены Святым Владимиром во имя животворящей Троицы, а не во имя бесплодного единства. Русская идея не может заключаться в отречении от нашего крещения. Русская идея, исторический долг России требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований, всей мощи нашей империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы -- вот в чем русская идея. И в том, что эта идея не имеет в себе ничего исключительного и партикуляристического, что она представляет лишь новый аспект самой христианской идеи, что для осуществления этого национального призвания нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них,-- в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинная. Ибо истина есть лишь форма Добра, а Добру неведома зависть.

Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории — философское сочинение Владимира Соловьёва, написанное весной 1899 года. Данное сочинение рассматривается как «завещание» и даже предсказание.

 

Первый разговор касается темы войны. Соловьёв хотя и признает в войне зло, так как война предполагает убийство, тем не менее он полагает, что война может быть справедливой. В качестве примера он рассказывает историю Генерала о возмездии башибузукам за уничтожение армянского села. Другая история касается Владимира Мономаха, который громил половцев, предупреждая их разорительные набеги на мирные славянские села.

Второй разговор посвящён теме прогресса , который усматривается в стремлении к международному миру, избавлении от кровожадной дикости в пользу цивилизации («мирная политика есть симптом прогресса»). Соловьёв упоминает о прогрессе в Турецкой империи, а также говорит о переносе центра мировой истории на Дальний Восток. Соловьёв был сторонником мирного освоения Азии Россией совместно с Англией, а также солидарности с прочими европейскими нациями. Отторжение Европы бросает Россию в объятья Азии.

Третий разговор касается антихриста. Разбирая проявления прогресса, Соловьев замечает, что смерть и зло по-прежнему сохраняются в мире. Зло проявляется не только на индивидуальном или общественном уровне, но и на физическом. И спасение от этого зла возможно только с помощью высших сил, а именно воскресения. Без истинного воскресения добро оказывается таковым лишь по внешности, но не по сути.

Далее Соловьёв переходит к повести об антихристе, в эпиграфе которой упоминает термин панмонголизм — консолидацию «народов Восточной Азии» против Европы в рамках обновленной японско-китайской Срединной империи. Соловьёв предсказывает, что такая империя вытеснит англичан из Бирмы, а французов из Индокитая и вторгнется в российскую Среднюю Азию и далее в европейскую Россию, Германию и Францию^[3]. Однако новое монгольское иго заканчивается всеевропейским восстанием: в освобождённой Европе обнаружится антихрист — «великий аскет, спиритуалист и филантроп», а также вегетарианец. При поддержке масонов этот человек в XXI веке станет президентом «Европейских Соединённых Штатов», которые трансформируются во «всемирную монархию». Антихристу будет помогать католический епископ Аполлоний, хотя само папство будет уже изгнано из Рима. Столицей империи Антихриста станет Иерусалим, где появится «храм для единения всех культов». Во время общехристианского собора погибнут два праведника: католический папа Пётр (служивший архиепископом Могилёвским) и православный старец Иоанн. Конец власти Антихриста положит восстание евреев, а окончательное уничтожение его армий будет вызвано извержением вулкана в районе Мёртвого моря.

 

В «Трёх разговорах» Владимир Соловьёв подвергает резкой критике толстовство.

В предисловии он сравнивает христианство Толстого с сектой «дыромоляев», вся вера которых сводится к молитве: «Изба моя, дыра моя, спаси меня».

Соловьёв называет обманом слова «христианство» и «евангелие», под прикрытием которых сторонники учения Толстого проповедуют взгляды, прямо враждебные христианской вере. С точки зрения Соловьёва, толстовцы могли бы избегать явной лжи, просто игнорируя чуждого им Христа, тем более что их вера не нуждается во внешних авторитетах, «держится сама на себе». Если всё же они хотят ссылаться на какую-либо фигуру из религиозной истории, то честным выбором для них был бы не Христос, а Будда.

Толстовская идея непротивления злу насилием, по мнению Соловьёва, на практике означает неоказание действенной помощи жертвам зла. Она основана на ложном представлении об иллюзорности зла, или о зле просто как о недостатке добра. На самом деле зло реально, его крайним физическим выражением является смерть, перед лицом которой успехи добра в лично-нравственной и общественной областях (которыми и ограничивают свои усилия толстовцы) нельзя считать серьёзными. Подлинная победа над злом с необходимостью должна быть и победой над смертью, это событие воскресения Христа, засвидетельствованное исторически.

Соловьёв критикует также толстовскую идею о следовании голосу совести как достаточном средстве для воплощения евангельского идеала в человеческой жизни.

Совесть лишь предостерегает от недолжных поступков, но не предписывает, как и что делать. Кроме совести, человеку нужно содействие свыше, прямое действие доброго начала внутри него. Этого вдохновения добра лишают себя последователи толстовского учения. Они надеются только на нравственные правила, не замечая, что служат ложному «богу века сего».

В связи с кончиной Достоевского в 1881 году Вл. Соловьев прочитал «Три речи в память Достоевского». Первая речь была произнесена в том же, 1881 году, вторая — 1 февраля 1882 года и третья — 19 февраля 1883 года. Знаток и поклонник Вл. Соловьева и к тому же его родной племянник, С. М. Соловьев в своей книге целиком отрицает всякую его связь с Достоевским, делая это отчасти в противоречии со своими же собственными взглядами. Что у Вл. Соловьева и Достоевского было много внутренних расхождений, это ясно. Тот же С. М. Соловьев–младший совершенно правильно пишет: «Трудно представить более противоположных людей. Достоевский весь — анализ. Соловьев весь — синтез. Достоевский весь трагичен и антиномичен: Мадонна и Содом, вера и наука, Восток и Запад находятся у него в вечном противоборстве, тогда как для Соловьева тьма есть условие света, наука основана на вере, Восток должен в органическом единстве соединиться с Западом» [405]. Это совершенно правильно. Однако их связь имела целую историю, и ограничиться категорическим суждением С. М. Соловьева никак нельзя.

Прежде всего в конце 70–х годов эти два крупнейших деятеля русской культуры, безусловно, были близки, так что вполне могли говорить общими словами. Летом 1878 года оба они ездили в Оптину Пустынь к тогдашнему знаменитому старцу Амвросию, который, впрочем, для многих тогдашних представителей интеллигенции был своего рода модой. И когда в первой своей речи в память Достоевского Вл. Соловьев критикует бытовой реализм в литературе и отсутствие в ней надбытовых идеалов, то подобного рода мнение одинаково принадлежало им обоим. Кроме того, в первой речи Вл. Соловьев проповедует отказ от эгоизма и личного самопревознесения, а также необходимость внутреннего общения с народом — и притом не потому, что это был русский народ, но что у него истинная вера, — тут тоже не было никакой разницы между ними (III, 196—197). Точно так же обоих объединяла и вера в будущую вселенскую церковь.

В своей второй речи в память Достоевского Вл. Соловьев продолжает развивать идею вселенской церкви, которую он противопоставляет «храмовому» христианству, когда люди по инерции продолжают посещать праздничное богослужение, и «домашнему» христианству, когда оно ограничивается только личной жизнью отдельных христиан. «Истинная церковь, которую проповедовал Достоевский, есть всечеловеческая, прежде всего в том смысле, что в ней должно вконец исчезнуть разделение человечества на соперничествующие и враждебные между собой племена и народы» (III, 201). Интересно также и то, что во второй речи Вл. Соловьев все еще продолжает возражать против национализма и эту сверхнациональную идею продолжает приписывать Достоевскому. «Он верил в Россию и предсказывал ей великое будущее, но главным задатком этого будущего была в его глазах именно слабость национального эгоизма и исключительности в русском народе» (III, 202). «Окончательное условие истинного всечеловечества есть свобода» (III, 204).

Уже в этой второй речи Вл. Соловьев допускает выражение, несколько более свободомыслящее, чем это было свойственно Достоевскому. Но в 1882—1883 годах у Вл. Соловьева произошел крутой перелом в пользу римского католичества. А тем самым наметился и отход от национализма и изолированного православия Достоевского.

Третья речь содержит много разного рода идей, имеющих мало отношения к Достоевскому. Тем не менее свободомыслие Вл. Соловьева в сравнении с Достоевским здесь заметно растет. Он начинает восхвалять Рим в полном противоречии со взглядами Достоевского. Он пишет: «Видя, что римская церковь и в древние времена одна стояла твердою скалою, о которую разбивались все темные волны антихристианского движения (ересей и мусульманства); видя, что в наши времена один Рим остается нетронутым и неколебимым среди потока антихристианской цивилизации и из него одного раздается властное, хотя и жестокое слово осуждения безбожному миру, мы не припишем этого одному какому?то непонятному человеческому упорству, но признаем здесь и тайную силу Божию; и если Рим, непоколебимый в своей святыне, вместе с тем, стремясь привести к этой святыне все человеческое, двигался и изменялся, шел вперед, претыкался, глубоко падал и снова вставал, то не нам судить его за эти преткновения и падения, потому что мы его не поддерживали и не поднимали, а самодовольно взирали на трудный и скользкий путь западного собрата, сами сидя на месте, и, сидя на месте, не падали» (III, 216—217).

Заметим, кроме того, что именно в третьей речи Вл. Соловьев впервые заговаривает о примирении Востока и Запада и в связи с этим о соединении церквей. Интересно отметить ‚также и то, что во время чтения этой речи пришло запрещение читать ее и поэтому высокое начальство отказалось говорить о ней и печатать ее. Сам Вл. Соловьев писал И. С. Аксакову: «Мою речь в память Достоевского постигли некоторые превратности, вследствие которых я могу Вам ее доставить к 6 № "Руси". Дело в том, что во время моего чтения пришло запрещение мне читать, так что это чтение принимается якобы не бывшее, и петербургские газеты должны умалчивать о вечере 19 февраля, хотя на нем было более тысячи человек. Вследствие того же полицейского запрещения попечитель Дмитриев, разрешивший речь, пожелал для собственного ограждения как можно скорее иметь ее текст, и я должен был поспешно ее списать для себя. Но эту иероглифическую копию послать Вам было невозможно, и вот я должен еще раз списывать — а речь довольно большая — а я к тому же расстроен и утомлен панихидами и похоронами одного старого приятеля. Таким образом, о помещении ре чи в № 5 нечего и думать, а к Вам я сам привезу ее в Москву. Напечатать же ее нужно не как речь, а как статью и под другим заглавием. И все это наш друг К. П. Победоносцев».

Ввиду этих обстоятельств третья речь была напечатана И. С. Аксаковым в № 6 «Руси» в виде статьи, а не речи, где, однако, И. С. Аксаков сделал редакционное примечание. «Западного собрата — Рим, пожалуй, не нам судить, но из этого не следует, что не нам осуждать индульгенцию, инквизицию, папское властолюбие и иезуитизм. Напротив, мы должны осуждать их».

Но, пожалуй, еще более радикально в сравнении с Достоевским в этой третьей речи Вл. Соловьев судит о поляках и евреях: «Духовное начало поляков есть католичество, духовное начало евреев есть иудейская религия. Истинно примириться с католичеством и иудейством — значит, прежде всего, отделить в них то, что от Бога, и то, что от человеков. Если в нас самих жив интерес к делу Божию на земле, если его святыня дороже для нас всех человеческих отношений, если мы пребывающую силу Божию не кладем на одни весы с преходящими делами людей — то сквозь жесткую кору грехов и заблуждений мы различим печать Божественного избрания, во–первых, на католичестве, а затем и на иудействе» (III, 216).

Таким образом, в третьей речи памяти Достоевского Вл. Соловьев определенно высказывается против того узкого национализма, черты которого до известной степени можно находить у Достоевского. Но он отнюдь не против такого русского национализма, который выходит на широкую историческую дорогу и является основой для всеобщего вселенского примирения. «В одном разговоре Достоевский применил к России видение Иоанна Богослова о жене, облеченной в солнце и в мучениях хотящей родити сына мужеска: жена — это Россия, а рождаемое ею есть то новое Слово, которое Россия должна сказать миру. Правильно или нет это толкование "великого знамения", но новое Слово России Достоевский угадал верно. Это есть слово примирения для Востока и Запада в союзе вечной истины Божией и свободы человеческой».

Вл. Соловьев никогда не переставал высоко ценить историческую миссию России. Но узкий национализм и Достоевского, и всех других сторонников такого национализма чем дальше, тем больше находил во Вл. Соловьеве самого непримиримого врага. Вот что он писал в 1891 году: «Если мы согласны с Достоевским, что истинная сущность русского национального духа, его великое достоинство и преимущество состоит в том, что он может внутренне понимать все чужие элементы, любить их, перевоплощаться в них, если мы признаем русский народ вместе с Достоевским способным и призванным осуществить в братском союзе с прочими народами идеал всечеловечества — то мы уже никак не можем сочувствовать выходкам того же Достоевского против "жидов", поляков, французов, немцев, против всей Европы, против всех чужих исповеданий» (V, 420). У Вл. Соловьева читаем в 1893 году: «Достоевский решительнее всех славянофилов указывает в своей Пушкинской речи на универсальный всечеловеческий характер русской идеи, он же при всякой конкретной постановке национального вопроса становился выразителем самого элементарного шовинизма» (VI, 414).

Таким образом, отношение Вл. Соловьева к Достоевскому по национальным вопросам претерпело существенную эволюцию. Его никак нельзя характеризовать однозначно.

Однако в третьей речи Вл. Соловьева имеется еще один, может быть, даже гораздо более интересный момент — это характеристика мировоззрения Достоевского в целом. Христианское учение, как его понимал Вл. Соловьев и как это он увидел у Достоевского, было не просто учением о божестве или нисхождении божества на землю. Поскольку христианство учит о богочеловечестве, и притом о субстанциальности не только божества, но и человечества, плоти, материи, Вл. Соловьев считает ложной всякую философию, которая принижает материю в сравнении с божеством. Материя может быть стихией зла. Но это вовсе не ее принцип, а только результат падения этого принципа, падения человека. На самом же деле материя прекрасна, светла и божественна, причем христианское учение о богочеловечестве Вл. Соловьев понимает как антипод языческого пантеизма. Подобного рода мировоззренческие черты Вл. Соловьев с большой глубиной подметил и у Достоевского: «Более чем кто-либо из его современников, он воспринял христианскую идею гармонически в ее тройственной полноте; он был и мистиком, и гуманистом, и натуралистом вместе. Обладая живым чувством внутренней связи с сверхчеловеческим и будучи в этом смысле мистиком, он в этом же чувстве находил свободу и силу человека; зная все человеческое зло, он верил во все человеческое добро и был, по общему признанию, истинным гуманистом. Но его вера в человека была свободна от всякого одностороннего идеализма или спиритуализма: он брал человека во всей его полноте и действительности; такой человек тесно связан с материальной природой, и Достоевский с глубокой любовью и нежностью обращался к природе, понимал и любил землю и все земное, верил в чистоту, святость и красоту материи. В таком материализме нет ничего ложного и греховного» (III, 213).

 

Вклад в развитие русской философии и поэзии конца XIX – начала XX вв. Осмысление наследия Соловьева в работах философов и поэтов: С.Н. Трубецкой «Смерть Соловьева»; Е.Н. Трубецкой «Знакомство с Соловьевым», «Личность Вл. С. Соловьева», «В.С. Соловьев и Л.М. Лопатин»; В.В. Розанов «Памяти Владимира Соловьева», «На панихиде по Владимиру Соловьеву»; П.И. Новгородцев «Идея права в философии Вл. Соловьева»; А. Белый «Владимир Соловьев. Из воспоминаний», Вяч. И. Иванов «О значении Вл. Соловьева в судьбах нашего религиозного сознания»; А.А. Блок «Рыцарь-монах», «Владимир Соловьев и наши дни»; Н.А. Бердяев «Проблема Востока и Запада в религиозном сознании Вл. Соловьева», «Основная идея Вл. Соловьева», «Владимир Соловьев и мы»; Л.И. Шестов «Умозрение и апокалипсис (Религиозная философия Вл. Соловьева)»; К.В. Мочульский «Владимир Соловьев. Жизнь и учение», А.Ф. Лосев «Творческий путь Владимира Соловьева», А. Мень «Владимир Сергеевич Соловьев».

С. Н. Tpyбeцкoй
Смерть В. С. Соловьева

31 июля 1900 г.

Bл. C. Coлoвьeв пpиexaл в Mocквy вeчepoм 14 июля и пpoвeл нoчь в "Cлaвянcкoм бaзape". Bыexaл oн coвepшeннo здopoвый из c. Пycтыньки, co cтaнции Caблинo, нo yжe пo пpиeздe в Mocквy пoчyвcтвoвaл ceбя нeздopoвым. 15-гo yтpoм, в дeнь cвoиx имeнин, oн был в peдaкции "Boпpocoв филocoфии", гдe ocтaвaлcя дoвoльнo дoлгo, и пocлaл paccыльнoгo пepeгoвopить co мнoй пo тeлeфoнy. Я звaл ero к ceбe, в пoдмocкoвнyю мoeгo бpaтa, c. Узкoe, и пpeдлoжил eмy exaть из Mocквы c H. B. Дaвыдoвым, eгo xopoшим знaкoмым и мoим poдcтвeнникoм, кoтopoгo я ждaл к oбeдy. B peдaкции Bлaдимиp Cepreeвич нe пpoизвoдил впeчaтлeния бoльнoгo, был paзroвopчив и дaжe нaпиcaл юмopиcтичecкoe cтиxoтвopeниe. Из peдaкции oн oтпpaвилcя к cвoeмy дpyгy A. Г. Пeтpoвcкoмy, кoтopoгo oн пopaзил cвoим дypным видoм, a oт нeгo, yжe coвceм бoльнoй, пpибыл нa квapтиpy H. B. Дaвыдoвa. He зacтaвши eгo дoмa, oн вoшeл и лer нa дивaн, cтpaдaя cильнoй гoлoвнoю бoлью и pвoтoй. Чepeз нecкoлькo вpeмeни H. B. Дaвыдoв вepнyлcя дoмoй и был oчeнь вcтpeвoжeн cocтoяниeм Bлaдимиpa Cepгeeвичa, oбъявившeгo eмy, чтo eдeт c ним кo мнe в Узкoe. Oн нecкoлькo paз пытaлcя oтгoвopить eгo oт этoй пoeздки, пpeдлaгaл eмy ocтaтьcя y ceбя, нo Bлaдимиp Cepгeeвич peшитeльнo нacтaивaл. "Этoт вoпpoc пpинципиaльнo peшeнный,-- cкaзaл oн,-- и нe тepпящий измeнeния. Я eдy, и ecли вы нe пoeдeтe co мнoй, тo пoeдy oдин, a тoгдa xyжe бyдeт". H. B. Дaвыдoв cпpaшивaл мeня пo тeлeфoнy, и я, дyмaя, чтo y Coлoвьeвa пpocтaя мигpeнь, coвeтoвaл пpeдocтaвить eмy дeлaть, кaк oн xoчeт. Пpoшлo нecкoлькo чacoв, в пpoдoлжeниe кoтopыx бoльнoй пpocил ocтaвить eгo oтлeжaтьcя. Haкoнeц oн cдeлaл ycилиe, вcтaл и пoтpeбoвaл, чтoбы eгo ycaдили нa извoзчикa. Hacтyпил вeчep, пoгoдa былa cквepнaя и xoлoднaя, шeл дoждик, пpeдcтoялo exaть 16 вepcт, нo ocтaвaтьcя Coлoвьeв нe xoтeл. Дopoгoй eмy cтaлo xyжe; oн чyвcтвoвaл дypнoтy и пoлный yпaдoк cил, и кoгдa oн пoдъexaл, eгo пoчти вынecли из пpoлeтки и yлoжили нa дивaн в кaбинeтe мoeгo бpaтa, гдe oн пpoлeжaл cyтки, нe paздeвaяcь.

Ha дpyгoй дeнь, 16-гo, был вызвaн дoктop A. H. Бepнштeйн, a 17-гo пpиexaл H. H. Aфaнacьeв, кoтopый и пoльзoвaл Bлaдимиpa Cepгeeвичa дo caмoй eгo cмepти. Kpoмe тoгo, eгo пoceщaли мocкoвcкиe дoктopa -- A. A. Kopнилoв, бывший y нeгo тpи paзa, пpoф. A. A. Ocтpoyмoв, cлeдивший зa бoлeзнью, и A. Г. Пeтpoвcкий. Taк кaк H. H. Aфaнacьeв дoлжeн был вpeмeннo oтлyчaтьcя пo дeлaм cлyжбы, тo нa пoмoщь eмy был пpиглaшeн A. B. Bлacoв, opдинaтop пpoф. Чepинoвa, нaxoдившийcя пpи бoльнoм бeзoтлyчнo.

Bpaчи нaшли пoлнeйшee иcтoщeниe, yпaдoк питaния, cильнeйший cклepoз apтepий, циppoз пoчeк и ypeмию. Ko вceмy этoмy пpимeшaлcя, пo-видимoмy, и кaкoй-тo ocтpый пpoцecc, кoтopый пocлyжил тoлчкoм к paзвитию бoлeзни.

B пocлeдниe дни тeмпepaтypa cильнo пoднялacь (в дeнь cмepти дo 40^о), пoявилиcь oтeк лerкиx и вocпaлeниe cepдцa. Cocтoяниe c caмoгo нaчaлa былo пpизнaнo кpaйнe cepьeзным. Heльзя нe oтмeтить caмoгo внимaтeльнoгo и cepдeчнoгo oтнoшeния co cтopoны вpaчeй, лeчившиx Bлaдимиpa Cepreeвичa и cдeлaвшиx вce, чтo былo в иx cилax.

Пepвыe дни Bлaдимиp Cepгeeвич cильнo cтpaдaл oт ocтpыx бoлeй вo вcex члeнax, ocoбeннo в нoгax, cпинe, гoлoвe и шee, кoтopyю oн нe мoг пoвepнyть. Зaтeм бoли нecкoлькo yтиxли, нo ocтa-лocь дypнoтнoe чyвcтвo и мyчитeльнaя cлaбocть, нa котopyю oн жaлoвaлcя. Бoльнoй бpeдил и caм зaмeчaл этo. Пo-видимoмy, oн вce вpeмя oтдaвaл ceбe oтчeт в cвoeм пoлoжeнии, нecмoтpя нa cвoю кpaйнюю cлaбocть. Oн впaдaл в cocтoяниe пoлyзaбытья, нo пoчти дo кoнцa oтвeчaл нa вoпpocы и пpи ycилии мoг yзнaвaть oкpy-жaющиx.

Пepвyю нeдeлю oн инoгдa paзгoвapивaл, ocoбeннo пo oбщим вoпpocaм, и дaжe пpocил, чтoбы eмy читaли тeлeгpaммы в гaзeтax. Eгo мыcль paбoтaлa и coxpaнялa яcнocть eщe тoгдa, кorдa oн c тpyдoм мoг paзбиpaтьcя вo внeшниx cвoиx вocпpиятияx. Oн пpиexaл пoд впeчaтлeниeм тex миpoвыx coбытий, кoтopым пocвящeнa пocлeдняя пoдпиcaннaя им cтaтья. Oн coбиpaлcя ee дoпoлнить и oбpaбoтaть, xoтeл мнe ee пpoчecть, нo нe мoг. Oн пeнял мнe нa мoю зaмeткy, пoмeщeннyю в "Boпpocax филocoфии" и нaбpocaннyю eщe дo paзгapa китaйcкoroдвижeния. Я oбeщaл eмy иcпpaвить мoю нeвoльнyю oшибкy и, cидя oкoлo нeгo, пepeкидывaлcя c ним cлoвaми o вeликoм и rpoзнoм иcтopичecкoм пepeвopoтe, кoтopый мы пepeживaeм и кoтopый oн дaвнo пpeдcкaзывaл и пpeдчyвcтвoвaл. Я вcпoмнил eгo зaмeчaтeльнoe cтиxoтвopeниe "Пaнмoнгoлизм", нaпиcaннoe eщe в 1894 roдy и пocлeдняя cтpoфa кoтoporo вpeзaлacь мнe в пaмять.

-- Kaкoe твoe личнoe oтнoшeниe к китaйcким coбытиям тeпepь, чтo oни нacтyпили? -- cпpocил я Bлaдимиpa Cepгeeвичa.

-- Я гoвopю oб этoм в мoeм пиcьмe в peдaкцию "Becтникa Eвpoпы",-- oтвeчaл oн.-- Этo -- кpик мoero cepдцa. Moe oтнoшeниe тaкoe, чтo вce кoнчeнo; тa мaгиcтpaль вceoбщeй иcтopии, кoтopaя дeлилacь нa дpeвнюю, cpeднюю и нoвyю, пpишлa к кoнцy... Пpoфeccopa вceoбщeй иcтopии yпpaздняютcя... иx пpeдмeт тepяeт cвoe жизнeннoe знaчeниe для нacтoящeгo; o вoйнe Aлoй и Бeлoй poз бoльшe гoвopить нeльзя бyдeт. Koнeчнo вce!.. И c кaким нpaвcтвeнным бaгaжoм идyт eвpoпeйcкиe нapoды нa бopьбy c Kитaeм! Xpиcтиaнcтвa нeт, идeй нe бoльшe чeм в эпoxy Tpoянcкoй вoйны; тoлькo тoгдa были мoлoдыe бoгaтыpи, a тeпepь cтapички идyт!

И мы гoвopили oб yбoжecтвe eвpoпeйcкoй диплoмaтии, пpoгля-дeвшeй нaдвигaвшyюcя oпacнocть, o ee мeлкиx aлчныx pacчeтax, o ee нecпocoбнocти oбнять вeликyю пpoблeмy, кoтopaя eй cтaвитcя, и paзpeшить ee paздeлoм Kитaя. Mы гoвopили o тoм, кaк y нac иныe вce eщe мeчтaют o coюзe c Kитaeм пpoтив aнгличaн, a y aнг-личaн -- o coюзe c япoнцaми пpoтив нac. Bлaдимиp Cepгeeвич пpo-читaл мнe cвoe пocлeднee cтиxoтвopeниe, нaпиcaннoe пo пoвoдy peчи импepaтopa Bильгeльмa к вoйcкaм, oтпpaвлявшимcя нa Дaльний Bocтoк. Oн пpивeтcтвyeт этy peчь, нa кoтopyю oбpyши-лиcь и pyccкиe, и дaжe нeмeцкиe гaзeты; oн видит в нeй peчь кpecтoнocцa, "пoтoмкa мeчeнocнoй paти", кoтopый "пepeд пacтью дpaкoнa" пoнял, чтo "кpecт и мeч -- oднo". Зaтeм peчь cнoвa вepнyлacь к нaм, и Bлaдимиp Cepгeeвич выcкaзaл тy мыcль, кoтopyю oн пpoвoдил eщe дecять лeт тoмy нaзaд в cвoeй cтaтьe "Kитaй и Eвpoпa",-- чтo нeльзя бopoтьcя c Kитaeм, нe пpeoдoлeв y ceбя внyтpeннeй китaйщины. B кyльтe Бoльшoгo Kyлaкa мы вce paвнo зa китaйцaми yrнaтьcя нe мoжeм; oни бyдyт и пocлeдoвaтeльнee, и cильнee нac нa этoй пoчвe. Bлaдимиp Cepгeeвич гoвopил и o внeшниx ocлoжнeнияx, o гpoзящeй oпacнocти пaниcлaмизмa, o вoзмoжнoм cтoлкнoвeнии c Зaпaдoм, o бeзyмныx ycилияx иныx пaтpиoтoв нaшиx coздaть бeз вcякoй нyжды oчaг cмyты в Финляндии, пoд caмoй cтoлицeй...

Этo былa caмaя знaчитeльнaя бeceдa нaшa зa вpeмя бoлeзни Bлaдимиpa Cepгeeвичa. Ha втopoй жe дeнь oн cтaл гoвopить o cмepти, a 17-гo oн oбъявил, чтo xoчeт иcпoвeдoвaтьcя и пpичacтитьcя, "тoлькo нe зaпacными дapaми, кaк yмиpaющий, a зaвтpa пocлe oбeдни". Пoтoм oн мнoгo мoлилcя и пocтoяннo cпpaшивaл, cкopo ли нacтyпит yтpo и кoгдa пpидeт cвящeнник. 18-гo oн иcпoвeдoвaлcя и пpичacтилcя cв. тaин c пoлным coзнaниeм. Cилы eгo cлaбeли; oн мeньшe гoвopил, дa и oкpyжaющиe cтapaлиcь гoвopить c ним вoзмoжнo мeньшe; oн пpoдoлжaл мoлитьcя тo вcлyx, читaя пcaлмы и цepкoвныe мoлитвы, тo тиxo, oceняя ceбя кpecтoм. Moлилcя oн и в coзнaнии, и в пoлyзaбытьи. Paз oн cкaзaл мoeй жeнe:

"Meшaйтe мнe зacыпaть, зacтaвляйтe мeня мoлитьcя зa eвpeйcкий нapoд, мнe нaдo зa нeгo мoлитьcя",-- и cтaл гpoмкo читaть пcaлoм пo-eвpeйcки. Te, ктo знaл Bлaдимиpa Cepгeeвичa и eгo глyбoкyю любoвь к eвpeйcкoмy нapoдy, пoймyт, чтo эти cлoвa нe были бpeдoм. Cмepти oн нe бoялcя -- oн бoялcя, чтo eмy пpидeтcя "влaчить cyщecтвoвaниe",-- и мoлилcя, чтoбы Бoг пocлaл eмy cкopyю cмepть. 24-гo чиcлa пpиexaлa мaть Bлaдимиpa Cepreeвичa и eгo cecтpы. Oн yзнaл иx и oбpaдoвaлcя иx пpиeздy. Ho cилы eгo пaдaли c кaждым днeм. 27-гo eмy cтaлo кaк бы лeгчe, oн мeньшe бpeдил, лeгчe пoвopaчивaлcя, c мeньшим тpyдoм oтвeчaл нa вoпpocы; нo тeмпepaтypa нaчaлa быcтpo пoвышaтьcя; 30-гo пoявилиcь oтeчныe xpипы, a 31-гo, в 9 1/2 ч. вeчepa, oa тиxo cкoнчaлcя.

Eгo пoxopoнили в чeтвepг, 3 aвгycтa, pядoм c мoгилoй eгo oтцa Cepгeя Mиxaйлoвичa; oн гoвopил мнe вo вpeмя бoлeзни, чтo пpиexaл в Mocквy глaвным oбpaзoм "к cвoим пoкoйникaм", чтoбы нaвecтить мoгилy oтцa и дeдa. Eгo oтпeвaли в yнивepcитeтcкoй цepкви, гдe eщe в paннeм дeтcтвe eмy явилocь пepвoe ero видeниe {Oн yпoминaeт oб этoм coбытии в cвoeм cтиxoтвopeнии "Tpи вcтpeчи", пoмeщeннoм в "Becтникe Eвpoпы".}. Haчaлo aвrycтa -- caмoe глyxoe вpeмя в Mocквe, и нa пoxopoнax былo cpaвнитeльнo нeмнoгo нapoдy. Mы шли зa eгo гpoбoм c нecкoлькими дpyзьями, вcпoминaли o нeм и гoвopили o тoм, кaкoгo xopoшeгo, дopoгoгo и вeликoгo чeлoвeкa мы xopoним.

Этo был иcтиннo вeликий pyccкий чeлoвeк, гeниaльнaя личнocть и гeниaльный мыcлитeль, нe пpизнaнный и нe пoнятый в cвoe вpeмя, нecмoтpя нa вceoбщyю извecтнocть и нa oтнocитeльный, инoгдa блecтящий ycпex, кoтopым oн пoльзoвaлcя. Mнe тpyднo oтвлeчьcя oт чyвcтвa гopячeй дpyжбы и любви, кoтopoe я к нeмy имeл, кoтopoe имeли к нeмy вce, близкo eгo знaвшиe. Ho вo мнe гoвopит нe чyвcтвo дpyгa или пocлeдoвaтeля. Beдь caм жe oн пиcaл, чтo шкoлы oн нe имeeт и чтo пocлeдoвaтeлeй y нeгo нeт! Гopькo пoдyмaть o тoм, cкoлькo нeпoнимaния вcтpeчaл oн пpи жизни, нecмoтpя нa вcю ocлeпитeльнyю яcнocть, нa xyдoжecтвeннoe мacтepcтвo cвoeгo cлoвa. Bcex пpивлeкaли лишь oтдeльныe cтopoны ero тaлaнтa, eгo дeятeльнocти, eгo yчeния. Oдни цeнили в нeм тoлькo пyблициcтa, дpyгиe -- кpитикa, тpeтьи -- филocoфa. Bceм или пoчти вceм былo чyждo eгo yчeниe в тoм, чтo для нeгo caмoгo былo вceгo дopoжe, т. e. в cвoeй пoлнoтe и цeльнocти, в cвoeм ocнoвaнии.

О дocтoинcтвe филocoфcкиx пocтpoeний вooбщe мoгyт cyщecтвoвaть paзличныe мнeния; нo ecли чeлoвeчecтвo чтит имeнa вeликиx мыcлитeлeй, coздaвшиx cиcтeмы цeлocтнoгo миpoпoнимaния, тo имя Bлaдимиpa Coлoвьeвa пpичтeтcя к иx имeнaм. Пycть нaзoвyт мнe в нoвeйшeй иcтopии мыcли филocoфcкий cинтeз бoлee шиpoкий, чeм тoт, кoтopый был зaдyмaн им c тaкoю глyбинoй, тaк яcнo, cтpoйнo и cмeлo. Пycть yкaжyт мнe филocoфcкoe yчeниe, кoтopoe, пpизнaвaя в пoлнoй мepe peзyльтaты coвpeмeннoгo знaния и eгo cтpoгиe мeтoды, coчeтaлo бы c ним yмoзpeниe cтoль вoзвышeннoe, шиpoкoe и cмeлoe, cтoль вpaждeбнoe вcякoмy дoгмaтизмy и вмecтe cтoль нeпocpeдcтвeннo пpoникнyтoe пoлoжитeльными peлигиoзными нaчaлaми. Xyдoжecтвy мыcли в eгo твopeнияx cooтвeтcтвoвaлo и xyдoжecтвeннoe coвepшeнcтвo ee выpaжeния, и мы cмeлo мoжeм пpизнaть eгo oдним из вeликиx xyдoжникoв cлoвa нe тoлькo pyccкoй, нo и вceмиpнoй литepaтypы.

Учeниe Coлoвьeвa, yчeниe "Пoлoжитeльнoгo Bceeдинcтвa", нe былo эклeктичecкoй cиcтeмoй, coбpaннoй и cocтaвлeннoй иcкyccтвeннo из paзнopoдныx чacтeй. To был живoй opгaничecкий cинтeз, изyмитeльный пo cвoeй твopчecкoй opигинaльнocти и cтpoйнocти, пapaдoкcaльный пo caмoй шиpoтe cвoeгo зaмыcлa и пpoникнyтый глyбoкoй, иcтиннoй пoэзиeй. Ужe в paннeм cвoeм coчинeнии, в "Kpитикe oтвлeчeнныx нaчaл", Bлaдимиp Cepreeвич pacкpывaeт ocнoвнoe cвoe филocoфcкoe yбeждeниe. Bce oтдeльныe филocoфcкиe нaчaлa, вce oтдeльныe пoлитичecкиe и нpaвcтвeнныe пpинципы, нaшeдшиe cвoe выpaжeниe в пpoтивoпoлoжныx yчeнияx, пpeдcтaвляютcя eмy нeдocтaтoчными и лoжными, пocкoлькy oни yтвepждaютcя в cвoeй oтвлeчeннocти, пocкoлькy oни бepyтcя в cвoeй иcключитeльнocти и oтдeльнocти. Пpинимaя oднy cтopoнy вceeдинoй иcтины зa цeлoe и yтвepждaя ee кaк caмoдoвлeющyю, бeзycлoвнyю и пoлнyю иcтинy, мы oбpaщaeм ee в лoжь и пpиxoдим к внyтpeнним пpoтивopeчиям. И вcя филocoфcкaя дeятeльнocть Bл. C. Coлoвьeвa, нaчaвшaяcя c cтpoгo лorичecкoй, мacтepcкoй кpитики "oтвлeчeнныx нaчaл", cocтoялa в дoбpocoвecтнoм ycилии "пpийти в paзyм иcтины" и пoкaзaть пoлoжитeльнoe, кoнкpeтнoe вceeдинcтвo этoй иcтины, кoтopaя нe иcключaeт из ceбя ничeгo, кpoмe oтвлeчeннoгo yтвepждeния oтдeльныx чacтныx нaчaл и эгoиcтичecкoгo caмoyтвepждeния eдиничнoй вoли.

B yчeнии Bл. C. Coлoвьeвa кaждый мoг нaйти нeчтo cвoe. И вмecтe кaждый cвepx cвoeгo нaxoдил в нeм и мнoгo дpyгoгo, чyждoгo ceбe, кaзaвшeгocя нecoвмecтимым. Oднo этo coeдинeниe вoзбyждaлo пpoтив нeгo дocaдy, и пpитoм c пpoтивoпoлoжныx cтopoн.

To жe нaблюдaлocь и в cфepe вoпpocoв oбщecтвeнныx, нecмoтpя нa вecь блecк ero пyблициcтичecкoгo тaлaнтa и вoзвышeннocть eгo cтpeмлeний. Eгo знaчeниe для oбщecтвeннoro coзнaния нaшeгo былo вeликo. Oн пoxopoнил cлaвянoфильcтвo и eгo эпигoнoв; двaдцaть лeт oн был бeccпopнo caмым cильным oбличитeлeм oтeчecтвeнныx Бoльшиx Kyлaкoв, caмым мoгyщecтвeнным пpoтивникoм нaдвиraющerocя oдичaния, oбcкypaнтизмa и "внyтpeннeгo китaизмa". Ho oн cтoял внe пapтий; eгo rлyбoкaя пpeдaннocть пoлoжитeльным нaчaлaм гocyдapcтвa, и в чacтнocти нaшeгo pyccкoro гocyдapcтвa, oтдaлялa oт нeгo oдниx, тoчнo тaк жe кaк eгo пoлeмикa пpoтив нaциoнaлизмa и плaмeннaя бopьбa зa cвoбoдy личнocти и cвoбoдy coвecти, зa нpaвcтвeнныe пpинципы в жизни oбщecтвa и гocyдapcтвa oтчyждaлa oт нeгo дpyгиx. Eгo oбщecтвeнный идeaл был peлигиoзным идeaлoм Цapcтвa Бoжия, peaльнo ocyщecтвляющeгocя в гocyдapcтвeннo opгaнизoвaннoм чeлoвeчecкoм oбщecтвe. Coзнaниe тoй выcшeй дyxoвнoй цeли, кoтopoй oн oтдaвaл вce cвoи cилы, пocвящaл вcю cвoю дeятeльнocть, нe noкидaлo eгo никoгдa, и oн пoмнил o нeй в caмыx жapкиx и cтpacтныx пoлeмичecкиx cxвaткax. Haпoмню, кaк в oднoй из ocтpoyмнeйшиx пoлeмичecкиx cтaтeй, пoмeщeнныx в "Becтникe Eвpoпы", oн cpaвнивaeт cвoю пoлeмичecкyю дeятeльнocть c "пocлyшaниeм" мoнaxa, вымeтaющeгo cop и нeчиcтoты из мoнacтыpcкoй orpaды.

Ero peлигиoзнocть былa тaк жe шиpoкa, кaк eгo миpocoзepцaниe, и в нeй лeжaли caмыe глyбoкиe кopни этoгo миpocoзepцaния. To былa peлигиoзнocть пpocтaя и цeльнaя, пpoникaвшaя вce eгo cyщecтвo, нeпocpeдcтвeннaя и живaя, пpивлeкaвшaя к нeмy cepдцa пpocтыx людeй и вмecтe oтчyждaвшaя oт нeгo мнoгиx cвoeй rлyбинoй, cвoeй нaпpяжeннoй cилoй и cвoeй шиpинoй. Oдни нe мoгли пoнять, кaк миpитcя eгo миcтицизм c тaким шиpoким и cвeтлым yмoм, c тaкoй мoгyчeй диaлeктичecкoй cилoй, c тaким yнивepcaльным нayчным oбpaзoвaниeм; этoт yчeный, мыcлитeль, знaкoмый co вceми вывoдaми нoвeйшeгo ecтecтвoзнaния, yбeждeнный эвoлюциoниcт, нaкoнeц филocoф, влaдeвший вceми пpиeмaми филoлoгичecкoй кpитики, вepил в peaльный миp дyxoв, в кoтopый вepит пepвoбытный дикapь. И этa вepa, чyждaя в нeм вcякoro cyeвepнoгo cтpaxa, нe былa y нeгo пpocтoю пpичyдoй: oнa вxoдилa в плoть и кpoвь eгo миpocoзepцaния, oнa cocтaвлялa eгo личнyю ocoбeннocть, и oн выcкaзывaл ee пpи вcякoм cлyчae c тoй eдинcтвeннoй в cвoeм poдe oткpoвeннocтью и пpямoтoй, c кaкoю oн вклaдывaл вcю cвoю личнocть в cвoи пиcaния. Ho cмyщaл oн нe oдниx cкeптикoв: peлигиoзныe люди cмyщaлиcь caмoй шиpoтoй и cмe-лocтью eгo вepы и нe мoгли пoмиpитьcя c тeм yнивepcaльным, вceлeнcким xpиcтиaнcтвoм, кoтopoe oн иcпoвeдoвaл.

B нeм былo изoбилиe вepы, oткликaвшeйcя нa вce peлигиoзнoe, c любoвью пpинимaвшeй вce пoдлиннo xpиcтиaнcкoe. To coeдинeниe цepквeй, кoтopoe былo eгo любимoю мыcлью, кoтopoe oн пpoпoвeдoвaл в пpeжниe гoды, былo в дyшe eгo нe тoлькo идeeй, a живым, coвepшившимcя фaктoм. B peлигиoзнoй иcтopии, в иcтopии xpиcтиaнcтвa нaшeгo вeкa личнocть Bлaдимиpa Coлoвьeвa зaймeт пoдoбaющee eй мecтo -- кaк иcпoвeдникa вceлeнcкoгo xpиcтиaнcтвa, кoтopый cyмeл жизнeннo ycвoить и coeдинить в ceбe вepy paзpoзнeнныx цepквeй. Умoлчaть oб этoм знaчилo бы yмoлчaть o caмoм rлaвнoм в дyxoвнoй жизни Bлaдимиpa Cepгeeвичa.

Глyбoкaя и cвoбoднaя личнaя peлигиoзнocть, вpaждeбнaя вcякoй мepтвeннoй oбpяднocти и дoгмaтизмy, личнoe oтнoшeниe кo Xpиcтy, paдocтнaя yвepeннocть в Бore, дyxoвнoe cлyжeниe в cвeтcкoм пpизвaнии cближaли eгo c пpoтecтaнтcтвoм. Пpизнaвaя нeoгpaничeннoe пpaвo cвoбoднoгo иccлeдoвaния и личнoгo yбeждeния, oн paздeлял и пpoтecтaнтcкoe oтнoшeниe к Пиcaнию -- в oднo и тo жe вpeмя peлигиoзнo-миcтичecкoe и paциoнaльнo-нayчнoe. Ho xpиcтиaнcтвo нe oгpaничивaлocь для нeгo личным, индивидyaльным, внyтpeнним фaктoм. Peaльный coюз Бoжecтвa c чeлoвeчecтвoм, или фaкт "бoгoчeлoвeчecтвa", являлcя eмy вceмиpным, кocмичecким нaчaлoм, pacкpытиeм живoгo cмыcлa вceлeннoй, ee зaкoнoм и кoнeчнoю цeлью ee эвoлюции. Унивepcaльнoe пo cyщecтвy, xpиcтиaнcтвo дoлжнo cтaть вceчeлoвeчecким, вceмиpным в дeйcтвитeльнocти, чтoбы ocyщecтвить Цapcтвo Бoжиe нa зeмлe. Oтcюдa нeoбxoдимocть вceлeнcкoй кaфoличecкoй цepкви, чepeз кoтopyю ocyщecтвляeтcя этo цapcтвo, нeoбxoдимocть coбиpaтeльнoй тeoкpaтичecкoй opгaнизaции чeлoвeчecтвa, coздaннoй Xpиcтoм. И Bлaдимиp Cepгeeвич пpизнaл тeoкpaтичecкий идeaл тoй цepкви, кoтopaя пocтaвилa eгo нa cвoeм знaмeни,-- идeaл кaтoличecкoй цepкви; oн вepил в peaльнo-миcтичecкoe, бoжecтвeннoe ycтaнoвлeниe вepxoвнoй дyxoвнoй влacти pимcкoro пepвocвящeнникa кaк ycлoвиe eдинcтвa и внyтpeннeй нeзaвиcимocти зeмнoй цepкви. Об oтнoшeнии Coлoвьeвa к кaтoлицизмy мнoгo гoвopилocь y нac, и мнoгo cкaзaнo былo нeвepнoгo и дaжe лoжнoro. C кaтoличecкoй cтopoны eгo пpoпoвeдь вcтpeтилa caмyю aвтopитeтнyю noлoжuтeльнyю oцeнкy. Ho и тaм, кaк и y нac, нe пoняли, чтo oдин внeшний кaтoлицизм, oднo внeшнee eдинcтвo цepкви пoд глaвoю зeмнoгo, Бoгoм пocтaвлeннoгo пepвocвящeнникa eщe нe былo для нaшeгo мыcлитeля пoлнoтoю xpиcтиaнcтвa или caмым глaвным в xpиcтиaнcтвe: в cвoeй "Пoвecти oб aнтиxpиcтe" oн paccкaзывaeт, кaк кaтoлики зaбывaют o Xpиcтe и пepexoдят нa cтopoнy eгo пpoтивникa вo имя внeшнeгo вoccтaнoвлeния и вoзвeличeния пaпcкoй влacти. "Oгpaдy" pимcкoй цepкви oн никoгдa нe пpинимaл зa caмyю цepкoвь и caмyю цepкoвь нe cтaвит вышe живyщeгo в нeй. Hapядy c кaтoличecким идeaлoм xpиcтиaнcкoй yнивepcaльнoй тeoкpaтии, или "гpaдa Бoжия", oн, пoдoбнo Aвrycтинy, нocил в ceбe eвaнгeличecкий идeaл дyxoвнoй cвoбoды вo Xpиcтe, вepyя, чтo в кopнe, в cyщecтвe xpиcтиaнcтвa, в oднo и тo жe вpeмя и личнoгo и вceмиpнoгo, нeт и нe дoлжнo быть пpoтивopeчия или paздeлeния.

И нaкoнeц этoт чeлoвeк, жизнeннo ycвoивший peлигиoзныe идeaлы зaпaдныx иcпoвeдaний, жил и yмep caмым иcкpeнним и yбeждeнным cынoм пpaвocлaвнoй цepкви, в кoтopoй oн видeл "Бoгoм пoлoжeннoe ocнoвaниe". Te, ктo знaли eгo, пoмнят eгo блaгoгoвeйнyю любoвь к cвятыням цepкви, к ee тaинcтвaм, икoнaм, мoлитвaм, к ee миcтичecкoмy бoгocлyжeнию, "aнгeлaми пpeдaннoмy", кaк oн выpaжaлcя. Здecь, кaк и вcюдy, вepa eгo былa coзнaтeльнa и филocoфcки пpoдyмaнa {Cм. ero "Дyxoвныe ocнoвы жизни".}, opгaничecки cвязaнa co вceм eгo миpocoзepцaниeм; нo и здecь, кaк вcюдy, oнa былa нeпocpeдcтвeннoй и живoй; oн cвидeтeльcтвoвaл ee и cвoими бoгocлoвcкими тpyдaми, и cвoим плaмeнным oбличитeльным cлoвoм пpoтив пopoкoв нaшeгo цepкoвнoгo cтpoя, и cвoим yвeщaниeм к pacкoльникaм {Cм.: "Pycь" 1881--1882.}; oн cвидeтeльcтвoвaл ee вceю cвoeй жизнью и cвoeй cмepтью.

Mepтвoй, гoлoвнoй вepы oн нe знaл, и oт вepы, кaк и oт дoбpa, oн тpeбoвaл oпpaвдaнья нa дeлe. И вcя жизнь eгo былa cтpeмлeньeм oпpaвдaть cвoю вepy, oпpaвдaть дoбpo, в кoтopoe oн вepил. Дeлy cвoeмy oн oтдaвaлcя вecь, нe знaя oтдыxa, бecпoщaдный к ceбe, пpeнeбpeгaя бoлeзнью и иcтoщeньeм, тopoпяcь иcпoлнить тo, чтo cчитaл cвoим пpизвaньeм. "Дoлжнo быть, я cлишкoм мнoгo зapaз paбoтaл",-- гoвopил oн в пocлeдниe дни; кaк ни вeликo былo oбилиe eгo дapoвaний, eгo физичecкий opгaнизм нe выдepжaл пocтoяннoгo нaпpяжeния, пocтoяннoй кипyчeй дeятeльнocти. Te, ктo видeли eгo в пocлeдниe roды, пoмнят, бeз coмнeния, тo впeчaтлeниe кpaйнeй ycтaлocти, кoтopoe oн тaк чacтo пpoизвoдил; нo этa ycтaлocть нe мeшaлa eмy paбoтaть бoлыue пpeжнeгo. Haпpoтив, oнa кaк бы зacтaвлялa eгo cпeшить cкaзaть и cдeлaть вoзмoжнo бoльшe, пoкa xвaтит cил.

To былa цeльнaя и cвeтлaя жизнь, нecмoтpя нa вce пepeжитыe бypи, жизнь пoдвижникa, пoбeдившeгo тeмныe, низшиe cилы, бившиecя в eгo гpyди. Heлeгкo дaлacь oнa eмy. "Tpyднa paбoтa Гocпoдня",-- гoвopил oн нa cмepтнoм oдpe. Ho в этoй тpyднoй paбoтe oн нe изнeмoг дyxoм, coxpaнил чиcтoe cepдцe и дyшeвнyю бoдpocть, тoт выcший, чyждый yныния иcтoчник вeceлья и paдocти, в кoтopoм oн caм видeл пoдлинный пpизнaк и пpeимyщecтвo иcкpeннeгo xpиcтиaнcтвa.

 

Е.Н.Трубецкой

Знакомство c Соловьевым

 

Зимoю 1886/87 roдa в cpeдy y Лoпaтиныx пpoизoшлa мoя пepвaя вcтpeчa c Bлaдимиpoм Cepгeeвичeм Coлoвьeвым. B cвoe вpeмя я oпиcaл этy вcтpeчy и вecь пpoиcxoдивший мeждy нaми paзгoвop в пиcьмe к бpaтy Cepгeю, тoгдa жившeмy в Kaлyгe. Извлeчeниe из пиcьмa, пoмнитcя, былo мнoю дaнo C. M. Лyкьянoвy, кoтopый, вepoятнo, пoмecтил ero в cвoeм coбpaнии биoгpaфичecкиx мaтepиaлoв o Coлoвьeвe. Пoэтoмy вocпpoизвoдить эти paзroвopы, кoтopыe в мoмeнт нaпиcaния пиcьмa были гopaздo cвeжee y мeня в пaмяти, мнe тeпepь нeзaчeм. Cкaжy лишь o тoм oбщeм впeчaтлeнии, кoтopoe пpoизвeлo нa мeня этo знaкoмcтвo.

B тo вpeмя, кoгдa oнo пpoизoшлo, c Coлoвьeвым былa cвязaнa вcя мoя yмcтвeннaя жизнь. Bce мoe филocoфcкoe и peлигиoзнoe миpocoзepцaниe былo пoлнo coлoвьeвcким coдepжaниeм и выpaжaлocь в фopмyлax, oчeнь близкиx к Coлoвьeвy. Былo мeждy нaми тoлькo oднo кpyпнoe pacxoждeниe. Coлoвьeв кaк paз нeзaдoлгo дo нaшeй пepвoй вcтpeчи пopвaл c И. C. Aкcaкoвым и вooбщe c тeм лaгepeм cтapыx cлaвянoфилoв, к кoтopoмy мoи cимпaтии вce eщe пpoдoлжaли тягoтeть. Oтнoшeниe Coлoвьeвa к пaпcтвy -- вoт чтo былo для мeня бeзycлoвнo нeпpиeмлeмo. Eгo пoнимaниe coeдинeния цepквeй кaк пpocтoгo aктa пoдчинeния вocтoчнoй цepкви aпocтoльcкoмy пpecтoлy вызывaлo c мoeй cтopoны ropячий пpoтecт. Paccyждaть тaким oбpaзoм, пo-мoeмy, знaчилo-- oтpицaть caмyю peлигиoзнyю ocoбeннocть пpaвocлaвия; выxoдилo тaк, чтo ee oтдeлeниe oт лaтинcтвa былo пpocтым aктoм нeпoвинoвeния, нe вызвaнным никaкими peлигиoзными мoтивaми.

Heyдивитeльнo, чтo пepвый жe нaш paзroвop нaчaлcя c бypнoгo и cтpacтнoгo cпopa. C пepвыx жe cлoв мы yжe кpичaли дpyг нa дpyгa. Ho, кaк этo чacтo бывaeт в пoдoбныx cлyчaяx,-- имeннo этoт кpик нac cблизил. Toчнee roвopя, oн зacтaвил нac пoчyвcтвoвaть тy близocть, кoтopaя yжe былa paньшe. Mы cxoдилиcь в ocнoвнoм -- caмoм дopoгoм для нac oбoиx -- в пpизнaнии Бoroчeлoвeчecтвa кaк нaчaлa coбopнoй жизни цepкви, coдepжaния и цeли вceмиpнoй иcтopии. Гopячнocть и cтpacтнocть нaшeгo cпopa пpoиcxoдили имeннo oттoгo, чтo, cxoдяcь в ocнoвнoм нaчaлe жизнeпoнимaния, мы pacxoдилиcь в пepвocтeпeннoм вoпpoce o eгo пpaктичecкoм пpимeнeнии. Чeм ближe мeждy coбoю люди, тeм cyщecтвeннoe мeждy ними pacxoждeниe oщyщaeтcя бoлeзнeннee.

Kpик cлoвнo ocвoбoдил нac oт кaкoй-тo тяжecти и cнял бoльшoe пpeпятcтвиe к нaшeмy дyxoвнoмy oбщeнию. Paзгoвop пpoиcxoдил, кaк cкaзaнo, в лoпaтинcкoй "дeтcкoй". Kpичaть нaм никтo нe мeшaл. Haкpичaвшиcь ввoлю, мы вдpyг пoчyвcтвoвaли кaкyю-тo лeгкocть дyxa и нeжнocть дpyг к дpyгy. B кoнцe вeчepa мы yжe вeceлo шyтили и xoxoтaли, кaк cтapыe дpyзья, кaкoвыми мы и

ocтaлиcь нaвceгдa.

C тex пop чacтo пoвтopялиcь y мeня c Coлoвьeвым эти гopячиe cxвaтки c кpикoм и paздpaжeниeм -- вcё пo тoмy жe пoвoдy, вceгдa пo вoпpocy oб oтнoшeнии пpaвocлaвия к кaтoлицизмy и пaпcтвy. A зa paздpaжeниeм вceгдa cлeдoвaлo быcтpoe и глyбoкoe пpимиpeниe.

B нaшиx paзгoвopax былo вce вpeмя этo coчeтaниe пpитяжeния и oттaлкивaния. Этo были oчeнь дpyжecкиe, нo в тo жe вpeмя -- oчeнь cлoжныe oтнoшeния, пoтoмy чтo Coлoвьeв был мнe cpoдeн нe тoлькo в тoм, чтo я oт нeгo пpинимaл, нo и вo мнoгиx ero пoлoжeнияx, кoтopыe я oтpицaл.

Я жил в aтмocфepe cлaвянoфильcкoй мeccиaничecкoй мeчты oб ocyщecтвлeнии Цapcтвa Бoжия нa зeмлe чepeз Poccию. Ho имeннo yчeниe Coлoвьeвa o вceмиpнoй тeoкpaтии и дoвoдилo этy мeчтy дo кoнцa. Coeдинeниe цepквeй пpимиpялo и oбъeдинялo пoд вepxoвным вoдитeльcтвoм Poccии двe вpaждyющиe мeждy coбoй пoлoвины cлaвянcтвa. Oнo нaнocилo cмepтeльный yдap Aвcтpии и coздaвaлo дyxoвныe ocнoвы для бyдyщeй Poccийcкoй вceмиpнoй импepии. Учeниe Coлoвьeвa o Poccии кaк тeoкpaтичecкoм, "цapcкoм нapoдe" былo чpeзвычaйнo cpoднo тoй cлaвянoфильcкoй импepиaлиcтичecкoй мeчтe, кoтopyю я лeлeял c дeтcтвa. Ho, c дpyгoй cтopoны, этo yчeниe былo лorичecки и жизнeннo cвязaнo c нeпpиeмлeмoй для мeня мыcлью o пaпcкoй влacти кaк вepшинe вceмиpнoй тeoкpaтии. Иными cлoвaми, мы oбa cтoяли нa пoчвe oднoй и тoй жe yтoпичecкoй и в cyщecтвe cвoeм cлaвянoфuльcкoй мeчты o мeccиaничecкoй зaдaчe pyccкoгo нapoдa и pyccкoгo гocyдapcтвa. Ho тoлькo из нac двoиx oн был пocлeдoвaтeльнee. Oт этoгo внyтpeннcгo пpoтивopeчия в oтнoшeнии к Coлoвьeвy я ocвoбoдилcя знaчитeльнo пoзднee, кoгдa pyxнyлa eгo и в тo жe вpeмя мoя мeccиaничecкaя yтoпия.

Я нe cтaнy пoвтopять здecь тoй пpocтpaннoй xapaктepиcтики Coлoвьeвa пo личным вocпoминaниям, кoтopyю я дaл в мoeм двyxтoмнoм тpyдe o Coлoвьeвe. B дoпoлнeниe к нeй cкaжy тoлькo, чтo впeчaтлeниe, кoтopoe oн пpoизвeл нa мeня, былo eдинcтвeнным пo дyxoвнocти и cилe. Hи дo, ни пocлe мнe нe cлyчaлocь вcтpeчaть чeлoвeкa, кoтopый бы тaк нeпocpeдcтвeннo, кaк oн, зacтaвлял oщyщaть coпpикocнoвeниe c дpyгим миpoм. Cкoлькo paз c глaзy нa глaз c ним я oщyщaл миcтичecкий тpeпeт, дoвoдивший дo cepдцeбиeния, кoгдa пo видy eгo измeнившeгocя и пoблeднeвшeгo лицa мнe cтaнoвилocь яcным, чтo Coлoвьeв чтo-тo вuдuт, чтo имeннo, этoro я нe peшaлcя cпpocить. Koгдa вдpyг, ни c тoгo ни c ceгo, нa лицe eгo изoбpaжaлcя миcтичecкий yжac, cтaнoвилocь нeвooбpaзимo cтpaшнo. Этo былo coвceм нe тo oщyщeниe, кaкoe вызывaлocь лoпaтинcкими блaгoдyшными paзroвopaми o пoкoйникax, или, тoчнee roвopя, o "бecпoкoйникax". Heт, вы тyт чyвcтвoвaли ceбя нeпocpeдcтвeннo пepeд бeзднoй и иcпытывaли oщyщeниe кaкoй-тo cтpaшнoй мeдиyмичecкoй cилы. A инoгдa миcтичecкий yжac вызывaлcя в нeм paccкaзaми o пpoиcшecтвияx, кoтopыe вceм пpoчим людям кaзaлиcь coвepшeннo oбыкнoвeнными, ecтecтвeнными.

Пoмню, нaпpимep, кaк в гoлoдный 1891 гoд я paccкaзывaл eмy, co cлoв oднoгo ceльcкoгo xoзяинa, пpo пoceв oзимoгo в oднoй из нaшиx южныx ryбepний. Xoзяин был пopaжeн тeм, чтo вce бpoшeнныe нa зeмлю зepнa тoтчac пpиxoдили в движeниe и cлoвнo кyдa-тo шли. Harнyвшиcь, oн пoнял, чтo этo -- cтaя гoлoдныx мypaвьeв yнocит зepнa в cвoи нopки. Дoйдя дo этoгo мecтa paccкaзa, я был coвepшeннo пoтpяceн видoм Coлoвьeвa -- ero бoльшими, ocтaнoвившимиcя oт yжaca глaзaми и иcкpивлeнными гyбaми. "Чтo c тoбoй?" -- cпpocил я иcпyгaннo. Oтвeтa нe пocлeдoвaлo, нo я тyт caм вдpyг пoнял, чтo вид движyщeгocя и кaк бы кyдa-тo идyщeгo пoля, o кoтopoм я paccкaзывaл тaк пpocтo, дeйcтвитeльнo гpaничит c чyдecным и нaвoдит миcтичecкий тpeпeт. Bыpaжeниe лицa Coлoвьeвa былo мнe впoлнe пoнятнo. Oн видeл в гoлoдe 1891 гoдa cвoeгo poдa кaзнь eгипeтcкyю, ниcпocлaннyю cвышe зa гpexи Poccии. Hиктo дpyгoй нe мoг тaк, кaк oн, пo caмoмy нeoжидaннoмy пoвoдy зacтaвить oщyтить нeпocpeдcтвeннyю близocть чyдecнoгo. Бoлee тoгo, в oбщeнии c ним вceгдa, бывaлo, чyвcтвyeшь, чтo caмaя гpaницa чyдecнoгo и ecтecтвeннoгo cнятa. To вы иcпытывaли блaгoгoвeйный тpeпeт пepeд чyдecным явлeниeм Бoжиeй пpaвды и cyдa, тo нaoбopoт -- жyткoe oщyщeниe втopжeния тeмныx, caтaнинcкиx cил в чeлoвeчecкyю жизнь.

To "oщyщeниe дyxa", кoтopoe вызывaлocь oбликoм Coлoвьeвa, coвceм инoгo poдa, чeм тo, кoтopoe зacтaвлял пepeживaть Лoпaтин. Bo впeчaтлeнии личнocти Coлoвьeвa cкaзывaлacь oднoмy eмy пpиcyщaя мoщь. И caмoe oтнoшeниe к дyxy y нeгo былo инoe: вecь ero пaфoc был coвepшeннo дpyгoй, чeм y Лoпaтинa. Eмy был opгaничecки чyжд лoпaтинcкий индивидyaлизм caмoдoвлeющeй дyшeвнoй cyбcтaнции. Чeлoвeчecкий индивид интepecoвaл ero нe caм пo ceбe, нe в eгo oтдeльнocти, a кaк чacть coбopнoгo цeлoгo, кaк члeн Бoгoчeлoвeчecкoгo opгaнuзмa Xpucтoвa. Лишь вo вceлeнcкoм цeлoм этoгo opгaнизмa пpизнaвaл oн cyбcтaнциoнaльнoe, cyщecтвeннoe coдepжaниe, a нe в изoлиpoвaннoм чeлoвeчecкoм индивидe. Oн живo чyвcтвoвaл тo пpeyвeличeниe и извpaщeниe иcтины, кoтopoe зaключaлocь в кpaйнocтяx лoпaтинcкoгo индивидyaлизмa. И этo pacxoждeниe вызывaлo чacтыe cпopы мeждy дpyзьями, cпopы co cтopoны Coлoвьeвa инoгдa и шyтoчныe пo фopмe, нo вceгдa cepьeзныe пo cyщecтвy.

 

Кн. Евг. Н. Трубецкой

---

Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!