Когда условленный срок подошёл к концу, путник вышел навстречу приближающемуся урагану.
— Не губи их, — попросил он силу. — Десять лет прошли впустую, потому что люди просто не слушали меня. Ты не можешь наказать их за то, что они были глухи.
— Чего же ты хочешь? — спросила грозная сила. — Как мне поступить на этот раз?
— Пройди стороной, а мне дай ещё некоторое время, чтобы разъяснить им законы соответствия их мыслей и поступков со стихийной силой.
— Я даю тебе ещё десять лет. Пытайся.
Путник вернулся в город, счастливый от полученной отсрочки. Он был полон новых идей о том, как донести до людей знания законов. Двадцать лет, потраченные на разъяснения и беседы, оказались безрезультатными. Все слова, сказанные путником, прошли мимо сознания людей. "Я буду писать, — решил он. — Человек больше доверяет книгам, чем устному слову".
За десять следующих лет, превратившись из зрелого человека в старца, он написал очень много книг, в которых просто и доступно излагал законы мироздания, лежащие в основе жизни. Но книги его мало читались и плохо раскупались. Людям нужно было есть, пить, трудиться, чтобы элементарно обеспечивать свои семьи, а не тратить драгоценное время на всем известную ерунду о душе, мыслях, сердце. Всем уже давно понятно, что какая-то связь между ними и всякими стихийными бедствиями существует, но жизнь — это одно, а всякое разъяснение — это другое.
Люди продолжали жить, как и прежде, а старец изобретал всё новые и новые формы изложения того, что было открыто ему. Но всё было напрасно. Вновь он увидел сгущающуюся тучу, надвигавшуюся на город. "Я не пойду ей навстречу, — подумал он. — Мне стыдно. Из меня получился плохой воспитатель для неразумных детей". Но всё же через несколько дней он не выдержал и вышел за город, чтобы переговорить с океаном огня, бушующим внутри гигантского шара.
|
|
|
— Ты пришёл просить, чтобы я пощадила их или дала тебе ещё десять лет? — спросила сила.
— Я пришёл сказать только о себе. Я никуда не годный воспитатель. Мне стыдно. Но всё же, если это возможно, пощади их. Люди не виноваты.
— А кто виноват? — спросила сила. — Разве ты не делал всё возможное, чтобы спасти их? Шли годы, и ты из крепкого мужчины превратился в старца. Тридцать лет ты разъяснял людям в различных формах законы мироздания, но они были глухи, считая свои дела более важными. Может быть, тебе нужно ещё тридцать лет?
— Да, ухватился за спасительные слова старец. Наверное, слишком мало времени прошло.
— У тебя нет этих лет, но я могу тебе сказать, что и тысячи лет, чтобы убедить людей измениться, тебе не хватит. Люди не понимают ценности слова, но зато прекрасно понимают разговор силы. Когда их бьют, они задумываются, когда они несчастны, они ищут причины этих несчастий. Тридцать лет твоих мытарств будут стоить одного урагана. Смотри.
|
|
|
И стихия навалилась на город. Она свирепствовала так, как никогда, она клокотала и бурлила, в секунды стирая то, что люди строили долгие годы. Жители не ожидали такого натиска: уже трижды ураган проходил стороной. Через несколько дней, стоя перед развалинами домов и думая о том, что всё нужно начинать заново, кто-то вспомнил о старце.
— А ведь он говорил, — впервые прозвучали тихие слова. — Он предупреждал, он часто повторял, что стихия ответит ударом за наши мысли и поступки. Да и в книгах он писал о том же. А старик-то был прав: что посеяли, то и получили. Да где же он?
Его нашли под развалинами дома, стоявшего на самой дальней окраине города. Он спешил к людям, чтобы разделить с ними их участь, но на лице его не было печати страха. Он улыбался, потому что успел в самую тяжёлую минуту оказаться с теми, кого тридцать лет безуспешно пытался научить словом.
Внутренний огонь
Одежда ветхая едва прикрывала тело, но человек не обращал внимания на холод и усиливающийся ветер, ибо его согревал внутренний огонь, зажёгшийся несколько лет назад. С тех пор он не знал покоя и всюду, где бы ни появлялся, говорил о том, как достичь такого состояния. Все признавали, что человек был необычен, что речи его интересны и порой даже очень убедительны, но никто не хотел повторять подвиг этого чудака, бродившего в рубище от города к городу. Он не обладал никакими способностями, не умел исцелять, но мог рассказать немало интересных историй, взятых из обычной жизни.
|
|
|
Чувствовалось, что некая сила присутствовала в нём и вела его, но что касается внутреннего огня, то мало кому было понятно, что именно хотел сказать этот человек и к чему призывал, говоря о тех изменениях, что произошли в нём. Люди судили по себе. То, что было в них, должно было обязательно присутствовать в других, но если в них отсутствовало понимание, они отказывали в этом и своим собратьям.
Внутренний огонь должен был быть осязаемым, видимым, действенным. Но человек, говорящий об огне, ходил в лохмотьях, не интересовался их пищей, ничего не предсказывал и никого не лечил. А между тем рядом были чудо-лекари, исцеляющие без медикаментов, предсказатели судьбы, чьи слова были проверены жизнью, и многие другие, кто не столь безнадёжно отстал от жизни, как человек, рассказывающий о внутренних переменах, с ним случившихся.
|
|
|
О, если бы он был преуспевающим и богатым, сколько бы людей потянулось к нему, желая заполучить частичку его благополучия! Оно видимо, оно доказано, оно заслужено. О, если бы он излечивал их телесные недуги, избавляя от заработанных болезней! О, если бы он приоткрыл им завесу будущего, предостерегая от несчастий!
И вы думаете, что это помогло бы людям обратить взоры на свой внутренний мир, на свои мысли и поступки? Сотни лет работали на земле предсказатели, говорившие о грозящей катастрофе, но кто им верил?!
Великие души воплощались на Земле, чтобы явить чудеса, происходящие от ровного горения внутреннего огня, что и было самым большим чудом, но они были интересны только тем, кто испытывал в них нужду. Другие же смотрели на всё происходившее из любопытства, дабы произнести: "Надо же!"
Время чудес миновало. Настали будни, в которых человеку подвигом дней обычных нужно доказать, что он достоин огня, запылавшего внутри него. Пусть ты неубедителен для других, меряющих мерой внешней, но задумайся о себе: достаточно ли у тебя сил внутренних, чтобы вести к преображению их неокрепшие сознания? Увидят ли дух великий в теле изношенном?
Та сила, которая снизошла в тебя, должна помогать другим обрести мир в душе и радость. Она должна им помочь стать выше всяких человеческих горестей, не оставляющих их, пока они червями ползают по земле. Взлетевшую птицу змея не достанет. Служи небу, и тебя минует судьба человеческая. Богатство не принесёт счастья, но и нужда не доставит, радости.
Приходящий учить, будь человеком среди людей, а не животным среди животных. Сначала разберись, куда попал ты, и стань проповедником среди людей религиозных, богатым — среди богатых и нищим — среди нищих. Ведь люди, как правило, видят себе подобного, а не ниже- или вышестоящего. И один, и другой будут отвергнуты обществом, но признанным окажется тот, кто говорит с народом на его языке.
Итак, говорю вам: не возвышайтесь, но и не унижайтесь. Будьте просты, как капля дождя, и чисты, как первый снег. Тогда вы будете приняты, ибо не найдут в вас ничего, что мешало бы людям понимать вас.
Сподвижники
Миллионы сподвижников, разделяющих взгляды человека, не сделают для него столько, сколько горстка преданных сердцем людей. Именно они могут быть самой надёжной опорой в жизни: в труде, в радости, в горе. Не только разделять взгляды, но ещё и любить идущего рядом — вот пока наивысшее достижение во взаимоотношениях людей.
Князь Андрей с утра был сумрачен. Ничто не могло развеселить его — даже сын, который вбежал в палату и залепетал что-то на своём малопонятном детском языке. Обычно князь сажал его на колени и долго рассказывал байки о походах, о врагах и друзьях. Ничего не понимающий ребёнок затихал и поглаживал рукой густые чёрные брови отца, норовя попасть в глаза. Иногда он смеялся, чем сразу приводил князя в прекрасное расположение духа.
Но сегодня всё было не так: отец не посадил сына на колени и не стал ничего рассказывать. Видимо, он даже был раздражён тем, что его отвлекли от серьёзных дум. А подумать ему было о чём. То, что до сих пор развивалось прекрасно, стало давать трещину. Отношения, с таким трудом налаженные, начинали портиться, и князь думал, в чём же он повёл себя не так, вызвав глухое недовольство народа.
Народом он считал всех людей, живших в его большом княжестве. Среди них были и татары, и половцы, и унгусы, и сартывальцы. Людей не делили по цвету кожи, размеру и форме глаз, а привечали всех идущих в процветающее княжество Андрея. Слава о нём распространилась далеко, ибо многим оно отличалось от остальных. В нём не брали подати, не заставляли нести часть урожая на княжий двор, не требовали налога за проданный заезжим купцам товар.
Закон был прост: каждый мужчина обязан был защищать княжество от врага, а для этого учиться военному искусству; от собранного урожая нести на княжий двор столько, сколько не жалко — хоть стакан зерна. Если в семье не было сыновей, в дружину шли женщины, умевшие обращаться с оружием не хуже любого мужчины.
Княжество процветало оттого, что никто не хотел прослыть скупым и давал в княжие закрома от чистого сердца. Может быть, если бы с людей требовали отдать часть добра, с трудом нажитого, то и меньшая доля стала бы в тягость. Но поскольку люди были свободны в решении, они не хотели ударить в грязь лицом и несли больше, чем могли, ибо знали, что амбары распахнутся в тяжёлый год и то, что было собрано для князя, пойдёт народу.
Князь Андрей не скупился на дары, а если узнавал, что кто-то продал весь товар заезжим купцам и заработал много денег, дополнительно одаривал удачливого торговца, ибо знал, что тот в своё время поможет княжеству и от чистого сердца пожертвует заработанное людям. Князя Андрея любили за честность и щедрость. Никого не обижал, судил справедливо, мерилом всего был нехитрый закон да Божий суд. Божий суд вершился просто: "В Бога веруешь?" — спрашивал князь ответчика. "Верую", — отвечал тот. "Поди спроси своего Бога, как бы он поступил с тобой. Когда ответит, тогда и приходи. Буду ждать".
Человек приходил скоро. Часто стоял потупив глаза, ибо не в его пользу решался самосуд. Но предоставленный разговору только между собой и Богом не смел обманывать никого, ибо всё говорилось открыто, на собрании близких князю людей. Самые близкие люди обучали дружину, сеяли и пахали, сочетая в себе воина и пахаря, а в субботний день разбирали тяжбы, иногда случавшиеся в народе. И была между ними дружба и радение за землю свою, за процветание и благополучие княжества, и не терпели бесчестия и лжи, изгоняя сразу того, кто стал кривить душой.
Немало было изгнано, но многие хотели вернуться назад, испрашивая разрешения князя взять их на испытательный срок, ибо нигде больше не встречали они такой открытости и свободы. А что же было свободного, если служили все князю, воевали, не щадя головы, трудились от зари до зари, да и женщины оружие в руки брали? А то, что никто не принуждал народ делать это, но сами шли, почитая за оскорбление, если просили подождать годочек до службы или от мешка зерна принесённого отказывались на княжеском дворе, говоря, что амбары полны.
Что же печалило князя, если народ жил мирно, дружина несла службу исправно, купцы приезжали часто и торговали много? А то, что среди близких людей своих заметил князь несогласие и недовольство, но пока не нашёл причину, порождающую их. Помог случай, когда после разбора тяжбы поймал князь взгляд недовольный одного человека и услышал слова, в злобе произнесённые: "Мы же договаривались". С кем же разговор вёл человек перед судом и чего добивался, если закон требовал уступить? Кто посмел идти против закона, решаясь на тяжкое преступление? Кто суд совести отменил, пообещав исполнить неисполнимое? Тот, кто виновен, будет изгнан, но более заботило князя другое: отчего поступает так человек, чего ему не хватает? Неужели то, что сложилось в княжестве за долгие годы, не устраивало кого-то? Что это — зависть, жадность, злоба? Неужто нельзя прийти и честно сказать, чего душа хочет?
И нагрузил бы князь Андрей лишний воз муки, и добром бы поделился, если бы попросили. Но нет. Зависть усмотрел князь и ещё желание силу и власть свою показать: мол, смотри, как я захочу, так всё и устроится. Не устроилось. Благо князь рядом был. А если бы уехал и поручил людям близким самим всё решать? Так вот отчего несогласие вошло в их крепкую семью! Подражать в дурном друг другу решили, вместо того чтобы сразу изгнать врага из рядов своих! Какая удивительная сила живёт в плохом, подчиняя людей слабых во мгновение ока!
Обличить провинившегося князь Андрей мог бы сразу, но не считал это правильным. Давно порывался поговорить начистоту, но выжидал, надеясь на совесть человека — вдруг сам придёт и повинится? Не знал князь, как поступить лучше — ведь все были самыми близкими и дорогими сердцу, не раз испытанными в войне друзьями.
Долго думал князь и порешил не судить самому. Велел явиться во двор княжий всем людям близким со своими родными, с детьми и родителями. А когда собрались все, то рассказал князь, что внесло раскол в верных людей и как они суд теперь чинили неправедный. И приказал им решить между собой, в глаза детям и родителям глядючи, как они жить собираются дальше.
Ушёл князь Андрей со двора, не желая видеть слёз и слышать криков. Но тихо было, тихо так, что жутко стало и народу, поодаль собравшемуся, ибо ничего нельзя сокрыть от него и тайком решить дела княжеские. Ждал народ, ждал князь. Вышли старики, князю в ноги поклонились, перед народом повинились. Просили простить их, но не детей своих, в деле чести оступившихся и любви доказать не сумевших.
"Гони их, князь. Не слуги они тебе и не друзья. Доверия твоего не поняли, в любви тебя предали. Внуков мы сами воспитаем, с Божьей помощью".
Отвернулся князь Андрей, и слёзы показались у него на глазах. Сердце болело за друзей бывших, не раз в бою вместе стоявших. "Сколько же их таких?" — подумал он. "Двое уйдут сегодня", — на безмолвный вопрос услышал князь ответ стариков.
Спасительная мысль
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!