Часть четвертая. Церковное управление

 

Глава I. Церковное законодательство

 

 § 85. Субъект законодательной власти.

 

 Вопрос о субъекте законодательной власти предрешается той или другой формой церковного устройства. Кому принадлежит церковно-правительственная власть вообще, тому принадлежит и право устанавливать общие нормы церковного порядка, вместе с правом дарования привилегий, т. е. издания специальных законов, и с правом диспензации, т. е. правом допускать неприменение общей, установленной в объективном праве, нормы к отдельному лицу в отдельном случае. Но между тем, как установление законных норм, и общих, и специальных, не может быть делегируемо подчиненным органам, а осуществляется лично и непосредственно высшей властью, диспензационные правомочия могут быть осуществляемы и подчиненными органами (напр. епископами по делам брачным) по поручению или уполномочению высшей власти. Высшей церковной, следовательно и законодательной, властью в древней церкви, с тех пор, как сделалось возможно установление общецерковного, обязательного для всех христианских общин, законодательства, были римские христианские императоры, которые или созывали соборы епископов, или непосредственно издавали законы по делам церковным. В том случае, когда императором созывался вселенский собор для установления православного учения, собор не был собранием только сведущих людей, признанных дать мнение и совет, а был органом церкви, через который должно было выражаться общецерковное сознание, обязательное и для императора, как скоро оно выразилось в формах, не допускающих сомнения; но в то же время он был органом императорской власти, поскольку от императора, как поставленного Богом общего епископа (по выражению церковного историка Евсевия), зависело созвать собор и скрепить своим утверждением результаты деятельности собора. В кормчей книге (вводная статья о 7 соборах вселенских и 9 поместных) объясняется, что вселенскими названы те соборы, на которые императорскими повелениями созывались святители из всех городов, римских и греческих, и на которых было "взыскание и совопрошение о вере": поместные же соборы - это те, на которых не было епископов всей вселенной и цари не сидели, цель их - проведение в жизнь вселенских постановлений. Если собор, созванный для установления догмата веры, постановлял, кроме того, каноны по церковному управлению, специальная санкция таких канонов императором не считалась необходимой, так как она выводилась из самого факта созвания собора императором и из того, что важнейшие определения собора по вопросам веры получили императорское утверждение. Впрочем, каноны трулльского собора 692 г., который и созван был собственно для законодательства по делам управления, а не для установления догмата, были скреплены императорской подписью, а следовательно, этой подписью скреплены были и все предшествовавшие каноны, утвержденные во 2-м правиле трулльского собора (см. выше стр. 128). Кроме утверждения соборных вероопределений, императоры иногда обнародовали эти вероопределения, в виде эдиктов, как сделали это Константин Великий, Феодосий В., Маркиан, Константин Погонат. В форму же эдиктов облекались церковные законы и в том случае, когда императоры законодательствовали без созвания соборов. Законы их, с точки зрения их материального содержания, стояли на почве св. Писания, соборных канонов и существующей церковной практики; но с формальной стороны это были императорские законы, обязательная сила которых имела своим источником императорскую законодательную власть. Из истории, конечно, известно, что некоторые из религиозных эдиктов, изданных помимо собора или даже в сообразность решению собора, как выражавшие личный взгляд императора, или одной из партий, а не общее церковное сознание, не получили в позднейшее время признания ни в церкви вообще, ни у императоров в особенности (см. выше стр. 40). Но в момент издания, они издавались без сомнения, как церковные законы, рассчитанные на обязательное исполнение.

 В западной церкви, еще до отделения ее от восточной, одинаковое значение с постановлениями соборов получило папское законодательство в форме декреталов. Папское утверждение иногда требовалось даже и для древних вселенских соборов (напр. для IV и VI), кроме утверждения императорского. После разделения церквей, папское законодательство сделалось единственным источником общего церковного права для католического запада. Папа, не созывая собора и не нуждаясь в нем, хотя от него зависит и созвать собор, может законодательствовать по делам веры и церковного порядка. Но так как западно-католическое право, развивавшееся на основах римского, понимает юрисдикцию в смысле совокупности всех вообще церковно-правительственных полномочий и допускает возможность перенесения на подчиненные органы всех этих полномочий, то церковное законодательство может принадлежать и другим органам, именно епископам (см. выше стр. 142-143).

 В евангельской церкви законодательная власть принадлежит монарху, а там, где введены синоды, монарху в общении с синодом.

 В разных православных церквах церковные законы издаются с утверждения верховной власти; но это утверждение может иметь различное значение, смотря по тому, принадлежит ли монарх к православной церкви, и входят ли в организацию верховной государственной власти конституционные элементы, не обусловленные принадлежностью к православной церкви. В Турции напр. утверждение султана может быть рассматриваемо исключительно, как государственное placet. Напротив в русской православной церкви законодательная власть во всем, что касается устроения юридического порядка церкви, принадлежит самодержавному монарху, не в смысле только государственного placet, а в смысле внутренне церковной правообразующей силы. Постановления чрезвычайного, или периодически созываемого церковного собора, а также определения постоянного синода, чтобы получить силу закона, нуждаются в императорском утверждении. Самая инициатива закона может исходить от императора. Кроме утверждения подносимых на высочайшее усмотрение церковных законопроектов, верховная власть обращается в св. синод с непосредственными повелениями, которые через синод сообщаются подчиненным ему епархиальным правительствам. Дарование привилегий также исходит от императора, как напр. дарование лицу белого духовенства права носить митру при богослужении, или архимандриту служить с рипидами, архиерейским осенением и орлецами и т. п., митрополиту пользоваться теми же знаками отличия, которые связаны с киевской кафедрой, подобно тому как византийскими императорами жаловалось архиереям право ношения саккоса. Диспензационная власть равным образом принадлежит императору же, хотя осуществление ее предоставляется не только св. синоду, но отчасти и епархиальным архиереям, именно в делах брачных.

 Определения самого св. синода в порядке управления, не получившие высочайшего утверждения не устанавливающие какого-либо нового закона, а представляющие собой применение закона существующего, не свидетельствует о принадлежности св. синоду законодательной власти, независимой от императора. Но иногда в самых же высочайше утвержденных правилах и уставах св. синоду предоставляется право делать изменения, какие окажутся впоследствии нужными по указаниям опыта (так в правилах о местных средствах содержания духовенства 1873 г.), или делать изъятия из действующих законов в некоторых случаях по особо уважительным обстоятельствам (так в уставах и штатах духовно-учебных заведений). Из того, что св. синоду не принадлежит самостоятельная законодательная власть, следует, что тем менее можно говорить о законодательной власти епископа, как имеющего производную правительственную власть второго порядка (см. выше стр. 193).

 

 § 86. Виды церковного законодательства.

 

 Устанавливаемые законодательной властью церкви, нормы могут относиться или к области догматического учения по вопросам веры и нравственности, или в церковной дисциплине в обширном смысле, т. е. к устроению порядка церковной жизни, кратко сказать, церковные постановления могут быть догматические и дисциплинарные. Это различие было установлено еще VII всел. собором, который (пр. 6) различает "канонические" и "евангельские" предметы соборных рассуждений, но выяснилось оно лишь с течением истории. На западе оно ясно установлено тридентским собором, а у нас до сих пор можно встречать суждения, не различающие догматов от соборных канонов, не говоря уже о том, что наши предки (как это было выражено в кормчей книге), смотрели на каноны, как на "догматы", равные Евангелию.

 I. Догматические постановления рассматриваются как непогрешимые истины, ибо они суть отвлеченные положения или аксиомы, отрешенные от всякой связи с конкретными отношениями места и времени. Учение о непогрешимости церкви, основанное на вере в обещанное церкви Христом руководство Св. Духа, выражалось соборами с самых первых времен существования христианства. По примеру апостолов, которые выразили веру, что постановленное ими на соборе иерусалимском внушено им Духом Святым, древние соборы как до, так и во время периода вселенских соборов, как вселенские, так и местные, как по вопросам догмата, так и по установлению порядка жизни, действовали в убеждении, что они руководятся Св. Духом. Поэтому в "православном исповедании" Петра Могилы (вопр. 72 и 96) непогрешимость приписывается не только вселенски, но и местным православным соборам с ссылкой на слова апостольского собора в Иерусалиме: "изволися Духу Святому и нам". Столетием раньше Петра Могилы, Макарий епископ митрополии галицкой, епископ львовский и Каменец-Подольского, даже о собственных своих постановлениях, состоявшихся на его епархиальном соборе, т. е. при участии священников львовских, выразился, что они учинены "наитием Св. Духа". Вера в непогрешимость церковного учения осталась общим верованием всех христианских вероисповеданий, хотя и не без разностей в весьма важных пунктах. Римско-католическая церковь путем продолжительного исторического развития пришла к тому выводу, что непогрешимость церкви олицетворяется в римском епископе в том смысле, что обещанное И. Христом руководство Св. Духа почивает на лице папы и предохраняет его от заблуждения, когда он говорит ex cathedra, т. е. выступает официально в качестве учителя церкви, и притом только в вопросах веры и нравственности христианской (in rebus fidei et morum). По евангелическому взгляду, церковь также не может заблуждаться и ошибаться. Хотя не признается никакого внешнего видимого органа, с которым бы соединялось непогрешимое учительство, и хотя, в силу права каждого члена церкви толковать Св. Писание, возможно величайшее разнообразие мнений и суждений, но, несмотря на это разнообразие, и евангелическая церковь верует, что свет истины никогда не угаснет в ней, так чтобы вся она, в полном своем смысле, отступила от истинного учения, а напротив, что самое столкновение разнообразных мнений будет всегда выводить церковную мысль на правильный путь. Взгляд православных богословов сходен с католическим в том отношении, что признается необходимость внешнего видимого органа, которому принадлежит непогрешимое учительство. Таковым органом, однако, признается не единичное какое-либо лицо, а вселенский собор. Этот взгляд может не возбуждать сомнений, как скоро речь идет о семи вселенских соборах древней церкви, составляющих достояние истории и признаваемых в настоящее время вселенскими всем христианством. Но, во-первых, если под вселенским собором, как высшей властью, понимать собрание епископов, главенствующее над всеми, не исключая императора и римского епископа, то для подобного понимания взаимных отношений между факторами вселенского собора история не представляет достаточных оснований. Во-вторых, для людей периода вселенских соборов вопрос о непогрешимости того или другого собора был далеко неясным. Случалось, что соборы, по внешним своим признакам не удовлетворявшие требованиям, необходимым для понятия вселенского собора, признавались в христианстве вселенскими (второй и пятый соборы, а также и третий, которого, собственно говоря, не было в то время, когда заседали два незаконные собрания и о котором стало возможно говорить лишь после примирения партий и после подписания Кириллом исповедания веры Иоанна антиохийского). Напротив, соборы, не только созывавшиеся как вселенские, но и, по внешним своим признакам, соответствовавшие понятию вселенского собора, не признавались за таковой (сардикский и соборы IX века), или даже признавались за еретический собор (разбойничий 449 г., иконоборческий 754 г.). Кроме того, история показывает, что самая решительная борьба между православием и противными партиями возгоралась именно после вселенского собора. Так борьба православия с арианством получила наиболее острый характер после никейского собора, осудившего арианство, и на востоке дело доходило до того, что даже и немногие, остававшиеся верными никейскому догмату, епископы, должны были искать спасения на западе, а к концу царствования Констанция даже и сопротивление запада было сломлено, так что, по выражению св. Иеронима, вселенная с удивлением увидела, что она сделалась арианской (orbis catholicus arianum esse miratus). Затем борьба, наступившая после халкидонского собора между православием и осужденными на этом соборе монофизитами, наполняет не одно столетие. После осуждения "трех глав" на пятом соборе и после присоединения к этому осуждению папы Вигилия, в Италии возник раскол, продолжавшийся около 100 лет. Наконец после осуждения иконоборства на VII соборе, оно все-таки снова воспрянуло и господствовало на востоке до сороковых годов IX века, да и на западе во франкской империи VII-й собор встретил оппозицию, несмотря на поддержку его папами. Установленные на соборах догматы восторжествовали над противными учениями лишь тогда, когда истинность их прояснилась для общецерковного сознания. Таким образом в древней истории не собор, сам по себе, устанавливал непогрешимое учение: печать непогрешимости сообщалась соборным определениям лишь позднейшим церковным признанием. То же самое должно повториться и в позднейшей истории, как скоро потребуется разъяснение и установление неясных доселе пунктов христианского учения. Но известное учение может проникнуть в общехристианское сознание и сделаться общехристианским достоянием и помимо вселенского собора, быв выражено одним или несколькими авторитетными лицами, или быв раскрыто христианской наукой. В особенности долг богословской науки состоит в том, чтобы разъяснить все требующие разъяснения вопросы, так чтобы, в случае составления собора, не оказалось разлада между взглядами собора и верой большинства, и чтобы собор не послужил, как это бывало в древности, поводом к обостренной борьбе религиозных взглядов, а напротив санкционировал лишь то, что уже достаточно выяснилось для христианского мышления.

 Из того, что непогрешимость суждения церкви относится лишь к области вероучения, отрешенного от конкретных отношений места и времени, следует, что все то, что постановлено даже древними, всем христианством признанными, хотя бы и по поводу вероучения, но в виду требований и политики данного времени, не может считаться непогрешимым, так как носит конкретный характер места и времени, (напр. осуждение известных лиц, как Ориген, Феодор монсуестский, папа Гонорий). Тем более не могут считаться непогрешимыми суждения вселенских соборов, относящиеся к историческим фактам, ибо вселенский собор, по состоянию исторического знания в данную эпоху, мог разделять исторические ошибки современников. Напр. пятый собор, вместе с Юстинианом, был уверен в том, что Ориген принес жертву языческим богам, изменив христианству, а на Феофила александрийского смотрел, как на святого; шестой собор утверждал, что первый собор в Никее был созван императором Константином и римским епископом Сильвестром; седьмой собор приписывал правила трулльского собора 692 г. шестому вселенскому 680 г. и т. п. Приписывать подобного рода суждениям непогрешимость значило бы допускать такую же ошибку, как если бы мы стали усматривать идеал совершенства в том порядке судопроизводства и делопроизводства, какой наблюдается на древних вселенских соборах.

 Догматическое законодательство церкви, как получившее печать непогрешимости в силу общецерковного признания и, по самой своей сущности, отрешенное от всякой связи с конкретными отношениями места и времени, не может подлежать каким-либо изменениям: раз установленное и признанное, непогрешимое учение составляет предел для церковной законодательной власти. В этом пункте опять согласны все христианские церкви, не только православная и католическая, но и евангелическая; ибо, и по воззрению последней, есть нечто такое, что стоит выше всех конфессиальных разногласий, как, общее благо всех христианских церквей, именно вероучение, выраженное в древних христианских символах, так как, с изменением древних символов, церковь потеряла бы историческое право называться христианской. Кроме того, неизменными должны оставаться, по воззрению евангелической церкви, те учения, которые служат характеристически - отличительными для этой церкви, так как, с изменением их, она потеряла бы право называть себя евангелической: таково учение об определении верой для лютеран, учение о предопределении для кальвинистов. Неизменность, однако, не означает окончательной исчерпанности или законности догматического церковного законодательства. Как в период древних вселенских соборов церковь не создавала чего-либо нового, не устанавливала новых, неизвестных дотоле учений, а раскрывала лишь то, что implicite, т. е. в нераскрытом, неясном виде, содержалось в св. Писании, так и на будущее время может оказаться необходимость раскрытия того, что оставалось неясным для христианского мышления. В римско-католической церкви возможность догматизирования истин христианского учения не бывших ранее догматами, не только в теории поддерживается, но и подтверждена историческими фактами: догматизированием учения о церкви в XVI в. на тридентском соборе и установлением в нынешнем столетии, при папе Пие IX, догматов о непорочном зачатии Божией Матери и о папской непогрешимости. Тем более евангелическая церковь допускает возможность прогресса в понимании св. Писания, каковой прогресс, однако, должен быть плодом не мероприятий церковного правительства, а усилий христианской науки, глубже и глубже проникающей в смысл св. Писания и проводящий в общественное церковное сознание добытую путем этого изучения божественную истину. В православной церкви возможность установления новых догматов, хотя теоретически не всеми признается, но неопровержимо доказывается фактами истории. Та часть догматического православного учения, которая содержит в себе учение о церкви, иерархии и таинствах, формулирована и установлена после семи древних вселенских соборов, около половины XVII в., в "православном исповедании" Петра Могилы, которое было, впрочем, утверждено, не на вселенском соборе, а на нескольких местных соборах и, как выше разъяснялось, нуждается в пересмотре и исправлении. За бесспорный же исторический факт нужно принять то обстоятельство, что нравственное христианское учение, в смысле общих моральных положений или принципиальных аксиом, на востоке никогда не было предметом соборного рассуждения и догматизирования.

 II. Дисциплинарные нормы в обширном смысле, т. е. относящиеся к порядку церковного управления, как сообразующиеся с конкретными отношениями места и времени, не могут быть устанавливаемы на вечные времена, не могут претендовать ни на погрешимость, ни на неизменность. Как всякое законодательство, направляющееся к устроению юридического порядка, дисциплинарное церковное законодательство должно двигаться вперед, вместе с движением церковной жизни, и соответствовать ее потребностям. Необходимость этого соответствия служит наилучшим доказательством необходимости постоянной церковной власти, которая бы принимала во внимание возникающие потребности жизни и нормировала юридический порядок применительно к ним, устанавливала бы новые нормы, взамен устаревших, и новые способы к приведению и охранению этих норм, наконец допускала бы неприменение их к отдельным лицам и случаям. А так как потребности и условия жизни в разных странах и государствах отличаются величайшим разнообразием, то в наше время трудно было бы представить себе такое всецерковное законодательство, которое (предполагая, что мог бы составиться вселенский собор) приложимо было бы ко всем странам и народам. Единство могло бы быть поддержано лишь в общих принципах церковного порядка, законодательное же регулирование всех деталей юридического порядка всегда оставалось бы делом отдельной страны или отдельной церкви. Итак церковь, как юридический порядок, не может существовать без видимого главы. Однако, если уже светский законодатель только формально неограничен в своем законодательствовании, материально же ограничен этическими требованиями, которых он не может ниспровергать своими законами, не ниспровергая государственного порядка, то тем более законодательная власть церкви должна сообразоваться с началами христианского учения. Закон, который идет в разрез с церковным сознанием не может рассчитывать на действующую силу в церкви, не потому, чтобы духовной иерархии принадлежало право кассировать или напротив канонизировать закон, а потому, что церковная совесть не допустит проведений в жизнь противоречащего духу церкви закона, хотя бы и духовная иерархия склонялась к его одобрению. Но закон, вызывающий против себя оппозицию в церкви, есть все-таки закон, пока он не будет отменен законодателем. Не невозможно, что, с прояснением взглядов, тот же самый закон будет признан вполне соответствующим духу церкви. Если бы всякий закон был только выражением народного правосознания или народного юридического убеждения, как учила историческая школа, то законодателям не было бы надобности выступать реформаторами юридического порядка и выдерживать борьбу с инерцией или с явным сопротивлением, для доставления торжества лучшим началам над худшими.

 

Глава II. Церковный надзор

 

 § 87. Власть надзирающая и ее органы.

 

 Согласно принятому в публичном праве тройственному делению функций власти на законодательную, административную и судебную, нам должно бы было, вслед за церковным законодательством, говорить о церковной администрации. Но в системах церковного права издавна признается целесообразным рассматривать предметы церковной администрации в отдельности (учение, культ, должности и т. д.), в тройственную же схему функций власти вносить лишь один из составных элементов администрации, имеющей общее значение для всех отдельных предметов администрации. Таков именно надзор. Церковная власть, пекущаяся о поддержании истинно христианской жизни в церкви и о действительном соблюдении церковных предписаний, должна принимать меры к осведомлению относительно состояния церкви, подобно тому, как уже апостолы частью лично, частью через других, собирали сведения о состоянии основанных ими христианских общин. После того, как во всех христианских общинах сложился определенный тип устройства с единоначальствующей властью епископа, последнему естественно принадлежало наблюдение за жизнью общины. С IV в., с расширением епископских парикий и по мере возникновения парохий или приходов в собственном смысле, появились периодевты, которые должны были обходить, т. е. лично обозревать подведомственные епископу сельские общины, как подчиненные органы епископского надзора. С последовательным движением церковной централизации, надзор также централизовался в лице митрополитов, партиархов и императора на востоке, митрополитов, папских викариев и папы на западе. Последний, впрочем, выходя из той мысли, что ему вверено попечение о всех церквах, требовал, чтобы ему доставлялись сведения и о положении церковных дел на востоке, и даже назначал с этой целью своих викариев на востоке. При Карле Великом в восстановленной римской империи на западе императорская власть через послов (missi) и епископов имела высшее наблюдение и за церковным, и за государственным порядком; в дальнейшем ход истории власть императоров и королей ограничилась внешним государственным надзором, церковный же надзор мог осуществляться ими лишь по уполномочению от пап. Епископам уже в ранние средние века вменено было в обязанность лично обозревать церковные учреждения в их диэцезах. Подчиненными епископу органами по надзору со времени тридентского собора стали, по общему правилу, архипресвитеры или сельские диаконы, тогда как в средние века между епископами и деканами стояли еще архидиаконы, которые, по терминологии канонического права, назывались даже ординарными правителями (judices ordinarii), находились в малой зависимости от епископов и имели в своем подчинении архипресвитеров. Митрополиты католические удерживали до сих пор, между другими правами, право надзора в пределах своей провинции.

 В евангелической церкви там, где монарх рассматривается как носитель церковной власти, высший надзор принадлежит монарху и органам церковного правительства на разных ступенях, в особенности генерал-супер-индентам, супер-индентам, пробстам.

 В православной русской церкви верховный надзор за состоянием церковной жизни принадлежит императору: это не есть только государственный надзор (jus inspectionis saecularis), направляющийся к ограждению интересов государства против притязаний и злоупотреблений церкви, как он практикуется в государствах западной Европы, или напр. в Сербии, где министр исповеданий, как орган государственного правительства, имеет под своим надзором все церковные учреждения королевства сербского, но это есть вместе и церковный надзор, направляющийся к наилучшему достижению церковных задач. Глава русского народа имеет своим признанием блюсти не только за порядком государственной жизни, но и за порядком церковным, с тем, чтобы в той и другой области, не допуская конфликтов между ними, соответственно фактическим отношениям, принимать меры, клонящиеся к устроению, охранению и восстановлению порядка. В 64 ст. основных законов росс. импер. русский император называется "верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры, блюстителем правоверия и всякого в церкви святой благочиния". Надзор может осуществляться и личным непосредственным усмотрением государя; но в порядке управления он осуществляется через посредство как центральных, так и средних и низших органов, т. е. св. синода и синодального обер-прокурора, епархиальных архиереев, протопресвитеров и благочинных.

 

 § 88. Средства надзора.

 

 Средства надзора могут быть сведены к трем главным: получение письменных отчетов высшими органами от низших, личная явка и личный доклад низших органов высшим о состоянии церковных дел, наконец визитация или личное обозрение власть имеющим лицом подведомственных ему учреждений.

 1) Письменные отчеты или донесения практикуются в весьма широких размерах и, составляя, сами по себе, одно из действительных и необходимых средств надзора, могут быть далеки от достижения цели, как скоро весь надзор будет основан на ознакомлении высших органов с письменными отчетами или донесениями низших. Сведения, представляемые в письменных отчетах, могут далеко не соответствовать действительному положению дел, как скоро к этому средству не присоединятся еще другие. В русской православной церкви письменные отчеты и донесения подаются благочинными архиереям и протопресвитерам, архиереями, протопресвитерами и секретарями консисторий в св. синод и синодальному обер-прокурору; обер-прокурором, на основании всех епархиальных и других отчетов, каждогодно составляется один общий всеподданнейший отчет по духовному ведомству для представления государю императору.

 2) Личная явка или личный доклад о состоянии церковных дел практикуется у нас в виде вызова благочинных к епархиальным архиереям; возможен вызов епархиальных архиереев в св. синод для доклада. В римско-католической церкви это средство надзора имеет ту особенность, что служит целям не только подчиненного, но и верховного, т. е. папского, надзора; именно установлены определенные, различные для различных стран земного шара, сроки (от 2 до 10 лет) для личной явки епископов к папе, с целью личного доклада о состоянии церковных дел, что называется посещением пределов апостольских (visitatio liminum ss. apostolorum); при личном докладе требуется, однако, и представление письменного отчета (relatio status). Подобное же посещение требовалось от русских митрополитов в период зависимости русской церкви от Константинополя.

 3) Визитация, т. е. личное обозрение органами, власть имеющими, подведомственных им учреждений, практикуется в католической церкви митрополитами при известных предположениях (см. выше стр. 202), епископами и сельскими деканами,- в евангелической супер-интендентами и пробстами. В восточных канонических правилах нет такого канона, которым предписывалось бы епископу визитировать свою паству. Лишь сравнительно поздно, в законе императора Алексея Комнена от 1107 г. на епископов возлагается непременная обязанность обходить подчиненные им округа. В древней Руси также не видим правильного, в видах надзора, посещения епископами их епархий. Но со времени Петра Великого, духовный регламент обязал каждого епископа посетить свою епархию раз в год, или по крайней мере в два года. В духовном регламенте, по-видимому, даже имелось в виду связать архиерейское посещение с расспросом духовенства и местных жителей о церковных беспорядках, суевериях и проч. по определенной программе и с немедленным судом по делам, которые могли бы быть решены немедленно. Подчиненный епископу орган надзора в настоящее время есть благочинный, обязанный, по инструкции, посетить порученные его наблюдению церкви дважды в год; благочинный над монастырями должен посещать эти последние.

 Кроме епископов, лично обозревает церковные учреждения протопресвитер военного и морского духовенства, а также подчиненные ему благочинные. Наконец возможно производство ревизии в разных учреждениях, напр. в консисториях и в учебных заведениях, состоящих в ведении церкви, специально делегируемыми для того лицами.

 

Глава III. Церковный суд

 

 § 89. Круг ведомства церковного суда: 1) по делам спорным.

 

 Христиане первых веков, следуя наставлению апостола Павла (1 Кор. VI, 1. 5-8), избегали языческих судов и свои спорные дела, даже касавшиеся гражданских отношений, представляли на рассмотрение епископов, решения которых, не имевшие исполнительной силы в государстве, опирались исключительно на нравственный авторитет епископов и на церковную дисциплину. Для того, чтобы с большим удобством следить за разными историческими стадиями в развитии круга ведомства церковного суда со времени христианских императоров, нужно различать спорные дела между христианами вообще и спорные дела духовенства в особенности.

 а) Спорные дела вообще могут иметь различный характер, начиная от чисто духовного и кончая чисто гражданским или частноправным.

 аа) Чисто духовные дела (causae mere spirituales, как они названы были на западе в средние века), относящиеся к вопросам учения, богослужения и обрядов церковных, насколько мог в них заключаться юридический элемент, подлежащий спору и судебному разбирательству, везде и во все времена считались исключительно подсудными духовному суду. Но далеко не всегда одинаково понимался объем самой категории "духовных дел". Самое видное место в этой категории заняли брачные дела, на востоке в X-XI вв. после издания закона Льва Мудрого, связавшего юридическую силу брака с церковным его благословением, и закона Алексея Комнена, предоставившего все  (***) в ведение духовного суда, на западе около того же времени, после того как средневековыми схоластиками установлена была сакраментальность брака, как одного из семи церковных таинств. А к брачным делам могли быть относимы не только такие, в которых вопрос касается условий действительности брака и прекращения его, но и дела об обручении, о приданом, о законности рождения. Ввиду того, что в византийском сборнике судебных решений, известном под именем  (***), из половины XI в. даже такие дела, как о признании браков действительными или недействительными и о расторжении браков, представляются подсудными светскому суду, нужно думать, что распространение церковной подсудности на дела о приданом и т. п. раньше развилось на западе и вскоре затем, под влиянием запада, проникло на восток. Так как на востоке одним и тем же законам Льва Мудрого было предписано не только брак, но и усыновление совершать в церковной форме, а обычаем установилось требование совершать в церковной же форме братотворение или побратимство ( (***)), т. е. договор, в силу которого два субъекта обязывались взаимно быть братьями на жизнь и на смерть, то и спорные дела, которые могли возникнуть из этих актов, должны были войти в категорию духовных дел, подведомственных церковному суду, чего на западе не видно.

 бб) В связи с этой категорией ставились разные другие дела (res spiritualibus annexae, как они названы были на западе в поздние средние века): напр. на западе сюда причислялись дела по духовным завещаниям, по вопросам патронатского права, о бенефициях, о десятинах, а на востоке ктиторское право, дела по завещаниям, клерикаты, аделфаты и т. п.

 уу) Чисто гражданские дела, эта категория замечательным образом была предоставлена ведению епископских судов не в средние века, которые вообще характеризуются расширением круга их ведомства, а двумя законами первого христианского императора Константина Великого (закон вероятно 321 г. и закон 333 г. в новом изд. Феодосиевского кодекса Моммзеном - I. 1 Cod. Th. 1, 27 b Const. Sirmond. 1), который признал полезным придать официально-государственный характер епископскому суду, сложившемуся в три первые века христианства, когда христиане обращались к епископам со всякими делами. Этими законами Константина создана была, собственно говоря, для епископов юрисдикция, конкурирующая с юрисдикцией гражданских магистратов, и притом юрисдикция безапелляционная; последним из указанных законов епископские решения были признаны безапелляционными даже по делам несовершеннолетних (causae minorum), которые по римскому праву, всегда допускали прошение о restitutio in integrum, т. е. о восстановлении прежнего состояния, которое существовало раньше, чем состоялись невыгодные для интересов несовершеннолетних судебное решение, или юридический акт. Но гражданская юрисдикция епископов недолго держалась после Константина, так как сами епископы ею тяготились. На средневековом западе к кругу ведомства церковных судов отнесены были: 1) гражданские обязательства, скрепленные присягой, 2) дела, по которым последовал отказ в правосудии со стороны светского судьи и 3) спорные дела, в которых замешан элемент греха, и которые доведены до сведения духовного судьи путем доноса.

 б) По спорным делам духовенства соборные каноны (карфаг. 15, IV всел. 9) требовали исключительной их подсудности епископу, хотя бы споры касались имуществ; но в императорском законодательстве преемников Константина это начало не нашло себе полного выражения, а Юстиниан в СXXIII новелле допустил исключительную церковную подсудность духовенства по делам имущественного характера только для первой инстанции, все равно, выступает ли духовное лицо в качестве истца или ответчика. Если бы обе стороны остались довольны решением епископа, решение это должно было приводиться в исполнение, без всякого участия гражданского судьи. Но если бы, в течение 10 дней, одна из сторон заявила неудовольствие на решение, а равным образом, если бы епископу в первой инстанции пришлось судить по специальной делегации от императора или от светского магистрата, дело должно было восходить в гражданский суд, с возможностью обжалования в высшей, гражданской же, инстанции. В отмену юстиниановского закона, в 629 г. был издан закон Ираклия, в котором проведен принцип: "истец следует подсудности ответчика" (actor sequitur forum rei), т. е. истецмирянин должен вчинить иск против духовного ответчика духовному судье, а духовный истец против ответчика-мирянина светскому судье. В позднейших памятниках византийского законодательства не видно устойчивости по данному вопросу. Эпанагога высказалась вообще за неподсудность духовенства светским судам, а Вальсамоц в своем толковании на 15 пр. карфаг. соб. сообщает, что даже и епископы в его время привлекаемы были к гражданскому суду.

 На средневековом западе, вообще говоря, действовал принцип: "actor sequitur forum rei", но с тем ограничением, что можно было сослаться на обычай, противоположный этому принципу. Самая же главная особенность западного склада жизни, сравнительно с временами христианской римской империи, состояла в следующем: в римской империи люди убогие и беззащитные постольку состояли под покровительством церкви, поскольку церковные экдики или адвокаты, отстаивавшие имущественные интересы церковных учреждений в светских судах, принимали также под свою защиту и людей убогих, которые вели процессы в светских судах: на западе эти люди, составившие особую категорию "personae miserabiles", прямо причислены были к людям церковным, наравне с духовенством (вдовы и сироты, жившие при церквах нищие, призревавшиеся в богоугодных заведениях лица, пилигримы). Однако, и на западе постановление всех беззащитных под защиту церкви было явлением поздних средних веков, так как, по первоначальному германскому воззрению, все беззащитные состояли в королевском типдиит'е и под защитой короля. Принятие их в ведение церкви могло последовать не ранее падения дома каролингов. Духовными же привилегиями, и иногда даже в большем объеме сравнительно с привилегиями самого духовенства, в отношении к суду, пользовались крестоносцы и нередко члены средневековых университетов (все membra et supposita universitatis, т. е. учащие, учащиеся, служители, книгопродавцы, переплетчики и т. д.).

 В средние уже века начались на западе ограничительные мероприятия светских властей по отношению к кругу ведомства церковного суда, и чем более государство крепло, чем более совершенными становились государственные законодательство и светская судебная процедура, тем чаще и решительнее становились эти мероприятия. Результат, к которому привел долговременный ограничительный процесс на западе, представляется в следующем виде: все дела, по существу своему гражданские, не исключая и гражданских дел духовенства, даже споры о патронатском праве и все брачные дела, подлежат гражданской юрисдикции. За церковью не отрицается право подвергать ее собственному суждению те дела, которые она считает церковными; поэтому напр. в католических церковных судах могут до сих пор вестись процессы о недействительности или прекращении брака, об обеспечении обольщенной и ее ребенка обольстителем. Но решения церковного суда в подобных случаях не имеют исполнительной силы в государстве. В евангелической церкви, суды которой, во время господства территориализма, почти сравнялись по кругу ведомства с католическими церковными судами, никакой юрисдикции по брачным делам в настоящее время не существует так как евангелическою церковью принципиально признаются и государственное законодательство, и государственный суд по брачным делам., Единственная страна, где круг ведомства церковного суда сохранился в средневековом объеме, есть Турция, где суду патриарха и епископов подлежат, кроме брачных дел, многие другие гражданские дела, напр. утверждение или признание недействительными завещания, спорные дела по завещаниям и наследствам, иски жен о доставлении им и детям мужьями и отцами средств к существованию, иски по поводу приданого и брачного дара; духовный суд распоряжается относительно публичной продажи имущества умершего архиерея, с вызовом кредиторов и наследников умершего и т. п. Напротив в некоторых православных церквах даже и брачные дела подлежат гражданскому суду (в Австро-Венгрии и в греческом королевстве).

 Историческое развитие круга ведомства церковного суда в России представляет черты, общие с западным развитием, и отчасти испытало на себе влияние последнего. ИЗ предметов церковного суда, исчисляемых в т. н. уставе св. Владимира, к делам спорного характера могут быть отнесены: роспуст (бракоразводные дела) смильное заставание (по толкованию некоторых исследователей, как напр. Павлова, брачное соглашение с назначением заставы, т. е. неустойки в случае нарушения договорных условий), промеж мужем и женою (распри) о животе, т. е. как объясняют многие, споры от имуществе между супругами, в племени или в сватстве поймутся, т. е. дела о браках незаконных по родству и свойству, братья или дети тяжутся о задницу, т. е. спорные дела по наследству между братьями и детьми умершего наследодателя. Что князь Владимир не мог включить в круг ведомства церковного суда подобные предметы, это доказывается тем, что в самой Византии, во времена Владимира, такие дела ведались не духовным судом, а светским, как это видно из византийского юридического сборника, известного под названием  (***), явившегося около половины XI в. Но и относя устав Владимира к более позднему времени, напр. к XVI в., мы лишены возможности установить точный смысл вышеприведенных терминов настолько, чтобы отнести их именно к спорной юрисдикции церкви. По мысли составителя устава, перечисляются в нем дела (см. еще ниже о круге ведомства церковного суда по преступлениям), которые должны носить криминальный характер и служить источником доходов для церкви в виде пеней или штрафов за преступления и проступки. Поэтому в частности под роспутством можно понимать не спорное бракоразводное дело, как мы его понимаем в настоящее время, а самовольное изгнание мужем жены, под смильным заставанием накрытие виновных в любодейной связи на месте преступления, в словах: "промежи мужем и женой о животе" видеть не спорные дела об имуществе, а отношения между мужем и женою настолько неприязненные, что один из них высказывает угрозы и принимает меры, опасные для жизни другого, поймание в племени или в сватстве толковать не в смысле спорного дела о законности или незаконности брака, а в смысле привлечения виновных во вступлении брак в близких степенях родства и свойства к суду и наказанию. Единственный из перечисленных выше предметов, не возбуждающий сомнений относительно его спорной природы - это тяжбы наследников о наследстве. Насколько невероятно, что Владимир включил дела о наследстве в круг ведомства церковного суда ("Русская правда" прямо относит эти дела к ведомству княжеского суда), настолько же несомненно, что в более позднее время дела по завещаниям и наследству вообще действительно вошли в церковно-судебную компетенцию, и даже все меры, которые мы теперь называем мерами охранительного судопроизводства по отношению к имуществу, оставшемуся после умерших, исходили от духовных властей, особенно во второй половине XVII в. К этому же времени наблюдается распространение церковной подсудности на разные другие дела, как то; по сговорным записям и рядным грамотам (о приданых животах), дела о незаконных детях, родителями не признаваемых, дела по усыновлению и братотворению, челобитные господ на беглых холопов, духовному суду существовала до Петра Великого.

 Духовному суду должны были подлежать, по всем спорным делам, духовные лица и многие другие, соответствовавшие западноевропейским personae miserabiles. В древнейшем списке устава Владимира (по синодальн. кормч. N 132) упоминаются: игумен, поп, дьякон, дети их, попадья и кто в клиросе, игуменья, чернец, черница, проскурница, паломник, лечец, прощеник, задушный человек, сторонник, слепец, хромец, монастыри, больницы, гостиницы и странноприимцы. Некоторые из перечисленных классов лиц требуют особого объяснения. Паломник означал лицо, предпринимавшее путешествие по св. местам. Лечец означал лекаря, который причислен был к "церковным людям" потому, что самые больницы отнесены были к ведомству церковного суда. Прощеник означал не человека, получившего чудесное исцеление, как объясняют до сих пор ошибочно этот термин, а холопа, отпущенного господином на волю. Задушный человек означал такого же холопа, отпущенного господином на волю, но не inter vivis, a mortis causa, т. е. по завещанию, на помин души господина. Сторонник - странник, путешественник хотя бы по собственным делам, а не для посещения св. мест: он нуждался в особой защите в тех чужих краях, где ему приходилось бывать, почему и самые учреждения, в которых путешественники находили себе приют - гостиницы и странноприимницы должны были находиться в ведении церкви. В других памятниках древности упоминаются и еще некоторые категории лиц, состоявших в ведении церкви, как напр. нищие и вдовицы, питающиеся от церкви Божией.

 В Древнейшем списке устава Владимира для дел между церковным человеком и иным, т. е. посторонним, подлежащим светскому суду, устанавливался суд "обчий", или, как он еще иначе называется в старинных памятниках, суд "смесный", в состав которого входили представители и от церковной, и от светской власти. Но, если не считать ханских ярлыков, в которых признавалась исключительная подсудность митрополиту всех церковных людей, и не считать позднейших царских грамот в пользу некоторых московских митрополитов и патриархов на их владения, то в русских жалованных грамотах церковная подсудность церковных людей, в числе которых притом главное место занимали крестьяне, жившие на церковных землях, не была общим правилом, а имела вид привилегии. Привилегия давалась архиерею или монастырю, иногда и духовенству церквей на известную землю, село, волость с сидевшими на этой земле крестьянами, так что один и тот же землевладелец мог иметь несколько жалованных грамот, с различным объемом жалуемых прав, а на некоторые земли следовательно мог не иметь никаких грамот. "Смесный" суд по этим грамотам был поставлен так, что финансовая его сторона, как и всякого вообще древнерусского суда, в смысле источника доходов, выступала на первый план. Обыкновенно судебные пошлины делились пополам между представителем духовной и представителем светской власти, участвовавшими в "смесном" суде, хотя решения его всегда приводились в исполнение представителем той власти, которой был подведомствен ответчик. Иногда говорилось, что каждый ведает своего человека и в правде, и вине, так что следовательно пошлины с виноватого, по смыслу таких грамот, должны были целиком идти в пользу той власти, которой был подведомствен виноватый. Сравнительно редки грамоты, в силу которых всякие вообще пошлины от "смесного" суда должны были идти в пользу духовного судьи, это было уже чрезвычайным пожалованием. Да и вообще князья и позднее цари, жалуя привилегированную подсудность тому или другому церковному землевладельцу, оговаривали в своих грамотах, что если у кого постороннего дело будет с самим церковным землевладельцем (игуменом и т. д.), то суд производится самим князем или боярином его введенным. С возвышением Москвы, у московских государей органом, через который производился государев суд по гражданским делам церковных учреждений и подведомственных им людей, сделался приказ большого дворца, в котором существовало особое отделение для этих дел, со времени уложения царя Алексея Михайловича ставшее особым государственным учреждением под именем монастырского приказа. Но монастырскому приказу, по уложению 1649 г., было предоставлено судить "во всяких исцовых исках" не только слуг и крестьян архиерейских и монастырских, в их спорных делах с посторонними, но и самих митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов и проч. Исключение из общего правила допущено уложением для патриарха, который и сам лично, и его приказные и дворовые люди и крестьяне были изъяты из ведомства монастырского приказа.

 Идея государственной подсудности духовенства в делах гражданских настолько шла в разрез с воззрениями духовной иерархии XVII в., что в 1667 г. царь должен был утвердить постановления собора этого года, противоположные принципам уложения 1649 г.: вообще всем государственным учреждениям воспрещено производить суд над архиереями, архимандритами, игуменами и вообще всем церковным чином, но также и их людьми, а в 1677 г. самый монастырский приказ был закрыт. Петр Великий в 1701 г. восстановил это учреждение и снова предоставил ему судить всех церковных людей по делам гражданским, вместе с хозяйственною администрацией церковных недвижимых имений. Но к этому времени круг ведомства церковного суда был уже сильно ограничен. В 1692 г. гражданские иски по рядным и сговорным записям, по духовным завещаниям и по наследствам было предписано передать в ведомство московского судного приказа, а в 1700 г. был упразднен разряд с передачей всех ведавшихся в нем гражданских дел тем светским учреждениям, которым они, по существу своему, подлежали. По учреждении св. синода, монастырский приказ некоторое время существовал в зависимости от него, удержав за собою отчасти и вотчиный суд по делам архиерейских и монастырских крестьян между собою, за исключением синодальных (бывших патриарших), которые подчинены были синодальному (бывшему патриаршему) дворцовому приказу. Дальнейшая история учреждений, явившихся на смену монастырского приказа, более относится к церковному имуществу, чем к суду. По действующему праву, из дел спорных, не чисто духовного характера, подлежат епархиальному суду: 1) взаимные споры между духовными лицами, могущие возникать из пользования движимою и недвижимою церковною собственностью (отсюда следует, что спорные дела между церковными учреждениями, напр., приходом и монастырем, монастырем и архиерейским домом и проч., о праве собственности на недвижимость должны разбираться гражданским судом: отсюда следует далее, что если спор о движимости возникает не между членами прията, а напр. между приходским священником и наследниками умершего члена причта, желающими взыскать с священника, неправильно производившего, в течение нескольких лет, раздел доходов, все, что лишнего было им поручено, или между причтом и викарным священником, не получившим условленного вознаграждения, подобные дела также должны подлежать гражданскому суду); 2) дела светских лиц а) бракозаключительные, т. е. о законности и незаконности брака; впрочем, так как в этих делах часто бывает уголовный элемент (см. ниже о круге вед. церк. суда по преступл.), то по этим делам возможно в том или другом объеме участие светского суда; б) бракоразводные дела, вопрос об изъятии которых из ведомства церковного суда стоит на очереди; в) дела об удостоверении в действительности события брака и о происхождении от законного брака, когда, при отсутствии метрической записи, или при ее неверности и сомнительности, требуется произвести следствие о том, действительно ли состоялось бракосочетание данных лиц: результатом следствия могут быть заинтересованы как сами супруги, так и их дети. Но оспаривание законности рождения ведется не перед духовным, а перед гражданским судом. Суд духовных учреждений по делам брачным сопровождается юридическими последствиями для гражданской жизни.

 Брачные дела других, существующих в России, христианских исповеданий ведаются духовными судами этих исповеданий. Но когда одна из брачующихся сторон принадлежит к православному исповеданию, а равным образом, если оба брачующиеся неправославного исповедания, но обвенчаны православным священником, разрешение вопросов о том, был ли брак, и законно ли он совершен, а также существуют ли уважительные причины к его расторжению, принадлежит в ведомству духовного суда православной церкви (ст. 433-454 т. XVI ч. 2 и ст. 730 и 65 т. X ч. 1 св. зак.). К его же ведомству принадлежит расторжение брака в том случае, когда супруги неправославные не были обвенчаны православным священником, но позднее один из них принял православие. Когда оба брачующиеся принадлежат к неправославным христианским исповеданиям и притом различным, суждение о действительности и законности брака подлежит суду того вероисповедания, священник коего совершил венчание, а если венчание совершено было в церквах обоих исповеданий, то суду того вероисповедания, священник коего совершил первое венчание; вопрос о расторжении брака подлежит суду того вероисповедания, к которому принадлежит ответчик (ст. 435). Производство бракоразводных дел, когда один из супругов исповедует протестантскую веру, а другой нехристианскую, предоставляется ведомству протестантского духовного начальства (436). Брачные дела старообрядцев и сектантов подлежат гражданскому суду (т. XVI ч. 2, ст. 440 зак. суд. гражд.).

 

 § 90. Круг ведомства церковного суда: 2) по преступлениям.

 

 Здесь мы опять должны сказать особо о преступлениях вообще и о преступлениях духовных лиц в особенности. а) Канонами древней церкви воспрещаются и объявляются церковно-наказуемыми всякие вообще преступные деяния, противные не только нравственной и церковной дисциплине, но и уголовному закону. Обычная классификация преступлений, подлежавших церковному суду, состояла в подведении их под три обширные категории: идолослужение, убийство и плотские грехи. Церковное осуждение и наказание не могли иметь места только там, где совмещение двух судов и двух наказаний (светского уголовного и церковного) было фактически невозможно (в случае присуждения преступника государственным судом к смертной казни). Но и тут церковный суд, при христианских императорах, мог нередко применять свои церковные меры к уголовным преступникам, избавляя их от уголовного наказания, в силу права ходатайства (jus intercessionis) и права убежища (jus asyli), признанного за церковью христианскими императорами. Ходатайство епископов, по историческому значению римского термина "intercessio", было даже не ходатайством перед высшею властью в пользу лиц, которым угрожали уголовный суд и наказание, а властным вмешательством церковного магистрата в отправление должностных действий светского магистрата с освобождением виновных из рук светского правосудия и с наложением на них церковного покаяния за их преступления. В виду беспорядков, с которыми могло соединяться освобождение преступников из рук правосудия, с конца IV в. стали издаваться ограничительные законы, воспрещавшие клирикам и монахам насильно и самовольно исторгать преступников из рук правосудия. В силу права убежища, епископы давали в храмах приют лицам, спасавшимся от судебного и несудебного преследования. С конца IV в. и в этом отношении последовали запрещения и ограничения, причем некоторые категории преступников были лишены благодеяния убежища: убийцы, прелюбодеи и похитители лиц женского пола. Преступники, которым удавалось воспользоваться правом убежища и тем самым освободиться от угрожавшего им уголовного наказания, должны были понести церковное покаяние. После IV в. коллизия государственного уголовного наказания с церковным на востоке сделалась невозможной потому, что дисциплина публичного покаяния, по суду церкви налагаемого, вышла из употребления, а нанесение тайной эпитимии предоставлено было совести каждого, так что следовательно и подвергнутый уголовному наказанию (кроме смертной казни) мог нести на себе церковную эпитимию.

 б) Духовные лица подлежали церковному суду по всем преступлениям против духовно-должностной дисциплины; в отношении же к уголовным преступлениям допущен был Юстинианом (nov CXXIII c& 21) параллельный суд - епископский и светский уголовный. Обвинение могло быть возбуждаемо пред тем и другим. Епископ, как скоро пред ним вчиналось дело, если находил подсудимого виновным, лишал его сана по церковным канонам и передавал затем светскому судье для уголовного наказания. Если, наоборот, обвинение возбуждалось в светском суде и виновность обвиняемого была доказана, судья должен был препроводить все делопроизводство к епископу. Последний, по рассмотрению судебных актов, или мог придти к тому же убеждению, к которому пришел и судья, в таком случае, лишив виновного сана, отсылал его к судье для уголовного наказания, или же мог не согласиться с выводом судьи о виновности подсудимого, в таком случае дело должно было представляться на окончательное разрешение императора. В позднейшие времена, апанагога (XI, 14) решительно высказалась против обвинения духовных лиц пред светскими судьями, за исключением случая государственной измены, а в синодальном определении патриарха Константина Лихуда (около половины XI в.) было выражено, что для всякого вообще духовного лица, виновного в уголовном преступлении, достаточно извержения в толпу мирян, без присуждения его к какому-либо уголовному наказанию.

 На западе, где церкви пришлось иметь дело с варварами, очень долго поддерживалось (за исключением Британии) публичное церковное покаяние за все вообще преступления, противные нравственному христианскому порядку, в том числе и за уголовные. При несовершенстве варварского уголовного права, сама светская власть, в особенности при каролингах, смотрела на церковные наказания, как на необходимое средство репрессии преступлений. В средние века, в связи с епископскими визитациями, возникли синодальные суды (judicia synodalia, Sendgerichte) с синодальными свидетелями (testes synodales). Синодальные свидетели давали под присягою обещание доводить до сведения епископа все преступления, совершавшиеся в пределах парохии. Именно епископ, или позднее, архидьякон, созвав на собор всех жителей парохии, в которую они прибыли, и узнав от синодальных свидетелей о существовании в данной парохии преступников против церковных канонов, определяли им публичное церковное покаяние. Этим не исключалось осуждение тех же преступников светским судом в тех же случаях, когда преступление каралось и по народным правам. Но так как в систему церковных наказаний кроме покаяния, были приняты меры чисто светского характера, то для избежания двойного наказания за одно и то же преступление, к концу средних веков стали различать: 1) преступления чисто светские (delicta mere saecularia) - исключительно подсудные светскому суду, 2) преступления чисто церковные (delicta mere ecclesiastica) - исключительно подсудные церковному суду и 3) преступления смешанной подсудности (delicta mixti fori), в отношении к которым развилась практика превенции, т. е. предварения, не во всех, впрочем, странах однообразная. Практика эта состояла в том, что известные преступления могли судиться и духовным, и светским судом: тот и другой суд были компетентны, исключая себя взаимно. Если светский судья предварял церковного, то церковный судья уже не мог вызвать виновного и осужденного к своему суду, церковь могла иметь с ним дело только в исповедальне. Если же напротив духовный судья предупреждал светского, то налагал и уголовное наказание (за исключением телесных наказаний и смертной казни). К таким деликтам смешанной подсудности относимы были: богохульство, клятвопреступление и лжеприсяга, святотатство, прелюбодеяние и противоестественные плотские грехи, лихва, нарушение Божьего мира и др. К деликтам же чисто церковным, в отношении к которым светский судья был некомпетентен, относимы были обыкновенно четыре преступления: haeresis, schisma, apostasia, simonia,- ересь, т. е. уклонение от церковного догмата,- раскол, т. е. отпадение от повиновения иерархическим властям и от единства церкви,- апостазия, т. е. отпадение в нехристианство,- симония, т. е. предоставление с одной стороны, приобретение с другой духовных благ (в особенности иерархических степеней и церковных должностей) за материальный эквивалент; название этого последнего преступления симонией произошло от имени упоминаемого в книге Деяний апостольских Симона волхва, который предложил апостолу Петру большую сумму денег, желая купить у него дар чудотворений. Чисто церковные преступления могли быть судимы только духовным судом, хотя для наказания виновные в ереси, схизме и апостазии (но не в симонии) выдавались светскому судье. Духовные лица по уголовным преступлениям имели privilegium fori, т. е. привилегированную духовную подсудность, которую могли утратить только вследствие деградации. К духовным лицам отнесены были все имеющие тонзуру; но, кроме того, привилегиею должны были пользоваться служители кардиналов и епископов, дети духовных лиц (родившиеся до посвящения их отцов), а также дети унированных греческих священников,- те и другие при жизни их отцов, наконец жены латинских клириков низших степеней и греческого унированного духовенства. Хотя светские власти в средние века не отрицали принципиально privilegium fori, но уже рано стали устанавливать разные ограничения, так что вполне и безусловно провести эту привилегию церкви никогда не удавалось. И сами папы, не имея возможности закрывать глаза на справедливость требований светских властей, для которых быстрое отправление правосудия, особенно во времена смут и насилий, затруднялось пререканиями о подсудности между духовными и светскими судами, давали дозволение (индульт) на привлечение духовенства к светскому суду. В новой истории мало-помалу выработался принцип, что церковный суд не должен служить к умалению государственной судебной власти по всем преступлениям, подсудным этой последней, кем бы они ни были совершены (в том числе и епископами). А с другой стороны, наказывая все уголовные преступления, кем бы они ни были совершены, современное государство не отрицает за церковью права обсуживать каждое деяние с точки зрения ее собственной дисциплины: таковы напр., преступления, называвшиеся в средние века delicta mixti fori, наказуемые по современным уголовным законам. Существенная разница средневековой точки зрения от современной на эти деликты состоит в том, что в средние века и церковь и государство угрожали за них одинаково светскими наказаниями (откуда и возникла необходимость устранения конкуренции между церковными и светскими судами), а в настоящее время церкви предоставляется смотреть на данное деяние лишь с точки зрения ее собственного церковного порядка, без применения каких-либо мер, затрогивающих гражданское положение лица. Что же касается четырех т. н. delicta mere ecclesiastica, то в современных уголовных кодексах таких преступлений нет, так что в отношении к ним возможен только церковный суд и, конечно, без юридических последствий для гражданских прав и для положения в государстве осужденного церковным судом лица.

 В России круг ведомства церковного суда по преступлениям подробно очерчен т. н. уставами Владимира и Ярослава. В первом из этих уставов содержится полный перечень преступлений, второй имеет вид форменного устава о преступлениях и наказаниях, т. е. состоит из статей, из которых каждая содержит в себе диспозитивную часть (формулирование состава преступления) и санкционирующую часть (определение соответствующего преступлению наказания). Некоторые из терминов, встречающиеся в обоих уставах, до сих пор не удалось объяснить удовлетворительно. Выше, при рассмотрении круга ведомства церковного суда по спорным делам, было замечено, что большая часть предметов его, упоминаемых в уставах Владимира, может быть объясняема не в частно-правовом, а в криминальном смысле. Кроме того в уставе Владимира исчисляются: умычка ( т. е. похищение лиц женского пола),- пошибание (насильственные действия, может быть изнасилование в техническом смысле по отношению к лицам женского пола),- ведство, зелейничество, потвори, чародеяния, волхвования (т. е. колдовство и волхвование в разных видах) - урекания бляднею, зельи, еретичеством (т. е. попреки или обвинение кого-либо в блядне, колдовстве и еретичестве; подобные попреки могли иметь серьезное значение, напр. девица могла потерять своего жениха; по германским законам требовалось даже, чтобы оговоренный или оговоренная очищали себя от оговора присягой с соприсяжниками; в древнейших списках устава, вместо: "еретичеством" стоит "еретичество", так что тут имеется в виду не попрек в еретичестве, а самое еретичество, как самостоятельное преступление),зубоежа, которую объясняют различно: то в смысле особого вида колдовства, то в смысле укушения, как средства нападения или обороны во время борьбы, то в смысле употребления в пищу звероядины, т. е. животных, заеденных или закусанных зверями,- если сын бьет отца или мать, а дочь или сноха бьет свекровь, т. е. нанесение побоев и оскорбление действием со стороны детей родителям,церковная татьба, мертвецы сволочат, крест посекуш или на стенах режут, скот или псы или поткы (птиц) без великой нужды введет, или ино что неподобно церкви подеет, т. е. кража из церкви, ограбление тел умерших, срубливание креста (может быть, на могиле), вырезание частичек из стен церковных (может быть с суеверною целью, в виде предохранительного амулета), введение в церковь без всякой нужды скота, собак и птиц и т. п., так называемая неблагопристойная защита мужа женою, состоящая в том, что жена одного из дерущихся схватит за лоно другого и раздавит; скотоложство (если кого застанут с четвероножиною) - совершение обрядов языческого культа (если кто молится под овином, в роще или у воды),- аще девка дитя повержет (т. е. подкинутие девицей прижитого ею ребенка, может быть вытравление плода, а может быть и самый факт прижития).

 В уставе Ярослава упоминаются еще некоторые другие преступления, напр. если кто завлечет к себе девицу и тем самым сделает ее предметом толков и пересудов, следовательно опозорит ее в глазах других, если кто одновременно с двумя женами живет, если кто поджигает гумно или двор и др. Вообще круг ведомства церковного суда обнимал собою, судя по древним памятникам, преступления против веры и церкви, преступления в пределах семейного союза, и против целомудрия. В памятниках позднейшего времени сохраняется еще воспоминание о древнейшей практике. Так между делами патриаршего разряда в XVII в. упоминаются: 1) челобитные родителей на детей в непослушании или в каких иных неистовствах, 2) челобитные жен на мужей и мужей на жен в прелюбодеянии и иных делах, 3) челобитные рабов на господ в блудодеянии и иных насилиях, 4) челобитные женщин и детей всякого чина на насилие со стороны всякого чина людей, 5) челобитные отцов духовных на детей их духовных в непослушании и во всяком бесчинии, 6) челобитные священников на своих прихожан, отказывающихся быть детьми их духовными, по воскресным и праздничным дням и в посты в церковь не ходящих и не молящихся, 7) оскорбление бранными словами: выблядок, блудник, прелюбодей и т. п. 8) хватание за тайные уды и опростоволосение женщины.- Духовенство, а также все разряды лиц, причислявшихся к церковным людям, по преступлениям уголовным (за исключением самых тяжких) должны были ведаться духовным судом. Но общего правила о подсудности церковных людей по уголовным делам мы не знаем, а знаем лишь содержание жалованных грамот, которые, как выше разъяснено, имели характер специальных привилегий. Правда, стоглавый собор отменил несудимые грамоты и возвел на степень общего правила, что священический и иноческий чин подлежит святительскому суду, за исключением душегубства и разбоя с поличным, но на самом деле продолжалась прежняя практика жалованных несудимых грамот. Обыкновенно в грамотах, определявших подсудность церковных людей, но не в широком смысле устава Владимира, а главным образом в смысле крестьян, живших на церковных землях, говорилось, что волостели и другие княжеские органы не въезжают к ним для производства следствия и суда "опричь душегубства и разбоя и татьбы с поличным", или "опричь душегубства и разбоя", или "опричь одного душегубства": нередко даже в жалованных грамотах монастырям не делалось никакого исключения из правила о неподсудности жителей жалуемого селения княжеским органам. История уголовной подсудности духовенства и других церковных людей со времени уложения 1649 г. совпадает с вышеизображенной судьбой гражданской его подсудности. Так как в XVII в. с большей силой, чем когда либо отстаивалась исключительная подсудность именно духовенства, а не церковных людей вообще духовному суду в смысле западно-католической privilegium fori, то собором 1667 г. и позднейшими постановлениями было запрещено "градским" судьям судить духовных лиц по уголовным преступлениям (татьба, подделка монеты, разбои, убийство, ведовство или колдовство). Светским сыщикам дозволено вызывать обвиняемых духовных лиц к допросу в сыскную избу, но самый допрос велено производить в присутствии закащика (как представителя от духовного начальства), который должен занимать место выше сыщика при производстве допроса. Таким образом "закащик" выступает здесь пред нами не с тою функцией, какая усвоена была ему стоглавым собором. Если оговоренные не винились, а оговорившие с трех или четырех пыток не отказывались от оговора, сыщик должен был, сковав духовных арестантов, отсылать их к архиереям, под конвоем стрельцов. Архиерей, которому подсуден присланный, нашедши его виновным в том преступлении; в котором он оговорен, препровождал его к "градскому суду" с грамотою, дающею знать, что виновный "отлучен священства", т. е. что с него снят сан, и следовательно он перестал быть неприкосновенным для светского судьи, подобно тому, как на западе деградация разоблачала клирика от его клерикальных привилегий, после чего виновных можно было подвергать наказанию, какое кто заслужил по законам. Патриарх Иоаким запретил даже в 1688 г. самый распрос людей священного и монашеского чина в мирском суде у градских судей, предписывая производить очные ставки оговоренных с оговоренными и даже пытки в церковных приказах у закащиков.

 Петр Великий оставил в ведомстве духовного суда: дела о богохульстве, ереси, расколе и волшебстве, некоторые преступления против нравственности и семейного союза (прелюбодеяние, двоебрачие, принуждение детей родителями к браку, исключив состоявшие дотоле в этом ведомстве блуд, изнасилование, кровосмешение, похищение, вступление в брак без согласия родителей),- оставил даже дела о похищении церковного имения, а из преступлений духовных лиц "партикулярные" преступления (как преступления против чести и против имущества), в отличие от "явных злодеяний" или "тяжких государственных дел" (как политические преступления и преступления против жизни); по этим последним следствие и суд предписано производить светскому суду, и только для снятия сана велено отсылать осужденных к духовному начальству. В сущности к духовенству было применено правило, установленное для коллежских служителей. Именно указом 1721 г. было предписано: "о коллежских служителях, кроме членов, ежели кто впадет в какое партикулярное, а не важное погрешение, о таковых следовать (т. е. производить следствие) и судить их по усмотрению вин, штрафовать или наказание чинить, кто чему довелся, в тех же коллегиях, в которых оные обретаются". В последующее время круг ведомства церковного суда еще более сокращен. По действующему уставу духовных консисторий, лица светского звания подлежат духовному суду по проступкам и преступлениям, подвергающим виновного церковной эпитимии, а лица духовного звания по проступкам и преступлениям против должности, благочиния и благоповедения и, кроме того, по жалобам на них со стороны духовных и светских лиц в обидах.

 а) Что касается во-первых лиц светского звания, то епархиальное начальство подвергает их эпитимии за те преступления и проступки, за которые по уложению о наказаниях 1845 г. было назначено очищение совести церковным покаянием, или которые обнаруживаются по делам, производившимся в консисториях, напр. по окончании бракоразводного процесса виновный в неверности супруг подвергается церковной эпитимии (не менее 2 л, и не более 7 л.), без чего он не допускается к вступлению в новый брак. Уложением 1903 г. церковное покаяние исключено как наказание, для понесения которого светский суд до этого времени отсылал виновного к духовному начальству. Но новейшими законами церковное покаяние, по-видимому, снова восстановляется. Затем уложение 1903 г. исключило из разряда религиозных преступлений неисполнение новообращенными уставов церкви, уклонение от исповеди и св. причастия, неприведение родителямидетей к исповеди, отпадение от христианства в нехристианство и от православия в другие вероисповедания. О симонии не говорится не только в уложении о наказаниях и в уставе уголовного судопроизводства, но даже в уставе духовных консисторий.

 Из преступлений, которые в средние века на западе назывались delicta mixti fori, некоторые судятся исключительно уголовным законом, как богохульство, лжеприсяга, святотатство, растление, изнасилование, прелюбодеяние (последнее в том случае, когда оскорбленный супруг желает не развода, а наказания виновного супруга). Некоторые же судятся с известным участием духовного начальства, каковое участие может состоять или в том, что уголовному суду предшествует суд духовный (браки в близких степенях родства и свойства, браки православных с нехристианами, четвертые браки православных, браки ранее узаконенного возраста), или в том, что уголовный суд приступает к рассмотрению дела не прежде, как истребовав от духовного начальства необходимые сведения (в делах о многобрачии сведения о совершении брака при существовании другого, в делах о кровосмешении сведения о наличности такой степени родства или свойства, благодаря которой преступная связь должна квалифицироваться как кровосмешение), или наконец в том, что приговор уголовного суда сообщается духовному суду как для решения о действительности или недействительности брака, так и для определения ответственности духовных лиц, совершивших бракосочетание (дела о браках, совершенных по насилию, обману или сумасшествию одного или обоих брачующихся). См. св. зак. XVI, ч. 1, ст. 1011-1016. б) Лица духовного звания подлежат исключительно духовному суду по преступлениям и проступкам против должности, благочиния и благоповедения, как относящимся к церковной дисциплине. Под преступлениями против должности разумеются нарушения обязанностей, лежащих на духовном лице, как на должностном, имеющем на своей ответственности известный круг дел, напр. отправление богослужения и треб, исправное ведение документов и т. п. Понятия благочиния и благоповедения не могут быть разграничены одно от другого. Это суть вообще нарушения обязанностей звания или сана духовного, каковы нетрезвость, целомудрие, неприличие в одеянии, занятие несообразными с духовным саном профессиями. Сюда могут относиться и такие поступки, которые, по общему порядку, подлежат светской юстиции по 42 ст. мир. уст. (появление в публичном месте в пьяном виде до беспамятства или в безобразном от опьянения виде). Сюда же принадлежат дела о браках таких лиц духовного звания, которым, по законам церкви их, воспрещено вступать в брачный союз, если при этом не было совершено виновным обмана или подлога,- в последнем случае за духовным судом должен следовать уголовный.- Общие уголовные преступления духовных лиц судятся исключительно уголовным судом, с некоторыми лишь отступлениями от общего порядка уголовного судопроизводства. Так пред начатием следствия, духовное начальство поставляется в известность об имеющем быть следствии. По делам, подлежащим суду в участием присяжных заседателей, все следственные акты отсылаются прокурором к духовному начальству, которое сообщает ему свое мнение (необязательное для суда) по обстоятельствам дела. Приговоры, влекущие за собою лишение или ограничение прав состояния духовных лиц, для снятия с осужденных духовного сана, сообщаются в копиях подлежащему духовному начальству с назначением срока, в течение которого должно быть доставлено уведомление о снятии с осужденного сана. Из преступлений общего характера, т. е. не состоящих в связи с религией и с церковной дисциплиной, судятся до сих пор духовным судом обиды (но не клевета и не диффамация), по жалобам на обидчиков - духовных лиц со стороны обиженных, как духовных лиц, так и мирян. Сказанное, впрочем, относится только к священнослужителям, а не к церковнослужителям. И сами священнослужители, за оскорбление ими должностных лиц и учреждений, даже духовного же ведомства, напр. духовных консисторий, подлежат уголовному суду.

 

 § 91. Церковные наказания.

 

 Церковные наказания могут быть или общие, направляющиеся против всех вообще членов церкви, или особенные, направляющиеся против духовных и церковно-должностных лиц.

 I. Общие наказания древней церкви были: а) отлучение или анафема, т. е. исключение из христианского общества с лишением всех благ, вытекающих для человека из принадлежности его к церкви, и с обречением виновного Божиему возмездию, и б) публичное церковное покаяние, весьма продолжительное, иногда даже пожизненное. Публичное покаяние, впрочем, первоначально было не наказанием, а благодеянием, которое церковь из снисхождения и только один раз оказывала кающемуся грешнику, желавшему восстановления в правах церковных. Уже в III в., применительно к постепенному принятию нехристиан в церковь (оглашенных), выработался постепенный же порядок обратного принятия кающегося в церковь, не везде, впрочем, однообразный. Наиболее полно он развился в понтийской диэцезе, как это засвидетельствовано правилами Василия Великого. В правилах Вас. В. отчетливо выступают четыре покаянные ступени: 1) плачущие ( (***)), которые не допускались внутрь храма, но вне церковного здания с плачем просили о допущении к покаянию и о молитвах за них верующих, входящих в храм; 2) слушающие ( (***)), т. е. те, которые слушали чтения из св. Писания и проповедь в передней части храма (притвор) и затем выходили из храма вместе с оглашенными; 3) коленопреклоненные или припадающие ( (***)), допускавшиеся до церковного амвона и, после удаления из храма оглашенных и слушающих, повергавшиеся на землю ниц; над ними епископ читал молитвы и возлагал на них руки, после чего и они, подобно оглашенными и слушающим, оставляли храм,- эта степень была наиболее продолжительная; 4) вместе стоящие ( (***)), присутствовавшие в храме в продолжение всей литургии, но не допускавшиеся к Евхаристии и к принесению жертвенных даров вместе с верующими. Проведя известное время в этой стадии покаяния, кающийся получал последнее руковозложение от епископа и вступал затем в полное обладание правами члена христианского общения. При оценке древней церковной дисциплины, должно иметь в виду: 1) что она возникла в такое время, когда церковь должна была держать себя замкнутою по отношению к окружающему ее языческому миру, старавшемуся вредить ей то гонениями, то распусканием ложных слухов, вследствие чего, с одной стороны, исключение из ее среды не отражалось на гражданской чести исключенного, а с другой стороны доступ в ее среду должен был условливаться соблюдением всех ее предписаний и, будучи делом доброй воли, рассматривался как величайшее благо; 2) что в древности существовали ригористические партии (монтанисты во II в., новоциане в III в., донатисты в IV в.), которые требовали бесповоротного исключения из церкви тяжких грешников, как бы ни было продолжительно их покаяние, и выделялись из церкви как раскольнические партии именно потому, что считали церковь запятнанною нахождением в ее среде грешников, так что церковная дисциплина не могла быть более мягкою в это время.

 После IV в. публичное покаяние на востоке вышло из употребления, и правила о долгосрочном публичном покаянии заменились в практике епитимийными правилами покаянных сборников, получивших позднее в восточной церкви широкое употребление с именем Иоанна Постника.  (***) буквально значит запрещение: этим словом обозначалось в древности публичное церковное покаяние с его отрицательной стороны, как воспрещение пользования известными церковными благами или правами: но, с заменою долгосрочного покаяния краткосрочным (напр. вместо 10 лет 1 год), самые дела покаяния (напр. пост и сухоядение, молитвы и поклоны, милостыня) стали называться епитимией.

 В системе римско-католического церковного права, еще в средние века, было сделано различие между цензурами или наказаниями врачующими (censurae s. poenae medicinales) и наказаниями виндикативными или воздающими (poenae vindicativae), смотря по различию целей их: вразумить и исправить преступника, упорствующего в своем преступном состоянии, или же воздать преступнику за учиненное им преступление. Цензуры не могут иметь места при наличности раскаяния, не могут быть налагаемы на определенное время, и наложению их предшествуют три последовательные канонические увещания (monitiones canonicae); последние, впрочем, отпадают при так называемой excommunicatio latae sententiae, т. е. при отлучении, которое связано с самым фактом преступления. Виндикативные наказания поражают преступника на совершенное им преступное деяние, независимо от раскаяния или нераскаянности его, могут быть налагаемы на определенное время и не предполагают канонических увещаний. Цензуры суть; 1) отлучение от церкви, которое может быть или великое, иначе анафема (excommunicatio major s. anathema), т. е. исключение из церкви с лишением звания христианина - с этим наказанием по средневековому праву соединялось объявление вне покровительства законов со стороны государства, если отлученный в течение известного времени не примирялся с церковью,- или малое (excommun, minor), т. е. лишение участия в церковных таинствах и права на занятие церковных должностей; смотря по тому, налагается ли отлучение за такие преступления, по которым должен быть произнесен судебный приговор, или оно следует ipso jure за самым преступным фактом, различаются censurae ferendae sententuae и censurae latae sententiae; 2) интердикт, т. е. запрещение предпринимать какие-либо богослужебные действия в известном месте, округе или стране (interdictu, locale), или для известных лиц (interdictum personale). В настоящее время, конечно, не может быть речи о соединении с великим отлучением гражданского бесправия, а что касается интердикта, то самою церковью с XVI в. он не применяется. Что касается виндикативных наказаний католической церкви, то, при широком круге ведомства церковного суда в средние века, они могли обнимать собою все меры уголовной репрессии, за исключением смертной казни и телесных наказаний, соединенных с пролитием крови. В настоящее время, в качестве такового, практикуется лишь лишение церковного погребения разных категорий лиц, каковы убитые на дуэли, жившие в общеизвестном грехе, напр. в прелюбодейной связи, или в гражданском браке, без благословения церковного, и умершие нераскаянными, не исполнившие долга, ежегодного пасхального причащения и умершие без всякого признака раскаяния,- самоубийцы, лишившие себя жизни в состоянии вменяемости и точно также не обнаружившие пред смертью признаков раскаяния.

 Реформаторы XVI в. держались неодинаковых воззрений на церковную дисциплину. Лютер желал постановить ее на евангельскую почву, решительно отрицая католическое великое отлучение, сопровождавшееся гражданским бесправием, но удерживая то, что у католиков называлось малым отлучением, а также покаяние (Busse), публичное обличение греха с кафедры с наименованием грешника, лишение церковного погребения. Но, вследствие перенесения церковной дисциплины на христианское начальство, особенно когда стала господствовать в жизни территориальная теория, лютеранские консистории утратили сознание различия между церковно-дисциплинарными и уголовными мерами, щедро распоряжаясь в особенности последними; даже и собственно дисциплинарные меры, как отлучение и покаяние, получили извращенный характер публичного опозорения (в виде надевания железного ошейника, в виде лишения целомудренной невесты брачного венка, в виде принуждения девиц, потерявших девство, садиться на особую покаянную скамью в храме и т. п.). Кальвин, насколько он теоретически высказался в своей "Institutio religionis christianae", адресованной к франц. королю Франциску I, принципиально исключал все светские кары из области церковной дисциплины. Но как только пришлось ему выступать практическим деятелем в Женеве, введенный им здесь порядок жизни оказался в самом резком противоречии с его теоретическими принципами. Желая поддержать святость "избранных", Кальвин организовал жестокую и вместе с мелочнополицейскую дисциплину, причем даже цель исправления отступила далеко на задний план, а на первый выступили поддержание чести и достоинства церкви и удаление соблазна. Осуществление дисциплины он не перенес на христианское начальство, как это было у лютеран, а сделал это начальство служебным орудием, приводящим в исполнение приговоры консистории. Сожжение еретиков, опозорение в публичных процессиях, оскорбительные обличения с кафедры, изгнание, лишение свободы, телесные и денежные наказания и при этом полицейское вторжение (посредством особых визитаторов) во все мелочи домашней жизни, наблюдение за костюмом, за кушаньями, за числом приглашенных гостей и т. п., в особенности же беспощадное искоренение всяких следов католического "идолопоклонства", в виде напр. хранения четок, как фамильной драгоценности, в виде преклонения женой колен на могиле мужа, в виде воздержания от работ в большие праздники и т. д.,все это придало реформаторской дисциплине решительно специфический характер.- В настоящее время в евангелической церкви возможны следующие общие церковные наказания; недопущение к Евхаристии, отказ в церковном содействии при заключении брака, устранение от восприемничества, лишение активного и пассивного избирательного права, а также церковного погребения.

 В России, древнейшая практика церковных судов отмечена господством системы денежных пеней или штрафов. На этой системе построен т. н. устав Ярослава Владимировича о церковных судах. Денежная пеня могла идти исключительно в пользу епископа (или митрополита), но могла быть также комбинирована с другими наказаниями: с денежной пеней в пользу потерпевшего, с денежным штрафом в пользу князя, с казнию княжеской, с епитимиею и с заключением в доме церковный, находившийся при кафедре епископа. Последнее назначается в уставе Ярослава в случае преступлений, предполагающих наличность двух виновных, из которых одно подвергается денежному взысканию, другое (лицо женского пола) берется в дом церковный вперед до выкупа родичами, напр. вторая жена, когда муж женился на ней при жизни первой жены, жена, вышедшая замуж за другого от своего мужа, женщина, находившаяся в преступных отношениях к двум братьям. В XVII в. усиленно применялось денежное взыскание за блудное прижитие ребенка, а в XVIII в. за неблагоговейное стояние в церкви. Денежные пени не исключали возможности применения чисто церковных наказаний, каковы отлучение и церковное покаяние или епитимия (о последней говорит даже устав Ярослава, как выше указано).

 Отлучение в виде неприятия приношений в церковь Божию от лиц, живших в явных грехах без всякого признака раскаяния, особенно от лиц, самовольно расторгавших браки и вступавших в новые браки, представляется обычным наказанием в правилах и посланиях русских митрополитов. В XVII в. отлучение нередко практиковалось в виде так называемого вседомовного, распространяющегося на целый дом со всеми его домочадцами, не исключая и дворовой челяди и крестьян, следовательно без различия правых от виноватых, и таким образом с чертами западно-католического интердикта, обыкновенно "за преобидение" церкви Божией и церковного причта. Отлученные члены дома не только не допускались в церковь, но и исключались от всяких треб церковных, так что родившиеся оставались без крещения, умершие без погребения. Бывали случаи и интердикта в собственном смысле с закрытием церквей. Хотя епископам при Петре Великом было строго воспрещено, по их личным распрям и столкновениям с воеводами и другими лицами, прибегать к отлучению, в особенности вседомовому, но и в духовном регламенте отлучение признается необходимым и регулируется подробными правилами. Оно рассматривается как цензура, не за грех просто налагаемая, а имеющая в виду сломить преступную волю упорствующего в преступном состоянии "с явным закона Божия ругательством и посмеянием и с великим соблазном немощных братий", и различается как отлучение великое или анафема и отлучение малое. Процедура великого отлучения, установленная духовным регламентом, должна состоять в следующем. Сначала епископ посылает духовника для увещания грешника; потом если не подействует это увещание, призывает его к себе "честно, с прошением" и повторяет ему увещание в присутствии одного лишь ходившего к нему духовника; если призываемый не явился, посылает к нему того же духовника, но уже "с другими некими честными особами, духовными и мирскими, наипаче с приятелями оного". При непреклонности увещаемого, может и еще повторить такое же посольство. Если все меры окажутся напрасными, епископ велит протодиакону в праздничный день в церкви известить народ о жестокосердии данного лица, с приглашением молиться о смягчении его сердца и с напоминанием близким к нему лицам, чтобы они старались повлиять на упорствующего, предупреждая, что, при дальнейшем упорстве, он подпадет отлучению от церкви. Если упорство грешника не будет побеждено и этой окончательной мерой, епископ сносится с духовной коллегией, т. е. с синодом, и, получив от него письменное разрешение, составляет формулу анафемы и велит протодиакону прочитать ее в церкви при народе. При малом отлучении не требуется "оных великих чрез протодиакона предвозвещений", а также и сношений с синодоми, достаточно написать "на малой хартинке вину грешника" и отлучение его, но, разумеется, после предварительных увещаний.- Известны несколько примеров буквального применения изложенной экскоммуникационной процедуры; но практика XVIII в. чаще сбивалась на прежнее, воспрещенное духовн. регламентом, вседомовное отлучение: виновный в "преобидении церкви Божией", напр. в присвоении церковной земли, все домашние его, дворовые люди и крестьяне не допускались в церковь, и если бы насильно вошли, то богослужение должно было приостанавливаться; на дом к ним ни с какими потребами священник не должен был ходить, и если бы кто из них умирал, то умершие должны были зарываться в поле без всякого отпевания. В XIX в. отлучение вышло из практического употребления, но возможность этого наказания прямо предполагается уставами гражданского (ст. 45, 246, 84 и 371) и уголовного (ст. 95 и 706 и см. т. XVI ч. 2 ст. 262) судопроизводства, где говорится о недопущении к свидетельству лиц, отлученных от церкви по приговору духовного суда, причем конечно, предполагается соблюдение законной процедуры отлучения, а таковою остается до сих пор та самая процедура, которая определена духовным регламентом, потому что никто никогда не отменял и не изменял ее.

 Церковное покаяние практиковалось в древней Руси всего чаще 1) в виде монастырского подначальства, т. е. в виде отдачи под духовное руководство монастырского старца "доброго и крепкожительного", или монастырской старицы "доброй и крепкожительной", смотря по полу лица подначального, 2) в виде монастырского "смирения", т. е. с употреблением наказуемого на все грязные монастырские работы и с содержанием в монастырской хлебне на цепи и в кандалах. В XVIII в. церковному покаянию усвоен был даже тот оттенок публичного опозорения, который имело соответствующее наказание в XVII в. в протестантских территориях Германии. Наказанию этому придавался тот смысл, что преступник, оскорбивший своими делами благочестивое чувство христиан, должен был доставить публичное удовлетворение этому чувству публичным покаянием в слух всех присутствующих при богослужении. В настоящее время церковное покаяние имеет вид епитимии, состоящей в посещении церкви, в молитве и поклонах, в посте и милостыне; епитимия эта исполняется на дому, т. е. в местожительстве виновного, под руководством его духовника. По уложению 1845 г., в некоторых случаях определяется уголовным судом заключение в монастыре, в качестве суррогата тюрьмы, именно в отношении к несовершеннолетним, а также виновным в преступлениях, предусмотренных статьями 1549, 1566, 1585, 1593-1594 улож. (вступление в брак без согласия родителей, прелюбодеяние, кровосмешение). В уложении 1903 г. допускается лишь заключение несовершеннолетних лиц женского пола в женские монастыри.

 Кроме отлучения и церковного покаяния, известно нашему законодательству лишение церковного погребения за самоубийство, совершенное с намерением и не в безумии, сумасшествии, или временном от каких-либо болезненных припадков беспамятстве. Лишаются церковного погребения, кроме того, преступники, подвергнутые смертной казни; но наказанию этому уже не подвергаются те, которые "купаючись и хвалясь и играя утонут, или с качели убьются, или на разбое и на воровстве каком убиты будут", как это делалось в XVII в.

 II). В отношении к духовным и церковно-должностным лицам, каноническое право древней церкви знало следующие наказания: 1) низложение или извержение, т. е. лишение должности вместе с саном и со всеми правами, связанными с принадлежностью к клиру, 2) лишение должности, но с сохранением права занимать место среди клириков, во время богослужения и права приступать к Евхаристии вместе с духовенством раньше мирян - эта мера могла иметь место и по отношению к лицам изверженным, в случае обнаруженной ими позднее перемены к лучшему; 3) смещение на низшую степень духовной иерархии, 4) лишение старшинства между сотоварищами по должности и сану и низведение на последнее между ними место; 5) временное приостановление пользования правами, связанными с саном и должностью на определенный срок, или без определения срока, впредь до исправления; 6) в карфагунских канонах упоминается еще особое дисциплинарное наказание, применявшееся к епископам и состоявшее в лишении епископа братского общения с другими епископами, с ограничением епископа общением лишь своей собственной церкви: виновный епископ (напр. не являвшийся на собор без уважительной причины, принявший в подчиненный себе монастырь монаха из чужого монастыря) исключается от всяких официальных сношений с другими епископами, не мог ни сам лично быть принятым в качестве епископа в других общинах, ни выдавать представительных или рекомендательных грамот путешествующим христианам своей общины, не мог являться на провинциальный собор вместе с другими епископами.

 Римско-католическое церковное право и в применении к духовным лицам различает цензуры и виндикативные наказания. Характер цензуры имеет временное приостановление пользования правами, суспензия, (suspensio) впредь до исправления,- различаются: suspensio generalis, простирающаяся на все права духовного лица, и suspensio specialis затрогивающая одну которую либо из трех категорий прав, принадлежащих духовным лицам, т. е. или права священнодействия (suspensio ab ordine), или права должностные, относящиеся к юрисдикции (suspensio ab officio), или права имущественные, состоящие в извлечении доходов, связанных с церковною должностью (suspensio a beneficio). К виндикативным наказаниям причисляются: 1) деградация, т. е. снятие сана, имеющее своим последствием лишение всяких клерикальных прав и привилегий и делающее клирика подсудным светскому суду; наказание это рассматривается, как обратная сторона ординации, т. е. посвящения в духовный сан, так как епископ в храме торжественно разоблачает виновного от всех принадлежностей его сана; 2) низложение (depositio), состоящее в лишении должности, вместе с способностью к занятию других должностей на будущее время, но без исключения из клира; 3) лишение должности (privatio beneficii) без лишения способности к приобретению другой должности; 4) перемещение или перевод с одного места на другое (translatio), допускаемое впрочем только при наличности понудительной причины (causae necessaruae); 5) suspensio на определенный срок в столь же различном объеме, как и suspensio в смысле цензуры (генеральная или специальная).- Применение к духовным лицам наказаний, направленных против гражданских прав, государственными законами отчасти ограничивается (напр. денежный штраф цифрой месячного дохода, лишение свободы - постановлением отбытия этого наказания в зависимость от доброй воли наказуемого), частью совершенно воспрещается (телесное наказание).

 Евангелическая духовно-должностная дисциплина в Германии поддерживается частью мерами, налагаемыми в административном порядке (Ordnungsstrafen) без формального судопроизводства (как предостережение, выговор и денежный штраф), частью наказаниями, по суду налагаемыми (каковы удаление от должности и увольнение от службы вообще); практикуется и суспензия, т. е. временное приостановление пользования должностными правами.

 В России церковная практика знала и применяла как известные из канонов наказания - извержение и запрещение,так и многие другие, именно лишение должности без лишения сана и с оставлением в лишенном способности совершать все священнодействия, свойственные известному сану, монастырское подначальство и смирение, денежные штрафы, телесные наказания, даже ссылку (оземствование). Из XVII в. известны случаи торжественного снятия сана с некоторых архиереев, в том числе с патриарха Никона; в XVIII и в первой половине XIX в. снятие сана священнослужителей было соединено с формальностьми острижения головы и бороды в консистории и замены духовного одеяния армяком. По действующему уставу духовных консисторий, на духовенство могут быть налагаемы следующие наказания:

 1) лишение священнослужителей сана, а священномонашествующих сана и монашества с исключением из государственному уголовному суду; лишаемые сана за пороки, не могут вступать в гражданскую службу - священник ранее 20 лет, дьякон - ранее 12 лет; причетники, исключенные из духовного ведомства, безусловно не принимаются в гражданскую службу; если священнослужителями совершено уголовное преступление, то, после осуждения виновного, должно состояться снятие сана в духовной консистории, которое таким образом должно предшествовать приведению постановленного уголовным судом приговора в исполнение. В настоящее время снятие сана совершается без всяких торжественных символических действий посредством прочтения виновному приговора о низложении. 2) лишение священнослужителей сана, с оставлением в духовном ведомстве на низших должностях, и лишение священномонашествующего сана, с оставлением в одном монашестве на покаянии; 3) временное запрещение в священнослужении с временным отрешением от должности и с определением в причетники впредь до исправления; 4) временное запрещение в священнослужении без отрешения от должности, но с возложением епитимии, которая должна быть исполнена в монастыре, или на месте; 5) временное испытание в архиерейских домах и монастырях, т. е. прохождение епитимии без запрещения священнослужения,этим, равно как предыдущим, наказанием имущественное положение наказуемого затрогивается таким образом, что половина доходов, связанных с его местом, выдается ему или его семейству, а другая половина идет в пользу исправляющего его должностные обязанности лица; 6) отрешение от места - наказание более тяжелое, чем два предыдущие, так как оно, хотя и не сопряжено с запрещением священнослужения, но лишает должности, как источника средств к существованию; 7) исключение за штат, т. е. то же самое отрешение от должности, без запрещения священнослужения, но применяемое к престарелым только лицам (свыше 60 л.); 8) усугубление надзора, 9) пеня и денежное взыскание, 10) поклоны, 11) строгий или простой выговор, 12) замечание. В положении о протопресвитере военного и морского духовенства 12 июня 1890 г. упоминается, между другими наказаниями, исключение из военного клира и возвращение в ту епархию, к которой наказуемый принадлежит по рождению, или в иную, по усмотрению протопресвитера. Кроме того, в названном положении проводится различие между наказаниями, по суду налагаемыми, и наказаниями, налагаемыми протопресвитером в административном порядке. К последнему разряду принадлежат: замечание, выговор простой или строгий, денежный штраф не свыше 50 руб., перевод с одного места на другое.

 

 § 92. Церковное судоустройство.

 

 В древней церкви епископ судил, как по спорным делам, так и по преступлениям против церковной дисциплины, причем древне-церковные памятники представляют его действующим то в присутствии пресвитеров и диаконов, то в присутствии всего верующего народа. С развитием церковной централизации, в митрополиях образовалась апелляционная инстанция по делам, решенным епископами, и первая по делам самих епископов округа между собою и по жалобам на них,- в патриархах же установилась третья инстанция по делам решенным епископами, вторая по делам, решенным митрополитами, и первая по делам самих митрополитов и по жалобам на них. Таким образом, епископ занял положение низшей инстанции церковного суда по делам духовенства и мирян епископского округа. Только в северной Африке суд первой инстанции был определен иначе: здесь диакон судился тремя епископами, просвитер шестью, епископ двенадцатью. Эта особенность объясняется тем, что в северной Африке, при множестве общин, городских и сельских, имевших каждая своего епископа, можно было без затруднений епископам - соседям в означенном составе собираться для производства суда над духовными лицами. В северной Африке существовали и другие особенности: суд посредников, выбранных обеими спорящими сторонами, для которого не был необходим означенный личный состав, и который исключал всякое обжалование,- суд по назначению примаса и суд выборных депутатов-епископов, по три от каждой провинции (см. карфаг. 12, 17, 29, 134, 135, 141).

 Юстиниан, повторяя постановления канонов о правильном периодическом составлении соборов по крайней мере раз в год, подтвердил установленный восточными канонами порядок трех инстанций, добавив, что не одни только соборы, в то время, когда они составляются, рассматривают судные дела, но и лично епископы в течение года судят подчиненных им клириков, митрополиты - подчиненных епископов, патриархи подчиненных митрополитов. Патриарху константинопольскому было предоставлено право принимать жалобы и из других восточных патриархатов. Вселенские соборы, когда они составлялись, действовали иногда в качестве высшего церковного суда не только по делам судившихся на соборах еретиков, но и по разным процессам между епископами, митрополитами и патриархами. Недостаточность гарантий справедливости в установленных церковных инстанциях и невозможность обращения к вселенскому собору, который мог составляться лишь при чрезвычайных обстоятельствах, часто приводили к необходимости осуществления высшей судебной власти самим императором, которому подавались жалобы на соборные приговоры. С другой стороны, в виду пристрастного отношения императора к одной какой-либо из религиозных партий, лица, считавшие себя несправедливо осужденными собором, пользовавшимся поддержкой императора, обращались за помощью к римскому епископу, и даже один соборов (сардикский), правила которого вошли и в восточное каноническое право, признал за римским епископом высшую судебную власть в известном смысле (см. выше стр. 44). Напротив карфагенскими канонами воспрещалось обращаться в Рим (37, 139), а антиохийскими - обращаться к царю (12). Антиохийский собор, каноны которого направлялись против Афанасия александрийского, желал установить даже такой порядок, чтобы единогласное решение провинциального тобора с митрополитом во главе было окончательным (15) и лишь в случае разногласия допускал составление нового суда из епископов той же провинции с привлечением нескольких других из соседних провинций (14).

 На западе обширность епископских диэцесов вызвала образование местной инстанции в архидиаконских округах или архидиаконах. Архидиаконы долженствовали быть помощниками епископов; но они стали стремиться к независимости, действуя как ординарные судьи из собственного права (judices ordinarii ex jure proprio), а не по делегации от епископа, и образуя в ущерб, а не в помощь власти епископской, особую инстанцию, от которой нужно было апеллировать к епископу. В борьбе с ними епископы стали назначать своих официалов и генеральных викариев, как помощников, действующих именем епископа и составляющих с ним юридически одно и то же лицо, (unam eandemque personam), а архидиаконская инстанция на тридентском соборе была найдена несоответствующею духу католического церковного устройства и упразднена. Хотя за сельскими деканами, деканами капитулов и другими лицами признается известная дисциплинарная исправительная власть, но эта власть не связана с какими-либо судопроизводственными формами и стоит вне всяких инстанций. Таким образом низшую или первую ординарную инстанцию составляет епископ, действующий через уполномоченного им тенерального викария или официала. В Европе возле официала составляется обыкновенно коллегиальный суд, члены которого (ассистенты) назначаются или епископом, или самим официалом, и голос имеют то совещательный, то решительный, назначаются притом или вообще, или для каждого процесса в особенности. В состав суда по брачным делам входит защитник брака (defensor matrimonii), который в процессах о ничтожности брака 1) находится в положении стороны, отстаивающей всеми мерами крепость брака и 2) следит за правильным ходом процесса вообще, а как скоро состоится постановление первой инстанции в смысле признания брака ничтожным, обязан ex officio апеллировать во вторую инстанцию, хотя бы участвующие в процессе лица не апеллировали. В состав суда по делам дисциплинарным, кроме председателя - оффициала и ассессоров, входят следователь (называемый аудитором, или иначе коммисаром, который собственно действует до открытия суда, но может оказаться полезным и на суде для производства дополнительного следствия) и промотор или фискаль, исполняющий прокурорскую функцию - обвинение. (Институты фискала и защитника брака встречаются, очевидно, как заимствование из католической церкви, в Румынии и в православных церквах Венгрии). По русскому уставу дух. дел христ. римско-кат. исп., при каждом католическом епископе существует консистория, как коллегиальное учреждение с определенным личным составом (Св. зак. XI, ч. 1, ст. 64-65). Вторую инстанцию католического церковного суда составляет митрополит с его официалатом, состав которого образуется на тех же основаниях, как и состав суда первой инстанции, а что касается дел, решаемых в первой инстанции митрополитами, как имеющими под своим управлением собственный епископский диэценз, то апелляционная по этим делам инстанция организуется различным образом: то она устанавливается митрополитом же, то епископский суд другого диэцеза получает полномочие от папы быть апелляционной инстанцией по делам митрополитанского диэцеза (как у нас по своду зак. т. XI, ч. 1, ст. 64, II, прим. 1), то обращаются в суд соседнего митрополита (север. Америка), то наконец прямо обращаются к папе, с опущением всякой посредствующей инстанции (omisso medio). Третья ординарная инстанция есть одна из римских конгрегаций: 1) по делам брачным - congregatio concilii или congreg. inquisitionis s. sancti officii - последняя по делам, в которых требуется соблюдение тайны, или по делам, в которых одна из участвующих в брачном процессе сторон не принадлежит к католической церкви; 2) по делам дисциплинарным - congregatio super negotiis episcoporum et regularium для provinciae sedis apostolicae и congregatio de propaganda fide для terrae missionis Некоторые дела судятся непосредственно самим папой, обходя всякие инстанции, по самому их существу,- таковы дела по диспензациям от неконсуммированного брака и брачные дела лиц царствующих фамилий. Кроме того, и другие дела, которые, сами по себе, должны бы были рассматриваться в общем порядке инстанций, могут быть направляемы непосредственно к папе, напр., дела об аннулляции браков по неспособности к брачному сожитию превращаются в дела о диспензации от неконсумированного брака,- епископ, в виду невозможности составить каноническиправильный трибунал и найти дефензора, сам советует сторонам обратиться прямо в Рим и т. п. Четвертой инстанции не полагается; однако, если бы в брачных делах решения первых двух инстанций состоялись в смысле благоприятном действительности брака, а решением третьей инстанции брак признан бы был недействительным, дефензор может потребовать еще четвертого суда, который и будет окончательным.

 В Евангелической церкви Германии, где церковной юрисдикции по брачным делам в настоящее время не существует, разрешение возможных других спорных дел и дисциплинарный суд осуществляются отчасти церковноправительственными, отчасти общественными органами. Напр. в Пруссии по таким делам, как о лишении избирательного права, об ограничении или лишении должностных прав духовных лиц, об отлучении от церкви, и по всем важным спорным делам, как напр. возникающим из церковного патроната, ординарной судебной инстанцией служит консистория, а второй или апелляционной - высшей евангелический церковный совет. Церковно-исправительные меры против мирян, кроме отлучения от церкви, налагаются церковно-приходскими советами и подлежат обжалованию в комитет уездного синода, или в самый синод, когда он созван. Дисциплинарные меры против членов приходских советов (пресвитеров), предпринимаются в первой инстанции уездными органами, а обжалования направляются в консисторию.

 В русской православной церкви, в соответствие трем правительственным ступеням церковной организации, существовали почти до XIX-го столетия три судебные инстанции: 1) десятинная или уездная в лице архимандритов и протопопов, десятильников, закащиков, духовных дел управителей и духовных правлений, 2) епархиальная в лице епископов, при которых со времени стоглавого собора должны были действовать двоякого рода суды, смотря по характеру дел и лиц, подлежащих епархиальному ведомству - суд из архимандритов и игуменов и суд из архиерейских бояр, в XVII в. преобразовавшиеся в приказы, 3) центральная инстанция в лице митрополитов, позднее патриархов с собором и без собора епископов. Но древне-русские памятники не дают возможности придти к выводу о существовании каких-либо правил относительно последовательного движения дел по инстанциям. Из того, что духовный регламент считает нужным оговорить возможность "провокации", без опасения наказания за то, и при этом все-таки стесняет эту возможность, "не малым наказанием" тем челобитчикам и истцам, которые бы "ложным доношением пастырей своих турбовать дерзнули или всуе от суда епископского на суд духовного коллегиум учинили бы провокацию", можно выводить даже, что апелляционный принцип не был обычным для юридического мировоззрения древней Руси. Последовательность установленных инстанций церковного суда до половины XVII в. не выдерживалась и еще в одном, весьма важном отношении: благодаря массе несудных грамот, выдававшихся и князьями, и архиереями, множество церковных учреждений, с принадлежащими им землями и со всем населением этих земель, освобождалась от подсудности ординарной инстанции и получало привилегию судиться у самого князя или епископа, или даже привилегию самосуда, т. е. лицу, стоящему во главе церковного учреждения, представлялось право судить всех лиц, подчиненных этому учреждению.

 В XVIII в. высшей судебной инстанцией сделался и по настоящее время остается таковой св. синод; первую и низшую составляет епархиальный архиерей, действующий через подчиненную ему консисторию: по делам же самих епископов и для суда над ними св. синод есть первая и вместе единственная инстанция. В некоторых епархиях не на основании закона, а по распоряжениям местных епархиальных архиереев, организована низшая судебная инстанция в благочиннических округах при благочинном, под названием благочиннического совета, с предоставлением суду этой коллегии спорных между членами причтов (напр. по разделу доходов, по вознаграждению за убытки), а также жалоб прихожан на вымогательство причта за требоисправления, на недозволенные излишние поборы, на отказ или несвоевременное исполнение церковных треб, затем жалоб на личные обиды, наконец проступков против духовного звания и против духовной должности, влекущих за собою замечания, внушения и выговоры без внесения в формулярные списки.

 Самодержавная царская власть в отправлениях церковного суда не принимает участия, подобно тому, как и в государстве она не составляет одной из ординарных судебных инстанций; но в чрезвычайных случаях верховная власть есть высший источник правосудия по всяким делам и для людей всех ведомств, не исключая и духовного. Допускается принесение на высочайшее имя прошений и жалоб по духовному ведомству, которые относятся до духовных дел и управления православной церкви.

 

 § 93. Церковное судопроизводство.

 

 На востоке не выработалось особого канонического процесса. Хотя в первые века христиане со всякими своими делами обращались к епископам, и последние производили суд, подробно изображаемый в сборнике апостольских постановлений, но это был суд, не связанный с какими-либо юридическими формальностями, клонившийся к применению спорящих сторон, или к вразумлению согрешающего брата,- суд, которому не приходилось иметь дела ни с вопросами о действительности или недействительности брака, ни с вопросами бракоразводными. Впрочем, римские юридические понятия не могли не отражаться и на церковном суде, как это видно в особенности из суда над антиохийским епископом Павлом самосатским в 269 г.: в суде против него выступил в качестве обвинителя в римском смысле и удачно провел обвинение один пресвитер. Тем более влияние римского обвинительного процесса на церковный суд должно было обнаружиться при христианских императорах, когда епископский суд получил официальногосударственное значение. На церковных соборах, как и на епископских судах, стал воспроизводиться римский процесс, и иногда в само неудовлетворительном виде. Напр. если какой-нибудь епископ обвинялся разом в ереси, в присвоении церковного имущества и в безнравственной жизни, то, как скоро обвинителю не удавалось доказать первый пункт обвинения, прочие пункты оставлялись без рассмотрения (как это видно из актов IV всел. соб.; см. еще 145 пр. карфаг.). Римский обвинительный процесс, как известно, был состязанием между сторонами: между частным обвинителем (так как государственная власть не имела инициативы в возбуждении уголовного дела), игравшим роль истца, изыскивавшим и приводившим доказательства, с тем чтобы убедить судью в виновности обвиняемого и добиться его осуждения, и между этим последним, игравшим роль ответчика и защищавшимся против нападений истца. Правда, для избежания слишком очевидных неудобств такого порядка вещей, по более тяжким преступлениям (crimina publica, в отличие от delicta privata), предоставлено было не только потерпевшему, но всякому гражданину преследовать виновного пред судом посредством народного иска (actio popularis), но это было правом гражданина, а не обязанностью. Закон ни на кого не налагал обязанности обвинять, следовательно репрессия преступлений предоставлялась инициативе частных лиц, для которых осуществление права обвинять было весьма затруднено во-первых исключением от обвинения массы лиц, признававшихся неспособными по закону (incapaces) к обвинению по разным основаниям (пол, возраст, узы крови, общественное положение, инфамия), во-вторых тяжелыми последствиями неудавшегося обвинения. Обвинитель, при самом вчатии обвинения, должен был дать подписку в том, что он обязуется доказать виновность обвиняемого, и, в случае недоказанности обвинения, подвергнуться тому же самому наказанию (talio), которому подвергся бы виновный, если бы обвинение было доказано. Совершенно в духе римского права составлены 6-е пр. II-го всел. соб., 21 пр. IV всел., 143 и 144 пр. карфаг. Различались двоякого рода обвинения: 1) частные жалобы, напр. на присвоение имущества, или на другую неправду, 2) обвинения по вопросам церковным. По первого рода делам допускались всякие обвинители, кто бы и какой бы веры они ни были; по обвинениям второго рода не допускались еретики, раскольники, отлученные от церкви миряне, лишенные сана клирики, а также те лица, которые сами находятся под обвинением. Затем и все те, которые оказались бы правоспособными к обвинению, не прежде могли выступить на суде, как "поставив себя под страхом одинакового наказания с обвиняемым", в случае если бы обвинение осталось недоказанным.

 Католическая церковь, главным образом на основе римского права и отчасти на основании древне-христианской церковной практики, под некоторым влиянием германского юридического мировоззрения, выработала развитые формы процесса, оказавшие большое влияние на светское процессуальное право в государствах западной Европы, отчасти даже и на материальное право, гражданское и уголовное. Каноническое право для западной Европы, по признанию западной юридической науки, означает историческую стадию, через которую прошла Европа, прежде чем придти к современному законодательству: вот почему ни цивильность, ни криминалист ни процессуалист не могут, при изучении истории права, обойти каноническое право.

 Jus canonicum знает во-первых, ординарный процесс по делам гражданским, во-вторых, ординарный процесс по делам уголовным, а кроме ординарных процессов, имевших значение общего правила, выработаны еще суммарные процессы, т. е. сокращенные, в которых разные формальности ординарного судопроизводства, для ускорения дела, устранены. Ординарный процесс по делам гражданским есть в основе своей римский, с теми же правилами о litis contestatio, эксцепциях, доказательствах, презумциях, о res judicata, о восстановлении прежнего состояния, о прокораторах и адвокатах. Важную особенность католического процесса, повлиявшую и на светское право и преобразовавшую радикально римскую защиту владельца посредством интердиктов, составляют возражение, состоящее в указании на факт лишения владения (exceptio spolii) и иск по поводу лишения владения (actio spolii), занесенные из лжеисидоровского сборника в декрет Грациана. Сущность возражения состоит в том, что лишенный владения насилием, обманом, вообще неправомерным способом (напр. епископ, насильственно выгнанный из диэцеза), возбуждается ли против него самого гражданский иск, или уголовное обвинение в каком-либо преступлении, отражает и иск и обвинение названною эксцепцией, т. е. вместо всякого ответа на иск и обвинение говорит, что он лишен владения. Лишенный владения освобождался от обязанности отвечать на суде, и следовательно суд над ним не мог состояться до тех пор, пока владение не восстановлено. При средневековом укладе жизни, предполагалось, что, лишенный владения (spoliatus) сам не останется в долгу. Таким образом, хотя бы он, в отместку за лишение владения, с своей стороны учинил еще большие насилия, всякий иск или обвинение он будет отражать экспедицией, пока не будет восстановлен во владении. Сначала должны были восстановить его во владении, а потом уже можно было подвергнуть его ответственности за то, что им самим учинено. По уголовным делам exceptio spolii парализовала всякое обвинение, от кого бы оно ни исходило, от сполиатора или от третьего лица; в порядке гражданского процесса она противопоставлялась самому сполиатору и третьему, получившему заведомо несправедливо отнятую у ответчика вещь. Таким образом exceptio spolii не имела своим прямым и непосредственным последствием реституции владения, но она приводила к этому результату косвенным путем, так как делала право истца практически бесполезным (inutilis, inanis), пока не состоялась реституция. И средство это, хотя косвенное, было настолько действительно, что считалось даже более выгодным, чем actio spolii - иск, который стал даваться потерпевшему, лишенному владения, и который обыкновенно рассматривался как встречный иск, так что судья, не требуя предварительной реституции владения, одним и тем же решением поканчивал дело и по главному иску, направленному против жертвы сполации, как ответчика, и по встречному иску со стороны этого последнего.

 Суммарный процесс (имевший место главным образом в спорных делах о действительности избрания и о праве на бенефицию) отличался от ординарного тем, что многие формальности опускались, напр. подача искового прошения (libellus) заменялась устным заявлением, заносившимся в acta, не допускались exception dilatoriae, устранялись бесполезные для дела свидетели, адвокатам не дозволялось вдаваться в длинноты и т. п.

 Что касается уголовного процесса, то со времени Иннокентия III стали различаться три главные формы процесса: accusatio, denunciatio и inquisitio. Accusatio есть обвинительный процесс в римском смысле.Денунциация явилась в двух видах, как denunciatio evangelica и denunciatio judiciatis. Denunciatio evangelica собственно не есть уголовный процесс; она основана на Матф. XVIII, 15-18 (о неоднократном вразумлении согрешающего брата) и мотивирована не необходимостью репрессии, а братскою любовью, желанием прекратить безнравственное состояние и побудить виновного к понесению покаяния, причем увещанию со стороны органа власти должно было предшествовать любвеобильное братское увещание и вразумление (caritativa monitio) виновного самим денунциантом с глазу на глаз, а в случае безуспешности - в присутствии двух или трех свидетелей. Таовой нравственно-исправительный суд не был безызвестен и на востоке (см. 37 новеллу Алексея Комнена и номокан. при Большом требнике единоверч. изд. л. 40-41). Denunciatio judicialis имела целью положить конец преступлению, нарушающему в особенности частный интерес, как кража, притеснения всякого рода, но и этой денунциации должно было предшествовать увещание. Судья сохранял за собою свободу оценки, т. е. не обязан был непременно начинать процесс по всякому доносу. Денунциант мог настаивать на осуждении лица подсудимого, но никогда не обязывался взять на себя onus probandi под страхом тальона (в отличие от accusatio), хотя мог быть подвергнут наказанию за calumnia, если бы было доказано, что он сделал клеветнический и кляузнический донос с намерением повредить своему ближнему. С XVII в. оставлено было требование, чтобы судебной денунциации предшествовала евангельская, и последняя вычеркнута из учения о церковном судопроизводстве, как не составляющая судебно-карательного института.

 Инквизиция в обширном смысле означает всякое исследование фактических обстоятельств, напр. получение епископом сведений о состоянии его паствы во время визитации, исследование о том, кто есть лицо более достойное (persona dignior) при замещении должности. От этой инквизиции нужно отличать инквизицию в тесном и техническом смысле, как особую форму процесса. Инквизиционный процесс (inquisitio), при введении его, расчитан был в особенности на преступления духовных лиц, которые доселе могли преследоваться лишь по частной инициативе, в действительности чрезвычайно затрудненной во-первых обязательством доказывать обвинение под страхом наказания и во-вторых устранением от обвинения массы лиц (в том числе всех мирян). Иннокентий III, систематически преследуя ереси, понимал в то же время, что духовенство своей жизнью дает еретикам сильнейшее оружие против церкви и установил новый порядок преследования виновных, оправдывая его частью местами св. Писания, частью сближением с римской accusatio. Если никто не выступает с обвинением и никто не может представить точных доказательств преступления, а между тем общий голос, молва приписывают известному лицу преступление, то эта молва как бы заступает место обвинения. Тот, о ком идет такая молва, есть diffamatus, и судья обязан ex officio, т. е. в силу самой должности судебной, начать процесс и употребить все средства к раскрытию истины. Такова идея инквизиционного процесса, произведшая переворот в светском уголовном праве. Если на диффамированного последовал донос от какого-либо частного лица, то денунциация соединялась с инквизицией (inquisitio cum promovente) таким образом, что денунциант действовал на суде как противник подсудимого, двигая дело вперед приводимыми им доказательствами: денунциант помогал судье, который не ограничивался доказательствами, приводимыми денунциантом, а сам изыскивал их. В XIV в. такой случайный, пор собственной инициативе действующий, промовент превратился в постоянную должность промотора или фискала, ex officio обязанного блюсти интересы правосудия, требовать во имя епископа преследования преступлений и проступков, подкреплять своей поддержкой частных лиц, являющихся к суду с жалобами, причем требование наличности диффамации было ослаблено, так как вчатие процесса ex officio сделалось возможно и без диффамации, на основании судебной денунциации, или улик, каким-либо другим способом дошедших до сведения власти, а с другой стороны должно было отпасть требование тальона, так как в должностном лице нельзя было предполагать желания возбуждать клеветнические обвинения. В должности промотора или фискала выразилось таким образом начало отделения обвинительной власти от суда, а для производства следствия, предшествующего формальному предъявлению обвинения на суде, явилась особая должность аудитора или следственного комиссара. В процессах по делам брачным введена была должность защитника брака (defensor matrimonii), который ex officio должен поддерживать крепость брака.

 К крайнему сожалению должно сказать, что за здравую идею и за прогресс в области судопроизводства человечество заплатило слишком дорогою ценою: примененный к еретикам и апостатам, инквизиционный процесс ознаменовал себя потоками крови, пролитой инквизиционными трибуналами. В применении к еретикам инквизиционный процесс имел некоторые особенности: 1) при сообщении подсудимому доноса и показаний свидетелей, имена доносчика и свидетелей оставлялись втайне; 2) свидетели, по общему правилу неспособные свидетельствовать на суде, в инквизиционном процессе против еретиков были допускаемы; 3) хотя, по требованию подсудимого, мог быть дан ему адвокат инквизиции, в качестве защитника, но уже после произведенного следствия; ему сообщались не подлинные следственные акты, а результаты следствия; подсудимому с защитником дозволялось говорить только в присутствии инквизиторов и нотария (секретаря); 4) допускались пытки, которые первоначально производились через светских судей, потом самими инквизиторами - доминиканцами, взаимно друг друга диспензировавшими от иррегуляритета, которому, по каноническому праву, должен подвергаться всякий проливший кровь. Кроме еретиков и апостатов, а также лиц, дающих повод подозревать их в ереси (напр. богохульством, волшебством), инквизиционному суду подлежали в Испании многие другие преступления, напр. убийство инквизитора, лжесвидетельство в инквизиционных судах, sollicitatio ad turpia (т. е. пользование исповедальней для развращения духовной дочери), usurpatio ordinis (напр. чтение мессы мирянином), бигамия и др.

 Под германским влиянием, в западном каноническом праве развился еще особый очистительный процесс (purgatio). Римский принцип, что обвинение в преступлении должно быть возбуждено и доказано, и что не изобличенный доказательствами виновности должен считаться невинным, был непонятен германцам, обычаи которых исходили из противоположного начала: обвиняемый или диффамированный должен доказать свою невинность своею собственной присягой и присягой других лиц, помощников, удостоверяющих, что присягнувший есть человек, достойный доверия, и что, следовательно, присяге его можно верить. Если обвинитель настаивал на обвинении и заявлял, что принесенная присяга есть лжеприсяга, прибегали к суду Божиему (ордалии) посредством испытания водою и раскаленным железом, или к судебному поединку. Процедура очищения, установленная сначала на случай неполноты доказательств, распространена была потом на случаи, когда не было другого обвинителя кроме публичной молвы, а по введении инквизиционного процесса, стала применяться и в том случае, когда этот процесс не приводил судью к полному убеждению в виновности подсудимого. Но, делая уступку германским воззрениям введением канонического очищения (purgatio canonica), церковная власть вооружалась против других способов германского очищения (purgatio vulgaris), именно против ордалий и против судебного поединка (campus), хотя в действительности даже и практика синодальных судов, под неотразимым влиянием народных воззрений, прибегала к этим способам очищения от подозрения.

 В случае общеизвестности преступления (notorietas), допускался процесс ex notorietate, при котором судья мог считать себя свободным от всяких процессуальных формальностей, мог даже не вызывать виновного, мог, не составляя письменного окончательного приговора, ограничиться сообщением виновному об осуждении его на известное наказание за вмененное ему общеизвестное преступление. Но для того, чтобы преступление могло считаться общеизвестным (notorium), требовалось, не только чтобы факт совершился на глазах значительного числа лиц (minimum 6), но и чтобы самая квалификация факта, как преступления, была бесспорною (напр. умышленность, несуществование состояния необходимой обороны).

 Наконец, то как инцидент в сложном процессе, то как особое самостоятельное судопроизводство, практиковался процесс per exceptionem, возникший из возражения против личности обвинителя или свидетеля, против мирянина, имевшего получить посвящение в духовный сан, или против духовного лица, которому предстояло дальнейшее движение вверх по иерархической лестнице. Эксципиент, желавший подорвать своим возражением доверие к словам обвинителя и свидетеля, или не допустить посвящения и промоции заявлением о преступности и порочности кандидата, давал повод к особому судопроизводству (per exveptionem), целью которого было установление или опровержение заявленного факта, и которое в результате могло привести к устранению от обвинения, свидетельства, посвящения и промоции, но не к наказанию.

 Формы канонического процесса были выработаны в средние века при пособии схоластической науки, с казуистической отделкой всех деталей процесса и при предположении, что светская власть оказывает всякое пособие функционированию духовных судов, напр. принудительным приводом на суд обвиняемого и свидетелей. В XIX в. в разных странах послышались жалобы на громоздкость канонического судебного аппарата, и вместе с тем выяснилось, насколько трудно поддержание канонической процедуры, напр. во Франции, где единственною гарантией явки обвиняемого и свидетелей для показания на следствии и на суде служит заказное письмо под расписку. Таким образом должно было явиться судопроизводство упрощенное, менее сложное, а с упрощением общего процессуального порядка, обречен на исчезновение особый процесс ex notorietate, представляющийся всегда более или менее рискованным. Существующий теперь процесс есть нечто смешанное из accusatio, denuntiatio и inquisitio, и даже purgatio canonica до сих пор держится напр. в брачных делах, в которых сторонам предоставляется явиться cum septima manu, т. е. семью свидетелями на каждой стороне, каковые свидетели суть не столько свидетели, знающие о факте (testes de scienia), сколько свидетели о религиозности и нравственных качествах сторон, в виду которых показание или заявление истца или ответчика должно считаться заслуживающим вероятия (testes de credulitate). Инициатива возбуждения брачного дела может принадлежать супругам, их родственникам, даже посторонним лицам, и дело ведется в порядке обвинения; но епископский суд может в некоторых случаях выступить ex officio, на основании денунциации или диффамации, и возбудить дело о недействительности брака. Производится следствие для собрания доказательственного материала, вносится обвинение, сторонам предоставляется избрать себе прокуроров и адвокатов из лиц, одобренных оффициалатом. От римского права унаследованное, различие между прокуратором и адвокатом состоит в том, что прокуратор, как представитель тяжущегося, становится в положение хозяина процесса (составляет прошения, собирает документы, изыскивает доказательства, вырабатывает план действий), адвокат же пользуется готовым материалом для выяснения юридической стороны вопроса. Ничто, однако, не мешает слить в одном лице оба качества - и прокуратора и адвоката. Судебная борьба ведется не посредством устных дебатов, а путем представления обеими сторонами памятных записок (меморий). Мемория адвоката сообщается дефензору брака; между последним и адвокатом возможен обмен мнений, но последнее слово принадлежит защитнику брака, который независимо от того, что одна из сторон может желать поддержания брака в силе, ex officio старается отстоять действительность брака. Если решение первой инстанции состоится в смысле признания брака недействительным, дефензор ex officio же обязан апеллировать в высшую инстанцию, хотя бы ни одна из сторон не апеллировала, за исключением лишь некоторых случаев, когда обязательная апелляция от него не требуется (напр. при disparitas cuitus, т. е. при браке католика с нехристианином, при близком родстве и свойстве, при несоблюдении тридентской формы заключения брака в тех местностях, где она действует). Во второй инстанции дело ведется таким же порядком; от решения второй инстанции, если бы оно опять состоялось в том же смысле, дефензор не обязан уже апеллировать. Дефензор необходим не во всех брачных делах. Его участие безусловно, под страхом кассации всего судопроизводства, требуется в делах о недействительности браков и о диспензации от неконсуммированного брака (бракоразводных дел в собственном смысле в католических церковных судах не может быть); но его участия не нужно в делах о сенарации, об обручении, об обеспечении обольщенной и ее ребенка. Должно заметить, что не только перед рассмотрением дела в первой инстанции, но даже при разбирательстве дела во второй инстанции делаются попытки примирения сторон или самим судом, или через посредство других лиц, в особенности приходского священника. Эти попытки имеют целью или примирение в собственном смысле (в делах о разлучении), или придание браку действительной силы, насколько это зависит от сторон (напр. заключение брака в тридентской форме, если она не была соблюдена), или полюбовное соглашение (в делах об обручении). В третьей инстанции (одной из римских конгрегаций) дело ведут адвокаты, одобренные конгрегациями. Они представляют свои мемуары (объемом не свыше 5-ти листов) на латинском языке; секретарь конгрегации делает из них резюме; затем весь этот материал печатается, и кардиналы - члены конгрегации получают по два печатных экземпляра для изучения в течение 10 дней,- в это время стороны и адвокаты могут являться с кардиналам для устных сообщений. Собрание кардиналов - членов конгрегации имеет место раз в месяц; каждый является с приготовленным мнением; по открытии заседания, секретарь отбирает эти готовые мнения, и решение постановляется по большинству голосов. В каждом из таких заседаний решается три или четыре процесса.

 По дисциплинарным проступкам и преступлениям клириков, со времени издания конгрегацией super negotiis episcoporum et regularium и утверждения папой инструкции для церковных судов Италии 1880 г., судопроизводство стремится везде принять упрощенные формы с преобладающим инквизиционным характером. Инквизиционным оно должно быть названо потому, что хотя в процессе, в видах охранения закона и интересов справедливости, действует фискал или промотр в качестве обвинительного органа, но начатие следствия зависит не исключительно от требования промотора, и результат процесса зависит не исключительно от того доказательственного материала, который заявлен промотором. Ординарный судья (епископ) может возбудить следствие (через своего следственного комиссара) и без требований промотора, и напротив может не дать хода его требованию, равным образом может и не ограничиваться тем обвинительным материалом, который выставлен промотором. Дело может начаться: 1) ex officio, т. е. непосредственно епископским учреждением, которому прямо сделался известным факт преступного деяния (напр. при визитации), 2) вследствие доноса, 3) по жалобе на поведение духовного лица, 4) по сведениям, каким-либо образом иначе до шедшим до епископского суда. Смотря по свойству проступков, начатию формального процесса могут или даже должны предшествовать меры вразумления. По собрании сведений, устанавливающих виновность, составляется свод существенных его результатов и отсылается, вместе с следственными актами, к промотору, который составляет письменно изложенное обвинение, после чего все делопроизводство препровождается к епископу, который, просмотрев его, назначает срок для заключительного разбирательства. Подсудимый может выбрать себе защитника, духовного или мирянина (с одобрения епископа), или даже защитник назначается судом. Защитник имеет право ознакомляться в канцелярии со всеми актами и вручить письменно изложенную защиту. К назначенному сроку должны явиться в заседание суда и промотор, и защитник (если дело идет о суде первой инстанции, то и подсудимый должен лично являться). Промотор должен устно повторить в заседании суда свои обвинения, изложенные им письменно, а защитник устно же должен провести защиту подсудимого, хотя и подана была им ранее письменная защита. Допускаются репликации со стороны промотора и объяснения между ним и защитником, но за последним должно всегда оставаться последнее слово, и заседание оканчивается лишь тогда, когда обе стороны откажутся от дальнейших заявлений, после чего постановляется приговор. Свидетели, сведущие люди и проч. не вызываются в заключительное заседание, другими словами весь доказательственный материал собирается и устанавливается окончательно предварительным следствием. В случае недовольства приговором, апеллировать в высшую инстанцию могут как подсудимый с его защитником, так и промотор. Заседания церковного суда вообще непубличны. В высших инстанциях дело ведется тем же порядком, сохраняя характер судебной борьбы промотора с апеллятором и его адвокатом; но в третьей (т. е. в конгрегации) борьба ведется не перед самой конгрегацией, а перед докладчиком, доклад которого, составленный на основании заявленного с той и с другой стороны материала, печатается и рассылается членам для изучения. В полном собрании конгрегации докладчик излагает казус и резюмирует доводы сторон, причем ни та ни другая из них не присутствует. Докладчик затем удаляется, начинается обсуждение, и приговор постановляется большинством голосов.

 В Евангелических церквах Германии, с изъятием брачных дел из ведомства духовных судов, не чувствуется надобности в каком-либо уставе судопроизводства по делам спорным, а что касается преступлений и проступков, то в Пруссии в 1886 г. был издан дисциплинарный устав евангелической церкви. По этому уставу процесс начинается по распоряжению консистории, в некоторых случаях - высшего евангелического церковного совета, причем назначаются следственный комиссар или следователь и представитель обвинения. В процессе различаются две главные стадии: предварительное следствие (Voruntersuchung) и главное разбирательство (Hauptverhandlung). Обвиняемый вызывается на предварительное следствие, с сообщением ему при этом обвинительных пунктов; он может и не явиться, но если является, то выслушивается, равно как выслушиваются, равно как выслушиваются свидетели и предъявляются остальные доказательства, служащие к уяснению дела. Представитель обвинения имеет право осведомляться о ходе дела, просматривать акты следственного делопроизводства и делать свои предложения в случае надобности, а по окончании предварительного следствия, препровождает в консисторию свое заключение или о приостановлении процесса, или о наложении взыскания административным порядком (предостережение, выговор, денежный штраф) или о назначении заседания для главного разбирательства. На главном разбирательстве, которое происходит непублично, подсудимый может пользоваться услугами защитника. После выслушания доклада по данному делу, затем подсудимого, свидетелей и сведущих людей, если присутствие таковых было найдено необходимым консисторией, выслушиваются в заключение представитель обвинения, подсудимый и его защитник: последнее слово принадлежит подсудимому. против решения консистории могут апеллировать в евангелический обер-кирхенрат как подсудимый, так и представитель обвинения.

 В России не выработалось какого-либо особого церковного судопроизводства; церковный процесс был у нас всегда отражением того процессуального порядка, который господствовал в ту или другую эпоху в практике светского суда, и, по мере того как последний усложнялся и видоизменялся, следом за ним шел и церковный процесс. Из Византии наши предки не могли позаимствовать какими-либо руководящими началами для развития процессуального права, потому что у самих византийцев процесс не представлял стройной и выработанной системы. В летописях упоминаются случаи суда над епископами, по обвинениям против них, и по доносу на них пред митрополитом. Так митрополит киевский держал суд и осудил епископа ростовского по обвинению со стороны князя Андрея Боголюбского. Киевский же митрополит держал суд над епископом новгородским и епископом ростовским по доносу со стороны епископской домашней челяди. Подробностей процесса по доносу мы не знаем, но знаем, что он был неудовлетворителен. Митрополит осудил епископов, но в последствии обнаружилось, что донос был клеветнический, и клеветники подвергнуты были наказанию. Из позднейшей истории в особенности обращает на себя внимание процесс по делу архиепископа Иосифа коломенского, который вначале второй половины XVII в. произвольно, насильственно и жестоко управлял своей епархией, не соблюдая при том должного почтения ни к патриарху, ни к царю. Дело началось по доносу, вследствие которого патриарх распорядился производством следствия на месте, а самого епископа и других, оговоренных в доносе лиц - архимандрита и игумена, как наиболее близко стоявших к архиепископу и наилучше осведомленных о его действиях, велел доставить в Москву. Архиепископ был заключен в один из монастырей, где у него был произведен обыск имущества, а в то же время патриарх лично допрашивал оговоренных архимандрита и игумена, показания которых оказались настолько важны, что патриарх принял особые меры к тому чтобы пресечь им возможность уклониться от явки на суд (одного отправив в Богоявленский монастырь, другому указав жить на монастырском его подворье, находившемся в Москве). Следствие же на месте производилось через допрос свидетелей, показания которых, за их подписями, были препровождены в Москву. На основании данных, добытых как допросом, который произведен был патриархом, так и следствием, произведенным на месте, патриарх решил отдать дело на суд собора, который составился из тех архиереев, которые в данный момент проживали в Москве. В соборном заседании был составлен на основании собранных данных обвинительный акт, для вручения которого обвиняемому была послана особая комиссия. Обвиняемый дал письменные объяснения по всем пунктам обвинительного акта, отрицая свою виновность. Ввиду этого отрицания на следующее заседание собора был вызван сам подсудимый. Ему произведен был здесь допрос и сделана очная ставка с свидетелями, показания которых прочитаны были на соборе. При этом выяснилась необходимость нового розыска или следствия на месте, и новым следствием были действительно установлены факты виновности, и дело было найдено настолько важным, что патриарх счел нужным созвать собор из всех русских архиереев для окончательного обсуждения дела. На соборном заседании опять читался, в присутствии обвиняемого, обвинительный акт, но обвиняемый здесь вел себя уже иначе: на все пункты обвинения отвечал признанием своей вины и просьбою о снисхождении, так что тем самым постановление окончательного приговора было ускорено и облегчено.

 Суд над Иосифом коломенским есть наиболее совершенный процесс, который знает русская история, совершенный как по той тщательности, с которой собирался обвинительный материал и сформировывался самый состав суда, так и потому, что при розыске не прибегали к пыткам, которые во второй половине XVII в. уже входили в практику не только светских, а и духовных судов и особенно усилились в первой половине XVIII в.

 Но суд над епископами все-таки не был явлением повседневной жизни, а принадлежал к случаям более или менее редким. В народной же жизни имели огромное значение разные формы очищения от обвинений или поклепа, а также от неосновательного иска по делам имущественным: рота (присяга или целование креста), испытание железом, жребий; в течение нескольких столетий практиковался также судебный поединок (поле). Один новогородский архиепископ вначале XV в. предписывал вместо роты прибегать к "знамению Св. исповедников Гурия, Самона и Авива". Этот способ доказательства невинности или виновности состоял в том, что сначала служился в церкви молебен в честь мучеников Гурия, Самона и Авива, затем во время литургии священник "пишет имя Божие на хлебце", т. е. на просфоре, и дает этот хлебец для потребления. Кто съест хлебец "с именем Божием", то считался правым, а кто не съест, признавался виноватым. Очевидно этот способ очищения, как и другие формы суда Божия, основывался на вере, что Бог и св. мученики не допустят виновного вкусить святыню недостойными устами.

 В Пскове напротив в широком употреблении была рота. Из одного обличительного послания московского митрополита Фотия (20-х годов XV в.) видно, что у псковичей существовало даже нигде невиданное и неслыханное "бесчиние", состоявшее в том, что духовенство не только должно было являться к крестному целованию наравне с другими, в случае поклепа, напр. в краже, или в случае предъявления иска самим духовным лицом, но и являться непременно облаченным "во всю одежду священническую". Митрополит, как надобно полагать, обличал "бесчиние", практиковавшееся в светских псковских судах, подобно тому как тот же митрополит Фотий обличал новогородцев за то, что у них практикуется "поле", запрещая священникам причащать тех, которые готовились выдти на судебный поединок и желали напутствовать себя св. Дарами, убитых на поединке запрещая погребать, а убивших воспрещая допускать в церковь в течение 18 лет. Но до стоглавого собора поле, а тем более крестное целование применялось не только в "смесных судах", в которых участвовали представители и от княжеской власти, и от церковного учреждения, но и по делам крестьян монастырских между собою, следовательно уже по определению церковных судов. А псковское духовенство находило даже невыгодным для себя воспрещение применять к нему поле и крестное целование. Из грамоты архиепископа новгородского Макария от 1528 г. на имя псковского духовенства видно, что оно недовольно было архиепископским наместником, который, в случае поклепов на духовных лиц в принятии поклажи (на самом деле никогда не дававшейся) в бою (в нанесении ударов и причинении увечья) и в грабеже, поля и крестного целования духовным лицам не присуждал, вследствие чего духовенству чинится "много убытку и волокиты", т. е. наместник лишал их возможности воспользоваться общепринятыми средствами доказательства невинности.

 Довольно полно и ясно изображается церковное судопроизводство в стоглаве, которое является очевидным подражанием усовершествованному судебниками светскому процессу, и которое, как надо полагать, если не осталось благочестивым желанием собора, то все-таки мало повлияло на действительную практику жизни. Процесс по стоглаву представляется в следующем виде. Когда архиерею заявляют жалобы по каким-либо делам духовным и иным, как-то по рядным и духовным грамотам, по кабалам и поклажам, то, по приказанию архиерея, должны быть отправлены недельщики делопроизводства, должны были писаться земскими дьяками в присутствии земских старост и десятских, или церковными дьяками. По окончании обыска, недельщики назначали срок для явки в суд, с отдачей ответчика или обвиняемого на поруки. На суде, как скоро он составлялся, снова производился обыск, т. е. допрашивались истцы, ответчики и свидетели. Судные списки на суде духовном (из духовных лиц состоявшем) писались в одном экземпляре, а на суде у бояр и у десятильников в двух: один список писался для бояр и десятильников, другой ("противень") списывали для себя заседавшие в суде старосты поповские и пятидесятские, градские старосты и целовальники и земский дьяк. Этот второй список имел целью сделать невозможной переделку и подделку судебных актов. Постановление решения по делу должно было зависеть от того, сам ли владыка судил, или его наместник, или его бояре. Если владыка сам судил, то он тут же постановлял решение и приказывал "чинить управу", т. е. привести решение в исполнение. Если же судил наместник, или судили бояре, то и первый, и последние должны были представлять, по окончании обыска, судные списки владыке вместе с обоими истцами с тем, чтобы они подтвердили, что суд происходил именно так, как записано в актах. Но десятильникам, в виду отдаленности их судов от епархиального города, представлялось чинить управу на месте, причем, однако, сидевшие на суде старосты поповские, земские, целовальники и земский дьяк должны были следить за действием десятильников и напоминать им, в случае надобности, чтобы они судили праведно, посулов не имали, дел не волочили, продажи не чинили, при безуспешности же напоминания писать о том святителям. "Духовных дел", однако, десятильники не могли вершить; они могли только "срочить", т. е. назначать срок для явки к архиерею с отдачей на поруки в том, что данное лицо действительно явится на суд. Истина, как на предварительном следствии, так и на суде должна была доказываться свидетельскими показаниями, повальным обыском, в случае надобности, и очными ставками. Поле и крестное целование духовенству и монашеству воспрещены; в случаях же сомнительных предписано прибегать к жребию. Соответствие между светским процессуальным порядком и церковным судопроизводством наблюдается и после стоглавого собора. Чем более крепло государственное начало на Руси, и чем более государственная, публичная сторона в процессе брала верх над частным интересом сторон, сообщая процессу инквизиционный характер, тем более и церковный процесс превращался в инквизиционный "розыск". С другой стороны, когда Петром Великим был издан в 1723 г. указ "о форме суда", в силу которого процесс получал состязательно-обвинительный характер с судоговорением и с допущением к этому последнему поверенных, то с следующего же года этот процесс сделался на долгое время обязательным и для духовных судов, пока следственное начало опять не получило господства в русском процессуальном праве, в чем опять-таки заключается соответствие духовного процессуального порядка светскому, так как и в области светского суда указ "о форме суда" перестал применяться.

 Соответствие церковного судопроизводства светскому нарушилось со времени издания судебных уставов императора Александра II, которыми светское судопроизводство решительно преобразовано и улучшено во всех своих частях, а церковное осталось без всяких изменений, т. е. со всеми недостатками дореформенных судебных порядков. Судопроизводство консисторское настоящего времени есть судопроизводство следственное в наиболее строгом и наименее удовлетворительном смысле слова: результат процесса решительно определяется предварительным следствием, которое производится на месте духовным следователем, или, лучше сказать, дело предрешается докладом, составленным в канцелярии консистории на основании данных, добытых предварительным следствием. Во-первых, следственным порядком ведутся дела брачные. Дела о действительности или недействительности браков в тех случаях, когда они начинаются не в уголовном суде (см. выше стр. 257), могут быть возбуждаемы в консисториях по отношениям светских присутственных мест, в которых возникло сомнение относительно законности брака, по донесениям подчиненных епархиальному начальству должностных лиц и учреждениям, по жалобам и донесениям частных лиц, права которых нарушаются незаконным браком. Дела об удостоверении в действительности события брака и о происхождении от законного брака возбуждаются как по требованиям присутственных мест, так и по частным прошениям. Дела могут ограничиться справкой с метрическими книгами; нов случае отсутствия или сомнительности метрической записи (напр. событие записано с разноречием в числах месяца и в именах, или с подчистками), производится следствие через собирание показания причта, бывших при совершении брака свидетелей и всех лиц, которые могут иметь сведения о событии. Во-вторых, следственным же порядком ведутся дела о преступлениях и проступках духовных лиц. Они возбуждаются по сообщениям присутственных мест, по донесениям благочинных и членов причта, по прошениям прихожан, по жалобам частных лиц, наконец по сведениям, могущих доходит каким-либо образом до епархиального архиерея. Смотря по качеству преступления и по степени основательности подозрения в виновности, подследственному лицу, еще до решения дела о нем, запрещается временно священнослужение. Следствие должно производиться тем порядком, который установлен в 2 ч. XVI т. св. законов, в отношении к допросу обвиняемого, доносчика или жалобщика, свидетелей, очных ставок и проч., причем, впрочем, принимается во внимание и устав уголовн. судопр. Получив следственные акты, консистория может предписать пополнить пробелы и исправить недостатки произведенного следствия. На медленность или неправильные действия следователя или консистории могут быть приносимы частные жалобы епархиальному архиерею, а в случае неудовлетворения от него - св. синоду. В канцелярии консистории, на основании следственного делопроизводства, составляется доклад, который выслушивается в присутствии консистории и служить основанием для ее решения по данному делу, причем не только особое представительство обвинения и защиты остается неизвестным русскому церковному процессу, но даже и наличность подсудимых не требуется, так что непосредственного впечатления, которое могло бы создаться при личном выслушании подсудимого, судьи не могут получить. Это обстоятельство представляет собою тем больший дефект, что следователями назначаются приходские же священники, неподготовленные к тому, чтобы разбираться в статьях свода законов, и действующие иногда произвольно и пристрастно.

 Бракоразводные дела по нарушению святости брака прелюбодеянием суть у нас единственный род дел, по которым закон требует судоговорения с обязательным вызовом сторон в присутствие консистории (в грузино-имеретинской синодальной конторе и эти дела производятся следственным порядком). Бракоразводные дела начинаются по иску супруга, желающего получить развод. При судоговорении ответчика допрашивается по поводу обстоятельств, изложенных в исковом прошении, затем предоставляется ответчику представлять свои аргументы и опровергать доводы истца. Представительство допускается только по болезни истца или ответчика, засвидетельственной врачебным отделением губернского правления, за отсутствием по службе, или по другим уважительным причинам, и то не иначе, как по определению епархиального начальства. Бракоразводный процесс по нарушению святости брака прелюбодеянием имеет еще ту особенность, что построен на теории формальных доказательств, на которой построен был светский дореформенный суд, и которая различала доказательства совершенные и несовершенные. Совершенными или главными доказательствами признаются: 1) показания двух или трех свидетелей - очевидцев и 2) прижитие детей вне законного супружества, доказанное метрическими книгами и доводами о незаконной связи с посторонним лицом. Затем прочие доказательства, как-то письма, обнаруживающие преступную связь ответчика, показания свидетелей, не бывших очевидцами преступления, но знающих о том по достоверным сведениям или по слухам, показания обыскных людей о развратной жизни ответчика, собственное признание его, тогда только могут иметь силу, когда соединяются с одним из главных доказательств, или же в своей совокупности обнаруживают преступление. Так как прелюбодеяние принадлежит к числу таких фактов, которые совершаются втайне, а не на глазах свидетелей, поэтому в действительности "свидетелями-очевидцами", которые фигурируют в бракоразводном процессе и имеют решающее влияние на исход его, бывают обыкновенно люди, заранее подготовленные и подкупленные заинтересованными лицами к даче показания в известном смысле. При этом всего чаще бывает, что оба супруга желают развода, и "свидетели очевидцы" своими показаниями служат интересам того и другого, или на самом деле поставленные в возможность видеть нечто такое, чего случайно никогда не увидели бы, или удостоверяющие невиденный ими факт; но бывает и так, что желающий развода супруг подкупает лжесвидетелей, которые удостоверяют факт прелюбодеяния ни в чем неповинного супруга, не желающего притом развода. Подобная постановка несомненно унижает достоинство церковного суда. Усовершенствование церковного процесса вообще, а по отношению к бракоразводным делам, даже изъятие их из ведомства духовного суда, есть настоятельная необходимость. Было время, когда римские христианские императоры предоставляли епископам судить даже гражданские дела, в виду превосходства духовного суда над светским. В наше время о таком превосходстве говорить невозможно. Но и при римских христианских императорах, предоставлявших церкви суд по делам гражданским, и даже в византийской империи (до XI в.) бракоразводные дела не состояли в ведомстве церковных судов, и самый развод совершался помимо участия всякой власти, посредством частного волеизъявления, выраженного в форме разводного письма. ссылаться же на то, что брак есть таинство и, как таковое, может быть расторгнут только церковью, значит допускать невозможную мысль, будто союз, оскверненный напр. прелюбодеянием и взаимной ненавистью супругов, прибегающих к бракоразводному иску, продолжает служить образом таинственного союза Христа с Его церковью до самого момента постановления консисторского решения о расторжении брака, или даже до окончательного утверждения этого решения высшей инстанцией. С другой стороны, и в браках нерасторгнутых бывает иногда такое скопление нравственной грязи, что трудно было бы признать подобие таинственному союзу Христа с церковью и благодать таинства в таких браках, напр. когда муж торгует своей женой, сводничает ее, желая устроить себе карьеру, или извлечь другие материальные выгоды из преступной связи своей жены. Таинство брака, как предмет веры, не может служить основанием для подсудности бракоразводных дел. При расторжении браков, возникает притом много юридических вопросов, важных именно для гражданского порядка, напр. вопрос о праве жены носить фамилию прежнего мужа, вопрос о том, которому из супругов вверить попечение о детях и воспитание их.

 Для науки юридической светская подсудность бракоразводных дел должна иметь чрезвычайно важное значение. Нужно, чтобы бракоразводное право стало достоянием науки, а для этого требуется, чтобы решения по бракоразводным делам, как и всякие судебные решения, равным образом мотивы к ним, были известны и подлежали оценке юриспруденции, а не хранились в консисторских архивах. выводы науки не могут оставаться бесследными ни для законодателя, ни для судебных решений: при нынешнем же положении нашего бракоразводного права, оно есть достояние не науки, а дельцов, работающих по бракоразводным делам.

 "Иск о разводе" известен уставу духовных консисторий еще в другом случае: в делах о расторжении брака по неспособности одного из супругов к брачному сожитию. Но даже и теперь решающее влияние на исход дела имеет не какоелибо следствие, производимое в духовном ведомстве, а освидетельствование во врачебном отделении губернского правления, и никакого "судоговорения" по этого рода делам в духовной консистории не допускается. Стало быть настаивать на подведомственности этого иска духовному суду еще менее основания, чем в отношении к разводу по прелюбодеянию. То же самое нужно сказать о расторжении браков по безвестному отсутствию и по поводу лишения одного из супругов всех прав состояния. В обоих этих случаях никакого "судоговорения" не может быть, и решение о расторжении брака основывается или на удостоверенном факте безвестного отсутствия, или на состоявшемся в уголовном суде приговоре о лишении всех прав состояния.

 Судные дела, решенные консисторией в первой инстанции, восходят в высшую инстанцию, т. е. в синод, или апелляционным порядком по апелляционным отзывам, или по частным жалобам, или порядком ревизионным. Апелляционный отзыв имеет место в случаях присуждения священнослужителей к лишению сана и причетников к исключению из духовного ведомства. Присужденным к этим наказаниям в первой инстанции предоставляется в семидневный срок объявить удовольствие или неудовольствие на приговор консистории и, в течение месяца со дня объявления неудовольствий, подать апелляционный отзыв. Отзыв подается тому епархиальному начальству, которым постановлен приговор, а епархиальное начальство представляет этот отзыв, вместе с делом и справкой о подсудимом, в св. синод. Апелляционный отзыв допускается еще по делам бракоразводным. Недовольный решением епархиального начальства, которым предположено расторгнуть брак, может, в течение семи дней, заявить неудовольствие и затем, в течение двух месяцев, представить в консисторию отзыв, а консистория представляет отзыв в св. синод вместе с своим решением, подлинным делом и экстрактом из него. Апелляционный отзыв имеет двоякий эффект: во-первых, апелляция не допускает вступления в силу и приведения в исполнение обжалованного решения; во-вторых, рассмотрение дела по существу и решение от суда, постановившего обжалуемое решение, переходит в высшую инстанцию. Частная жалоба может быть подана на неправильные действия следователей и консистории вообще, но она подается и на окончательные решения консистории, которыми духовные лица присуждены к каким-либо другим наказаниям, кроме лишения сана и исключения из духовного ведомства; частная жалоба не приостанавливает исполнения решения. Ревизионный порядок состоит в том, что дела о расторжении браков и о признании их недействительными, если бы и не последовало от заинтересованной стороны апелляционного отзыва, в том случае когда решение консистории клонилось бы к расторжению брака, или объявлению его действительным, восходят на пересмотр св. синода. Поэтому епархиальным начальством вменено в обязанность в сообщениях полицейским управлениям о состоявшихся решениях в смысле расторжения брака приписывать, что решения эти не окончательные и подлежат утверждать св. синода. Из этого общего правила допускается исключение в двух случаях (ст. 449 т. XVI ч. 2 Зак. суд. граж.): 1) когда один из супругов присужден к наказанию, влекущему за собой лишение прав состояния, и 2) когда дело о расторжении брака, возникшее по безвестному отсутствию одного из супругов, относится до лиц, принадлежащих к крестьянскому или мещанскому сословию. В этих двух случаях епархиальным архиереям предоставляется разрешать просящим того лицам вступление в новый брак, но в первом епархиальное начальство доносит св. синоду о всяком данном от него разрешении, а во втором допускает недовольных к подаче апелляции св. синоду.

 

 § 94. Непосредственный архиерейский суд.

 

 В западно-католическом праве еще в средние века представлялось епископам не допускать промоции клириков в высшие степени сана, как скоро эти клирики были виновны в совершении преступления, хотя бы и не получившего огласки. Тредентский собор расширил это право епископов, уполномочив их не только возбранять восхождение на высшие степени, но и осуществление полученных уже прав сана (suspensio). Решение епископа в таких случаях есть внесудебное; оно постановляется extrajudicialiter и называется sententia ex informata conscientia, так как основывается не на судебном дознании и выяснении факта, а на соображениях или причинах, взвешенных и сознанных епископской совестью. Для предупреждения возможных в таких случаях злоупотреблений властью, установлено, что хотя епископ не обязан объяснять лицу запрещенному причину запрещения, но он должен быть в состоянии доказать основательность принятой им меры пред высшей властью. Congregatio concilii, в которую направляются обжалования по этим делам, кассирует епископские решения, как скоро они не удовлетворяют двум требованиям: 1) чтобы еписком доказал факты преступления, и 2) чтобы в данном случае не оказывалось возможным прибегнуть к формам обыкновенного процесса по соблазнительности дела. Таким образом в основе католического института неформального епископского суда лежит идея поддержания церковной дисциплины и блага церкви. Но в русском уставе дух. дел христиан римско-катол. испов. непосредственному епископскому суду предоставляются менее важные дисциплинарные дела, которые не влекут за собою отрешения от должности или заключения на более или менее продолжительное время. К этому последнему суду близок и тот непосредственный архиерейский суд, о котором говорится в нашем уставе духовных консисторий. Именно по ст. 155 уст. дух. конс. судопроизводству непосредственно архиерейскому подлежат: 1) проступки неведения и нечаянности, требующие исправления и очищения совести священнослужительской иерархическим действием архиерея и неудобоподвергаемые гласности и формам обыкновенного суда, 2) вообще проступки против должности и благоповедения, не соединенные с явным вредом и соблазном, замеченные в священнослужителе, которого прежнее поведение было неукоризненно, 3) жалобы, приносимые именно с тем, чтобы неправильно поступившего исправить архипастырским судом и назиданием, без формального делопроизводства. Дисциплинарные меры к которым прибегает епископ в таких случаях, заключаются в том, что, после негласного дознания, архиерей вызывает виновного к себе, вразумляет и налагает на него епитимию до двух недель с прохождением ее на месте или в архиерейском доме,- если же вызов неудобен по отдаленности, архиерей поручает вразумление обвиняемого кому-либо из духовных лиц, или подвергает его епитимии с устранением от священнослужения на время не свыше двух недель. Когда вразумление делается по поручению архиерея кем-либо другим, тогда, конечно, нельзя говорить о "исправлении и очищении совести священнослужительской иерархическим действием архиерея" и о "исправлении неправильно поступившего архипастырским судом и назиданием". Жалобы на распоряжения архиерея в порядке непосредственного суда не допускаются, и случаи эти не вносятся в формулярные списки.

 

---

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 171; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!