Глава II. Человек и его потребности 21 страница



 Учение Монтескье о разделении властей, отразившееся на первых французских конституциях и на американском политическом строе, в настоящее время понимается, как разделение не самой власти, а функций ее, с вручением каждой функции особому органу.

 В новейшее время вопрос о делимости государственной власти вновь всплыл по поводу союзных государств. На одной и той же территории, - в отношении тех же лиц, действуют две власти: власть союзная и власть отдельных государств, которые, по учению германских юристов, в соединении представляют полную государственную власть *(239). Возникающее отсюда затруднение тесно связано с той конструкцией союзного государства, которую они отстаивают.

 Таковы свойства государственной власти. Что же представляет собой власть, одаренная такими свойствами? Государственная власть конструируется как право, как воля или как сила.

 По мнению Кокошкина, "понятие о власти подходит под общее понятие субъективного права", "власть есть специальный вид субъективного права" *(240). Это доказывается тем, что власть есть господство одной воли над другой и субъективное право есть также господство одной воли над другой. Которое же из них родовое понятие и которое - видовое? Кокошкин полагает, что везде, где имеется власть, есть и субъективное право, но "не всякое субъективное право есть власть". Я думаю обратно: всякое субъективное право есть власть, но не всякая власть есть субъективное право. Право кредитора есть власть над должником, но не самостоятельная, а производная, потому что она поддерживается государственной властью, гарантируется объективным правом - и потому она является субъективным правом. Государственная власть над подданными самостоятельна, находит поддержку в самой себе, - и потому она не субъективное право. Чем же отличается, по мнению Кокошкина, государственная власть, как субъективное право, от других видов последнего? "Тем, что действие, которое составляет предмет обязанности, не определено заранее нормой права, а определяется в известных пределах волей субъекта права". Что же это за право, которое дает субъекту его возможность требовать чего угодно? Если же праву ставятся известные пределы, то чем же они поставлены, как не нормами права? Всякое субъективное право есть предел, - закон предоставляет кредитору возможность взыскивать сумму долга, но это не исключает право кредитора в этих пределах требовать какую угодно меньшую сумму. Немыслимо выдержать взгляд на государственную власть, как на субъективное право, потому что "для последовательного своего проведения он нуждается в понятии над-государственного правопорядка".

 Весьма распространено мнение, что государственная власть есть воля государства. "Государство следует понимать, говорит Лассон, как существо, одаренное волей наподобие человека". "Государство это не народ, не страна, не власть, a отличное от всего этого существо, одаренное волей" *(241). Но против этого приходится возразить, что воля присуща только психическому индивиду. Если мы отвергли общественное сознание, общественный организм, то мы не можем признать воли за государством помимо той воли, какую имеют члены этого общения. Этим возражением мы наталкиваемся на другое представление о государственной власти, как народной воле. Народ, как совокупность людей, способен проявить свою волю, как равнодействующую воли всех его единиц. С этим связано провозглашение народного суверенитета в теории, напр. Руссо, и в конституции, напр., в бельгийской (§ 25). Но и от этого взгляда приходится отрешиться, потому что принятие такой точки зрения сделало бы совершенно необъяснимым, каким образом народная воля может воплотиться в лице единого монарха при абсолютизме, и каким образом возможен, наблюдаемый нередко в действительности, разлад между волей народной, как суммированным мнением или настроением, и государственной властью? Остается предположить, что государственная власть есть воля властвующих, будет ли то один человек, как при абсолютизме, будет ли то суммированная и согласованная воля многих, как при республиканской форме. Так смотрит на государственную власть Гумплович. "Властвующие с одной стороны и подвластные с другой, управляющие и управляемые, - вот вечные неизменные признаки государства". Единой государственной власти соответствует, "единая, руководящая государственной жизнью воля". Может быть, в будущем государственная воля и сделается народной волей, но сейчас, "при нормальном положении вещей, воля господствующего меньшинства является государственной" *(242). На такой же точке зрения стоит Дюги. "Для нас государство, - это человек, группа людей, которые в обществе, на самом деле, материально сильнее других" *(243). "Государственная власть в действительности не что иное, как воля тех, в чьих руках политическая сила, это воля властвующих. В том, что называют государственной волей, обнаруживается только одно: выражение воли индивида или индивидов" *(244).

 Но эта точка зрения требует поправки. Неправильно представлять себе государственную власть, как волю. Сама по себе воля не есть еще власть. Мало того, что кто-то хочет навязать свою волю другому, - его воля может оказаться и бессильной. Власть предполагает способность сделать свою волю мотивом поведения других.

 Здесь мы подходим к третьей точке зрения на власть, как на силу. "Понятие власти, говорит Коркунов, ни в чем не совпадает с понятием воли". "Власть есть сила, обусловленная сознанием зависимости подвластного". "Государственная власть - это сила, обусловленная сознанием зависимости от государства" *(245). Однако построить понятие о государственной власти на одной силе так же трудно, как и на одной воле. Можно иметь силу и не иметь воли властвовать - власти нет; можно иметь волю властвовать и не иметь силы - власти нет. Следовательно, власть есть комбинация силы и воли. Это самостоятельное понятие, не покрываемое ни одним из своих элементов. Итак, государственная власть есть основанная на самостоятельной силе воля одних (властвующих) подчинять себе волю других (подвластных).

 Мы стоим перед новым вопросом: где же источник этой силы? Мы видели, что в основе властного отношения лежат. Психологические данные. Человек подчиняется, потому что боится потерять то, что имеет, или надеется получить больше того, чем обладает. Откуда же у него уверенность, что повелевающий сможет отнять у него блага или доставить ему блага? В чем сила властвующих?

 Прежде всего страх может обуславливаться физической силой властвующего. Конечно, в настоящее время мускулы не только единоличного монарха, но и многочисленного парламента не играют никакой роли ввиду явной их ничтожности по сопоставлению с массой подвластных. Однако исторически физическая сила и умение владеть оружием несомненно импонировали. Вспомним надписи Рамзеса и песни о Карле Великом. Народное представление не допускало мысли, чтобы знаменитый вождь, правитель, был физически слаб. Но личная сила властителя возрастала от присоединения дружины, которая привлекалась богатыми подарками, надеждой на добычу, безответственностью за провинности. Такая дружина, окружавшая властителя, увеличивала многократно ту физическую силу, которой он поддерживал свою власть. Хорошо вооруженная, отлично владеющая оружием, всегда сплоченная, дружина служила достаточной угрозой против разъединенной массы подчиненных . На глазах истории введение постоянной армии сильно подняло королевскую власть. В современных государствах властвующие располагают огромной силой военной и полицейской, способной физическим воздействием поддерживать веления власти. Конечно, ни одно культурное правительство не основывает своей власти всецело на этой основе, но в некоторые моменты власть держится исключительно на физической силе. Это происходит при занятии завоеванной страны и при подавлении внутренней революции.

 Однако, физическая сила, как источник государственной силы, нередко оспаривается. Если властвующие опираются на армию, почему же повинуется им армия? Нет ли тут заколдованного круга? Но те, кто оспаривает физическую силу в пользу психической, упускают из виду именно психический момент, дающй властвующим возможность распоряжаться военной силой, помимо сочувствия и даже вопреки сочувствию отдельных лиц, составляющих армию. Этот психический момент - военная дисциплина. Она порождает известного рода массовый гипноз повиновения. Достаточно сравнить толпу крестьян, бегущих при первом выстреле, и отряд солдат., из тех же крестьян, который способен проявить устойчивость при самом жестоком огне. Нельзя отрицать и сознательного момента в повиновении. He потому ли городовой арестует вопреки своей совести, что опасается лишиться материальных средств, которые находятся в руках властвующих: не потому ли стреляет солдат в своих же крестьян, что боится быть сам расстрелянным из ружей, которые имеются в распоряжении властвующих?

 Но физический авторитет имеет одну сторону чрезвычайно опасную для самих властвующих. Там, где власть опирается только на физические силы, она должна постепенно увеличивать давление, производить все новые впечатления силы, иначе получится представление, что власть не действует, что ее просто нет.

 Невозможность держать постоянно наготове физическую силу, неуверенность в исходе столкновения, заставляет властвующих весьма рано искать иной опоры, глубже проникающей в сознание подчиненных и ярче убеждающей их в необычайной силе властителя. Таков божественный ореол, которым окружают себя носители власти. В основе власти заложена сверхъестественная сила и потому сопротивление ей бесполезно, а покорность ей обещает обилие благ. На первоначальных ступенях почти у всех народов встречаем мы идею божественного покровительства.

 Древний Восток воспринял эту идею в смысле божественного происхождения властителя: это само божество. Освоившись с мыслью, что властитель есть высшее существо, народы не могли бы примириться с мыслью, что над ними властвует человек. В этой психологии заключалась трагедия Александра Македонского: для поддержания своего престижа перед египтянами и персами, македонский царь должен был объявить себя богом, но эта претензия подрывала его престиж у македонского войска, привыкшего видеть в нем доброго товарища.

 Co времени торжества христианства, божественный ореол принимает иной характер: властитель признается уже не божеством, но осененным Божьей помощью. Христианская церковь проявила значительные колебания в этом вопросе. В периоды борьбы со светской властью она отрицала божественное происхождение королевской власти и обосновывала ее на народной воле; в периоды мира между ними церковь выдвигала учение, опиравшееся на текст из апостола Павла и давала ему широкое развитие. Союз между светской властью и церковью был необходим в обоюдном интересе. Короли получали через церковь новый источник своей силы, производивший огромное впечатление на массы верующих, а церковь приобретала физическую поддержку, которая ей была необходима для осуществления своих велений. Самый термин "Божьей Милостью" в руках королей имел сначала оборонительный характер и был направлен против церкви, как доказательство? что светская власть, по своей основе, не ниже духовной. Но позднее титул этот получил наступательный характер И был направлен против феодальных соперников королевской власти, внушая населению представление о несоизмеримости их сил, а потом и против самого народа, выделяя из него монарха на недосягаемую высоту. Хотя в настоящее время божественный ореол значительно потерял свое значение вследствие развития сознательности в массах, тем не менее он все же не исчез до сих пор, и продолжает присоединяться к титулам монархов. Однако, несоответствие его современному сознанию обнаружилось особенно ярко в том впечатлении, какое произвела на германский народ кенигсбергская речь Вильгельма II, в которой он провозгласил себя "избранным орудием неба". Это заявление не только не подняло, но, наоборот, ослабило монархический авторитет.

 Важным источником силы государственной власти является традиция, сила сложившегося порядка. Человек психологически подчиняется тому, к чему он привык. Он опасается резких перемен в своем существовании и всегда готов сомневаться, не грозит ли его благополучию перемена в окружающей обстановке. Поэтому человек относится снисходительно к тому, что уже давно существует, и критически к тому, что только что установилось. Признание необходимости государственной власти вообще переходит незаметно к признанию необходимости данных носителей власти. Отсюда сила старых династий, Бурбонов прежде, Гогенцоллернов и Габсбургов теперь. Исторический опыт показывает, что монарху из давно царствующей династии гораздо легче держаться на престоле, нежели монарху без прошлого. Отсюда стремление монархов связать себя историческими узами с древнейшими династиями, как, напр., попытки Ивана IV доказать свое происхождение от Августа. To самое население, которое покорно взирало на злодеяния Ивана Грозного, не мирилось с ошибками Бориса Годунова. Наполеону I приходилось действовать на воображение французского народа своими подвигами, поднимавшими гордость нации, чтобы восполнить недостаток того источника силы, который дается традицией. Сила монархических традиций использована в конституционной форме, как переходной: новый авторитет народного представительства сочетается со старым авторитетом монархической династии.

 Далее, источником силы, из которого питается государственная власть, является материальное богатство властвующих. Возможность воздействия на чью-либо волю при посредстве богатства обуславливается с одной стороны ожидаемым соучастием в этих материальных благах, а с другой инстинктивным преклонением большинства людей перед богатством, даже без сознания, какую выгоду могли бы они получить от богача. Как бы ни относился наблюдатель с нравственной точки зрения к этому явлению, он должен считаться с ним, как с социальным фактом. Правители, понимая значение богатства для своей власти, всегда стремились к накоплению средств. Богатство давало им возможность раздавать воинам поместья и тем ставить их в зависимость от себя; раздавать народным массам, хотя по временам, даровой хлеб, И тем снискивать себе их расположение; поражать воображение подвластных великолепием обстановки, среди которой они появлялись народу; привлекать к себе на службу образованных людей, способных идейно отстаивать интересы властвующих, напр., легистов; создать могучую бюрократию, материально зависящую от степени исполнительности. С переходом от абсолютизма к современным конституционным и республиканским государствам богатство, как источник власти, значения своего не утратило. Даже всеобщее избирательное право, которое, казалось бы, должно подорвать влияние состоятельного меньшинства, не изменяло положения вещей. В депутаты проходят в значительной части представители состоятельных классов, потому что их богатство делает их людьми видными и широко известными; потому что избирательный процесс соединен с значительными издержками; потому что только состоятельность позволяет принять полномочия депутата там, где обязанности народных представителей выполняются безвозмездно; потому что от них экономически зависят многочисленные избиратели, сельские и фабричные рабочие, на которых они успевают оказывать давление даже при тайной подаче голосов. Могучим источником силы для государственной власти служит сама государственная организация. Государственный механизм все более осложняется и совершенствуется. Его материальное усовершенствование выражается в увеличении числа передаточных органов, колес, т.е. агентов органа власти. В своем иерархическом порядке они покрывают все население, как бы густой сетью. С психологической стороны усовершенствование проявляется в возрастающей чувствительности аппарата. Малейшие общественные колебания вызывают раздражения и несутся от периферии к центру, а вслед затем наступает немедленное реагирование в обратном направлении. Этой чувствительности государственного механизма благоприятствуют с одной стороны техника: телеграф, телефон, железные дороги, с другой - успехи дисциплины, бюрократическая иерархия.

 Эта огромная сила механизма сосредотачивается в руках органа государственной власти, который путем самого слабого нажима аппарата, может производить огромные общественные эффекты. Чем совершеннее механизм, тем легче одному править огромным государством. При открытии выставки в Чикаго президент, надавив электрическую кнопку на почетной трибуне, разом растворил двери всех павильонов и распустил все флаги, - сколько людей требовалось раньше для такого дела. Благодаря усовершенствованию механизма получается даже впечатление бездействия центральной власти и в то же время слабости того маленького агента, который реализует власть. Но это лишь обман зрения. Агент действует всей государственной силой, потому что власть всегда наготове и при малейшей неисправности в осуществлении своей воли, способна оказать все больше и больше давления. Судебный пристав, являющийся с исполнительным листом, - фигура слабо представляющая все величие государственной власти. Ho пo первому его требованию является полицейская власть, уже внушающая привычному глазу обывателя представление о силе. В случае оказанного вооруженного сопротивления, при слабости полицейской силы, может выступить часть военной силы, в лице которой совершенно ясно раскроется физическая мощь государства.

 Главный источник силы государственной власти - сочувствие населения, основанное на сознании необходимости государственного порядка и на одобрении настоящей формы государственной организации. Для этого деятельность государственной власти должна находиться в согласии с общественным мнением и настроением. Чем более развивается в обществе сознательность за счет инстинкта, тем большую роль играет этот источник. Некоторые склонны за этим источником силы признать решающее значение, им одним объяснить государственную власть, и всем другим источникам придать производный характер. Принятие такой точки зрения делает психологически необъяснимым, каким образом может держаться власть при несочуствии почти всего народа, или же принуждает, для спасения теории, признавать сочувствие, коллективную поддержку, там, где все факты говорят против. Власть несомненно рационализируется, она все больше обуславливается сознательными моментами, но нельзя же упускать из виду, что это пока только тенденция, которая не уничтожает противоположных явлений исторической действительности.

 

 § 27. Государство и общество

 

 Литература: Кloрреl, Staat und Gesellsshaft, 1887; Wieser, Recht und Macht, 1910; Dicey, Law und Opinion, 1905; Гольцендорф, Общественное мнение, рус. пер. 1895

 

 Некоторое время государство и общество в научном представлении сливались в одно понятие. Позднее отождествление сменялось противоположением их. В настоящее время задача состоит в сопоставлении этих двух понятий и в раскрытии взаимного отношения между государством и обществом;

 Иеринг полагает, что государство - это общество, организованное на началах принуждения. "Чтобы иметь возможность принуждать, общество принимает образ государства, государство есть форма урегулированного и обеспеченного приложения общественной принудительной силы, короче сказать: организация общественного принуждения" *(246). В этом представлении общество играет как бы роль материала, из которого строится государство. Государство - это само общество, преобразованное вследствие организации принуждения: если отнять этот последний момент, то под государством окажется вновь общество, как нечто самостоятельное. Конечно, генетически государственная власть зарождается в обществе, действием внутренних общественных процессов. Но, раз создалось государство, оно само образует новое общество, объединяя совокупность людей, хотя бы принадлежащих к разным общественным группам, в общественное единство, сплоченное одним общим политическим моментом.


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!