Названия лесных массивов, озёр, пожен, омутов и плёсов на реках
 Карта-схема «Костромское водохранилище».
|
2. Дворе`ц. Лесной массив на р. Костроме в 3-х км от села Спаса. До 1930 г. принадлежал селу Спасу. Сейчас в отшнурованной дамбой части. 3. Золота`я . Бывший хмельник, в колхозное время пашня; сейчас бесхозное заросшее лесом место между бывшей д. Вёжи и с. Спасом, у дамбы. 4. Боя`рская доро`га . Бывшая в старое время дорога, ведущая от д. Вёжи через большую дубовую рощу Заезну в деревни и сёла Ярославcкой губернии — г. Данилов, Любим и далее. 5 . Бора`нь . Возвышенное место, весной в разлив островок на берегу реки Касти в 1,5 км от д. Вёжи. Стоянка первобытных людей каменного века. Их две: Борань Малая и Борань Большая, в 250-300 метрах друг от друга. На обеих были дубовые рощи. Там любили цыгане устраивать свои кочевые таборы (стоянки) в наше время, в 1925-50 гг. Сейчас затоплены и размыты волнами водохранилища. |
Названия мелких озёр в пойме рек Соти и Касти в 1,5–2 км от д. Вёжи
Хоти`лово, Малое Хоти`лово, Калита`, Халя`ва, Ло`гинково Большое, Ло`гинково Малое, Кулачи`шное, Подно`вое, Литви`нское, Ува`рышково, Щури`ха, Шиганы` (Шиганы` Шу`нгенские), Кру`глая За`водь, Протомо`ище, Малое Протомо`ище, Жеребчи`шное, Горбуно`во Малое и Горбуно`во Большо`е.
|
|
|
Названия пожен по р. Соти:
У`личища, Забро`дье, Жеребчи`ха, Лу`нково, Переле`ски, Шарко`во, По`лосы (с 1-й до 16-й), Кру`гленькая, Дедё`вка, Монасты`рская, Кра`сная Гри`ва, Ро`нделово (и омут), Тю`тин Горб.
По р. Касти от Ярославской границы:
Омутска`я, Оси`нник, Хода`рки, Ли`повая, Рыла`, Бора`нь, Церко`вная, Пе`ршинский дол, Перее`зжее Ры`ло, Ту`пышкино.
* * *
Удивительные люди
Удивительные люди жили в наших деревнях в своё время, как, впрочем, и во всей России. Видимо, в то время была настоящая свобода. Время это я отношу от конца прошлого века и до периода коллективизации 30 х годов. Народ был малограмотен, но до чего же мудр, совестлив, богобоязен и трудолюбив.
Среди многих интересных наших старожилов того времени хочу рассказать о троих жителях нашей когда-то воспетой поэтом Н.А. Некрасовым деревни Вёжи.
Вот первый: это Сергей Иванович Клюев. Он был рождения примерно 1885 г., настоящая фамилия его была Хемин. Женившись он ушёл в дом жены и принял её фамилию. Как и все деревенское население — в начале века, занимался сельским хозяйством, хмелеводством, рыбной ловлей. С возрастом был призван на военную службу в царскую армию, служил на Балтийском флоте, после срочной службы сверхсрочную — вплоть до середины Октябрьской революции и гражданской войны. Сверхсрочную служил он баталёром-интендантом в экипажах, морских базах городов Гельсингфорса, Ревеля, Кронштадта, Питера.
|
|
|
Был хитроват и скуповат. Служившие с ним вместе земляки иногда рассказывали, что в годы 1-й мировой войны и революции Сергей Иванович приторговывал флотскими клёшами-брюками и штиблетами. И за время службы скопил немного деньжат. Кончив службу где-то в 20-21 г., приехал в родную деревню и женился уже в возрасте за 30 лет.
| Обзавёлся хозяйством, землёй, лошадью. А любимым делом выбрал извоз — торговлю. Возил по разным городам и торговым сёлам продавать рыбу, хмель, сено, лыко. Лыко возил продавать с Семёновское-Лапотное (ныне Островское), а хмель в Вологду <*>. Из Вологды он привозил знаменитых белозёрских снетков, которых продавал владельцам чайных и населению. Уже в годы моего детства старики часто вспоминали об этих белозёрских снетках, хотя своей рыбы было вдоволь. | <*> О вологодских ярмарках и базарах Сергей Иванович рассказывал с восхищением и такой своей приговоркой: «О! Вологодский базар — живое дело», т.е. ему это нравилось. |
Так жил-хозяйствовал Сергей Иванович до коллективизации, но в колхоз долго, до 1935 года, не вступал — занимался своим извозом. Тогда стали давить его налогами и прочими действиями, отобрали надел земли и сенокоса. Стали угрожать раскулачиванием, пришлось сдаться и вступить в колхоз; к тому времени у него было трое детей.
|
|
|
Как мы теперь уже знаем, в те годы комитеты бедноты обладали большой властью и при поддержке партии большевиков творили большой произвол на местах. Отбирали у более состоятельных крестьян имущество, сани-телеги, сбрую и т.д., но ещё отбирали и золото. Так как до 1924 г. в обращении были золотые монеты, то при появлении в обращении советских червонцев много золотых монет осело у населения, их предлагалось менять на советские бумажные деньги. Но народ оказался не глуп, и не все решили менять. Поэтому, видимо, советской властью было принято решение: кто не меняет золото, у того просто отбирать. Комитетам бедноты и активистам коллективизации было дано указание выявлять предполагаемых золотодержателей, т.е. указывать представителю НКВД, у кого должны быть золотые монеты. Так, в своё время в наших деревнях за это были арестованы и посажены в КПЗ Е.Я.Аниканова, Сергей Иванович, Ваня Нестеров — это из Вёжей, Сергей Черепенин и Стеша Романова — из Ведёрок, и из Спаса — Мария Васильевна Лезина.
|
|
|
Вот как с ними представители НКВД вели дело. Посадили и не давали двое суток еды, а на третий день дали хлеба с солёной селёдкой и сутки не давали пить. А потом вызывали к следователю, где на столе стоял графин с водой, но пить могли дать, только если признаешься, где спрятаны золотые монеты или сдашь их представителям власти. Сколько у кого было отобрано, я сказать не могу, но факт такого действия был.
За службу на флоте Сергею Ивановичу в деревне народом было присвоено прозвище Варяга, что ему вроде бы и нравилось, даже сын его Николай иногда его так называл в глаза и с какой-то гордостью. А вот за арест за золото Сергей Иванович получил второе прозвище: иногда не в глаза его стали называть Серёга-Золото. Но и это ещё не всё.
| Примерно в 1935-36 г. Сергея Ивановича вынудили вступить в колхоз. Отвёл он на колхозную конюшню свою лошадь Звёздку, вместе с телегой и сбруей, и стал со смиренством трудиться на колхозной ниве, но в душе всё это ему очень не нравилось <*>. Иногда во время перекуров предавался воспоминаниям о флотской службе, о финских девушках-фликушках, о середских, закобякинских и вологодских базарах-ярмарках. Эти слова, бродяжное царство, он произносил, когда брал в руки колхозные вилы или запрягал лошадь. Например: «Ну, дай назад, бродяжное царство!» и т.д., и к середине Великой Отечественной войны за ним прочно укрепилось прозвище — Бродяжное царство. В этих словах он выражал недовольство теми условиями жизни, которые последовали вследствие коллективизации. | <*> Видимо, наблюдая ту колхозную безалаберность, безответственность, давление властей сверху и перемены того устоявшегося жизненного уклада в деревне не в лучшую сторону, у Сергея Ивановича стали иногда из уст вырываться слова — «бродяжное царство». Наблюдая безалаберность колхозной жизни, С.И. дал определение этому явлению как БЦ. |
Сейчас я часто предаюсь воспоминаниям и удивляюсь, как не попал в поле зрения агентов НКВД Сергей Иванович, ведь это прозвище за ним так укрепилось, что стар и мал его называли так или понимали его под этой кличкой, например, бригадир, давая наряд, говорил: «Поедешь в лес за жердями с Брод-царством», т.е. с Сергеем Ивановичем. С горечью в душе под старость лет пережил Сергей Иванович и переселение из родной деревни в связи сооружением Костромского водохранилища. Переселился он в 1954 г. вместе с семьёй сына Николая в посёлок ПМК. Это около д. Некрасово и Святого озера. И вскоре умер.
Вот я иногда предаюсь размышлениям: а как точно и мудро присваиваются различные прозвища-клички людям за их характер-поведение и другие черты человеческой деятельности.
Вторым не менее удивительным человеком был Николай Яковлевич Тукин. Он тоже 1885 г. рождения, от природы был, видимо, одарён большим талантом. Образование его 2-3 класса церковноприходской школы, но уже с 12-15 лет он сочинял стихи, много читал, зная наизусть произведения Пушкина, Лермонтова и других писателей и поэтов того времени. Много знал из церковной литературы. Иногда рассказывал о царе Ироде, Содоме и Гоморре, римских императорах. Говорил всегда в стиле рифмы, а лет в 25-30 задумал отправиться, наподобие горьковского Челкаша, в путешествие в низовье Волги, где прожил около 2-х лет на рыбных промыслах у калмыков.
Надо сказать, что семья Якова Тукина (отца Н.Я.) была в деревне на хорошем счету — уж если не богатая, то среднего достатка (это начало века). Вернувшись из путешествия, хотя не сразу, но Н.Я. женился на своей деревенской, Ольге Васильевне Даниловой, и народили они 12 или 13 детей, семеро из которых выжили, а пятеро или шестеро умерли в детстве от различных эпидемий и родительского недосмотра. С организацией сельскохозяйственного общества и кредитного товарищества постоянно работал в его сферах: членом правления, председателем ревизионной комиссии и в других должностях. Был среди селян в почёте, все его уважали. Как за работу, так и за мудрость. А мудрых слов и высказываний у него было очень много. Вот первое, как стихотворение:
1. После жарких дней ненастье
Наступает, как всегда.
После радости и счастья ожидается беда.
2. Да! Жизнь такова:
у кого денег много —
у того жизни мало,
а у кого жизни много —
у того денег мало.
3. При радости не будь радостен,
а при горе не будь печален.
4. Всякая власть есть насилие.
Все цари — кесари, они косят людей.
5. Одних вши заели, а других
форс замучил.
6. Ревят-просят, а ты
тоже плачь, но не давай.
Это та малость его мудрых слов, которая мне запомнилась в детстве.
До коллективизации Николай Яковлевич слыл и был хорошим, уважаемым человеком, но с начала коллективизации ушёл в запой и к началу Великой Отечественной войны совсем спился. Семья обеднела. Дети были хорошие, трудолюбивые, но на те колхозные заработки положения было не поправить. Я вспоминаю, как уже перед Великой Отечественной войной рано утром, когда мать ещё доила корову, на крыльце дома или у ворот двора появлялся Н.Я.Тукин со своими мудрыми стишками, выпрашивая на четвёрку, или просил налить стакан опохмелиться. Прозвищ у него почему-то не было, все звали его просто Яковлич или Тукин. Но вот помню, когда его сын Паша (Пача Тукин — прозвище), 1926 г.р., обижал нас, то мы дразнили его так: «Тятька Тукин пропил лыко и не накормил детей».
Переселился при выселениии в связи со строительством Костромского водохранилища Николай Яковлевич вместе со старшей дочерью Лидией и сестрой Анастасией Яковлевной Аникановой в Каримово и вскоре умер. Дочь Лидия Николаевна — монахиня, сейчас проживает в старообрядческой церкви у д. Холм.
Третьим удивительным человеком , по характеру и способностям, был Алексей Нестерович Пискунов. Он был рождения 1855-60 годов, был большим тружеником и старообрядцем-богомолом. Жил вдвоём с женой, детей своих не было. Имел большой 2-х этажный деревянный дом, планировка в доме имела городской тип (комнаты). Вёл большое хозяйство с наймом рабочей силы, содержал 2-3-х работников, а летом до 5-6 человек. Имел много сенокосных угодий, хмельников, покупал или брал в аренду у общества озёра и вылавливал много рыбы. Где-то в 1910-12 годах усыновил одного мальчика — сироту Ваню. Был скуп и расчётлив. Вся жизнь проходила в труде и молитвах.
Старожилы и мой отец рассказывали: когда торговцы рыбой в речной избушке или в чайной производили расчёт за рыбу с пайщиками, мужики золотые монеты не брали, предпочитали бумажные, так как они у них шли сразу в расход. Да и потерять монеты можно было скорей. А вот Алексей Нестерович брал только золотые, у него на шее всегда висел на ремешке кожаный мешочек-мошна, где были деньги. Когда он их получал за продажу сена-рыбы-хмеля и т.д., опускал их в свою мошну, крестился, благодарил Господа Бога и шёл домой. Водки в рот не брал, но постоянно пил чай с вареньем.
Дома Алексей Нестерович деньги-золотые не держал, а отвозил в Кострому — в немецкий банк, немцы золотые монеты принимали под 7 или 9%. Так к началу 1-й мировой войны на счету в немецком банке у Алексея Нестеровича накопилось около 4 тыс. золотых рублей. Когда объявили войну с Германией, обеспокоенный Алексей Нестерович поехал в Кострому выяснить, что с его вкладом — трудовыми деньгами, и ему ответили, что немецкий банк закрылся за неделю до объявления войны. И все служащие отбыли. Так Алексей Нестерович остался ни при чём.
Погоревав, попереживав, опять продолжал трудиться и молиться. Основа — хозяйство его — осталось, и опять Алексей Нестерович принялся за дело, которое как в годы революции, так и в пору НЭПа пошло с большим успехом. Опять появились накопления у Алексея Нестеровича.
К этому времени подрос его приёмный сын Ваня, которого решили женить. Невесту выбирал не Ваня, а Алексей Нестерович и родственники, как это и водилось в старое время. Невеста Настя была из приличной семьи и слыла славёной — как по фамилии, так и по личным девичьим качествам. Но у Насти был удалой ухажёр Костя из соседней деревни, также из приличной и большой семьи. Настю сосватали против её желания.
Отец Насти был суров и непреклонен, его интересовала не столь судьба дочери, сколько желание породниться с богатым Алексеем Нестеровичем. Моя мать Татьяна Алексеевна жила с женихом Насти Костей по-соседству, из крыльца в крыльцо, и рассказывала: узнав о сватовстве, Костя загрустил и даже однажды напился.
Отец Кости, Иван Родионович, был тоже великим мудрецом. Стали думать, как помочь Косте, и решили выкрасть Настю — уже сосватанную, но ещё не венчанную. Родня Настю всячески оберегала, предчувствуя, что дела складываются не совсем по согласию и любви. Одну Настю никуда не отпускали, ежедневно при ней был Ваня. А родня Кости в это время придумывала план похищения Насти. Так, подговорили одну женщину или старушку, далёкую от родни Кости, сходить по делу в дом Насти и передать Насте тайную записку от Кости, где он предлагал Насте по определённому сигналу выйти раздетой в сени или на двор. Через дом с тулупом в санях ждал бы Настю в это время друг и сосед Кости Коля Романов. Но, чтоб не настигли преследователи, по плану задумано ехать не в Ведёрки, домой, а в Спас — там у церкви и ожидал бы Костя.
Через некоторое время отсутствия Насти родня спохватилась, запрягла орловского рысака и двинулась в погоню в Ведёрки, в дом Кости, с топорами и ружьём. На шум и стук в калитку вышел хозяин дома Иван Родионович, он как бы ничего не знал, предложил не шуметь и не ругаться, пропустил погонщиков в дом и предложил осмотреть и поискать. В доме влюблённых не оказалось, и погонщикам пришлось ретироваться в недоумении восвояси.
Переночевав у кого-то в Спасе, рано утром влюблённые прибыли в дом Кости, невеста Настя была в одном платье. Позднее совесть и душа родителей Насти отмякли, и они осознали, что любовь сильнее материального богатства и воли родителей.
Пережив такую неприятность, некоторое время спустя, Ване сосватали другую невесту — Сашу из Спаса, с которой он и прожил до конца дней; детей у них, как и у отчима Алексея Нестеровича, не было. Годах в 1928-30 Алексей Нестерович умирает и дом и хозяйство переходят к Ване.
Ваня без препятствий вступил в колхоз, часть имущества у них отобрали; коров, лошадь свели на общественные дворы. Но, как я уже писал выше, не забыли о ванином отчиме Алексее Нестеровиче, у которого имелось золото. Ваня часть отдал, но видимо, не всё, и его вместе с другими, может и не в одно время, посадили в КПЗ и также накормили селёдкой и сутки не давали пить.
После выселения в 1954 г. Ваня с Сашей купили дом в Некрасове на берегу Святого озера. Инвалид войны с деревянной ногой, Ваня, как мне рассказывали знакомые, ещё плавал на ботнике по Святому озеру, ставил несколько ветелей, в которые попадались на уху некрупные лини и карасишки. И проживши лет 5-7 там, в доме на берегу Святого озера, Ваня Нестеров, а официально Иван Александрович Пискунов, завершил земной путь.
Многих известных людей человечество помнит и почитает за их дела и поступки на благо своей Родины, но много остаётся забытых людей, ушедших в мир иной без славы и известности. Но и их нужно помнить, их поступки и дела — это общая наша историческая память.
 Леонид Петрович Пискунов.
Начало 80-х гг.
| Прошу меня простить за неточности и, возможно, за неправильные факты, так как я писал по пересказам наших старожилов и родителей, а также и с момента собственных наблюдений прошло более 50 лет. Л. Пискунов, июль 1998 г. Об авторе Леонид Петрович Пискунов родился в 1930 году в деревне Вёжи Костромского района, где прошла жизнь многих поколений его предков. Ему не исполнилось и двенадцати лет, как он в полной мере испытал тяжесть крестьянского труда. Леонид Петрович хорошо знает любую деревенскую работу, хранит в сердце весь не существующий ныне уклад крестьянской жизни, о чём — ещё более красноречиво чем письменное повествование — свидетельствуют увлекательные устные рассказы его. Прекрасная память, наблюдательность, интерес к событиям унаследовал он от отца Петра Фёдоровича, который тоже вёл записи-рассказы о различных случаях собственной жизни; а прожить ему было дано девяносто два с половиной года. «Из истории моей родины» — памятник одной-единственной деревне из почти двух десятков загубленных Костромским водохранилищем сёл и деревень, в сознании нашего народа навсегда соединённой с поэзией Н.А.Некрасова. А. В. Соловьёва |
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!