Так, очевидно, решили те, НАВЕРХУ, КОТОРЫЕ УЖЕ СНЯЛИ КИНО НА ЗЕМЛЕ И КРУТЯТ ЕГО ИЗ БУДУЩЕГО. 5 страница

Ну, что же ты?! Доля секунды – и ты отомстишь! Доля секунды – и тебя такого, каким ты был, уже никогда не будет. Никогда! Потому что ты перешагнёшь  к р а с н у ю   ч е р ту,  выйдешь   за   п р е д е л. И всё. И потом ты э т о повторишь. Ещё и ещё. Ты станешь таким же, как э т и, лишь с человеческой оболочкой, но пустые внутри. Не люди и не звери, вырождающаяся мерзость, генетическая ошибка природы.
...Удар в голову, ещё. И ещё. Изуродуют, искалечит, убьют. Нож падает в траву. Рука не поднялась... Он не хочет за т у черту. Его катают ногами, разбивают губы, нос... Борода чудом остаётся жив – раскрошены челюсти, поломаны ребра, пробита голова...
Это было в прошлом году. С тех пор у него надежный телохранитель – Петя. За год он стал взрослее и умнее. Он понял один вечный парадокс... Парадокс каменоломень: чем больше в них работаешь, тем меньше шансов заработать каменные палаты.
Через год он подошёл к новой «красной черте», перед которой ему предстояло решать – зашкалит ли стрелка его судьбы за эту черту, или же он сможет удержаться перед «ограничителем»? Что же, так и идти ему от одной опасной черты к другой, балансируя на краю? Или это лишь рисковая молодость, из пике которой нужно суметь удачно выйти – живым и по возможности более или менее невредимым... Чтобы потом, округлившись и вконец опошлившись, как все, идти от одной кассы к другой, где за старыми разочарованиями приходят новые авансы и налоги.
В сущности, вся-то разница между людьми – кто к какой кассе, в конечном итоге, приходит. А пока у него в этой, молодой жизни, всё проходит, и многое – мимо кассы...
Но он ещё в силе своего обаяния, ещё в самом расцвете –единственной и никогда-никогда неповторимой молодости! Он ещё обладает гипнотическим, непостижимым, не стоящим ему никакого труда влиянием на женщин, а через них, отраженно – на мужчин. Но он уже знает, что нет ничего вечного в мире кроме вечности. Кончается его молодость, а с ней и внешность, и влияние. И что останется? И они, все, кто его окружает сейчас, кто поклоняется его внешности, с кем живет он в одном объёме пространства и времени, они все словно ждут от него чего-то, словно подталкивают куда-то. За «красную черту»? «Ну что же ты? Сейчас – ты король! Мир в твоих руках! Веди нас! Мы, женщины, исполняем любую твою прихоть. А мы, мужчины, подставляем свои плечи и кулаки за тебя, веди нас! – вот что он слышал в их взглядах. –  Сейчас-сейчас, пока юн ещё – космос нашей жизни, пока чувствуешь первозданность и непривычность ощущений, пока хочется жить красиво – веди нас! Ученье свет, а дипломов – тьма. И счастье, оказывается, в чем-то другом.
Животное, которое осознает, что оно животное – человек! Секс – урывками или лошадиными дозами, водка или сигареты с «химкой», или... У кого больше, у кого меньше. От «животного» или от «человека»? Но мало, этого так безобразно мало, а куда-то хочется во вселенские высоты, потому что вечерняя красивая жизнь – лишь иллюзия и пустота, а впереди, может быть, диплом – или его отсутствие, впереди комнатушка в общаге – или её отсутствие... Впереди ничтожная зарплата и ничтожные проблемы. Впереди – улицы, по которым мы будем ходить, не узнавая друг друга и не здороваясь, потому что мы изменимся, нас уже т а к и х  не будет никогда, мы перейдем  в д р у г у ю Вселенную... Веди нас, мы подчиняемся твоему обаянию, потому что красота – это зовущий куда-то маяк. И мы знать не хотим, что он светит в никуда. Веди нас, пусть даже за «красную черту»! Может быть, именно там – настоящее...
Да, от него все чего-то ждали, как будто он обязан был упорядочить хаос жизни вообще, и хаос собственной и их жизни в частности, потому что у любой жизни нет сюжета и сценария, а есть лишь зыбкая фабула, сколоченная из тысяч случайностей, может быть, совсем не случайных для Космоса, который знает Будущее, но непостижимых для хрупких живущих...
А он совсем никуда никого не хотел вести – не тот склад ума и нервов. Он хотел быть выше ничтожных материальных забот. Но не получилось. Грязные работы – на самом дне, и унизительные зарплаты. И никаких перспектив!
«У нее миллион, представляешь, миллион!» – говорила мать. Почти с мистическим восхищением.
У матери за тридцать лет работы в школе на сберкнижке скопилось целых триста рублей. Вообще-то, мать не завидовала. Поскольку: «человек – это звучит гордо»..
Петю Арик в общежитии не застал.

Рост – сто девяносто восемь. Вес – сто двадцать пять. Возраст – двадцать два. Кандидат в мастера спорта по боксу в тяжелом весе. «Петя, никогда не бей людей по голове», – говаривал Петин тренер. Огромные кулаки, впечатляющие бицепсы, трицепсы, широченные запястья, большая голова, тяжёлая нижняя челюсть и тяжёлый взгляд серых глаз. Но... Слегка картавит. Когда волнуется – картавит сильнее, язык заплетается. В общении с прекрасным полом краснеет до свекольного цвета. Очень сильно сексуально озабочен... Однако дела в этом направлении у него совсем не идут. Почти «мальчик» – в свои-то двадцать два и при такой солидной внешности. Родом из-под Одессы. Успел закончить строительный техникум в небольшом молдавском городке. Там же взят под стражу и осужден – на три года условно, с отработкой в народном хозяйстве. Трудится на стройках города Океанска – за тысячи километров от родного дома, в качестве плотника второго разряда. Получает сто пятьдесят, но только на питание ему надо рублей двести. Иногда подбрасывает старикан – фотограф, в сезон вкалывает почти круглосуточно, по патенту на черноморском побережье. Старикан у него неплохой, но вот за то, что он сюда попал, Петя имел к отцу претензии. Почему не выкупил? Заплатил бы, кому надо, и всё. Ведь купил же ему техникум. Не шла учеба, совсем не шла – по семьдесят ошибок делал в небольшом диктанте. Но папаня платил.. И в этот бы раз мог, да не захотел почему-то. А ведь попал Петя сюда, в Океанск, на эти поганые «стройки города» совсем несправедливо! «За превышение самообороны...»

  ... Они пошли с тренером в ресторан – отметить удачное петино выступление на ринге. Алкоголь Петя не употреблял, но очень уважал тренера и, конечно, в ресторан пошёл. Тренеру тридцать, мужик взрослый, выпил, заторчал, познакомился с девочкой... Петя тоже выпил. Пол стакана сухого вина. И сильно опьянел. Над ним всегда смеялись – вот, такая туша, а пьянеет от глотка кваса. Но что делать, такой у него организм, говорят, от сверхздоровья – не принимает ни табак, ни выпивку. Петю тошнило, он вышел на улицу освежиться. И тут на него напали трое. Нет, он бы не стал «превышать самооборону», если бы ни его только что зажившая челюсть. Её сломали ему при ана логичных обстоятельствах в общаге – чуть-чуть выпил, забалдел и его замесили ногами... Он не удивлялся, он привык, что полно завистливых ничтожеств, объединяющихся, чтоб унизить его, здорового и сильного, избить или даже убить, а потом хвастать перед такой же мразью: вот как мы его сделали.
Сегодня он боксировал одной рукой, прикрывая второй недавно сросшуюся челюсть. Боксировал, правда, недолго – послал противника в нокаут. И вот на него опять напали, опять хотят его унизить. Причём, все трое – совсем не «моськи», а довольно крепкие черти, с кастетами, а у одного он успел заметить нож. И Петя обиделся. Разозлился. Вспомнил, как его всегда обсмеивали вот такие дерьмовые ребятишки: «кабан», «жлобина», «комод», «шкаф»... «А-а, суки! Получите!...» – заорал Петя.
Он и ударил-то каждого не более двух раз. Того, что с ножом, правда, раза три – потому что тот порезал ему новый пиджак на плече. Потом он позвал тренера и они попытались оказать этим ребятишкам некоторую медицинско-спортивную помощь типа массажа. Но все трое лежали без сознания. Пришлось вызывать скорую. Милиция приехала сама...
Все трое выжили, один, правда, тот, что с ножом, побывал в реанимации, но тоже оклемался. А суд признал «превышение самообороны»...
И вот – стройки города Океанска. И ещё два года впереди. Общага со спецурой, в которой нужно каждый вечер, не позже одиннадцати, отмечаться. Нарушил режим раза три-четыре – и можешь загреметь на зону – с новым сроком и с прибавкой туда же всего старого. Майор из спецуры как-то провёл с ним беседу – склонял шестерить за ребятами, а за это обещал помочь скостить половинку. Но Петя, конечно, на это не пошёл. Западло. А вообще, он стал привыкать и осваиваться. Никогда не думал, что заживёт вот такой жизнью, но коль уж пришлось, то надо быть здесь своим. Такой у него метод – там, где живёт, всё и всех знать, вжиться и слиться полностью с тем, что его окружает. Уголовником ему, конечно, быть ни к чему, но и выглядеть белой вороной среди такой публики тоже не годится. И первая его цель – изучить по мере возможности «феньку». В некоторых определенных компаниях он ловит и запоминает: «дурмашина» – шприц, «взлететь» – совершить половой акт. И так далее. Он чувствует, что стал меняться, превращаясь в какого-то другого, в того, в кого его окрестил тот неправедный суд, назначив ему за самооборону три года «химии». Он на собственной шкуре испытал, как неустойчивы и зыбки правила жизни и в любой день ты можешь быть растоптан и брошен в зону. И нужно быть готовым. Уже нескольких ребят при нём из их общаги отправили на зону. За мелочи. Один взял в магазине фотопленку и «забыл» заплатить. Всего месяц оставалось до звонка. А получил шесть лет общего режима. А там, там...
Петя ещё колотил грушу – тащил её на крышу общаги, привешивал на натянутую проволоку и молотил руками в боксёрских перчатках. Он держал форму, но знал – на спорте крест. И что ему сейчас терять? И когда Арик заговорил о миллионе у соседки...
«Миллион, а? Представляешь, Петя? Нам с тобой и десяти жизней не хватит, чтоб его у государства заработать, ха-ха!»
Арик здорово изменился за этот год. Они дополняли друг друга. Рядом с Петей и Арик чувствовал себя значительно здоровее и увереннее, словно это у него самого такие вот стальные бугры мышц и чугунные кулаки. А Петя рядом с Ариком почти не заикался и не краснел. И девки, которые таращились на Арика, унижались перед ним, назначали свидания, вольно или не вольно поглядывали и на Петю. И когда Арик выбирал какую-нибудь девочку, то подруга, пусть всегда похуже, но доставалась Пете. Если же он пытался знакомится сам или с каким-то другим приятелем, то эти сопливые сексотки его только унижали и оскорбляли, даже самые ничтожные, не стоящие и ногтя его. Доходило до того, что он этим сучкам за унижения выдавал пощечины...
Конечно, он одной левой может растереть в порошок десяток таких, как Арик. И в общаге, в комнате с ним живут ещё трое пацанов, для которых его слово – закон. Но дело-то не в этом. Он сам набился Арику в друзья – и это было не просто. Арик его поначалу не принимал. Сейчас Петя может выполнить любую просьбу Арика и не посчитает для себя унизительным.
Но с другой стороны... Ох, эта славянская наивность и нерасчетливость, доходящая просто до глупости! Арик кропает стишки и какой-никакой талант, возможно, и есть, хотя Петя в этом ничего не смыслит, но по человеку-то видно – есть в нём что-то. А попёр сдавать документы на журналистику и ни копейки не заплатил. Наивняк! Всё же на взятках! Мало того, оказывается, там чуть ли не все преподаватели, вплоть до декана – бывшие ученики ариковой мамаши. И ни разу не сходила, не попросила! Вот же интеллигенция... Гнилая. Ни хрена не умеют жить!
Год назад, когда они познакомились, Арик едва ни голодал, потому что умудрился в восемнадцать лет жениться на хитрой молодой шлюшке и сейчас выплачивал алименты, вероятно, чужому ребенку. Но Петя недаром был родом из-под славного города Одессы, в котором барахолка ещё не так давно успешно функционировала каждый день. Петя голодать не собирался. А барахолка – это прекрасное место, где всегда найдутся дураки, которые не знают, что продают, и всегда найдутся также дураки, которые не знают, что покупают. Стоит, к примеру, бабка и продает новейшие, ни разу не надеванные фирменные джинсы «Леви Страус». За стольник. Фокус состоит в том, чтоб раньше всех подскочить к бабке, сунуть ей стольник, схватить джины, отойти на пять метров и через три минуты сдать их за триста.
Арик сначала упирался, отказывался, говорил, что его весь город знает, а он будет по барахолкам таскаться, и вообще, что занятие «купи – продай» – поганое и позорное занятие... Но его ста двадцати рублевая зарплата, из которой высчитывали алименты, была ещё более поганой и позорной. И Арик сдался. Они совершили также несколько поездок по глухим леспромхозам, где в задрипанных деревенских магазинах торговали японским хламом – дерьмовыми джинсовыми костюмчиками и нейлоновыми куртками – в обмен на первоклассный хвойный лес, который вырубали под самый корешок... Петя договаривался в общаговой спецуре, ставил пару пузырей, они добирались до райцентра сначала на поезде, там брали мотор и объезжали несколько деревень, набирая японского тряпья тысячи на полторы, предварительно скопленные в основном из тех, что присылал петин папаня.
А в этом году Арик запел про миллион. Как бы шутя. Пугачёва поет: «Миллион, миллион алых роз...» И Арик: «Соседка по лестничной площадке, миллион...» Бичугана даже подключили. Шутя тоже. Лежали на пляже и тут опять Пугачёва: «миллион алых роз». И Арик за свое: соседка, торговка, миллион...
«Торговка? «Делашиха», значит. Одинокая? Богатая? «Гагара», значит», – это уже Бичуг, ростовский хулиган, хорошо феньку знает.
Они ещё не распределяли ролей, не намечали конкретных планов – всё это пока лишь подготавливалось где-то рядом, висело в воздухе...

– Ну ты здоровый, хе-хе. Ты наш? Наш? Ты не «петух»? Хе-хе-хе, – симпатичная дёргает его за рукав, улыбается, она довольная, что он остался и не поехал с товарищами.
– Обижаешь, начальник! – хехекает Петя, пошире улыбаясь, показывая золотую «фиксу» и припоминая термин «петух». – Откинулся из зоны на химию, – привирает он, каная за своего.
– Меня Валькой зовут, – говорит, смеясь, симпатичная. – А её – Нинка. Чё, Нинка, хороший парень? Здоровый. План сделали, пойдём дохать? А тебя как?
– Петя, девоньки, Петей зовут.
– Ха-ха, это чей-то, кликуха? – смеётся Валька. – Петя, пойдем с нами? Мы тут рядом. Мы всё, план сделали, по стольнику в день на каждую. На четвёртом маршруте пашем...
Петя делает вид, что что-то понимает и идёт вместе с ними. Девки ему нравятся. А что? Самостоятельные, не то, что какие-нибудь дешёвые кривляки. И повидали, небось, такое... Девки знают жизнь и он перед ними, конечно, пацан, но не надо этого показывать.
Впереди них идёт слегка покачиваясь подвыпивший мужик с сумкой на плече.
– Щас мы его «купим», – говорит Валька, лицо её загорается и хорошеет.
Мужика задевает плечом встречный прохожий, Валька мгновенно расстёгивает замок на его сумке, выхватывает из неё бутылку шампанского и передаёт Нинке. Нинка также мгновенно прячет её в свою сумку. Валька успевает ещё раз заглянуть в открытое нутро чужой сумки, но, видимо, там больше ничего её не привлекает. Они обгоняют мужика.
– Ха-ха – смеётся Валька. – Этот «пропаль» мы сейчас употребим! Бедный «потерпила», похмелиться нечем будет! Видал, как я лихо «разбила дурку»?
Петя поражён, не все слова ему понятны, но делает вид, что для него всё это не впервой. Девки ему нравятся, есть в них какая-то неизвестная ему свобода, романтика, совсем другая жизнь...

---

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 109; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

---

Мы поможем в написании ваших работ!