Эпистемологические рассуждения...



изображение кишечника. Это идеограммы (Sinnbilder), которые соответствуют распространенным в то время идеям, а не формам природы, как мы их теперь понимаем. Например, на изображениях клубка внутренностей мы не видим определенного количества правильно уложенных слоев, а видим только ряд спиралевидных линий, символизирующих внутренности1. Не видим также точного изображения мозговых извилин, в видим только «сморщенную поверхность мозга»; не видим определенного числа ребер, а видим некую «ребристость» (грудной клетки)2; мы не видим точно разделенных слоев в разрезе глаза, а видим только схематически изображенную многослойность, что делает рисунок похожим на изображение разреза луковицы3.

Это идеограммы, т. е. графические изображения определенных идей, смыслов, понятий; через них смысл предстает как свойство изображаемого объекта.

С таким идеовидением (Sinn-Sehen), возможно, связана детально разработанная телеология как стремление найти смысл в каждой детали. В книге Фон-тануса мы читаем: «Inferiores vero costae breviores sunt, ne ventriculus repletus nimium comprimatur, et eandem ab causam molliores» (s. 7). Костные швы черепа предназначены для выведения «vapores» (испарений) (s. 3). То, что пальцы имеют три фаланги, что хрящевые кольца трахеи не полностью замкнуты и т. д.—все эти детали имеют, так сказать, непосредственное целевое назначение.

Понимание анатомических иллюстраций как идеограмм тем более напрашивается, чем более чужд нам стиль мышления автора, чем более отдалена от нас его эпоха; в средневековых персидских или арабских рисунках мы видим теперь только схематический язык знаков и почти ничего реалистического. Различие между каким-либо из этих чуждых нам стилей мышления и современным стилем заключается не в том, что мы знаем больше: о том, что в их действительности обладало большей ценностью, чем в нашей, они также могут сказать больше нашего. Так, у Бартолина мы находим раздел «de ossibus sesamoideis» (s. 756), который несколько длиннее, чем раздел «de musculis cervicis seu colli», и состоит из количества слов примерно в 20-30 раз большего, чем то, какое используют современные анатомические справочники в описаниях этих косточек4.

Эти (сезамовидные) кости важны для его остеологии, тогда как для нашей они не имеют серьезного значения; сегодня они, можно сказать, находятся вне костной системы. Бартолин еще поддерживает старую фантастическую легенду,

Эпистемологические рассуждения.

1 См. рис. 5

2 См. рис. 7

3 См. рис. б

4 Толдт пишет: «Сезамовидные, или суставные, кости являются костными, чаще всего мелкими включениями в сухожилия». (Toldt С. Anatomischer Atlas für Studierende und Aerzte, Berlin, Vienna, 1900-1903).

160

по которой эти косточки суть не что иное, как семена, из которых могут вырасти тела — «veluti planta ex semine». Сам он не очень верит этой легенде, но считает себя обязанным приводить мнения других авторов, обсуждать целевое назначение этих косточек, заниматься их формой и положением, его удивляет значительная вариативность их числа в организме и т. п. Короче, он может сказать об этом гораздо больше, чем мы, даже больше, чем о мускулах шеи, которые сегодня образуют содержание богатой области миологии.

Почти пять страниц занимает его описание девственной плевы (гимена), тогда как сегодня это описание укладывается всего в одно-два предложения. Много места в старой анатомии занимает подсчет составных анатомических частей. Фонтанус: «Calvariae ossa viginti sunt, octo quidem capitis et maxillae superioris duodecim» (s. 36) или что существует 28 костей в пальцах ног, что число человеческих костей в сумме составляет 364, что семь пар мускулов двигают глазами, а четыре пары — веками и губами, что воротная вена образует пять ответвлений и т. д. Сегодня такой подсчет невозможен, хотя бы потому, что мы часто произвольно определяем, можно ли в данной совокупности костей выделить три или четыре отдельные кости. Но есть стили мышления, в которых подсчет выступает не как средство описания, а как нечто важное само по себе — подобно тому, что ранее было сказано об имени описываемого объекта. У Фонтануса мы находим уже только следы мистики чисел; многие стили мышления, такие как китайский или индийский, имеют разработанную систему такой мистики вплоть до каббалистики, где каждое число имеет свой особый смысл и каждая связь между ними — свое особое значение. Если стиль мышления столь далек от нашего, то никакое взаимопонимание между ними уже невозможно. Слова непереводимы, понятия ничего общего не имеют с нашими, нет даже общих мотивов, наподобие тех, какие мы находим у понятия фосфора у Лёва и сегодняшнего химического понятия. Бесхитростному исследователю, ограниченному своим стилем мышления, любой чуждый стиль представляется чем-то вроде свободного разгула фантазии, поскольку он способен видеть в них только активные элементы, обладающие почти полной свободой. В то же время его собственный стиль кажется ему императивным, хотя он и сознает свою пассивность, его собственная активность, зависимая от воспитания, научной подготовки и участия во внутриколлективной мыслительной коммуникации, представляется ему чем-то само собой разумеющимся, естественным, почти как дыхание. Современные анатомы рассматривали бы как излишние эмоциональные украшения любые изображения скелетов в виде символов смерти, тогда как это было совершенно типично для Везалия и его современников. Но и наши сегодняшние анатомические иллюстрации могут показать нам, какой специфический интеллектуальный настрой лежит в их подоплеке. Посмотрим, например, на рис. 120 и 121 анатомического атласа Гейцма-

161


Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 153; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!