Птицы Алконост и Сирин. Лубок



 

Сюжеты, связанные с единорогом, встречаются в восточнославянском и западнославянском фольклоре, в русских азбуковниках XVI–XVII вв. Единорог описывается как страшный и непобедимый зверь, подобный коню, вся сила которого заключена в роге.

Именем Единорога названо экваториальное созвездие (лат.: Моноцерос). Символ единорога занимает существенное место в геральдике.[184] Его изображали на династических, государственных и личных гербах некоторых знатных русских родов, в частности графа Шувалова, в бытность которого начальником оружейной канцелярии получил развитие введенный на Руси еще в XVI в. обычай называть «инрогами» (единорогами) артиллерийские орудия с изображением единорога.

Рогу приписывались целебные свойства при лечении многих болезней. Считалось также, что единорог своим рогом очищает воду, отравленную змеем.

 

ПТИЦА-ФЕНИКС

 

Легенда о Фениксе родилась из древней солнечной символики. Солнце на небе одно, каждый вечер оно умирает и каждое утро воскресает. У Феникса немало «родственников»: арабские птицы Рух и Анка, индийская Гаруда, иранский Симург.

В сознании почти всех народов мира солнце рано или поздно сближалось с птицей, превращаясь в прекрасное пернатое существо. У восточных славян среди птиц-огневиков жила мифическая Жар-птица. «Прилетала она из тридесятого царства, где все волшебно окрашено в золотой цвет, и каждое ее перо было так чудно и светло, что, если принести его в темную горницу, оно так сияло, как бы в той горнице горело множество свечей».

Сюжет легенд о Фениксе очень прост и сводится примерно к такому тексту из «Бестиария».

 

«Есть некая птица в Индии, именуемая Фениксом. Один раз в 500 лет приходит она на деревья Ливана, наполняет свои крылья ладаном,[185] потом является к жрецу Гелиополиса.[186] Как только жрец узнает, что она прилетела, он входит в кумирню,[187] наполняет алтарь душистым хворостом. И приходит та птица, собою зажигает огонь и сама сжигает себя. На следующий день жрец находит в кумирне в пепле червы, червь выращивает себе крылья и становится детенышем птицы, которая вслед за этим прощается со жрецом и возвращается жить на старое место».

 

Но куда она летит? Место спорно, в какую страну — неизвестно, однако все мифы согласны в одном: сожжение ее происходило в Египте, в Гелиополисе. Легенду подхватили и развили в Древней Греции и Древнем Риме. Со временем попала она и в славянскую мифологию. Многие авторы — Аристотель, Плиний Старший, Овидий — писали о ней как о сказке, но сюжет повторялся, и скепсис писавших скоро забыли.

В христианское время стали проводить аналогию между жертвенной смертью Христа и самосожжением птицы-Феникс.

Мечта о бессмертии. Символика птицы, олицетворяющей давнюю мечту человека о воскресении и бессмертии, расширялась. В античные времена Феникса изображали на могильных камнях и саркофагах, в средние века — на монетах, печатях и гербах, на книжных миниатюрах.

На Руси огненную птицу называли «Жар-птица», в Словакии — «птица-Огневик», в русских заговорах и сказках, в космологическом[188] значении с ее иссушающими вихрями существовала птица по имени Рух, или «птица-Страх».

 

 

«Медведь с козой прохлаждаются…». Лубок

 

На образе птицы-Феникс лежит печать удивительной связи Египта с Древней Русью. Боги Египта объединялись в триады: Исида, Осирис, Гор; Нут, Геб, Осирис; Тефнут, Шу, Геб. Все они обладали сходными функциями. Отец каждой пары был сыном в другой, каждая богиня могла считаться Великой Матерью. А в первой высочайшей Троице младенца Шу в момент рождения окружало дыхание жизни из уст птицы-Феникс. Солнечной матерью, чье имя было скрыто от непосвященных, оказывается Феникс — Великая Богиня. Возможно, ее «безымянность» и стала причиной забвения ее женской сути, превращения самого имени Феникс в слово мужского рода. Но в русской традиции она неизменно женского рода — птица-Феникс, Жар-птица.

 

Сопоставление Феникс с Изидой находит прямое подтверждение. В поздних египетских легендах о птице-Феникс периодичность ее прилета иногда определяется в 1461 год, что соответствует «году бытия» — величайшему циклу египетского календаря. Год у египтян состоял из 365 дней, но раз в 1461 год делалась поправка, когда новогодний праздник совпадал с утренним восходом Сириуса-Сотис, звезды Изиды. Слеза Изиды падала к истокам Нила и вызывала его разлив: «Сотис Великая блистает на небе, и Нил выходит из берегов». Солнечная Троица в известном смысле является основой египетской мифологии, и другие триады богов повторяют первичную схему. Душа солнца — Феникс.

 

«СВЕТ И ЛУЧА»

 

Философы Древней Руси для разъяснения сущности Троицы подчас привлекали примеры из окружающей жизни. Удивительный образ Троицы встречаем у Максима Грека: «Якоже глаголем дискос, свет, луча — едино солнце трисия, а не три солнца, сице и таинство святыя Троицы: аще бо глаголем Бог Отец, Бог Сын и Слово Его, Бог Всесвятый Дух, но не три Бози». Так раскрывается образ «тресветлого солнца» (вспомним «Слово о полку Игореве»!). «Дискос», «диск» сопоставляется с Отцом, но ведь Дискос — это буквальный перевод имени египетского бога солнца Атона! Богу Сыну у Максима Грека соответствует «свет», а Духу — «луча».

В современном значении «свет» и «луч» — одно и то же, но, видимо, четыре века назад это были разные понятия. Примечательно, что «луча» — слово женского рода. Атон в искусстве Египта обозначался знаком круга. От него к земле тянулись лучи солнца, это и были «луча» — его животворные материнские руки, ведь именно в касании творит солнечный свет подобно птице-Феникс.

 

Греки переосмыслили египетское «Бену» (Пену через «б — п — ф») как «Феникс» — дословно «пурпурный», «багряный». Возможно, в том же ряду — пурпурный лик Софии — Премудрости русских икон?!

Образы поразительной глубины сохранились в русском фольклоре. В одном из направлений «духовных» христиан еще в начале XX в. Россию делили на семь «частей света», и среди них «Берега священного Нила», «Верхняя страна Кемь» и «Нижняя страна Кемь», но ведь «Кемь» — древнее название Египта! А сколько слов с этим корнем на Руси… Впрочем, об этом уже говорилось в предыдущих главах. В одном из песнопений этого направления христиан, записанном в начале XX в., есть такие слова: «Прилетела птица, золотой сокол; садится птица в кипарис-дерево. Крылышки у сокола бриллиянтовые, с алмазными каменьями драгоценными, перышки унизаны крупным жемчугом, в сердцах Соловушко — сударь Дух Святой». Здесь истолкована на христианский лад яркая языческая Троица.

Сияющий золотой сокол подобен солнечному Гору — египетскому Богу Сыну с соколиной головой. Соловушко в сердце Солнца — это же его душа Изида-Феникс. Правда, соловушко мужского рода, но в другом варианте Святой Дух назван «Голубицей, райской птицей, самой матушкой царицей». Что касается кипарис-дерева в значении Отца, то в Египте бог Осирис уподоблялся оси мира, мировому древу. На священном дереве Ишед египтяне помещали «дом Бену» — Феникс, а Феникс — душа не только солнца, но и Осириса. Кипарис-дерево русских сказок — «утвержден корнями в бел-горюч камень». Этот во многом загадочный камень — центральный образ народных сказаний, его можно соотнести с солнечным белым светом. Тогда и вся триада Древо — Сокол — Соловушко, утвержденная на этом камне, приобретает солнечный характер.

 

ЯЙЦО

 

В славянских поверьях, особенно в русских народных сказках, в качестве мифологического символа часто встречается яйцо, которое наши далекие предки считали первоосновой жизни, поскольку оно повторяло форму и важнейшие особенности планеты, имеющей жизнь. О таком понимании смысла яйца в космическом масштабе говорят древние Приднепровские курганы (см.: Шилов Ю. Космические тайны курганов. — М., 1990).

Вообще яйцо вошло в космогонические мифы всех народов мира. Одно из первых упоминаний о Мировом яйце встречается в древнеегипетском папирусе периода Нового царства, а в египетской «Книге мертвых» говорится о том, что восемь первичных гермопольских (был расположен в 300 км к югу от Каира) богов возникли в первичном океане и сотворили изначальное яйцо, из которого в образе птицы вылупилось первое солнечное божество. В египетских «Текстах саркофагов» также сообщается, что яйцо было первой сотворенной вещью. Во время ритуальных праздников в честь Осириса впереди процессии вместе с другими священными предметами несли яйцо.

 

Каждый народ имел свою версию рождения из яйца. Ведические гимны древних индусов повествуют о плавающем в водах первобытного хаоса Мировом яйце, из которого вышел перворожденный Вселенной творец и создатель мира. В «Ригведе» один миф повествует о «зародыше вод», или «золотом огненном зародыше», и связан с представлениями о Праяйце.

«Золотой зародыш» возник от выделявшегося изначальными водами жара, от столкновения волн. Из расколовшегося яйца вышел «Отец существ Праджапати», а из половинок скорлупы образовались Небо и Земля. Произошло это в течение года.

 

Миф находит соответствие в курганах праславянских племен: курганы непременно имеют следы огня и застывшего ила (образы мирового хаоса). Есть в них и «две половины Вселенной» — конструкции в виде мужской и женской фигур, и яйцо — человеческий череп, названия которого в древности совпадали со «скорлупой» и «холмом», и даже «год», предшествующий раскалыванию Праяйца (календарь на стенах гробницы).

Ю. Шилов полагает, что аналогией мифу служила яйцевидная насыпь из ила над Скворцовым курганом, в центре которого находился «золотой зародыш» — вырытая в желтом лёссе[189] человекоподобная фигура. Помимо таинственного «золотого зародыша», в «Ригведе» представлена более реалистическая картина появления солнца, освобожденного воителем Индрой («ядреным» — от древнего названия яйца). Этот сюжет прослеживается и в яйцевидном, обложенном камнями кургане, расположенном у закавказского селения Цнори, внутри которого заключалась птицеобразная конструкция с могилой во чреве. Могила символизировала остров среди подземных, окрашенных в красное, т. е. «хаотически пышущих жаром вод». В обряде захоронения солнце было представлено многочисленными изображениями на посуде, золотыми бусинами и особенно колесом повозки.

В церковный христианский обиход яйцо вошло в IV в., а в XII в. оно стало обязательным атрибутом Христианской Пасхи.[190]

В карело финском эпосе «Калевала» есть тот же сюжет: из нижней части яйца вышла Мать-сыра земля, из верхней встал высокий небесный свод. В русских сказках широко известен мотив яйца, уроненного уткой в море-океан.

В мифах можно найти примеры, когда с образом Мирового яйца связывается временная структура целого, а с образом отдельных яиц — более частые членения времени. У русских такой мотив был заключен в загадке: «Лежит брус через всю Русь, на этом брусе двенадцать гнезд, в каждом гнезде по четыре яйца, в каждом яйце по семь цыплят».

 

Обычно начало творения связывается с тем, что Мировое яйцо раскалывается или взрывается, брошенное в небо. В ряде случаев с темой раскалываемого яйца связан бог-громовержец или его отец. Иногда из Мирового яйца рождаются воплощения злой силы, в частности змей и смерти. В русских сказках есть мотив рождения из яйца мифического чудовищного змея. Рассказывалось, что это яйцо снес петух и высидела жаба (поэтому на средневековых изображениях чудовище имеет голову петуха, туловище жабы и хвост змеи).

 

Космогоническая функция Мирового яйца соотносится с важной ролью яиц в ритуалах плодородия. Например, в пасхальной обрядности у восточных славян яйцо не только занимает центральное место в празднике, но и выступает в качестве его главного символа.

Значение яйца трактуется широко. Оно — и первооснова жизни, и одно из звеньев бесконечной цепи рождений и смертей: из неживого яйца рождается живое существо, которое сносит неживое яйцо, и т. д., т. е. яйцо — символ не только рождения, но и постоянного возрождения. Пасхальный праздник установлен в честь воскресения Иисуса Христа, и яйцо стало пасхальным символом.

 

Много легенд связано с обычаем красить яйца. Одна из них относится к началу новой эры и упоминает имя римского императора Марка Аврелия (121–180). В день, когда он родился, одна из кур, принадлежавших его матери, якобы снесла яйцо, помеченное красными точками. «Счастливое предзнаменование» было истолковано таким образом, что новорожденному суждено было стать императором. С 224 г. у римлян стало обычаем посылать в качестве поздравления друг другу крашеные яйца. Христиане переняли этот обычай, вложив в него иной смысл: красный цвет имеет особую силу, ибо яйцо в пасхальные праздники окрашено кровью Христа.

Другая легенда такова: после смерти Христа семь иудеев собрались на пир. Среди блюд были жареная курица и сваренные вкрутую яйца. Во время пира один из собравшихся, вспомнив о казненном, сказал, что Иисус воскреснет на третий день. На это хозяин дома возразил: «Если курица на столе оживет, а яйца станут красными, тогда он воскреснет». И в тот же миг яйца покраснели, а курица ожила.

 

Древнейший мифологический мотив умирающего и воскресающего божества, жизни и смерти, сосредоточенный в яйце, прошел через поэтические сказания многих славянских народов.

 

 

ДРЕВО ЖИЗНИ — МИРОВОЕ ДРЕВО

 

Образ древа — одно из величайших изобретений человечества. Возник он давно и определил структуру всех мифологических систем. Благодаря мировому древу человек увидел мир как единое целое и себя в этом мире как его частицу… Выделившись из первозданного хаоса, древо стало инструментом для создания Космоса либо самим Космосом.[191] На него, как на ось, стали нанизываться все элементы мира от конкретных богов и животных до отвлеченных понятий вроде временных категорий. Многочисленными оказались образы божеств на древе (испытание Одина на ясени Иггдрасиль в скандинавской мифологии, кровавая жертва на дереве у кельтов, распятый на деревянном кресте Иисус Христос).

Вертикальная структура мирового древа складывалась из трех частей, или уровней: нижнего (корни), среднего (ствол) и верхнего (ветви). Так сформировались в воображении древних основные космические зоны, а с ними и сдвоенные противоположности: Земля — Небо, Земля — Преисподняя, огонь (сухое) — влага (мокрое), прошлое — настоящее, настоящее — будущее, день — ночь. Эти пары перемещались в структуре древа с троичными единствами: прошлое — настоящее — будущее; предки — современники — потомки; три части тела: голова — туловище — ноги; три стихии: огонь — вода — земля. Пары и тройки обнимали самые разнообразные формы жизни. Люди постигали взаимосвязь противоположностей, суть всякого развития.

 

НА МОРЕ, НА ОКЕАНЕ…

 

Образ мирового древа в славянской мифологии играл особую организующую роль по отношению к мифологической системе. В русском заговоре «На море, на океяне, на острове Буяне стоит белая береза вниз ветвями, вверх кореньями» видна четкая структура троичности: предки — современники — потомки, или навь — явь — правь, связанная с особенностями нижнего мира, в котором все переворачивается — живое становится мертвым, видимое — невидимым.

 

 

Н. К. Рерих. Поцелуй Земле

 

К каждой из трех частей древа относились определенные существа. Вверху, на ветвях изображали птиц, посередине, у ствола — копытных (оленей, лосей, коров, лошадей), иногда человека и пчел, а у корней — змей, лягушек, рыб и бобров. Бог восседал на самой верхушке древа. Иногда он вступал в битву со змеем или драконом и освобождал похищенный ими скот. Древо, символизировавшее зачатие и плодородие, изображали на женских одеждах.

Вертикальная структура древа больше связана с космологией, а горизонтальная — с магическими ритуалами. Чаще всего древо изображалось с восемью ветвями, по четыре с каждой стороны. Имело оно и четыре главных цвета: красный, черный, белый, синий.

Мировое древо — основа для упорядочения мышления, памяти, восприятия. Образы внешнего и внутреннего мира нанизываются на этот ствол, и теперь их можно выразить в знаковых системах — в словах, числах, формулах, изображениях. Древо с его тремя уровнями схематизируется в сознании, и вот уже возникают абстракции и символы. Рядом с лошадьми и пчелами появляется солнечное колесо, вписанный в круг восьмиконечный крест. Этот символ мы встречаем и в православных церквях, и в тибетских храмах.

Древо вошло в нашу генетическую память, в сферу бессознательного. Как доказывают психологи, на определенном этапе развития детской психики оно дает знать о себе как вошедший в плоть и кровь первичный образ: если ребенок много рисует, то в его рисунках преобладает дерево. Некоторые психологи полагают, что это и есть Мировое древо, древо жизни — место встречи человека со Вселенной, их общий символ — символ всякого целого, составленного из частей, основа любого языка с его ветвящимися фразами, идея, пронизывающая поэзию, живопись, архитектуру, любые игры, хореографию, социальные, экономические и даже психические структуры.

 

«ДРЕВО — ЖИЗНЬ»

 

С. Есенин в «Ключах Марии» гениально подметил смысл представлений русских людей о древе жизни:

 

«Все от Древа — вот религия мысли нашего народа… То, что музыка и эпос родились вместе через знак древа, заставляет нас думать об этом как не о случайном факте мифического утверждения, а как о строгом вымеренном представлении наших далеких предков. Свидетельство тому наш не поясненный и не разгаданный никем бытовой орнамент. Все наши коньки на крышах, петухи на ставнях, голуби на князьке крыльца, цветы на постельном и тельном белье вместе с полотенцами носят не простой характер узорочья. Это — великая значная эпопея исходу мира и назначению человека… Вглядитесь в цветное узорочье наших простынь и наволочек. Здесь с какой-то торжественностью музыки переплетаются кресты, цветы, ветви. Древо на полотенце — значение нам уже известное, оно ни на чем не вышивается, кроме полотенца, и опять-таки мы должны указать, что в этом скрыт весьма и весьма глубокий смысл. Древо — жизнь. Каждое утро, встав от сна, мы омываем лицо свое водою. Вода есть символ очищения и крещения во имя нового дня. Вытирая лицо свое о холст с изображением древа, наш народ немо говорит о том, что не забыл тайну древних отцов вытираться листвою, что он помнит себя семенем надмирного древа, и, прибегая под покров его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках хоть малую ветвь его, чтоб, подобно древу, он мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень-добродетель. Цветы на постельном и тельном белье относятся к кругу восприятия красоты. Означают они царство сада или отдых отдавшего дань труду на плодах своих. Они являются как бы апофеозом как трудового дня, так и вообще жизненного смысла крестьянина».

 

ТИС, ВЕРБА, ИВА

 

Древо жизни — образ древа мирового, противопоставление его злу, смерти, гибели. В хеттских ритуалах, связанных с древом жизни, был культ умирающего и воскресающего бога Телепинуса — бога плодородия, сына бога грозы. С древа свешивалось руно овцы, в него помещался овечий жир. У хеттов древом жизни считалось дерево еива, к которому восходит русская ива или верба как символ возрождающейся жизни и плодородия; на древневерхнегерманском языке это — тисс. Его высаживали на кладбищах, и оно служило символом преодоления смерти, символом жизненной силы (древнегреч. — «алоу», древнеиндийск. — «ауис»).

В Библии древо жизни трактовалось как древо познания добра и зла. Двенадцать раз древо жизни приносит свои плоды, в каждом месяце разные. Библейская трактовка древа жизни как древа познания добра и зла восходит к еще более древней шумероаккадской легенде, вошедшей в эпос о Гильгамеше, где описывается дерево Хулуппу, отождествлявшееся с ивой. В его корнях жила змея, в ветвях — птица Анзуд, а в стволе — Лилит. Анзуд, согласно эпосу, — птица божественного происхождения в виде орла, терзающего когтями оленей. Гильгамеш изгоняет с дерева Хулуппу (ивы) птицу Анзуд и убивает змею. В иудейской мифологии Лилит — злой дух, Лул-ночь. Это имя восходит к именам трех шумерских демонов.

Интересно, что на Руси, в Москве еще в XVII в. широко праздновали «вербное действо». Верба, как и ива, считалась символом начала жизни. Празднество проводилось в марте, с которого раньше начинался год. Отголоски празднества сохранились в «вербном воскресенье», которое во многих областях России отмечается до сих пор.

 

ДУБ

 

А. Н. Афанасьев считает, что в преданиях о мировом древе славяне имели в виду преимущественно дуб. Сохранилось много сказаний о дубах, которые будто бы существовали еще до сотворения мира. В колядке карпатских руссов пелось о том, что «еще во время, когда не было ни земли, ни неба, а стояло два дуба, а на дубах сидело два голубя, голуби опустились на дно моря, достали песку и камней, из которых и создались земля, небо и небесные светила».

В одной из апокрифических повестей о создании Вселенной упоминается о железном дубе, «еже есть первопосажен, на котором держится вода („воздушное море“, небо), огонь (пекло, ад) и земля, а корень его стоит на силе божьей».

В русской народной сказке, известной и другим славянам, рассказывается про дуб, который вырос до самого неба. Полез старик на то дерево. Лез-лез и взобрался на небо, где сидел кочеток-золотой гребешок — птица, что ни в огне не горит, ни в воде не тонет, и стояли чудесные жерновки — символ весенней грозы, дарующей земле плодородие, а людям — их хлеб насущный.

В хорватских сказаниях вилы — облачные девы, они обитают в дупле и питаются сахарными яствами, т. е. сладкой амритой. Польская сказка упоминает дуб с золотыми листьями и желудями.

Соединяя вместе эти разрозненные черты, сохранившиеся в различных памятниках, можно убедиться в том, что славянскому старому дубу соответствует скандинавский ясень, на котором держатся три великих мира — небо, земля и ад; на ветвях его гнездятся «молниеносные птицы», а у корня лежит страшная змея. Согласно поверьям славян и скандинавов, около дерева текут живые источники и обитают вещие ведьмы, которые собирают дубовые листья в сорочку и вешают этот узел на дерево. Они могут вызвать ветры, рассеять тучи и восстановить ясную погоду. Чтобы вызвать грозу, ведьмы кипятят дубовые листья в горячей воде. По русскому поверью, ведьмы втыкают нож в дерево и тем самым заставляют течь из него молоко, что следовало понимать так: вонзая острие молнии в дерево-тучу, ведьмы проливают небесное молоко дождя.

 

 

Птица Сирин. Лубок

 

В некоторых сказках дуб — это место, где проходят сборища духов, а с ветвей дуба падает целебная роса…

 

Первоначально слово «дуб» заключало в себе общее понятие дерева, что до сих пор можно увидеть в производных словах — «дубина», «дубец», «дубинка». У сербов дуб называется «грм», «грмов» (дубовый лес — «грмик»), что указывает на его связь с Перуном (громом небесным).

 

В древности человек добывал огонь из дерева, а древесными ветками и обрубками поддерживал его священное пламя в очаге, что давало повод для своеобразной интерпретации природных явлений. Так, явление грозового пламени он объяснял понятным ему способом: в туче, которая порождает молнии, но которую они же и пожирают, человек видел небесное дерево, а в дожде — его сок, выгнанный с помощью огня. На землю это небесное пламя нисходило в виде живого огня, добываемого трением из дуба.

По словам летописей, литовцы заботились, чтобы перед идолом Перуна-Перкунаса горел неугасимый огонь от дубового дерева. У них сохранилось поверье, будто хлебные семена ниспосланы на землю в шелухе желудей (в мифологических сказаниях «Зендавесты» семена с дерева разносились по всей земле). По некоторым преданиям славян, семена переносятся из вечнозеленых садов рая. Сохранившиеся в Литве предания и прусские хроники повествуют о том, что заповедные дубы Перуна (Перкунаса), под сень которого ставили его кумиров, были вечнозелеными. Особым почетом пользовались старые вековые дубы, которые окружали оградами.

На Украине, на Троицкую неделю, называвшуюся зеленой, готовили игорный (сухой) дуб, т. е. устанавливали на выгоне или на площади длинную палку с прикрепленным вверху колесом, украшали ее травами, цветами и лентами, вокруг окапывали небольшим рвом и ставили срубленные березки. Внутри круга проходили игры, участники празднеств пели обрядовые песни. Обряд состоял в призывании весны, которая приносит с собой зелень и цветы. Дуб — символ Перунова дерева-тучи; зима, похищающая дожди, иссушает его благодатные соки, и он становится сухой палкой. Как и другие деревья, весной дуб оживает и начинает цвести молниями (Перуновым цветком).

Колесо указывает на втулку, в которой бог-громовник вращает свою палицу, чтобы возжечь живое пламя грозы. Под влиянием таких представлений дубу и всякому другому дереву, в которое ударила молния, приписывались те же живительные свойства, что и дождю, и громовой стрелке. Согласно суеверным представлениям, для того чтобы иметь хороших лошадей, советовали класть в конюшне кусок дерева, разбитого молнией. Человеку, у которого болела спина, полагалось при первом весеннем громе подпереть спиною дерево или деревянную стену. В Тульской губернии крестьяне отыскивали в лесу старые дубы, рядом с которым били из-под земли живые ключи, сдирали с веток кору, вымачивали ее в роднике и носили в ладанке как предохранение от зубной боли.

Золотые, ничем не сокрушимые зубы бога-громовника Перуна, по поверьям, имели спасительную силу прекращать зубную боль, поэтому народная медицина предлагала кусать больным зубом дубовое дерево или камень.

В Воронежской и Саратовской губерниях больных детей носили в лес, раскалывали надвое молодой дубок и между его расщепами протаскивали три раза больного ребенка, а затем связывали дерево. Так же использовалось раздвоенное дерево, вокруг которого девять раз обходили и вешали на него детские рубашечки. Дома детей купали в воде, взятой из девяти рек или колодцев, и обсыпали золой из семи печей. От лихорадки и других болезней купались в реках, лесных родниках и колодцах, а после купания вытирались чистым полотенцем и вешали его на соседнее дерево или ракитов куст. Вместо полотенца вешали также рубашку или лоскут своей одежды и оставляли их висеть до тех пор, пока совсем не истлеют.

Смысл этого обряда заключался в том, что, смывая и стирая со своего тела недуг, хворобу, больной как бы снимал его с себя и вместе с тряпицей и брошенной рубашкой передавал кусту или дереву как земным представителям того небесного райского дерева, которое точит живую воду, исцеляющую болезни. Считалось, что как только оставленные лоскут или рубашка истлеют, так должна сгинуть и сама болезнь. Позднее, когда ясное понимание смысла подобных представлений было утрачено, этот обряд получил характер жертвенного приношения лесным и водяным духам.

Существовали целые священные рощи, в которых все деревья считались божественными, и грех было срывать с них ветку. Об одной такой роще в Упсале — древней религиозной столице Швеции (ее деревьям поклонялись древние славяне-язычники) упоминается в книге «Золотая ветвь» Дж. Фрезера.

 

Говоря о развитии религиозного мышления славян, он отмечает, что, когда в деревьях стали видеть уже не тело древесного духа, а только его жилище, которое дух волен покинуть, тогда был сделан значительный шаг вперед в религиозном мышлении. Анимизм (лат. anima — душа) превратился в политеизм (гр. poly — много, theos — бог).

Анимизм — одна из древнейших форм верований, а конкретно вера в то, что во всех предметах и явлениях заключается таинственная душа, управляющая ими. Политеизм — многобожие, поклонение многим богам, в иерархии которых находили отражение общественные отношения людей. Вместо того чтобы рассматривать дерево как живое и сознательное существо, человек видел в нем теперь инертную безжизненную массу, в которую на более или менее длительное время вселяется сверхъестественное существо. Будучи в состоянии свободно перемещаться от дерева к дереву, это существо в силу такой способности обладает правом собственности или владения на все деревья и, перестав быть лесным духом, становится лесным богом. Коль скоро древесный дух отделился от единичного дерева, начал меняться и его облик — он принял форму человеческого тела.

 

ДРЕВЕСНЫЕ ДУХИ

 

Где-то анимизм и политеизм соприкасались, во всяком случае поклонение древесным духам широко внедрилось в сознание многих славянских народов. В Западной Европе были широко распространены предания о людях, заживо замурованных в фундаментах и стенах разных построек из дерева, а позднее и из камня, особенно в средневековых замках и городских крепостях. Чаще всего это были дети, которых приносили в жертву духам. Согласно поверьям, такая жертва должна была обеспечить прочность постройки. С этим обычаем некоторые авторы связывали древнерусское и болгарское название городского кремля «детинец», но, согласно легендам славянских народов, в новостройках замуровывали не детей, а молодых женщин. В Сербии было широко известно поверье о крепости Скутари, которую называли также «постройка Скадра».

 

Три года строили три брата крепость Скадр на реке Бояне. С ними строили: 300 мастеров и не могли возвести даже фундамента, так как каждый раз то, что было построено за день, ночью уничтожала злая волшебница облачная дева вила. Наконец, сама вила сказала одному из братьев: «Не мучайся! Найди брата Стояна с сестрой Стояною, заложи их в фундамент, и построишь, что нужно». Пострадала жена младшего брата, которая сначала приняла за шутку то, что строители окружили ее бревнами и камнями, а когда поняла весь трагизм положения, когда мольбы о спасении были отвергнуты, она попросила строителей оставить отверстие для ее груди, чтобы кормить сына Иованна, а также отверстие для глаз, чтобы она могла видеть малыша. Ее просьбу исполнили, и она, согласно поверью, целый год кормила сына. «Как было тогда, так и осталось: и теперь идет от нее питание, как чудо и еще как исцеление жен, у которых нет в груди молока».

 

В нижегородском кремле жертвой жестокого обычая якобы стала Алена — молодая жена местного купца Григория Лопаты.

 

В злополучный день Алена проспала утром и, спеша принести воды, возвращалась с коромыслом и ведрами не кружной дорогой, а более короткой тропинкой по склону горы. В стороне от тропинки она увидела яму, которая была «словно могила», и подошла к ней из любопытства. Строители окружили Алену, крепко привязали ее к доске и спустили в вырытую яму вместе с ведрами и коромыслом — обычай требовал положить с жертвой все, что было при ней. Рабочие отказались зарывать молодую женщину, но главный мастер сделал это сам, говоря:

 

Пусть погибнет она за весь город одна,

Мы в молитвах ее не забудем.

Лучше гибнуть одной, да за крепкой стеной

От врагов безопасны мы будем…

 

По некоторым легендам, фундамент новостройки орошается человеческой кровью. В Шотландии господствовало убеждение, будто древние жители этой страны — пикты, которым местные легенды приписывали неразрушаемые доисторические постройки, обагряли человеческой кровью краеугольные камни для своих сооружений. Подобный обычай объясняется тем, что в мировоззрении древних народов человеческие жертвы служили «компенсацией» древесным духам за срубленные («умерщвленные») для постройки деревья.

Со временем жильцы научились обманывать духов, подсовывая им в основание дома вместо людей каких-нибудь животных — кабана, быка, козла, кошку, собаку, петуха. Поляки при закладке дома убивали петуха, восточные славяне — курицу. У поляков, помимо этого, существовало поверье: первое существо, которое вступит во вновь отстроенный дом, непременно заболеет и умрет. Вот почему в новый дом, еще не перейдя порог, бросают сначала кошку, собаку или курицу. То же поверье известно и у сербов.

Украинские строители нового здания при первом ударе топора заклинали тех или иных животных, чтобы предстоящие беды пали на них, а не на тех людей, которые будут жить в доме.

Вообще сельские жители верили, что деревенские плотники имеют свои тайны, и эти тайны делали их «опасными» в глазах непосвященных. Например, считалось, что если они берут для постройки скрипучее дерево, то жильцы дома будут беспричинно кашлять, дерево с наростом — у жильцов будут нарывы, со снятой корой — будет падать скот и т. п.

Почитание и уважение дерева, отождествление его с живым существом было широко распространено у славян. Согласно их поверьям, дерево ощущает боль. Не случайно герои русской сказки «Курочка и петушок», когда им требуется взять немного лыка (коры) у растущей липы, прежде посылают к корове за маслом, чтобы помазать липе «больное место». Славяне уверяли, что трава «плакун» плачет, когда ее срывают. В треске сломленной ветки, в скрипе расколотого дерева они слышали болезненные стоны, в увядании видели иссушающее горе и т. п. Дерево от ударов железом содрогалось, чахло и проливало кровь (сок). «Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли приклонились», — говорится в «Слове о полку Игореве».

 

БЕРЕЗА, ТОПОЛЯ, КУСТ

 

Многое было связано с деревьями и травами в обрядах Троицкой недели, когда перед наступлением этих праздников, совершавшихся в честь весны, крестьяне отправлялись в поля и рощи, собирали разные травы, рубили ветки молодых березок и других лиственных деревьев. Поскольку такие порубки были связаны с чествованием деревьев, то считалось, что дерево не могло «обидеться».

В глубинных российских губерниях на семик собирались в леса и рощи, сплетали венки, пели песни, срубали молодую березку, наряжали ее в женское платье или обвешивали разными лоскутами и лентами. Затем следовал общий пир, для которого все готовилось вскладчину или ссыпчину, т. е. собирали с мира (со всех) муку, молоко, крашеные яйца и другие припасы. По окончании пиршества наряженную березку с радостными песнями и плясками несли в деревню и ставили в избранном с общего согласия доме, где она оставалась до Троицына дня гостьей. В пятницу и субботу приходили ее навещать, а в воскресенье выносили к реке и бросали в воду.

В Пинском уезде на Духов день крестьянские девушки избирали самую красивую подругу, обвязывали ее березовыми и кленовыми ветвями и водили по улицам и дворам, с головы до ног убранную, как куст, в цветы и зелень.

В Полтавской губернии на Духов день водили «тополю», которую представляла девушка, одетая в красивую одежду с яркими лентами в косах и монистами на груди.

Около Воронежа на Троицу строили посреди дубовой рощи небольшой шалаш, убирали его венками, цветами и душистыми травами, а внутри ставили на возвышение соломенную или деревянную куклу, одетую в праздничное мужское или женское платье. Сюда со всех сторон стекались окрестные жители, приносили с собой разные напитки и яства, водили вокруг шалаша хороводы и устраивали «игры». В семицкой березке, «тополе», «кусте» и в троицкой кукле народ чествовал лесную деву, оживавшую в зелени дубрав, или саму богиню Весну, одевавшую деревья в листву и цветы.

 

ЯСЕНЬ, ОСИНА

 

Многие поверья были связаны с осиной, название которой близко к слову «ясень», обозначавшему дерево, упоминавшееся еще в мифологических сказаниях о стране Асгард[192] и Одине[193] в ирландских сагах.

 

Ясень Иггдрасиль — древо мира. У него три корня: один тянется в царство мрака Нифльхейм, другой — к великанам, а третий — к богам асам. Под тем корнем, что у асов, находится священный источник Урд (как у старых дубов с «громовой стрелкой»). Здесь главное святилище, куда каждый день съезжаются асы и вершат свой суд. Стоит у источника прекрасный чертог. Живут в нем три девы — Урд, Верданди и Скульд. Это три норны, ведающие судьбы людей. Каждый день они черпают воду и поливают Иггдрасиль, чтобы он не засох. На вершине Иггдрасиля сидит мудрый орел, а меж глаз у него — Ястреб Вердфельнир. Корни ясеня гложут змеи и дракон Нидхегг. Белка Ротаток переносит по стволу перебранку между орлом и драконом…

 

По народным поверьям, ясень обладает силой, заставляющей цепенеть змей, ту же силу приписывают осине. Когда богатырь Добрыня Никитич убил Змея Горыныча, он повесил его на «осину кляплыя», где тот уже не смог ожить («Сушися ты, змей-Горынчище, на той осине, на кляплыя»). Подобное спасительное действие оказывает осина и против колдунов, упырей, ведьм, играющих в народных поверьях роль, сходную со змеем: как он высасывает молоко-дождь из небесных коров-туч, так они похищают дожди и росы, доят тех же коров-туч и, воскресая весной от зимней смерти, любят упиваться теплой кровью.

Забывая о связи старинных метафорических выражений с небесными явлениями природы, читая в них не тот первоначальный смысл, какой они действительно в себе заключали, а понимая их буквально, народ приписал колдунам, упырям и ведьмам способности доить и «портить» крестьянских коров, выходить из гробов после смерти и высасывать кровь у живых людей. Защитить от подобных опасностей могла лишь осина.

Мифическое древо-туча, из-под корней которого струится живая вода, цветет золотым или огненным цветом-молнией; на вершине его сидит молниеносная птица — орет или петух с золотым гребнем. Демонические змеи, чародеи и ведьмы, с жадностью припадая к роднику с живой водой, подвергаются ударам громовых стрел, которые разят хищников и заставляют их бежать в страхе и трепете.

Заостренный осиновый кол получил значение Перуновой палицы. Чтобы мертвец, в котором заподозрили злого колдуна, упыря или ведьму, не мог выходить из могилы, крестьяне вбивали ему осиновый кол. Для предохранения коров и телят от «нападения ведьм» они ставили на воротах и по углам скотного двора осиновые деревья, срубленные или вырванные с корнем. Во время чумы рогатого скота, прогоняя «коровью смерть», ее «бьют», т. е. машут по воздуху осиновыми кольями.

В русских сказках колдунам и ведьмам, выходящим из могил, вколачивают в сердце осиновый кол, бьют осиновым поленом и сжигают их трупы на осиновом костре. Но ведьма и сама может воспользоваться осиновым колом или веткой для своих волшебных чар: ударяя веткой в грудь спящего, она наносит ему незримую рану и жадно упивается его кровью — так весенние удары молнии, направленные в тучу, еще объятую зимним сном, проливают из нее дождь. Метафора здесь простая: Перунова ветка раскрывает грудь облачного демона и точит из него горячую кровь.

Выдоив черную корову, ведьмы выливают молоко в землю и тут же вбивают осиновый кол, тем самым отнимая у коров молоко, иссушая их сосцы. Так, удары молнии, низводя на землю молоко-дождь, иссушают черные тучи. Как спасительное орудие против «демонского наваждения», осина может служить целебным средством — ею прогоняют нечистую силу болезней. Разбитых параличом заставляют лежа упираться босыми ногами в осиновое полено.

Чтобы избавиться от зубной боли, берут осиновый сучок и трижды читают над ним заговор: «На море, на окияне, на острове на Буяне стоят высокие три дерева, под теми деревьями лежит заяц. Переселись ты, зубная боль, к зайцу!» Затем осиновый сучок прикладывается к больным зубам. Просьба передать боль зайцу повторяет другую просьбу, обращенную к мыши, — дать свой «железный» зуб в обмен на испорченный.

В жизни растительного царства, в жизни деревьев наши предки видели ту же борьбу божественных сил, которую они замечали в стихийных явлениях природы. Древо жизни — это древо природы. В «Ключах Марии» С. Есенин удивительно проникновенно раскрыл мудрость древних народных символов: «Весь абрис[194] хозяйственно-бытовой жизни свидетельствует нам о том, что он (народ) был, остался и живет тем самым прекрасным полотенцем, изображающим через шелк и канву то символическое древо, которое обозначает „семью“, совсем не важно, что в Иудее это древо носило имя Маврикийского дуба и потому вместе с христианством перешло, как название, бесплатным приложением к нам. Скандинавская Иггдрасиль — поклонение ясеню, то древо, под которым сидел Гуатама, и этот Маврикийский дуб были символами „семьи“ как в узком, так и широком смысле у всех народов; это древо родилось в эпоху пастушеского быта…»

 

 

ДОМ И ОДЕЖДА ДРЕВНИХ СЛАВЯН

 

ДОМ

 

Дом славянина был весь пронизан магической заклинательной символикой, с помощью которой люди стремились обеспечить себе сытость и тепло, безопасность и здоровье. Боясь «нашествия злых духов» — упырей, вампиров, ведьм, навий (душ умерших), которыми славянин населял окружающую природу, он от них «защищался». Защитой служили прежде всего доброжелательные языческие символы, размещенные на самых уязвимых участках жилища и двора, какими считались стены, окна, кровли жилища. Это была архитектурная резьба — конек на крыше, резные причелины с «громовыми знаками», изображения солнца, птиц, фигурки богини на вершине строения, конские головы и т. п.

Сюжеты архитектурной резьбы близки сюжетам вышивок. Их самая устойчивая тема — женская фигура с воздетыми к небу руками и с птицами и конями по сторонам (известна еще с VII в. до н. э.). Иногда для украшения стрехи дома употребляли специальную композицию из обожженной глины — фигуру женщины с поднятыми к небу руками. У этрусков это были «антефиксы» — изображения женских голов, украшавших кровли домов. Археологические находки с подобными сюжетами датируют III тыс. до н. э.

Еще стены энеолитических жилищ покрывали узорами, в которых преобладала тема ужа (змеи) — покровителя домашнего очага, встречался сложный солярный знак и схематичное изображение фронтона дома, увенчанного человеческой фигурой с воздетыми к небу руками.

И в архитектуре, и в одежде последовательно применялся один и тот же принцип размещения заклинательного орнамента: им украшали все проемы, отверстия, через которые злыдни могли проникнуть к человеку. «Священное» изображение (конь, оленья голова с рогами, богиня и птицы, солнце) увенчивало самую высокую точку дома — щипец крыши. Эти обереги вместе делали дом недоступным для «злых духов» и убежищем для членов семьи. В доме все обиходные предметы на случай проникновения злыдней тоже были покрыты охраняющими знаками, облегчающими «одоление зла» внутри убежища.

 

 


Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 281; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!