США накануне Гражданской войны (1861 — 1865) 8 страница
Возможно, более важным, чем принятые федеральные законы, выгодные для богатых, было повседневное действие местных законов и законов штатов, защищавших интересы домовладельцев и торговцев. Г. Майерс[111] в своей «Истории крупных американских состояний» комментирует эту ситуацию, рассуждая о росте богатства клана Асторов, значительная часть которого состояла из арендной платы, собранной с жильцов нью-йоркских доходных домов:
Разве не считается убийством, когда люди, стесненные нуждой, должны гнить в убогих, кишащих микробами многоквартирных домах, в которые никогда не проникает солнечный свет и где болезни нашли для себя благотворную почву для распространения? Тысячи тех, о ком ничего не известно, нашли свою смерть в этих отвратительных местах. Однако с точки зрения Закона арендная плата, собранная Асторами, да и другими домовладельцами, является честно заработанной. Весь институт права не видел в этом ничего необычного и потому очень важно, повторяясь еще и еще, сказать, что Закон не представлял собой свод этики или идеалов прогрессивной части человечества; напротив, подобно тому как в бассейне отражается небо, он отражал требования и эгоистические интересы растущих классов собственников.
В течение 30 лет до начала Гражданской войны закон в судах все чаще интерпретировался в пользу капиталистического развития страны. Изучая это, М. Хорвиц в своей работе «Трансформация американского законодательства» отмечает, что английское общее право более не являлось неприкосновенным, если оно оказывалось барьером на пути предпринимательства. Владельцам фабрик было предоставлено законное право уничтожать имущество других людей, если для развития бизнеса им представлялся удобный случай. Право на «принудительное отчуждение частной собственности» использовалось для того, чтобы забрать землю у фермеров и передать ее в качестве субсидии компаниям, строившим каналы или железные дороги. Решения о возмещении предпринимателями нанесенного ими ущерба стали выноситься судьями, а не присяжными, вердикты которых были непредсказуемы. Урегулирование споров при помощи арбитража было заменено их судебным разрешением, создав тем самым большую зависимость от адвокатов, и юридическая профессия стала более значимой. Древняя идея справедливой цены на товары переродилась в судах в идею caveat emptor («Будь осторожен, покупатель»), таким образом, отдав поколения потребителей на милость предпринимателям.
|
|
|
Тот факт, что договорное право было нацелено на дискриминацию трудящихся и на пользу бизнесу, показан М. Хорвицем в примере, относящемся к началу XIX в.: суды заявляли, что если работник подписывал контракт на год и уходил с работы до окончания этого срока, тогда ему не положено было получать зарплату даже за то время, которое он отработал. Вместе с тем суды заявляли, что если строительная компания нарушила контракт, то она все равно имеет право на получение оплаты за все работы, произведенные до этого момента.
|
|
|
Лицемерие закона заключалось в предположении, что и рабочий, и железнодорожная компания вступали в договорные отношения, имея равные возможности по отстаиванию своих прав. Массачусетский судья решил, что покалеченный рабочий не заслужил компенсации, так как, подписав контракт, он соглашался взять на себя определенные риски. «Круг замкнулся, закон существовал лишь для того, чтобы утвердить те формы неравенства, которые порождала система рыночных отношений».
Это было время, когда закон даже не делал вида, что защищает трудящихся, — противное случится в следующем столетии. Законы, касающиеся здравоохранения и техники безопасности, или не существовали, или не соблюдались. Когда однажды зимой 1860 г. в Лоренсе (Массачусетс) рухнуло здание пембертоновской фабрики, там находилось 900 человек, в основном женщины. Восемьдесят восемь человек погибли, и, хотя были подтверждения того, что строение никогда не было рассчитано на размещенное в нем тяжелое оборудование и об этом было известно инженеру-строителю, жюри присяжных не усмотрело в деле «доказательств преступных намерений».
|
|
|
М. Хорвиц так обобщает происходившее в судах к началу Гражданской войны:
К середине XIX в. юридическая система была переоформлена в пользу коммерсантов и промышленников за счет фермеров, рабочих, потребителей и других гораздо менее могущественных групп общества.
… она активно продвигала идею законного перераспределения богатств, направленную против самых слабых социальных групп.
В старину диспропорция в распределении богатства достигалась путем простого использования силы. В период новой истории эксплуатация маскируется законами, которые выглядят как нейтральные и справедливые. Ко времени Гражданской войны в США вовсю шел процесс модернизации.
Когда война закончилась, необходимость в национальном единстве уменьшилась, и простые люди получили возможность вернуться к повседневной жизни, озаботиться своим выживанием. Распущенные по домам военные теперь оказались на улице, бывшие солдаты искали работу. В июне 1865 г. «Финчере трейдс ревью» писала: «Как и следовало ожидать, солдаты, вернувшиеся с фронта, уже запрудили улицы в поисках работы».
|
|
|
Города, в которые возвращались демобилизованные, были смертельными ловушками, где их поджидали тиф, туберкулез, голод и пожары. В Нью-Йорке 100 тыс. человек жили в подвалах трущоб; 12 тыс. женщин работали в публичных домах, чтобы не умереть с голоду; кучи уличного мусора 2 фута высотой кишели крысами. В Филадельфии, где богачи получали питьевую воду из реки Скулкилл, все остальные брали ее из реки Делавэр, в которую каждый день сбрасывали 13 млн галлонов нечистот. Во время Великого чикагского пожара[112] в 1871 г. многоквартирные дома падали один за другим так быстро, что свидетели говорили о том, что по раздававшимся звукам это напоминало землетрясение.
После войны в рабочей среде началось движение за 8-часовой рабочий день, чему способствовало создание первой общенациональной федерации профсоюзов — Национального рабочего союза (НРС). В результате продолжавшейся три месяца забастовки 100 тыс. рабочих Нью-Йорка добились установления 8-часового рабочего дня, и, отмечая свою победу в июне 1872 г., 150 тыс. человек маршем прошли по городу. «Нью-Йорк таймс» задавалась вопросом, какой процент бастующих составляли «чистокровные американцы».
Женщины, которых война привела на работу в промышленность, также организовывали профсоюзы: сигарщиц, портних, швей, работниц, делавших зонты, шляпниц, печатниц, прачек, обувщиц. Они создали союз «Дочери св. Криспина»[113], впервые добились приема женщин в Союз сигарщиков и в Национальный союз печатников. Гасси Льюис из Нью-Йорка стала секретарем-корреспондентом последнего. Но рабочие сигарных фабрик и типографий организовали лишь 2 из 30 с лишним общенациональных профсоюзов, и в целом женщин стремились исключить из этого движения.
В 1869 г. в Трое (Нью-Йорк) забастовали прачки, стиравшие воротнички, чья работа, по описанию современника, заключалась в стоянии «над корытом для стирки и перед гладильным столом в окружении печей и при температуре, в среднем достигавшей 100 градусов[114], при зарплате 2–3 долл. в неделю». Их лидером стала Кейт Маллейни, второй вице-президент НРС. На митинг в поддержку бастующих пришли 7 тыс. человек; женщины организовали кооперативную фабрику по производству воротничков и манжет, чтобы предоставлять бастующим работу и продолжать стачку. Но время шло, и внешняя поддержка истощалась. Работодатели запустили в производство бумажные воротнички, что сократило потребность в услугах прачек. Забастовка закончилась безуспешно.
Опасности, поджидавшие фабричных рабочих, подталкивали их к созданию организаций. Работа нередко была круглосуточной. В 1866 г. однажды ночью на фабрике в Провиденсе (Род-Айленд) вспыхнул пожар. Среди почти 600 работников, большей частью женщин, возникла паника, многие выбросились из окон верхних этажей и погибли.
В Фолл-Ривере (Массачусетс) ткачихи создали независимый от мужчин-ткачей профсоюз. Они отказались от 10-процентного сокращения заработной платы, на которое согласились ткачи, провели забастовки на трех фабриках, добившись поддержки среди мужчин, и остановили работу 3,5 тыс. ткацких и 156 тыс. прядильных станков. В целом в акциях приняли участие 3,2 тыс. работников. Однако их детей надо было кормить; рабочим пришлось вернуться на свои места, предварительно подписав так называемую «железную клятву» (позднее названную «контрактом желтой собаки») — обязательство не вступать в профсоюз.
В то же время чернокожие рабочие поняли, что НРС с неохотой принимает их в свои ряды. Тогда они создали собственные тред-юнионы и проводили свои забастовки — как, например, в 1867 г. рабочие пристани в Мобиле (Алабама), или грузчики-негры в Чарлстоне, или докеры в Саванне. Видимо, это оказало воздействие на НРС, на съезде которого в 1867 г. была принята резолюция о приеме женщин и чернокожих, провозглашавшая, что в «вопросе о правах трудящихся нет ни цвета кожи, ни половой принадлежности». Один журналист писал о замечательных проявлениях межрасовой солидарности на этом съезде:
Когда уроженец штата Миссисипи и бывший солдат Конфедерации, обращаясь к собравшимся, называет цветного делегата, который выступал перед ним, «джентльменом из штата Джорджия»… когда страстный сторонник Демократической партии из Нью-Йорка с сильным ирландским акцентом провозглашает, что, как мастеровой или гражданин, он не просит для себя каких-либо привилегий, которыми не готов поделиться с любым человеком, будь он белым или чернокожим… тогда и в самом деле можно с уверенностью утверждать, что время несет удивительные перемены…
Однако большинство профсоюзов все-таки не принимало черных американцев, или их просили создавать собственные местные отделения.
НРС начал уделять все больше внимания политическим вопросам, особенно реформе денежной политики, требуя выпустить в обращение бумажные купюры — гринбеки. По мере того как Союз все в меньшей степени становился организатором борьбы рабочих и все в большей — лобби в Конгрессе, озабоченным вопросами голосования, НРС утрачивал жизнеспособность. Внимательно следивший за развитием рабочего движения Фридрих Зорге писал в 1870 г. Карлу Марксу в Англию: «Национальный рабочий союз, который в начале своего развития имел столь блестящие перспективы, отравился гринбекизмом и медленно, но верно умирает».
Возможно, тред-юнионы не были способны увидеть ограниченность законодательных реформ во времена, когда такие реформаторские законы принимались впервые и на них возлагались большие надежды. В 1869 г. легислатура Пенсильвании приняла закон о безопасной эксплуатации шахт, предусматривавший «контроль за соблюдением техники безопасности и вентиляции на шахтах, а также защиту жизней горняков». Только спустя столетие нескончаемой череды аварий на этих шахтах станет ясно, насколько недостаточно было лишь этих слов, — их хватало разве что для успокоения негодующих шахтеров.
В 1873 г. страну опустошил очередной экономический кризис. Паника началась после закрытия банковского дома Джея Кука — банкира, который в период Гражданской войны только в качестве комиссионных от продажи государственных облигаций зарабатывал 3 млн долл. в год. Восемнадцатого сентября 1873 г., пока президент У. Грант мирно спал в филадельфийском особняке Кука, хозяин отправился в центр города, чтобы повесить замок на свой банк. Люди теперь были лишены возможности выплачивать по ипотечным кредитам: закрылось 5 тыс. компаний, а их работники оказались на улице.
Конечно, свою роль сыграл не только Джей Кук. Кризис был встроен в саму систему, имевшую хаотичную основу, и в ней спокойно себя чувствовали только богачи. Это была система, периодически подвергавшаяся кризисам в 1837, 1857, 1873 гг. (позднее они случались в 1893, 1907, 1919, 1929 гг.), которые уничтожали малый бизнес и приносили трудовому люду холод, голод и смерть, тогда как состояния Асторов, Вандербилтов, Рокфеллеров и Морганов продолжали расти в годы войны и в мирное время, в периоды кризиса и после его окончания. Во время кризиса 1873 г. Карнеги захватывал рынок стали, а Рокфеллер уничтожал своих конкурентов по нефтяному бизнесу.
Заголовок в ноябрьском номере 1873 г. нью-йоркской газеты «Гералд» гласил: «ДЕПРЕССИЯ НА РЫНКЕ ТРУДА В БРУКЛИНЕ». Далее перечислялись закрытые предприятия и массовые увольнения: фабрики по производству войлочных юбок и багетов, стеклорезное производство, сталелитейный завод. В женских профессиях это касалось модисток, портних, обувщиц.
Депрессия продолжалась в течение 70-х годов XIX в. В первые три месяца 1874 г. 90 тыс. рабочих, из них более половины — женщины, вынуждены были ночевать в полицейских участках Нью-Йорка. Этих людей называли «барабанами», поскольку они имели право провести одну или две ночи в месяц в любом участке, а дальше им приходилось «вертеться». По всей стране жильцов выселяли из домов. Многие скитались по городам в поисках пищи.
Отчаявшиеся рабочие пытались уехать в Европу или Южную Америку. В 1878 г. переполненный пароход «Метрополией, вышел из США в направлении Южной Америки и затонул со всеми пассажирами на борту. Нью-йоркская газета «Трибюн» писала: «Через час после того, как новости о том, что корабль пошел ко дну, достигли Филадельфии, контору гг. Коллинсов осаждали сотни измученных голодом честных людей, которые умоляли взять их вместо утонувших рабочих».
Массовые митинги и демонстрации проходили по всей стране. Создавались советы безработных. В конце 1873 г. митинг в здании Куперовского института в Нью-Йорке, организованный профсоюзами и американской секцией I Интернационала (основанного в 1864 г. в Европе К. Марксом и другими деятелями), привлек огромную толпу, выплеснувшуюся на улицы. Участники митинга потребовали, чтобы законопроекты перед принятием одобрялись всеобщим голосованием, чтобы частные лица не имели более 30 тыс. долл., чтобы был введен 8-часовой рабочий день. В принятой резолюции также говорилось:
Поскольку мы являемся трудолюбивыми, послушными закону гражданами, уплачивающими все налоги, оказывающими поддержку и повиновение правительству,
Постановляем, что в это бедственное время мы берем на себя заботу о себе и наших семьях, о пище и крове и мы объявляем нашу волю городской казне, что отказываемся платить налоги до тех пор, пока не получим работу…
В Чикаго 20 тыс. безработных прошли по улицам города к зданию мэрии, требуя: «Хлеб — нуждающимся, одежду — голым, дома — бездомным». Результатом акций вроде этой стало оказание некоторой помощи примерно 10 тыс. семей.
В январе 1874 г. в Нью-Йорке большая демонстрация рабочих, которую полиция не пустила к зданию мэрии, направилась к Томпкинс-сквер и там полицейские им сообщили, что митинг запрещен. Демонстранты остались на площади, где их атаковала блюстители порядка. Вот что писала одна из газет:
Полицейские дубинки поднимались и опускались. Женщины и дети с криками бежали во всех направлениях. Многие из них были растоптаны во время панического бегства толпы. На улице конная полиция сбивала с ног зевак и безжалостно избивала их дубинками.
Забастовки были организованы на текстильных фабриках Фолл-Ривера (Массачусетс). В Пенсильвании, в районе добычи антрацита, произошла так называемая «долгая забастовка», а ее участники, ирландцы, состоявшие в «Древнем ордене ибернийцев», были обвинены в актах насилия, преимущественно на основании свидетельских показаний частного детектива, внедренного в ряды шахтеров. Их называли «Молли Магвайрс». Суд признал этих людей виновными. Как считает Ф. Фонер, изучавший свидетельства очевидцев, их подставили, поскольку забастовщики являлись профсоюзными активистами. Историк цитирует газету «Айриш уорлд», с сочувствием относившейся к бастующим, которая называла их «умными людьми, чье руководство придавало сил сопротивлению шахтеров бесчеловечному сокращению их заработков». Фонер также ссылается на газету «Майнере джорнэл», издававшуюся владельцами шахт, которая так писала о казненных: «Что собственно они сделали? Когда оплата труда казалась им неприемлемой, они организовывали и проводили забастовку».
Всего, по данным автора исследования «Молли Магвайрс» Э. Бимбы, было казнено 19 человек. Имели место разрозненные акции протеста со стороны рабочих организаций, но массового движения, которое смогло бы остановить казни, так и не возникло.
Это было время, когда работодатели привлекали недавних иммигрантов — отчаянно нуждавшихся в работе, отличавшихся от массы бастующих своим языком и культурой — в качестве штрейкбрехеров. В 1874 г. для замены бастовавших горняков в район Питтсбурга, где велась добыча битуминозного угля, привезли итальянцев. В результате трех из них убили, а на судебных процессах присяжные из числа местных жителей оправдали бастующих; между итальянцами и остальными организованными в профсоюз рабочими возникла вражда.
1876 год — год столетия провозглашения Декларации независимости — принес с собой целый ряд новых деклараций, которые воспроизводятся Ф. Фонером в работе «Мы, другой народ». Белые и чернокожие по отдельности высказывали свое разочарование. В «Негритянской декларации независимости» осуждалась Республиканская партия, на которую чернокожие возлагали надежду обретения полной свободы, а цветным избирателям предлагалось вести независимую политическую деятельность. Рабочая партия штата Иллинойс на праздновании 4 июля, организованном в Чикаго немецкими социалистами, в своей Декларации независимости провозглашала:
Нынешняя система позволяет капиталистам создавать в собственных интересах законы, направленные на нанесение ущерба и угнетение рабочих.
Она сделала саму Демократию, ради которой сражались и умирали наши праотцы, посмешищем и темным делом, из-за того, что предоставила собственности непропорционально большое представительство и контроль над законодательством.
Она позволила капиталистам… обеспечить поддержку со стороны правительства, получить земельные гранты и денежные ссуды эгоистичным железнодорожным компаниям, которые, монополизировав средства передвижения, способны теперь обманывать и производителя, и потребителя…
Она представила миру абсурдный спектакль смертельной гражданской войны за ликвидацию рабства негров, при том что большинство белого населения, те, кто создал все благосостояние нации, вынуждены страдать от кабалы гораздо более унизительной и оскорбительной…
Она позволила капиталистам как классу ежегодно присваивать 5/6 всей произведенной в стране продукции…
Таким образом, она не позволила человечеству воплотить свое естественное предназначение на земле. Уничтожив замыслы, предотвратив браки или вызвав к жизни фиктивные либо неестественные союзы, она сократила жизнь человека, разрушила моральные устои и усилила преступность, коррумпировала судей, священников и государственных мужей, поколебала в людях уверенность, любовь и честь, сделала жизнь эгоистичной, безжалостной борьбой за выживание вместо благородной и щедрой борьбы за совершенство, в которой равные возможности даны всем, а жизнь человека свободна от неестественной и приводящей к деградации конкуренции за хлеб насущный…
Поэтому мы, представители рабочих города Чикаго, собравшиеся на массовый митинг, торжественно провозглашаем и заявляем…
Что мы свободны от всяческой лояльности существующим политическим партиям этой страны, а также то, что, будучи свободными и независимыми производителями, мы будем стремиться обрести полную власть для создания собственных законов, руководства собственным производством и самоуправления, признавая, что нет прав без обязанностей и нет обязанностей без прав. Поддерживая настоящую декларацию, всецело полагаясь на помощь и сотрудничество со стороны всех трудящихся, мы вручаем друг другу наши жизни, средства и священную честь.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!