Восток и Запад: встреча на Днепре 32 страница
Никита Хрущев был человеком в своем роде глубоко верующим. Он верил в неминуемую, закономерную победу коммунистического строя и в начале 1960-х годов публично заявил, что материально-техническую базу коммунизма заложат в течение двадцати лет. На марксистско-ленинистском жаргоне того времени это означало способность производить любые товары народного потребления, избавив СССР от хронического дефицита. Одобрили при Хрущеве и партийную программу с лозунгом “Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме”. Пропаганда новой религии, с твердо определенной теперь датой наступления рая на земле, шла рука об руку с борьбой против религий старых. Передышка для духовенства и прихожан во время позднего сталинизма сменилась новыми суровыми испытаниями. Хрущев якобы обещал показать по телевизору последнего попа до того, как на одной шестой части суши настанет коммунизм. В ходе второй (после 1920–1930-х годов) массовой антирелигиозной кампании закрыли тысячи церквей, мечетей, синагог и молельных домов. На Украине число православных храмов с 1960 по 1965 годы сократилось почти вполовину – с 8207 до 4565. Особенно тяжело пришлось юго-востоку. На западе Украины власти не спешили закрывать церкви, чтобы не толкнуть верующих, не так давно принявших православие, в объятья находившихся на нелегальном положении грекокатоликов.
Наступление коммунизма в обозримом будущем многие и в то время воспринимали как нехитрый пропагандистский трюк. Но вот прекращение Большого террора, освобождение ряда категорий политзаключенных, публикация текстов, разоблачавших преступный культ личности (в том числе повести Александра Солженицына, узника ГУЛАГа с 1945 по 1953 год), создали более-менее либеральную атмосферу, названную “хрущевской оттепелью”. Украинцам вернули доступ к трудам целого поколения литераторов и художников, которых прятали от народа в годы позднего сталинизма. Среди них оказался прославленный кинорежиссер Александр Довженко, которому не мешали теперь выезжать из Москвы на Украину для работы. После нападок конца 1940-х – начала 1950-х годов вздохнули свободно Максим Рыльский и Владимир Сосюра. С их помощью на сцену выходит новое поколение украиноязычных поэтов – Иван Драч, Виталий Коротич, Лина Костенко и другие шестидесятники. Молодые творцы рвались на волю из тесных рамок соцреализма и официозной культуры.
|
|
|
Новую линию партии ее растревоженным членам преподносили как “возвращение к ленинским нормам”. Среди прочего она подразумевала конец массовых репрессий и некоторую децентрализацию власти. Подобные перемены укрепили верхушку республик, автономий и областей, открыв украинским коммунистам множество новых перспектив. Образование в регионах советов народного хозяйства (еще один возрожденный институт 1920-х годов) позволило руководителям УССР получить рычаги управления более чем 90 % предприятий, расположенных в республике, и аграрной отраслью целиком. Они стали заметно самостоятельнее в отношениях с Москвой. С начала 1950-х годов местные чиновники правили Украиной, почти не боясь, что на их должность назначат кого-нибудь из Российской Федерации или другой республики. Складывались кланы, где положение каждого зависело от его (женщин в аппарате было совсем мало) личной преданности вышестоящему начальнику. Такие неформальные связи тянулись из Украины до самого Кремля. КПУ далеко опередила своих прочих “сестер”, достигнув невиданных ранее стабильности и пространства для маневра.
|
|
|
Реформы Хрущева привели к существенному росту промышленности, повышению уровня урбанизации. Программа строительства дешевых пятиэтажек (хрущевок) изменила городской пейзаж по всему СССР, позволив миллионам переехать из бараков и тесных коммуналок в отдельные квартиры с отоплением, водопроводом и канализацией. Пусть государство первостепенное значение уделяло освоению целинных земель Казахстана и природных богатств Сибири, Украина тем не менее выиграла от промышленного роста и пострадала от удара, который он нанес по природной среде.
|
|
|
С 1950 по 1975 год на Днепре возвели пять новых гидроэлектростанций. Природное течение реки нарушили, создав огромные водохранилища и затопив обширные пахотные земли и прибрежные шахты. Экосистема Поднепровья претерпела необратимые изменения. Сооружение химических заводов для производства пестицидов и товаров народного потребления увеличило экономическую мощь Украины, но и обострило проблемы экологии. Республика играла важнейшую роль в атомных и космических проектах СССР, плодах гонки вооружений эпохи холодной войны. В городе Желтые Воды, неподалеку от места битвы между казаками Хмельницкого и польской армией в 1648 году, открыли залежи урана и начали их разработку. В Днепропетровске построили крупнейший ракетный завод Европы. Вклад Украины в успех советской космической программы был огромен. Признанием заслуг республики и ее второго места в иерархии СССР стало то, что после трех русских космонавтов в 1962 году на орбиту полетел украинец. Это был Павел Попович, родом из Киевской области. В 1974 году он совершил еще один полет.
|
|
|
Едва ли удивителен тот факт, что развитие космической программы и военно-промышленного комплекса мало помогло росту уровня жизни населения. В начале 1960-х на Украине вновь замаячил призрак голода. Видимой причиной нехватки еды стала засуха, то и дело поражавшая черноземные районы. Но теперь вместо экспорта зерна, как в 1932–1933 и 1946–1947 годах, правительство решило купить его за границей, чтобы избежать повторения трагедии. Времена наступили отнюдь не сталинские. Хрущев искренне хотел поддержать село и повысить эффективность колхозов путем повышения закупочных цен (цены на зерно подняли всемеро). Он урезал наполовину приусадебные участки колхозников, полагая, что те забирают много сил и слишком уж отвлекают их от труда на колхозных полях.
Но благие помыслы Хрущева дали совсем не те результаты, что он ожидал. Он и дальше диктовал колхозам, что и как им надлежит сеять, упорно внедряя кукурузу, неспособную расти в определенных для нее московскими аппаратчиками климатических зонах. Его забота о колхозниках привела к резкому падению урожая на приусадебных участках. Между 1958 и 1962 годами поголовье скота в частных руках сократилось с 22 до 10 миллионов. Реформы, которыми Хрущев планировал повысить производительность труда и облагодетельствовать село, обернулись резким ростом цен на городских рынках. Масло подорожало вполовину, мясо – на четверть. Теперь 1950-е годы казались горожанам золотым временем. Крестьянам, впрочем, 1960-е нравились не больше.
Мало кто из граждан СССР жалел о Хрущеве, когда в октябре 1964 года заговорщики из окружения первого секретаря (включая украинские кадры: Брежнева и Подгорного) устроили дворцовый переворот и отняли у него власть. Зато люди пользовались дарованной оттепелью свободой громко разбранить отставного вождя за чудачества, пустые полки в магазинах и цены на продовольствие, что подскочили до небес.
Заговорщики, которых на решительный шаг подтолкнул среди прочего страх стать козлами отпущения за ошибки начальника, предпочитали впредь резких движений не делать. Они заново ввели централизованную модель экономики по примеру 1930-х годов, распустив совнархозы и вернув министерствам союзного центра роль главных органов управления. Но высоких закупочных цен колхозы не лишили, превратив село из источника дохода, как при Сталине, в черную дыру, неумолимо поглощавшую дотацию за дотацией. Условия жизни колхозников немного улучшили, а вот производительность их труда осталась на прежнем уровне. Отобранные не так давно у крестьян наделы, впрочем, не вернули, продолжая усмирять их мелкобуржуазные порывы. Подобно Хрущеву, новые вожди провозглашали своей целью повышение уровня жизни людей, но боялись как огня частной инициативы и частной собственности.
Изгнание Хрущева и возведение в первые секретари Брежнева, не слишком рьяного марксиста, привело к тому, что коммунизм в обозримом будущем громогласно уже не сулили. Прикрутили гайки в отношении свободы слова, за решетку чаще стали попадать политзаключенные. Осенью 1965 года, через год после отставки Хрущева, были арестованы Андрей Синявский и Юлий Даниэль – два писателя, которых за публикацию трудов на Западе обвинили в антисоветской агитации и в начале 1966 года приговорили к семи и пяти годам заключения соответственно. Суд над ними поставил точку в истории оттепели.
На Украине инакомыслящих арестовывать начали еще летом 1965 года. Руководство КГБ бросило за решетку ряд молодых интеллигентов из Киева и Львова, которые уже сделали себе имя в литературе и искусстве. Евген Сверстюк, один из первых диссидентов, позднее описал движение как главным образом культурное, утверждая, что основой ему служили “юный идеализм, поиски правды и честной позиции, неприятие, сопротивление, противостояние официальной литературе”. Этим интеллигентам не давала покоя судьба украинского народа и его культуры, но доводы они излагали языком коммунистов, углубляя хрущевское “возвращение к ленинским нормам”. Как нельзя ярче это показал один из ранних текстов украинского самиздата – “Интернационализм или русификация?”. Молодой литературный критик Иван Дзюба так откликнулся на аресты 1965 года, доказывая, что Сталин увел с правильного пути ленинскую национальную политику, попрал начала дружбы народов, сделав ее заложником русского шовинизма.
Несмотря на закручивание гаек, все более нетерпимое отношение режима к какой угодно оппозиции, оттепель не сошла на нет при первых арестах интеллигентов и продлилась на Украине в какой-то мере до начала 1970-х годов. Вернулась из небытия идея национал-коммунизма – его твердым приверженцем оказался Петр Шелест, первый секретарь ЦК КПУ и член Политбюро ЦК КПСС. Выходец из крестьянской семьи Харьковской губернии, он вступил в партию в 1920-х годах. Как национал-коммунисты тех времен (одного из них, Скрыпника, реабилитировали после смерти Сталина), Шелест верил, что должен посвятить себя развитию экономики и культуры Украины, какие бы приказы ни отдавали из Москвы. Русский язык с каждым годом все более теснил украинский, число учеников украинских школ неуклонно падало еще с предвоенных лет. Доля тех, кто посещал русские школы, выросла с 14 % в 1939 году до 25 % в 1955-м, а в 1962-м составляла уже около трети.
Такие показатели тревожили Шелеста. В его правление складывалась новая украинская идентичность. Жители УССР гордились ролью республики в победе над нацизмом и ее завидным положением в Союзе, сочетая веру (в той или иной степени) в коммунистический идеал с любовью к малой родине, ценили ее историю и культуру. Это был сплав наследия советских 1920-х годов и национальной идентичности украинцев Польши межвоенного периода, а также Румынии и в какой-то мере Закарпатья. Советское играло первую скрипку, но доля украинского стала больше, а комплекс национальной неполноценности – слабее.
Политическая обстановка в Кремле, тоже немного напоминавшая эпоху НЭПа, позволила Шелесту возродить национал-коммунизм и культивировать его даже после отставки Хрущева. Столичные кланы боролись друг с другом за партийную и государственную власть, поэтому взаимопонимание с руководством УССР в 1960-е годы так же высоко ценилось в Москве, как и в 1920-е. Петр Шелест рад был выторговать ограниченную политическую и культурную автономию Украины в обмен на поддержку Брежнева и его людей, чьим соперником был бывший председатель КГБ Александр Шелепин. Альянс утратил силу в 1972 году, когда Брежнев, более не боясь Шелепина, взялся за Шелеста. В мае его перевели в Москву. Затем его, члена Политбюро, обвинили в националистическом уклоне за книгу “Украина наша советская”. Слишком уж явно Шелест гордился историей родины, превозносил ее успехи под знаменем коммунизма.
Леонид Ильич заменил его доверенным лицом – Владимиром Щербицким, земляком из Днепропетровской области. Днепропетровский клан шел к власти в Москве и Киеве, пользуясь положением фаворита в партийной и государственной номенклатуре. Отзыв Шелеста из Украины привел к увольнениям его людей и новому витку репрессий против диссидентов. Дзюба, автор трактата “Интернационализм или русификация?” 1965 года, получил пять лет лагерей и пять лет ссылки. Из Академии наук УССР уволили Михаила Брайчевского, а также десятки других историков и литературоведов, изучавших Украину до 1917 года, главным образом казацкую эпоху, столь милую “националистам”. В 1970-е годы КГБ наверстывал упущенное при Шелесте. Но репрессии не могли продлиться вечно и переменить будущее страны. Когда украинские интеллигенты и партийные кадры снова образуют единый фронт против Москвы, они найдут себе другую идеологию – возвращение к ленинским нормам будет уже неактуально.
Глава 25
Прощай, Ленин!
15 ноября 1982 года жители Украины и остальных союзных республик прилипли к телеэкранам. Все каналы передавали репортаж из Москвы: руководители Советского Союза, представители многочисленных зарубежных стран и международных организаций, десятки тысяч москвичей пришли на Красную площадь попрощаться с Леонидом Брежневым, уроженцем Украины, который правил одной из двух мировых сверхдержав целых 18 лет. После долгих лет болезни он скончался во сне 10 ноября. Многие телезрители, которые и не помнили уже предыдущих вождей, с трудом верили, что их навсегда покинул “Леонид Ильич Брежнев, неутомимый борец за мир во всем мире”, как титуловала его официальная пропаганда. Правление кремлевских старцев привело к замедлению социальных лифтов, развеяло надежды на какие-либо перемены и, казалось, притормозило ход времени. Тогда много говорили о “стабильности”, но вскоре эпоху Брежнева окрестят застоем.
На Украине с 1966 по 1985 год рост промышленности упал с 8,4 до 3,5 % в год, вечно проблемного сельского хозяйства – с 3,2 до 0,5 %. Так утверждала официальная статистика, верить которой в эпоху приписок едва ли имело смысл. Вероятно, дела обстояли еще хуже. Советский Союз все больше зависел от притока иностранной валюты, платы за поставки нефти и газа. С начала 1970-х годов советские и заграничные инженеры лихорадочно строили трубопроводы, чтобы донести “голубое золото” из Сибири и Средней Азии до Европы. Украинский газ из месторождений Дашавы и Шебелинки также шел не местным потребителям, а европейским, которые рассчитывались не рублями. Истощение газовых запасов вынудит позднее Украину импортировать энергоносители.
Слова Хрущева – “нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме” – оказались пустой похвальбой. Пропагандисты режима теперь их и не вспоминали. Уровень благосостояния шел на спад, казну наполняли только благодаря высоким ценам на нефть на мировых рынках. К началу 1980-х годов вера элиты и простого народа не то что в коммунизм, но даже “развитой социализм” (таким термином заменили первый для определения общественного уклада СССР) почти выветрилась. Когда гроб с телом Брежнева опускали в свежевырытую могилу у кремлевской стены, пушки дали залп, пробили куранты – сигнал окончания одной эпохи и наступления другой. Могущественную империю ждали попытки коренных преобразований, тяжелый экономический кризис и распад. Украина станет одним из главных действующих лиц в этой драме. Ее борьба за собственную независимость подбодрит остальные, не столь дерзкие республики.
Среди членов Политбюро, что стояли на трибуне Мавзолея по правую и левую руку нового советского лидера Юрия Андропова, когда тот произносил панегирик Брежневу, один выделялся ростом и непокрытой головой с седой шевелюрой. Владимир Щербицкий, первый секретарь КПУ, из уважения к покойному снял головной убор в промозглый ноябрьский день. Щербицкий полжизни делал карьеру под крылом Брежнева и имел особенные причины для скорби. В кулуарах Кремля ходили слухи, что на следующем пленуме ЦК Брежнев уйдет в отставку и назначит преемником Щербицкого, сохранив за днепропетровским кланом лидерство в союзных верхах. До переезда в Киев тот занимал пост первого секретаря обкома в родной для обоих области. Однако генсек умер, не успев провести пленум. Андропов, его преемник и бывший председатель КГБ, прохладно относился к выходцам из Украины. Более того, кое-кому из друзей Брежнева при нем пришлось несладко – он начал борьбу с коррупцией в верхах.
После похорон Щербицкий окопается на Украине, надеясь переждать смутные времена. В свои 64 года он был моложе других вождей, обладал крепким здоровьем. Соперники дряхлели и не вылезали из больниц. К тому же за десять лет у руля КПУ Владимир Васильевич не упустил шанса расставить везде своих людей. Он похоронил в феврале 1984 года Андропова, потом еще одного генсека – Константина Черненко, который умер тринадцать месяцев спустя. Но надежды Щербицкого на прописку в Кремле пошли прахом. Сотрудничество между элитами РСФСР и УССР, заложенное Хрущевым и укрепленное Брежневым, ждали тяжелые времена. Энергичного Михаила Горбачева, что пришел к власти в марте 1985 года, с днепропетровским кланом ничего не связывало. Сын русского и украинки, он вырос на Ставрополье, в краю со смешанным населением, и с детских лет знал украинские песни. Но в первую очередь Михаил Горбачев был патриотом Советского Союза и никакого предпочтения той или иной республике, кроме России, не отдавал. Систему кланов, возведенную вассалами Брежнева на периферии, он считал угрозой своему правлению и помехой для программы реформ – а промедление в его планы не входило.
Механизм переброски украинских кадров в Москву проработал 30 лет и заглох. Горбачев окружал себя новичками из российских областей – среди них был и Борис Ельцин, его будущий конкурент. В декабре 1986 года генсек нарушил заключенное при Хрущеве неформальное соглашение между центром и республиками: партийного вождя избирать из местных уроженцев и титульной нации. Он назначил в Алма-Ату вместо Динмухамеда Кунаева, неизменно преданного Леониду Ильичу, Геннадия Колбина. Тот, подобно Ельцину, сделал карьеру в Свердловской области, никогда не занимал должностей в Казахстане и явился туда варягом. В ответ студенты-казахи устроили массовые протесты с выраженным националистическим уклоном – впервые в послевоенной истории СССР.
Растущий раскол между центром и Украиной обнажила худшая в мировой истории технологическая катастрофа. Это был взрыв энергоблока на Чернобыльской АЭС, расположенной лишь в 100 километрах к северу от Киева. Идея строить атомные электростанции принадлежала украинским же ученым и экономистам. Шелест, который хотел обеспечить энергией промышленность, что росла как на дрожжах, проталкивал ее в 1960-х годах. В 1977 году, когда Чернобыльская АЭС дала первый ток, украинские писатели – включая Ивана Драча, одного из ведущих шестидесятников, – радовались тому, что их родина вступает в атомную эру. Драчу и другим патриотам Украины каждый новый реактор казался шагом к модернизации страны. Однако энтузиасты технического прогресса не заметили, что “украинскость” проекта была номинальной. Атомной стройкой управляли из Москвы, а большинство квалифицированных сотрудников и управленцев приехали в город атомщиков Припять из-за пределов УССР. Республика получала электроэнергию, но почти не контролировала саму станцию. Всеми без исключения АЭС и доброй половиной заводов и фабрик Украины руководили союзные министерства.
Когда в ночь на 26 апреля 1986 года четвертый реактор АЭС взорвался во время неудачного испытания турбины, начальство в Киеве вдруг осознало, как мало оно было способно влиять на судьбу Украины и даже собственное будущее. Кое-кого из чиновников пригласили в правительственную комиссию по расследованию и ликвидации последствий аварии. Но от них там ничего не зависело – им следовало выполнять приказы Москвы и ее представителей. Они организовали выселение 30-километровой зоны отчуждения, но им не позволили предупредить жителей республики о размахе катастрофы, об угрозе жизни и здоровью сограждан. Кто на самом деле правил Украиной, стало еще очевиднее утром 1 мая. Ветер, что несколько дней дул на северо-запад, переменился и понес радиоактивную пыль на столицу Украины. Ввиду такой опасности заражения города с двухмиллионным населением Кремль настойчиво убеждали отменить первомайскую демонстрацию – но не убедили.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 109; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!