Рамсес III за игральным столом с одной из дам гарема
Тогда Хаттусилис решился ни смелый шаг. Он собрал все свои сокровища и отправил их Рамсесу II вместе со своей любимой дочерью. Караван тронулся в путь в неблагоприятное время года, однако бог Сетх, который ни в чем не мог отказать своему далекому потомку Рамсесу, сотворил по его просьбе чудо: вдруг настали летние дни, и жаркое, яркое солнце озаряло весь путь царевны из Малой Азии до самого Египта.
Но это еще не все. Рамсес II построил между Египтом и Финикией крепость и назвал ее Рамсес-великий-победами. Ее охраняли четыре божества: два азиатских – Сутех и Астарта и два египетских – Амон и Уаджет. Он накопил там продовольствие, послал туда четыре статуи и, наконец, сам прибыл в крепость, чтобы встретить здесь царевну с ее эскортом и проводить ее в свою главную резиденцию – великий Пер-Рамсес. Народ шумно выражал восторг при виде прекрасной царевны, а египетские и хеттские воины братались впервые в истории.[524]
Преемники Рамсеса II и не пытались сравниться с ним в этих делах. Даже Рамсес III, старавшийся ни в чем не отстать от него, ограничился тремя женами и десятком детей, но вообще-то очень любил женское общество. Он охотно играл в египетские шашки с обнаженными красотками, которые подносили ему цветы, напитки и лакомства.
Фараоны ценили общество своих соратников по оружию и по охоте, а также знающих, опытных людей. Хуфу созывал своих сыновей и просил их по очереди развлекать его рассказами. Тот же Хуфу, узнав, что есть на свете мудрец, умеющий творить чудеса, отправил за ним одного из своих сыновей. Снофру призвал ко двору ученого, который знал прошлое и мог предсказать будущее. Позднее Аменхотеп III поделился своими опасениями с мудрецом, тоже Аменхотепом, и поведал ему о своем желании узреть богов.
|
|
|
X. Гаремные интриги
Фараон мог считаться богом, законным сыном Амона, но это не спасало его от врагов-святотатцев, которые замышляли его погибель, старались укоротить его царствование либо изменить естественный порядок наследования. К концу царствования Рамсеса III одна из его жен, по имени Тии, задумала передать корону старого фараона своему сыну, которого Туринский папирус называет Пентауром, хотя это и не было его настоящим именем.[525] Она договорилась с главным управляющим дворца, с «мажордомом» Пабакикамуном («Слепой слуга»). Этот человек решился стать связным между преданными Тии наложницами гарема, их матерями и сестрами.[526] Пабакикамун думал, что нашел ценного помощника в лице главного пастыря царских стад Пенхевибина («Мерзок Пенхеви»), и по его просьбе достал ему книгу Усермаатра Мериамона, великого бога, «да будет он жив, невредим, здоров».[527] С помощью этой книги Пенхевибин принялся писать письма и делать восковые фигурки, которые должны были магически повлиять на фараона и его сподвижников: либо сделать их слабыми, либо заставить их забыть о своем долге. И действительно, все чиновники и все женщины присоединились к заговору. Один из заговорщиков на судебном процессе получил имя Бинемуас («Мерзость в Фивах»), другой военачальник – Меседсура («Ра его ненавидит»).[528] Несомненно, имена этих людей до трагической развязки были «Добро в Фивах» и «Ра его любит», но они потеряли право на них. Бог Ра не дал им преуспеть. Неизвестно, каким способом он разрушил их заговор. Знаем только, что главные зачинщики и их помощники были арестованы, а с ними и все те, кто знал об их презренных замыслах и не оповестил об этом фараона. Были назначены судьи: два казначея, носитель опахала, четыре виночерпия и один глашатай. Обычным судьям фараон предпочел людей из своего окружения. В предварительной речи на суде, начало которой не сохранилось, он говорит, что никому не будет пощады: «Что же касается всего сделанного, это они, которые сделали это, и пусть падет все, что они сделали, на их головы, ибо освобожден я и защищен я на протяжении вечности, ибо я среди праведных царей, которые [находятся] перед Амоном-Ра, царем богов, и перед Осирисом, правителем вечности».[529]
|
|
|
Но фараону не повезло, когда он назначал членов трибунала. Двое из них и один военачальник охраны бежали вместе с заговорщицами, но их вскоре разыскали и схватили. Для начала им отрезали носы и уши.[530] Именно так фараон Хоремхеб наказывал чиновников, которые злоупотребляли своим положением.
|
|
|
Описывая казнь этих главных злоумышленников, писец употребляет странные выражения: «Они оставили их на их месте: они умертвили себя сами».
Это могло означать, что приговоренных привели в зал суда и оставили там наедине со своей совестью и острым кинжалом. Они знали, что им следовало делать. Однако Гастон Масперо после исследования мумии, откопанной в Дейр-эль-Бахри и известной под именем «Безымянный царевич», высказал более драматичную догадку. Речь шла о мужчине двадцати пяти – тридцати лет, хорошо сложенном и без всяких пороков, который был погребен без соблюдения традиционных операций по бальзамированию. Мозг не был извлечен из его черепа. Внутренние органы тоже остались на месте.
«Никогда еще лицо не отражало такой мучительной и страшной агонии. Искаженные черты несчастного говорят о том, что почти наверняка его похоронили живьем».[531]
|
|
|
Может быть, это второе объяснение сочтут слишком романтическим, но против первого свидетельствует тот факт, что в Египте никогда не дозволяли виновным карать самих себя, а тем более тем, кто посягал на жизнь фараона.
XI. Размышления царей
Долгое царствование и не очень приятные события, вроде того, о котором мы только что рассказали, должны были подсказать фараону, что ему стоит поделиться с потомством своим опытом и знанием людей. Многие властители оставили свои поучения, и среди них отец Мерикара.[532] Однако мы не знаем завещаний ни Сети, который ушел в Аментет во цвете лет, ни Рамсеса II, вовсе не утомленного своей ролью бога среди людей на протяжении почти семидесятилетнего царствования. Что же касается Рамсеса III, то длинный папирус, продиктованный им незадолго до смерти, дошел до нас практически неповрежденным.[533]
Фараон считает, что хорошо поработал. Он много сделал для того, чтобы увеличить и украсить храмы богов, особенно Амона в Опете, Атума в Иуне, Ра и Птаха в Мемфисе и всех их близких родственников, не забыв о других, второстепенных божествах. Он подарил им множество обученных слуг, стада и земли. На каждое празднество он посылал им пищу и питье. При этом он не забывал и о народе. Он установил мир и порядок. Ливийцев, которые нахально вели себя на всей территории между западной Дельтой Нила и Сахарой, он либо изрубил, либо взял наемниками в свои казармы. «Народы моря» были надолго отучены от нападений на египетские берега. Он построил целые флотилии, отправил бесчисленные экспедиции во все страны за благовониями, терпентином, золотом, бирюзой и медью, за черным деревом и слоновой костью и за ливанским лесом. Египет превратился в цветущий сад. Никто не нарушал в нем мира.
«Я кормил всю страну: будь то чужеземцы, будь то египетский народ, мужчины и женщины. Я вызволил человека из беды его, и я дал ему дыхание. Избавил я его от сильного, более влиятельного, чем он. Дал я всем людям жить в спокойствии в их городах. Давал я пропитание иным из палат „Дома Утра“.[534] Удвоил я снабжение страны, тогда как прежде она была нищей. Страна была сытой весьма в мое правление. Делал я благие дела как богам, так и людям. И не было у меня ничего из вещей других людей. Провел я царствование па земле в качестве правителя Обеих земель, причем [были] вы рабами у ног моих и не попирал я вас.
Были вы угодными сердцу моему сообразно с полезными делами вашими, и выполняли вы рьяно мои повеления и мои поручения.
И вот успокоился я в некрополе, подобно отцу моему Ра. Я соединился с великой девяткой богов на небесах, на земле и в преисподней» (Перевод И.П. Сологуб).[535]
При всей своей вере в богов великий фараон все-таки беспокоился за своего преемника, сына Ра, зачатого его семенем, сына Амона, вышедшего из его плоти, коронованного властителя Обеих земель, подобного Татенену,[536] Всем ведомо – мир под его сандалиями. Все целуют землю перед ним. Но последуют ли египтяне советам того, кто ныне приобщен к породившим его богам, кто требует, чтобы они все время следовали за ним, почитали его и восславляли красоту его, как это делается для Ра каждое утро? Словно предвидя, что лучшие дни Египта уже миновали, фараон умножает обращения ко всем богам, умоляя их постоять за своего сына. Он взывает к Амону: «Услышь мои молитвы, отец мой, господин мой! Я один в Эннеаде богов, которые рядом с тобой. Сделай так, чтобы сын мой предстал царем в обители Атума… Ты сам провозгласил его царем, когда он был еще юношей, сделал его властелином, да будет он жив, невредим и здоров, над землями и над людьми. Пошли ему царствование на тысячи лет!.. Дай молодость его членам, детей – на каждый день! Ты щит, который обороняет его повседневно. Подними свой меч и свою булаву над азиатами, дай повергнуть их в страх, как будто он – сам Баал. Пусть он расширит границы по воле своей. Пусть земли и пустыни трепещут перед ним. Дай ему Та-мери с рукоплесканиями. Отведи от него беды, катастрофы, несчастья. Пусть радость пребывает в его сердце, пусть кричат, поют и танцуют перед его прекрасным лицом. Вложи любовь к нему в сердца богов и богинь, нежность к нему и почитание – в сердца людей…»
«Все, что ты предсказал, исполнится твердо и точно. Все, что ты сказал, будет чудесно незыблемым. Дай мне царствование на двести лет, чтобы укрепить его для моего сына, который остается на земле. Продли его дни более, чем царя всякого, помня о том добре, что я сделал для тебя. Он будет послушным тебе властелином, ибо ты его короновал. Он не отвернется от твоих дел, владыка богов. Сделай Нил великим и могучим в твое время (т. е. обеспечь достаточную высоту разлива. – Ред .), чтобы приносил он царству пищу в изобилии. Сделай так, чтобы цари, не знающие Египта, приходили в его священный дворец с дарами па спине…».[537]
Так же настоятельно фараон обращается со своими просьбами к Атуму, к Птаху и ко всем богам и богиням Великой Эннеады. Последние строки этого документа – мольба к богам и людям за своего возлюбленного сына, Неужто мудрецы, каких было немало в Египте, предупредили Рамсеса III, что все кары, которые он умел отвращать благодаря своей прозорливости, мужеству и удачливости, вскоре обрушатся на Та-мери? В древние времена фараону Хуфу предсказали, что его династия угаснет через три поколения. Династия Рамсесов просуществовала еще около семидесяти лет, и последние ее годы были годами бед и поражений.
Глава IX. Войско и война
I. Блеск и нищета воинства
Писцы считали воинов ниже себя, однако их юные ученики, ослепленные блеском военной карьеры, порой меняли кисточку и папирус на меч и лук, а тем более на колесницу с горячими конями. Этим юношам прежде всего следовало показать, что воинский труд – не забава. Среди ученических упражнений эпохи Рамессидов большое место занимают описания этих воинских трудов. Будущего пехотного командира назначали с колыбели. Когда он достигал роста двух локтей, его отправляли в казарму. Там его обучали, да так, что на голове и теле оставались шрамы на всю жизнь. Если он ленился, его били, как бьют лист пергамента. А когда он годился наконец для походов, жизнь его превращалась в кошмар:
«Приди, [я расскажу] тебе о его походе в Сирию, о его движении по хребтам, причем его довольствие и вода на плече его подобны грузу осла, и образует шея его хребет, как у осла. Хребет спины его разбит, он пьет воду протухшую. Он гонит сон. Достигает он врага, причем он подобен подстреленной (?) птице.
Когда ему удается вернуться в Египет, он как палка, которую изъел червь. Он болен. Его схватывает болезнь, [при которой он должен лежать]. Его доставляют на осле, а его одежды украдены, и его провожатый [слуга] сбежал» (перевод О.Д. Берлева).[538]
Все эти беды минуют военачальника на колеснице. Получив два прекрасных коня из царской конюшни и пять рабов, он не находит места от радости. Прежде всего он хочет показаться в своем родном городе. Он задирает всех, кто не выказывает ему восхищения. Он уже отдал внаем двух из своих пяти рабов, и теперь он собирается купить личную колесницу. Дышло стоит три дебена серебра, колесница – пять дебенов. На это уходит все небольшое наследство, которое он получил от отца своей матери. Но вот – очередная стычка с завистниками. Наш военачальник падает. Он ранен. Его упряжь – в придорожной канаве, а как раз в это время высшее начальство проводит общий смотр. И вот несчастного хватают и приговаривают к палочному наказанию. Его укладывают на землю и награждают сотней ударов.[539]
В этом описании много фальши. Писцы, конечно, не любили военных, и те отвечали им взаимностью. Старые воины, вернувшиеся из походов в Сирию, Нубию или Ливию, могли окончить свои дни в относительном достатке, как Яхмес, сын Абен, или получить фиктивную должность при дворе, как Яхмес из Нехеба, и не поминали злом свою службу в армии.
«Имя героя [живет] в содеянном им, – говорит сын Абен, – оно не исчезнет в этой стране вовеки».
Воинская служба оправдывала себя. После каждой победы воины делили добычу. Самый храбрый, чье имя возвещал царский глашатай, получал участки в своем городе и рабов обоего пола, отнятых у врагов фараона. Например, Яхмес получил девятнадцать рабов и рабынь и золото за храбрость в виде ожерелий и кубков, подобных кубку Джхути, на котором была выгравирована следующая иероглифическая надпись:
«[Сей] дар – по милости фараона Менхеперра благородному князю, божественному отцу, любимцу богов, кто наполнял сердце фараона [радостью] во всех чужеземных странах и на островах Великой Зелени, кто наполнил его склады лазуритом, золотом и серебром, начальнику чужеземных стран, военачальнику, любимцу доброго бога (т. е. фараона. – Ред .). Владыка Обеих земель обеспечивает тебя навечно, царский писец Джхути».[540]
Другой старый вояка, Диду, которому пришлось сменить немало должностей – он был начальником пустынь западнее Фив, посланником в иноземных странах, знаменосцем его величества, капитаном ладьи «Мери-Амон» и под конец начальником стражи, – тоже неоднократно удостаивался похвал и награждался золотом. На его нагрудном ожерелье красовались золотые пчелы и идущий лев.[541]
Другой знаменосец и его современник, носивший громкое имя Небкемет («Владыка Египта»), получил в награду за службу браслет из позолоченного серебра.[542]
Однако счастливее всех оказался знаменосец Небамон, который состарился на службе фараона и ни разу за всю свою долгую жизнь не был обруган или наказан. Его величество фараон решил вознаградить его двухэтажным домом с внутренним двориком, осененным пальмами. А кроме того, ему были дарованы земли с рабами, освобожденные от всех царских налогов. Ему присвоили почетное звание «имаху» («почтенный»). И наконец, не желая, чтобы он совсем отошел от дел, фараон назначил Небамона начальником стражников в пустыне западнее города. Все эти титулы и подарки были оглашены и вручены ему на военном параде.
Когда Небамон был знаменосцем, он, подобно упомянутому выше Диду, ходил на военном корабле «Мери-Амон». Кстати, на знамени, которое он держал, был изображен корабль с кабиной посередине, с рулевым веслом и такелажем. Вся команда собралась на судне, чтобы присутствовать при награждении ее бывшего капитана. Военачальники сидят на табуретах с перекрещенными ножками. Матросы выстроились в четыре ряда. Небамон отдает знамя, которое носил, когда был соратником властелина Обеих земель, в чужеземных странах Севера и Юга. Он преклоняется перед знаменем. Затем один из носильщиков царского опахала вручает ему другой штандарт с изображением газели со страусовым пером на спине – символом частей стражников, патрулирующих пустыню к западу от Фив, а также цилиндрик в форме пальмы чуть длиннее ладони, в котором, наверное, был папирус с копией дарственной грамоты Небамону. После этого патрульные пустыни, меджаи,[543] пройдут парадным маршем перед своим новым начальником. Два военачальника преклоняются перед ним, опираясь на локти. Проносят штандарты; на них написаны имена, номера и символы отрядов меджаев. Наконец звучит труба, и начинается парад. Впереди идет знаменосец, за ним – лучники, а потом – тяжеловооруженные пехотинцы с копьями и щитами. Когда они проходят перед Небамоном, лучники приветствуют его поднятым в правой руке луком, затем вешают его себе на шею и маршируют дальше, сжав руки в кулаки.[544]
Этим людям поистине не пришлось жаловаться на своих повелителей. Однако было немало других военачальников и рядовых воинов, которые не смогли построить себе пышные гробницы с росписями, изображающими их военные подвиги, а потому мы о них ничего не знаем. И тем не менее дошедшие до нас изображения рассказывают кое-что о жизни простых египетских воинов. Высшее воинское начальство, царские писцы и наборщики рекрутов – Чануни, Хоремхеб, Аменемхеб и прочие – весьма заботились о войсковом довольствии. Как правило, оно состояло из хлеба, говядины, овощей, пирожков и всяких иных продуктов, способных угодить воинам. С командирами во главе они подходили строем, каждый со своим мешком. Вот они входят в ворота и видят на дворе кувшины и корзины с сухарями, пирогами и кусками мяса. Позади корзин сидят на земле пожилые люди в белых одеждах. Это, несомненно, пекари и повара. Писцы отмечают в списках людей и полученную ими провизию.[545]
В обязанности Небамона, после того как он встал во главе отрядов меджаев, входило, помимо всего прочего, воспитание и обучение новобранцев. Этот счастливчик исполняет их, сидя на табурете; рядом с ним два денщика, которые держат наготове еще один табурет, сандалии и палки. Перед ним писцы запечатывают кувшины с вином, клеймят быков, отмеряют продовольствие и все записывают.[546] Надо полагать, что вся эта провизия предназначалась не только одному Небамону, но и его воинам.
Рамсесы, как и их предшественники, старались, чтобы воин был сыт и хорошо снаряжен. Они делали все возможное, чтобы воины не жаловались на свою судьбу. Именно поэтому Рамсес II так сурово обвиняет своих воинов, которые бросили его одного среди врагов, и ему пришлось уповать только на помощь Амона:
«Как ничтожны вы сердцем, мои колесничие! Нет у меня отныне доверия к вам. Разве есть хоть один среди вас, кому я не сотворил бы добра в стране моей? Не одарял ли я вас как владыка, когда вы были бедны? Не назначал ли я вас по благосклонности своей начальниками? Не отдавал ли я сыну имущество отца его, положив конец всякому злу в сей стране? Я дал вам рабов и вернул вам других, отобранных у вас.
Всякому, обращавшемуся с просьбой ко мне, я говорил каждодневно: „Исполню я это“. Никогда еще не делал владыка для войска своего того, что совершал мое величество по прошениям вашим. Я позволил вам обитать в городах ваших, когда вы не выполняли обязанности воинов, и моим колесничим открыл я доступ в города их, говоря: „Я тоже найду их в тот день, в час сражения“» (перевод М.А. Коростовцева).[547]
Рамсес II явно жалел, что сделал жизнь своих командиров и колесничих такой вольготной, однако Рамсес III не извлек из этого урока и поступал точно так же. Через несколько лет после восшествия на престол все враги его были укрощены и не смели показываться на границах. Воины превратились в своего рода рантье, жили в избранных ими городах со своими семьями и бездельничали.
«Дал я пребывать в праздности войску и колесничим в мое время, причем шердены и кехеки (ливийские наемники. – И. С .) пребывали в своих городах покоящимися в праздности. Не испытывали они страха, ибо не было мятежей в Сирии и схваток в Куше. Их луки и их оружие мирно покоились на складах, тогда как они насыщались и пили с радостью. Их жены были с ними, и дети их при них. Не оглядывались они назад [из беспокойства]. Сердца их довольны, ибо был я с ними, защищая и охраняя их» (перевод И.П. Сологуб).[548]
Короче говоря, все, что рассказывает Геродот о египетской армии времен Псамметиха, вполне применимо к армии эпохи Рамсесов. В ней служили воины двух родов войск – «каласирии» и «гермотибии»; точно так же Рамсесы различали пехотинцев, «меша», и колесничих, «нетхетер». Они не обучались никакому ремеслу, кроме воинского, и передавали его по наследству от отца – сыну. Царская гвардия получала дополнительное довольствие зерном, телятиной и говядиной.[549]
II. Служба внутри страны
Когда фиванские цари начали освободительную войну против гиксосов, их войско состояло только из египтян. Но вскоре им пришла мысль включить в него пленников. В полку, которым командовал царский писец Чануни во времена Тутмоса I, мы видим отряд воинов, весьма отличающихся от египтян.[550] Последние – все высокие и стройные, с широкими плечами и плоским животом. А иноземцы – с толстыми руками и ногами, огромным брюхом и свисающими на плечи длинными космами. За спиной и у лодыжек привязаны хвосты пантер. Это явно выходцы из южных стран, однако не негры. На параде они идут стройно, большими шагами, вытянув правую руку с палкой. Эхнатон даже предпочитал иноземных наемников. В его личной гвардии, сопровождающей его в храм, сирийцев, ливийцев и негров больше, чем египтян.[551]
Во времена Хоремхеба в египетском войске появляются хетты, а во времена Сети – «народы моря». Гвардия Рамсеса II целиком состояла из шерденов.[552] Это здоровенные парни, худощавые и хорошо сложенные. Египетские художники отличались большой наблюдательностью и очень точно отличали египтян с правильными чертами лица и четким профилем от негров с плоскими лицами, костлявых ливийцев и горбоносых семитов. На стене храма в Абидосе мы видим набранный фараоном отряд из одних европейцев, во всяком случае с виду. Победа Рамсеса III над ливийцами и «народами моря» позволила ему захватить большое количество военнопленных. На них сразу ставили царское клеймо, как на скот, и превращали в воинов египетской армии с ее суровой дисциплиной.[553]
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!